– Это возмутительно! – кричала Эмбер девушке у стойки регистрации «Вирджин атлантик» два дня спустя. – Когда вернусь, лично пожалуюсь Ричарду Брэнсону. В письменной форме.
– Мадам, мне очень жаль, – расшаркивалась служащая авиакомпании, – но, боюсь, мы не переводим пассажиров в первый класс по их желанию.
– Но я гарантирую, что упомяну «Вирджин атлантик» в своем следующем романе. На первой странице ив самых лестных выражениях, – наседала Эмбер. Девушка улыбнулась, прикрепляя ярлычки на багаж, но ничего не сказала. – Как хотите, – в голосе Эмбер послышались угрожающие нотки. – Вы не оставляете мне выбора. Придется упомянуть какую-нибудь другую авиакомпанию. «Панамерикан», например. Дело ваше, – она пожала плечами.
– Спасибо, мадам. Но боюсь, авиакомпании «Панамерикан» больше не существует. Приятного полета! – вежливо добавила она. – Вот ваш посадочный талон.
– Эй, послушайте...
– Прошу тебя, Эмбер, – взмолилась я, оттаскивая ее прочь. – Подумаешь, экономический класс. Лететь одиннадцать часов, можешь фильм посмотреть. Хоть три фильма. Или книжку почитай. В конце концов, подумай над сюжетом нового романа.
– Да, – согласилась Эмбер. – Так я и сделаю. Возьмусь писать синопсис. – Кстати, это была одна из причин, почему сестрица увязалась за мной в Лос-Анджелес – собрать материал для десятой по счету книги. – Нечто совершенно новое, – с энтузиазмом провозгласила она, когда мы коротали время до вылета в магазинчике дьюти-фри. Она попрыскала духами запястье. – Совершенно непохожее на то, что я писала до этого.
– Мне кажется, каждая твоя книга не похожа на предыдущие.
– Нет, это будет нечто особенное. Детективный роман!
– Тебе не кажется, что писание детективов немного... попахивает коммерцией, Эмбер?– отважилась спросить я, пока мы брели по нескончаемому стеклянному коридору к выходу.
– Нет, это будет серьезный детективный роман, Минти. Жесткий. Напряженный. Ироничный. Реалистичный. В стиле Рэймонда Чандлера. Или Дэшила Хэммета. Или Филипа К. Дика.
– Значит, крутой детектив.
– Да, – оживленно кивнула она. – Крутой. И наверняка похабный.
– Настоящий noir, – добавила она, когда мы отыскали в самолете наши места. – В нем будет описана изнанка Лос-Анджелеса, мрачная подноготная города, терзаемого забастовками и землетрясениями, лесными пожарами и засухами. Роман о жизни на лезвии бритвы. О жизни на грани.
– Тебе не кажется, что будет трудно собрать материал для такого романа за пять дней, сидя в роскошном отеле на Беверли-Хиллз?
– Нет, Минти, мы возьмем напрокат машину и поедем искать приключений. Не переживай, – поспешила успокоить она. – Я сама сяду за руль.
– Отлично! – вымолвила я. Храни нас господь... – Да, мы проедемся по городу, как Филип Марлоу в «Долгом прощании». – Скорее, как Джеймс Дин в «Бунте без причины». – Я уверена, мы найдем Джо, – ободряюще произнесла она. – Я применю свои детективные навыки, и мы его выследим.
Я сомневалась, что Эмбер сможет выследить пропавший небоскреб, но ничего не сказала. Очень мило с ее стороны поехать со мной в Штаты и к тому же оплатить поездку. Когда я предложила остановиться в недорогой гостинице, она только насмешливо фыркнула:
– Остановимся в «Четырех сезонах».
– «Четыре сезона», – не поверила я своим ушам.
– Подумаешь, – отмахнулась она. – Мне только что подфартило на бирже. Акции взлетели. Все знаменитости там останавливаются, – добавила она. – Вот увидишь, там будет полно кинозвезд. Может, они и помогут тебе найти Джо.
– У нас нет ни одной зацепки, – с несчастным видом констатировала я. Стюардесса поставила на откидные столики перед нами по подносу вкусной самолетной еды.
– У тебя есть номер его мобильника.
– Я тысячу раз ему звонила – не отвечает.
– Странно.
– Может, в Штатах мобильник не работает.
– Так зачем он его тогда вообще взял с собой? Ты спросила редактора, где он?
– Да, он не знает. Мы гоняемся за призраками, – горько вздохнула я.
– Не переживай, Минти, – ободрила Эмбер. – У меня предчувствие, что мы его найдем. Хорошо, что тетушка Димпна согласилась присмотреть за Пердитой и Педро, – радовалась она, потягивая вино.
Да уж, хорошо. Но кто в ее отсутствие присмотрит за папой? Наверняка другая женщина. Проклятье! То-то он занервничал, когда мы столкнулись у входа в «Садлерз-Уэллз».
– Я столько жду от этой поездки, – заявила Эмбер. – И знаешь, Минти, у меня странное ощущение, что мы не зря потратим деньги.
«Когда-то я уже это слышала», – подумалось мне, и с этой мыслью я погрузилась в сон.
Заходящее солнце бросало отблески на крыло нашего «Боинга-747». Самолет плавно приземлился в Лос-Анджелесе. Измученные полетом, шатаясь, мы стащили чемоданы с ленты транспортера и встали в длиннющую очередь на паспортный контроль. Время шло, а мы все ждали и ждали.
– Господи! – возмутилась Эмбер через сорок минут. – Одиннадцать часов летели, и еще одиннадцать часов потребуется, чтобы нас впустили в страну.
– Цель визита, мадам? – спросила служащая таможни, после того как мы промаялись еще двадцать пять минут.
– Ищу мужчину, – брякнула я. Разница во времени, и бесконечная очередь выбили меня из колеи. – Что ж, надеюсь, вы его найдете, мэм, – усмехнулась она и проштамповала мой паспорт. – Удачного дня!
– Спасибо. Вам тоже.
Поймав желтое такси, мы добрались до отеля в сгущающихся сумерках и сразу завалились спать. Из-за разницы во времени я проснулась с рассветом и вышла на балкон. Восходящее солнце извещало о себе малиновым заревом на подбрюшье темного облака. Передо мной лежал город, похожий на неглубокую чашу, окруженную цепью гор. Высокие пальмы с резными листьями поднимались к небу, как соломинки в стакане мартини. Вдалеке в лучах солнца, как гребни волн на морской глади, поблескивали капоты автомобилей. Где-то там сейчас Джо. Но где? Даже не представляю. Так или иначе, он там. «Исчезая, влечет за собой», – писала Эмили Дикинсон. И, правда, исчезновение Джо заставило меня желать его еще сильнее. Он исчез так внезапно. И не сказал, что уезжает, потому что я закатила истерику. «Ты сама во всем виновата», – снова сказала я себе. У меня всего пять дней, чтобы все исправить.
– Контакты, – изрекла Эмбер. Мы заперли номер и направились по коридору к лифту. – Вот что нам нужно – контакты!
– У тебя они есть? – спросила я.
– Нет, – ответила она, нажав кнопку «вниз». – Но у меня есть план. Мы должны обойти такие места, где околачиваются сценаристы и кинозвезды.
– Но мы не знаем, что это за места, – возразила я.
– Узнаем, – парировала она. – Здесь все написано. – Она помахала у меня перед носом путеводителем. – В самолете я все тщательно изучила. Для начала пойдем в супермаркет «Барниз» и позавтракаем в кафе на крыше. Там полно кинозвезд и знаменитостей. Вдруг они нам что-нибудь присоветуют.
– Эмбер, – испугалась я. – Нельзя же просто так подойти к знаменитостям и заговорить. Им это не понравится. Мне бы точно не понравилось.
– Ой, Минти, не глупи! – отмахнулась она, снисходительно улыбнувшись. – Они всего лишь люди. Такие же, как я и ты. Вот увидишь, они будут только рады помочь. Лично меня совершенно не смущает присутствие знаменитостей, – фыркнула она. Раздался пронзительный писк, и лифт остановился. – Чтобы я тушевалась...
Двери открылись. И там, в лифте, стоял Хью Грант. Мы вытаращились на него. Он взглянул на нас. Потом улыбнулся, немного застенчиво, и произнес:
– Доброе утро.
– Доброе утро, – проблеяла я, и мы вошли в лифт. Я покосилась на Эмбер. Сестрица пялилась в потолок. Лицо у нее было помидорного цвета. И она как-то необычно притихла и молчала все время, пока мы ехали до первого этажа.
– Ты же говорила, что не боишься беседовать со звездами? – прошептала я ей на ухо, когда Хью Грант скрылся с горизонта.
– Мне нужно немного привыкнуть, – нашлась она. – Вот и все. Виновата разница во времени. Я никак не приду в норму. Но меня совершенно не смущают знаменитости. Господи! – Она издала сдавленный стон, будто ее ударили в солнечное сплетение.
– Что? Что такое?
– Смотри... – прошипела она. – Там у стойки! Я оглянулась. У стойки стоял очень высокий темноволосый красавец в очках с проволочной оправой.
– Это же Оскар Шиндлер, – ахнула Эмбер. – Не пялься, Минти! – яростно зашептала она. – Это невежливо.
– Кто еще пялится. Это ты пялишься. Это Лайам Нисон. Ладно. Пошли. В холле отеля красовалась роскошная композиция из тигровых лилий. Шикарно одетые гости фланировали по мраморному полу или, восседая на мягких диванах, вели переговоры. Миновав батальон швейцаров у парадного входа, мы очутились на Доэни-драйв. Скажу сразу: я страдаю географическим кретинизмом, вообще не ориентируюсь на местности, но с готовностью признаю необъятные глубины своей картографической некомпетентности. Эмбер – другое дело. У нее дар. Она читает карту с той же легкостью, с какой глотает книги. Моментально разбирается, где север, где юг и куда нам надо идти.
— О'кей, четыре квартала в эту сторону, – уверенно скомандовала она. – Потом повернем направо, и еще шесть кварталов до «Барниз». Прогуляемся, заодно и сориентируемся.
Мы не спеша, шагали по Беверли-Хиллз под палящим солнцем. Небо было удивительно голубым, а тротуары до того белыми, что слепили глаза. По обе стороны дороги стояли гасиенды в испанском стиле и миниатюрные особнячки а-ля тюдор с безупречно подстриженными лужайками.
– Невероятно, – в изумлении пробормотала Эмбер.
– Ты заметила? – произнесла я спустя какое-то время. – Кроме нас, пешеходов нет. Жуть какая-то. – На тротуарах было безлюдно, как на затонувшем корабле.
– В Лос-Анджелесе у всех машины, – объяснила Эмбер. – Город был построен для автомобилей. Жители Лос-Анджелеса так любят свои машины, что даже из спальни в ванную добираются на колесах.
Через двадцать минут мы были у входа в супермаркет «Барниз» и бросились выбирать шмотки с жадностью вампиров, попавших в центр переливания крови.
– Какая прелесть, – проворковала Эмбер, разглядывая чудесные бархатные шарфики.
– Могу я ответить на ваши вопросы? – поинтересовалась продавщица, устремившаяся к нам с той же целеустремленностью, с какой ястреб бросается на кролика. – Могу я ответить на ваши вопросы? – доброжелательно повторила она.
– Вопросы? – я была сбита с толку. О чем это она?
– Да. Вопросы. – Ага. Понятно. Так в Лос-Анджелесе говорят вместо: «Могу я вам чем-нибудь помочь?». – Могу я ответить на ваши вопросы? – не сдавалась продавщица.
– У меня есть парочка вопросов. Вы верите в Бога? – насмешливо напустилась на нее Эмбер. – И еще, как скоро человек сможет путешествовать в космосе? И где здесь лифт?
– Мы должны вести себя прилично, – выговаривала я, когда мы выходили из магазина. – Американцы – очень вежливые, обходительные люди. Нельзя так над ними подшучивать. Это грубо.
– Минти, не тебе учить меня вежливости. Если бы ты кое-кому не нагрубила, нас бы сейчас здесь не было! – Это точно.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы оказались в кафе «Гринграсс». Заняли столик снаружи, откуда открывался ошеломляющий вид, и навострили уши, потягивая шоколадные фраппучино. Эмбер была права: лучшего начала наших поисков и не придумать. Воздух так и гудел от новостей шоу-бизнеса:
– Кевин никогда этого не купит...
– Не меньше восьми миллионов...
– Друг Калисты...
– Потрясающий сценарий...
– Он не ПМС...
– Он не ПМС? – шепотом переспросила я. – Что это значит?
– Перспективный молодой сценарист, – с умным видом пояснила она, размахивая у меня перед носом номером «Голливуд рипортер». – А ты что подумала? Предменструальный синдром? – съехидничала она. Да уж. Куда мне до Эмбер. Я оглянулась. Посетители кафе благоухали райскими ароматами. И были одеты с небрежной, роскошной элегантностью, какую встретишь только в Каннах или Ницце. Прада и Донна Каран. Гуччи и Луи Вюиттон. Подтянутые, загорелые тела, только что из спортивного зала или центра красоты. Идеальные скулы и веки. Мы будто оказались на другой планете.
– О боже! – театрально воскликнула Эмбер, «нечаянно» уронив солнечные очки под ноги мужчине средних лет, который сидел за соседним столиком. Он вежливо поднял очки, протянул их Эмбер и уже через тридцать секунд знал все о цели нашего визита.
– Вы не могли бы посоветовать, как найти нашего друга? – мурлыкала Эмбер. Ее неземное обаяние не оставило равнодушным нашего нового знакомца, которого звали Майкл, и он был только рад помочь.
– Кто его агент? – поинтересовался он. – Это первое, что вы должны узнать.
– У него нет агента, – объяснила я. – Он уволил своего английского агента. Сказал, что собирается сам продвигать сценарий.
– Понятно. Что ж, надеюсь, ему повезет, – ответил Майкл. – В этом городе подобное проделать нелегко.
– Но сценарий потрясающий, – сказала я.
– Все так говорят, – произнес он, беззаботно рассмеявшись.
– Нет, вы не понимаете. Дело происходит в Польше после войны. Это история о мальчике, страдающем аутизмом и полностью погруженном в себя. И случается удивительное: мальчик находит бродячую собаку, которая потерялась в снегах, они становятся друзьями, и благодаря этой дружбе мальчик поправляется, учится говорить. Там еще много чего происходит – эхо войны, но главное – это то, что животные способны отыскать дорогу к человеческому разуму.
– Звучит интересно.
– Чудесная история. И очень трогательная. Сценарий основан на его книге, – пояснила я. – Кстати, его зовут Джо Бриджес. Он англичанин. И я его разыскиваю.
– Вы работаете в киноиндустрии? – подключилась Эмбер.
– Да.
– А где именно?
– На студии «Парамаунт».
– Так вы можете нам посоветовать, как найти Джо? – вздохнула я.
– Свяжитесь с агентствами, – ответил он. – Именно это ваш друг, наверное, сейчас и делает. Обзванивает всех подряд, назначает встречи.
– С какими агентствами? – уточнила я, достав блокнот и ручку.
– Попробуйте АКС – Ассоциацию киносценаристов. Самое престижное агентство. Офис находится на бульваре Уилшир. Еще есть Ай-Си-Эм и агентство Уильяма Морриса. Позвоните и спросите, не работает ли кто-нибудь из агентов с вашим другом.
– Мы сделаем лучше, – заявила Эмбер. – Поедем и поговорим с ними лично.
Но сначала мы доехали на такси до офиса проката автомобилей и взяли машину. Через полчаса мы уже мчались на «форде-мустанг» с откидным верхом – естественно, откинув верх! Я включила радио и стала крутить ручку.
Вы слушаете радио Кей-Эл-Эс-Экс на частоте 97, 1... сегодня жарко, 74 градуса... Звоните в адвокатскую контору Фрэнка Козна. Мы не выигрываем дело – вы не платите... уровень смога не выше нормы... огромные пробки на шоссе Санта-Моника... и Господь сказал мне: «Иди и убей дьявола»... Вы слушаете Кей-Экс-Ви-Къю... и такая идея: почему бы вам не найти новых друзей и мужчину своей мечты?
«Я уже нашла мужчину своей мечты, – пришла мне в голову горькая мысль, – но снова его потеряла».
– Дороти Паркер описывала Лос-Анджелес как «семьдесят два пригорода в поисках города», – произнесла Эмбер. – По-моему, прекрасное определение, как ты думаешь?
Я согласилась. Ибо где в этом городе центр? Похоже, центра как такового не было. Улицы, которые мы проезжали, походили одна на другую: шеренги пальм, низкие здания, огромные рекламные щиты: Сандра Баллок и Шарон Стоун в сорок футов высотой; Харрисон Форд, озирающий свои владения, как фараон с пирамиды; ковбой Мальборо, нависший над городом, подобно Годзилле или Кинг Конгу. Знаки над дорогой показывали направление на Бель-Эйр, Санта-Монику, Венис-Бич, Брентвуд, Пасифик-Палисейдз и Фэрфакс, Малибу и Голливудские холмы. Я уставилась на карту, лежавшую у меня на коленях, но с таким же успехом могла рассматривать дифференциальное уравнение. Я не имела ни малейшего понятия, где мы находимся. К счастью, Эмбер, похоже, прекрасно ориентировалась. Будто точно знала, куда едет. «Вот так и с ее карьерой», – пришло мне в голову, и не в первый раз. Эмбер – талантливый литературный критик, но никудышный писатель, опытный навигатор, но дрянной водитель. Правда-правда, водит она из рук вон. Хорошо хоть дорогу знает, как свои пять пальцев.
– О'кей, это бульвар Сансет, – произнесла она, ткнув в карту указательным пальцем правой руки и не замедляя ход. – Дом братьев Блюз, – взмах в сторону полуразрушенного жестяного строения. – Принадлежал Белуши и Дэну Эйкройду. А это «Спаго», – объявила она, повернув голову вправо и совершенно не следя за дорогой, – самый знаменитый ресторан Лос-Анджелеса.
– Откуда ты все это знаешь? Мы же здесь первый день.
– Подробно изучила путеводители, – похвасталась она. – Разве ты не любишь путеводители, Минти? Я обожаю. Я их как романы читаю.
– Ну...
– А вот это черное здание, наверное, «Вайпер рум», – предположила она, подъезжая к светофору, и заглянула в путеводитель. – Да, точно!
– Эмбер!
– Зеленый еще горел.
– Нет, уже был красный!
– Подумаешь. Что-то я не могу найти тормоз в этой проклятой машине. Так вот, «Вайпер рум» – это клуб, который принадлежит Джонни Деппу – спокойно излагала она, пока я пыталась совладать с бешено бьющимся пульсом. – Здесь умер Ривер Феникс. Прямо здесь. На тротуаре. Кошмар. О'кей, – возвестила она. – Мы подъезжаем к концу бульвара Сансет. И, разумеется, даже ребенку известно, что случилось с Хью Грантом на бульваре Сансет. Бедняга! Так, скоро нам нужно будет свернуть налево и выехать на бульвар Уилшир. Если повезет, в конце улицы мы увидим здание АКС.
Через пять минут мы остановились у белого офисного здания, странно изогнутого спереди, как космический корабль в «Инопланетянине». Я забежала внутрь, поговорила с девушкой в приемной, и та соединила меня по внутреннему телефону с женщиной по имени Кэти.
– Вы знаете британского сценариста по имени Джо Бриджес? – выпалила я. – У него совершенно потрясающий сценарий.
– Неужели? – насторожилась она. Голос у нее был холоднее исландской мороженой трески.
– Да, – не отступала я. – О мальчике, страдающем аутизмом, и его собаке. Действие происходит в Польше после войны. Очень-очень трогательная история, которая основана на его книге, опубликованной в Британии в прошлом году. Его зовут Джо Бриджес, – повторила я. – И мне очень нужно его найти.
– Извините, – произнесла Кэти. – Ничем не могу вам помочь. К нам поступают тысячи заявок от сценаристов.
– Но я специально прилетела из Лондона в Лос-Анджелес. Я в него влюблена. Понимаете?
– Вы прилетели из Лондона?
– Да. Вчера.
– У вас нет его адреса, и вы просто взяли и прилетели из Лондона? – изумилась она.
– Да, – призналась я, внезапно почувствовав себя полной дурой. Меня охватила неуверенность.
– Надо же, как романтично! – восхитилась она. – Подождите, я сейчас спущусь. – И она действительно спустилась в приемную.
– Так, об этом парне я ничего не слышала. Как, вы сказали, его зовут?
– Джо Бриджес. Он в Лос-Анджелесе всего две недели.
– А сценарий его о польском мальчике-артисте, который подружился с собакой.
– Не артисте, а аутисте. Как в «Человеке дождя». Блестящий сценарий, трогательный до слез. Так вот, как уже говорила, я пытаюсь отыскать его. Может, вы поспрашиваете своих коллег: вдруг кто-нибудь о нем слышал?
– Хм-м, думаю, можно разослать всем сообщение по электронной почте, но, боюсь, ответ я получу нескоро.
– Если вы вдруг узнаете, что кто-нибудь из вашего офиса с ним знаком, попросите их позвонить мне в отель, хорошо?
– Разумеется. Как здорово! Я обожаю такие романтические истории.
– Большое спасибо за помощь. Если он появится здесь в ближайшие пять дней, передайте ему, что Минти сейчас в отеле «Четыре сезона» и очень хочет его видеть.
– Хорошо. Лемме, запиши: Минни в отеле «Четыре сезона».
– Нет, не Минни, как Минни Маус. Минти.
– Так я и сказала, Минни. Пока.
Следующая остановка – Ай-Си-Эм, чуть дальше вниз по бульвару Уилшир. В Ай-Си-Эм я повторила свою историю о Джо и его сценарии, с тем же успехом. Потом мы поехали в агентство Уильяма Морриса на Эль-Камино-драйв – и там тоже ничего нового. После чего Эмбер заявила, что вымоталась, страдает от сбоя биологических часов и должна срочно прошвырнуться по магазинам на Родео-драйв.
– Может, он сразу пошел к продюсерам, – предположила она через двадцать минут, когда мы вышли из бутика «Версаче» и направились в «Томми Хилфигер». – Может, работает в студии. А может, подался в уборщики, мести улицы.
– А может, живет на Луне с Элвисом, – вяло закончила я. – Где же собираются сценаристы в Тинселтауне?
– Простите, – встрял молодой продавец. – Я нечаянно услышал ваш разговор и, кажется, могу помочь.
– Правда? – воскликнули мы.
– Я тоже пытаюсь продвинуть свой сценарий, – сообщил он. – Есть одно кафе, где тусуются писатели. На бульваре Беверли. Кафе называется «Бессонница», потому что открыто до четырех утра. Может, там вы найдете своего друга.
Мы вернулись в машину, которую Эмбер припарковала под опасным углом рядом с палисандровым деревом, и отчалили. Кузина легкомысленно вертела головой, переводя взгляд с карты на дорогу и обратно.
– Номер 7285 по бульвару Беверли, – возвестила она. – Так, едем прямо до бульвара Олимпик, пересекаем Ла-Сьенегу, минуем пятнадцать кварталов, левый поворот на... Кловердейл, все время прямо, потом на Беверли, а дальше – пару кварталов вниз по левой стороне.
И она оказалась права. Именно там мы и нашли кафе. Прямо напротив синагоги. Кафе было отделано в театральном стиле, с убогим шиком: тяжелые бархатные драпировки, пыльные канделябры, обшарпанные стулья и столы, прогибающиеся под тяжестью книг полки. Народу хватало, но в зале все равно стояла тишина. Потому что все – включая официантку – творили. Потягивая латте, стучали на лэптопах или водили ручкой по бумаге. Здесь царило напряженное безмолвие университетской библиотеки за день до экзаменов. Проникаясь духом всеобщей серьезности и сосредоточенности, я стала разглядывать книги: «Как продать сценарий», «Как пробиться в Голливуде», «Травмы тела и души: как пережить обиды и неудачи».
– Спроси его! – хриплым шепотом велела Эмбер. – Того парня в голубом свитере. По-моему, у него сейчас перерыв.
Я подошла, представилась и объяснила, что разыскиваю Джо.
– Джо Бриджес? – задумался молодой человек. – Джо Бриджес? М-м-м... Джо Бриджес...
– Слышали о нем?
– Нет.
– Жаль. Он написал сценарий, – объяснила я. – Действие происходит в Польше. История о мальчике-аутисте и его собаке. Чудесный сценарий. Он пытается его продать. И я понятия не имею, где он и что делает. Мобильный у него не работает. У меня нет ни одной зацепки, а ведь я приехала всего на пять дней и совсем не знаю Лос-Анджелес.
– Хм... – протянул сценарист, чье имя было Джед. – Наверняка зависает в барах, не пропускает ни одной голливудской вечеринки, пытается заинтересовать актеров и режиссеров своим фильмом. Знаете, как я получил контракт? – продолжал он, глотнув кофе. – Под видом официанта просочился на вечеринку, где ждали Джона Бурмана. Принес ему коктейль и подсунул копию своего сценария. Вот так! Он прочитал, сценарий ему понравился, и теперь идут съемки.
– Ничего себе!
– Мой друг получил работу, подрядившись мыть машины знаменитых режиссеров. Чистил авто Тима Бертона и просто положил копию сценария на пассажирское сиденье.
– Вот это да!
– Моя подружка нанялась в парикмахеры, делала укладку Мег Райан. Представьте: Мег сидит у нее в кресле, а моя подруга рассказывает ей сюжет.
– Как она решилась?
– Вы же знаете стиль Мег – взлохмаченные волосы, будто только что из постели.
– Да.
– Это единственная прическа, которую умела делать моя подруга. К счастью, Мег понравилось. Еще была история, когда один тип выдавал себя за дантиста. И вот Кевин Костнер садится к нему в кресло, этот ненормальный его пристегивает и заявляет: читай сценарий, а не то все зубы повыдергаю!
– И что было дальше?
– Его повязали. Может, ваш друг сейчас делает что-нибудь в том же роде.
– Надеюсь, нет.
– Он попытается завязать полезные знакомства всеми возможными способами, ведь пробиться в этом городе так сложно. Каждый день в Лос-Анджелес приезжает двести человек в надежде стать знаменитыми сценаристами. Отчаянная конкуренция.
– Вы часто сюда приходите? – спросила я.
– Почти каждый день. Вношу поправки в сценарий.
– Если увидите Джо Бриджеса, передайте ему, пожалуйста, что Минти остановилась в отеле «Четыре сезона».
– Хорошо: Минди в отеле «Четыре сезона».
– Минти, а не Минди.
– Так я и сказал: Минди. Но если вы живете в «Четырех сезонах», поспрашивайте людей в баре. Просто подойдите и потолкуйте. Город маленький. Все друг друга знают. Слухи разносятся мгновенно. Народ только и делает, что сплетничает. Вы порасспрашивайте. Наверняка окажется, что кто-нибудь знает вашего Джо. А может, вы его самого встретите.
Итак, тем вечером, вернувшись в отель, мы облачились в лучшие наряды. Я надела короткое платье коктейль, а Эмбер – льняной брючный костюм. Наводя красоту в ванной – следовало выглядеть на все сто на тот случай, если вдруг столкнусь с Джо в баре, – я взглянула на часы: уже восемь. Значит, в Лондоне четыре утра.
– Знаешь, хорошо, что разница во времени совсем на нас не повлияла, – заметила я, крася ресницы. – Сейчас в Лондоне глубокая ночь, а нам совсем спать не хочется, да, Эмбер? Эмбер?.. Ты что не отвечаешь?
Я выглянула из ванной. Эмбер лежала на кровати ничком и спала. И я тоже почувствовала себя измученной. Волна усталости сшибала с ног, будто кирпич, обрушенный на голову. «Придется Джо подождать», – устало подумала я, натягивая пижаму. Ничего страшного, рассудила я философски. Утро вечера мудренее.
Доброе утро, вы слушаете радио Кей-Си-Ар-Ви. Сегодня пятница, седьмое мая, шесть часов утра. Еще один чудесный денек в Лос-Анджелесе. Солнце только поднялось, уровень смога не выше нормы...
Я выбралась из-под одеяла и распахнула балконные двери. Небо постепенно меняло цвет, из красновато-розового в бледно-бирюзовый и обжигающий глаза бело-голубой. Эмбер пошевелилась и тоже встала. Мы спустились на четвертый этаж, в фитнес-центр на открытом воздухе. Полчаса плавали в бассейне, а потом сели в баре и заказали кофе.
– Здорово, правда? – восхитилась Эмбер, наблюдая, как по соседству колибри порхает вокруг апельсинового дерева.
– Чудесно, – кивнула я. И заглянула в спортивный зал, где, несмотря на ранний час, уже было полно народу. До нас доносился шум тренажеров и сигналы счетчиков.
– Мелани Си! – произнесла я благоговейным, приглушенным шепотом, прямо как Дэвид Аттенборо, когда он видит редкую особь тропической летучей мыши.
– Что?
– Мелани Си из «Спайс герлс». Там, в спортивном зале.
– О господи! – ахнула Эмбер. – Точно. Ничего себе, как она рано встает.
– Прямо как мы. А это не... нет, не может быть... непохож...
– Кто? – прищурившись, спросила Эмбер.
– Зейнфелд!
– Нет!
– Да. Вон он – на дальней беговой дорожке. Глаза у Эмбер превратились в щелочки.
– Точно, это он. Боже! Слабо подойти к нему и поговорить?
– Поговорить?
– Да. Спорим, ты не осмелишься? Попроси у него совета.
– Хочешь поспорить?
– Да.
– О'кей, отлично. Пойду и спрошу.
– Так иди.
– Сейчас я подойду к Джерри Зейнфелду и спрошу его о Джо.
– Посмотрим, как у тебя получится.
– Все, пошла.
– Давай, Минти.
Мое нутро крутило, как бетономешалку, а ноги, казал ось, превратились в зефир.
– Может, завтра? – пролепетала я.
– Нет уж, давай! Только подожди, пока он сойдет с беговой дорожки. Ты же не хочешь действовать ему на нервы.
Через пять минут беговая дорожка Зейнфелда замедлила ход, потом остановилась, и он сошел.
– Хорошо. – Я сделала глубокий вдох: – Вперед! – пригладила волосы, запахнула халат и уверенно направилась к Джерри Зейнфелду. Я это сделала! Вид у него был ошарашенный, и я поспешно выпалила: – Мистер Зейнфелд, мне не нужен ваш автограф. Можно просто спросить вас кое о чем?
– М-м-м... разумеется, – с сомнением произнес он, явно подозревая, что перед ним либо ненормальная, либо навязчивая фанатка. И я все объяснила, на сей раз, подсократив историю. Мне не хотелось отнимать у него время, а тем более раздражать. Но теперь встревоженное выражение сошло с лица Зейнфелда. Похоже, он заинтересовался и даже вежливо кивал головой.
– Мне кажется, сценарий отличный, – заметил он.
– Да, – согласилась я. – Потрясающая история. Но я всего лишь хочу найти Джо. Осталось четыре дня, а я понятия не имею, где он может быть.
– Вам нужно пойти куда-нибудь, где собираются кинозвезды, – подсказал он. – Я бы посоветовал клуб «Поло лаунж» в отеле «Беверли-Хиллз», там толчется полно народу из шоу-бизнеса. Есть еще куча мест: «Скай-бар», «Айви». Как, вы сказали, его зовут?
– Джо Бриджес.
– Он англичанин?
– Да. Что ж, большое спасибо за помощь, – поблагодарила я и вернулась к Эмбер, лежавшей у края бассейна.
– Только что говорила с Джерри Зейнфелдом, – удивленно констатировала я.
– Я же тебе говорила, бояться нечего, – ответила она.
– Это точно, – подхватила я. – Абсолютно нечего. – Правда, когда я потянулась за кофе, рука у меня дрожала.
Мы вернулись в номер, и Эмбер заказала столик в клубе «Поло лаунж». Я достала бизнес-справочник и обзвонила еще несколько агентств – разузнать о Джо. К тому времени я уже без единой запинки повторяла свою маленькую историю. Это было забавно. Казалось, я рекламирую его сценарий: «Английский писатель Джо Бриджес... блестящий сценарий... Польша... маленький мальчик... собака... аутизм... снега... Джо Бриджес... Минти Мэлоун... „Четыре сезона»». Думаю, каждый разговор занимал не больше четырех минут, а я обзвонила более тридцати агентств. И никто-никто не слышал о Джо, и все обещали перезвонить, если что-нибудь узнают.
– По крайней мере, мы учли все варианты, – произнесла Эмбер, когда в двенадцать тридцать мы отправились в «Поло лаунж». – От нас ничего не ускользнет. Знаешь, мне все это чертовски нравится, – добавила она.
Мы ехали по цветущему, тихому Беверли-Хиллз. Эмбер купила карту «Дома знаменитостей», с которой то и дело сверялась по пути.
– Так, вон видишь особняк – продолговатый, низкий, белый, с колоннами? Это Джулии Робертс, – со знанием дела произнесла она. – А тот, с огромной звездой Давида над входной дверью, принадлежит Ширли Маклейн. В особняке с высокими воротами живет Фил Коллинз. – Эмбер сняла руку с руля и махнула в сторону дома. – А номер 927... Где тут номер 927? О да, вот он! Это Роберта Редфорда.
– Тебе можно гидом работать, – оценила я.
Через пять минут мы остановились у отеля «Беверли-Хиллз», огромного розового дворца посреди нескольких гектаров сада. Эмбер протянула ключи от машины парковщику, и мы ступили на красную ковровую дорожку под зеленым полосатым навесом, ведущую в розово-зеленый зал, обитый плюшем.
– Отель принадлежит султану Брунея, – пояснила Эмбер, когда мы пудрили носы в роскошной дамской комнате. – В путеводителе написано, что отделка обошлась в сто восемьдесят миллионов долларов. – Она повернула позолоченный кран. – Элизабет Тейлор провела здесь пять медовых месяцев.
– А я провела свой медовый месяц в «Георге V»! – гордо улыбнувшись, похвасталась я. И поняла, как изменилась за минувшие десять месяцев. Мало того, что я вычеркнула из жизни Доминика и влюбилась в Джо – еще отпускаю шуточки по поводу «Кошмара невесты на улице Вязов»! Я вдруг почувствовала себя ветераном давней, бесполезной войны.
– Мобильник взяла? – спросила Эмбер по пути в ресторан, лежавшему через устланный толстым ковром коридор. Я кивнула. В отеле «Четыре сезона» вдобавок к аппарату в номере нам дали еще крошечный мобильник. Я поглядывала на него и молилась: пусть Джо получит одно из моих сообщений и, наконец, позвонит!
Мы сели снаружи, на террасе, где накрахмаленные белые скатерти слегка колыхались на теплом калифорнийском ветру, а розовая бугенвиллия оплетала беленые стены, подобная боа из перьев на бледных плечах. Женщины в изумительной красоты туалетах посылали воздушные поцелуи, сжимая маленькие сумочки от Тиффани или Джорджио. Бриллианты поблескивали на запястьях и шеях, сверкали на ухоженных пальцах с идеальным маникюром.
– «Как прекрасен мир», – мечтательно произнесла я.
– Да. Но рано или поздно звезды померкнут.
– Нет, я про музыку. Пианист играет «Как прекрасен мир».
– Правда? В самом деле. Здесь завтракают воротилы кинобизнеса, – проговорила Эмбер, снимая солнечные очки. – Только представь: они заключают многомиллионные сделки, поглощая яйца «бенедикт».
А я гадала, увижу ли Джо, и что произойдет, когда мы встретимся? Будет ли это восторженное воссоединение, как у Джимми Стюарта и Донны Рид в фильме «Эта прекрасная жизнь»? Или же мы распрощаемся навсегда в тумане на взлетной полосе, как Богарт и Бергман в «Касабланке»? После того как я на него наорала, он, наверное, посмотрит на меня и скажет: «Честно говоря, моя дорогая...»
– Ты должна найти Джо как можно быстрее, – изрекла Эмбер и разломила пополам хлебную палочку. – Пока его не захомутала другая женщина. Гетеросексуальные мужчины здесь на вес золота, – с видом эксперта заявила она, – потому что, разумеется, тут одни голубые.
– Что, правда?
– Или бисексуалы.
– По-моему, ты путаешь с Сан-Франциско. Смотри: правда Мелани Гриффит похудела?
Эмбер как бы невзначай взглянула налево, на женщину за три столика от нас.
– М-м-м, ей идет. Хотя мне кажется, больше худеть не стоит.
– Согласна. Может, так ей и скажем?
– Предоставлю это тебе.
Внезапно моя сумочка начала вибрировать. Я выхватила мобильник и открыла крышечку.
– Да? – выдохнула я с бешено бьющимся сердцем.
– Минни?
– Да.
– Это Кэти из АКС, мы вчера разговаривали. Звоню сказать, что узнала номер Джо Бриджеса.
– Правда? Фантастика! – воскликнула я. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, пока я пыталась откопать в сумке ручку.
– Он остановился в отеле «Шато Мормон». Телефон 213-626-1010.
– Огромное спасибо! – поблагодарила я, выбежала в коридор и набрала номер: – Будьте добры Джо Бриджеса. – Пульс бешено стучал. Ладони вспотели. В животе кто-то отбивал чечетку. Сейчас я буду разговаривать с Джо! Как он удивится. Не просто удивится – он будет поражен, но, надеюсь, обрадуется и...
– Извините, мадам, но шесть дней назад мистер Бриджес съехал.
– О!.. – Сердце мое опало, как суфле на сквозняке. – Он не оставил новый адрес? – спросила я.
– Нет, мадам. Он остановился у нас на десять дней, а потом уехал. Извините, мадам, больше ничем не могу вам помочь.
– Что ж, спасибо. – Я с треском закрыла крышку телефона и вернулась на террасу.
– Он останавливался в «Шато Мормон», – сообщила я, опускаясь на стул. – Но съехал, не оставив нового адреса.
– Может, нашел квартиру?– предположила Эмбер.
– Знать бы где...
– В «Шато Мормон» есть бар. Хочешь, заглянем туда сегодня вечером и наведем справки? Может, он там с кем-нибудь общался и сказал, куда переезжает.
– Может быть, – поддержала я.
– Пусть мы не знаем, где он сейчас, – утешала кузина. – Зато нам известно, где он жил раньше. Это уже кое-что, Минти. – И она была права.
Так что в шесть вечера мы подъехали к парковке напротив собачьего салона красоты «Голливудский пудель» – «Новое слово в собачьих прическах» – и вошли в отель «Шато Мормон». Интерьер его приводил на память кадры из фильма «Монстры». Готический стиль, темно, хоть глаз выколи. Стены глубокого кроваво-красного цвета. С потолка свисали абажуры с густой бахромой. Ощущение было такое, будто мы явились на спиритический сеанс. Однако, несмотря на кромешную темноту, в зале царило оживление.
– Здесь жила Глория Свонсон, – прочитала Эмбер в путеводителе, когда мы сели за длинную барную стойку с зеркалами вдоль стены. – И Эррол Флинн. И Борис Карлофф. Говорят, тут водятся привидения.
Меня интересовало только одно привидение – призрак Джо. Наверное, он сидел за этой самой барной стойкой, на том же табурете, где сижу я. Но куда подевался?
– Простите, – обратилась я к барменше. – Ищу друга. Он жил здесь, но съехал шесть дней назад. Он англичанин, его зовут Джо.
– Джо... – задумалась она. – Джо из Лондона?
– Да, – подтвердила я. – Джо из Лондона. Он сценарист, написал сценарий о польском мальчике и его собаке.
– Точно, помню, – кивнула она, молниеносным движением смешав мне мартини. – Он заходил к нам пару раз. Лет тридцать пять. Симпатичный.
– Да, – сказала я. – Не знаете, куда он съехал?
– Нет. Меня не было почти всю прошлую неделю. Ходила на кастинг, – призналась она. – Для рекламного ролика. Но может, Лео знает.
– Лео?
– Да. Я видела, как ваш друг пару раз с ним разговаривал.
– А кто такой Лео?
Она посмотрела на меня как на ненормальную:
– Ди Каприо, кто же еще.
– О...
– Лео часто сюда захаживает. Может, заглянет и сегодня вечером, попозже. Хотите, я спрошу у него?
Я покачала головой: – Нет, спасибо. Сама спрошу. Еще час мы потягивали коктейли, а потом барменша подала нам знак:
– Он здесь.
Я подняла глаза и увидела Леонардо ди Каприо. Он шел к стойке. Я представилась, предложила его угостить, он вежливо отказался, и я спросила, не встречался ли он с Джо.
– Джо Бриджес, – задумался Ди Каприо. – Да, несколько дней назад я разговаривал с англичанином по имени Джо... Он написал сценарий о Восточной Европе или что-то в этом роде...
– Да, это он. Действие происходит в Польше.
– Там еще что-то про снег.
– Точно. И про собак. Вообще-то, про мальчика-аутиста и бродячую собаку. Представьте себе: «Человек дождя» плюс «Заснеженные кедры» плюс «Лесси».
– Интересное сочетание, – произнес он.
– Сценарий потрясающий. Понимаете, я подруга Джо и пытаюсь разыскать его.
– По-моему, он говорил, что ведет переговоры с Роном Поллаком, – сказал Лео.
– Кто это?
– Большая шишка, продюсер. Занимается подбором проектов для компании «Коламбия».
– Где он работает?
– В офисе «Сони». Телефон есть в справочнике, компания «Одинокая звезда», – добавил он.
– Спасибо, – ответила я, радуясь, что появилась новая зацепка. – Позвоню ему завтра.
– Завтра Рона там не будет, – охладил мои восторги Лео. – Завтра суббота. – Разумеется. Как я могла забыть? Все этот сбой биологических часов. Я уже не различаю, какой сегодня день недели. Значит, до понедельника ничего не сделаешь. Два дня из драгоценных пяти коту под хвост.
На следующее утро я встала в довольно хмуром настроении и ломала голову, что же делать. И тут случилось нечто удивительное: мне позвонили.
– Минди?
– Да.
– Это Джед из бара «Бессонница». Я нашел вашего Джо.
– Правда?
– Вчера на вечеринке встретил знакомую, и она сказала, что видела его на семинаре сценаристов. Они обменялись адресами. – Ого-го, надо же. Радость от того, что обнаружилась новая ниточка, поутихла. Я ощутила резкий ожог ревности.
– Он живет в Венис-Бич.
– Телефон есть?
– Нет, телефон отсоединили – предыдущие жильцы не оплатили счет. Но у меня есть его адрес. Она записала. Ручка есть? Харбор-стрит, дом семьдесят девять. На берегу океана.
Через десять минут мы с Эмбер уже на полной скорости неслись по бульвару Робертсон к побережью. Я ликовала: наконец-то Джо совсем близко!
– Район Венис-Бич был построен табачным магнатом по имени Эббот Кинни, – сообщила Эмбер, выжимая газ.
– Эмбер, прошу тебя, не надо одновременно вести машину и штудировать путеводитель. Хочешь, я почитаю вслух? О'кей. Так. Кинни хотел воссоздать Венецию в Америке во всех деталях – с системой каналов и мостов, лабиринтом улиц и даже гондолами. Большинство каналов высохли еще в пятидесятых, но несколько сохранились и поддерживаются в чистоте. В основном здесь живет богема, люди искусства.
Через полчаса мы въехали в американскую Венецию и нашли Харбор-стрит. Эмбер припарковала машину напротив желтого дорожного знака с надписью «Тупик». Мы пошли вдоль ряда белых дощатых домов, глядя на номера.
– Семьдесят пять, семьдесят семь... Вот он – номер семьдесят девять.
Двухэтажный дом стоял на самом углу. Я глубоко вздохнула и позвонила в звонок.
– Он глазам своим не поверит, когда увидит меня, – улыбнулась я, щурясь от слепящего солнца. – Как я выгляжу?
– Отлично. Позвони еще раз. – Я нажала на кнопку звонка. Что-то долго Джо не открывает... Мы подождали минуту или две, а потом Эмбер постучала в дверь.
– Выходи! Выходи! – закричала она и захихикала. – Мы знаем, ты дома! – Но нам так никто и не открыл. Я позвонила в третий раз. Ответом была тишина.
– Наверное, его нет дома. Может, в «Теско» поехал или еще куда-нибудь, – предположила она. – Давай оставим записку, посмотрим окрестности и позже вернемся.
В машине она нашла кусочек бумаги, и я нацарапала: «Дорогой Джо! Мы с Эмбер в Лос-Анджелесе. Пожалуйста, не уходи, мы еще вернемся. Минти».
Только я собиралась подсунуть записку под дверь, как Эмбер схватила меня за руку:
– Подожди!
– Что?
– Помнишь, что случилось с Тэсс из рода д'Эрбервиллей?
– М-м-м, нет, не помню.
– Рассказываю, – начала Эмбер. – Тесс собиралась выйти замуж за Энджела Клера, которого любила до смерти. За два дня до свадьбы она решилась рассказать ему о своем прошлом. Написала письмо и подсунула под дверь. Так вот... – Эмбер сделала мелодраматическую паузу, а я раскрыла рот, захваченная этой историей. – Письмо попало под ковер, и Энджел его не прочитал! И что в результате? Катастрофа! Поэтому предлагаю положить записку в почтовый ящик. Так я и сделала. Опустила бумажку прямо в почтовый ящик, чтобы ее не сдуло ветром. Потом мы спустились к Тихому океану. Он шумно дышал и перекатывался, излучая мягкое, как у старого серебра, сияние. Мы прогуливались по дощатому настилу вдоль берега. Здесь было весело, как на ярмарке: стареющие хиппи играли на диджериду, предлагали погадать на картах «таро», исправить карму. С лотков торговали хот-догами и яркими нарядами в этническом стиле. Подростки катались на роликах, жужжа маленькими колесиками. Над головой проносились чайки, искали еду в траве и дрались. Мы прошли целую милю, и я все время всматривалась в толпу, надеясь, что увижу Джо.
Потом мы вернулись и еще раз позвонили в дверь. Нам опять никто не ответил. Тогда мы решили прогуляться по короткому отрезку вдоль одного из оставшихся каналов.
– Помнишь, как в детстве мы повеселились на канале? – спросила Эмбер, взобравшись на мостик.
– О да, – кивнула я. Мимо проплыла байдарка.
– А как Мундо в воду свалился? Вот была умора!
– Да, очень смешно.
– И ты прыгнула в эту ужасную, грязную воду! Ты что, не знала, что Мундо умеет плавать? Ха-ха!
– М-м-м, да, вот смеху-то было.
– Да, Минти, вот это было времечко. – Я лишь кивнула в ответ. – Может, как-нибудь еще разок съездим на канал?
– Обязательно, – кивнула я. Ни за что. Больше никогда в жизни.
– Ладно, давай посмотрим, вернулся ли Джо. Он не вернулся, и разочарование сочилось в мою
душу, как дождик сквозь прохудившуюся кровлю. Я была так близко. И так далеко. Но должен же он когда-то вернуться? Чтобы убить время, мы прогулялись по дощатой дорожке в другую сторону – к пляжу бодибилдеров, где мускулистые культуристы качали железо в спортивном зале на открытом воздухе. Ощущение было такое, будто я попала на карнавал. Жонглеры, целители, практикующие внушение, изрыгающие пламя пожиратели огня. Мимо на роликах пронесся монах в шафрановом одеянии, играя на гитаре.
– Столько впечатлений для твоего романа, – сказала я.
– О да, – согласилась Эмбер.
Мы вернулись на Харбор-стрит, но Джо все еще не было, хотя часы показывали уже полчетвертого. А мы ждали его с одиннадцати. И мы поехали в Санта-Монику – три мили вверх по побережью. Припарковались на берегу океана под перистыми эвкалиптами. Солнечный свет мерк, как и мои надежды; океанская зыбь сделалась оловянно-серой; на пирсе зажглись фонари, особенно яркие на фоне темнеющего, хмурого неба. Мы шагали по главной улице, заходя в книжные магазины, а я в отчаянии вглядывалась в людской поток, надеясь отыскать Джо. Но его нигде не было видно. Совсем стемнело. Мы решили в последний раз вернуться к его дому. И снова на звонок в дверь никто не ответил. Я оставила еще одну записку с телефоном отеля, нашего номера и даже моей лондонской квартиры – вдруг он его выбросил? Приписала свой рабочий телефон и телефон родителей, чтобы он мог связаться со мной в любое время, и мы повернули обратно.
– Может, он уехал на уикенд? – строила я догадки, сидя с Эмбер в баре отеля и прихлебывая мартини. Настроение было мрачноватое. Джо так и не появился, а ведь мы сидим и набираемся тут уже два часа, разглядываем шикарно одетых, богатых посетителей и подслушиваем голливудские сплетни.
– Том и Николь...
– Независимое кино...
– Ник Кейдж получил двадцать миллионов...
– Действие происходит в Польше...
– Отличные рейтинги...
– Рано или поздно Джо должен вернуться домой, – заключила Эмбер, поддев зубочисткой очередную оливку. – Думаю, он позвонит тебе завтра.
– Но что, если... – произнесла я немного сбивчиво, потому что уже влила в себя три бокала довольно хорошего мерло, винные пары, как вы знаете, моментально ударяют мне в голову. – Что, если... – попыталась я еще раз, – он все это время прятался в доме, потому что не хочет со мной разговаривать?
– Минти, – Эмбер вся подобралась. – Я могу сказать тебе только одно: это невозможно.
– Но я его обидела. Сильно.
– Да, это так, – признала кузина. – Но знай он, что ты прилетела в Лос-Анджелес с единственной целью – помириться, точно бы захотел тебя увидеть.
– А вдруг... – не успокаивалась я, отхлебывая из бокала, – ...вдруг у него другая? – Как-никак, это была уже четвертая порция выпивки, и меня тянуло поплакаться.
– Не глупи, Минти. Он здесь всего-то две недели.
– Да, но вдруг тысячи женщин так и вешаются ему на шею? – пришло мне в голову. – Что, если... О боже!.. Смотри, Камерон Диаз. – К тому времени мы уже лицезрели столько знаменитостей, что не удивились бы, зайди в бар Король Лев под руку с Микки Маусом. – Камерон очч-гразивая, – пробормотала я, когда актриса прошла мимо нашего столика.
– Ты думаешь? – усомнилась Эмбер. – Может быть. Честно говоря, мне уже надоели все эти знаменитости.
– О да, очч-гразивая, – стояла на своем я. Взглянула на длинные стройные ноги кинодивы, ее блестящие светлые волосы и почувствовала в сердце жало ревности. – Эмбр, слушш... что, если... – упорствовала я, чувствуя, что язык мне уже не повинуется, – ...что, если... эта Камрондиаз... познакомлсс Жо... и влюбилсс в него поушш?
– Ты с ума сошла, Минти! – воскликнула Эмбер, сделав глоток воды. – Камерон Диаз на него и смотреть бы не стала!
– Врешшш! – возмутилась я, опрокидывая стакан. – Канешн, влюбилсс, Жоочч-гразивый.
– Послушай, – устало произнесла Эмбер. – Любой голливудский красавчик готов броситься к ее ногам, так зачем ей какой-то второсортный писака из Лондона? – Второсортный писака? Вот стерва! – Какая ты злая, Эмбр, – укорила я. – Жо не втрсртный, он очч-хорошший и... хорошш.
– Эй, я просто хочу приободрить тебя, – сказала она. – Чтобы ты поняла, что Джо ничего не грозит. Поверь, Камерон Диаз никогда им не заинтересуется, и Шарон Стоун тоже.
– Ты че это на Жжо наежжаешь? – взорвалась я. – Жжжо лучшшшвсех!
– Ладно-ладно, – сердито отмахнулась Эмбер, грызя миндаль. – Камерон Диаз была бы без ума от Джо. И Мег Райан, и Шарон Стоун, и Гвинет Пелтроу, не говоря уж о Кейт Бланшетт. Довольна? – О боже. Нет! – Все они будут сходить по нему с ума, – заверила кузина.
– Ты, правда, так считаешь? – ужаснулась я.
– Да, – отрезала Эмбер. Она здорово разозлилась и с удовольствием отпускала злобные шуточки. – Но особенно Камерон Диаз. По-моему, она мимо Джо точно не пройдет. Он как раз в ее вкусе.
Мне стало дурно. Какой смысл был лететь в Лос-Анджелес и разыскивать Джо, если Камерон Диаз мечтает заполучить его за моей спиной? Не-а, так дело не пойдет. Конкурировать с длинноногой блондинкой-кинозвездой? Еще не хватало. Я поднялась со стула:
– Пойду-ка я с ней разберусь.
– Не надо, Минти! Я же пошутила!
– Нет уж, скажу все как есть. Чтоб знала.
И я зашагала к Камерон Диаз, которая сидела рядом с пианино и разговаривала с Бэтменом.
– Слушшш, Камерон... – проговорила я коснеющим языком. – Меня зовут Минти...
– Как-как? – переспросила она. Надо сказать, вид у нее был совсем не дружелюбный.
– Минти, – повторила я.
– Это что еще за имя?
– А Камерон что за имя? – не растерялась я. – Ты что, шотландский мужик, что ли?
– Эй, убирайся отсюда, – велела она.
– Слушшш, – вздохнула я. – Хотела попросить тебя кой о чем, о'кей? – Я ухватилась за край стола, чтобы меня не шатало.
– Что?
– Хотела сказать, чтобы ты держалась подальше от Джо Бриджеса.
– От кого?
– От Джо Бриджеса, понятно? Моего любимого. Ради него я приехала в Лос-Анджелес. Пока еще не нашла, но все равно буду искать. Только вот развелось тут всяких... Так и норовят на чужое лапы наложить... Так что держись от него подальше, понятно?
– Эй, что ты несешь?
– Даже если будешь с ним... работать. Что не исключено. Ведь он по-тря-са-ющщ-писатель, его сценарий о чертовой собаке... Спасибо большое. Вот и все, что я хотела сказать. Кстати, мне понравилось, как ты сыграла в «Секретах Лос-Анджелеса».
Что мне ответила Камерон Диаз, я уже не помню. По-моему, она была не очень довольна. В любом случае, ноги меня уже не держали, так что я вернулась к бару и села.
– Пошли, Минти, – распорядилась Эмбер, хватая меня за локоть.
– Куда? Мне оччч весело!
– Пошли.
– Куда ты меня тащишь?
– В номер, – твердым голосом произнесла она. – Играть главную роль в фильме «Вечный сон».
Проснулась я, мучаясь от жажды, жуткой головной боли и острого приступа посталкогольной паники. Посещение бассейна пошло мне на пользу, но все равно я чувствовала себя дерьмово. Утешало одно: мне хватило ума не влепить Камерон Диаз пару оплеух.
– Расстроилась из-за Джо, вот и выпила лишку, – оправдывалась я, проглатывая еще одну таблетку аспирина и надевая солнечные очки. – Честно говоря, я уже на пределе.
– Понимаю, Минти, но представь: а если бы Джо вошел в бар? Такое вполне могло случиться. – Господи! Точно... Об этом я и не подумала. – Только вообрази, – продолжала Эмбер. – Джо заходит в бар отеля, и что он видит? Минти Мэлоун, пьяная в дупель, поливает грязью Камерон Диаз! – Отвратительное зрелище. Меня замучили угрызения совести.
– Больше ни капли в рот не возьму, – поклялась я. – Ни капли. Это был урок. Господи, надеюсь, он позвонит, – причитала я. – Он уже должен был прочитать мою записку.
Но он не позвонил. Ни утром, когда мы гуляли по Аллее Славы. Ни в обед, когда поехали на Голливудские холмы. Ни после обеда, когда мы осматривали Музей современного искусства. Ни вечером, когда мы ужинали на террасе «Скай-бара». Мобильник все время был со мной, я его зарядила, так что пожелай Джо позвонить мне, он бы обязательно дозвонился.
– Завтра он точно объявится, – успокоила Эмбер. С террасы ресторана открывался вид на город, поблескивающий огнями, словно звездное небо. – Наверняка уехал на выходные, – продолжала она. – Но завтра утром вернется, потому что ему нужно продавать свой сценарий. Откроет почтовый ящик, прочитает твою записку и сразу же позвонит. На крайний случай у нас припасен Рон Поллак. И, скорее всего, у Рона Поллака есть номер Джо. Так что завтра позвоним в «Одинокую звезду». Говорю тебе, завтра все выяснится.
Но и на следующее утро Джо хранил молчание. Я совсем упала духом. Мне стало казаться, что вся эта поездка затеяна зря, хотя мы и не без приятности провели время. В десять мы позвонили в «Одинокую звезду», но Рона Поллака не застали. Он на весь день уехал на съемки. Ассистентка заверила, что позвонит ему и попросит связаться с нами, но прошло два часа, а он так и не дал о себе знать. Тогда я снова позвонила в «Одинокую звезду».
– Мне всего лишь нужен телефон Джо Бриджеса, – растолковала я. – Рон с ним знаком?
– Имя знакомое, – заколебалась ассистентка, – но я не уверена. Мне кажется, вам лучше поговорить с Роном.
– Тогда попросите его еще раз мне позвонить.
– Рон сегодня очень занят, – сообщила она. – Он на съемках у Стивена Спилберга. И при всем уважении, Милли, ваш вопрос может подождать до завтра.
– Нет, не может, – возразила я. – Потому что сегодня вечером я уезжаю из Лос-Анджелеса. Не могли бы вы посмотреть в его записной книжке, вдруг там есть номер Джо?
– Извините, но Рон взял записную книжку с собой. В любом случае, я бы не стала раздавать домашние телефоны всем подряд. Боюсь, вам ничего не остается, как подождать. Если Рон выкроит свободную минуту, он вам позвонит.
Но видно, свободной минуты не выдалось, и я снова набрала номер Рона. Ассистентка извинилась, что ничем не может помочь: мне просто не повезло, сегодня Рон ужасно занят. Часы тикали, а от Джо так и не было весточки. Я не понимала почему. Ведь должен же был он заглянуть в свой почтовый ящик? Стрелки часов подошли к половине шестого. Мы начали укладывать чемоданы. Времени на разъезды уже не оставалось, и мы вернули машину в прокат. Я собирала вещи, проверяя, не завалилось ли что-нибудь под кровать, когда, наконец, раздался звонок.
– Алло? – произнесла я, бросившись к телефону. Сердце бешено колотилось в ребра.
– Минти, это опять Джед.
– О, Джед, привет! – сказала я. – Мы были на Венис-Бич и оставили Джо записку. Вообще-то, мы проболтались там целый день, гуляли и возвращались, звонили в дверь, но никто не ответил. И до сих пор от него ничего не слышно. Может, уехал на несколько дней? Похоже, у нас ничего не вышло.
На минуту наступила неловкая пауза, а потом Джед произнес:
– Извини, я должен кое в чем признаться.
– В чем?
– Я дал тебе неправильный адрес.
– Что?
– У моей подруги такой почерк неразборчивый. Джо живет не в доме семьдесят девять по Харбор-стрит.
– Нет?
– Нет. А в доме девятнадцать. Мне очень жаль. Чувствую себя полным придурком. Утром еще раз посмотрел на эту бумажку с адресом и понял, что перепутал семерку с единицей.
– О, – только и выговорила я, потому что спазм перехватил горло.
– Извини, – сказал он.
– Ничего страшного, – весело произнесла я. – Подумаешь, с кем не бывает. – Я посмотрела на часы: шесть вечера, через полчаса нам выезжать. И, хотя я крепилась изо всех сил, нижняя губа начала заметно подрагивать. – По крайней мере, теперь я смогу написать ему. Спасибо, что позвонил... и удачи тебе с твоим фильмом! – бодро прибавила я, потом села на кровать и разрыдалась.
– Не переживай, Минти, – успокаивала Эмбер. Желтое такси везло нас в аэропорт из отеля «Четыре сезона». – Дело мы затеяли рискованное. Времени было мало. И мы почти его нашли.
– Мне от этого только хуже, – пожаловалась я. – Мы были уже так близко... и вот надо ехать домой. Я могла бы его увидеть. А теперь не знаю, когда и встретимся. Может, будет уже слишком поздно.
– Что ж, придется написать ему письмо, – заключила Эмбер.
И я подумала: «Верно. Напишу ему, как только вернусь домой. Интересно, сколько идет письмо до Штатов? Три, четыре дня? А может быть, он позвонит. И, по крайней мере, мы поговорим по телефону».
Мы ехали по бульвару Уилшир, а я в уме сочиняла письмо. «Дорогой Джо! – напишу я. – Ты не поверишь, но на этой неделе я приезжала в Лос-Анджелес и пыталась тебя разыскать. И мне это почти удалось. Я даже была на твоей улице. Только потом узнала, что стучалась не в ту дверь. Ты бы, наверное, сказал, что это метафора. Но дело в том, что мне просто дали неправильный адрес. Ты спросишь, что привело меня в Лос-Анджелес? Просто я хотела еще раз тебя увидеть, извиниться за то, что произошло в Лондоне в тот вечер, и сказать, что ты прав: мой роман с Домиником – гол в свои же ворота. А еще я хотела тебе сказать...» Если бы я на самом деле писала письмо, то на этом месте поневоле остановилась бы, не разбирая того, что выводит рука. Я вытерла слезы и посмотрела в окно. Сгущались сумерки. Полог неба собрался мягкими розовыми и серыми складками, заполыхал неон вывесок. Всемирная столица развлечений готовилась к ночному супершоу.
– Смотри! – воскликнула Эмбер, когда мы проезжали мимо большого квадратного здания, окруженного рядом фонтанов, стремящихся ввысь, как тополя. – Это же павильон Дороти Чандлер! – сказала она, когда машина притормозила на светофоре. – Здесь проходит церемония вручения «Оскара». Интересно, что там сегодня? В павильоне явно намечалось что-то интересное. Ко входу подъезжали дорогие автомобили, из них выходили мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях. Павильон окружили телевизионщики, глаза слепили лампы и вспышки камер папарацци.
– Большая премьера, – пояснил водитель. – По-моему, новый фильм с Брюсом Уиллисом. Проклятье, ну и пробки! – пожаловался он.
И в самом деле, на дороге образовался затор, «мерседесы», «порше» и «феррари» утыкались бампером в бампер. Но нам с Эмбер было все равно. Мы никуда не опаздывали. При виде шикарной публики у меня даже поднялось настроение. Чтобы рассмотреть происходящее получше, я опустила стекло. Разодетые в пух и прах люди, широко улыбаясь, поднимались по лестнице и махали толпе зевак.
– О, смотри: Мерил Стрип! – ахнула Эмбер. – Потрясающе выглядит.
– Какое красивое платье, – восхитилась я, глядя на очаровательную девушку лет двадцати пяти, которая вышла из лоснящегося длинного черного лимузина. Серебристое одеяние сверкало и переливалось, отражая вспышки камер. А девушка смеялась и выглядела ошеломляюще. Спутник красавицы нежно взял ее руку и продел сквозь свою. Кто-то крикнул: «Сюда!», девушка и ее сопровождающий с улыбкой повернулись. Щелкнула вспышка. А у меня перехватило дыхание, потому что это был Джо.
– Джо, – выдохнула я. Он стоял в каких-то тридцати футах от меня. Он был здесь. Совсем близко. И только я хотела открыть дверцу машины и выскочить на улицу, как Эмбер крепко схватила меня за руку.
– Не надо, Минти, – проговорила она. – Не надо.
И была права. Потому что в это мгновение девушка обвила руками шею Джо, и он поцеловал ее, поцеловал долгим поцелуем, казавшимся почти бесконечным.
– Деньги потрачены не зря, – уныло признала я, когда такси доставило нас на Примроуз-Хилл. – Деньги... потрачены... не зря. – Я издала безжизненный, сухой смешок, нечто среднее между кашлем и лаем. – Хотя это были не мои деньги, – виновато добавила я. – А твои.
– Я не переживаю, – махнула рукой Эмбер. – Жаль, конечно, что... ничего не получилось.
– Вот именно, – мрачно изрекла я. – Это была ошибка. Я чувствую себя так... отвратительно.
– Да, но, по крайней мере, ты знаешь, что с ним, – философски заметила она, когда мы свернули на Принсез-роуд.
И, правда. Как там, у Эмили Дикинсон? Ах да. «Случилось худшее, значит, нечего больше бояться». А то, что я увидела, на самом деле худшее, что могло случиться. Картинка впечаталась в память, будто огненные письмена. То и дело, прокручивая пленку в мозгу, я по-мазохистски проигрывала сцену снова и снова. Кадр первый: Джо стоит с незнакомой девушкой. Кадр второй: он берет ее за руку. Кадр третий: она ему улыбается. Кадр четвертый: они позируют камерам. Кадр пятый, самый ненавистный: они долго и страстно целуются. Кадр шестой: заходят в кинотеатр, рука об руку. Стоп, снято! Я пролетела шесть тысяч миль, чтобы найти Джо, и нате вам: нашла!
– Мамочка приехала! – крикнула Эмбер, повернув ключ в замке. – О боже! – изумилась она, увидев Пердиту, которая ковыляла к ней, заваливаясь на бок. – Как ее разнесло!
И, правда, живот у Пердиты раздулся, как на дрожжах. Она будто проглотила огромного кролика.
– Мамочка дома, – сюсюкала Эмбер, наклоняясь, чтобы погладить кошку.
А где же моя мамочка? Очень странно.
– Мам? – позвала я, снимая пальто. Ответа не последовало. Я заглянула в гостиную: пусто. Зашла на кухню. Она была там. Сидела, склонившись над садовым столиком.
– Мам, что произошло?
– О, привет, дорогая. – Ее лицо осветилось фальшивым оживлением, но я-то видела, как она украдкой вытерла слезы. – Я и не слышала, как ты вошла, – произнесла она, пытаясь подавить дрожь в голосе. – С кошкой все в порядке, – сказала она. – И у Педро все хорошо. Все просто... отлично. – Она нервно сглотнула, шмыгнула носом и разразилась слезами.
– Мам, что стряслось?
– Боюсь, случилось что-то ужасное, – всхлипнула она.
– Что?
– Нечто ужасное. – Она забрала за ухо локон серебристых волос.
– Расскажи.
– Уже ничего не исправишь.
– Почему? Что случилось?
И тут я поняла. Папа. Папа от нее ушел. Он предупреждал, твердил месяцами, а она не обращала внимания. И вот, наконец, он бросил ее. Ради другой женщины.
– Это из-за папы, да?
– Что?
– Ты плачешь из-за папы?
– Нет-нет, он тут ни при чем. Это все... смотри! – Еще раз всхлипнув, она ткнула пальцем в первую страницу «Ивнинг стандард».
«Мать радиозвезды замешана в скандале с благотворительными фондами! – гласил заголовок. – Пропажа общественных средств!» Я вытаращилась на маму и пробежала глазами два первых абзаца:
«Начато расследование по делу Димпны Мэлоун, матери звезды радио „Лондон» Минти Мэлоун. Она обвиняется в растрате нескольких тысяч фунтов из благотворительных фондов международной организации „Голодающие Камеруна». Миссис Мэлоун, широко известной в лондонских благотворительных кругах, запрещено заниматься сбором средств до окончания расследования Благотворительного комитета. Возможно, будет возбуждено уголовное дело...»
– Мама, – выпалила я, – ты что, украла деньги? – Я была потрясена до глубины души. В частности, тем, что меня назвали «звездой радио „Лондон»». – Ты украла деньги? – повторила я.
– Разумеется, нет, – вознегодовала она.
– Слава богу.
– Все очень запуталось.
– Запуталось? – Где-то я это уже слышала. – Мам, кража есть кража.
– Это была не совсем кража, – осторожно поправила она. – Это было... перераспределение, вот и все.
– Что ты имеешь в виду?
– Сама посуди, у «Голодающих Камеруна» миллионы. Люди все время жертвуют им деньги. А три месяца назад я вступила в Общество протезирования собак...
– Куда?
– ОПС, – объяснила она. – Они изготавливают протезы для собак. И у них вообще нет ни пенни! Так что я решила отдать им деньги, собранные для «Голодающих Камеруна».
– И сколько?
– Всего-то пять тысяч фунтов.
– Как ты добыла эти деньги?
– Да все как обычно – ярмарки, гаражные распродажи. Только вместо того, чтобы послать деньги «Голодающим Камеруна», я положила их на свой счет. Но не присвоила, – торжественно заверила она, – а перевела на счет ОПС.
– О, господи.
– Но Минти, ты только представь этих бедных маленьких собачек, ковыляющих на трех лапках. У меня сердце разрывается. Мне их так жалко. Я же никогда раньше ничего подобного не делала. Думала, никто и не заметит. Но они раздули такой грязный скандал!
– Неудивительно.
– Мне запретили работать для «Голодающих Камеруна», и может... и может... – она закрыла рукой глаза. – Может, мне придется сесть в тюрьму!
– А папа знает?
– Да все об этом знают, – в отчаянии произнесла она.
И я позвонила папе. У него был на удивление веселый голос. Он казался невозмутимым и не разделил моих опасений, что маму посадят за решетку.
– Скорее всего, назначат большой штраф, – заявил отец. – Она же себе денег не оставляла. До сих пор уверена, что не сделала ничего дурного.
В первый мой день на работе сослуживцы вели себя очень тактично. Спрашивали, как мне понравилось в Лос-Анджелесе, и ни слова не проронили о маме, хотя все газеты кричали о ней. В конце концов, я сама затронула больной вопрос на утреннем совещании: мне хотелось, чтобы коллеги знали правду. Я не могла допустить, чтобы кто-то из знакомых думал, будто моя мать присвоила деньги.
«В любом случае, плохой рекламы не бывает», – заключила я, безрадостно усмехнувшись.
На самом деле моя жизнь превратилась в кошмар. Я очень переживала. Мало того, что я видела Джо с другой, и страдала от разницы во времени – на меня навалилась бессонница. В одну из ночей, проворочавшись до трех часов с открытыми глазами, я включила радио на прикроватном столике и услышала знакомый голос:
– Это полное девьмо! – спорила Мелинда с одним из тех ненормальных, что звонят на радио по ночам. – Все только и твевдят что о дельфинах! – возмущалась она. – Но никто не подумал о тунце!
– О тунце? – оторопел звонивший.
– Их же едят, потому что они несимпатичные. У них рот до ушей и лоб покатый. Но кого это волнует? – воскликнула она.
Я застонала и зарылась лицом в подушку. Через несколько минут развернулась новая дискуссия – о специальных дверях для инвалидов в лондонских автобусах.
– Какой бвед, зачем устваивать в каждом автобусе вход для инвалидов? – вопрошала она.
– Как это зачем? – изумился собеседник.
– Ведь инвалиды не ездят на автобусах! Даже вебенок знает. Скажите, когда в последний ваз вы видели инвалида, входящего в автобус?
Боже, она грубит звонящим! Невероятно. Чуть что не по ней, сыплет оскорблениями!
– Дай отдых своим голосовым связкам! – огрызнулась она на Кевина из Форест-Хилла. – Заткни вот, недоумок! – досталось Биллу из Бекенхэма.
«Слава богу, в такое время нас почти никто не слушает», – подумала я, погружаясь в сон. Никто, кроме нескольких тысяч полуночников, психов и возвращающихся с рейв-пати деток под кайфом.
Следующие несколько дней прошли в томительном ожидании: выдвинут ли «Голодающие Камеруна» обвинения против мамы? Другие благотворительные организации получили доступ к ее банковскому счету, чтобы проверить, не «перераспределяла» ли она и их средства. Будущее не сулило ничего утешительного. К тому же Пердита выглядела так, словно вот-вот лопнет. Ее раздувшийся живот болтался из стороны в сторону, как мешок; она едва могла передвигаться. Мы устроили ей гнездо под лестницей, выложив большую картонную коробку кухонными полотенцами. Прошло два дня, три, а котята все не появлялись. Напряжение стало невыносимым. На четвертый день, вернувшись с работы, я застала Эмбер в истерике.
– Кажется, у нее начались схватки! – стонала кузина.
Пердита вопила так, что уши закладывало. Она вся извертелась, боялась оставаться одна, оглушительно мяукала и таращилась на нас. Такого мы не ожидали.
– Лори уверял, что она спрячется и спокойно родит.
– Нет. Я только что ему позвонила, – ответила Эмбер. – Он сказал, что Пердите нужна помощь. Молодые самки иногда начинают нервничать.
Мы сели и стали ее наглаживать. Сидеть нам пришлось долго. И вой становился все громче.
– Как ты думаешь, скоро все закончится? – спросила Эмбер.
– Полагаю, часа через два.
Чтобы убить время, мы таращились в переносной телевизор и ждали. Посмотрели «Голубого Питера», шестичасовые новости, переключились на «Улицу Коронации» и досмотрели до конца. За этим последовал «Бруксайд» и прямой эфир национальной лотереи. Котят все не было. Прошли девятичасовые новости, «Секретные материалы», но ничего не происходило. Когда по экрану побежали титры ночных новостей, у Пердиты начались мощные схватки. То она лежала безмятежно, то корчилась в конвульсиях, а в перерывах урчала, как газонокосилка, чем несказанно нас удивила.
К полуночи схватки участились. Судороги раздирали пасть несчастного животного, исторгая из нее безмолвный стон. Было страшно наблюдать, как силы природы неумолимо делают свое. Стоило нам с Эмбер пошевелиться, как Пердиту охватывала паника, и она начинала вопить. К двум часам ночи кошка вконец вымоталась и легла на бок, тяжело дыша и вывалив розовый язычок.
– Она уже полумертвая, а ведь ей еще рожать, – в отчаянии произнесла Эмбер.
– Может, поймать какую-нибудь музыку? – предложила я и щелкнула выключателем.
По радио вещала Мелинда. Послушав минутку, мы оцепенели. Если раньше главным ее пороком была некомпетентность, то теперь она прямым текстом посылала слушателей: «Вешай твубку занудный ставый певдун!.. Заткни пасть!.. Кончай мямлить, импотент несчастный!.. Отсохни, ставикан!»
– Почему она так грубит? – ужаснулась Эмбер.
– Наверное, ненавидит работать в ночную смену, – предположила я. – Злится, что больше не ведет «События», и вымещает злобу на слушателях.
– На нее могут пожаловаться в Комиссию стандартов радиовещания, – сказала Эмбер.
«А сейчас векламная пауза», – произнесла Мелинда.
Ландшафтное садоводство – это искусство. Позвоните в компанию «Сад и огород». У нас работают опытные специалисты...
Я выключила радио. Было уже три часа ночи, а Пердита так и не родила. И вдруг мы кое-что увидели. Появился маленький пузырик, потом что-то белое, и на газету выскользнуло крохотное, влажное, пушистое существо, напоминающее утонувшего мышонка. Пердита быстро повернулась, раскусила оболочку и начала облизывать новорожденного котенка шершавым язычком.
– Это был трехцветный кот из квартиры 31, – убежденно произнесла я, увидев тигровые полоски.
– Слава богу, не рыжий, – с улыбкой облегчения проговорила Эмбер. Котенок вытянул передние лапы – они были не больше бумажных скрепок – и вслепую стал нащупывать дорогу.
– Ой! – вскрикнула Эмбер, когда котенок нашел сосок и стал пить молоко.
Пердита урчала и мяукала, потом ее снова пронзила судорога, и, через несколько минут, появился еще один котенок, тоже в мешочке. Пердита энергично его облизала, и он тоже присосался к ее животу.
– Близняшки! – воскликнула я. И тут мы услышали странный хруст.
– Ой, смотри! – восторгалась Эмбер. – Она съедает послед! Правда здорово, Минти?
– Не знаю, – поежившись, произнесла я.
– Мудрость матери-природы, – проворковала Эмбер, глядя, как Пердита хрумкает плацентой. – Там полно витаминов.
Поразительно: как Эмбер, испытывающая глубокое отвращение к человеческим родам, может с таким восторгом принимать роды у кошки? Котята попискивали, как игрушечные крысы, а Пердита вылизывала сморщенные тельца и нежно похлопывала их передними лапами, чтобы они ели. И все урчала и урчала. Потом ее тело снова напряглось.
– Три! – закричали мы через две минуты.
– Тройняшек ей не осилить, – сказала Эмбер. – Придется помочь.
Через двадцать минут все вроде бы закончилось. У живота Пердиты слепо толклись три мокрых котенка, будто плыли брассом сквозь ее мех. Только мы собрались накрыть коробку одеялом, чтобы им было уютно, темно и спокойно, как началось копошение. Пердиту снова пронзил спазм, и появился четвертый котенок. Он был не похож на других – черный и щуплый. И как-то странно двигался. Крошечные лапки лихорадочно дергались, голова заваливалась на бок. Пердита понюхала котенка, но вылизывать не стала. Она вообще его проигнорировала. Мы сняли оболочку ватой и подтолкнули котенка к матери, но та делала вид, будто его не существует.
– Пердита, будь добра, накорми своего четвертого малыша, – насупилась Эмбер. И снова подтолкнула к ней котенка, но безрезультатно.
Прошло полчаса, а маленького так и не покормили. Все попытки Эмбер обратить на него внимание Пердиты ни к чему не привели. Три котенка сосали молоко за милую душу, а их маленький братик неподвижно лежал на газете. Он постоянно мяукал, будто от боли, маленькая грудка беспокойно вздымалась. Каждый раз, когда мы пытались придвинуть его к соскам Пердиты, он бессильно откидывался назад.
– Он умрет, – прошептала Эмбер. – Минти. – Она была в слезах. – Мне кажется, он умрет. – Котенок действительно выглядел очень слабым. Он распростерся без движения, тяжело дыша. С ним явно было что-то не в порядке.
– Как же нам быть? – тосковала Эмбер, снова подпихивая Пердите котенка.
– Не знаю, – вздохнула я. Пролистала книгу «Все о кошках», но там ничего не говорилось о больных новорожденных котятах.
– Позвоню Лори, – объявила Эмбер. Я взглянула на часы: без пятнадцати четыре. – Я ему позвоню, – повторила она. Пошла в прихожую и набрала номер. Через несколько секунд я услышала ее голос. Она описала состояние котенка, сказала, что он лежит неподвижно в углу коробки. Ее голос срывался, и, очевидно, Лори приказал ей успокоиться и начал объяснять, что делать.
– Что он сказал? – спросила я.
– Он приедет.
– Но у него же сегодня экзамен. Она посмотрела на меня.
– Да. Я знаю. Он велел гладить котенка, очень нежно, это поможет улучшить кровообращение.
Так мы и сделали – по очереди массировали котенка, пока Лори не постучал в дверь. На нем были джинсы и пижамная куртка. Волосы всклокочены со сна. Он осмотрел котенка, попытался заставить Пердиту покормить его, но та упорно пренебрегала своими обязанностями. Котенок начал быстро и неровно дышать.
Лори вздохнул, покачал головой:
– Мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь.
– Что значит «ничего»? – вскинулась Эмбер. Он пожал плечами:
– Закон природы. Животные – жестокие существа. Когда они понимают, что с одним из детенышей что-то не так, то просто оставляют его умирать.
– Он погибнет, – горестно простонала Эмбер.
– Если бы я мог чем-то помочь. Но от меня ничего не зависит. Котенок явно болен, и, боюсь, нам ничего не остается, как позволить природе взять свое.
Эмбер зарыдала, и я тоже утирала слезы. Вы скажете: большое дело, всего лишь какой-то котенок, зачем расстраиваться? Но это было ужасно – сидеть рядом с умирающим малышом и понимать, что ты не в силах помочь.
Когда Лори ушел, мы еще час торчали под лестницей. Было уже шесть утра. Котенок дышал все реже и больше не мяукал. Мы закрыли коробку одеялом и пошли спать.
– Хочешь, я похороню его? – спросила я, когда мы поднимались по лестнице. Эмбер кивнула и шмыгнула носом.
Через три часа я проснулась, и меня тут же охватил страх. Я вылезла из кровати и стала внушать себе, что надо спуститься и заглянуть в коробку. И тут услышала крик Эмбер.
– Он жив!!! – вопила она. Взбежав по лестнице, кузина распахнула дверь в мою комнату. – Минти, котенок жив! Он не умер!
Я бросилась вниз и увидела малыша, который вместе с остальными уткнулся Пердите в живот. Та с невозмутимым видом кормила его, будто вчера ночью ничего и не было.
– Не понимаю, – прошептала я. По щекам у меня, как и у Эмбер, текли слезы. – Это замечательно, но я ничего не понимаю.
– Это чудо, Минти, – восторженно заявила Эмбер. – Случилось чудо! – Она была возбуждена. Плакала и смеялась, потом побежала к телефону, но остановилась на полпути. – Лори все равно нет дома! – воскликнула она. – Он на экзамене.
– Тогда оставь ему сообщение.
– Лори, – услышала я ее голос – она наговаривала сообщение на автоответчик. – Это Эмбер. Большое спасибо, что согласился приехать вчера ночью. К счастью, ты ошибся с диагнозом. Котенок жив и здоров! Он пьет молоко! Это настоящее чудо. Не знаю, как это случилось, но теперь все в порядке. Котенок воскрес. И поэтому мы назовем его Иисусом!
– Ты с ума сошла? – накинулась я, когда она положила трубку.
– Нет. Котенок воскрес из мертвых!
– Так назови его Фениксом или Лазарем. Тебе не кажется, что некоторые люди могут оскорбиться?
– Нет. Мы назовем его Иисусом, – отрубила она и расхохоталась, как сумасшедшая. Она была вне себя от радости. И снова схватилась за телефонную трубку. По разговору я поняла, что звонит она в местную газету.
– Алло, – проговорила она. – Отдел новостей? Это Эмбер Дейн. Хочу сообщить вам прекрасные новости об Иисусе. Иисус жив! – восторженно воскликнула она. – Он восстал из мертвых и... о... правда? Хм-м, я просто подумала... может, вы заинтересуетесь... Да, отличная маленькая история про животных... О'кей. На этой неделе все занято... Что? Правда? Понятно... Боже! Спасибо. До свидания.
Эмбер зашла на кухню, где я заваривала чай.
– Сказали, что не хотят ничего слышать об Иисусе.
– Даже странно, – сыронизировала я.
– Нет, редактор сказал, что их больше интересует бог.
– Бог? – удивилась я.
– Да. Бог.
– Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой?
– Нет. Бог современной медицины Годфри Барнс. Доктор из клиники по лечению бесплодия. Судя по всему, он что-то натворил!
По дороге к метро я купила камденский «Нью джорнал» и на первой же странице прочла: «Скандал в Камдене: шокирующее признание доктора Барнса». Здесь же было напечатано большое фото профессора на ступенях клиники с подписью: «Знаменитый специалист по лечению бесплодия признает, что является отцом сотен детей». История попала во все газеты. «Новый метод лечения бесплодия», – язвила «Мейл». «Крестный отец», – кидала камень «Миррор». «Папа-доктор», – острила «Сан». Я пребывала в растерянности: так все эти младенцы – его дети? Очевидно, он использовал собственную сперму, и не один год. Пациенты встревожились, когда лечение бесплодия стало открытой темой. Женщины рассказывали друг другу, что обращались в клиники, и обсуждали врачей. И выяснилось, что у большинства детей, рожденных после лечения у Барнса, зеленые с искорками глаза и рыжие волосы. Естественно, мужья стали подозревать жен. Как говорится, сложили два и два, и получилось четыре. Оказалось, четыре – правильный ответ. Точнее, четыреста. Четыреста младенцев. Озорник Годфри, бог современной медицины. Теперь ему грозило разбирательство в Генеральном медицинском совете и обвинение в грубом попрании профессиональной этики. Некоторые мужья угрожали подать в суд, другие хотели оставить своих жен. Привлечение к уголовной ответственности всего лишь вопрос времени. Бедняга Годфри. Идиот несчастный. Какие же ему придется платить алименты? Миллионы и миллионы фунтов.
Одна из газет утверждала, что Годфри страдает манией величия, и хотел всего лишь потешить свое эго. Но сам Барнс стоял на том, что его единственной целью было поспособствовать женщинам с зачатием. «Моя работа – помочь детям появиться на свет», – сказал он мне. Что ж, в этом он преуспел. Специалист по оплодотворению в прямом смысле слова. Конечно, большинство детей были зачаты в пробирке, но в некоторых случаях, надо полагать, и естественным путем: «О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!»
Я с содроганием вспомнила об Уэсли: как же мне себя с ним вести? Да очень просто – помалкивать. Когда мама влипла в историю, сослуживцы тактично молчали. Очевидно, все на радио «Лондон» пришли к тому же решению. Каждая собака знала, что Дейдра лечилась у Барнса, но никто ни словечка не проронил. Уэсли сам затронул щекотливую тему.
– Годфри Барнсу это с рук не сойдет, – беззаботно произнес он на утреннем совещании. – Барнс и Дейдру лечил, знаете.
– Да что ты! – удивились мы.
– Да. Но я с ней поговорил, и она сказала, что наш ребенок... с ним все нормально.
– Конечно, – дружно закивали мы. – Разумеется, все в порядке. – И тема была закрыта.
Мы осветили скандальную историю в ближайшем выпуске «Событий». Софи пригласила одного из светил в области искусственного оплодотворения для интервью в прямом эфире. И хотя дело уже передали в суд, почтенный эскулап не удержался, чтобы не пнуть Годфри. Теперь беднягу Барнса можно было безнаказанно поливать грязью.
– К сожалению, некоторые специалисты считают себя суперлюдьми, – посетовало светило и печально покачало головой, стараясь скрыть тихое злорадство, – носятся со своей персоной, воображают, что стали известными личностями. А стоит им выступить по телевидению – и вовсе метят в звезды. Но чем выше взлетишь, тем дальше падать, – с презрением заключил он.
– Однако Годфри Барнс действительно выдающаяся личность и очень интересный человек, – возразила я.
– Это вам так кажется, – поморщился он. – Теперь все знают, как ему удалось достичь столь поразительно высокого уровня успешных операций.
– Он говорит, что использовал собственную сперму лишь в том случае, когда семя партнера было нежизнеспособно, – вставила я. – В общем и целом, он был просто донором спермы.
– Возможно.
– Доведись мне оказаться на месте тех женщин, – изрекла я, адвокат дьявола на службе у бога, – и выбирать между спермой анонимного донора или профессора Барнса, я бы не сомневалась. Уверена, что, несмотря на... скандал, – терпеть не могу это слово, но по-другому не назовешь, – большинство пациенток все же благодарны Годфри Барнсу.
И я оказалась права. Через неделю женщины встали на его защиту. Включив вечерние новости, я увидела репортаж о шумной акции у входа в Генеральный медицинский совет. Около пятидесяти женщин с детишками в рюкзачках-кенгуру и колясках выкрикивали: «К черту ГМС!» – и потрясали плакатами с надписью: «Мы любим бога!»