Глава первая
– Ну, Миранда, теперь все в порядке? Миранда!
Я медленно очнулась от грез.
– Что?
– Теперь у тебя все в порядке? – переспросил Клайв, мой строитель.
Все ли у меня в порядке? Я задумалась. Гм, не уверена.
– Понимаешь, мне просто нужно оказаться в Барнсе к пяти часам, – объяснил он, собирая с пола забрызганную краской бумагу, – так что, если ты не возражаешь…
Я отогнала неприятные мысли и заставила себя сосредоточиться.
– О да. Конечно. Тебе нужно идти.
Я оглядела свое новое рабочее место – новое рабочее место и в то же время новое жилище. За три недели Клайв так отремонтировал дом номер 6 по Сент-Майклс-мьюз, что вместо полуразрушенной конуры я получила симпатичный офис плюс небольшое жилое пространство на втором этаже. Агент по недвижимости смог договориться о вполне умеренной (во всяком случае, по меркам Примроуз-Хилл) арендной плате при условии, что я сама отремонтирую дом.
– Спасибо, Клайв. Выглядит чудесно.
Он скромно поджал губы, а затем промокнул шею мятым носовым платком.
– Да… в общем, я и сам доволен работой. Я проверил электричество, – добавил он, когда я потянулась за сумкой, – и еще раз залез на крышу. Все в ажуре. Еще что-нибудь нужно?
Я небрежно выписала чек, внутренне сжимаясь от сознания того, что расстаюсь с последними сбережениями.
– Нет, не думаю. Все так… здорово.
Я обследовала свежевыкрашенные матовые стены и блестящие плинтусы, пощелкала выключателями. Потом подняла опущенные зеленые жалюзи и заглянула в ящики нового письменного стола, а затем проверила, ровно ли уложен паркет и работают ли защелки на окнах.
– Хватит ли тебе книжных полок? – заботливо спросил Клайв, убирая в сумку кисти. Я кивнула. – Ну что ж, раз ты всем довольна, я, пожалуй, пойду.
Я еще раз заглянула в свой список.
– Вообще-то осталась еще одна, последняя, вещь. – С этими словами я протянула ему керамическую табличку, которую сделала сама. – Пожалуйста, прибей ее.
– С удовольствием.
Мы вышли на улицу, заслоняясь от ослепительного полуденного солнца.
– Да, без этого ты не можешь начать новое дело, – с пониманием заметил Клайв.
Он извлек из-за правого уха карандаш и быстро сделал пометки на стене. Затем он начал сверлить, и на мощеный тротуар устремился миниатюрный каскад розовой кирпичной пыли.
– Как у тебя с клиентурой? – поинтересовался строитель, привинчивая табличку.
– Пока не очень, – ответила я, чувствуя, как внутри все снова сжалось.
– Не переживай, – ободрил меня Клайв. – Все у тебя получится. Ну вот, готово. Принимай работу.
Мы сделали шаг назад, оглядывая табличку. Она гласила: «Идеальные питомцы», а внизу было стилизованное изображение собаки на кушетке психиатра. Под изображением, более мелкими буквами, значилось: «Миранда Свит, бакалавр ветеринарии, магистр естественных наук, специалист по поведению животных».
Прозвучал характерный сигнал – это Клайв открыл дверцу своего пикапа.
– Кстати, я бы мог подкинуть тебе парочку клиентов, – предложил строитель, забрасывая свои вещи в машину. – Например, мои соседи – у них Лабрадор. Славный пес, но лает как оглашенный. – Клайв кивнул в подтверждение своих слов. – Все время лает. Целый день только этим и занимается.
– Бедолага, – посочувствовала я. – Вероятно, его слишком надолго оставляют одного, и он просто зовет хозяев домой.
– Черт его знает, что он хочет сказать этим лаем, – пожал плечами строитель, открывая переднюю дверь, – но нас с женой он уже достал. Ладно Миранда, звони, если будут проблемы, а вообще, – он уселся за руль, – желаю удачи. – И, заводя машину, заботливо добавил: – Будь умницей.
– Спасибо, Клайв, – улыбнулась я, – попытаюсь.
Он выехал с моей улицы прямо на Риджентс-парк-роуд, дал два бодрых прощальных гудка и был таков. Я взглянула на часы – без десяти четыре. Вскоре должна была приехать Дейзи с Германом. Он жил у нее около месяца. Да, Дейзи очень помогала мне с тех пор, как «это» случилось. Просто не представляю, что бы я делала без нее…
Стирая с окон пятна краски, я гадала, как Герман отнесется к тому, что теперь мы снова вместе. Не считая одного краткого посещения, мы с ним почти не виделись, поэтому он, вероятно, поведет себя холодно и отчужденно. Думаю, он даст понять, что почувствовал мое пренебрежение. Действительно, я не была к нему достаточно внимательна, но я просто не могла справиться с ситуацией – со всем этим шоком, со всей «неожиданностью-этого-после-месяца-сплошных-воскресений». Под этим я имею в виду даже не сам разрыв отношений, а то, как это произошло, и осознание того, что я так неправильно воспринимала Александра. Раз уж я специалист по поведению животных, то, по идее, должна не хуже разбираться и в людях, но в истории с Александром я несомненно упустила что-то важное.
Отскребывая большим пальцем краску со стекла, я поглядывала на другие конторы на Сент-Майклс-мьюз. В дальнем конце расположился центр сакрально-краниальной терапии, а в доме 12 – ароматерапевт. Моим соседом слева оказался остеопат, а дом 10 занимал гипнотерапевт. Учитывая, что прямо напротив обитал хиропрактик, а в доме 9 – китайский травник, улица представляла собой целый оазис альтернативной медицины, а значит, была идеальным местом для моей практики.
Об этом районе я узнала в конце апреля. Телевизионщик Марк, один из друзей Александра, пригласил нас на обед, чтобы отметить завершение работы над пышной исторической драмой «Земля!». В этом фильме, снятом в манере «Хорнблоуэра», Александр сыграл свою первую звездную роль, и теперь я с щемящим чувством думала о том, что вскоре увижу его на экране. Выдержу ли я просмотр картины? Каково мне будет смотреть на него? Нет. Мне становилось тошно от одной мысли об этом… Но это теперь, а тогда Марк заказал столик в ресторане «Одетта» в Примроуз-Хилл, и мы с Александром отправились туда. Приехали мы раньше времени, а потому решили прогуляться. Неспешно, рука об руку, поднимаясь на холм, мы беседовали о том, как «Земля!» может изменить карьеру Александра. А уже спускаясь с холма, мы поразмышляли о моей работе – о том, где бы я могла начать свою новую практику и как бы мне следовало назвать мой салон. Тут-то мы и свернули на Сент-Майклс-мьюз. Меня просто покорила спокойная атмосфера этого места и тот факт, что здесь не было и следа роскоши и лоска, столь свойственных подобным районам Лондона. Здесь витал дух богемы и легкого запустения. И тут над дверью номера 6 я заметила табличку «Сдается внаем». У меня возникло ощущение, что кто-то стукнул меня по голове.
– Вот это было бы идеально, – выдохнула я, когда мы пытались разглядеть пыльный интерьер сквозь треснувшее оконное стекло. – Как ты считаешь?
– Что ж, место неплохое.
– А через дорогу здесь зоомагазин, и у многих людей есть домашние животные, и Примроуз-Хилл всего в нескольких ярдах. Это было бы идеальным местом для моего салона, – радостно повторяла я.
– И ты назовешь его… «Идеальные питомцы».
– Да, так и назову.
Когда я стояла около этого дома, восхищаясь тем, как он мне подходит, и записывая телефон агента недвижимости, мне и в голову не приходило, что вскоре я здесь и поселюсь. Я ведь тогда как раз переехала к Александру, и мы были очень счастливы – так счастливы, что даже обручились. Мы планировали какое-то время пожить в его квартире в Арчуэй, а потом, позднее, купить что-нибудь на двоих. Но всего лишь месяц спустя случилось «это», и за одну только ночь все изменилось…
Я вернулась в дом, вдыхая цитрусовый аромат свежей краски, и снова принялась распаковывать вещи. У меня их совсем немного – одежда, кухонные принадлежности и книги (мебели нет, поскольку никогда не было собственной квартиры).
Из одной коробки я вытащила «Выражение эмоций у человека и животных» Чарльза Дарвина и «Об агрессии» Лоренца (классические тексты), а также «Лекции по психологии животных» Джастина Лайла и работу Энн Макбрайд «Почему мой кролик…». Потом я распаковала все свои тридцать или около того книг по поведению животных, а в придачу к ним все старые учебники по ветеринарному делу. Расставляя их по полкам, я снова и снова думала о том, как хорошо, что я больше не работаю ветеринаром. Мне всегда хотелось быть ветеринаром – по крайней мере, лет с восьми, – и мысль о других профессиях даже не приходила мне в голову. Я изучала ветеринарную медицину в Бристоле, затем практиковала в течение пяти лет, но вскоре меня постигло разочарование. Не знаю точно, когда это произошло, но ко мне в душу вползло уныние, и я поняла, что воплощение моей детской мечты оказывается далеко не таким радостным, как я ожидала. И дело даже не в утомительных часах работы – я была достаточно молода, чтобы справиться, – а в постоянном эмоциональном стрессе.
Конечно же, это прекрасно – вылечить больное животное. Скажем, рыдающее семейство привозит ко мне захворавшую кошку, а я привожу ее в норму. Но зачастую все выглядело не так радужно. Люди ждали от меня чудес, нередко в истерике звонили по ночам – я не могла спать. Многие – в особенности богатые – жаловались на расходы. Но, пожалуй, хуже всего было то, что мне приходилось усыплять животных. Причем речь идет не об очень старых или неизлечимо больных зверьках – я ведь все-таки прошла профессиональную подготовку. Нет, все дело в том, что иногда меня просили усыпить молодых и здоровых, чего я просто не могла вынести. Так у меня и появился Герман.
Я тогда временно работала в Ист-Хэме, замещая постоянного ветеринара. Как-то утром на пороге возникла женщина лет сорока (видимо, заядлая посетительница солярия). Она привезла карликовую гладкошерстную таксу – каштаново-черную. Псу на вид было не больше года. Зверек выглядел взволнованным, что вполне естественно для таксы. У представителей этой породы всегда такой вид, как будто на фондовой бирже только что произошел обвал. А этот таксик, казалось, предчувствовал конец света. И чутье его не обманывало: когда я поставила животное на стол и спросила хозяйку о причине ее прихода, она заявила, что пес только что «напал» на ее дочь, и она хочет, чтобы его усыпили. Пораженная, я стала расспрашивать клиентку о подробностях происшедшего, и она объяснила: оказывается, ее пятилетняя дочь «совершенно невинно» играла с псом, как вдруг он «злобно цапнул» ее за руку. Когда я с сочувствием поинтересовалась, пришлось ли накладывать швы, хозяйка собаки ответила, что рана не настолько серьезна, но все-таки «подлый маленький негодяй укусил ребенка до крови».
– Бывало ли с ним такое раньше? – спросила я, разглядывая таксика, имевшего прямо-таки трагический вид (еще бы – после таких-то ужасов!).
– Нет, – призналась посетительница. – Это впервые.
– И вы хотите, чтобы я его усыпила?
– Да. Иначе это может повториться, не так ли? Может случиться и что похуже. Разве можно держать у себя злую собаку? – фыркнула она. – Уж во всяком случае, не с детьми. А если он укусит не моего ребенка, а чужого, то дело вообще дойдет до суда.
– Мне понятна ваша озабоченность, но вы видели, что случилось?
– Вообще-то нет. То есть не совсем. Я услышала крик Лии, а потом бедняжка вся в слезах прибежала на кухню и сказала, что он укусил ее за руку. Взял и укусил – ни с того ни с сего, – с уверенностью добавила клиентка, – вот так! – она щелкнула наманикюренными пальцами в подтверждение своих слов. – Наверное, у него скверный характер. Я вообще не хотела заводить собаку, но мой муж купил эту таксу через друзей. Между прочим, он выложил за негодяя четыре сотни, – пробормотала она с досадой. – А еще говорят, таксы хорошо относятся к детям!
– Знаете, обычно так и есть. Таксы действительно очень ласковы.
– Слушайте, я не собираюсь испытывать судьбу. Он укусил мою дочь, и это ему с рук не сойдет! – гневно воскликнула женщина.
– Но ведь есть временные приюты для животных. Поймите, это несправедливо…
– Да кому нужна такса со скверным характером? Все, я приняла решение, – заявила она, резким движением открывая сумочку. – Вы мне только скажите, сколько я вам должна.
Я уже намеревалась идти к главному врачу, поскольку ни в какую не хотела усыплять бедолагу, как вдруг заметила, что таксик тихонько поскуливает и мотает головой. Тогда я приподняла его висящие уши и заглянула внутрь. Из левого уха торчал обломок детской вязальной спицы.
– Боже мой, – выдохнула я и, крепко держа собаку, осторожно извлекла острый предмет. – Вот почему он укусил вашу дочь.
Некоторое время посетительница молча разглядывала спицу.
– О… Что ж… как я и сказала, она играла с собакой, не так ли? Она просто играла. Ей всего пять лет.
– Да вы хоть представляете себе, какая это боль?
– И все-таки он не должен был ее кусать, правда ведь?
У меня просто отвисла челюсть.
– А что еще он мог сделать? Обратиться к ней через адвоката? Позвонить в общество защиты животных? Он пес, и он поступил так, как любая другая собака на его месте.
– Да, но…
– Здесь нет никаких «но»! Мы говорим о поведении собак. Если мы дурно с ними обращаемся, они могут и укусить. А что бы, интересно, сделали вы, если бы спицу воткнули в ухо вам? Представляю себе вашу реакцию!
– Я хочу его усыпить, – настаивала хозяйка собаки, тыча в меня пальцем, унизанным кольцами. – Это моя такса, и я хочу ее усыпить.
– Нет, – вежливо, но твердо сказала я. – Я отказываюсь убивать вашу собаку.
Женщина не на шутку оскорбилась и заявила, что в таком случае отправится к другому ветеринару. Но я опередила ее, любезно сообщив, что нет необходимости «искать счастья в другом месте», поскольку я с радостью оставлю «ее любимца» у себя. После минутного колебания она удалилась, одарив меня на прощание взглядом, сочетавшим враждебность со стыдом (необычная смесь). Поскольку она так и не сообщила мне имя пса, я назвала его Германом. Герман-германец. Было это четыре года назад.
Больше всего меня удручал тот факт, что несчастный пес ужасно огорчился, когда хозяйка ушла. Он долго и безутешно выл. Возможно, он бы не так сокрушался, если бы я смогла сообщить ему горькую правду.
– Не нужно слез, – убеждала я Германа. – Она тебя не заслуживала. Со мной тебе будет намного лучше.
Уже через неделю таксик проникся ко мне доверием и с явной благодарностью принимал мою заботу. Мы крепко подружились и с тех пор почти не расставались. Однако именно случай со спасением Германа от безвременной кончины заставил меня всерьез задуматься о том, чтобы сменить род деятельности. Я и раньше замечала, что в большинстве случаев причиной «проблем» были не животные, а сами люди, и теперь мне показалось любопытным заняться именно этой темой. Неделю спустя, посетив лекцию, прочитанную ветеринаром, который прошел переподготовку и стал бихевиористом, я решила последовать его примеру. Решено – я буду по-прежнему работать с животными, о чем всегда мечтала, но уже без постоянного ощущения стресса и давления.
Тогда у меня не было серьезных финансовых обязательств, поэтому я вернулась в университет, потратив на обучение свои сбережения. Я отправилась в Эдинбург на год – с Германом, – чтобы получить степень магистра естественных наук (специализация – поведение животных). Программа оказалась замечательной – мы занимались не только домашними (хотя им была посвящена основная часть курса), но и дикими животными. Мы многое узнали о поведении приматов и животных на фермах, о птицах и оленях. Нам читали лекции о морских зверях, о рептилиях и обитателях зоопарков. Я никогда не забуду того, что мы там узнали. Как выяснилось, все белые медведи – левши, а куры предпочитают поп-музыку – року. Если ласково поговорить с коровой, то она даст больше молока, а когда кошка шипит, значит, она подражает змее. У муравьев существует своего рода сельское хозяйство, а ворон так же умен, как шимпанзе.
Закончив курс, я вернулась в Лондон и начала консультировать по проблемам поведения животных. Я вела прием трижды в неделю в ветеринарной клинике в Хайгейте (когда-то я работала там ветеринаром). Слух о моей деятельности удивительно быстро облетел всю округу, и вскоре ко мне уже выстроилась очередь из ослабленных доберманов и сиамских котов с нервным истощением. Моя работа начала приносить успех. Иногда я выезжала на дом, а еще я открыла веб-сайт, чтобы люди могли бесплатно обращаться ко мне за советом через Интернет. А через год в моей практике случился большой перерыв.
Мне позвонил один телевизионщик и спросил, не хочу ли я в качестве эксперта поучаствовать в новой программе, названной «Звери и страсти». Я прошла пробы, и меня утвердили. Создатели программы искали молодую, знающую и телегеничную особу, а многие считают меня именно такой. Только не подумайте, что я похожа на девушку с обложки. Я небольшого роста, редко пользуюсь косметикой и стригу свои светлые волосы «под мальчика». Но, думаю, меня утвердили, поскольку я была уверена в себе – знала, о чем говорю. В каждом выпуске у меня было по два сюжета, в одном из которых я анализировала проблему, а в другом – возвращалась к героям десять дней спустя, чтобы посмотреть, помог ли мой совет. Попадались очень интересные случаи – полицейская собака, до смерти боявшаяся грома, и кошка, сходившая с ума от включенного телевизора. Познакомилась я и с раздражительной игуаной (как оказалось, переживавшей влюбленность), и с пони, не дававшим себя поймать.
К моему удивлению, программа вызвала довольно бурную реакцию. Кто-то написал обо мне статью в «Мейл», где назвал меня «мисс Дулитл», что было просто глупо. Я ведь не «разговариваю» с животными – я просто думаю как они. Однако нечто подобное появилось и в «Таймс». Но эти статьи сделали мне рекламу, и поток клиентов увеличился. Вот поэтому я решила обзавестись новым помещением, и так я обнаружила Сент-Майклс-мьюз…
С улицы донесся скрип шин по мостовой – подъехала машина. Прозвучал тоненький сигнал, свидетельствующий о том, что двери автомобиля закрылись, а затем приехавший забарабанил в дверь.
– Миранда-а-а! Это всего лишь я-а-а! Я откинула цепочку и открыла дверь.
– Ого! – большие карие глаза Дейзи сияли энтузиазмом. – Вот это хата!
Я знаю Дейзи уже пятнадцать лет (мы вместе снимали квартиру в Бристоле) и просто обожаю ее за то, что она никогда не унывает.
– Тут так здорово! – воскликнула она, заходя внутрь (при этом она прижимала Германа к груди, как младенца). – Так просторно! Так светло! Твой строитель поработал на славу.
– Это точно.
– И места здесь чудесные.
– Безусловно.
– Должно быть, соседи дружелюбные.
– Кажется, да. Ароматерапевт и остеопат уже заходили познакомиться, а остальные пока только улыбаются мне.
– Вот везучая – мне всегда хотелось жить в таком районе. Тут очень безопасно, – добавила Дейзи, заправив за ухо выбившуюся прядь блестящих черных волос. – А на табличке – Герман?
– А кто же еще!
– Он так по тебе скучал – правда, Герман? Ну-ка, милый, поздоровайся с мамочкой!
Пес мрачно уставился на меня.
– Привет, Герман, – обратилась я к нему, принимая его из рук Дейзи. – Ты правда по мне скучал?
Две коричневых черточки над глазами Германа приподнялись и сложились в глубокую складку, а затем он издал ворчливый вздох.
– Он на меня сердится, – сказала я, крепко обнимая пса. – У него тоже был срыв, но, надеюсь, он скоро придет в себя. Прости меня, Герман, за то, что я тебя покинула, – тихо попросила я его. – Понимаешь… так получилось, – я почувствовала, как у меня срывается голос, – мне было очень непросто…
– Ты в порядке? – мягко спросила Дейзи.
Я кивнула, но лисья мордочка Германа расплылась у меня перед глазами.
– Не переживай так, Миранда, – ласково заговорила подруга, открывая сумку, пока мы с собакой устраивались в кресле. – Ты не должна переживать, потому что, хотя все это было кошмарно и ты пережила это ужасное, ужасное потрясение, я просто уверена – у тебя все будет хорошо. Правда, Герман? – весело добавила она, сунув мне в руку салфетку.
Я вытерла слезы, несколько раз глубоко вздохнула и почувствовала, что ощущение паники проходит. Физиономия пса приняла обычное для него выражение преувеличенного волнения. Заметив это, я не могла не улыбнуться.
– Спасибо, Дейзи, – поблагодарила я, высморкавшись. – И спасибо за то, что ты позаботилась о нем.
Я опустила Германа на пол, и он начал озадаченно нюхать новый пол.
– О, с ним не было никаких проблем. Я брала его с собой на работу почти каждый день.
Дейзи работает в одной конторе, расположенной в Блумсбери и занимающейся подготовкой свадеб и прочих торжеств.
– Клиенты его просто обожали, а когда у меня не получалось за ним присмотреть, я брала его к маме. Она была счастлива с ним посидеть, к тому же она так тебе сочувствовала из-за… В общем, она искренне тебе сочувствовала.
– Но ты ведь не стала рассказывать ей обо всем?
– Ну что ты, конечно, нет.
– Молодец. А как ты ей объяснила?
– Я просто сообщила ей, что ты рассталась с Александром и тебе приходится жить тут в походных условиях, пока идет ремонт, и что у тебя… довольно непростой период в жизни.
– Ладно. Ты единственная, кто знает все, – шепнула я, пока она ставила сумки.
– Не волнуйся – я держу язык за зубами. Но разве ты даже своей матери не говорила? – поинтересовалась она, усаживаясь.
Я покачала головой. Существует слишком много вещей, важных вещей, которые я скрыла от своей мамы. Мне слишком стыдно за них, поэтому я держу их в тайне.
– Но почему? – удивленно спросила Дейзи.
– Видишь ли, она относится к браку с предубеждением, поэтому я догадываюсь о ее возможной реакции. Я просто сообщила ей о расторжении помолвки. Знаешь, она, по-видимому, обрадовалась тому, что ей не придется снова встречаться с отцом.
– Но неужели она не захотела узнать, почему это произошло?
– Нет, не захотела. Ведь она всегда так занята – ты понимаешь, о чем я. Ей приходится присматривать за тремя девочками-подростками, не говоря уже о мальчиках.
– Конечно, – дипломатично кивнула подруга, – еще и мальчики…
– В любом случае, чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
– Но ты не должна думать, что тут есть твоя вина.
– Нет, но…
– Но что?
Я загляделась на ромб солнечного света, возникший на стене.
– Из-за всей этой истории я испытываю чувство… стыда. Как подумаю о том, что так ошибалась…
– Но откуда ты могла знать? Разве от Александра можно было ожидать… этого? – деликатно возразила Дейзи. – Ведь он казался таким… э… – она беспомощно пожала плечами, – идеальным.
– Да, – тихо согласилась я. – Это чистая правда.
– И что, с тех пор от него – ни звука? – осторожно поинтересовалась подруга, снимая кардиган.
– Нет, – с горечью призналась я. – Ладно, может, хватит об этом? Мы ведь обе знаем – все кончено.
– Тебя не в чем упрекнуть, – осторожно подытожила разговор Дейзи. – Нам всем приходится преодолевать трудности. Другое дело, что я пока не понимаю, удалось ли тебе справиться со своей проблемой… Так или иначе, сегодня – летнее солнцестояние, – произнесла она со значением, – а это – переломный момент. Надеюсь, и для тебя этот день станет особенным. Ты, Миранда, у порога нового, наполненного, счастливого периода жизни, и я уверена, что все будет хорошо. А теперь – могу ли я рассчитывать на экскурсию по дому?
Я встала.
– Это займет совсем немного времени, – сказала я, – к счастью для нас с Германом, ведь мы так малы ростом.
Действительно, мой рост всего пять футов и полтора дюйма (сами понимаете, в такой ситуации и полдюйма имеют значение), и я довольно худа.
Фигуру мою часто называют «миниатюрной» или «мальчишеской». Дейзи, напротив, доросла до пяти футов и восьми дюймов, а ее формы куда пышнее моих. В Бристоле нас прозвали Мелкой и Крупной.
Подругу привели в восторг и кабинет с полом из бледной древесины бука, и, конечно же, весьма практичная бежевая кушетка психоаналитика. Затем мы прошли в маленькую кухню (типа «камбуз»), расположенную за кабинетом.
– Чудесный сад, – отметила она, поглядев из окна на крошечный дворик. – Он будет просто великолепен, если ты расставишь там горшки с цветами.
Потом мы стали подниматься по узкой лестнице, причем я взяла Германа на руки (у такс нередко возникают проблемы со спиной).
– Мне нравится, что кровать стоит прямо под слуховым окном, – продолжала восхищаться Дейзи. – Это так романтично! Ты сможешь смотреть на звезды, лежа в постели.
– Мой нынешний настрой далек от романтического, – твердо возразила я.
– Сейчас – да, но в один прекрасный день все изменится. – Она стиснула мою руку. – Ты это переживешь, Миранда. Тебе ведь всего тридцать два.
– Да, но чувствую я себя на пятьдесят два. У меня такой стресс…
И причиной стресса был не только Александр, хотя я и не сказала об этом Дейзи. Видно, это у меня в характере – умалчивать о своих бедах…
– И вообще – радуйся, что подготовка к свадьбе не зашла слишком далеко, – добавила подруга, заглядывая в платяной шкаф.
Святая правда! Мы совсем недавно обручились, поэтому дело еще не дошло до объявления о свадьбе.
Мы только и успели, что купить кольца. Между тем Дейзи оглядывала крошечную ванную, смежную со спальней.
– Да, твой строитель поработал на славу – ничего не скажешь! Я готова избавиться от всех предрассудков по отношению к этой братии.
– Так и есть. Причем работал Клайв согласно утвержденному бюджету и графику и, помимо этого, сделал еще кучу всего – просто из любезности. Он собрал кровать и письменный стол, а еще установил компьютер. По-видимому, он мне сочувствовал.
– А он знал, что с тобой произошло? – голос Дейзи стал тише.
– Ну… Клайв слишком тактичен, чтобы это обсуждать, но, думаю, он догадался о моем состоянии.
– А как ты себя чувствуешь… в настоящий момент? – участливо спросила подруга, усаживаясь на кровать.
– Гораздо лучше, чем вначале, – ответила я, тяжело вздохнув.
– Ты все еще принимаешь это? – Она заметила снотворное в таблетках. – Лучше не надо. И постарайся есть побольше, а то ты уж чересчур худая.
Хм… Сейчас я вешу около семи стоунов, хотя мне следовало бы весить восемь. Самое интересное, что мои рост и фигура казались Александру чуть ли не самым привлекательным во мне (его собственный рост – шесть футов и один дюйм, к тому же он крепкого сложения). Ему очень нравилось, что я такая маленькая и похожа на мальчишку, – по его словам, рядом со мной он чувствовал себя «мужественным». К радости Александра, я еле дотягивалась до его подбородка. Он прижимал меня к себе, и мне казалось, что я прячусь под огромной скалой.
– Это было… невероятно, – услышала я бормотание Дейзи, когда мы спускались по лестнице. – И какое разочарование! – гневно воскликнула она.
Я пожала плечами: мужчины всю жизнь меня разочаровывают.
– Что бы там ни было, я принесла яиц, хлеба, помидоров и собираюсь заставить тебя поесть.
Пока она открывала одну из коробок и извлекала миску и вилку, я, по обыкновению, размышляла о том, чем сейчас занят Александр (ничего не могу с собой поделать!). Да, мы расстались, но это же не значит, что я по нему не скучаю. Кстати, думаю, и он скучает по мне. Мы ведь, помимо всего прочего, стали большими друзьями. Нам было так хорошо, так просто друг с другом – наши отношения не требовали от нас никаких усилий.
Я встретила Александра чуть больше года назад, неподалеку от этих мест – в «Театре под открытым небом» в Риджентс-парке. Вместе с Дейзи и ее бой-френдом Найджелом мы решили посмотреть любимую мной «Бурю». Был один из тех редких, волшебных летних вечеров, когда луна мерцает в ясном небе серебряной монеткой. Наступил закат, и зажглись огни рампы, озаряя сцену трепещущим светом. А потом на сцену вышел Александр в роли Фердинанда, и публика приветствовала его легким гулом одобрения. Действительно, он выглядел таким красивым, да, именно красивым – прекрасное лицо с полными, изящно прорисованными губами (по таким губам хочется провести пальцем, повторяя их рисунок), отличные скулы, темные волосы, голубые глаза. Я помню, как актриса, игравшая Миранду, назвала его «божеством», а он сказал ей: «Миранда! Дева мира! Диво мира!» – с таким выражением, как будто она и впрямь была редчайшим произведением искусства. И хотя я смотрела постановку этой пьесы впервые за долгие годы, многие строки остались у меня в памяти: и завораживающая песня Ариэля «Пять саженей воды над ним», и экстатический возглас Миранды «О дивный новый мир!», и, наконец, чудесный момент, когда Просперо возвращает себе былую власть. Его поступок поистине величествен – вместо того чтобы отомстить своему коварному брату, как он поклялся ранее, он прощает его.
«Прощенье благороднее, чем месть», – от этих простых слов у меня волосы встали дыбом. А потом Просперо сломал свой магический жезл, сделал шаг вперед, широко раскинул руки и попросил прощения для себя:
Зрители были настолько очарованы, что начали аплодировать не сразу, а после десятисекундной паузы. Артистов вызывали не менее трех раз, а когда аплодисменты наконец прекратились, Дейзи изъявила желание отправиться за кулисы и поздравить режиссера, с которым она была знакома. Мы так и сделали, и, пока Дейзи и Найджел болтали с Джоном (так звали режиссера), я стояла в стороне, смущенно теребя программку. И вдруг, к моему удивлению, я начала беседовать с «Фердинандом». Точнее говоря, это он обратился ко мне. И я никак не могла понять, почему он обратил на меня внимание. Понимаете, из-за моего роста мне всегда казалось, что меня никто не замечает и уж тем более не испытывает ко мне никакого интереса. Я несколько растерянно сказала «Фердинанду», что мне очень понравилось, как он играл (кстати, это была чистая правда!).
– Спасибо, – ответил он, и от его улыбки мое лицо запылало. – А из вас вышел бы недурной Ариэль, – внезапно заметил он. – Вы чем-то похожи на эльфа.
– О… – Я почувствовала, что снова залилась краской. – Это… чудесная пьеса… не правда ли? – пробормотала я, пытаясь скрыть свое смущение.
– А как вы думаете, о чем она? Александр достал из кармана пачку «Житан»
и протянул ее мне. Я мотнула головой в знак отказа. О чем эта пьеса? И зачем ему знать мое мнение о ней? Он снова застал меня врасплох.
– Что ж, – осторожно начала я в то время, как он постукивал сигаретой по пачке. – По-моему, она о покаянии и примирении. О пути к прощению. О надежде, живущей во всех нас, – надежде на то, что справедливость по отношению к нам восторжествует.
Он медленно кивал, слушая меня. А потом оказалось, что все мы идем куда-нибудь выпить. Я помню, как мы брели по парку и я вдыхала изысканный аромат его сигареты. И хотя мы шли довольно большой компанией, Александр оказался рядом со мной и в пабе. Мы еще поговорили о «Буре», и он рассказал мне, что, в сущности, Шекспир придумал имя «Миранда» специально для пьесы. Я об этом никогда не слышала. Мне, конечно же, было известно значение моего имени – «дивная» от латинского mirare (дивиться, любоваться, восхищаться), – но о роли Шекспира в его создании я и не подозревала. Пока мы с Александром пили пиво, позабыв об остальных участниках вечеринки, он подробно расспросил меня о моей работе и семье и немного рассказал о себе. Оказывается, его родители – врачи, но поскольку они преклонного возраста, то уже почти не практикуют, а его дедушка, как и я, работал ветеринаром. В общем, когда – часа через полтора – мы расстались, у меня было такое ощущение, что я уже давно знакома с Александром. Провожая меня к метро – тогда я жила в Стокуэлле, – он попросил мою визитную карточку.
«Он не позвонит, – сурово повторяла я себе, пока мой поезд с грохотом несся в южном направлении. – Даже не думай. Он вел себя дружелюбно, и только».
Но Александр позвонил. Он позвонил через два дня и пригласил меня пообедать у Джо Аллена в следующее воскресенье. И, к моему изумлению, мы стали общаться.
Конечно, я считала Александра физически привлекательным, и, конечно, мне льстило его внимание, но главное в другом: он мне по-настоящему нравился. Он был так прост в общении, так умен, и, что самое важное, он меня смешил. Александру тогда исполнилось тридцать пять. Он изучал историю в Оксфорде, а, закончив университет, продолжил обучение в школе драматического искусства. Начал актерскую карьеру в Стратфорде, где ему в основном доставались роли стражников, затем десять лет проработал в репертуарном театре, а также сыграл несколько незначительных ролей в телефильмах.
– Но мне так и не удалось прославиться, – скромно признался Александр, – в отличие от некоторых моих коллег. Взять хотя бы Джеймса Пьюрфоя или Пола Райса – они многого достигли. При этом они все время идут вперед, а я словно барахтаюсь на мелководье, не в силах доплыть до настоящей славы.
– Уверена, у тебя тоже все получится.
– Возможно… – Он неуверенно пожал плечами. – Никто не знает наверняка…
– Но для этого тебе следует взять хороший тайм-аут.
– Это точно… А ты когда-нибудь была замужем, Миранда? – внезапно спросил Александр.
У меня по спине побежали мурашки.
– Э… Нет. Пока нет. То есть… ни разу. То есть не была.
Он улыбнулся.
– А ты был женат?
Он покачал головой. Как выяснилось, его последний роман завершился тремя месяцами раньше, причем они с его бывшей пассией «остались друзьями». И когда я, с учащенно бьющимся сердцем, спросила о причине разрыва, Александр только пожал плечами и ответил: «У нас с ней ничего не вышло».
К концу того первого свидания я пребывала где-то в стратосфере. Я чувствовала себя на седьмом – нет, на семьдесят седьмом – небе, пока мы брели по Стрэнду в сторону метро. Я была так безумно, нелепо счастлива, что улыбалась каждому прохожему. Александр пообещал снова мне позвонить и сдержал свое обещание. Чем больше мы общались, тем сильнее я ощущала, что просто обожаю быть с ним рядом. Мне нравились его теплота, его чувство юмора, его умение говорить – он всегда находил темы для разговора, поэтому не возникало тягостных пауз. Он не был ни эгоистичен, ни по-актерски развязен, хотя обладал своими странностями. Иногда Александр вел себя очень импульсивно, как истинное дитя инстинкта: внезапно говорил или делал удивительные вещи. К примеру, он впервые признался мне в любви… в молочном отделе «Сейнсбериз». Только я протянула руку к банке греческого йогурта, как вдруг услышала голос Александра:
– Миранда, я люблю тебя. Ты знаешь об этом?
– Правда? – спросила я, глядя на него в изумлении.
– Чистая правда, – подтвердил он с улыбкой.
Известие меня, конечно же, потрясло. Но почему он сообщил мне об этом в таком странном месте?
– Ты – дивная и вполне оправдываешь свое имя.
А когда мы обручились, вскоре после того признания, он даже заказал кольцо с надписью: «Миранда! Диво мира!» Этого кольца у меня больше нет…
– А как обстоят дела с клиентурой? – донесся до меня голос Дейзи, разбивающей два коричневых яйца в миску из небьющегося стекла. – Ты ведь завтра открываешься, не так ли? Кто-нибудь уже записался на прием?
– Только двое.
– Почему так мало?
– Потому что у меня не было времени, чтобы оповестить всех о моем переезде. Но через какое-то время я надеюсь вернуть своих клиентов.
– Ясно.
– Так или иначе, но утром ко мне привезут ирландского сеттера с депрессией… А еще звонила эта женщина по имени Лили Джейго…
– О да, – перебила меня Дейзи, широко раскрыв глаза. – Редактор журнала «Я сама». Выглядит, как Наоми Кемпбелл, и ведет себя так же. Одна моя приятельница как-то имела с ней дело, после чего полгода не могла прийти в себя.
– Да, та самая. В общем, она прислала мне истерическое письмо по электронной почте: как она уверяет, у ее ши-тцу «нервный срыв». Придется мне навестить ее во вторник. Вот пока и все записи.
– Жалко, что работать психологом у животных – не то же самое, что у людей, – вздохнула моя подруга, взбивая венчиком яйца.
Я кивнула – еще бы! Люди посещают своих психотерапевтов в течение нескольких месяцев, а иногда и лет, но с животными все иначе. Ведь звери не могут приходить ко мне каждую неделю и лежать, глядя в потолок, пока я оцениваю их «ид» и «эго», а затем расспрашиваю их об отношениях с матерью. Нет, я просто смотрю на них, определяю проблему и предлагаю ее решение, то есть обычно вижу их не больше одного раза.
– Сколько ты собираешься брать за прием? – поинтересовалась Дейзи, зажигая плитку.
– Сто фунтов за полуторачасовую консультацию здесь и сто тридцать, если я выезжаю к клиенту, – в качестве компенсации за время, потраченное на дорогу. Я продолжу давать бесплатные советы по электронной почте, поскольку это укрепляет мою репутацию, не отнимая при этом особого времени. А еще я собираюсь устраивать вечера для щенков, но мне потребуется как можно больше клиентов, чтобы все это окупалось. Я ведь открылась на месяц позже, чем рассчитывала.
– Ну, тебе ведь нужно было время, чтобы… прийти в себя, – справедливо заметила Дейзи. – Кстати, любители животных наверняка повалят к тебе валом после выхода новых выпусков «Зверей и страстей».
– Хотелось бы надеяться, но это произойдет не раньше чем недели через три.
– Знаешь, возможно, у меня есть для тебя клиент, – сообщила подруга, открывая пакет молока. – Одна дама, которую я встретила на благотворительном вечере, – Кэролайн… как же ее фамилия? О да, Малхолланд. Она жаловалась на своего веймаранера – говорит, что он ведет себя «как полный идиот». Поскольку я не знала твоего нового номера телефона, то посоветовала ей обратиться к тебе через веб-сайт.
– Спасибо. Надеюсь, она так и поступит. А как с работой у тебя? – спросила я, распаковывая тарелки.
– Просто сбиваюсь с ног, – радостно выпалила Дейзи, доставая маленькую кастрюлю. – В среду в Хаммерсмите я устраиваю девичник в стиле группы «АББА», в субботу – шумные именины в сибирском духе с казацкими плясками. И еще мне нужно разыскать пару акробатов для супершоу «Путь в Тимбукту» – оно состоится в «Темз Диттоне» в следующем месяце. Про свадьбы я уже молчу! – взвыла она. – У нас их шесть, и три из них, конечно же, достались мне. Я как раз занималась тем, что искала конфетти, не наносящие вреда окружающей среде! Они, видите ли, нужны для свадьбы, которая устраивается в Холланд-парке в конце июля. – Дейзи снова принялась энергично взбивать яйца. – И знаешь, мне удалось найти кое-что в Интернете: сухие лепестки дельфиниума, пяти оттенков, совершенно потрясающие. Мне нужно приложить к каждому приглашению по саше с лепестками – двести саше. Здорово, правда? – с тоской пробормотала она. – Две сотни гостей… Холланд-парк… сухие лепестки дельфиниума…
– Да, – тихо сказала я. – Здорово.
– Прости, Миранда. – Дейзи взяла себя в руки. – С моей стороны это было бестактно.
– Да ничего.
– Вообще-то я думала о своем.
– Я знаю. Ну что, он так ничего и не сказал?
Она покачала головой.
– Ни намека?
– Нет, – горько ответила она, – ни звука.
– В таком случае почему бы тебе не заговорить об этом первой?
Карие глаза Дейзи широко раскрылись от удивления, и она едва не выронила венчик.
– Потому что это так неромантично.
– А романтично, когда тебе не делают предложение?
– Я знаю, – сердито откликнулась подруга. – Знаю.
Она схватила мельницу для перца и яростно крутанула ее несколько раз.
– Так что же, вы вообще никогда не обсуждаете этот вопрос? – продолжала я допрашивать Дейзи, усаживаясь за стол.
Она покачала головой:
– Я не хочу дестабилизировать ситуацию.
– Понятно.
– А потом, как мне кажется, я боюсь не получить того ответа, на который рассчитываю, поэтому предпочитаю, чтобы все было тихо и мирно. Но он точно меня любит, – приободрилась она. – Я его спрашиваю: «Найджел, ты же меня любишь, правда?», и он всегда отвечает: «Да, Дейзи, конечно, люблю».
– Тогда, черт подери, не мешало бы ему доказать свою любовь. Вы ведь уже давно вместе.
– Гм… То же самое утверждает и моя мама. Кстати, Александр, кажется, не ходил вокруг да около?
– Нет, – вздохнула я, – не ходил. Все случилось довольно быстро.
А еще, как часто бывает в таких ситуациях, все произошло неожиданно. Впрочем, я уже говорила, что Александр – человек импульсивный. К тому моменту мы провели вместе девять месяцев и были очень счастливы. Я только что переехала к нему, и все шло прекрасно. Одним воскресным утром мы оба были в ванной – чистили зубы, улыбаясь друг другу в зеркало, как вдруг он замер со щеткой во рту и, все еще глядя на меня в зеркало, промычал:
– Ианда, ыеф а эя ауф?
– Что?
Александр достал щетку изо рта, отхлебнул воды из стакана и аккуратно сплюнул в раковину.
– Я сказал: «Миранда, не окажешь ли ты мне великую честь, став моей женой?» Я только что, сию минуту, решил, что хочу на тебе жениться.
Я смотрела на него в изумлении.
– Почему?
– Ну, потому что, просто стоя здесь бок о бок с тобой и вот так, синхронно с тобой, чистя зубы, я внезапно понял, как я счастлив. Вот, наверное, поэтому. Если не возражаешь, я, пожалуй, не буду становиться на колено – из-за моих неприятностей с мышцей, – добавил он прозаическим тоном. – Но ты-то согласна, Миранда? А?
Волна чувств захлестнула меня, когда я поняла, что он спрашивает всерьез.
– Выйдешь за меня? – повторил он, глядя на меня своими голубыми глазами цвета воды в бассейне.
– Ну… а ты уверен? – запинаясь, спросила я. – То есть…
– Я еще никогда и ни в чем не был так уверен, – тихо, но твердо произнес он.
– Тогда… да, – удивленно согласилась я. – Выйду.
А затем, из-за того что эмоции нахлынули на меня, я просто пискнула: «Спасибо» – и разрыдалась. Александр обнял меня.
– Нет. Спасибо тебе. Не плачь, Миранда. Незачем плакать. Я люблю тебя и всегда буду любить.
Я осушила слезы, мы поцеловались мятным поцелуем, и все.
Утверждая, что предложение застало меня врасплох, я вовсе не лукавлю: мысль о столь серьезном развитии нашего романа мне и в голову не приходила. Возможно, потому, что мои родители развелись так давно (и с тех пор знать друг друга не желали), у меня не было никаких иллюзий по поводу брака. Мне было вполне достаточно нежных отношений и сознания того, что мне посчастливилось обрести любовь. Но Дейзи другая – она заботится о соблюдении условностей, поэтому ей нужно венчание в церкви, свадебный торт и прочие атрибуты.
– Знаешь, довольно противно организовывать все эти свадьбы, в то время как Найдж даже не заикнется о нас, – огорченно призналась Дейзи, застыв с вилкой в руке. – Впрочем, в обозримом будущем он женится на мне, – рассудительно проговорила она (эту фразу я слышу постоянно), – так что вряд ли стоит настаивать на этом прямо сейчас.
Все дело в том, что Дейзи ужасно боится подталкивать Найджела к решительному шагу. Мне это известно, поскольку их связь длится уже пять с половиной лет, а наши с ней разговоры по этому поводу продолжаются уже года три.
– Мне не следует давить на него, – серьезно продолжила Дейзи. – Об этом пишут во всех книгах.
– В книгах пишут еще и о том, что следует быть чуточку более холодной. Не надо постоянно находиться рядом с ним – пусть поскучает. Напусти на себя загадочность. Попробуй переехать в другой город, а если потребуется – и в другую страну.
– О-о, это очень опасная игра.
– Почему?
– Потому что, – произнесла она якобы со знанием дела, – если я внезапно исчезну или стану холодна с ним, он может решить, что я не люблю его по-настоящему. А это было бы ужасно, не правда ли?
Я посмотрела на нее.
– Сомневаюсь. Возможно, если бы он почувствовал себя менее уверенным, это пошло бы ему на пользу.
– Нет, он, конечно же, сделает мне предложение в свое время, – возразила она с несколько наигранным спокойствием.
– Гм. Что ж, это твоя жизнь.
Меня удивляет, что Дейзи так боится спросить Найджела о том, собирается ли он на ней жениться, ведь в других ситуациях она проявляет безрассудную храбрость. К примеру, она все свои выходные проводит, прыгая с парашютом, летая на дельтаплане, занимаясь альпинизмом, а пару недель назад она впервые попробовала скай-дайвинг.
– Было бы катастрофой, если бы я приперла его к стенке, а он бы увильнул от ответа, – со знанием дела рассуждала Дейзи. – Что бы мне тогда, черт подери, оставалось делать? Я потратила на Найджела почти шесть лет жизни, и, говоря откровенно, мне бы хотелось получить что-то взамен. Вот поэтому я и опасаюсь своей неосторожностью разрушить все на этой заключительной – и очень деликатной – стадии отношений.
Я кивнула, хотя, как уже было сказано, много раз слышала этот аргумент.
– Я хочу детей, – мягко продолжала подруга, – а мне уже тридцать три. Таким образом, если мы с Найджелом расстанемся, – ее слегка передернуло, – мне потребуется два, а то и три года, чтобы дойти до этой стадии отношений с кем-то другим. А к тому моменту, – она запнулась, выливая яичную смесь на сковородку, – к тому моменту вполне может оказаться, что я уже не способна… к воспроизведению. Но я ни за что не стану хитростью пытаться женить на себе Найджела. Ловушки вызывают у мужчин отвращение. Я хочу, чтобы он захотел на мне жениться.
– А почему бы ему не хотеть на тебе жениться? – нетерпеливо поинтересовалась я.
– О, да просто он принадлежит к типу осторожных мужчин.
Что правда – то правда. Найджел крайне осторожен. Он совершает поступки с быстротой трехпалого ленивца. Эти животные передвигаются так медленно (чтобы перейти футбольное поле, им требуется не меньше суток), что на их шкуре успевает вырасти мох. В общем, по моим подозрениям, в вопросах любви Найджел именно таков. И эта медлительность нашла отражение в его хобби – выращивании карликовых деревьев. Однажды на конкурсе в Челси он даже получил медаль за один из своих карликовых японских кленов – он пестовал деревце в течение двадцати лет. Признаться, мне никогда не удавалось понять, что же у них с Дейзи общего, но, по-видимому, она в нем души не чает. А потом, у нее только крошечная квартирка в Тутинге, а у него – целый домище в Фулеме. Как-то раз, слишком много выпив, моя подруга сама призналась в том, что в отношениях с Найджелом ее во многом привлекает именно «надежность». И все же я никак не возьму в толк, почему женщина, по уикендам выпрыгивающая из вертолетов, так печется о «надежности». Хотя, с другой стороны, отец Дейзи трагически погиб, когда ей было девять, поэтому в личной жизни она всегда стремилась к «стабильности» и «безопасности».
А Найджел, конечно же, именно таков. Он адвокат в Сити – партнер в юридической компании «Блумфилдз». Солидный и компетентный, хотя и лишенный моцартианского блеска, он вкалывает как проклятый, и, как бы ему ни нравилась Дейзи, он едва ли видит причины для спешки. Ему тридцать девять, и он никогда не был женат, так с какой стати ему спешить теперь? Он ведь даже не предложил ей переехать к нему. Дейзи несколько раз намекала на это в шутливой форме, но, как она считает, Найджел вовсе не горит желанием. Думаю, он боится, что она внесет хаос в его размеренную жизнь: она довольно неряшлива, и от нее много шума, хотя все это выходит у нее очень мило. Нет, она вовсе не кричит и не грубит, настаивая на своем, – она просто хохотушка (у нее такой симпатичный, фыркающий смех) и болтушка. А Найджелу нравится проводить вечера дома – среди карликовых деревьев, за тихим, спокойным ужином или игрой в бридж. Не поймите меня превратно: Найджел мне нравится, он щедрый, и вообще он славный малый, но эгоист, поскольку навязывает Дейзи свои правила игры. Впрочем, главное, что он нравится ей.
– Думаю, у нас с Найджем все получится, – не очень убедительным тоном повторила подруга, пока я поедала омлет.
– Будем надеяться. Но, как мне кажется, Дейзи, тебе стоило бы слегка на него надавить.
«А если понадобится, – продолжила я про себя, – то и пристегнуть его к себе наручниками».
– Гм, – задумалась подруга. – Может, ты и права.
После ее ухода Герман уснул на своей продолговатой подушке, свернувшись, как жареный орешек кешью, а я снова обратилась к мыслям о работе. Из-за стресса и хаоса я была не в состоянии сосредоточиться на делах, но теперь заставила себя это сделать. Включив компьютер, я прочитала электронную почту. Одно письмо прислал мой папа – он живет в городке Палм-Спрингс в Калифорнии, где руководит гольф-клубом. Он просто хотел узнать, как у меня дела. Затем я заглянула на свой веб-сайт «Идеальные питомцы. com» и обнаружила там массу весьма необычных вопросов и воплей о помощи. «Мой пудель терроризирует почтальона, – жаловался один из посетителей сайта. – После его недавних попыток „защитить нас" (письма оказались заляпаны кровью) нам посоветовали впредь самим забирать письма из отдела доставки. Не могли бы вы нам помочь?» «Кажется, моя кошка – шизофреничка, – сообщала отправительница следующего письма. – Только что она сворачивалась клубком у меня на коленях, мурлыча и протягивая ко мне мордочку, чтобы я ее приласкала, а теперь она меня кусает. Почему?» «Как вы думаете, почему моя спаниелиха все время норовит задрать ногу?» – недоумевал автор третьего письма. Попадались и обычные жалобы на то, что собаки прыгают или охотятся за своим хвостом. В одном письме сообщалось о ручном кролике, кусавшем хозяев за ноги. Посетители сайта рассказывали о морской свинке с нетрадиционной ориентацией, о склонном к сомнамбулизму салюки и о хомячке, слопавшем свою партнершу. Пока я отвечала на все письма, советуя хозяевам животных, к какой литературе обратиться, пришло еще одно сообщение. Отправителем оказалась Кэролайн Малхолланд, знакомая Дейзи.
«Дорогая Миранда, недавно я встретила Вашу подругу Дейзи на одном мероприятии и в разговоре с ней упомянула о том, что мой молодой веймаранер доставляет мне массу проблем. Он обижает двух других, маленьких собак, и мы не знаем, как его остановить. Я подумала, что, может быть, Вы будете так любезны и позвоните мне, поскольку я бы хотела пригласить Вас к себе». В письме был указан номер телефона – судя по нему, Кэролайн живет за пределами Лондона. Я позвонила ей, и мы договорились, что на следующий день я приеду к ней в Сент-Олбанс.
Между тем мне предстояла встреча с первым посетителем – ирландским сеттером с депрессией. На следующее утро я привела в порядок кабинет для консультаций, а затем пошла в магазин за углом и, по ходу дела ответив на вежливые расспросы хиропрактика Рассела о том, хорошо ли мне на новом месте, купила печенья и цветов. Затем я отправила Германа на кухню (ему не следует путаться под ногами у клиентов), а ровно в 10.30 на пороге появились Фиона и Майлз Грин. Они оказались моими ровесниками, симпатичными, хорошо одетыми и, видимо, процветающими, судя по их модному адресу в Ноттинг-Хилл-Гейт. Я сварила им кофе, а потом села за стол, разглядывая собаку, имевшую несчастный вид. Супруги разместились на кушетке.
– Оба мы очень занятые люди, – начала Фиона, деликатно отламывая кусочек шоколадного оливера, – но, сами понимаете, Шинед – наша радость и гордость…
Между тем собака лежала на коврике, закрыв морду лапами.
– …и мы почувствовали, что ей необходима психологическая поддержка.
– Она кажется подавленной, – заметила я, делая записи в блокноте. – Обычно ирландские сеттеры очень жизнерадостны. И когда же она начала вести себя таким неподобающим образом?
– Месяца три назад, – ответила миссис Грин.
– Нет, не так давно, – мягко поправил ее муж. – Я бы сказал, это началось недель шесть назад.
– Нет, ты не прав! – резко возразила жена. – Это началось ровно три месяца назад. Неужели ты думаешь, я бы не заметила, что с моей собакой творится неладное?
Я незаметно записала в блокноте «замещение ребенка» и «напряженные отношения между супругами».
– С нашей собакой, – тихо произнес мистер Грин.
Шинед подняла голову и встревоженно посмотрела на хозяев.
– Все в порядке, детка, – успокаивающим тоном заговорила Фиона, наклоняясь вперед, чтобы погладить свою любимицу. – Все в порядке. Мама и папа не ссорятся.
– Сколько ей? – спросила я. – Два года?
– Почти. У нас она живет уже полтора года.
– Были ли у нее какие-то особые травмы? Например, не нападала ли на нее другая собака? А может, она чуть не попала под машину?
– Нет. Ничего подобного, – ответила Шинед. – Я работаю дома, так что мы целыми днями вместе. Я только вижу, что она постоянно грустит и все время лежит в своей корзине. Просто сердце кровью обливается, – добавила она дрогнувшим голосом.
– Мне бы не хотелось задавать вопросы личного характера, но как вы считаете, мистер и миссис Грин, не существует ли у вас каких-то семейных проблем, на которые Шинед могла бы отреагировать?
Вопрос риторический: такие проблемы явно есть.
– Нет, нет… ничего такого. – Словно защищаясь, Фиона скрестила руки на груди.
Я заметила, что ее муж закатил глаза.
– Брось, Фи, – устало обратился он к ней. – Ты прекрасно знаешь, что такие проблемы есть.
И очень важные. Я уже давно тебе об этом твержу. – Он посмотрел на меня. – Видите ли…
– Я не желаю это обсуждать! – прошипела Фиона.
– Но, возможно, это важное дело, – запротестовал Майлз.
– Но это личное дело!
– Не беспокойтесь, миссис Грин, – вступила я в разговор. – Я не прошу вас рассказывать мне то, о чем вы предпочитаете умалчивать. Но, уверяю вас, профессиональный кодекс требует от меня соблюдения конфиденциальности, поэтому все, что вы скажете, я унесу с собой в могилу.
– Ну ладно, – вздохнула посетительница. Открыв сумку, она достала носовой платок, а муж взял ее за локоть, чтобы подбодрить.
– Вот уже четыре года мы пытаемся завести ребенка, – тихо объяснила Фиона. – Мы и Шинед взяли для того, чтобы отвлечься от стресса. В этом году мы попробовали искусственное оплодотворение, но первые две попытки оказались неудачными.
– Что ж, от этого возникнет напряженность в любых, даже самых счастливых супружеских отношениях, – произнесла я.
Муж с женой кивнули.
– А собаки невероятно чувствительны к переменам в атмосфере, и Шинед, видимо, не исключение. Думаю, вам следует по возможности защищать ее от эмоционального стресса, а именно – не говорить в ее присутствии о наболевшем.
– Но дело не только в том, что она выглядит подавленной, – заметила Фиона. – Она как-то необычно себя ведет. К примеру, она начала таскать разные вещи.
– Неужели?
– Да. Очень странные вещи – например, рубашки Майлза из бельевой корзины.
– Возможно, так она меньше скучает по нему, когда он на работе.
– Но она таскает и старые контейнеры для яиц. А как-то раз она по одному притащила из сада пять пластиковых цветочных горшков и сложила их все на свою подстилку. И она раскладывала их так аккуратно, почти нежно, как будто бы она любит их. Это так странно – мы просто не знали, что и думать.
Ага!
Я встала и подошла к Шинед, ласково положила ее на бок и приподняла пушистый мех на ее животе. Собачий живот был розовым и слегка вздутым.
– А она, случайно, не оказывалась вблизи кобеля?
– Нет.
– Вы уверены?
– Да – абсолютно. А когда у нее в последний раз случилась течка, мы просто не выпускали ее.
– Значит, у нее ложная беременность. Вот поэтому она и грустит. Девочки, которых никогда не вязали, могут затосковать. Они становятся вялыми, целыми днями лежат на своих подстилках, причем старательно приводят эти подстилки в порядок, поскольку как бы устраивают себе гнездо. Потом собаки ищут, что бы им положить в это гнездо, и тут могут сгодиться и контейнеры для яиц, и цветочные горшки. У животных даже возникают некоторые симптомы беременности. Они появились и у Шинед – взгляните на ее соски.
Нижняя губа Фионы задрожала.
– Боже милосердный!
– Будь она гладкошерстной, вы бы и сами это заметили, но длинная шерсть все скрывает. Так что у вашей собаки ложная беременность. Когда я работала ветеринаром, я часто сталкивалась с такими случаями.
– Понятно…
– Поэтому не думайте, что у нее психологические проблемы или депрессия, – ничего подобного. Просто она хочет щенков.
– Может, она сочувствует мне? – предположила миссис Грин, украдкой вытирая глаза.
– Мы вообще-то собирались ее стерилизовать, – признался Майлз.
– Хотите совет? Они кивнули.
– Откажитесь от таких намерений. Во всяком случае, пока. Почему бы вам не позволить ей завести щенков?
– По правде говоря… отличная мысль, – пробормотал Майлз и неожиданно улыбнулся. – Нам это и в голову не приходило.
– Да, – подтвердила Фиона, потрепав собаку по голове. – Мы были настолько заняты собой.
– Для девочек очень хорошо хотя бы один раз ощениться, – заметила я, – а иначе они могут не на шутку затосковать.
– О, – промолвила Фиона, – я поняла. Что ж, нам надо завести щенков. Вот здорово будет, правда, милый?
Майлз кивнул.
– Даже если у нас не будет ребенка, зато у Шинед появятся славные детки, – продолжила она.
– На вашем месте я бы так и поступила.
– Что ж, отличный совет, – сказала Фиона, вставая. – Вы меня убедили. – Она одарила меня грустноватой улыбкой. – Спасибо.
– Не стоит благодарности, – ответила я, тоже чувствуя некоторое волнение.