На дворе стояла, звёздная, безлунная летняя ночь. Окно в комнате Булата было открыто нараспашку. Особой прохлады с улицы не веяло, но домашнюю духоту нагретых стен, всё же вытягивало. Лето выдалось очень жарким, поэтому можно было без опаски от назойливых комаров включить свет в комнате. Парень сидел за своим письменным столом и читал увлекательную книгу «Дети капитана Гранта». На голубом эмалированном громко тикающем будильнике, стрелки показывали время: четверть двенадцатого. За окном то и дело проходили галдящие группы молодежи. Изредка где-то в дали, раздавался девчачий визг, который тот час же подхватывали собаки и как по цепочке на пару минут посёлок накрывал лай, который заканчивался высоким тонким повизгиванием, самой злостной шавки, с противоположной стороны села. В центре посёлка, слышалась неразборчивая музыка, и рёв мотоцикла. В сегодняшний субботний вечер, вся молодёжь собралась возле дома культуры. Теперь это называлось «Дискотека», хотя старшее поколение все ровно обзывали это событие «Танцами».

Во дворе скрипнула калитка. Булат сразу смекнул, что это пришёл отец, которого он не видел уже двое суток. Настолько продолжительный рабочий день был у Ивана. Парень положил закладку в книгу, и вышел в коридор, из спальни вышла и Елена в красно голубом пляжном платье. Иван заглянул в дверь чёрным лицом, и попросил дать ему мыло и полотенце. Взяв всё необходимое, Булат вышел на улицу к отцу. Иван набрал из колодца ледяной воды, раздевшись по пояс, принялся обмывать голову и мускулистый торс от маслянистой черной рапсовой пыли, при тусклом свете пробивающемся сквозь тюль кухонного окна. Сын стоял рядом, держа полотенце. Иван взял полотенце, и вытираясь спросил: «Ну что сына, не одичал сегодня за целый день?» Булат, взбодрившись и расправив плечи, принялся рассказывать о своем дне. И они вместе вошли в дом. Зайдя на кухню, Иван удивился тому, что Елены там не было, а под чайником не горит синий огонь. Направив сына за плечо в кухню, Иван сказал: «А ну сына, поставь папке чайничек», и зашёл в спальню к супруге.

Елена лежала в халате на двуспальной кровати, разложив возле себя несколько флакончиков с лаком для ногтей, усердно стирая старый, развеяв на всю комнату запах ацетона. Подняв глаза, она сухо сказала: «Привет!» И деловито продолжила свое занятие. Иван удивлённо, поинтересовался о её самочувствии. В ответ услышал: что чувствует она себя лучше, чем когда-либо. С большим удивлением мужчина сказал: «Я за тебя рад. Окошко открой, а то голова болеть будет». Елена полностью проигнорировала его замечание. Не повторяя второй раз, Иван молча зашёл в комнату, пройдя мимо кровати, отодвинул штору и открыв форточку, развернулся и вышел.

На кухне Булат нарезал хлеба, налил в большую тарелку яблочного варенья, и зарядил кружки заваркой с сахаром, в ожидании пока закипит чайник. Иван молча сел на стул. Стоя возле плиты, готовый как только чайник начнет кипеть, схватить его и налить кипятка в кружки, сын спросил у отца: «Ну, много накосили?»

— Много сына, много.

— А какой комбайн лучше, Нива или Енисей?

— Тот, у которого комбайнёр опытнее! Комбайн любит ласку, чистоту и смазку!

— А кто у нас в колхозе самый опытный? Наверно ты пап?

— Да нет сына, я самый обычный.

— Слушай пап, а говорят в «Зарю» два новых «Дона» на уборку пришли, такие громадины говорят. Жатка на всю дорогу, с боку огромный вентилятор, а вместо накопнителя, измельчитель стоит. Вот тебе бы такой.

— Да что там «Заря» у нас скоро такая техника будет, ни у кого ещё такой нет. Импортная! В конторе был, у механика журналы видел. Поговаривают, председатель на следующий год её бартером приобретет.

— А это как бартером?

— Это сына ты — зерно, а тебе — технику, в обмен.

На газовой плите, чайник начал издавать шипящий звук. Булат, не дожидаясь противного свиста, выключил газ. Взяв его за алюминиевую рукоятку с деревянной вставкой, налил кипяток по кружкам. Меню было скудноватым, и Иван решил дополнить его, достав из холодильника кусок солёного сала. Булат тоже не отказался повторить за своим отцом. Запив сладким чаем, солёное сало с хлебом, парень задумался, как в обращении к отцу назвать женщину, которая не пожелала с ними поужинать. В его голове промелькнула мысль назвать её «тетей Леной», так как она делала всё возможное для этого. Но он осёкся и подумал, что может обидеть Ивана, который видя, что происходит в их семье, из последних сил пытался игнорировать весь негатив и верить только в лучшее.

— Пап, а что с мамой!

— Эти слова были для Ивана как бальзам на сердце. Углы губ приподнялись, в глазах мелькнула надежда, на то, что отношения в их маленькой семье восстановятся.

— Да не переживай, ей немного нездоровится. Айда спать!

Они встали из-за кухонного стола, и отправились по своим комнатам.

Елена же на самом деле, чувствовала себя прекрасно. В её сердце зародилось призрение к Ивану, от опьянения сегодняшней поездкой. В её светловолосой голове с жидковатыми волосами, начали появляться мысли и образы, в которых Иван искажался. Её муж, превращался в существо беспомощное, бесхребетное, неспособное заработать денег. Её совершенно не останавливал тот факт, что Иван был человеком, который принял её неполноценность. И мало того, перекроил свои жизненные взгляды. На усыновление ребенка, мужчине решиться очень тяжело, одной из основных частей сущности которого, является стремление к продолжению рода. У человека всегда есть выбор. Вот и у Ивана он был: бросить Елену или усыновить ребенка. Он проявил сострадание к своему любимому человеку, и напрочь перечеркнул своё я. Но мы все знаем, что: «От добра, добра не жди». Так гласит старая русская поговорка. Суть её не в том, что все люди на свете неблагодарные создания, а в одной из особенностей человеческой психики. Каждый нормальный человек, по своей натуре оптимист. Всё, что хорошее, это для нас норма, и мы не особо заостряем на этом внимание. А вот неприятности, это уже извините «против шерсти» как говорится. Их мы запомним, причём очень надолго. Тем более, если эти неприятности — не стечение обстоятельств, а прямое действие другого человека.

В её голове мерцали образы счастья. Лазурный берег, улочки курортного города, состоящие только из одних магазинов. Разноцветные платья и шляпки, всеми цветами радуги, кружили в её воображении. Прогулки по променаду, номер в отеле с соломенным столиком и креслами на балконе, обвитому виноградной лозой, усыпанной кистями спелых сладких плодов. Бассейн с голубой как небо водой. Вообще-то всё так, как рассказывала её подруга. Вечер в ресторане в компании щедрого мужчины. Причем сам его образ, был как-то размыт. Но его суть, которая заключалась в щедрости, богатстве и бескорыстности, витала по всему залу. Проявлялась она в музыкантах, которые играли романтическую музыку возле их столика, заставленного всяческими блюдами. Официанта стоящего с белым полотенцем на руке, в ожидании очередного заказа. Всё как в старом голливудском фильме.

Неожиданно все это великолепие, нарушил Иван, войдя в спальню. Он сразу ощутил напряжённость во взгляде супруги. Сев рядом, муж взял её за талию отодвинув развязанный халат. Тело её напряглось, на лице проскочила гримаса отвращения. Мужчина, наотрез отказался её замечать и склонился к губам в попытке поцеловать их. Он понадеялся, что близость немного расслабит его супругу, отвлечёт от бытовых проблем. Ведь причину её тревоги, он видел в этом. Он искренне был уверен, что совсем скоро получит долгожданную зарплату за одиннадцать месяцев разом, и не пожалеет ни копейки для своей семьи. Просто возьмёт и положит все на стол, ведь ему они незачем, он жил чувствами.

Елена, отвернув лицо в сторону, оттолкнула мужа в грудь обеими руками, передвинулась на другую половину кровати, вскочила и завязала халат. Сделав шаг в сторону двери, она с ненавистью произнесла: «Что, проспал целый день на поле, сил много осталось? Вот как вы там в своем колхозе работаете, так вам и платят!» В груди у Ивана начиналась буря, которая могла в любую минуту разнести в щепки всю комнату вместе с женщиной. Зажав железной волей, этот немыслимый, рвущейся на волю ураган, он встал, подошёл к жене, взял её за плечи, и сказал, смотря ей в глаза, видя в них нескрываемый огонь презрения: «Я очень устал, я целый день проработал, я очень хочу спать. Знаешь, я просто хотел…» Елена, сбросив его расслабленные руки, перебила, попятившись непонятно почему назад практически прокричала: «Я знаю, чего ты хотел! Не трогай меня, мне это неприятно! Вот когда будешь, деньги домой приносить, будешь трогать!» Желание Ивана оправдаться, толкало его в спину, и он снова попытался взять супругу за плечи. Что привело к страшному припадку. Елена, освободив левую руку, принялась ей лупить мужа по лицу, и орать: «Не трогай меня, уйди!» Иван в полнейшей растерянности, обнял её, сковав руки вдоль тела. Он не успел проронить и слова, как женщина вцепилась зубами ему в шею, брыкаясь ногами. Иван отшвырнул её на широкую, двуспальную кровать. С дикими воплями она забилась в истерике, лежа на локтях и брыкая ногами в сторону Ивана: «Сволочь, руку поднимать! Забудь про меня! Как ты только мог!» Держась рукой за укус, мужик стоял в полном оцепенении, не зная, что делать дальше. Покричав, дёргая ногами ещё пару секунд, Елена вскочила с кровати, схватила с тумбочки старую деревянную шкатулку, и швырнула ей в голову Ивану. Естественно промахнулась и попала в зеркало за его спиной. Раздался громкий звон. Елена выскочила в коридор, а затем на веранду, где хотела надеть туфли, но следом вышел Иван. Она опять завопив: «Не трогай меня, не бей!», босиком выскочила во двор, а затем за калитку. По улице в это время шла большая компания молодежи. Которая, удивлённо притихла и приостановилась. Иван знал, куда рванула его супруга, и преследовать её не собирался. Елена отправилась к соседке, которая раньше работала уборщицей у них в библиотеке. Дождавшись, что она заскочила к ним во двор, и увидев загоревшийся свет в том доме, Иван прикрыл дверь.

Естественно весь этот сыр-бор слышал Булат. Иван, зайдя к нему в комнату сказал: «Не переживай, с ней все в порядке. Она ушла к Микешиным». Развернулся и вышел из комнаты сына. Зайдя в спальню, он выключил свет и лёг на кровать. Сердце стучало в низу живота, отдавая противною горечью в пересохшее горло. Стеклянная люстра, медленно качаясь, начала расплываться, в заслезившихся от отчаяния глазах. Во всем теле, томилась ранее неизвестная Ивану слабость, которая закрывала ему веки. Ни какие мысли этому не препятствовали, голова была тяжелой и абсолютно пустой. Спустя полчаса, Иван заснул.

Булата же напротив, мучала бессонница. Он не видел, что происходило в комнате у родителей, а мог только догадываться. Из всего услышанного можно было понять, что Иван избил Елену. Если бы он её побил, то точно некуда бы не выпустил! А она, судя по звукам, совсем беспрепятственно выскочила как из дому, так и со двора. Тут в его голове появилась еще одна мысль: А может и побил, кто знает! Ну и по делам ей, совсем папку своими деньгами замучила! Если надо я в школу и в старой одежде пойду. Мальчик наивно полагал, что её волновало, как он пойдет в школу. Тут он сильно ошибался, Елену волновала сумасшедшая мысль, которая после сегодняшней поездки к подруге, стала и вовсе сводить её с ума: Разве я такая красивая, такая умная, хозяйственная, достойна жить в таких условиях? Нет, однозначно я достойна на много большего! А что мне может дать этот, нищий, бесперспективный мужлан. Какие-то жалкие копейки, и то, один раз в полгода. А еще наивно надеется, что я буду его ублажать! Не заслужил он этого. Я королева, а он кто? Крот и не более!

Булат все же тихонько встал, и вышел в тёмный коридор. Пройдя по диагонали, он нащупал выключатель и повернул его, парня интересовало, есть ли кровь на полу в коридоре, а вдруг он разбил ей нос? Но никакой крови в коридоре не было! Попив воды на кухне, он вышел на крыльцо, на противоположной стороне дороги наискосок в доме Микешиных горел свет. Больше на всей улице света ни у кого не было. Звезд на небе становилось с каждой минутой все меньше и меньше, с востока заря начинала серебрить ночное небо. По улице быстрым шагом прошли две юные девушки, обхватив своими руками худые озябшие тела в тоненьких летних платьях. Птицы ещё молчали. Вернувшись в кровать, и покрутившись с полчаса, Булат заснул.

Утром как всегда, Булат не застал отца дома, Елена же вернулась только часам к одиннадцати, в то время когда Булат с Петькой уже собирались идти в очередной раз на реку. Молча они разминулись, и каждый отправился по своим делам. Петька спросил у Булата: «А че это с ней?»

— Да, поцапались вчера с батей.

— И что сильно?

— Да я думаю не очень.

— А вот я тоже вчера чуть не получил. Раскусили меня с газетой, нашли в толчке! Только как, я до сих пор не понимаю. Хорошо батя синий был, всего один раз по мне попал, и то так слабенько вскользь.

— Да повезло не то слово, хорошо маманя коров доила! А когда пришла, батя развалился в кресле и говорит: «Разобрался я с ним, воспитывать нужно было лучше!» А она ему и говорит: «Ты смотри, за помелом то своим смотри, а то я тебя самого сейчас воспитаю!» И поехало у них, слово за слово! И слава богу, про меня то сразу забыли! Поорали друг на дружку, потом маманя пузырь достала, они его тяпнули, да спать пошли. А я зато до полуночи телек смотрел сидел!

День прошёл у ребят как обычно. Купались на реке, слонялись по посёлку, изнемогали от безделья. Вернулись они домой часа в четыре. Булат, идя в свою комнату, увидел странность. В зале, посреди комнаты, на ковре, была навалена огромная груда вещей. В которой он разглядел знакомые вещи своего отца. Он был ошарашен таким положением дел, понимая, что ни к чему хорошему это точно не приведёт. Елена стояла на кухне, и что-то варила в маленькой кастрюльке. Увидев, что Булат шмыгнул в свою комнату, напрочь проигнорировав её, она вслед ему крикнула: «Что прибежал, жрать захотел паршивец! Вот придёт твой папаша, пусть он тебя и кормит, хотел себе сына, так вот, пожалуйста!» После этого она нервно взялась что-то мешать с такой силой, что из кастрюльки все начало расплескиваться и шипеть, попадая на огонь. Булат же, укрывшись в своей комнате, в полном недоумении не понимал, за что заслужил к себе такое отношение. Все что он понимал, так это то, насколько будет обидно его отцу, увидеть свои вещи, грудой сваленные посреди комнаты. И ещё он понимал, что очень сильно хочет есть, но почему-то выйти ему не давало чувство гордости, а не страх. Дождавшись, когда Елена вышла на улицу, и не возвращалась уже более минут десяти, парень пошёл на кухню, в которой было шаром покати. Единственное, что он нашел это полбулки хлеба в хлебнице. Отрезав большой кусок, и налив себе кружку ледяного молока из холодильника, он вернулся в комнату. У него возникло презрение, к этой светловолосой женщине, и ему было бы неприятно с ней встретиться. Перебив голод, он открыл книгу. Любимым занятием, Булата было чтение. Елена, ещё по меньшей мере, раз пять выходила из дому, но Булат не обращал на это никакого внимания. И каждый раз, когда она выходила, из приоткрытого окна доносился запах табачного дыма.

Вернувшись с работы, Иван молча вошёл в дом. Было около пяти часов вечера. На улице всё небо затянуло серыми, низкими тучами. Моросил, мелкий редкий дождь. Столь ранней приход был полнейшей неожиданностью, как для Булата, так и для Елены. Женщина, ничего не сказав, сразу юркнула в спальню, закрыла дверь прямо перед лицом мужа. Иван это ожидал. Тогда он посмотрел на Булата, стоявшего в дверях своей комнаты. Сын, сделал пару шагов вперед, и левой рукой указал в зал. Иван подошел, глянул в большую комнату и сказал: «Вот это номер! А вешалки то где все?» В голове стало прояснятся все происходящее. Зайдя в зал, Иван принялся раскладывать свои вещи на ковер в углу комнаты, вместо того чтобы пойти поесть. Булат последовал за отцом, и принялся ему помогать.

— Слушай пап, а что вы поругались? Из-за меня что ли?

— Да брось ты ерунду молоть, ты у нас вообще золотой. Это так из-за ерунды всякой.

Булат в силу своего возраста не особо понимал, что задавая отцу такие вопросы, заставлял его юлить и всячески выкручиваться.

— А из-за чего же тогда?

— Ну бывает так, знаешь, люди иногда видят мир по разному, от этого и весь сыр-бор происходит.

Голос его был надорванным, руки сами по себе перекладывали вещи, ответы сыну он давал автоматически. Мысль пойти в комнату к Елене и поговорить с ней, тут же перебивалась мыслью, о том какой он жалкий и нищий. А эту мысль в свою очередь накрывала мысль о том, что не в деньгах счастье, и что он делает все от него возможное, и вскоре жена это оценит.

Вещи быстро закончились, ведь их было не так уж и много, а если точнее сказать мало. Разложив диван, Иван включил телевизор, и они вместе с Булатом развалились на нем по-царски.

Елена же в своей комнате, снимала «стресс», в седьмой раз, перемеряя одни и те же наряды. Её мысли были более слаженные, чем у Ивана. И в её беловолосой, беспокойной голове уже прорисовался довольно-таки чёткий план. Она точно решила, что заслуживает намного большего, что разорвет брак с неудачником трактористом, что сын ей не родной и пусть скажет спасибо, за то, что она девять лет его кормила. Единственная неясность заключалось в том, как ей реализовать свой план. Ну, с чего, она понимала, у неё же была «верная» подруга в Москве. Надо было как-то протянуть неделю, до субботы. А там как говориться, война план покажет.

Будни пролетали. Иван работал, Елена занималась собой, Булат догуливал свои летние каникулы. Все в семье Морозовых было без изменений. Вечером в четверг, Елена отправилась к одной из соседок, у которой был домашний телефон. Собиралась она звонить, ну конечно же, своей столичной подруге. Постучав в дверь, женщина постояла около минуты, но никто ей так и не открыл. Тогда Елена, пройдя вдоль стены через старый малинник, постучала в дальнее окно. Спустя пару секунд, тюль на окне отодвинулась, и из сумрака комнаты показалось морщинистое вытянутое лицо с острым носом. Это была тетя Маруся, вдова покойного председателя колхоза, жуткая сплетница и скандалистка. К ней Елена отправилась тоже не случайно, это было частью её хитроумного плана. Жестом показав, что идет открывать дверь, она исчезла в окне.

На пороге стояла пожилая, худощавая, высокая женщина в домашнем халате. Голова была седая как пепел, а на морщинистой шее, лежала толстая золотая цепочка! На бедро опиралась рука с костлявыми пальцами в золотых кольцах. Окинув гостью с головы до ног оценивающим взглядом, хозяйка спросила: «Тебе чего, голубушка?»

— Здравствуйте тетя Маруся, да мне бы позвонить надо, недолго, пару минут всего!

— Здравствуй, коль не шутишь. Ну, если надо, то заходи.

Развернулась и пошла в дом, Елена последовала за ней. Зайдя в большую комнату, в центре которой лежал огромный ковер, хозяйка уселась на диван, указав гостье на телефон, стоявший на журнальном столике. Елена подошла и села на стул рядом с ним. Хозяйка же, комнату покидать даже и не собиралась, напротив сложив руки на груди, она уселась поудобней. Достав из кармана листочек, на котором карандашом был написан номер телефона, Елена принялась в него щуриться. Комната была темная, на окнах были плотные шторы. Не разобрав номер, молодая женщина спросила: «А можно свет». Хозяйка с мраморным лицом, кивнула в сторону выключателя. Елена встала и включила его. Хрустальная люстра, засверкала под потолком. Её свет упал на полки серванта, заставленного хрусталем. На стене заблестел посеребренный кавказский кинжал и огромный рог, с серебряной окантовкой. В общем, комната была очень богато обставлена. Вернувшись на стул, Елена принялась поворачивать диск на телефоне, набирая номер. Хозяйка сидела молча.

— Ало, ало. Марго — это я Ленчик….Привет моя дорогая. Да как дела… плохи мои дела! А у тебя как? Ой, как я за тебя рада! А у меня что… Пришел пьяный, недовольный, суп ему не понравился! Давай деньги на водку просить, я ему отказала! И что? Избил он меня. Ну, а что мне делать?! Я вот к тебе собираюсь в субботу. Да ладно, не надо милиции, я как-нибудь буду держаться. Ну ладно, давай до встречи. Целую.

Почмокав в телефонную трубку, Елена положила её. Тетя Маруся выслушала всё не моргнув. Елена встала, поблагодарила соседку и вышла на улицу. Начало её мерзкого плана было положено. Завтра, после завтра, большая половина женского населения посёлка, будет знать, с какой «скотиной» ей бедной несчастной приходится жить. Какая горькая её женская доля.

Посёлок накрывала тихая, глубокая ночь после минувшего четверга. Булат спал в своей комнате, Иван в зале на диване который был ему короток, да к тому же ещё и не раскладывался. Елена нежилась одна на двуспальной кровати. В комнате у женщины была полнейшая темнота. Её волосы лежали по всей подушке. Но вдруг, они сами по себе начали собираться вместе. Елена крепко спала, и почувствовать этого не могла. Ей снился сладостный сон, где она идет по колено в теплой и прозрачной воде, Средиземного моря. Вдруг неожиданная резкая боль, разбудила её. Она хотела закричать, но сделать этого не могла. Маленькая, но сильная рука, схватила за горло, не давая вдохнуть воздуха. Не понимая, кто это, женщина всё же вскочила с кровати, но её голову кто-то тянул вниз, сильно дергая за волосы. А когда те с хрустом рвались из косы, то нападающий быстро перехватывался и продолжал расправу. Воздуха не хватало, но из последних сил, ей все же удалось сделать недостающий шаг, и ударить рукой по выключателю. Свет осветил темную комнату, Елена сделала глубокий вдох. Никого кроме неё, в комнате не было. Всё постельное бельё, валялось на полу, по ковру были разбросаны клочья её волос. Сердце пронзил ужас, женщина на четвереньках ринулась к кровати, залезла на её, схватила с пола одеяло, и укрылась с головой. Обхватив колени руками, она так просидела до самого утра, дрожа как осиновый лист. Понимая, что это был не человек, она зареклась себе, никому об этом не говорить.

Наступила суббота, Елена в светло голубом сарафане, белых туфлях, и с сумкой с деревянными кольцами в рукояти, подошла к автобусной остановке. Народ, шушукаясь, изредка поглядывал на даму. Несомненно, тётя Маруся сделала своё дело. Елена была уверенна на все сто, что шепчутся именно про неё. С ухмылкой на лице, жертва мужской тирании, вошла в самый центр толпы. Шушуканье тут же прекратилось, народ принялся деловито всматриваться вдаль извилистой дороги. Одна из женщин, все время пыталась разглядеть лицо Елены, когда та уводила взгляд в сторону. Женщина, то доставая из большой сумки очки, надевала их, то снимала, убирая обратно. Можно было сказать, что она была в полнейшем недоумении. До её дошли сплетни и вовсе приукрашенные, а именно что Иван так уделал свою жену, что вызывали скорую, как минимум сломал нос, выбил два зуба, и пара рёбер под натиском огромных кулаков дали трещины. А может и даже сотрясение мозга! Ну это, она уже предположила сама.

Спустя всего минут пять, подъехал автобус. Молочницы тут же полезли с баулами набитыми творогом, молоком и сметаной, расталкивая всех на своем пути. Все они были одного типажа. Полные, по-деревенски одетые женщины, от которых разило кислым молоком и парным навозом. Следом за ними в автобус полезли бабушки и дедушки, а уж потом, представители сельской интеллигенции и пара подростков.

Автобус ехал по асфальтной, но неровной дороге, встряхивая пассажиров. Один из подростков достал из кармана электронную игру, где волк корзинкой ловил яйца. Сидел он важно! Его товарищ, сидевший рядом, не сводил своего взгляда с однообразных действий незамысловатого персонажа. На весь автобус пиликала раздражающая мелодия, Елене досталось место рядом с очень полной женщиной, которая чмокая беззубым ртом, поглощала карамельки, на фантиках которых были нарисованы вишенки, сливы, либо, персик. Все они были на один вкус, и различались только красителем. Эти запахи, пиканье и чмоканье наполняли Елену ненавистью и презрением к окружающим её людям. Она хотела как можно скорее выйти из этого автобуса, но другого пути в «светлое будущее» попросту не было.

Доехав до столицы, Елена спустилась в метро, и проехала пару станций. Поднявшись из метрополитена, она медленной походкой, так как было ещё рановато, отправилась на нужную ей улицу. Когда проходила мимо рядов с торговцами, её окликнул один мужчина, невысокого роста, с большим носом, густыми черными бровями в огромной клетчатой тюбетейке: «Эй, красавица, купи мандарин! Смотри какие! Айда, попробуй». Елене это было как нельзя кстати услышать, что она красавица! Она не думала, что так, он обращается к любой женщине, причем даже совсем и не красавице. Ничего не ответив, она добавила грации в свою походку, раскачивая бедрами. Выглядела она неплохо, для своих лет довольно не плохо. Единственное что могло насторожить в её внешности, так это болезненный импульсивный взгляд.

Подойдя к двери квартиры своей подруги, Елена позвонила. Замок щёлкнул, но дверь не открылась. Из квартиры послышалось: «Давай, давай заходи, надо собираться». Зайдя в коридор, женщина увидела свою подругу Маргариту, которая ходила по квартире в прозрачном розовом халате с перышками, одетом на голое тело. Она из ванны промелькнула в кухню, Елена последовала за ней. На полу посреди маленькой кухоньки, стояла огромная спортивная сумка. На столе лежали продукты, фрукты и овощи. Такое изобилие Елена видела только на красочно разрисованных витринах столичных магазинов. Разговор начала Маргарита.

— Так моя дорогая, я все устроила!

— Что устроила?

— Сегодня в двенадцать, мы едем на пикник к тому самому профессору, зовут его Глеб Яковлевич! После твоего звонка, я поговорила со своим котиком и он всё устроил! Они за нами сегодня заедут.

Разговаривая, Маргарита укладывала продукты в сумку, а Елена медленно села на табуретку, не зная, что ей сказать. Достав из холодильника две бутылки, одна из которых была с вином, а другая с коньяком, Маргарита улыбнулась и сказала: «Ты же будешь умной девочкой?» Елена молча кивнула головой.

Упаковав сумку, дамы переместились в спальню. Маргарита принялась за косметику, а Елена составляла ей просто компанию. Крася глаза, подруга обратилась к притихшей Елене, которая и так была немногословна, а после понимания сути дела и вовсе замолчала.

— Знаешь, я тебе скажу про себя! Мой Самсон, может и вовсе не Самсон в постели, это не главное. Главное статус и достаток, чтобы душа пела. А для тела всегда можно найти, хоть Самсона, хоть Геракла. Если хорошо поискать, конечно.

Елена сидела, хлопая глазами. Маргарита продолжала.

— Ты смотри, всё в твоих руках, таких мужиков как Глеб Яковлевич днём с огнём не сыщешь! Второго такого шанса точно не будет!

Райской птицей, запел дверной звонок. Уже собравшаяся Маргарита на цыпочках пустилась к входной двери. В очередной раз гостья услышала звонкое чмокание. Елена встала и вышла в коридор поздороваться.

— Здравствуйте. Сказала женщина.

— Здравствуйте. Расплывшись в улыбке, ответил пришедший мужчина.

— Извините, я совсем забыл в прошлый раз вам представиться, меня зовут Самсон Самсонович.

— Елена.

— Ох Леночка, давайте собираемся, собираемся! Я надеюсь, Марго вам уже всё рассказала?

— Да, я в курсе.

— Так что-же мы тогда стоим, в путь!

Мужчина взвалил огромную сумку на спину, попил воды из чайника, вытер потную лысину платком, и отправился вниз. Дамы, закрыв квартиру, последовали за ним.

Тут Самсон слукавил, что совсем забыл в прошлый раз представиться, он посчитал это ненужным и унизительным для себя, представляться какой-то, деревенской девке. Но сегодня, все было совсем по-другому. Этот человек, просто так ничего не делал! Он знал, что у Глеба Яковлевича есть хороший знакомый, в администрации одного из столичных рынков. Его план заключался в том, чтобы поставить там торговую палатку с конфетами. Без связей, это сделать просто, не реально. Вот и повод завести такой разговор подвернулся сам собой, и Елена теперь для него обрела значимость. Подложив под Глеба Яковлевича довольно-таки симпатичную дамочку, он рассчитывал на ответную услугу.

Женщины вышли из подъезда. Самсон крутился возле багажника белого, нового жигуленка седьмой модели. Над ним стоял высокий человек, лет шестидесяти, внешне как две капли воды похожий на Феликса Эдмундовича Дзержинского. Одетый в спортивный костюм, и кроссовки.

Увидев девушек, пожилой кавалер расплылся в улыбке, он шагнул вперед, и почтительно склонив голову сказал: «Глеб Яковлевич, к вашим услугам!» Дамы тоже представились. Затем он сделал еще один шаг вперед, взял руку Елены, поцеловал её и добавил: «Очень приятно Елена». Дама ощутила колючие, сопливые усы и холодные губы. Повторив свой поцелуй еще раз, он подвел Елену к машине, открыл заднюю дверь, и жестом подмигнув, предложил ей сесть на заднее сиденье. Елена не отказала столь перспективному кавалеру. Сейчас дама думала только о своей исключительности, и о своей нужности. Спустя пару минут белые жигули, уже неслись по проспекту прочь из центра города, в тихий и зеленый уголок Подмосковья. Погода обещала порадовать, отдыхающих.

Въехав в дачное общество, они увидели узкую грунтовую дорогу, по краям которой выстроились разные заборы, высокие, низкие, крашенные, облезшие, из шифера, жести, а порой и вовсе непонятно из чего. Точнее сказать люди лепили из того, что было. Кто во что горазд. За заборами, стояли яблони и груши, усыпанные плодами. Там где сквозь заборы проглядывалось внутренняя территория земельных участков, везде были грядки и огородики. Машина остановилась возле глухого, высокого забора сколоченного из березовых досок. Он был не окрашен и от времени стал темно-серого цвета. Глеб Яковлевич, не глуша двигатель, вышел и подошёл к калитке, на которой висел большой ржавый замок. Он достал из кармана огромную связку ключей. Замок не сразу поддался, хозяину пришлось постараться, чтобы открыть его. Войдя во двор, он открыл ворота, и они въехали в усадьбу. Компания вышла из машины, а хозяин тут же поспешил закрыть за собой ворота. Территория была не очень большая, пару садовых деревьев, большая беседка, длинный кривой мангал, возле которого стоял пень с воткнутым в него топором. Небольшой домик из бруса, размером примерно пять на шесть, с простой резьбой на крыльце и окнах. В дальнем углу возле высокого деревянного забора был туалет, немного правее калитка, за которой росли огромные березы.

Мангал заложили дровами и разожгли, стол в беседке, был заставлен едой и выпивкой. Самсон Самсонович открыл бутылку вина и вежливо предложил дамам выпить, те не отказались. Глеб Яковлевич, сразу заявил, что он спиртное не пьет, по двум причинам первое это здоровье не позволяет, а вторая что он за рулем. Спустя ещё каких-то полчаса, на мангал выложили шашлык, приготовлением которого заведовал хозяин, гость крутился вокруг всячески пытаясь помочь ему. Они о чем-то беседовали, поглядывая на дам. Дамы уже не нуждались в помощи Самсона, и наполняли свои стаканы самостоятельно, закусывая фруктами. Выглядели они захмелевшими, после второй бутылки вина, в сочетании с практически постоянным курением. Положив в рот очередную виноградину, Маргарита обратилась к своей подруге: «Вот видишь, как жить надо! А ты там сидишь в своей деревне, быков очаровываешь. Вот за этими людьми будущее. А не за батраками деревенскими».

— Вижу Марго, вижу.

— Ну и как тебе Глеб? Ты на внешность не обращай внимания, думай о его возможностях! Ну, я имею ввиду финансовых. Мне тут мой Самсончик, по секрету шепнул, что этот фрукт возможно миллионер, просто прибедняется, чтобы под братву не попасть!

— И что большие у него возможности?

— Огромнейшие!

— И что даже отдых в Турции?

— Да что там Турция, выше бери.

— И что у него тоже полароид есть?

— Да какой там полароид, у него видеокамера есть! Ты главное ему не перечь!

— В чем?

— Понятное дело в чем, в этом, ну зачем мужикам бабы нужны!

— А, и что сразу в первый день?

— Дура, откажешь, второго дня может и не быть, сама знаешь: свято место, пусто не бывает! Ну, ты там для приличия поломайся немного, только не переусердствуй, с такими чахликами, момент ловить надо. А то перегорит и все, пеши пропало.

— Понятно, а как сделать так, чтобы на отдых свозил?

— Как сделать? Ублажать, боготворить и просить!

Меркантильный, диалог подруг, перебил веселый возглас Самсона Самсоновича: «Так, дамочки аккуратнее!» Он нёс на вытянутых руках шампуры с шипящими шашлыками. Зайдя в беседку, он еле дотянувшись до центра стола, положил их в большое блюдо. Затем весело рухнул на скамью возле своей дамы, и схватил её рукой за зад, заливаясь поросячьим похрюкиванием. Марго взвизгнула и вскочила. Затем уткнула его голову между грудей, поцеловала в лысину и села на своё место. Следом в беседку вытирая руки полотенцем, вошёл и Глеб Яковлевич. Сухой пожилой человек, светился от хорошего настроения, и предвкушения удачного развития событий.

Компания трапезничала, шашлык удался. Всё это изобилие было просто сказочным для Елены. Выпив еще пару бокалов вина и насытившись мясом, она почувствовала, как тело её расплылось от удовольствия по лавочке. Самсон поглощал мясо, склонившись над тарелкой, Марго курила, Глеб Яковлевич уплетая шашлык то и дело, поглядывал на Елену. Она ему сильно понравилась. Тридцати шести летняя блондинка, с довольно-таки не плохой фигурой и аккуратным лицом с резковатыми углами скул и бровей. Их взгляды встретились. В глазах Елены, Глеб Яковлевич увидел очаровывающий, манящий блеск. Со звоном кинув вилку на стол, он вскочил. Вытянув руку в направлении Елены сказал: «Что это мы все сидим, да сидим. Давайте Елена я вам покажу свой дачный домик, там у меня очень много редких книг, вы как я слышал библиотекарь». Маргарита, тут же пнула Елену ногой под столом. Женщина встала, вытерла салфеткой губы, взяла старого донжуана за руку и сказала: «А почему бы и нет!» И грациозно вышла из-за стола. Маргарита улыбнулась. Самсон Самсоныч, от того, что его замысел осуществляется, захрюкал от удовольствия и вслед добавил: «Конечно, книги это дело нужное, а мы тут посидим, не будем вам мешать». Елена и Глеб Яковлевич зашли в дом, кавалер Маргариты налил себе полную рюмку коньяка, выдохнул, посмотрев на входную дверь, что-то подумав замахнул её разом. Затем закусил куском мяса и навалился на свою пышногрудую подругу.

Спустя минут сорок, на пороге дома показался светящейся от счастья профессор, он не шёл, он летел по ступеням. В его голове была только одна мысль: дожить до понедельника, и в турбюро! К черту дела, надо ехать на отдых. Следом вышла Елена, без особого энтузиазма она села на свое место и закурила, переглянувшись с подругой. Далее компания продолжала застолье, Глеб Яковлевич вился вокруг Елены. Его всё время пытался отвлечь от этого занятия Самсон Самсоныч, с какими-то деловыми разговорами, но всё было тщетно. Кроме Елены хозяина дачи больше ничего не интересовало, всё его внимание было приковано только к ней.

Так они и просидели часов до пяти вечера. Спиртное давно всё выпили, еда уже не лезла в рот, и Самсон Самсоныч со своей подругой засобирались домой. Пока Елена их не поддержала, хозяин машины даже и не думал прерывать столь приятные для него посиделки. Маргарита собрала всё, что осталось от пира в ту большую сумку. Хозяин дачи, быстренько пробежался по дому и запер его на замок, выехав, то же проделал и с калиткой. На этот раз переднее пассажирское место занимала Елена, Маргарита с возлюбленным, расположились на заднем сиденье. Обратная дорога была такой же молчаливой. Подъехав к подъезду, где жил Самсон Самсоныч, водитель даже не собирался выходить, он не сводил взгляда с Елены. Маргарита вылезла и её сожитель тоже. Он был очень недоволен тем, что не удалось обсудить свой шкурный вопрос. Взвалив сумку на спину, Самсон подошёл к водительской двери, открыл её, и сказал: «Хорошо посидели, завтра я к вам заскочу, надо покумекать». Глеб Яковлевич повернулся, и с отрешенным взглядом кивнул головой, включив первую передачу. Самсону, ничего не оставалось, как закрыть дверь. Он взбесился, не понимая на что ему кивнули головой, на то-что хорошо посидели, или на то-что встретимся, покумекаем. Жигули тронулись.

Выехав со двора, машина замигала правым поворотом и остановилась. Глеб Яковлевич, повернулся, взяв руку Елены, и молящим голосом предложил: «Елена, а давайте ко мне!»

— Ой, я даже не знаю, уже слишком поздно! Я боюсь, что могу опоздать на последний автобус.

— Да что вы такое говорите, я могу вас отвести домой в любое время. А если надо то и поговорить с вашим супругом, ну по-мужски как говорится! Чтобы он не распускал свои грязные руки.

Сейчас он был похож на Дон Кихота, в его представление Иван, муж Елены, был конченым, спившемся, алкоголиком, которого можно было, по его мнению, приехать и тряхнуть за шкирку. Таким ему Ивана представил Самсон Самсоныч, когда описывал Елену и её жизненную ситуацию. Идея поехать и тряхнуть Ивана, даме очень не понравилась, и она тут же предложила ему, прикусив страстно губу, поехать посмотреть его квартиру. Профессор тут же, трясущейся от волнения рукой, схватился за рычаг коробки скоростей и только с третей попытки поймал скорость.

Осмотр квартиры занял не более часа, Елена оценила просторную квартиру на третьем этаже Сталинской высотки. Глеб Яковлевич после осмотра спальни, вовсе превратился из сухого расчетливого скряги, в юношу, ветреного и озорного. Понимая это, дама задала наводящий вопрос: есть ли у каких его знакомых, комната на сдачу, но только у честных, и порядочных! Ответ был очевиден. Глеб Яковлевич свалился на колено, целуя Елене руку начал бормотать: «Леночка, голубушка, какая комната! У меня прелестная квартира, можете считать, что она ваша. Без всяких сомнений, собирайте вещи и перебирайтесь ко мне! Я буду боготворить вас. Вы такая, такая, вы вдохнули в меня молодость! Я ваш должник!» Сейчас, прожжённый хитрый торгаш, с тремя высшими образованиями, в действительности был похож на наивного чукотского юношу.

В половине восьмого вечера на улице поселка, появилась белая семерка. Естественно привлекшая внимание селян, потому что, на перднем пассажирском сиденье находилась Елена. Повернув на улицу, где был её дом, они проехали мимо двух мужчин, один из которых был Иван. Машина пролетела со спины, и он не обратил внимания кто в ней, да и оно было ему абсолютно не интересно. Елена вжалась в кресло, а Глеб Яковлевич усмехнулся и пошутил: «Это что, кузницы с работы идут? Двое на полдороги». Елена как-то отшутилась, поддержав своего спутника. Она понимала, что улица прямая, и Иван обязательно увидит, как она выходит из машины, поэтому прощанье должно быть быстрым, а то мала ли, двинет профессору и все, все планы коту под хвост. Так же она четко понимала, что едет собирать вещи, и скандальчик может быть и на руку, но только бы без рукоприкладства! Болтать это одно, а вот получить по физиономии, это совсем другое.

Возле двора, Елена быстро попрощалась с Глебом Яковлевичем, чмокнула его в голову, и условившись что он приедет за ней завтра в двенадцать, выскочила из машины поглядывая в сторону Ивана. Водитель осыпал её комплиментами и воодушевлённый сегодняшним днем, нажал на газ. Жигули, визгнув по асфальту, с пробуксовкой задних колес тронулись, и с воем мотора пронеслись мимо Ивана и его напарника.

Иван увидел, как его жена юркнула во двор. Он прибавил шаг! Его коллега, комментировать увиденное посчитал опасным для своего лица занятием, замедлив шаг, отстал от него.

Иван залетел в дом как гром. Елена успела зайти в спальню. Залетев в комнату, дыша полной грудью, с горящими глазами он практически прокричал развалившейся на кровати жене: «Это что я сейчас видел?» Женщина невозмутимо перефразировала его: «А что ты сейчас видел?»

— Ну как что! Это кто, и от куда этот человек тебя привёз?

Елена понимала, что её задача была дожить до завтра, собрать свои шмотки, и по-тихому сбежать. Поэтому правду матку рубить не стала, очень взволнованным показался ей Иван.

— На автобус, опоздала! Таксист привез. А какое твое дело?

Тут последовал укол в самое больное, чтобы смутить оппонента.

— Я что, у тебя деньги на такси взяла что ли?

— А где ты их взяла? Кто тебе их дал? И вообще, куда ты ездишь по субботам?

Иван начал остывать, и Елена уколола его второй раз в самое больнее место.

— К подруге свой я езжу, вот как будешь зарабатывать, можешь со мной поехать и посмотреть. А сейчас выйди из моей комнаты. Иван нутром чуял, что что-то здесь не так. Но понять в чём не мог и вышел из комнаты, чтобы его в третий раз не ткнули носом в его безденежье. Елена потянулась как кошка, с довольным выражением лица. День был долгий, она была сыта, и её потянуло в сон. Иван же напротив, был голоден и пошёл на кухню, варить себе и сыну картошку. Немного позже, дома появился и Булат, с полным куканом рыбы, которая через полчаса, уже скворчала на сковороде.

Воскресенье для селянина в страду уборки, самый обычный рабочий день, даже когда погода не позволяла молотить зерно, все механизаторы были заняты своей техникой. Вот и сегодня, день был дождливым. Иван как всегда с утра отправился на работу, Булат валялся в своей кровати, в доме было прохладно, а под одеялом тепло и уютно. Он пару раз выходил на кухню, перекусить чего. Каждый раз, возвращаясь обратно в постель. Парень дочитывал последние страницы своей любимой книги. За окном лил дождь. Настроение было серым. Он решил в очередной раз встать попить чаю, но так как в постель Булат ложиться больше не собирался, он оделся.

Выйдя в коридор, парень увидел в приоткрытой двери в спальню, две большие сумки, набитые вещами. До него надо начало доходить, что Елена собирается сбежать от его отца. Да именно сбежать, без объяснений. Это был очень подлый и бессовестный поступок, люди поступившие так, очень часто об этом жалеют. Но другого шанса, у неё не было. Не тащится же на автобус с баулами, и не приехать же Глебу Яковлевичу, когда Иван дома. Тем более, вчера всё было решено. С минуты на минуту, за ней должна была приехать, белая семерка.

Булат понимал, что Елена если и уедет, то точно до прихода отца. Он знал, что он её любит, и что это доставит ему немыслимую боль. Из-за любви к Ивану, Булат не мог оставаться в стороне, тем более, он все же был одной третью этой семьи. Набравшись храбрости, парень вошёл в спальню. Елена тут же оскалилась, упаковывая третью сумку, которая была поменьше первых двух: «А ну, пошёл вон от сюда!» Булат её не послушал. Имея ещё детские представления, решил договориться. Он начал со слова Мама, тем самым хотел показать, что не держит обид на неё, и что считает, возможным вернутся всем им к прежней жизни. Для Елены это прозвучало как оскорбление, она подбежала к Булату. У женщины начался припадок. Схватив мальчика за ворот свитера, она выпучила глаза, трясясь от злобы. Страшным голосом с неописуемой ненавистью, она зашипела: «Задушу, сука!» Мотая левой рукой его за шкирку, правой ладонью она начала лупить парня, сперва по лицу, а когда он нагнул голову, она сжала руку в женский кулак, и принялась лупить его по шее и голове. Из глаз у Булата сыпались искры, с разбитого носа на пол и кровать летели брызги крови. Заорав: «Убью, сучёныш!» она швырнула его в дверной проём. Пролетев узкий коридор, Булат лбом врезался в косяк кухонной двери. Упав, он тут же вскочил, и выскочил на улицу, где лил летний ливень, сплошной пеленой заслоняя все вокруг. Дождь лил с такой силой, что его давило к земле. Одежда промокла за секунду. Кровь, струящуюся из носа, тут же смывало. Булат попятился под козырёк крыльца. И лишь только дождь немного притих, ко двору подъехала белая машина. Медлить больше было нельзя! Булат в носках, рванул на задний двор, пробежав сад, он перебрался через кучу навоза и оказался на проезде между сараями. До машинного двора, было около двух километров, он находился на главной дороге, которая служила въездом в село. Булат побежал по дороге, состоящей из воды и грязи, сердце бешено стучало, он падал, но каждый раз подымался и продолжал бежать. Уже показались бетонные ангары из-за огромных ракит. До ворот оставалось каких-то двести метров. Булат уже бежал по обочине центральной дороги, как его в направлении города, обогнала та самая белая машина, которая, навсегда увозила из этого села Елену. Больше её никто, никогда здесь не видел. Парень остановился. Дальше было бежать бессмысленно, он сделал всё что мог, чтобы сохранить то чего уже, не было.

Август подходил к концу. Прошло две недели, как Елена сбежала из дому. Иван, конечно же разыскал её подругу в Москве, но та ничего ему не сказала. Он был бы рад услышать, что она где-то обустроилась и не попала в руки бандитов или мошенников. Впав в полнейшую депрессию, он не обратился в милицию, на работу ходил совсем другим человеком, никакие рабочие моменты его больше не интересовали. Сын, всячески пытался его поддержать, ему искренне было жаль отца. Он не понимал, почему так произошло, чем человек не пьющий и работящий заслужил к себе такое отношение. И вообще, что не укладывалось в его голове, как это так, что людям не платят зарплату.

Самым обычным утром, Иван с сыном вышли со двора, один шёл на работу, второй в школу за книгами. Дойдя до центральной улицы, Иван повернул налево в сторону гаража, а Булат направо, в сторону центра посёлка, где находилась школа. Зайдя через большие распахнутые ворота, Иван обратил внимание на большую толпу людей, которая собралась вокруг крыльца конторы. Это было двухэтажное здание, на первом этаже, располагались кабинеты агрономов, механиков, кладовщиков и прочих хозяйственников, на втором находилась бухгалтерия, касса и кабинет председателя колхоза.

Подойдя к толпе ради интереса, Иван сразу понял, что речь идёт об очень неприятном инциденте, который произошёл с председателем колхоза Иосифом Моисеевичем. Из последних фраз Иван понял, что его якобы ограбили, когда тот вёз портфель с теми самыми, всеми ожидаемыми долларами. Услышанное, было как гром среди ясного неба. Несмотря на апатию, это завело внутри человека механизм, который начал тикать как хронограф. Растолкав мужиков, он прошёл в двери. За его спиной поползло шушуканье: «О, смотри, Морозов пошёл! Сейчас Ванька все узнает». Поднявшись на второй этаж, он не увидел секретаршу Галину, постучав, сразу открыл дверь в кабинет к Моисеевичу. Председатель в ту минуту с кем-то разговаривал по телефону. Вскочив со стула, он тут же с размаху положил трубку на телефон. Иосиф Моисеевич, был человеком не высокого роста, в сером костюме и шляпе на голове. Он всегда был лукавым, и никогда не говорил людям: «да». Сейчас он был сам не свой. Расстёгивая верхнюю пуговицу рубахи, председатель завопил: «Морозов, я что, разрешал входить!?»

— А в чем дело? Что вы так разнервничались?

— Да как тут не нервничать! Ограбили меня!

— Как это так ограбили, что-то я не вижу на вас побоев!

— Ну, точнее обворовали.

— Это как?

Председатель очень нервничал, лицо его то краснело, то принимало бледный вид.

— Как. Да очень просто, еду я вчера с города, душно мне стало. Дай думаю, остановлюсь возле шашлычной, воды взять попить минеральной. Остановился, подошёл к окошечку, взял бутылку, возвращаюсь к машине, глядь, а дипломата то на заднем сиденье, уже нет.

Рассказ был очень не убедительным, человек прятал глаза и пару раз наливал воды из графина, так ни разу не выпив. Ивану стало очевидным, что не видать ему заработанных денег как своих ушей, не собрать сына в школу, не вернуть жену, которую он не терял надежды найти. Тикающий механизм в его голове начал ускоряется. Он в плотную подошёл к председательскому столу, облокотившись на него кулаками, спросил, прищурив глаз: «Как ты мог оставить машину, с такими деньжищами и не закрыть, и у кого это такие длинные руки, дотянуться до заднего сиденья в Ниве, через открытое окно?» Иосиф Моисеевич завопил: «Я не обязан закрывать, это кража! Даже если бы, я их оставил на лавочке в парке или на автобусной остановке, это все ровно, была бы кража. Все по закону!» «А… закона начитался!»: с этими словами Иван схватил председателя за грудки. Тут и дураку было понятно, что никто, его не обворовывал, он просто их присвоил. Возможно поделившись с кем-то более властным. Тем, кто был в курсе достижений колхоза. Пытаясь вырваться из могучих рук, Моисеевич дико закричал: «Помогите, убивают!» На лестнице послышался топот, дверь распахнулась, и в кабинет ввалились рабочие. Двое из них, повисли на руках у Ивана и пытались вырвать из них председателя. Иван закручивал рубаху на его шее все туже и туже, лицо потерпевшего становилось фиолетовым, он высунул язык свергнутый трубочкой, пуская слюну захрипел. Видя, что двое не справляются, Ивану сзади на шею прыгнул третий человек, и потянул его назад. Тут не устояла бы и каменная статуя. Отпустив правую руку, и вырвав её, Морозов врезал кулаком в глаз председателю с такой силой, что он вылетел из его левой руки. В разорванной рубахе, шмякнулся о стенку, затем о пол и закатился под стол. Ивана тут же отпустили и бросились к пострадавшему, который не подавал признаков жизни. Когда Иван выходил из кабинета через толпу в дверях, кто-то похлопал его по спине.

Придя домой, Морозов зашёл на кухню, достал из дальнего угла старого комода бутылку столичной водки, открыл её и приложился с горла. Выпив половину, он сел на стул. Посидев минуты три, он также допил вторую половину и вышел во двор. Сев на лавочку возле палисадника, положил руки на деревянный столик и уставился вдаль. На горизонте громоздились свинцовые тучи, над которыми сквозь белые и лёгкие как пух облака выглядывало солнце. Его лучи широкие и светлые, поползли по полям, освещая их огромными пятнами света, меняя цвет и настроение пейзажа. В калитке показался Булат, закончивший практику в школе. Он тут же подсел к своему отцу, и сразу понял, что Иван подвыпивший. Это его насторожило.

— Привет пап.

— Здорово.

— А что это ты, сегодня не на работе?

— А что мне там делать?

— Как чего? Работать!

— Знаешь сына, человек должен работать, чтобы зарабатывать.

Булат никогда не видел своего отца таким подавленным. Глаза Ивана были налиты, голос дрожал. Он взял сына за плечо, прижал его к себе, и продолжил их диалог: «Знаешь Булат, за свою жизнь я понял одно: что зарабатывает не тот, кто работает, а если тебя хвалят, это значит, что ты сделал что-то невыгодное для себя, что можно не только жить, но воровать по закону. Знаешь, есть такая пословица: терпенье и труд все перетрут. Вот и меня они тоже перетерли в труху». Булат практически ничего из этих слов не понял, но запомнил их на всю жизнь. Иван погладил сына по голове и сказал: «Иди кушай».

— Пап, а можно мы с Петькой на речку порыбачить пойдём?

— Конечно идите!

— Пап, а можно твой спиннинг взять, мы щуку пойдём ловить.

— Да какие проблемы, конечно бери.

— Спасибо огромное, ну я пойду, перекушу да собираться буду, сейчас Петька подойдет.

Иван захмелел с бутылки водки. Раскинув руки на спинку скамейки, он положил ногу на ногу и продолжал любоваться игрою солнца и облаков.

Появился Петька, в огромных болотных сапогах, похожий на журавля. На плече он держал толстое удилище из орешника. Удочка была около четырёх метров в длину и сантиметров пять в основании, её обвивала толстенная леска с поплавком из белого пенопласта размером с кулак. В который был воткнутый, огромный ржавый и скорее всего очень тупой тройник. Петькина снасть, вызвала у Ивана насмешку. Но парень не расстроился, он вообще был очень оптимистичный, обладавший чувством юмора не по годам. Он с лёгкостью отшутился, поставив свою снасть и бидончик с карасями к колодцу, пошёл в дом за Булатом.

На заборе повис сосед, дед Семён.

— Здорово Ванька!

— Здоров, здоров…

Дед Семён являлся злостным любителем заложить за воротник. В великую Отечественную войну, он был кавалеристом. А после, всю жизнь проработал в колхозе конюхом, и сейчас находился на заслуженной пенсии. Человек он был, как говориться, «рубаха-парень, душа компании». Пить так пить, гулять так гулять. В молодости, столько раз смотрел смерти в глаза, что наверное ещё тогда надоел ей, и вообще ничего не боялся. Единственное, что на него могло повлиять, так это его бабка. Она тоже прошла всю войну, от Смоленска до Москвы и обратно до Берлина. Службу она несла радисткой. Познакомились Семён с Марией в конце победного мая в Берлине, тогда молодой красноармеец, чуть не зарубил шашкой союзника, который хотел познакомиться с молодой красивой пухленькой девушкой. С длинной до пояса русой косой.

Видя, что его соседу совсем худо, и что он уже сидит поддатый, дед решил лечить Ивана своим методом, самогоном. По его мнению, выпить, это когда наступало состояние, что стол подымается к лицу, и по нему вверх пренебрегая гравитацией, начинает течь разлитый самогон. Все его кони, на протяжении сорока пяти лет, возили на себе домой висящее в седле тело. Дед Семён, никогда из седла не выпадал, его даже не смогла от туда выбить, пуля из немецкого пулемета угодившая в плечо. Старик являлся мастером джигитовки и когда был молод, собирал большую аудиторию зевак. Шашку правда у него все же изъяли, в пятьдесят девятом году. Сидя в седле, он ей плашмя ударил агронома, прилетев на поле верхом на лошади как ураган. Удар был такой силы, что сломал человеку ключицу и отбил легкое. Если бы рубанул не плашмя, а как полагается на скаку с протяжкой, разрубил бы его до самого пояса. А может и вовсе пополам, так как на нем не было ни шинели ни портупеи, как на убегающих от конницы фашистах. Кавалерия ложилась под пулеметами, но стоило ей прорваться, врагу не было пощады. Кавалерия в плен не брала. Дед Семён жил очень законопослушным человеком, просто лошадей любил больше своей жены. Без его участия на планерке решили сократить посевы овса, и пятнадцать коней пустить под нож. Это и стало причиной его поступка. Был суд, который закончился условным наказанием. Судья тоже был фронтовик, и значит, что для кавалериста значить конь.

Дед лукаво обратился к Ивану: «Я зайду?»

— Заходи.

В планах у старого вояки был план, в усмерь напоить Ваньку, заволочь его в дом, и уложить, что бы мужик, не сидел не мучился. Своеобразная методика снятия стресса. Через мгновение, дед сидел уже рядом с Иваном, на коленках у него была корзинка накрытая полотенцем.

— Что это ты там принес?

Да так, ничего особого, немного выпить да закусить. Ты же знаешь, я пью только свою, как это теперь говорят, натур продукт. После этого, сосед положил полотенце на стол, достал из корзинки трехлитровый стеклянный бутыль самогона, полбулки чёрного хлеба, сало, большую луковицу и зубчик чеснока. Затем залез во внутренний карман пиджака и достал две серебрёные стопочки, на которых была аккуратная чеканка в виде дубовых листьев, а по центру донышка гравировка, в виде двух перекрещенных шпаг. Стопки покрывали царапины и небольшие вмятины, но блистали восхитительно. «Трофейные?»: подметил Иван. «Трофейные»: с выдохом, и гордостью ответил дед.

С веранды во двор вышли юные рыболовы. У Булата в руках был алюминиевый спиннинг с зелёной пластиковой рукояткой и невской катушкой, за которую, была зацеплена большая белая блесна. Иван, закусывая очередную стопку самогона, махнул рукой, подозвав Булата. Когда он подошёл то отец обнял его, положив кисть руки на плечо, и тряся, сказал: «Ну сынок, желаю тебе удачи». Это было сказано так выразительно, что навеивало мысль, о том, что сказание было не о рыбалки, а обо всей, предстоящей жизни. Ещё раз, сжав его плечо, добавил: «Ну давай, иди на рыбалку». Булат обнял отца, поблагодарил за спиннинг и отправился на речку, со своим верным товарищем. Петька, деловито взял свою оглоблю, и задрав нос, последовал за другом. Отойдя метров сто от дому, обернувшись Булат сказал Петьке: «Что-то я за батю переживаю, не наломал бы он дров, он без мамки сам не свой!» Петька тут же принялся успокаивать своего товарища: «Да не переживай, куда он денется? Видал сколько у них ещё самопляса, будут пить, пока не упадут! Это я точно знаю». Булат сделал вид, что Петька его немного успокоил, согласился с ним, и они продолжили дальше свой путь.

Время было около двух дня. Ветер угнал все тучи с горизонта, небо было по летнему необъятным. Иван уже был смертельно пьян. Его тяжёлая голова перекатывалась с плеча на плече. Дед Семён тоже хорошо захмелевший сидел рядом и травил свои байки. Он часто пропускал, и наливал себе поменьше. К воротам подъехал мотоцикл Урал, выкрашенный в желто-синий цвет. На нем сидел местный участковый, звали его Аванес. Заглушив двигатель, он слез, важно поправил форму и фуражку. Это человек, очень большое значение придавал своей внешности, форма всегда была в безупречном состоянии, усы на смуглом лице аккуратно подстрижены, а чёрные как уголь вьющееся волосы, уложены под фуражку. Кожаные сапоги, всегда блестели, и если, внимательно присмотреться, в них можно было увидеть его улыбку с белыми зубами. Это была его внешность, но в душе же жил человек жадный, везде искавший для себя выгоду. Может и не в деньгах, но хоть в чем либо. Он считал, что если отношения не приносят ничего полезного, то это совершенно ненужные отношения.

Зайдя во двор, милиционер деловитой походкой пошёл к столу, снял с плеча кожаный артиллерийский планшет и кинул его на лавочку. Сев напротив Ивана, снял и положил рядом с собой фуражку. Молча достал из кармана пачку сигарет Космос, закурил сам и предложил Ивану и деду Семёну, но один уже курил самосад, второй вовсе не курил и замотал головой. Пустив из носа дым, Аванес начал разговор: «Что все пьете, и пьете! Да куда она вам только эта зараза лезет!» Дед тут же возразил, ведь его гордость только что обозвали заразой: «А ты, сам вообще что ли не пьешь? Вроде не басурманин».

— Как не пью, пью. Но только коньяк. Арарат!

— Понятно, буржуа простым языком сказать.

— Что значит буржуа, никакой я не буржуа, я милиционер!

«Да знаем кто ты»: толкнув Ивана в бок локтем, подметил дед Семён. Иван лишь кивнул головой. Взяв планшет в руки, милиционер сменил тон, и серьёзно сказал: «Морозов. Морозов, я с тобой разговариваю! Ты в курсе, что на тебя заявление написано, по которому возбудят уголовное дело!» Иван опять кивнул головой. Милиционер продолжил дальше: «Так сейчас, будешь объяснительную писать, как все было. Как ворвался, как бил». Иван поднял голову, в разговор опят влез дед: «Какая объяснительная, ты что, не видишь в каком он состоянии!»

— Его состояние, это его проблема!

— Да в нормальном я состоянии. Только преступник не я, а этот аферист Иосиф Моисеевич!

— Он жертва!

Иван заулыбался, и выпрямился.

— Тюрьма по нему плачет. И по тебе тоже.

От такой фразы милиционер вскочил и надел фуражку. Приняв официальный вид сказал: «Ты что, себе позволяешь?»

— Это что ты себе, позволяешь? Ты что думаешь, что вокруг тебя дураки одни живут? Ты что думаешь, что я не знаю, с чей подачи, фермы на плиты разобрали! Кто ночью на перекрестке, на Урале стоял, на шухере. Неделю вывозили КАМАЗами, а как все вывезли ты и забегал.

Брови милиционера нахмурились, нос как будто принял орлиную форму, он вернулся на свое место, оперся локтями на стол и склонился к Ивану. Глядя ему в глаза сказал: «Ты Морозов с огнем играешь. Где баба твоя? Где а? А может она вовсе и не сбежала с любовником, а может ты её прикопал где? Все знают, что колотил её, может перестарался? Смотри, я эту тему могу так раскрутить!» Иван не дал Аванесу договорить, и ударил ему кулаком в рожу. Тот, потеряв фуражку, свалился назад через лавочку, сапогами к верху. Иван встал из-за стола, вытер лицо рукавом и проревел волочащим языком: «Что бы я, свою Леночку, хоть пальцем тронул!» Дед Семён вцепился в разъярённого человека, пытаясь осадить его на скамью, но не осилил. Иван, еле волоча ноги, с залитыми самогоном глазами, пошёл на милиционера. Тот на локтях буксуя каблуками по траве, попятился назад. Невменяемо пьяный человек, продолжал, надвигаясь бубнить: «Что бы я, свою любимую Леночку, хоть пальцем тронул!» Аванес, уперся спиной в колодец. Морозов надвигался, на левой руке у него висел дед, не в силах остановить. Милиционер схватился за кобуру и вынул пистолет. Дед Семён, завопил Аванесу, надорванным старческим голосом: «Проваливай от сюда, проваливай, завтра приезжай!» Иван на мгновение застыл, сфокусировал взгляд на пистолете, затем ещё больше рассвирепев, двинулся на сидящего на земле человека, который вытягивая пистолет в перед кричал: «Стоять, стоять я сказал!» Иван двигался так медленно, что можно было просто встать, отряхнуться и отойти в сторону. Но он же милиционер, он же представитель власти, все должны подчинятся его командам, тем более, что он сейчас поступал по закону, в полном противоречии с логикой и здравым смыслом. До Ивана дошло, что на него навели оружие. И со словами: «На безоружного, с пистолетом!» вырвал из клумбы правой рукой штыковую лопату. Аванес поднял пистолет к верху, и сняв с предохранителя, пару раз щелкнул самовзводом, затем опомнился и передернул ПМ. Дед завопил: «Не стреляй!» Иван замахнулся лопатой, и попятился назад. Старик все же его пересилил. Раздался громкий хлопок. На груди Ивана сразу расползлось большое кровавое пятно, и он навзничь упал на землю. Пуля попала прямо в сердце. В больших открытых карих глазах, пролетела большая стая ласточек.

Жаркая ночь, тёмное звёздное небо, шелест морской волны и негромкая музыка, доставляла Елене полное душевное удовлетворение. Усевшись в удобном кресле, она трубочкой мешала коктейль. Алкоголь плавно накрывал, взгляд был сытым и удовлетворенным. На столе стояли остатки фруктового ассорти и наполовину съеденный омар. Дама выглядела просто великолепно. Всюду слышалась не русская речь. Где-то в дали гремела музыка, а небо освещали десятки прожекторов, танцпол наверное там просто закипал. Глебу Яковлевичу, что то нездоровилось, наверное, сказалось слишком утомительное для него посещение пляжа. Территория отеля была закрыта, за воротами кипела ночная жизнь турецкого курортного города. Глеб Яковлевич всячески намекал на то, что бы пойти в номер. Но Елена, пропускала это все мимо ушей. Ещё немного помявшись, он взял свою любимую за кисть руки, страстно её поцеловав сказал: «Леночка, солнышко моё, пойдем отдыхать, на завтра у нас много планов». Дама, плавно забрав руку, ответила ему: «Иди котик, иди отдыхай, а я посижу ещё немного!» Это предложение очень не понравилось Глебу Яковлевичу, но сил сидеть больше не было, голова трещала, в груди давило и жутко ныло в спине. Он посмотрел по сторонам, вроде за столиками одиноких мужчин не было, да и вообще народу было мало, все куда-то расползлись. Ещё немного помявшись, он поднялся, обойдя круглый столик, поцеловал Елену и сказал: «Ну, я пойду, прилягу. А ты давай не задерживайся, я жду тебя любимая». Елена улыбнулась и кивнула головой. Окинув ресторан отеля ещё раз, он поковылял к большой лестнице, которая вела к лифту. Допив коктейль, дама заказала ещё один. Сиделось ей очень хорошо, но с тем как алкоголь прогревал вены, становилось всё скучнее, а ритмы музыки, доносились всё жарче и жарче. Посидев ещё немного, Елена встала и пошла к выходу из отеля, возле которого стоял молодой швейцар в строгом деловом костюме. На ломанном русском языке, он сразу предостерёг даму, о том, что прогулки в одиночестве могут быть не безопасны, и что за воротами, отель ответственности за неё не несёт. Его предостережения, были напрочь проигнорированы. Остановить пьяную бабу, которая хочет танцевать, намного сложнее, чем поймать гранату и кинуть её обратно. Для русских людей не секрет, что фраза из пьяных женских уст «А я хочу танцевать!» практически всегда заканчивается скандалом и разладом, даже в серьёзных многолетних отношениях. Залив шары, дамы так стремятся обратиться к примитивным первобытным истокам, что полностью могут потерять благоразумие.

На улице было многолюдно и шумно, точнее это был переулок с выходом к морю. Мимо проходящие местные мужчины, оборачивались и окидывали Елену своим взором. Скоро, она увидела огромный танцпол под открытым небом, с трёх сторон его окружали бары с длинными стойками, всё как в голливудских фильмах. По периметру стояли металлические мачты с гроздьями разноцветных фонарей. Тело само по себе, начало двигаться, и Елена отправилась танцевать. Музыка била по ушам, в глаза мерцали разноцветные фонари, дама отрывалась по полной. В процессе танца, она оказалась возле одной из барной стоек, где обратила внимание, что на её смотрит молодой человек лет тридцати. Одетый в светлые брюки, расстёгнутую красную рубаху, с мускулистой грудью и руками. По лицу было отчётливо видно, что это не белокожий турист, а местный житель. Елену заинтересовал его сверлящий взгляд, и она стрельнула глазками в его сторону, давая повод подойти. Опытный донжуан не пропустил намёка и подошёл к Елене. Она делала вид, что его не замечает его, эффектно выкручивая задом восьмёрки. Сменилась мелодия и парень подошёл к ней вплотную. Его волосатую грудь, украшала золотая цепь толщиной с палец, которая просто ослепила своим блеском даму. Музыка была очень громкой, и жестом парень указал на два пустующих стула у стойки. Елена грациозно последовала за ним. Сев на своё место, он стукнул ладонью по столу и что-то крикнул бармену. Тот тут же поднёс большой квадратный стакан, где в желтом содержимом плавали кубики льда. Склонившись к её лицу, он спросил, с очень сильным акцентом: «Наташа?» Елена сексуально улыбнулась, поводила указательным пальцем из стороны в сторону, и сказала: «Лена!» Парень на еле понятном русском языке произнес: «Угашаю. За знакомство!» Елена взяла бокал, пригубила и засмеялась. Красавчик, сделал вопросительный жест и удивлённый взгляд. Елена, подняв бокал крикнула: «Самогон!» и вновь рассмеялась. Она была уже пьяна. Парень не понимая, что она произнесла, сквозь громкую музыку, выкрикнул в ответ: «Виски!» Дама сидела за стойкой, пила виски и строила глазки, оппонент отвечал ей взаимностью. Допив, она поставила бокал, и вновь пошла танцевать. Музыка бухала, ей уже казалось, что танцпол с людьми стал раскачиваться, и её повело в сторону. Елену подхватила крепкая мужская рука. Её повели на выход. Отойдя метров двадцать, можно было различать речь, и новый друг сказал: «Лена, айда со мной в другой бар, для серьезных людь. Тут дэти». Елена подняла голову и сказала: «Ресторан что ли? Слушай, а у тебя закурить есть?» Парень подняв брови, оживлённо ответил: «Рестора, курить, курить!» Взял Елену под руку, и они милой походкой отправились в противоположном направлении от отеля. Шли не долго, минуты три четыре, но строения изменились кардинальным образом, под ногами была каменная мостовая, а стены по обе стороны были выложенные из известняка. Елена пыталась пафосно шагать, в компании такого завидного спутника, но у неё это уже не получалось. Сам же незнакомец, улыбался и оглядывался. Они подошли к ступеням, которые вели к двери в цокольном этаже очень старого здания. Спустившись, парень постучал. Сразу открылось маленькое окошечко, в котором мелькнуло чьё-то лицо, и дверь отварилась. Войдя, незнакомец сразу подозвал человека, который был похож на официанта, взял его рукой за шею и что-то шепнул на ухо. Тот сразу закивал головой, указал на свободный дальний столик, и испарился. Парочка уселась на мягкий глубокий диван. В помещении было мало людей, играла легкая музыка, под потолком плавал дым. Елена была пьяна, она ощущала свою исключительность, ей казалось, что весь мужской мир, лежит у её ног. Восточный стиль заведения заставлял женщину, представлять себя восточной царицей. Спустя минуту, возле их столика появился тот парень, с огромным кальяном, поставил его на стол и сразу ушёл. Из кальяна уже шёл дымок. Её спутник, показав на него, сказал: «Курить, курить». Елена уже видела такой предмет на обложке книги «Тысяча и одна ночь», еще больше почувствовав себя восточной царицей, она взяла мундштук и затянулась. Вкус был её не знаком, и отдавал каким-то фруктом, с легкой горчинкой. Затянувшись ещё один раз, она ощутила линию холода в своем теле, которая ударила с головы в живот, разлетевшись на десятки бабочек. Это ощущение, вызвало у дамы внутренний восторг. Её спутник, внимательно с наслаждением наблюдал за этим процессом. После пары глубоких затяжек, Елену начало наполнять чувство невесомости. Диван под спиной стал таять, и женщина начала проваливаться в свободное падение, только вместо свиста в ушах, она слышала воображаемою мелодию домбры.

Воздушные замки, которыми наслаждалась Елена, порой начинали таять, и сразу на зубах, появлялась пыль. Тело начинало потряхивать, появлялся шум колес, в лицо попадали чужие длинные женские волосы. Но это продолжалось не долго, размытый образ человека, сразу затягивал жгут на руке, и делал укол в вену. После чего, восточная царица, вновь погружалась в бездну удовольствия. Спустя непонятное количество времени, Елена открыла глаза. По телу бежали мурашки, величиной с горошины. Осмотревшись, она поняла, что находится в небольшой комнате, посреди которой стояла деревянная двуспальная кровать. Рядом с ней тумбочка, на которой валялись инсулиновые шприцы. Сама же она лежала в углу, чувствуя под собой собственную лужу. Из-за наглухо зашторенного окна доносился гул большего города, состоявший из крика, автомобильного гула и сигналов. Было очень жарко. Сквозь тонкие стены, из соседней комнаты, доносился тихий женский плач. С противоположной стороны усиливались женские стоны и скрипы кровати.

Поминки проходили скромно, так как собственно организовывать их было некому. Похлопотала Петькина мать, дед Семён, да пару Ивановских коллег. Булат сидел с самого краю стола, рядом сидел его друг. По щекам текли слезы, и капали в борщ. Он просто сидел и мешал его, еда уже совсем остыла, и на поверхности появились белые капельки жира. В комнате Булата находились, его классная руководительница, и две женщины социальные работники. Они собирали сумку мальчику. Люди за столом молча ели и пили самогон, бросая на Булата сострадательные взоры. На тумбочке возле телевизора стояла фотография Ивана с черной лентой, рядом стоял до краев налитый стакан с куском черного хлеба сверху.

Время пришло, Булат, должен был навсегда покинуть стены этого дома. Родственников не было, дом был колхозный. Елену объявили в розыск, она была единственным родным ему на бумаге человеком. А пока, опеку над несовершеннолетним, должно было взять на себя государство. Учительница Булата, подошла, обняла подростка и что-то шепнула ему на ухо, поднялась и вернулась к выходу. Мальчик встал, встал и его друг, они обнялись и Булат пошёл на улицу. Его проводили с десяток пьяных глаз, но на улицу вышли только Петька и Дед Семён.

Сидя на заднем сиденье волги, Булат смотрел в окно. Они проехали мост через реку, лесок поля и овраги, собственно все то, что он видел девять лет тому назад, только в обратном порядке. В интернате его встретила будущая воспитательница, взяв самую большую сумку, повела парня по бетонной лестнице на третий этаж. Поднявшись, она встретила другую женщину и вступила с ней в диалог по какому-то рабочему вопросу. Булат был слаб от душевных терзаний и подошёл к окну, чтобы опереться на подоконник. Посмотрев в него, он увидел детскую площадку, на которой копошились как муравьи малыши, окружившие песочницу в виде облезшего от старости мухомора.