Но тот ли это Дэвид Уайт? На следующее утро, с учащенно бьющимся сердцем, я позвонила двум другим фотографам, носящим такое же имя. Хотя оба отнеслись к моему звонку с некоторым подозрением, они все-таки сообщили, что никогда не жили в Брайтоне.

– Значит, это он, – шепнула я Герману, вешая трубку после второго разговора. – Он самый – иначе и быть не может. Уа-уа-уайт! – весело крикнула я. На душе у меня почему-то стало необычайно легко.

– Выходит, ты срежиссировала ваше знакомство? – удивилась Дейзи, позвонив мне десять минут спустя по дороге на работу. Я слышала, как ее каблуки стучат по асфальту. – Смелый шаг.

– Я просто решила, что должна на это пойти в том случае, если он – тот самый Дэвид Уайт, и, судя по всему, так и есть.

– Это значительно упрощает дело, – заметила Дейзи, стараясь перекричать шум транспорта. – Фотосессия станет куда лучшим поводом для знакомства, чем просто звонок по телефону. А ты сможешь побольше узнать о нем ко вторнику?

– Я посмотрела его веб-сайт, но на нем нет информации о личной жизни. Там говорится только о том, что он родился в 1967 году – возраст соответствует, учился в Лондонском политехническом институте и работал в агентстве «Рейтер», а теперь стал свободным художником.

– И каково тебе в связи с предстоящей встречей?

Встреча с ним. Мои внутренности проделали сальто-мортале.

– Неспокойно. Но в то же время удивительно легко, – добавила я, – и почти радостно.

– Это понятно – ты ведь знаешь, что поступаешь правильно.

У меня мелькнула мысль о последствиях «правильного поступка» – они могут быть катастрофическими, но в ту минуту я не задумывалась о них всерьез.

– А как обстоят дела с Найджелом? – поинтересовалась я. Послышались резкие гудки – звуковой сигнал светофора.

– Прошлой ночью он вернулся из Бонна. Он так устал, что я воздержалась от разговоров о наболевшем. Но вскоре я побеседую с ним, – твердо сказала подруга. – Очень скоро. Обязательно. Надо сперва привести его в соответствующее настроение.

– Гм, конечно.

– Но только не в этот уикенд, поскольку он решил устроить барбекю, пока держится хорошая погода. Кстати, а ты придешь? Я ведь именно поэтому звоню.

– Да, конечно. – В окне я увидела проходящего мимо почтальона.

– Ладно, мне надо спешить. Очередная свадьба, – грустно сообщила Дейзи. – Прием на сотню человек в «Савойе». Шесть подружек невесты. Медовый месяц на Галапагосах. До субботы.

Я извлекла три конверта из медной пасти почтового ящика. Там были бумаги для уплаты муниципального налога, программа съемок «Зверей и страстей», а также анкеты из полиции. Я быстро заполнила документы и тут же их отправила. Сколько времени уже прошло? Шесть недель. Я посмотрелась в зеркало – синяков уже не осталось.

Теперь у меня только ребра побаливали, когда я кашляла. «В чем-то я оказалась гораздо более везучей, чем Дэвид, – подумала я. – Его шрамы останутся на всю жизнь».

С утра я пообщалась с застенчивым хомячком из Хэмпстеда: малыш очень огорчался, когда его брали на руки. Потом я навестила крайне опечаленного волнистого попугайчика в Крауч-Хилл. Бедняга по имени Пискун выдергал из собственной грудки столько перьев, что его впору было зажарить.

– Может, он пытается покончить с собой? – спросил явно встревоженный пожилой мужчина, хозяин птицы.

– Нет, просто он чувствует себя несчастным. Словно в подтверждение моих слов на нас медленно опустилось еще одно желтое перышко.

– Но у Пискуна такая славная просторная клетка, и игрушечная каракатица, и еще всякие штучки…

– Да. Но у него нет того, что ему нужно больше всего на свете.

– Что же это? – удивленно спросил хозяин.

– Другого попугайчика. Этих птичек никогда нельзя оставлять в одиночестве. На воле они живут в стаях, а значит, им просто необходимо общество.

– О, – изумился хозяин. – А я и не знал.

– Так что я вам настоятельно советую как можно скорее добыть Пискуну компаньона. Буду крайне удивлена, если это его не взбодрит.

– Хорошо.

– Обязательно держите меня в курсе дела.

– Да, непременно. Сегодня же отправлюсь в зоомагазин. Так, а теперь я должен с вами расплатиться. – Он достал портмоне.

– Ни в коем случае, – поспешно сказала я. – Я провела у вас не больше пяти минут. Более того, я вообще могла бы ограничиться консультацией по телефону, если бы с утра не была так… рассеянна.

На самом деле рассеянность – мое обычное состояние.

– Ну что ж, – с улыбкой промолвил он. – Огромное спасибо. Но мне бы хотелось вас как-то отблагодарить.

Он подошел к буфету и открыл дверцу.

– Нет, пожалуйста, не надо, – запротестовала я. – В этом нет необходимости.

Но хозяин уже извлек маленькую квадратную книжечку.

– Я сам издал это несколько лет назад. – Он протянул мне книжку. Она называлась «Мудрость на скорую руку». – Это просто сборник изречений, которые помогали мне в течение жизни. Честно говоря, книга не очень хорошо разошлась, поэтому я просто раздариваю экземпляры.

– Очень мило с вашей стороны, – вежливо произнесла я. – Спасибо.

Полистав книжечку, я убедилась в том, что она состоит из бодрых пословиц и доморощенных максим: «На бога надейся, а сам не плошай», «Путь к успеху лежит через правильную самооценку».

– Полагаю, в этой книге можно найти утешение, – заметила я.

– Конечно, – подтвердил автор. – Для этого она и была издана.

Я поехала домой, радуясь тому, что помогла владельцу попугайчика, и в то же время негодуя на работников зоомагазина, которые не удосужились сообщить покупателю об особенностях этой птички. Паркуясь, я заглянула в зеркало и снова заметила потрясающе эффектную блондинку, выходящую из дома по Сент-Майклс-мьюз. Я уже несколько раз ее видела и все время задумывалась о том, кто она. У девушки были пышная копна абсолютно белых волос, бледная кожа и огромные голубые глаза. Она словно бы сошла с рекламы шампуня «Тимотей». Видимо, она работала здесь, раз я ее так часто вижу, но почему-то никогда не улыбалась мне, в отличие от остальных. Я открыла дверь, и Герман пошлепал встречать меня, по обыкновению озабоченно хмуря брови. Лампочка автоответчика мигала, и я нажала на воспроизведение.

– Привет, Миранда. Это папа. Я прилетаю в воскресенье и хотел сообщить, что направляюсь прямо в Суссекс. Но в ближайшие несколько дней я собираюсь быть в Лондоне по делам клуба, так что, надеюсь, мы скоро увидимся.

Издав привычное «тррр», автоответчик прокрутил пленку.

– Алло, Миранда? – произнес незнакомый мужской голос.

Кто бы это мог быть? Произношение явно американское. Может, новый клиент?

– Это Дэвид Уайт.

У меня замерло сердце.

– Я звоню насчет съемок на следующей неделе. Кажется, у вас интервью во вторник в четыре… – Он произнес «втарник». – Я мог бы заехать после этого. В общем, вот мои телефоны, так что, пожалуйста, перезвоните мне. – Он сказал «пжалста».

Прослушав сообщение раз пять, я поняла, что ошиблась. Человек, на которого я вышла, – другой Дэвид Уайт. Ведь я ищу англичанина, а этот фотограф – явно американец. Сначала я огорчилась, но потом почувствовала облегчение. Я позвонила по оставленному фотографом номеру и переговорила с ним. Должно быть, в общении он приятен, хотя и чуть грубоват. Мы договорились, что он приедет ко мне в шесть часов.

– Привет! – крикнула Дейзи, встречая меня субботним вечером у входа в дом Найджела. – Ты первая.

– Отлично. Я специально приехала пораньше, чтобы поговорить с тобой. Понимаешь, это не тот Дэвид Уайт, – тихо сообщила я. – Он американец, а то и канадец.

– О… – протянула подруга, искренне огорчившись. – Да, к сожалению, это слишком распространенное имя.

– Помимо всего прочего, тот Дэвид Уайт, которого я разыскиваю, может уже и не быть фотографом. Та информация слишком устарела. Возможно, он летчик, или тренер, или концертирующий пианист – кто угодно! Нет, только не концертирующий пианист, – жестко одернула я себя.

Наморщив лоб, Дейзи промолвила:

– Тогда надо попробовать другой способ. Может, нанять частного детектива?

– Это слишком дорого, а у меня, увы, нет денег… О, Найджел! – крикнула я хозяину дома, который как раз поднимался из погреба.

Он чуть выше Дейзи, у него короткие светлые волосы, редеющие на макушке, и светло-голубые глаза. Найджел симпатичный, но немного полноватый или, скажем так, «солидный».

– Рад тебя видеть, – откликнулся он.

Я уже говорила, что Найджел мне симпатичен. Но я прониклась бы к нему еще большей симпатией, если бы он сделал предложение моей задушевной подруге.

– Тут Дейзи интересуется, собираешься ли ты на ней жениться, – без обиняков начала я, пока он шел ко мне навстречу. – В конце концов, вы были вместе пять лет – точнее, пять с половиной лет. Согласись, это немалый срок – к тому же у Дейзи каждый месяц на счету, ведь она хочет иметь детей. Так что если ты не намерен провести остаток дней с моей подругой, то будет лучше, если ты ей так и скажешь. К сожалению, Дейзи слишком романтична и робка, чтобы заговорить об этом первой.

Все это я, конечно же, произнесла мысленно, а вслух только сказала:

– И я рада тебя видеть, Найджел. Он одарил меня братским поцелуем.

Мы спустились в полуподвальный этаж. Там располагалась большая кухня, отделанная керамической плиткой и деревянными панелями. С кухней соседствовала нарядная столовая, переходящая в зимний сад, где были выставлены карликовые деревца. Пока Дейзи готовила «Пиммз», я вежливо восхищалась трудами Найджела. Он улыбался, принимая похвалы почти с отцовской гордостью.

– Должен признаться, они действительно хорошо растут, – сказал он. – Я особенно горд вот этим ливанским кедром.

Я посмотрела на деревце. И впрямь совершенство – с черно-зеленой листвой и грациозными нижними ветками, и при этом едва ли выше десяти дюймов.

Мне стало грустно.

– Multum in parvo, – печально пробормотала я, вспомнив фразу, вычитанную в книжке «Мудрость на скорую руку».

– Совершенно верно. В этом вся суть. Деревце выглядит в точности как в природе, не считая того, что оно…

– Низкорослое, – вставила я с тоской.

– Миниатюрное.

– А сколько ему лет? Найджел улыбнулся:

– Вообще-то интересоваться возрастом карликовых деревьев невежливо.

– Неужели?

– Но для тебя я сделаю исключение. Ему тридцать три.

– Боже, да этот кедр – наш ровесник, – прыснула Дейзи, нарезая огурцы.

– Он у меня с семи лет.

– Расскажи мне, как их выращивают, – попросила я.

Найджел поправил очки, готовясь прочесть лекцию о своем любимом предмете.

– Главное – держать деревья в состоянии некоторого стресса. К примеру, я перенес их сюда, в зимний сад, поскольку сильный солнечный свет ограничивает рост листьев.

– А… – Мне стало искренне жаль подопечных Найджела. – Понятно.

– Чтобы сделать деревца по-настоящему карликовыми, их нужно выращивать под прямыми ультрафиолетовыми лучами, – с энтузиазмом продолжал хозяин. Тем временем Дейзи вышла в сад за мятой. – Понимаешь, речь идет о контроле над их развитием. Используя самые разные методы – к примеру, давая дереву меньше воды, чем это необходимо, не докармливая, – можно потихоньку заставить его делать то, что ты хочешь.

– Ага.

– Главное – это препятствовать чрезмерному росту. Возьмем вот этот китайский вяз – с ним я достиг особого успеха…

И пока Найджел распространялся о том, как нужно «подрезать», «прищипывать» и «подстригать» деревца, меня не оставляла одна мысль: нечто подобное он проделывает и с Дейзи, тормозя ее рост, держа ее в состоянии «некоторого стресса».

Вскоре начал трезвонить дверной звонок, сообщая о прибытии друзей Найджела. Приехало человек пятнадцать – старые друзья, соседи и несколько коллег-адвокатов. Непринужденно болтая, мы расположились на лужайке чудесного, обнесенного оградой сада. А когда задымилось барбекю и заструился «Пиммз», всем нам стало еще лучше. Кто-то из гостей поинтересовался «Зверями и страстями», и я рассказала о прошедших накануне съемках. Случай был интересный: мне довелось иметь дело с котом, который с выпущенными когтями прыгает на хозяйку каждый раз, когда та приходит домой.

– Кот прыгает на хозяйку сверху, как «фоккер», – сказала я.

– Может, она его так и назвала? – прыснув, предположил кто-то.

– Понимаете, он сидит на шкафу в коридоре, поджидая хозяйку, а когда она появляется, бросается на нее. В результате ей приходится надевать строительный шлем, прежде чем войти в дом.

– А почему кот ведет себя таким образом?

– Со скуки – его ведь целый день держат взаперти. Он просто пытается реализовать свой охотничий инстинкт. Кстати, аналогичными причинами вызвано большинство конфликтных ситуаций. Зачастую у питомца вообще нет никаких проблем – он просто ведет себя так, как это ему свойственно, но такое поведение не устраивает хозяев, – подытожила я.

– Так что же делать?

– Нужен небольшой кошачий спортзал, с канатами, шестами и прочими приспособлениями для игр. Хозяйка кота собирается это устроить. Через пару недель мы снова посетим их, чтобы посмотреть, есть ли улучшения.

Потом разговор зашел о делах юридических. Однокашник Найджела по имени Алан, работающий в сфере уголовного права, рассказывал, что ведет дело «о нанесении тяжких телесных повреждений».

– Но самое интересное в том, – объяснял Алан, – что преступление было совершено двенадцать лет назад. Тогда доказать вину не удалось, но теперь мы взяли у подозреваемого пробу ДНК. Двенадцать лет, – задумчиво повторил он, жуя куриную ногу.

– Боже мой, – выдохнула я, прислушиваясь к учащенному биению своего сердца. – Какая любопытная история! А… это правда, что… в таких делах не существует срока давности?

– Да, правда, – подтвердил юрист. – Конечно, преступление должно быть достаточно серьезным, чтобы полиция согласилась возобновить дело.

– Насколько серьезным?

– Ну, например, убийство, а еще – покушение на убийство, поджог или нанесение другого серьезного вреда.

Внутри у меня все оборвалось.

– Впрочем, даже если полиция отказывается возобновлять дело, то сами жертвы могут обратиться с иском в гражданский суд.

– Правда? – переспросила я, едва не выронив свой вегетарианский кебаб. О такой практике я слышала впервые. – И что же они получат в случае победы?

– Финансовую компенсацию или просто моральное удовлетворение. В таких ситуациях важно, чтобы обидчик был найден и наказан, а уж каким способом…

Разговор шел своим чередом, а я грустно думала: а вдруг Дэвид, если я когда-нибудь его найду, тоже подаст на меня в суд? Вполне возможно, но в таком случае ему придется подать в суд и на Джимми. Кажется, я собиралась открыть ящик Пандоры.

«Забудь об этом, – советовал мне внутренний голос. – Не буди лихо, пока оно тихо».

«Нет, – возражал другой голос – голос совести. – Расскажи правду. Покончи с этим. Только тогда ты сможешь начать новую жизнь».

Прервав раздумья, я услышала, что разговор идет уже на другую тему. К нам присоединилась Мэри, коллега и ровесница Найджела, – худая блондинка с резкими чертами лица. Дейзи как-то говорила мне, что Мэри работает в том же отделе, что и Найджел, и занимается финансовыми тяжбами. Кроме того, Мэри некогда питала к Найджелу нежные чувства, но ей так и не удалось добиться взаимности.

– Кажется, Найджелу скоро стукнет сорок? – небрежно заметила блондинка, занося вилку над тарелкой.

– Да, – подтвердил Алан. – Вот бы он устроил вечеринку!

– Действительно, – поддержал его другой приятель хозяина, Джон. – Впрочем, мы просто не позволим ему увильнуть!

– Скажите еще: вот бы он устроил свадьбу! – крикнул один из гостей.

Это замечание вызвало всеобщий хохот. Я поискала глазами Дейзи, но, по счастью, она была в зимнем саду и не могла ничего слышать.

– Свадьбу? – с преувеличенным изумлением спросил Алан. – Найджел? Ну, это вы хватили!

Джон просто зашелся от хохота.

– Вот-вот, – поддакнула Мэри с довольной ухмылкой. – Уж я-то видела, как все они приходили и уходили, – продолжила она с выражением наигранной усталости. – Да, он всегда был таким… Думаю, и Дейзи в конце концов уйдет. То есть Найджел, конечно, милый, но, – помедлила она, пожав узкими плечами, – кто ее обвинит? Особенно после стольких лет.

Ах так?!

– Дейзи вообще не собирается замуж, – спокойно сказала я. – Ей и так хорошо.

– Откуда вы знаете?

– Она моя лучшая подруга.

– Ах, простите, – произнесла Мэри с преувеличенным сожалением. Ее губы сложились в фальшивую улыбку. – Мне кажется, это довольно щекотливая тема.

– Вовсе нет, – отрезала я.

С пылающим лицом я покинула компанию. Значит, моя лучшая подруга стала объектом насмешливой жалости. Дейзи как раз выходила из дома с очередным кувшином «Пиммза». Она дружелюбно со всеми общалась, смеялась и шутила – словом, делала все, чтобы вечер удался. Наблюдая за этим, я ужасно разозлилась на Найджела. Как подло с его стороны держать ее в неизвестности! Да, ему нравится быть с ней, но он абсолютно не заботится о том, в какое положение ее ставит. И как глупо с ее стороны спускать это ему с рук! Да уж, она заслуживает прозвища «чокнутая Дейзи» не только потому, что прыгает с парашютом… Интересно, как бы подтолкнуть Найджела к действию? Сама Дейзи вряд ли решится «припереть его к стенке» – она все еще лелеет мечту о том, что он объяснится с ней, встав на одно колено. Но этого явно не произойдет, поскольку он едва ли считает такую процедуру обязательной. Да собирается ли он вообще на ней жениться? Может, Дейзи все-таки стоит его бросить? И что тогда? Да ничего. Найджел немного попереживает, а потом найдет себе другую женщину и будет обращаться с ней тем же манером…

Я заметила, что Дейзи восхищенно смотрит на Найджела, подливая «Пиммз» в его бокал.

– Скажи когда, Найдж, – донесся до меня обрывок ее фразы.

«Да, Найдж, – возмущенно подумала я. – Скажи когда».

Остаток уикенда прошел вполне сносно, если не считать того, что меня чуть не вырвало: в воскресенье в радиопередаче «Вестминстерский час» я услышала Джимми. Он разглагольствовал о каком-то проекте финансирования университетов. Пришлось немедленно выключить радио. В понедельник я была занята с утра до вечера, а во вторник ждала Индию Карр, лучшую журналистку Лили. Я знала, что она хорошо пишет, – мне доводилось читать некоторые ее статьи. Сама Индия показалась мне дружелюбной и милой. Сначала она кое-что записала о моем доме, а потом стала расспрашивать меня о работе: сперва о самом сложном случае в моей практике, потом о самом простом, о самом интересном и, наконец, о наиболее распространенных ошибках в обращении людей со своими питомцами. Мы поговорили о последних достижениях психологии, связанных с изучением животных, а затем перешли к личным вопросам. Индии не терпелось узнать, кто мой любимый модельер.

– Я никогда не покупаю одежду от модельеров, – со смехом ответила я. – Чаще всего я ношу джинсы, а если мне хочется выглядеть понарядней, то могу надеть какой-нибудь добрый старый пиджачок. Так что своим опереньем я схожа скорее с вороной, нежели с павлином!

– Вы довольно миниатюрны, – с улыбкой заметила Индия. – Какой у вас размер?

– Сейчас, наверное, шестой. Иногда я покупаю детскую одежду, что, кстати, очень выгодно, поскольку она не облагается НДС.

– Перейдем к делам сердечным. В настоящий момент вы действительно одна?

– Да, – ответила я, внутренне сжимаясь. – Я одна. Впрочем, едва ли этот вопрос важен для нашего интервью, – добавила я с деланным спокойствием.

– А на мой взгляд, он очень даже важен.

– Почему?

– Потому что вы были обручены с Александром Дарком.

Вот дерьмо!

– Разве нет? – Она внимательно смотрела на меня большими зелеными глазами.

Я вздохнула:

– Вы хорошо подготовились к нашей встрече.

– Конечно – это же моя работа.

– И все-таки, если не возражаете, я предпочла бы не говорить о личной жизни.

– Но я должна вас о ней спросить.

– Почему? – спросила я, уставившись в пол. – Кого это интересует?

– Вы знаете, очень многих. Ведь к моменту выхода этого номера (а выйдет он в августе) Александр Дарк уже станет знаменитостью. Так что будет очень странно, если я не упомяну о ваших с ним отношениях.

Я посмотрела в окно.

– Что же между вами произошло? – спросила посетительница, попутно проверяя, крутится ли кассета в крошечном диктофоне. – Что произошло? – мягко, но настойчиво повторила она.

Конечно, я могла бы отказаться от интервью, но мне нужно паблисити. Я вздохнула.

– Да так… просто… не сложилось… и все.

Я взяла Германа на руки, чтобы Индия не заметила, как сильно они у меня дрожат.

– Как, и это все? Должна же быть еще какая-то причина?

– Это все! То есть… никакой другой причины. Поверьте, больше мне нечего сказать.

– Но друг Александра говорил мне… О, только не это!

– …что помолвка была расторгнута очень поспешно. Я просто хотела знать, что случилось. По словам того человека, Александр так и не объяснил, в чем дело.

В этом я не сомневаюсь.

– Он только сказал, что вы «передумали». Все очень удивились, ведь вы были так счастливы.

Уверена, читателям будет крайне интересно узнать, почему все так закончилось.

Видимо, хоть как-то ответить на этот вопрос придется.

– Что ж, – начала я неохотно, – это правда. Я действительно передумала, поскольку пришла… к очень грустному… выводу, что мы не сможем быть вместе… долгое время.

– Почему же? – спросила Индия, скептически глядя на меня.

Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Если бы я расстроилась, она бы тут же почуяла неладное, а в моем нынешнем состоянии мне только этого не хватало.

– Просто я поняла, что мы… не сошлись характерами. Понимаете, у нас… разные ценности.

Боюсь, это звучало не слишком убедительно.

– Может, он вам изменил? – поинтересовалась гостья. – Вы это имеете в виду? Помнится, ходили слухи о нем и его партнерше по фильму – Тилли Бишоп.

Я почувствовала спазм ревности.

– Нет, нет, измены не было. Говоря о «разных ценностях», я подразумеваю… несхожесть жизненных позиций. Понимаете, подобные противоречия обнаруживаются не сразу, – продолжила я рассудительным тоном, постепенно приходя в себя, – но уж если они обнаружились, то лучше разорвать отношения.

– То есть вы расстались без мук и страданий?

– Совершенно верно, – солгала я.

– И вы остались друзьями?

Если бы я ответила «нет», она бы наверняка захотела знать почему.

– Да, – снова солгала я, – мы остались друзьями. Александр… замечательный. Он блестящий актер, его карьера явно на взлете… так что я… желаю ему удачи.

Кажется, Индия удовлетворена, да и в любом случае я больше ничего не собираюсь ей рассказывать. Правды она не узнает. Конечно, Александр поступил со мной, говоря словами Дейзи, «непростительным образом», но мне вовсе не хочется выглядеть жертвой или мстительницей. Более того, если вездесущие журналисты когда-нибудь узнают правду, они несомненно свяжут меня с Александром навечно. Меня будут представлять не как «Миранду Свит, специалиста по поведению животных», а как «Миранду Свит, несчастную женщину, с которой так скверно обошелся этот телегерой Александр Дарк». Так что я должна за себя постоять.

– Что ж, полагаю, мы закончили, – сказала я, глядя на часы. – Надеюсь, теперь у вас достаточно материала. Так или иначе, с минуты на минуту должен приехать фотограф.

Индия выключила диктофон и положила его в сумку.

– Ах да, к вам едет Д. Дж. Уайт. Лили говорила, что заказала ему ваши фотографии. Желаю удачи! – воскликнула она, закрывая блокнот.

Я удивленно взглянула на нее:

– Что вы имеете в виду?

– Я однажды видела его – парень непростой.

– В каком смысле?

– Какой-то неловкий. То есть он симпатичный и блестяще делает свою работу, но… – Индия скорчила гримасу. – Он такой… неуклюжий.

– Ну что ж, – пожала я плечами, – его неловкость вряд ли меня смутит. Думаю, наша встреча будет первой и последней.

Журналистка уехала, и я принялась мыть посуду. Мне стало легче от мысли о том, что это другой Дэвид Уайт. Было бы просто ужасно, если бы меня сфотографировал тот самый… Тут зазвонил телефон. Пока я объясняла потенциальному клиенту, как я работаю и сколько беру за консультацию, Герман настороженно поднял голову и залаял. Обернувшись, я увидела, что на пороге стоит темноволосый мужчина с сумкой.

– О, подождите, пожалуйста, – сказала я в трубку. – Здравствуйте. – Я сделала гостю знак, чтобы он вошел в дом. – В общем, если вы хотите записаться на прием, пожалуйста, сообщите мне. – Я повесила трубку. – Извините, – снова обратилась я к вошедшему, – должно быть, вы Дэвид.

Он кивнул, но не улыбнулся. Кажется, Индия была права. Ну что ж… Он был не очень высок – возможно, пять футов и девять, а может, десять дюймов, но довольно широкоплеч. Мачо. Несколько «брандо-образен». Да, он и вправду похож на молодого Марлона Брандо. Глядя на гостя, я с какой-то странной уверенностью поняла, что он мне нравится. Он подошел ближе, и я заметила у него на щеке, прямо под правым глазом, крошечный шрам в форме полумесяца. Только я подумала о том, что это за шрам, как фотограф протянул мне руку. И тут у меня возникло такое чувство, как будто меня выбрасывают из самолета: кожа на тыльной стороне ладони была странной – лоснящейся и покрытой какими-то крапинками…

– Значит, вы Д. Дж. Уайт, – машинально проговорила я. – Д. Дж. Уайт, – повторила я.

Слова сожаления словно застряли у меня в горле, и, кажется, я вот-вот могла задохнуться.

– Д. Дж. Уайт – мое профессиональное имя, – буднично объяснил гость. – Я взял его, чтобы меня не путали с двумя другими фотографами по имени Дэвид Уайт.

– Понятно.

Он поставил сумку на пол и начал доставать из нее свою аппаратуру, а я украдкой поглядывала на его правую руку. В одних местах кожа выглядела натянутой, в других – слегка топорщилась. С левой рукой было то же самое.

– Значит, вы Дэвид Уайт, – произнесла я.

Я смотрела на него, и мне по-прежнему казалось, что я падаю с невероятной высоты. Еще мгновение, и я готова была разрыдаться.

«Ты Дэвид Уайт, а я виновата в том, что случилось с твоими руками… виновата… виновата, но я не хотела этого и так сильно… так сильно об этом сожалею… пожалуйста… пожалуйста, прости меня…»

Я сглотнула и повторила как попугай:

– Значит… вы Дэвид Уайт.

– Да, – он посмотрел на меня, удивленно подняв брови. – Это… так. Надеюсь, с моим именем мы разобрались.

Я рассеянно кивнула, продолжая смотреть на него и ощущая какую-то странную невесомость. У меня было такое чувство, словно все это происходит не со мной – где-то вне моего тела и даже моего разума.

– А вы американец?

– Вообще-то нет.

– Но у вас американское произношение, – вяло заметила я, пока он доставал фотоаппарат.

Дэвид покачал головой:

– Я такой же англичанин, как и вы. – Он произнес «англича-анин».

– Но откуда у вас американский акцент?

– Это очень просто объяснить, – сказал он, не скрывая раздражения. – Я вырос в Штатах.

– А… – Об этом я не подумала. – Почему?

– Что почему?

– Почему вы там росли?

Он выпрямился и пристально посмотрел на меня.

– Извините, но вы уж чересчур… любопытны.

– Это вы меня извините. Я просто… хотела знать… почему вы там жили.

Он выглядел раздраженным и растерянным одновременно.

– Почему вы хотите это знать?

– Ну… – Я пожала плечами. – Просто… хочу… и все.

– Ла-адно, – протянул он и поднял руки вверх, словно бы сдаваясь. – Мой отец там работал.

– Где он работал?

Теперь Дэвид смотрел на меня как на сумасшедшую.

– Господи, – тихо произнес он. – Что за вопросы? В Нью-Хейвене, если вас это так интересует.

– Там, где Йел?

– Да.

– А чем он занимался? Преподавал в университете?

– Послушайте… – Он глубоко вздохнул, пытаясь скрыть раздражение. – Я вижу вас в первый раз и пришел сюда, чтобы вас сфотографировать, а вовсе не на допрос.

– Извините, – пробормотала я, собираясь с духом. – Просто я… была удивлена. Понимаете, я ожидала увидеть американца…

– Но я не американец! Надеюсь, я сумел вас в этом убедить, и теперь мы можем перейти к съемке. – Он достал пленку и начал заправлять ее в фотоаппарат. – Я сделаю несколько снимков здесь, – сказал он, окидывая взглядом кабинет. – Потом пару снимков снаружи – мы могли бы подняться на холм.

Он держал перед моим лицом экспозиметр и прищурясь смотрел на шкалу. Теперь я могла хорошо разглядеть его ладони. Кожа на их тыльной стороне была странно бледной, а по текстуре напоминала узорчатую ткань. На пальцах я заметила множество крошечных белых линий, похожих на миниатюрные пучки света. «Это я сделала с тобой, Дэвид. Это я. Это я». Он заметил мой взгляд, и я отвела глаза.

– Могу я предложить вам чашку кофе? – спросила я. Тон моего голоса становился более обычным по мере того, как я постепенно приходила в себя. – А может, вы хотите есть?

«Или я могла бы отдать тебе все свои деньги и драгоценности – все, что у меня есть. Я была бы только рада…»

– Нет, спасибо, – ответила он. – Не беспокойтесь.

На мгновение воцарилось молчание. Затем Дэвид посмотрел на Германа.

– Славный пес, – сказал он, внезапно став более приветливым – Как его зовут?

Я назвала имя собаки.

– А, Герман-германец, – произнес гость.

– Точно.

Он присел на корточки и погладил блестящую шерсть Германа.

– Таксы мне нравятся, – заметил он. – У них всегда такой вид, как будто произошло – или вот-вот произойдет, – что-то страшное.

– Я тоже люблю их за это выражение острой… тревоги, – промолвила я.

Дэвид кивнул и в первый раз улыбнулся.

– Извините меня за расспросы, – сказала я. Он пожал плечами:

– Все нормально. Думаю, вы просто разнервничались.

«Да уж…»

– Но не волнуйтесь, Миранда… Что он хочет этим сказать?

– …на моих фотографиях вы отлично получитесь.

Ох… Теперь я заметила, что у него теплый взгляд и красивые губы, а волосы отливают красным золотом. Я быстро погляделась в компактное зеркало. От синяка не осталось и следа.

– Может, мне подкраситься? – спросила я. – Обычно я этого не делаю.

Он склонил голову набок и поглядел на меня, как ценитель, рассматривающий картину.

– Нет, тон кожи у вас ровный, – думаю, все будет в порядке. Между прочим, мои фотографии – черно-белые, так что вполне можно обойтись без макияжа. А вот на цветных снимках – совсем другое дело.

Он достал фотоаппарат из сумки и повесил его на шею. Потом он направил его в мою сторону, взял меня в фокус и щелкнул затвором. Я моргнула.

– Я не была готова.

– Почему же – были.

– Но я не улыбалась.

– А я и не хотел, чтобы вы улыбались. Обычно улыбка что-то скрывает.

– Правда?

– О да. Улыбка – почти всегда маска. Ну-ка, а теперь…

Дэвид подошел поближе, и я почувствовала лимонный аромат его одеколона.

– Да-а. Хорошо. Очень хорошо.

Он снова щелкнул затвором, причем так тихо, что я едва заметила.

– А теперь сядьте, пожалуйста, вот на ту кушетку… да, именно… и возьмите собаку.

Он протянул мне пса и убрал из кадра два стула.

– А теперь я хочу, чтобы вы с ним смотрели в разные стороны. Вы просто немного поверните голову сюда… да, вот так. Отлично. А ты, Герман, смотри на меня, ладно?

Я снова услышала мягкий щелчок, а затем Дэвид перемотал пленку. Он сделал сперва два снимка, потом еще пять подряд, после чего внезапно остановился.

– Понимаю, что это непросто, – сказал он, опустив фотоаппарат, – поскольку я направляю на вас такой увесистый объектив, но не могли бы вы немного расслабиться?

«Нет, не могу. Из-за тебя. Как я могу расслабиться перед тобой?»

– Понимаете, вы несколько напряжены.

– А… «Это точно».

– Ну-ка посмотрите на меня, Миранда…

– Вот так?

– Да, а теперь повернитесь к окну… отлично.

Он снова щелкнул затвором, а затем опустил фотоаппарат. Дэвид стоял, ничего не говоря, а только критически изучая меня. Я чувствовала себя ужасно, поскольку мне казалось, что он догадывается о моей вине.

– Вы очень фотогеничны, – неожиданно заметил он, снова поднося фотоаппарат к глазам. – У вас изящные черты лица и хорошие скулы. Нет, не улыбайтесь. Я хочу видеть ваше истинное «я». «Нет, не хочешь. Не хочешь. Поверь мне».

– Разве вы не пользуетесь вспышкой? – спросила я после того, как он сделал очередной кадр.

– Нет, предпочитаю дневной свет. Да, вот так хорошо. Так, повернитесь к окну, приподнимите подбородок. Отлично.

С фотоаппаратом в руках Дэвид казался более спокойным, словно бы тот его защищал, ограждал от чего-то.

– Надо посадить Германа рядом с вами и сделать так, чтобы вы смотрели друг на друга. Да, именно так. Отлично. А теперь несколько снимков у двери.

– Я думала, вы пользуетесь цифровым фотоаппаратом, – заметила я, пока он менял пленку.

– Нет, для такой работы я предпочитаю использовать свою старую «Лейку». Конечно, это не делает меня человеком двадцать первого века, – добавил он, наклеивая этикетку на коробку с использованной пленкой, – но я слегка пурист, а потом я сам люблю проявлять пленку. Обычно я не делаю фотопортретов. Честно говоря, я не знаю, почему мне предложили сфотографировать вас, – признался он несколько удивленно.

«Это из-за меня, из-за меня! Я хотела встретиться с тобой!»

– Впрочем, «Я сама» – хороший журнал, и потом – работа есть работа.

– Вы ведь фоторепортер, не так ли? – спросила я.

– Уже нет. Я снимал для «Рейтер» – ездил в горячие точки, но потом разлюбил эту работу. Теперь я свободный художник.

– И что же вы теперь фотографируете?

– О, самые разные вещи. Я работаю и на заказ, и по собственному желанию – снимаю то, что считаю важным. Ладно, здесь мы закончили, поэтому давайте выйдем на улицу.

По-прежнему чувствуя себя нервной и подавленной, я надела на Германа поводок, и мы решили взобраться на Примроуз-Хилл.

– А вы откуда родом, Миранда? – спросил Дэвид, когда мы поднимались по тропинке. – Надеюсь, вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?

Теперь он казался спокойным и даже, к моему удивлению, почти дружелюбным.

– Я из Брайтона.

– Какое совпадение… «Это не совпадение».

– …Мы тоже жили там одно время.

– Правда? – с плохо разыгранным удивлением спросила я. – И где же?

– В Куинс-парке. На Вест-драйв.

«Дом сорок четыре. Третий с конца улицы. Я была там недавно – искала тебя».

– А вы где жили? – поинтересовался он.

– На Сэндаун-роуд.

– О, совсем недалеко от нас.

– Да, недалеко, – нервно пробормотала я.

– А мы никогда раньше не встречались? Может, на каких-то вечеринках?

У меня перехватило дыхание.

– Впрочем, если бы мы встречались, я бы вас запомнил, – добавил Дэвид после минутного размышления.

– Не думаю, что видела вас в Брайтоне.

– Это понятно: вы ведь, кажется, младше меня, к тому же я учился в пансионе. А мой отец преподавал в университете.

«Я знаю».

– Вот как?

– Но потом, – гость кашлянул, – отец… решил уехать. Честно говоря, мои воспоминания о Брайтоне не самые приятные.

«И в этом виновата я. Прости… Прости…»

– Я не был там уже лет пятнадцать… А вот и неплохой вид, – пробормотал он.

Мы поднялись на вершину холма. Дети запускали воздушных змеев, бегуны совершали пробежки, а собачники выгуливали своих питомцев.

– Сядьте на одну из этих скамеек, – сказал Дэвид. – Вот так, отлично. – Он сделал еще несколько снимков. – Свет просто прекрасный – очень мягкий, к тому же ветер разогнал весь туман.

Я села на скамейку. За моей спиной прихотливо вились контуры Лондона – от громоздких небоскребов Доклендз до труб электростанции Баттерси. Окна офисов вспыхивали золотом в лучах предзакатного солнца. Итак, теперь, когда я встретила его и познакомилась с ним, я знаю, что я должна с ним поговорить. Это решено. Но вот когда?

– А сейчас я хочу сфотографировать, как вы спускаетесь по холму с Германом, – донеслись до меня слова Дэвида откуда-то слева. – Забудьте о моем присутствии и просто спускайтесь. Вот так.

Мы с Германом начали спускаться. Я чувствовала некоторую неловкость из-за того, что люди с улыбкой наблюдают за тем, как Дэвид фотографирует меня, следуя за мной или, наоборот, пятясь от меня. Пробило семь. Я поняла, что мне делать. Нужно было пригласить его обратно в дом – пригласить в дом, предложить пива и…

– Ну вот и все, – услышала я голос Дэвида. Он нагнал меня и зашагал рядом. Мы спустились с холма, миновали платаны, прошли через ворота и оказались на Сент-Майклс-мьюз. Пока я открывала калитку, Дэвид успел перемотать пленку, быстро наклеить на нее этикетку и убрать фотоаппарат в сумку.

– Я отщелкал две пленки, так что, надеюсь, там есть удачные снимки.

Он повесил сумку на плечо. «Ну, говори же. Пригласи его в дом. Пригласи его…»

– Могу я предложить вам… – начала я, но он уже протянул мне руку для прощания.

– Ну что ж, рад был с вами познакомиться, Миранда. Мне пора. Простите, вы что-то хотели мне предложить?

Я посмотрела на него, и у меня в груди все сжалось.

– Вы что-то хотите сказать?

– Я хотела спросить… э… не могу ли я… предложить… вам… пива или… еще чего-нибудь?

– Пива?..

– Да. Я просто подумала, может, вы… хотите пива. Все-таки… конец рабочего дня. То есть это не обязательно, – мямлила я, – но… я просто решила… предложить вам…

– Знаете, это было бы здорово… – Он, кажется, смутился. – Но я… действительно тороплюсь.

– Понятно. Вы торопитесь, – машинально повторила я.

Он неторопливо кивнул, а потом воцарилось неловкое молчание.

«Я должна тебе кое-что сказать, Дэвид. Это изменит твою жизнь».

– Мне… жаль, что мы так неудачно начали, – сказала я.

Он снова кивнул:

– Да, и мне жаль.

– Это случилось по моей вине. Вероятно, я показалась вам странной.

– Нет, нет… а впрочем, пожалуй, да. – Он неожиданно рассмеялся. – Я действительно подумал, что вы странная. Но иногда я бываю резок, и, видимо, поэтому вы разнервничались.

«Я занервничала, но вовсе не поэтому».

– Ладно. – Дэвид взглянул на часы. – Мне пора. – Он сунул руку в правый карман. – Может, оставить вам визитку?

Он достал визитную карточку, и я снова заметила шрамы на его руках. Слезы опять навернулись мне на глаза.

– Если вам что-нибудь понадобится, звоните, – сказал он.

«О, мне обязательно что-нибудь понадобится! Мне нужно рассказать о том вреде, который я тебе причинила, и попросить у тебя прощения».

– С вами все в порядке? – спросил он, внимательно глядя на меня. – Я спрашиваю – все ли у вас в порядке? Вы… чем-то огорчены?

– О, нет-нет. У меня все в порядке. Правда. Это просто…

– Сенная лихорадка?

Я кивнула.

– Это прямо какое-то бедствие, да?

Я снова кивнула.

– Ладно, Миранда, мне действительно пора. Был рад с вами познакомиться. До встречи, – попрощался он, уходя.

– Да, увидимся, – с улыбкой сказала я.

Но как? Смогу ли я снова его увидеть? Но я знала – я обязана, обязана встретиться с ним еще раз. Он должен узнать, кто я на самом деле.