Гуддаводжитходжа проснулся поздно и испугался. Оглядываясь вокруг, он спросил:

— Где я?! Это вытрезвитель что ли?! Когда и каким образом я сюда попал?! Ё-мое!..

— Да, не волнуйтесь, Гуддаводжитходжа, Вы у своих родственников. Ну, в дупле тутового дерево, где обитает Ваша сестра Сарвигульнаргис со своей семьей — сказал Поэт Подсудимов успокаивая гостя.

— Ассалому алейкум, ака (брат мой)! Ну, как Вы отдохнули?! Я рада что приехали меня навестит. Сейчас я Вам завтрак готовлю — сказала Сарвигулнаргис.

— А-а-а, так бы сразу и сказали, а то я испугался, думаю, неужели я лежу в городском морге — сказал Гуддаводжитходжа, почёсывая свою не бритую морду, словно человек который страдает чесоткой.

Потом быстро спросил:

— А который час?

— Полдесятого, а что?

— Полдесятого?! Ну, что вы за люди такие, а?! Почему меня не разбудили на рассвете?! — сказал Гуддаводжитходжа, казня себя.

— А что, случилось? К чему такая спешка? Вы что, опоздали на поезд или на самолет? — спросил Поэт Подсудимов.

— Да какой там поезд, какой самолет?! Я опоздал на беседу с Богом! Я должен был молиться Богу! С этими словами Гуддаводжитходжа вышел из дупла, умылся, и, вернувшись в дупло, стал молится.

Поэт Подсудимов шепотом сказал жене мол, странный у тебя брат.

— Ничего, дадаси, пусть молится. Авось он бросит пить, сменится его характер, и станет он настоящим верующим человеком — сказала Сарвигульнаргис.

— Да, ты права, дорогая. Гостя не надо обежать, даже если он является твоим врагом. А Гуддаводжитходжа нам не враг, а близкий родственник. Мы должны приветствовать если он хочет молится Аллаху, и читает намаз. Вот мы с тобой считаем себя истинными мусульманами, но не молимся. У нас в дупле даже нет жайнамаза (молельная скатерть). Но все-таки Гуддаводжитходжа почему-то не произнёс азана перед тем как молиться — удивленно сказал Поэт Подсудимов.

Когда Гуддаводжитходжа начал громко молиться, у него отвисла челюсть от удивления. Потому что Гуддавожитходжа, глядя в потолок дупла, широко крестясь, громким голосом читал псалмы из Библи.

— Прости, Господи, своего раба грешного во имя отца и сына и святага духа, амии-ии-йн! — произнёс он, завершая свою молитву.

Увидев и услышав всё это, Поэт Подсудимов даже испугался, не за себя, а за Гуддаводжитходжа, опасаясь, что если увидят и услышат об этом радикально настроенные мусульмане, они запросто могут его забить камнями, устроив «ташбуран», объявив его вероотступником муртадом.

После того, как Гуддаводжитходжа помолился, Поэт Подсудимов пригласил его на балкон, и они там вместе позавтракали. В это время Маторкардон Чотиркардон с Буджуркардоном бегали по проселочной дороге, осваивая езду на дядином велосипеде, то падая, то вставая.

— Глядите, Гуддаводжитходжа, Ваши племянники осваивают науку езды на велосипеде. Они напоминают мне мое детство. Я тоже когда-то бегал, тренировался, учился ездить на велосипеде и падал на незаасфальтированную дорогу, поднимая облако пыли на смех ребятам — сказал Поэт Подсудимов.

— Да, мы все учились и учимся правилу. А правила везде есть. Не соблюдаешь правила — все, ты не можешь управлять, и падаешь. Жизнь это тоже большая дорога, у которой есть свои правила, запретная полоса, различные предупреждающие знаки и светофоры. Тому, кто нарушает эти знаки и запреты — конец! Конец без конца! Он полетит в пропасть в конце дороги, где расположен вечный и бездонный ад! А тот, который жил соблюдая эти законов не падает, а попадет в вечнозеленый рай, где человеку уготована беззаботная вечная жизнь. Там, в раю, человеку не грозят болезнь, трудности, землетрясение, штормы, наводнения, оползни, войны, холод, голод, жара, нищета, долги, страх, зависть, грабёж, рэкет, террор, убийство, милиция, обман, диктатура, бюрократия, преследования, старость, бешеные собаки, змеи, скорпионы, хищники и тому подобное. На том свете не бывает даже смерть. Да, да, не бывает, и не надейтесь. Там убьют смерть, и после этого люди будут наслаждаться в раю или мучится в аду вечно! Вы хоть представляете, что такое вечность? Этот понятия уму непостижимо! Рай — это не земля грешная, где люди творят, что хотят. Там такого нет. В раю не бывает тайного захоронения ядерных отходов, нет кровавого террора нет гнета и никто не убивает детей. Там благоухают дивные розы в цветниках, которые колыхают на ветру, опьяненном ароматами тех роз. Поспевают малина, ягоды земляника на лугах, где растут вечнозелёные травы и полевые цветы. В ивовых и тополиных рощах и в дубравах поют соловьи, и на полях щебечут райские птицы. Хочешь поесть спелого урюка, то пожалуйста, можешь пойти в урюковую рощу, в тени которым журчат арыки полные чистой прозрачной ключевой воды. Там ветки урюка сами нагнутся к тебе, чтобы ты ел их спелые плоды, которые слаще, чем мед диких пчел. В раю тебе служат красивые несравненные девушки Хуры, одетые в нежные платья, сотканные из чистого шелка. Там нет детей, то есть там все люди будут одного возраста. И школы тоже не существуют. Нет надобности. Вот Вы вроде умный чек, скажите мне, а для чего чек учится?! Чтобы получит образование, так? А образования поможет чеку получить высокооплачиваемую работу в стране, где высокий уровень безработицы. А в раю самого понятия работы нет. Ежели нет там работы, зачем учиться? Там, между прочем, чек по Божьей воле становится образованным. В Раю нет страдания. Вот поэтому, мы должны спешить туда. А чтобы попасть в рай, чек должен молиться Богу и строго соблюдать его законы — сказал Гуддаводжитходжа.

— Простите, Гуддаводжитходжа, вот Вы говорите замечательные слова о Боге, о Рае. Но сами…

— Да, вы правильно заметили. Признаюсь, я действительно пью, причем по-черному. Но, Вы хоть думали, зачем я пью до потери сознания? Я пью, чтобы люди, особенно представители действующей власти, не заметили, что я молюсь Богу в стране, где нет демократии свободы слова и свободного вероисповедания. Пьянство это прикрытие, золотая маска для меня. Я не хочу чтобы меня арестовали и отправили в концентрационный лагерь, где убивают верующих под зверскими пытками — обяснил Гуддаводжитходжа.

Потом продолжал, допивая свой чай:

— Ну, мне пора. Я должен идти. А у Вас остался квас, ну этот самый, как его, саке? Неплохо было бы вмазать стаканчик перед уходом — сказал он.

— Ну, конечно. У меня огромный запас саке в погребе — сказал Поэт Подсудимов и спустился в погреб.

Через несколько минут он поднялся с большой баклажкой, наполненной саке и, откупорив её, налил сакэ в консервные банки. Потом они, чокаясь и произнося красивые тосты, начали распивать крепкую японскую водку, беседуя между собой. Когда опустела баклажка, Гуддаводжитходжа сильно охмелел. Перед уходом он обратился к Поэту Подсудимову:

— Слышь, дружинник, а хде мой велик?.. Хик… Я энто самое… Хочу совершить энто… кругосветное путешествие… — сказал он, лениво лизнув свои мясистые губы.

Услышав его слова, Сарвигульнаргис снова заплакала.