Беатриче постепенно приходила в себя. Она будто очнулась после общего наркоза. Ей захотелось потянуться всем телом, чтобы окончательно проснуться, и тут что-то твердое и острое врезалось ей в спину. Такое ощущение, что кто-то по злому умыслу подложил ей в постель осколок камня с острыми краями. Да и сам матрас, на котором она лежала, был необыкновенно жестким и неудобным. Он напомнил ей футон в квартире Маркуса Вебера. Беатриче просыпалась по утрам с болями в спине. И каждый раз, когда она просила Маркуса поменять футон на обычную кровать, он начинал читать ей лекции о пользе здорового сна, углубляясь в восточную философию и современный дизайн. Потом она рассталась с Маркусом. Разумеется, не из-за футона. Это случилось много лет назад. В последний раз она видела Маркуса, когда была беременной. Они тогда так сильно повздорили, что она вышвырнула его из своей квартиры, после чего у нее начались схватки. Ее доставили в больницу, а наутро родилась Мишель – на десять недель раньше срока.

При мысли о малышке Беатриче вспомнила все: отделение интенсивной терапии в детской клинике, рассказ родителей, тщетные поиски пропавшего сапфира и ее уверенность в том, что Мишель совершает сейчас свое фантастическое путешествие во времени – наподобие тех, в которых побывала она сама.

Она хорошо помнила, как сидела в своем доме на софе, умоляя камень Фатимы перенести ее в новое путешествие, к ее маленькой Мишель. И, кажется, это произошло.

Поначалу Беатриче негодовала. Как могло получиться, что ее Мишель, которой нет еще и четырех лет, попала невесть куда, совершенно одна, без всякой поддержки? Но внутренний голос ей подсказывал, что во всем есть свой смысл. Какой бы сумасбродной и даже безумной ни казалась идея отправить ребенка в путешествие во времени, за ней стоял некий замысел. Причина, о которой она пока не догадывалась.

«Надеюсь, что Мишель сейчас где-то рядом», – думала Беатриче. В отчаянии она так крепко сжимала сапфир, что его края врезались в ее ладонь. Наконец, собрав всю свою волю, она открыла глаза.

Над ней простиралось бескрайнее голубое небо. Нещадно палило солнце. Высоко под облаками кружили две птицы, по-видимому коршуны, которые, предвкушая близкое пиршество, терпеливо выжидали, когда жертва наконец испустит дух. И этой жертвой, подумала Беатриче, должна стать она.

Затем она осмотрела себя. Судя по одежде, камень Фатимы вновь отправил ее на арабский Восток. Значит, не составит труда объясниться с населением – большое преимущество в предстоящих поисках Мишель. Но, оглянувшись по сторонам, Беатриче пришла в отчаяние: более унылой местности она еще не видела. Даже монгольская степь, с ее бесконечными, поросшими травой холмами, была намного разнообразнее, чем эта пустыня. Кроме обломков камней, серой, белесой пыли, сухих колючек, ну и конечно, тех двух стервятников, круживших над ней в ожидании добычи, здесь не было ничего. Никаких признаков, указывающих на присутствие человека. Ни звука, кроме шума ветра, порывы которого поднимали клубы пыли и заставляли шелестеть скудную растительность. «Наверное, так выглядит поверхность Луны», – подумала Беатриче.

Бескрайняя, бесконечная даль!.. Она усмехнулась: доктор Беатриче Хельмер в поисках других цивилизаций совершает путешествие по временным эпохам.

И что теперь, плакать или смеяться? Она многого могла ожидать от камня, но чтоб такого… Когда в прошлый раз она оказалась в похожей местности, ей на помощь пришли Маффео Поло и Джинким, которые охотились в степи и подобрали ее прежде, чем она пришла в себя. Может, она слишком рано очнулась и ей надо просто сидеть и ждать, пока мимо не пройдет караван, пастухи или три восточных мудреца? Кроме сапфира, у нее не было при себе ничего – ни провианта, ни воды, ни даже ножа.

Ликующие крики коршунов снова раздались в вышине. Она подняла голову. Сейчас их было уже трое. Падалыцики созывали гостей на пир.

Беатриче в бешенстве вскочила. «Не дождетесь! После всего, что мне пришлось пережить, я не собираюсь стать вашей добычей».

Отряхнув пыль с одежды, она повязала голову платком, чтобы защититься от солнца, и достала из внутреннего кармана одежды сапфир.

Искрясь голубым светом, он светился так ярко, что глазам стало больно. Она закрыла глаза рукой, а когда вновь их открыла, то заметила в нескольких метpax от себя святящееся голубое пятно, напоминающее по форме перст. Сначала она решила, что ей почудилось. Потом ей пришло в голову, что пятно – следствие преломления лучей в камне. И все же во всем этом было нечто странное. Она сообразила, что при таком положении солнца отблеск должен падать позади нее, а не впереди. Может, это знак? Чушь! Такое может быть только в сказках и легендах, ну в крайнем случае – в докладах эзотериков. Беатриче попробовала направлять сапфир то в одну, то в другую сторону. Невероятно! Голубой перст виделся то ярче, то приглушеннее; он становился то короче, то длиннее, независимо от того, под каким углом падали на поверхность камня лучи солнца. Но голубой перст, окутанный облаком пыли, указывал одно и то же направление. Беатриче пыталась найти этому логическое объяснение, но вскоре поняла тщетность своих попыток. Известными ей физическими формулами такое явление объяснить было невозможно. Значит, это знак. Некая таинственная высшая сила заботилась о ней, указывая, куда идти.

Беатриче больше не сомневалась. Она двинулась в путь, полная уверенности, что идет в правильном направлении. Какой бы длинной ни была дорога, в конце концов она обязательно встретится с Мишель.

– Мой господин, – слуга сделал низкий поклон, – простите, что помешал. Я не хотел беспокоить вас перед обеденной молитвой, но там, за дверью, какой-то нищий просит его впустить. Не так давно вы приказали, чтобы я проводил к вам всех, кто будет нуждаться в помощи.

– Знаю, – отвечал Хасан. Он усмехнулся по себя: слуга, конечно, думает, что господин следует заповеди Аллаха – помогать нуждающимся. Откуда ему может быть известно, что на самом деле он ждет гонца, переодетого нищим. – Введи сюда несчастного. Пусть скажет, зачем пришел.

Поклонившись, слуга исчез. Хасан обернулся и выглянул в окно. Невдалеке виднелась мечеть, величественно возвышаясь над крышами Газны. Стройные колонны минарета, словно указующие персты, устремились к небесам, напоминая верующим, куда должны быть направлены их помыслы и сердца. В том, что из его окна открывался вид на золотые купола мечети, он видел божий знак. Сейчас Хасан неотрывно смотрел на них – в надежде получить ответ на мучивший его вопрос. На его глаза навернулись слезы. Он с трудом справлялся с нахлынувшими на него чувствами. Неужели это священное сокровище невиданной красоты, которое мог создать лишь всемогущий Аллах в его бесконечной доброте к верующим, наконец найдено? И спустя несколько мгновений он сможет дотронуться до него своей рукой? А вдруг это не гонец, которого он так долго ждет? Что, если обыкновенный попрошайка? В таком случае он все равно пожертвует ему золотую монету, как того требует всемилостивейший Аллах.

Хасан, потупив взор, быстрыми шагами направился в сторону гостя.

– Господин, – раздался вдруг голос слуги.

Хасан поднял глаза и остановился. В нескольких шагах от себя в сиянии ярких световых отблесков он разглядел фигуру человека, одетого в жалкие лохмотья. По всей видимости, это был монах. Его глаза горели священным огнем. Неужели это знак?

– Салам, – приветствовал гостя Хасан. Цвет мебели и подушек вокруг него внезапно изменился. Будь он человеком без воображения, он бы не на шутку встревожился. Но Хасан вырос в пустыне и понимал, что это следствие слишком долгого пребывания на солнце. Закрыв глаза, он дал им успокоиться, а когда снова открыл их, зрение вернулось к нему в прежних красках. Нищий был совсем юнцом, почти ребенком – худой, бледный и безбородый. Но в его темных, почти черных, глазах горел священный огонь, который Хасан видел только у членов его братства. В тот же миг он понял, что камень по-прежнему не найден. Осман никогда бы не рискнул послать к нему мальчишку с камнем Фатимы.

– Тебе нужно срочно сменить одежду, – сказал Хасан, открывая ларец, в котором всегда держал несколько золотых динаров. – Ты, верно, проголодался? Слуга проводит тебя на кухню.

Юноша взял золотую монету и так посмотрел на нее, словно Хасан вместо золота дал ему косточку от хурмы.

– Вы очень добры и великодушны, господин. Да благословит вас Аллах и дарует вам здоровье и долгие годы жизни. Но я не могу принять ваше приглашение. – Юноша поднял голову и посмотрел на Хасана. – Голубь летит к горе.

Хасан улыбнулся. Он не ошибся. Юноша был одним из «них».

– И возвратится с оливковой ветвью, – ответил он и повернулся к слуге. – Я очень проголодался. Приготовь мне немного кунжутной пасты с медом, как ты это умеешь. – Он подождал, когда слуга уйдет. – Говори, мальчик.

– Простите, господин, что обременяю вас своим присутствием. Меня послал к вам магистр Осман. Вот его послание. Это срочно.

Юноша достал из спрятанного в лохмотьях кармана кусок пергамента и протянул Хасану. Тот бережно развернул его и стал читать. Там было всего несколько строк.

– Надеюсь, я принес вам добрые вести, – сказал юноша, теребя в руках потрепанную феску.

Хасан вздохнул.

– К сожалению, нет. – Он с трудом сдерживал слезы. В письме сообщалось, что кочевнику удалось ускользнуть от них – с девчонкой и, разумеется, с камнем. К тому же бесследно исчезли четверо их собратьев. Сапфир по-прежнему в руках неверных. – Как твое имя, сын мой?

– Мустафа, господин, – ответил юноша, переминаясь с ноги на ногу.

– По всей видимости, доблестные воины погибли. Они были из тех, кто не задумываясь отдавали свои жизни во имя Аллаха. Теперь поговорим о нас.

– Что я должен делать? – спросил Мустафа, не медля ни минуты. – Приказывайте, и я исполню любое ваше поручение. Если понадобится убить злодеев, я сделаю это, даже если придется поплатиться жизнью. Я готов.

– Да вознаградит тебя Аллах за твою преданность! У меня есть для тебя великая задача. Но не сейчас. А теперь ступай к слуге. Пусть он даст тебе что-нибудь поесть. Потом хорошенько вымойся. А я тем временем напишу письмо Осману. Его нужно передать как можно скорее. Пока это моя единственная просьба.

Юноша низко поклонился.

– Благодарю за оказанное доверие, господин. Я буду молить Аллаха за вас. Обещаю, что вы не разочаруетесь во мне.

– Пока твое сердце наполнено преданностью и ты строго следуешь заповедям Корана, ты всегда будешь оправдывать мое доверие. – Он положил руку на голову юнца. – Да благословит Аллах каждый твой шаг. А сейчас иди. Нужно спешить.

Когда юноша удалился, Хасан сел за стол. Шкатулка из эбенового дерева, в которой он хранил письменные принадлежности, не отличалась изысканностью, как и вся обстановка его комнаты. Иногда собратья подшучивали над ним, называя его аскетом или монахом. Они считали, что он с излишним усердием выполняет заповедь о воздержании. Аллах дает богатство, чтобы пользоваться им, а не отказываться от жизненных благ. Но у Хасана было свое мнение. Служа Аллаху, считал он, нельзя переусердствовать. Все или ничего! И он – еще мальчиком – избрал первое.

Обмакнув перо в чернильницу, Хасан начал писать. Это были несколько поспешных строк. Осману поручалось срочно отыскать следы исчезнувших братьев. Ясно одно: по этим следам они найдут девчонку. А где она – там и камень Фатимы. В конце он приписал еще одну строку – для Османа: взять под опеку юного Мустафу и воспитать его в надлежащем духе. У мальчишки пылкая душа. Из него можно вылепить верного бойца. На таких, как он, можно всегда рассчитывать.

Хасан насыпал горсть песка на лист, чтобы высохли чернила, затем стряхнул. Аккуратно свернул пергамент, запечатал сургучом и поставил свою печать. Он принадлежал к древнему богатому роду, давшему не одного правителя страны. Но будь он даже старшим сыном в семье, отказался бы стать преемником отца. Он мечтал о другом – создать империю, которая бы стояла веками, может быть, вечно. Поэтому его печать была краткой: «Велик Аллах!»

Он встал и подошел к окну. Солнце переместилось по небосклону, отбрасывая мягкий свет на золотые купола мечети. Он не слепил глаза. Хасан заметил, как на балкон мечети вышел муэдзин и, развернув молельный коврик, опустился на колени. Голос муэдзина плыл над крышами Газны, и Хасан молился за своих четверых собратьев. Он знал, что можно было не беспокоиться о спасении их душ – они в любое время готовы были расстаться с жизнью. Но среди тех, кто гнался за кочевником и девчонкой, был его родной брат Нураддин – единственный, кто внял призыву Аллаха и добровольно, всей душой последовал его примеру. Если он погиб, как все объяснить отцу?

Уже несколько дней Беатриче находилась в пути, но ей казалось, что она не сдвинулась ни на шаг. Несмотря на то, что она вставала с первыми лучами солнца и шла до тех пор, пока кроваво-красный шар не садился за горизонт, в пейзаже, окружающем ее, ничего не менялось. Все та же унылая картина – колючки, пыль, выгоревшая на солнце сухая растительность, шелестящая на знойном ветру, как алюминиевая фольга. Одежда немного защищала от палящего солнца, но одолевали голод и невыносимая жажда. Язык прилипал к гортани, губы иссохли и потрескались, а воображение рисовало ей бокалы, наполненные прохладительными напитками, и источники с чистой ключевой водой. Она поклялась, что больше никогда не выйдет из дому, не захватив с собой бутылочку с водой. Разумеется, если когда-нибудь выберется из этого бесконечного странствия по пыльному аду. Беатриче пыталась утолить голод, жуя какие-то сухие жесткие растения, по вкусу напоминающие спички. Как-то раз она поймала жука с блестящими черными крыльями, похожего на скарабея, и ей вдруг вспомнились слова одного гамбургского кулинара из известной телепередачи, специалиста в искусстве выживания: он называл насекомых носителями белка. Однако, продержав около часа бедное насекомое в руке, чувствуя, как оно щекочет ей лапками ладонь, в конце концов отпустила на свободу. Может быть, из жалости к единственному живому существу во всей этой бескрайней пустыне, а может, голод еще не достиг своего предела. Глядя, как жук быстро убегает от нее и зарывается в песок, Беатриче вдруг подумала, что поступила, пожалуй, опрометчиво, отказавшись от порции белка.

Лишь поздно вечером, когда солнце зашло за горизонт и наступила темнота, она сделала привал. Беатриче не утруждала себя поисками места для ночлега. Она свалилась на пыльную землю прямо там, где застигли ее сумерки, съежилась в комок, дрожа от холода и укрывшись дорожным плащом. Но это не помогало: она мерзла так сильно, что стучали зубы. Она, конечно, слышала о резких перепадах ночной и дневной температур в пустынных регионах, но не представляла себе, что это в действительности такое. Беатриче думала, что речь идет о субъективном ощущении ночного холода по сравнению с палящей дневной жарой. Иногда она пробуждалась ночью от беспокойного сна; ей казалось, что пар от ее дыхания застывает на одежде кристалликами льда.

День ото дня становилось все труднее вставать по утрам и продолжать путь. Несмотря на толстые подошвы сапог, она чувствовала все камни, на которые наступала. На ступнях образовались огромные кровавые мозоли, и каждый шаг давался с болью, словно она шла по раскаленным углям. Не раз Беатриче была близка к тому, чтобы рухнуть на месте и обреченно ждать своей участи. Но этого она не могла себе позволить. Как только она закрывала глаза, сразу видела Мишель: как та лежит в детской клинике, в отделении интенсивной терапии, в окружении пищащих мониторов, погруженная в глубокий сон. Малышка не выйдет из этого сна, пока Беатриче ее не найдет и не вернет домой.

… Коршуны продолжали упорно ее преследовать. Они стали уже привычной частью пейзажа. Своим присутствием они как бы напоминали ей, что в этой местности, кроме нее, есть и другая жизнь. Вечерами, когда Беатриче устраивалась на ночлег, стервятники опускались на землю – с каждым днем все ближе. Самому крупному из них, особенно отвратительному, с налившимися кровью глазами, который, очевидно, был их вожаком, она дала кличку Доктор Майнхофер. Второго, поменьше и пожирнее, окрестила Нухом II. Но больше всего она боялась Зенге – огромного, худого, с иссиня-черным оперением. Казалось, что он прямо сейчас готов начать свой пир, и только авторитет Доктора Майнхофера сдерживает его от того, чтобы вонзиться острыми когтями в еще живое тело в страстном желании отодрать мясо от кости. Беатриче достала камень Фатимы. В который раз она хотела убедиться, что не сбилась с пути. Указующий голубой перст по-прежнему показывал одно и то же направление – на северо-запад.

… Это случилось на шестой день в полдень. Солнце, нещадно паля, стояло в зените. В полуобморочном состоянии, изнывая от жары и жажды, Беатриче, спотыкаясь, двигалась вперед, на северо-запад. Острая боль неожиданно вернула ее к действительности: в левую ногу ей будто всадили ржавый гвоздь. Она вскрикнула, прикусив губу. В небе раздался ликующий крик: три стервятника, опустившись совсем низко, кружили прямо над ее головой, словно возвещая о близком конце. Собрав остаток сил, Беатриче с трудом встала и поковыляла дальше, но через час снова выдохлась. Каждый шаг отдавался нестерпимой болью. Она сняла сапог и ужаснулась увиденным. На ступне была не лопнувшая мозоль, как она думала раньше. Все обстояло гораздо хуже – она напоролась на шип. Он впился глубоко в кожу. Это место покраснело и набухло: до него невозможно было дотронуться.

Превозмогая боль, Беатриче сдавила воспаленную шишку, стараясь выдавить шип. Теперь оставалось ухватить его и выдернуть. Это оказалось нелегким делом: кожа на ее руках огрубела и потрескалась, почти все ногти обломались. Перед глазами все время прыгали круги, и она плохо видела черный кончик занозы. Если бы в этот момент она встретила фею и та пообещала выполнить любое ее желание, Беатриче не раздумывая попросила бы пинцет. В конце концов, промучившись несколько часов, она вытянула из раны двухсантиметровый шип. Затем сжала шишку, чтобы удалить весь гной. Слезы хлынули у нее из глаз, но она даже не вскрикнула, боясь привлечь внимание стервятников. Они так и кружили над ней, подлетая все ближе и ближе, подергивая головами и издавая такой клекот, будто уже делили между собой добычу.

– Кыш, мерзкие твари! – закричала Беатриче, бросая в птиц камнями.

Но сейчас они не улетели, как обычно, а лишь попятились на несколько метров назад, и издали стали наблюдать за ней. Неужто учуяли запах крови и гноя? Да, с такой ногой ей далеко не уйти. Оставалось лишь уповать на чудо.

Оторвав полоску ткани от дорожного плаща, она замотала ногу, моля Бога, чтобы воспаление не перешло на сухожилие или, еще хуже, на кость. Неужто злополучный шип загонит ее в могилу прежде, чем она найдет свою маленькую Мишель? А может, ее преследует злой рок? Беатриче глубоко вздохнула. Конечно, это полная чушь, но в подобных обстоятельствах волей-неволей станешь верить в любых демонов, гномов и даже в самого дьявола.

Между тем стервятники подобрались к ней совсем близко. Их зловещий клекот стоял у нее в ушах. Птицы как будто спорили о чем-то. И Беатриче даже догадывалась о чем. Зенге хотел первым вцепиться в добычу, а Доктор Майнхофер, по-видимому, уговаривал его немного подождать, покуда добыча не испустит последний вздох. Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, стервятники подняли головы и разом смолкли. Нух II, расправив крылья, взмыл в небо.

Вернувшись через некоторое время, он будто что-то сообщил двум остальным птицам. Доктор Майнхофер бросил на Беатриче свирепый взгляд, издал злобный крик и вместе с Нухом II поднялся в воздух. Зенге продолжал выжидать. Беатриче не могла избавиться от ощущения, что птица смотрит на нее с ненавистью и злобой. Стервятник издал хриплый клекот, похожий на ругательство, потом расправил крылья и полетел вслед за своими собратьями. Беатриче в изумлении проводила их взглядом. После упорного шестидневного преследования они наконец ее оставили. Но почему?

Ответ не заставил себя ждать. Краем уха она уловила равномерный звук, похожий на глухую барабанную дробь.

Беатриче прислушалась. Ей показалось или это действительно стук копыт? Вдалеке послышалось конское ржание. Наконец, на горизонте замаячили фигуры всадников.

– Эй, там! – во все горло закричала Беатриче, вскочив на ноги и совершенно забыв про боль. Она думала только о том, как привлечь внимание всадников. Страх, что они проскачут мимо, не заметив ее, придал ей силы. Она прыгала на месте, размахивая руками, как ветряная мельница. – Эй, сюда!

Облако пыли поднималось все выше. Беатриче ликовала. Всадники действительно двигались в ее направлении. Ее вдруг охватили сомнения: кого могло занести в этот ад по доброй воле? Но на раздумья времени не осталось: всадники были уже совсем рядом.

Мужчины, одетые в широкие дорожные плащи, гордо восседали на своих скакунах. Для защиты от солнца и песка их лица были закрыты платками. На Беатриче с недоверием смотрели четыре пары темных глаз, как бы вопрошая: кто перед ними – человек или призрак?

– Салам, добрые люди! – Беатриче поклонилась, приложив руку к груди, рту и лбу. Ее язык прилип к гортани. Она так хрипела, что боялась оказаться непонятой. – Да благословит вас Аллах за вашу доброту и милосердие. Я уже потеряла всякую надежду на спасение.

Один из путников снял повязку, из-под которой открылось молодое красивое лицо. Беатриче могла поклясться, что глаза были накрашены сурьмой.

– Какими судьбами сюда, в пустыню, занесло женщину, совсем одну? – спросил он, оглядывая Беатриче скептическим взглядом.

– Я должна пересечь пустыню, чтобы…

– Куда ты держишь путь, женщина? – перебил ее другой всадник. Его голос звучал глухо и брюзгливо.

– Я иду на северо-запад, там должен быть оазис, – не задумываясь, выпалила она первое, что пришло ей в голову. – Моя родственница на днях выходит замуж.

– Так ты направляешься на свадьбу в Кум? – изумился третий. Голос был юношеский, почти детский, и Беатриче невольно представила под повязкой невинное лицо подростка. – И мы туда же!

– Помалкивай, Асим! – прикрикнул на него тот, кто первым заговорил с Беатриче. – Не слушай его, женщина. Мой брат иногда несет вздор. Ответь, почему ты странствуешь одна? И где твоя лошадь?

– Я шла в караване с купцами, которые согласились проводить меня до оазиса. Мне и в голову не могло прийти, что эти дружественные на вид люди окажутся подлыми обманщиками. Однажды утром, проснувшись, я обнаружила, что они меня бросили, прихватив мою лошадь, а вместе с ней и вьючного мула – с водой, провиантом, одеждой, украшениями и свадебными подарками. – Беатриче удивлялась, как гладко это вранье слетало у нее с уст. – Сначала я роптала на судьбу, ждала спасения, а потом собралась с духом и решила продолжить свой путь в надежде, что Аллах не оставит меня. И вот я перед вами, благородные господа, всецело отданная на вашу милость и сострадание.

Она снова поклонилась.

– Как долго ты странствуешь одна? – спросил их предводитель. Его голос заметно смягчился.

– Точно не знаю, господин, но думаю, дней пять или шесть, – ответила Беатриче. – Мои силы почти иссякли. Боюсь, если бы вы не нашли меня сегодня, меня бы уже растерзали стервятники.

Путники, обменявшись короткими взглядами, кивнули.

– Мы видели их по дороге, – сказал главный, спускаясь с лошади. Беатриче, заметив привязанный к седлу бурдюк, впилась в него жадным взглядом.

И тут услышала:

– Пей.

У нее выступили на глазах слезы. Она не могла себе представить, что вид этого простого, обтянутого козлиной кожей бурдюка мог вызвать в ней такую бурную радость. Беатриче благоговейно провела рукой по короткошерстному меху, благодаря небо за данное счастье. Этот литр воды ей сейчас был дороже всех духов от Картье.

«Не торопись», – уговаривала себя Беатриче, отпивая маленькими глотками. Кому, как не ей, известно, что при таком обезвоживании нельзя пить слишком большое количество воды. Но каких усилий воли стоило ей соблюсти это правило!

Мужчины пристально за ней наблюдали. Наконец, предводитель взял у нее флягу и смерил ее долгим взглядом. Кажется, она выдержала экзамен: ей поверили.

– Тебе действительно повезло: обычно в Кум мы добираемся другой дорогой, – сказал он, прилаживая бурдюк к седлу. – Садись на лошадь позади Асима. Мы довезем тебя до Кума. – Он помог ей взобраться. – Кстати, меня зовут Малек.

– А меня – Зекирех, – не задумываясь представилась Беатриче. Она решила не называть свое настоящее имя.

– Ты удержишься в седле? – участливо спросил Асим. – Или настолько ослабела, что…

Беатриче вздохнула:

– Я хочу только одного – выбраться наконец из этой пустыни. И ради этого готова скакать хоть на край света.

Асим рассмеялся. Это был радостный, искренний детский смех.

– Твое желание скоро исполнится, – сказал он. – К вечеру мы будем в Куме.

И, пришпорив лошадь, он поскакал вслед за другими всадниками.

… Небо озарилось багрянцем, когда перед ними открылся вид города. Попридержав лошадей, они любовались домами в окружении зеленых деревьев, которые вдруг появились посреди пустыни. У Беатриче от восторга захватило дух. Ничего подобного ей еще не приходилось видеть.

– Вперед! – скомандовал Малек. Он издал гортанный крик.

– Почему вы так торопитесь в Кум? – удивилась Беатриче.

Асим улыбнулся.

– Я думал, ты знаешь. Мы едем на свадьбу. Мой брат сгорает от нетерпения увидеть Ясмину, свою невесту, с которой обручен уже десять лет. Завтра, когда взойдет солнце, Ясмина наконец станет его женой. – И Асим сильно пришпорил лошадь.

Вскоре они достигли оазиса.

Это было чудесное место. Тенистые деревья гнулись под тяжестью плодов – благоуханных персиков, золотисто-желтых яблок и ярко-красных вишен. Цветы, названия которых Беатриче даже не знала, пестрели всеми цветами радуги. Белые стены домов и изгороди были увиты жасмином, источавшим тонкий аромат. В лучах заходящего солнца многоцветье высветилось еще ярче. От созерцания этого великолепия у Беатриче выступили слезы: она словно воскресла из мертвых. Где-то совсем рядом блеяли козы и овцы, кудахтали куры, смеялись люди, звучал детский смех. Жизнь била ключом. Какой контраст с тем адом, из которого она наконец вырвалась! Беатриче не верила своим глазам. Она выдержала! Пустыня осталась позади.

Они подъехали к озеру. На противоположном берегу высилось сооружение, похожее на египетский храм. По воде скользили небольшие плоские лодочки. С деревьев разливались ночные трели птиц, бабочки порхали с одного цветка на другой. Беатриче чувствовала себя инопланетянкой, впервые оказавшейся на Земле. Как удивительна природа – только что они ехали по бесплодной пустыне, и вот теперь, в нескольких шагах от этого ада, – цветущий, благоуханный сад! Какое чудо! Наверное, так выглядит рай. Беатриче отметила про себя отсутствие всяких следов технического прогресса. Ни электрических проводов, ни трансформаторов, ни автомобилей. Не слышно даже шума моторов. Судя по всему, она снова оказалась в Средневековье.

– Приехали! – радостно известил Асим и, сдернув с лица повязку, проворно соскочил с лошади. – Вон там, впереди, дом отца Ясмины. Поскольку ты ее родственница, то будешь жить у них. А мы с Малеком, Муратом и Кемалем разместимся по соседству – в доме дяди Ясмины.

Он протянул руки, чтобы помочь Беатриче спуститься с лошади. Едва ступив на землю, она вскрикнула от боли. Ее нога распухла и была похожа на бесформенный кусок мяса. Она не могла даже стоять.

– Что случилось? – встревожился Асим.

– Моя нога! – простонала Беатриче, опираясь на лошадь. – В пустыне я напоролась на шип и поранила ее.

– Подожди, Зекирех. Я приведу слугу, чтобы он донес тебя. – И Асим быстро помчался в направлении освещенного дома.

Со смешанными чувствами Беатриче смотрела ему вслед. На душе у нее скребли кошки. Рано или поздно обман раскроется. Ясмина и ее родители быстро сообразят, что она им совсем не родственница, и уличат ее во лжи. Что же делать? Признаться во всем и отдать себя на произвол судьбы, в надежде, что к ней проявят великодушие? И что дальше? В лучшем случае, ее с позором выгонят. Но это маловероятно. Скорее всего, упекут в темницу, отрубят руки или забьют камнями… По законам ислама за любое самое малое преступление полагалось драконовское наказание.

Ее обуял страх. А если сбежать, где-нибудь спрятаться, пока не поздно? Но не успев продумать этот вариант, Беатриче тут же отмела мысль о побеге. С ее больной ногой о бегстве не могло быть и речи. Она не пройдет и ста метров, как ее схватят. И тогда пощады не жди! К тому же было слишком поздно – Асим возвращался, таща за собой широкоплечего верзилу. Беатриче схватилась за кошелек, где лежал камень Фатимы, и загадала желание – чтобы волшебный сапфир сделал ее невидимкой.

– Эй, Зекирех! – размахивая руками, радостно кричал Асим. Он и не догадывался, что сейчас происходило в душе Беатриче. – А вот и я. Привел к тебе пару могучих рук. Быстрее ветра они донесут тебя до дома.

Беатриче пыталась изобразить на лице радость. «Носильщик» оказался молодым парнем огромного роста. Настоящий «мистер Вселенная». Беатриче даже поперхнулась: его накачанные мышцы не были результатом изнурительных тренировок, приема анаболиков и протеиновых добавок. За этими мускулами стояла природная мощь. Одного щелчка великана было бы достаточно, чтобы сломать ей руку.

Если бы она сейчас была в Гамбурге и работала в рекламном агентстве, то не задумываясь пригласила бы его на кастинг.

– Госпожа, – поклонился великан. Его мышцы так и играли под загорелой кожей. – Доверьтесь мне.

Не дожидаясь ответа, он поднял Беатриче на руки, как пушинку, и направился к дому.

– До завтра, Зекирех! – радостно крикнул ей вслед Асим. – Увидимся на свадьбе.

Но Беатриче пропустила его слова мимо ушей. До дома оставалось метров пятьдесят. Что говорить, когда ее представят хозяевам дома? «Боже, помоги мне упасть в обморок, – молилась Беатриче. – Тогда я, очнувшись, могу разыграть амнезию».

Осталось всего двадцать метров. Через открытую дверь дома виднелся хорошо освещенный внутренний двор. Промелькнули чьи-то тени. Наверное, это слуги. Или сами хозяева, которые спешили встретить «родственницу».

Ее сердце сжалось в комок.

Десять метров…

«Доверься, – шептал ей внутренний голос. – Камень всегда знает, что делает».

Беатриче зажмурилась. Теперь она готова к самому худшему.

Великан переступил порог.

«Я верю, верю, верю…»