Не помню точно, сделал я это незамедлительно или немного погодя, но я заставил Эстрелиту показать нам секретную защелку в стенном шкафу. Это хитроумное устройство по внешнему виду представляло собой деревянный колышек (такого же цвета, как все остальное дерево), служивший вешалкой для одежды, но если надавить на него сбоку, он сдвигался на полдюйма. Когда колышек оказывался в таком положении, плоский стенной шкаф поворачивался на петлях, как огромная дверь, открывая доступ в тайное помещение. Там находились деньги в двух увесистых кожаных мешках, а также сушеные фрукты, вино, пара бокалов, постельные принадлежности и ночной горшок.

Я сказал Эстрелите, что у меня в уме не укладывается, как она успела перенести все это в тайник, прежде чем Ромбо со своими людьми вошел в каюту, и она ответила, что съестные припасы и вино уже находились там. Вот почему тайник имел столь значительные размеры — дон Хосе изначально планировал хранить там вино и продукты, чтобы члены команды ничего не украли.

На одном из мешков была вышита буква «Г».

Я перенес мешки в другую каюту, и мы с Бутоном высыпали содержимое на стол. Восхитительное зрелище: я никогда в жизни не видел столько золота.

— Это принадлежит всем нам, — сказал я Бутону, — всем нашим людям на трех кораблях. Мы поделим деньги в Порт-Рояле.

Он кивнул, но мне показалось, он не слышал моих слов, совершенно зачарованный видом золотых монет. Новия указала на мешок с буквой «Г»:

— Это мой!

— Боюсь, нет, — сказал я. — Будь я сейчас так зол на тебя, как мне следовало бы, я бы отдал тебе мешок и вышвырнул тебя за дверь. Парни снаружи отняли бы у тебя золото, не дав пройти и трех шагов по палубе, а потом изнасиловали бы тебя все по очереди. Но я не собираюсь делать этого, сеньора Гусман. Не ты захватила этот корабль и два других. Все корабли захватили мы, и золото — часть нашей добычи. Тебе положена одна доля.

Новия ошеломленно уставилась на меня:

— Ты догадался!

— После того как ты заявила, что мешок принадлежит тебе? Да, черт возьми. Любой догадался бы. Сядь.

Я уже сидел на одной из коек, и Бутон усадил Новию в кресло. Когда мы сложили золото обратно в мешки, я сказал:

— Ладно, начнем с тебя, поскольку ты первая сбежала из дома. Как твое настоящее имя?

— Ты знаешь. — Новия держала голову высоко, и я знал, Что она с огромным удовольствием перезарядила бы свои маленькие пистоли. — Ты уже назвал его.

— Сеньора Гусман. Конечно. Но меня интересует не фамилия. Как твое имя?

Она не промолвила ни слова, но Эстрелита прошептала:

— Сабина.

Новия посмотрела на нее испепеляющим взглядом.

— Отлично. Как мне называть тебя — Новия или Сабина? Нужно выбрать одно из двух.

— Мне все равно, как вы называете меня, капитан.

Я почувствовал себя уязвленным. Мне и сейчас больно вспоминать об этом. Я постарался не выдать своих чувств.

— Хорошо. Пусть будет Сабина, коли тебе угодно. Ты — та самая госпожа, которая осматривала попугаев в птичьей лавке, а потом приказала служанке нести клетку с купленной птицей. Присутствующая здесь Эстрелита и есть упомянутая служанка. Продолжай с этого места.

Она лишь помотала головой.

— Вы вернулись, чтобы играть для меня на гитаре, — промолвила Эстрелита. — Мы держались за руки, и один раз я вышла, чтобы потанцевать под вашу музыку. За это меня избили. О, ужасно избили!

— Меня тоже, — пробормотала Новия.

— Именно так мне и сказала кухарка, — кивнул я. — Твой муж избил вас обеих. Почему он избил тебя?

Она не ответила, и Бутон предложил развязать ей язык. Не надо, сказал я.

— Как звали твоего мужа?

По-прежнему молчание.

Я повернулся к Эстрелите:

— Как его имя? Как звали мужа Сабины?

— Хайме, сеньор капитан. — Голос у нее дрожал.

— Это он привел тебя на корабль?

— Да, сеньор. На этот ужасный корабль. Мой муж.

Нам пришлось оттаскивать от нее Новию. На это ушло несколько секунд, и она успела легко поранить Эстрелиту. Я отнял у нее нож и выбросил в окно.

Теперь требовалось срочно перевязать Эстрелиту, чтобы остановить кровотечение. К сожалению, я не мог поручить это дело Новии, а если бы за перевязку взялся Бутон, все закончилось бы известно чем. Ничего не оставалось, как самому наложить бинт, что у меня не могло получиться достаточно хорошо. Я отвел Эстрелиту в другую каюту и сходил за двумя свечами.

— Меня не волнует, что ты видишь мою наготу, я тебя всегда любила. Сколько бессонных ночей я провела, рисуя в своем бедном смятенном воображении твой образ, чтобы бережно хранить в своем сердце, mi marinero!

Я велел ей замолчать и не шевелиться.

— Ты не поцелуешь мою рану? Для меня!

Вернувшись с Эстрелитой в каюту, где находились Новия и Бутон, я снова сел. К тому времени я уже валился с ног от усталости и старался не показывать этого.

— Итак, Бутон, произошло следующее, — сказал я. — Если я в чем-то ошибусь, они меня поправят. Только им лучше говорить правду, иначе мы сами до нее докопаемся. Хайме Гусман избил обеих. Не стану спрашивать у них, что тогда случилось или что вообразил Гусман. Или что там творилось раньше. Он сделал то, что сделал. Сабина не пожелала мириться с этим. Она сбежала.

— Он избил меня, потому что я полюбила тебя. — Сабина говорила так тихо, что я едва разбирал слова. — Я хорошо рисую. Ты ведь видел мои рисунки, Крисофоро. Я научилась рисовать в отцовском доме. В своей гардеробной комнате в Корунье я рисовала твой портрет снова и снова. Много портретов. Он нашел рисунки.

— Понятно, — сказал я, гадая, можно ли ей верить. Я повернулся к Бутону: — Она сбежала. Не знаю, почему она не отправилась к своему отцу, но могу предположить, что он отвез бы ее обратно к мужу. Она боялась, что муж найдет ее…

— Я искала тебя!

— Да, — кивнул я. — Так ты сказала, когда назвалась Эстрелитой. Если ты солгала в одном случае, ты вполне можешь лгать в сотне других.

— Они все лгут, капитан, — сказал Бутон. — В жизни не встречал женщины, которая не лгала бы. Даже моя мать лгала.

— Я не могла признаться в своих чувствах! — выкрикнула Новия, вскочив на ноги. — Я была замужней женщиной! Ты был простым матросом!

Я попытался сказать «ну ладно» или что-то вроде, но она продолжала визжать:

— Я следила из окна каждый вечер! Ты положил глаз на мою служанку! Никого не видел, кроме нее! Я следила за вами и завидовала ей! Господи, завидовала!

Я толкнул Новию обратно в кресло, и она наконец умолкла.

— Она купила матросскую одежду, — сказал я Бутону. — Она стройная и узкогрудая. Перетянула груди полосой ткани, чтобы не выдавались, и сошла за мальчика. При первой нашей встрече она сказала одну вещь, которая должна была обеспокоить меня гораздо больше, чем обеспокоила. Она сказала, что будет моей женой, будет носить платья и безвылазно сидеть в моей каюте. И скоро ее руки снова станут мягкими и нежными.

Я подался вперед, взял руку Эстрелиты, ощупал и отпустил.

— Только у Эстрелиты руки не были мягкими и нежными. Мы с ней держались за руки, и ладони у нее были почти такие же мозолистые, как у меня. Сейчас они мягкие, поскольку она давно не занималась работой, какую выполняла в бытность свою простой служанкой в доме Гусманов, то есть подметанием полов, мытьем посуды и так далее.

Эстрелита вскинула голову:

— У меня самой были служанки! Две! Одна для работы по хозяйству, другая моя собственная.

— Понятно. Уродливые девицы, могу поспорить. Хотелось бы взглянуть на них. Ты спала с Хайме.

— Он меня изнасиловал!

Новия рассмеялась:

— За один реал. «Как я могла отказать ему, матушка? Он дал мне реал».

— Он меня изнасиловал! Защити меня, Крис!

Я велел обеим заткнуться.

— Значит, вы сожительствовали как муж и жена, только ты не могла стать законной женой. Ты не могла выйти за него, поскольку все знали, что у Гусмана уже есть жена. Она сбежала, но он все равно оставался женатым мужчиной.

— Прелюбодейка! — прошипела Эстрелита. По-испански это слово особо не прошипишь, но она все-таки прошипела.

— Да, она совершила прелюбодеяние, — сказал я, — только сейчас он мертв. Вы двое не могли пожениться в Корунье. Да и в любом другом городе в Испании. Все равно там он нигде не смог бы чувствовать себя в безопасности. Рано или поздно кто-нибудь непременно признал бы в тебе бывшую служанку, и тогда вышли бы неприятности. Вероятно, Гусман мог бы найти другую девушку, но он все равно не смог бы жениться на ней. Поэтому вы решили отправиться в Новую Испанию, где ты смогла бы изображать знатную даму, а он смог бы выдавать тебя за свою жену.

Когда я перевел свои слова Бутону, он рассмеялся:

— Я бы на месте Гусмана просто послал всех к черту.

— Я бы тоже, но эти «все» были его деловыми знакомыми — во всяком случае, многие из них. Вдобавок, для него было лучше уехать. Он бы купил большой земельный участок, построил дом для Эстрелиты и стал бы разводить скот да выращивать маис. Нанял бы охрану из вакерос. Все местные жители в радиусе сотни миль снимали бы шляпу при виде Хайме Гусмана. Де Сантьяго соврал нам, что Гусман потерял деньги. Нет, денег у него было полно. Потерял он свою жену. Если бы он действительно разорился, вряд ли де Сантьяго согласился бы перевезти его через Атлантику.

— Вы сказали, что он мертв, капитан. Его убили мы?

Я покачал головой:

— Он покончил с собой — по крайней мере, так все говорят. Через неделю пути от Коруньи он исчез с корабля.

— Он проклят, этот ужасный корабль! — выпалила Эстрелита. — Ты заберешь меня отсюда?

— Да, конечно. — Я снова повернулся к Бутону. — У меня есть две гипотезы. Я изложу обе. Первая: он действительно совершил самоубийство, как все утверждают. Он избил жену, и она сбежала от него. Он оставил свой дом, своих друзей, свою страну. И оставил все ради девушки, которая уже изменяла ему.

— Это неправда!

Я велел Эстрелите сесть.

— Как бы не так. Ты изменяла Гусману с де Сантьяго.

— С нашим де Сантьяго? — спросил Бутон по-французски.

— Да. Когда я увидел тайное убежище, то поначалу подумал, что они оба знали о нем. Но по здравом размышлении понял, что такого быть не могло. Во-первых, де Сантьяго не настолько доверял Гусману. Если бы Гусман знал о тайнике, он мог бы открыть стенной шкаф со своей стороны и взять деньги де Сантьяго. Однако он этого не сделал.

Бутон поскреб подбородок.

— Но он отдал де Сантьяго свои деньги, чтобы тот положил их туда.

— Нет, конечно. Он держал деньги в своей каюте, под замком. Или, возможно, прятал еще где-нибудь, хотя на корабле не так много укромных мест, корабль маленький. Я спросил Эстрелиту, как она успела перенести в тайник продукты, вино и все прочее, когда вы с Ромбо поднялись на борт, и она сказала, что ничего не переносила. Все это уже находилось там. Но на самом деле, когда она бросилась в тайное убежище то прихватила с собой только золото — деньги, которые стала считать своими после смерти Гусмана.

— Умная девушка.

Новия рассмеялась.

— Она дура. Даже мне это известно. Я знаю ее гораздо лучше, чем вы.

— Безусловно, она поступила глупо, когда начала изменять Гусману во время путешествия, — сказал я, — так что твои слова не лишены смысла. Вдобавок в суматохе у нее не хватило ума сообразить, что она оставила свои драгоценности на крышке сундука. А когда обстановка успокоилась, она сдуру вышла из укрытия и забрала украшения.

— Боже правый! — Бутон наконец понял, в чем дело.

— Все дело в драгоценностях. Вот что с самого начала навело меня на подозрения. Мы с Новией обшарили весь корабль, пытаясь найти пропавшую женщину. Когда мы прекратили поиски, меня вдруг осенило: вдобавок к женщине теперь пропали еще и украшения, хотя они находились в запертой каюте. Напрашивалось простое объяснение — она вышла из своего укрытия и забрала их. Следовательно, она пряталась в каюте, как и следовало ожидать, — ведь она плохо знала корабль.

— В лучшем мире ты был бы адмиралом, Крисофоро, — сказала Новия.

Мне показалось, она говорила серьезно.

— Спасибо, Сабина, — поблагодарил я.

— Но она не знала бы про тайник, если бы владелец корабля не показал ей его, — сказал Бутон. — Все ясно.

Вы правильно поняли. В тайной комнате находятся одеяла и подушки. Два бокала, а не один.

— Этого ты мог бы и не говорить, Крис, — прошептала Эстрелита.

Тогда я чувствовал себя паршиво. В жизни я частенько Испытывал крайне неприятные эмоции, но всегда справлялся с ними.

— Я мог бы не говорить этого Бутону и, уж конечно, мог бы не говорить Сабине, — сказал я. — Но я должен был сказать это сам себе. Мне нужно понять, что ждало бы меня, если бы мы с тобой стали жить вместе, как я хотел однажды, а единственный способ понять это — проговорить все вслух, И проговорить не раз.

— Я расскажу тебе всю правду, — сказала Эстрелита. — Хосе застиг меня врасплох в темноте. Я спала. Хайме все еще оставался на палубе, но я решила, что он вернулся в каюту. Мы целовались и занимались любовью. Потом он открылся. Он не Хайме, он Хосе. Теперь я должна выполнять все его требования, иначе он расскажет Хайме.

Новия издала звук, выражавший такие же чувства, какие владели мной.

— Ну конечно, — сказал я. — Для тебя все мужчины в темноте одинаковы. Я понял.

Я перевел все Бутону, а потом сказал:

— Значит, пока Хайме болтался на палубе, они уединялись в каморке между каютами. Бедняжку просто с души воротило, но она спала там с доном Хосе, пила вино и закусывала сушеными фруктами каждые два-три дня. Потом Хайме бросился в море — догадываюсь почему, — и у них отпала необходимость прятаться в тайном укрытии. Теперь обманывать приходилось одну только Пилар, а значит, они могли пользоваться каютой Гусманов и…

— Ты сказал «две гипотезы», Крисофоро, — перебила меня Новия. — Какая вторая?

— Это совершенно очевидно, так ведь? Хайме не бросился в море. Де Сантьяго убил его. Он хотел заполучить золото и Эстрелиту. Хайме владел и первым, и второй.

— Он ведь не стал бы избавляться от своей жены, правда, капитан? — спросил Бутон.

Я помотал головой.

— Возможно, он хотел бы, но вряд ли пошел бы на такое. Он бы поселил Эстрелиту в каком-нибудь милом маленькое домике и обеспечивал средствами для сравнительно безбедной жизни. Хосе завладел всем состоянием Хайме, и он сказал бы любовнице, что хранит деньги для нее, и выдавал бы ей ничтожные суммы время от времени. Она бы надеялась в конечном счете получить все и прекрасно понимала, что не получит больше ни реала, коли бросит Хосе. Вы мало общались с доном Хосе и Пилар, но мы с Сабиной имели возможность составить мнение о них. Он справляется с женой с такой же легкостью, с какой вы справлялись бы с юнгой.

Мы еще долго разговаривали, но описывать здесь все не имеет смысла. Затем возникла проблема со спальными местами. Новия и Эстрелита желали спать со мной, хотя Новия из гордости не призналась в этом. Эстрелита же чуть не умоляла меня.

Я не хотел спать ни с одной из них — но и не хотел, чтобы их изнасиловали. Вдобавок ко всему я опасался, как бы Новия не сказала и не сделала чего лишнего, коли останется с кем-нибудь вроде Ромбо или Жардена. Она была красивой девушкой и, как я уже знал, очень умной. В конце концов я связал Эстрелите руки и приказал Ромбо отвести ее к остальным пленникам, а Новию запер в каюте Гусманов. Мне не составило труда заклинить изнутри секретную защелку в стенном шкафу, чтобы Новия не смогла пробраться ко мне в каюту. И больше я ее не расклинивал. Той ночью я выпил почти всю бутылку вина, пытаясь заснуть. В конечном счете вино подействовало.

А по прибытии в Порт-Рояль я приказал снести стенные шкафы вместе со всей ложной перегородкой. Не могу вам сказать, как я возненавидел всю эту деревянную конструкцию к тому времени.

Прежде чем отправиться ко сну, должен добавить еще одно. На следующий день я стоял на юте, пытаясь не обращать внимания на головную боль, и это было все равно что не обращать внимания на откушенный минуту назад палец. Ко мне подошел Буше и сообщил, что ночью один из наших парней увидел нечто странное.

Речь шла о мужчине. Всего-навсего о мужчине. Только парню показалось, что он никогда прежде не видел его на корабле. Он громко окликнул незнакомца, и тот мгновенно скрылся в темноте.

Буше предположил, что парень увидел собственную тень, а Бутон считал, что у него были галлюцинации. Я сказал людям примерно то же самое, рассудив, что они в любом случае все выяснят, и велел смотреть в оба. Думаю, это произошло за день до нашего прибытия в Порт-Рояль.