— Разумеется, я не против, — сказала Эмбер. — Не глупи, Минти.

— Слава богу! — расслабилась я, ставя подснежники в вазочку. — Не знала, как ты к этому отнесешься, — продолжала я, — но решила, что все равно узнаешь.

Естественно, я спрятала приглашение у себя в комнате. Не ставить же его на каминную полку? Но мне было бы не очень приятно отправиться на свадьбу Хелен и Чарли тайком от Эмбер. Поэтому сегодня утром я решила все ей рассказать. Похоже, она восприняла новость нормально.

— Я и так знала, что они поженятся, Минти. В конце концов, эта твоя Хелен залетела, а Чарли — джентльмен.

— Да. Но они не поэтому женятся. Думаю, они влюблены.

— Что ж, Чарли всегда хотел детей, и теперь его желание исполнится, — вздохнула Эмбер. — Знаешь, он мне не подходит, — сказала она. — Ему не хватало… куража! Теперь до меня дошло. — До нее дошло… Я это уже давно поняла. — Он такой слабак, да к тому же зануда. Что до Хелен, — разглагольствовала она, — могу только пожелать ей удачи. Ты знаешь, что четверть младенцев орут, не переставая, между тремя и четырьмя часами утра каждый день?

— Правда?

— Хуже того, в основном они орут всю ночь!

— О боже…

— Они забирают всю твою энергию, Минти. Весь творческий потенциал. Высасывают жизненные силы. Не говоря уж о том, что на них уходит куча денег.

— Ты всегда говоришь только о том, что они забирают, — тихо заметила я. — Но никогда не думаешь, сколько радости они приносят.

— Нет, не нужны мне маленькие ублюдки, — отрезала Эмбер, взяла Пердиту на руки и стала укачивать. — Ничего хуже и представить нельзя. И это погубит мою писательскую карьеру.

— М-м-м.

— По данным статистики, двадцать процентов британских женщин, рожденных после шестидесятого года, не будут иметь детей, — добавила она. — И я стану одной из них.

— Это свободная страна.

— Знаешь, соседи завели кота, — переключилась Эмбер.

Пердита вытянулась у нее на плече и заурчала.

— Правда?

— Да. Очень симпатичный кот, — добавила она, погладив Пердиту по спинке. — И конечно, я очень вежливо его похвалила. Но на самом деле наша Пердита в сто раз красивее. И в тысячу раз умнее. У них тупой кот, точно. Никакого сравнения. Я тебе показывала, что умеет Пердита? — оживилась Эмбер. — Смотри внимательно!

С кошкой на левом плече Эмбер пошла в гостиную и вернулась с мотком розовой шерсти. Опустила Пердиту и бросила клубок на пол. Быстрее молнии Пердита прыгнула и сжала клубок когтями.

— Фантастика, — затаила дыхание Эмбер. Глаза ее были как блюдца.

— О да, — кивнула я.

— У нее такая потрясающая реакция, ты не представляешь. По-моему, она опережает в развитии всех кошек своего возраста. Правда, лапочка? Мамочка говорит, что ты у нас умница, ты у нас красавица, ты у нас самая лучшая кисуля в мире.

— Меня сейчас вырвет, — скривилась я.

— Нет, правда, Минт, у нее невероятно высокий коэффициент интеллекта. — Эмбер заглянула в большие изумрудные глаза Пердиты. — Хочешь еще молочка, лапочка? — засюсюкала она.

Фу! Эмбер постоянно возилась с кошкой, но, по крайней мере, та поправилась. Чуть прибавила в весе и выросла больше чем на дюйм. Осунувшаяся мордочка округлилась, а шерстка заблестела, как гагат. Всего лишь за месяц она окончательно освоилась. Днем сидит у Эмбер на коленях, пока та пишет или читает, и с довольным видом втягивает и выпускает когти. Ночью спит на кровати кузины, свернувшись вокруг ее головы, как чалма. Ни на шаг от нее не отходит. Несмотря на все наши попытки разыскать хозяев животного, никто так и не объявился. И слава богу, потому что Эмбер от него без ума.

— Он мой ваб! — воскликнула Мелинда.

— Кто? — не сообразила я и поморщилась: какая мне разница? Опять втянулась в ненужный разговор. Я не отступала от своей новогодней клятвы больше не потакать и не помогать Мелинде.

— Вобевт, — ответила она, помахивая его последним письмом. — Гововит, он мой ваб. По квайней меве, так он пишет. Умова, пвавда?

— Что думает по этому поводу твой муж? — съязвила я.

— А, ничего, — ответила она. Скорее всего, так оно и было.

— Интересно, что он за человек. Не твой муж, — быстро поправилась я. — Роберт, твой поклонник.

— Не знаю. Навевное, жутко симпатичный, — предположила она. — Может, мне с ним встветиться?

— Я бы на твоем месте этого не делала. А вдруг он серийный убийца?

— О, Минти, не глупи! — Мелинда тихонько захихикала и сменила тему: — Я тут с этим евво совсем запуталась. Единая еввопейская валюта: за и пвотив. Может, подскажешь, кто за, кто пвотив?

— Извини, Мелинда. Мне самой не продохнуть с этим репортажем о детском труде. Спроси Джека.

— Ты знаешь, что я не могу спвосить Джека, — печально прошептала она. — Он считает, что от меня никакого толку!

— Так оно и есть, — подтвердил Джек — он только что зашел в офис.

— Что? — возмутилась Мелинда.

— Так оно и есть. Мы не можем начать программу без твоего сценария. Реплики готовы? — полюбопытствовал он. — Хотелось бы взглянуть.

— О… — с опаской протянула она. — Мне нужно еще немного ввемени. Не готовы веплики пво евво.

— Только не затягивай! — резко бросил Джек. — Уэсли уже знает, сегодня репетиция эфира должна пройти гладко. Я хочу, чтобы все было идеально: придет сэр Перси.

— О господи! — выпалила Мелинда. — Я и забыла. Значит, мне нужно поставаться.

— Да уж, — процедил Джек. — Если не можешь придумать реплики про европейскую валюту, попроси Софи. Она в этом деле спец.

— Я очень занята, — пробурчала Софи, которая составляла для нас расписание занятий на компьютерных курсах. Вдохновленный победой на домашнем фронте, Джек, наконец, смягчился и уступил ее уговорам.

— Пожалуйста, Софи! — ныла Мелинда.

— Хорошо-хорошо, — со вздохом согласилась Софи, положила ручку, подошла к столу Мелинды и встала, с профессорским видом скрестив руки на груди. — Тут нет ничего трудного, Мелинда, — начала она, поправив очки в проволочной оправе. — Дело в том, что евро, пришедшие на смену ЭКЮ, стали единой валютой Европейской валютной системы и краеугольным камнем фискальной политики ЕЭС. Зона единой валюты охватывает целый ряд государств, перечисляю в алфавитном порядке: Австрия, Бельгия, Испания, Нидерланды, Португалия, Финляндия. Так называемая Еврозона образует рынок, включающий более трехсот миллионов потребителей, на долю которого приходится одна пятая мировой экономики. Вступление в Евросоюз предполагает многие преимущества, — спокойно растолковывала она. — Прозрачность цен, эффективные рынки капитала, уменьшение риска для предприятий благодаря стабильности курса валюты. Некоторые аналитики полагают, что долговременный эффект участия в Евросоюзе — это снижение цен, создание общего рынка, расширение конкуренции. Теперь минусы, — продолжала она. — К примеру, лорд Оуэн отметил, что вступление Британии в ЕЭС означает введение единой процентной ставки, а, следовательно, значительное ослабление государственного контроля. Также в качестве недостатков указывают рост налогов и безработицы, подчеркивая тот факт, что некоторые основные условия успеха единой европейской валюты все еще не вступили в силу. К примеру, критерий конвергенции был явно подтасован, и несколько государств вступили в Евросоюз, имея слишком большой государственный долг. Тем не менее, — на одном дыхании проговорила она, — несмотря на то, что условия не идеальные, все аргументы — в том числе опыт Карибского соглашения — свидетельствуют в пользу вступления Британии в ЕЭС, так как это обеспечит дальнейшее развитие единого рынка, приведет к снижению внутренних расходов и даст возможность экстенсификации экономики. Поняла?

У Мелинды было такое лицо, будто она вот-вот расплачется.

— Так непонятно объясняет, — пожаловалась она, когда Софи вернулась к расписанию. — Когда ты объясняешь, я все понимаю, ведь ты не такая умная.

— Спасибо. — Ее сомнительная похвала меня порядком взбесила.

— Я хотела сказать, ты понятнее объясняешь, — поправилась Мелинда. — Поможешь мне?

— Хорошо, — сказала я, взглянув на часы. — Давай махнемся. Ты отредактируешь за меня репортаж — у тебя на это целых двадцать минут, — а я напишу за тебя реплики.

— Но ты же знаешь, я не умею ведактивовать, — скулила она.

— А я не умею делать два дела одновременно. Мелинда обиженно поморгала, но я не сдалась.

Пусть не рассчитывает, что те ее слова про отсутствие, которое «отвицательно сказывается на пвогвамме», забыты и прощены. И потом, с какой стати я должна ей помогать? Она ради меня ни разу и пальцем не пошевелила. Мы спустились в студию В, готовые к прогону.

«Через час слушайте программу „События», ведущая — Мелинда Миттен», — объявил Барри.

— Пленки готовы? — спросил Джек, пробежав глазами сценарий.

— Да, — ответил Уэсли.

— Помехи убрали?

— Все чисто.

— Звуковые эффекты подготовили?

— Да.

— А музыку?

— Да.

— Уэсли, — устало произнес Джек. — Ты бы лучше практиковался в укачивании детей в свободное от работы время. Положи, пожалуйста, ребенка Мелинды.

— Извини. — Уэсли прекратил сюсюкать с крошкой Покахонтас, положил ее обратно на детское автомобильное сиденье и стал качать его левой ногой, причем довольно сильно. Я даже испугалась: а ну как малышка выскочит и нам придется ее ловить? К счастью, она была надежно пристегнута.

Через пять минут открылась дверь студии, и вошла Моника, а за ней — сэр Перси. У него был вполне дружелюбный вид, хотя он слегка запыхался.

— Не суетитесь, ребята, девочки! — промолвил он с грубым йоркширским акцентом. — Мне и здесь удобно. — Он примостился на мягкой скамеечке у двери и снисходительно улыбнулся Мелинде, а та помахала ему из-за стекла. — Не обращайте на меня внимания, ребята, — сказал он. — У вас, небось, работы невпроворот, я‑то все равно в этом ничегошеньки не смыслю.

Стыдитесь своих грамматических ошибок? — послышался прекрасно поставленный мужской голос. Мы ждали начала программы. — Неграмотно говорите по-английски? Не расстраивайтесь! Запишитесь на курсы грамотности! Послушайте, что говорит один из наших довольных клиентов. Шесть месяцев назад я не мог даже правильно написать «директор», — произнес «благодарный клиент» голосом Майкла Кейна. — Теперь я сам директор!

Всего 69 фунтов 99 пенсов, — подхватил первый голос. — Возможна оплата в рассрочку — в три этапа, без процентов. Принимаем кредитные карты.

Бип-бип-бип.

«А сейчас в эфире программа „События» с Мелиндой Миттен», — произнес Барри. Сэр Перси одобряюще улыбался.

«Пвивет, вадиослушатели! — пропела Мелинда. — Сегодня мы погововим о евво. Действительно ли плюсов больше, чем минусов? Вас ждет шокивующий веповтаж об эксплуатации детского твуда, анонс нового фильма Стивена Спилбевга и интеввью со знаменитым авхитектовом, сэвом Новманом Фостевом , о его чудесном новом сельском гомике… домике».

Все мы стыдливо потупились, но сэр Перси ничего не заметил. Похоже, ему все нравилось, и, в общем и целом, программа прошла неплохо. Темы были подобраны идеально, пленки отредактированы, окончание программы точно совпало с началом интервью, которое шло «вживую».

«Было пвиятно погововить с человеком, котовый соовудил так много чудесных задниц, — радостно заключила Мелинда. — Пвостите — зданьиц! — исправилась она, заглянув в сценарий. — До завтва, довогие слушатели. С вами была Мелинда Миттен, до свидания!»

— Батюшки, ну и занятная программа, — похвалил сэр Перси, когда мы вышли из студии. — Очень занятная. Да я и в офис бы заглянул одним глазком, нечасто ж я тут бываю. И с тобой, Джек, хотел бы перекинуться словечком. Про будущее радиостанции, рейтинги и все такое.

— Разумеется, — ответил Джек. — Мы с удовольствием покажем вам офис.

Мы поднялись на лифте на третий этаж, Джек включил кофеварку и послал кого-то за приличными чашками и блюдцами. Потом сэру Перси захотелось заглянуть в туалет, Моника разлила кофе, а Мелинда открыла коробку с очень аппетитными пирожными. Девять вкуснейших маленьких бисквитов в гофрированной оболочке, каждый в облаке белоснежного крема, а наверху — блестящая алая вишенка. Мы умирали с голоду, потому что ни у кого не было времени пообедать, но вежливо дожидались, пока дядюшка Перси вернется из туалета.

— Мелинда, уточка моя, молодчина! — похвалил он, вернувшись в офис. — Отличный сценарий.

— Большое спасибо, дядя Певси, — расцвела Мелинда. — Я все сама сочинила.

Моника протянула сэру Перси чашку кофе, и тут он заметил открытую коробочку с пирожными на столе у Мелинды.

— Пирожные с кремом, — умилился он. — Мои любимые. Что может быть лучше, чем пирожное с кремом? Какая ты у меня заботливая, уточка. Дай-ка мне одно. — Он схватил пирожное, вонзил в него зубы и принялся уминать за обе щеки. Жевал и жевал. Мелинда взяла пирожное и протянула коробку мне.

— Сама приготовила? — поинтересовалась я.

— Нет, что ты, — отмахнулась она. — Я вообще готовить не умею. Это Вобевт мне пвислал.

— Вобевт пвислал? — хором прокричали мы.

— Да, — ответила она простодушно. — Пвавда, очень мило? Написал, что хочет сделать мне подавок.

Мы в ужасе уставились на дядюшку Перси, чье лицо вдруг одеревенело. В глазах у него застыла смесь удивления и ужаса. Он прекратил жевать и начал давиться, плеваться. Он выплевывал влажные, наполовину пережеванные куски с ярко-красными вкраплениями вымоченной в ликере вишни. Кофейная чашка выпала у него из рук, и он заблевал весь стол Мелинды. А потом, с выражением изумления на простоватом лице, дядюшка Перси рухнул на затянутый ковролином пол.

«Возлюбленные мои! — торжественно провозгласил викарий. — Сегодня мы собрались…»

Я никак не могла выбросить из головы это. Даже при взгляде на Хелен и Чарли, блаженно улыбавшихся друг другу у алтаря в день своей свадьбы, через две недели после ужасного происшествия на радио «Лондон», жуткие картины не стирались из памяти. «Возлюбленные мои… «То же самое говорил викарий на похоронах дядюшки Перси, в четверг… Какой шок. Какой ужас. Жуткий, убийственный кошмар.

Вздохнув, я попыталась отвлечься, изучая расписание церемонии: «Церковь Святого Иоанна, Холланд-Парк, Лондон. Суббота, 14 февраля». В нижнем левом углу было написано: «Хелен», а в правом: «Чарлз». В церковь набилось много народу. На улице стоял жуткий мороз, падал снег, и все гости оделись по-зимнему.

Как я ни пыталась сосредоточиться на свадьбе, чудовищные события на работе то и дело вставали перед глазами. Полиции не потребовалось много времени, чтобы выследить Роберта: он допустил серьезную ошибку — указал на конверте свой адрес и телефон. Полицейские нанесли ему визит и упрятали в каталажку. Давая показания, он признался, что даже не думал травить дядюшку Перси. Это была роковая случайность. Он намеревался убить Мелинду — в наказание за то, что та его игнорировала.

«Я любил ее, — заявил он полиции. — Любил, несмотря на скрипучий голос и дефект речи, несмотря на чудовищные фактические ошибки. Но она не ценила мою преданность. Принимала ее как должное, не ответила ни на одно из моих девяноста четырех писем. Вопреки жестокому отказу я продолжал любить, но не мог терпеть дольше. Это было преступление страсти, — с видом специалиста добавил он. — Поэтому, если повезет, отделаюсь парой лет».

Бедный дядюшка Перси. Роберт начинил ликерные вишенки цианистым калием. Смерть наступила мгновенно. Но какая ужасная смерть… Все мы чувствовали себя отвратительно. Такой дружелюбный человечек. Разумеется, Мелинда была убита горем, просто обезумела. Она обожала сэра Перси. Как-никак, родная кровь. Любимый дядя. И что самое важное, ее покровитель. Мне казалось, что в крематории Патни она проливала слезы не по дядюшке Перси, а по своей дальнейшей судьбе.

Все мы задавались одним вопросом: что же теперь будет? Шок уступил место страху за будущее радио «Лондон». Джека вызвали на экстренное собрание совета директоров, где было решено, что пока на радиостанции все останется без изменений.

Позже в тот же день мы собрались в комнате для переговоров, и Джек развеял наши опасения.

— Слава богу, — бормотала Мелинда. — Думаю, нужно оставить все как есть… В знак уважения памяти дядюшки Певси. Он хотел именно этого, — проникновенно продолжала она.

Джек многозначительно промолчал. Никто из нас не готов был сказать что-то определенное. Будущее представлялось нам хрупким и запутанным, как паутина. Нельзя было исключать, что у радио «Лондон» появится новый владелец. Мы все могли лишиться работы. Появление нового собственника, заботящегося только о рейтингах, грозило закрытием радиостанции или превращением ее в музыкальную. Могло произойти что угодно. Мы были ни от чего не застрахованы. Естественно, история попала в газеты. Более того, она вызвала целую бурю. «Отравление колготочного барона!» — кричали заголовки «Сан». «Убийство короля колготок!» — трубила «Мейл». Некрологи сэра Перси в «Телеграф» и «Таймс» извещали, что «мир лишился дальновидного бизнесмена», чей вклад в чулочно-носочную индустрию трудно переоценить. «Человек, который взобрался по карьерной лестнице в женских колготках», — сообщала одна из публикаций. «Он всегда находил нужную зацепку», — заявляла другая. «Сэр Перси повидал чулок больше, чем Санта Клаус», — воздавала должное третья. Бедный, бедный дядюшка Перси. Ему было всего шестьдесят четыре. Как печально. «А ведь яд предназначался Мелинде», — подумала я с каплей сожаления.

Поправив меховую шапку, я тайком оглядела собравшихся. Никогда еще не была в этой церкви. Бурые кирпичные стены собора в раннеанглийском готическом стиле снаружи почернели от выхлопных газов и кислотных дождей, но внутри они радовали глаз кремовой краской, казавшейся особенно теплой в ярком свете, который заливал все вокруг. Два ряда скамей из красного дерева явно стояли тут со времен незапамятных. После «Кошмара невесты на улице Вязов» я еще ни разу не была на свадьбе. Хелен сказала, что поймет, если я не захочу присутствовать при венчании, но мне ни за что не хотелось пропустить такое событие. В конце концов, это я положила начало цепи случайностей, которые привели к бракосочетанию Хелен и Чарли. Точнее, не я, а Доминик. «Опять сработал „эффект Доминика»», — с горечью подумалось мне. Нет, его на свадьбу, естественно, не пригласили. Мне стало интересно, хватит ли у него смелости венчаться с Вирджинией Парк в церкви и придется ли ей тоже надеть платье от Нила Каннингема? Интересно, сколько стоит их свадебный обед? Больше двадцати восьми тысяч? Денег у нее куры не клюют, так что, может, и больше. И предложил ли Доминик ее отцу оформить всеобъемлющий страховой полис на случай катастрофы? Хватит ли у него наглости произнести речь? А если хватит, что он будет говорить?

Позади, на балконе, пел хор. «Да пребудет со мной Господь». И я подумала: «А как долго еще со мной пребудет Доминик?» Мне вдруг захотелось нажать кнопку перемотки, как при редактировании репортажа, и промотать всю боль, все отчаяние. Увы, я не могла этого сделать. Я сознавала, что осуждена сносить тяготы в реальном времени, терпеть минуту за минутой, день за днем, пока понемногу боль не утихнет сама собой. Я взглянула на цветы. Разумеется, Хелен сама составляла букеты. Красные цветы в честь Дня святого Валентина. По обе стороны ступеней, ведущих к алтарю, красовались великолепные гирлянды из алого амариллиса с белыми пятнами крупных орхидей. К концу каждого ряда скамей Хелен привязала букет красных садовых лютиков. Букет невесты был из алых роз, и она специально сделала его попышнее, чтобы прикрыть выпирающий живот. «У Хелен „Большие надежды»», — с улыбкой, горькой и сладостной, подумала я .

Эмбер сегодня утром была в плохом настроении, и неудивительно, ведь она видела, как я собираюсь. Однако, распечатав почту, кузина повеселела: ей прислали валентинку, на которой была нарисована черная кошечка. Эмбер пробежала открытку глазами и прыснула.

— Как мило, Минти! — сказала она. Я удивленно подняла голову, прекратив жевать тост. — Спасибо, что подумала обо мне, — пояснила Эмбер, тихонько рассмеялась и покачала головой. Потом протянула мне открытку.

«Для Эмбер, с любовью и тысячью поцелуев от маленького котенка», — гласила надпись на открытке. Внизу было несколько крестиков и четыре отпечатка кошачьих лапок.

— Пердита попросила тебя послать открытку от своего имени? — Она поцеловала кошку в нос.

— Что?

— У вас с Пердитой от меня есть маленький секрет, да? — проговорила она с улыбкой, делая вид, что догадалась.

— Нет, — честно ответила я. — Нет никаких секретов. Эмбер, я понятия не имею, от кого открытка, — солгала я. — А ты?

— О, — напряглась она. — Я знаю. — Внезапно до сестрицы дошло. И вид у нее стал недовольный.

Я давно не заводила разговоров о Лори, о том, как он ей подходит, какой он остроумный, смешной и милый. Скажи я хоть слово, она бы на милю его не подпустила — такая упрямица. Мне казалось, Лори подходит ей идеально. Но она этого просто не видела. Не понимаю, как можно не замечать очевидного?

«Цель законного брака — соединить мужчину и женщину, — донеслись до меня слова викария, — и произвести на свет детей». Я вжалась в сиденье: вот он, ужасный момент, когда Чарли должен произнести клятву. Я вспомнила, как Доминик ответил на тот же вопрос, и мне стало дурно.

«Да!» — громко произнес Чарли, и по церкви разнеслось слабое эхо. «Да», — повторил он, улыбаясь. Хелен улыбалась тоже. И я, позабыв проблемы на работе, свою злосчастную свадьбу, тоже расплылась в улыбке. Правду говорят, что чем больше улыбаешься, тем больше хочется. К той минуте, когда Хелен и Чарли двинулись по проходу, мое настроение скакнуло вверх.

Гости шумно поднимались со скамей под звуки токкаты Видора , тут я обернулась и увидела знакомую фигуру. Это был Джо, и он с опаской смотрел в мою сторону. Мне казалось, что он будет холоден, как февральский день. В конце концов, мы не разговаривали уже больше двух месяцев. Я не знала, как себя вести, поэтому сдержанно улыбнулась, надеясь, что этот мимолетный изгиб губ не выражает ни враждебности, ни заискивания — просто поможет растопить лед. И вот теперь он направлялся ко мне. Все равно нам было не избежать разговора. Не могли же мы делать вид, будто друг друга не замечаем?

— Привет, — произнесли мы в унисон.

— Как ты… — снова хором выговорили мы.

— Нормально, — и ответ прозвучал одновременно.

И вдруг, ни с того ни с сего, мы покатились со смеху. Вот и все. Издалека лед казался таким толстым — не пробить, но мы надели коньки и решили покататься вместе.

— Какая страшная шапка, — вступил Джо. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Спасибо за комплимент, — беззаботно ответила я. — На какой помойке ты откопал свое пальто?

— Тебе правда не нравится?

— Иначе я бы не сказала.

— Ты поешь ужасно. Как кошка, которую тянут за хвост, — добавил он, когда мы выходили из церкви. Шедшие рядом гости как-то странно на нас посмотрели.

— Неужели так плохо? — спросила я.

— Как дюжина кошек, — уточнил он. — Нет-нет, скорее, как дюжина мартовских кошек, которых волокут топить в болоте.

— Как мило, — с теплой улыбкой проговорила я. — Я специально брала уроки.

Пока Хелен и Чарли позировали фотографу, мы с Джо стояли в углу церковного дворика и с упоением изобретали невинные оскорбления. Перебрасываясь с ним обидными шутками, я была счастлива оттого, что размолвка позади.

— Ну и прическа у тебя, птичье гнездо, — подначила я, когда мы шагали по дорожке на солнцепеке.

— Спасибо. Какая жуткая помада!

— Твои носки не подходят к этому костюму.

— А ты — невоспитанная особа. Правда-правда! — серьезно проговорил он. — Отказываешься подходить к телефону. — Ага. Игра окончена.

— Мне что-то не хотелось, — сказала я, когда мы свернули в церковный сад.

— Вас подвезти в «Бельведер»? — спросила Кейт, сестра Хелен, открыв дверцу машины.

— Нет, спасибо, — хором ответили мы. — Пешком дойдем. — Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. До Холланд-Парка было рукой подать, да и утро выдалось чудесное. Щебетали птицы, крошечные пики крокусов пробивались сквозь замерзшую землю. Холод держался собачий, но уже надвигалась оттепель. И на ветвях деревьев кое-где мелькали мазки зелени — плотные коричневые почки начали распускаться.

— Почему ты не хотела со мной разговаривать? — допытывался Джо, теперь уже на полном серьезе. Мы свернули на Ланздаун-роуд. — Потому что я так холодно с тобой обошелся после… — Он вздохнул. — Сама знаешь после чего.

— Нет-нет, — успокоила я, — не поэтому. Хотя теперь мы квиты. Когда ты звонил, я вообще ни с кем не хотела разговаривать.

— Почему?

— Была… в депрессии.

— Из-за чего? Нет, дай угадаю: из-за Доминика, конечно?

— Да, — устало вымолвила я. — Он женится. Уже объявлено о помолвке.

— Быстрая работа, — сказал Джо.

— Да уж, — вздохнула я.

— Ну, теперь-то ты в порядке?

— Наверное. Смотря как это понимать — «в порядке».

Дальше мы шли молча. Под ногами хрустел, как сахар, тонкий слой снега; вокруг высились огромные оштукатуренные особняки.

— Минти, я понимаю, у нас произошла размолвка, — спустя минуту или две произнес Джо. — Мне очень жаль, что так получилось, но, надеюсь, ты все понимаешь.

— Конечно, — откликнулась я.

— Не хотелось снова наступить на те же грабли, — объяснил он. — Я просто защищал себя, вот и все.

— Я тебя и не обвиняю, — успокоила я. — В любом случае, ты прав. У меня на самом деле слишком много лишнего багажа. До сих пор.

— Что ж, надеюсь, со временем тебе станет полегче, — пожелал Джо. Мы перешли дорогу. — Всему свое время, — добавил он.

— Что? — спросила я.

— Всему свое время, — повторил он. — Момент для знакомства был не самый удачный, оттого мы и не можем быть больше чем друзьями.

Я кивнула, но слово «друзья» привело меня в уныние.

— Что на работе? — поинтересовался он. — Какие перспективы?

— Никаких. На радио «Лондон» все кувырком.

— Я читал, — кивнул Джо. — Пирожные-убийцы. Жуть.

— Да уж. Теперь никто не знает, что с нами будет. А как переделка сценария?

— Продвигается, — ответил он. — Есть и плохие новости…

— Да? Нам налево.

— Девяносто процентов киносценариев попадают в мусорную корзину.

— Уверена, с твоей книгой подобного не случится. У тебя талант. — Он благодарно сжал мою руку. — Как появилась идея «Пса»? — заинтересовалась я, когда мы входили в Холланд-Парк.

— Моя мать — полячка, — объяснил он. Мы шли сквозь густую рощу серебристых берез. — История подлинная, случилась с ее старшим братом. Он страдал аутизмом. Очень раздражительный, агрессивный мальчик. Тогда никто и не слыхал об аутизме, поэтому все просто махнули на него рукой. Он даже не мог — точнее, не хотел — говорить. Когда ему исполнилось девять лет, он подружился с бродячей собакой, и жизнь его приняла иной оборот. Будто высвободилась часть сознания. Через несколько месяцев он начал говорить, и первое, что сказал, — «пес».

— Мне очень понравилась книга, — призналась я вполне искренне. По тропинке проскакали две белки. — Даже плакала. Так легко представить, как все будет на экране.

— Ну, чтобы добиться экранизации, мне придется попотеть, — вздохнул он. — Поэтому я и решил поехать в Лос-Анджелес.

— Хорошая идея, — ответила я с бледной улыбкой. — И когда уезжаешь?

— Через несколько недель. Но мы можем обмениваться оскорблениями и на расстоянии.

— Отлично, — поддержала я, ощутив укол сожаления.

— Буду рад получить пару бранных писем по электронной почте, Минти.

— Не беспокойся, получишь.

— Можем и дальше обижать друг друга безо всякой причины.

— Было бы здорово. Я могу пользоваться компьютером на работе.

— Надеюсь, до отъезда мы еще увидимся, — сказал он, когда мы поднялись по пологому склону ко входу в «Бельведер». Он открыл дверь и придержал ее для меня.

— Я понимаю, Минти, мы с тобой то ссоримся, то миримся, — подытожил он, когда я вошла, — но хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я все равно буду считать, что ты чудовище.

«Она просто чудовище», — подумала я. Мелинда, пошатываясь, вошла в офис с подносом в руках. В понедельник утром мы послали ее за кофе. Раньше подобное случалось так редко, что лично я испытывала сомнения, сможет ли Мелинда самостоятельно отыскать кафетерий.

— Пожалуйста, Минти, — ласково произнесла она, поставив чашку на мой стол. — Ты же пвосила с молоком?

— Что? Ах да, спасибо. Сколько я тебе должна?

— Что ты, Минти, нисколько! — Она закатила глаза и рассмеялась. — Угощаю.

— Боже, спасибо большое.

— Подумаешь, — хихикнув, добавила она. — Всего-то несколько евво! Тепевь я ховошо в этом вазбиваюсь.

— Ну и отлично.

— Минти, ты увевена, что не хочешь еще печенья?

— Уверена. Спасибо.

— Потому что мне очень хочется сделать пвиятное своим коллегам. Все, что в моих силах. Вообще-то, потом я пойду по магазинам, так что, если тебе что-нибудь нужно в «Хавви Николз», дай знать.

— Спасибо, ничего не нужно. Честно.

— Я так пвосто спвашиваю, — улыбнулась Мелинда. — И кстати, какое у тебя квасивое платье, Минти! — добавила она, обдав меня прямо-таки тропической теплотой.

— О, спасибо за комплимент! Новое.

— А этот шавфик так к нему подходит.

— Ты очень любезна, — сказала я. Меня немного утомили постоянные похвалы в мой адрес. Тем более что звучали они беспрерывно уже неделю. И, разумеется, мы все понимали почему. Честно говоря, нам претила внезапная обходительность Мелинды.

— Софи, вот твой чай, — пропела она. — С лимоном и ложечкой сахава, как ты любишь. — От таких слов растаял бы даже ледник.

— Спасибо, Мелинда, — ответила Софи. Она отправляла факс.

— Какие чудесные туфли! — воскликнула Мелинда. — Новые, Софи? — Цель ее подлизываний была прозрачна, как горный ручей, где резвится форель.

— Да, — ответила Софи, набирая номер.

— По-моему, супев. Кувт Гейгев?

— Вообще-то, Феррагамо, — поправила Софи. О боже…

— Мне нвавится и твой костюм, — не унималась Мелинда. — Почти как из коллекции «Шанель».

— Хм… это и есть «Шанель», — объявила Софи с гордой улыбкой.

Надо же… Я заметила, что в последнее время Софи стала следить за модой, но предпочитала держать язык за зубами. Как и я, она сменила имидж. Только перешла не на дешевенькие платьица из «Некст» и «Ривер айленд», а на сногсшибательно дорогие туалеты от именитых дизайнеров. Я сделала вывод, что зарплаты в баре «Кенди» не маленькие, не то, что на нашей радиостанции.

— Какой у тебя квасивый пиджак, Уэсли, — прощебетала Мелинда, поставив перед ним чашку кофе.

— Большое спасибо, — отозвался тот. На нем действительно был модный спортивный пиджак.

— Как поживает Дейдва? — заботливо поинтересовалась Мелинда. — Как дела на гвудничковом фвонте?

— О, малыш чувствует себя чудесно, — расцвел Уэсли. — Мы только что опять ходили на УЗИ.

— Так здовово иметь вебенка, — провозгласила Мелинда с блаженной улыбкой. — Может, наши малыши будут игвать вместе. Надо попвосить начальство уствоить ясли.

— М-м-м, — промычал Уэсли. — Может быть.

В офис ворвался Джек. Он только что вернулся с совещания совета директоров. Пока он вешал пальто, мы с волнением вглядывались в его лицо, пытаясь по выражению понять, какая судьба нас ждет: слияние компаний, новое руководство, смена владельца, закрытие?

— Пвивет, Джек! Какой замечательный галстук! — засуетилась Мелинда. — Я вот тут всем кофе пвинесла. Хочешь, и тебе тоже пвинесу?

— Нет, спасибо, — ответил он. — Я хочу поговорить с тобой, Мелинда. В своем кабинете. Если ты не против.

— Нет, конечно же, не пвотив, — добродушно пропела она. — Уже бегу.

Джек зашел в кабинет, придержал дверь для Мелинды, а затем громко захлопнул. Мы обменялись многозначительными взглядами. Что же произойдет? В течение пяти секунд было тихо. А потом все стало ясно.

— Н-е-е-т! — раздался крик Мелинды. — Нет! Нет! Нет! — Затем послышались отчаянные рыдания. — Вы не можете так поступить со мной! — всхлипывала она. — Не можете.

Мы сгрудились возле двери — послушать, что за ней происходит. В перерывах между завываниями Мелинды был слышен глухой голос Джека.

— Вы не можете так поступить со мной! — снова завопила она. — Вы что, не понимаете, кто я такая? Дядюшка Певси будет в явости. — Вслед за этим дверь распахнулась, из кабинета пулей вылетела Мелинда, зареванная, с перекошенным от злобы лицом.

— Он хочет меня уволить! — верещала она. — Избавиться от меня. Я еще не опвавилась от твагической кончины дядюшки Певси.

Все мы ответили на ее мольбы холодными, отстраненными взглядами. Ради бога, а чего она от нас ожидала?

— Вы должны за меня заступиться! — чуть ли не визжала Мелинда. — Это жуткая неспваведливость. Он хочет сделать из меня козла отпущения!

Тут Джек появился в дверях кабинета. От еле сдерживаемого гнева его лицо налилось кровью. В руках он опять вертел обрезок пленки. Но, когда он заговорил, голос его был спокоен.

— Мелинда, ты не могла бы вернуться в мой кабинет? Может, мы обсудим все наедине?

— Нет! — гаркнула она. — Не вевнусь. Хочу, чтобы все слышали, как плохо вы со мной обошлись.

— Я бы хотел продолжить этот разговор один на один, в кабинете, — настаивал Джек.

— Нет! — крикнула она. — Если вам есть что сказать, скажите это певед всей командой! Может, вы боитесь, Джек? — поддразнила она.

Это было последней каплей.

— Нет, я ничего не боюсь, — тихо произнес он. — Я просто пытаюсь делать свою работу. И одна из моих обязанностей — сообщить тебе, Мелинда, что я не собираюсь продлевать твой контракт. Теперь обращаюсь ко всем, — продолжал он. — Раз уж Мелинда настаивает, чтобы мы обсуждали наши проблемы в присутствии всей команды, рад сообщить, что после долгих раздумий совет директоров радиостанции решил не прекращать вещание.

— Слава богу! — возликовала Софи. И все мы вздохнули с облегчением.

— Меня назначили исполнительным директором радиостанции. Теперь я отвечаю за эфир. И моя первоочередная задача — повысить рейтинги. Этого я собираюсь добиться, назначив Минти ведущей программы «События» — вместо Мелинды.

Внутри у меня все запело. Я боролась с собой, пытаясь подавить торжествующую улыбку.

— Вы не можете этого сделать! — прошипела Мелинда. — Она — непвофессионал.

— Ничего подобного, — парировал Джек. — Минти — настоящий профессионал.

— У меня все еще есть влияние, — пригрозила Мелинда.

— Нет, — спокойно возразил Джек. — Теперь, когда сэра Перси… нет с нами, от твоего влияния ничего не осталось.

— Но… — Мелинда смекнула, что агрессия не срабатывает, и завиляла хвостом: — Я — самая популявная вадиоведущая на вадио «Лондон»!

— Мелинда, — произнес Джек с нечеловеческой невозмутимостью, — ты заблуждаешься. Ты не более популярна, чем тот, кто портит воздух в лифте.

— Гвубиян! — зашипела она.

— У тебя противный голос, отвратительная дикция, — спокойно продолжал он. — Ты делаешь массу оговорок. Удивляюсь, как мы еще не завели специальный пылесос, чтобы подчищать твою речь. Но самое худшее, ты не способна написать простейшую реплику без помощи коллег. Мелинда, позволь, я буду откровенен. Как радиоведущая ты — полное «девьмо».

— Я не хочу это слушать, — бесновалась она.

— И не надо, — усмехнулся Джек. — Не слушай. Перед тем как ты решила вынести наш разговор на публику, я как раз собирался сказать, что два года работы на радиостанции дают тебе право на выходное пособие, размер которого можно уточнить в бухгалтерии. Спасибо, что работала с нами, до свидания! — Джек вернулся в свой кабинет и захлопнул за собой дверь.

— Я соввала пво галстук! — крикнула Мелинда в закрытую дверь. — Он отвватительный. Впвочем, как и ты! — Потом схватила сумку, младенца, подскочила к моему столу и нависла над ним снежной лавиной. — Надеюсь, ты довольна, Минти, — выпалила она. — Надеюсь, ты очень счастлива. — Она не ошиблась. Я была в экстазе, но проявила разумную сдержанность и промолчала. — А вы… — изрыгала пламя она. — Я… Я… — Умение подбирать слова никогда не было сильной стороной Мелинды, а тут дар речи и вовсе ее оставил. Она обожгла нас ненавидящим взглядом и была такова.

«Новая заварушка на радио „Лондон»!» — интриговал заголовок на обложке «Телегида» несколько дней спустя. Они нас любят. Они от нас без ума. Понимаете, мы обеспечиваем им огромные тиражи. Происходящее на нашей радиостанции интереснее любого мексиканского сериала. Скандальный уход Мелинды — очередной драматический виток сюжета. Под статью о радио «Лондон» отдали целый разворот и не поленились рассказать обо всех о переменах прошлой недели, включая введение новой жесткой системы безопасности. Все письма от безумных поклонников теперь отправлялись прямиком в полицию. В статье хвалили решение Джека продвинуть Софи на пост редактора программы «События»: в свои двадцать два года она стала самым молодым выпускающим в истории программы. Про меня там тоже много чего понаписали, например, что Джек даже не сомневался, кого назначить ведущей программы. А еще они назвали меня — только представьте! — «новым голосом радио „Лондон»». Я чуть не умерла от счастья.

На следующее утро позвонили из «Ивнинг стандард» и сообщили, что тоже хотят сделать репортаж о нашей станции. Что-то вроде «Одного дня из жизни радио „Лондон»». Приехала журналистка с фотографом, и эта парочка ходила за нами по пятам — с утренней летучки в девять тридцать до окончания эфира. Статья вышла сегодня утром. Сейчас она лежит передо мной, и на первый взгляд репортаж удался. Две полосы под шапкой «Перенастройка радио „Лондон»». Вот фотография Софи, которая ведет совещание. Вот я в наушниках, а на этой забавной фотографии все мы смеемся и шутим после дневного эфира в два сорок пять. Джека сняли в его кабинете, когда он разговаривал по телефону. На снимке у него довольный, расслабленный вид. В самом деле, теперь он уже не дергается, после того как показал падчерицам, кто в доме хозяин. Говорит, что девочки — и Джейн, кстати — стали относиться к нему с большим уважением. В интервью журналистам он сказал, что собирается сделать упор на текущие события, но надеется избежать нудной подачи новостей, принятой на других радиостанциях. Он также заявил, что в ближайшее время намерен пустить в эфир несколько новых программ. И без промедления перейти на новейшее цифровое оборудование.

Так что наконец-то все у нас налаживается, и программа стала именно такой, как мы мечтали. Более того, недавно мне позвонил Джо, чему я очень обрадовалась. Обрадовалась вдвойне, потому что он звонил не из Лондона. Он гостил у родителей в Манчестере, где собирал материалы об одном из персонажей, по-моему, учительнице главного героя. Джо сказал, что вместе с матерью просматривал старинные семейные фотоальбомы и письма. Он приехал всего на десять дней, но все-таки позвонил мне. Поэтому я невероятно счастлива. И вообще, сегодня прекрасный день.

После шоу мне на работу позвонила мама.

— Минти, статья в «Стандард» — просто супер, — сказала она. — Не могу долго разговаривать: я в бобровом заповеднике, но хотела сказать, что ты чудесно вышла на фотографии, дорогая. Интересно, папа видел? — как-то странно произнесла она.

— Ты что, с ним не разговаривала?

— Нет, в последнее время дел невпроворот, — отговорилась она. — Я его уже несколько дней не видела. Паром ходит по ночам, сама понимаешь!

— Мам, — огорчилась я. — Ты же обещала, что успокоишься.

— Что значит «успокоишься», Минти?

— Сузишь рамки своей благотворительной активности, когда папа выйдет на пенсию. Ты же обещала!

— Да, дорогая, знаю.

— Так вот, он уже почти пять месяцев на пенсии.

— Да ты что? — похоже, она была ошеломлена. — Матерь божья! А я была так занята, даже и не заметила. Конечно, он вышел на пенсию, точно-точно. Ладно, если захочешь поговорить, позвони между шестью и семью, потому что у меня аукцион для Красного Креста, а потом вечеринка с коктейлями в пользу фонда «Нет наркотикам».

— Хотелось бы мне, чтобы ты сказала «нет» своему наркотику, — отрезала я. — Ты безнадежный, пропащий филантроп!