После того, как сель смыла их рисовое поле, Фариде с Гурракалоном пришлось засеять его заново. Теперь всё зависело от Бога. То есть если осень будет хорошей и не выпадет снег раньше срока, то они смогут успеть собирать обильный урожай. В этом плане они чувствовали себя азартными игроками на скачках, которые делают ставку на определенных лошадей, например, на туркменских скакунов. Теперь, как никогда, нужно было усилить уход за рисом, подпитывая его химическими удобрениями, такими как, фосфорит, селитра, аммиак и мочевина. Эти удобрения ускоряют рост риса.

Отправив Мекоила с Зулейху в школу и детский садик, супруги пошли со старшим сыном Ильмурадом на рисовое поле, чтобы выкорчевать вредные дикие водоросли из шолипои, которые, словно паразиты, вытесняют рисовые ростки и стебли. Фарида шла впереди со свернутым матрасом под мышкой, за ней шел Гурракалон с взваленном на плечо мешком, полным фосфорита, который был нужен для смягчения почвы и подпитки ростков риса. Груз был довольно тяжелым, поэтому Гурракалон шагал, напрягшись, постукивая ступнями по дороге — «дук — дук, дук — дук!». Последним шагал Ильмурад с небольшим рюкзаком на спине и с почерневшим кумганом (железным кувшином) в руках.

Тут они услышали знакомый крик Далаказана и обернулись в сторону шкафа-квартиры соседа.

— Ассаламалейку-у-ум, дорогие соседи! Куда путь держим в столь ранний час?! — закричал Далаказан, сидя в зарослях и вытянув шею. Судя по тому, как он сидел, весь покрасневший от напряжения, не трудно было догадаться, что он удовлетворял большую нужду в своем бесплатном сортире под открытом небом.

— Аааа, Далаказан, это ты?! А где сноха?! И почему шкафа её не видать! Она в город, что ли, ушла за оставшимся вещами?! — спросил Гурракалон.

— Что?! Сноха?! О какой снохе вы говорите, Гурракалон-ака?! — удивился Далаказан, поднимая штаны.

— Ну, это самое, твоя невеста, госпожа Майрамхон бинти Битбылдик, которая пришла из города со своим шкафом на спине, с которой вы познакомились в Интернете через фейсбук!.. — пояснил Гурракалон.

— Да что Вы, уважаемый сосед, о какой Майрамхане бинти Битбылдика говорите?! Нет у меня такой знакомой! Это приснилось Вам, наверно! — сказал Далаказан, потягиваясь и зевая как ленивая кошка.

— Да?.. Серьезно?! И не приезжал её дядя, как его… Дюзаннанан абу Гуслваджип Бакалбакадудукшакал?! И не было никакого несанкционированного митинга, где звучали антиконституционные лозунги?! — удивился Гурракалон.

— Что Вы, мелете, уважаемый сосед, Вы же прекрасно знаете, что я политикой не интересуюсь, наоборот, боготворю нашего многоуважаемого лжедемократора страны, портрет которого я, в знак уважения, повесил на стене своей шкафа-квартиры — ответил Далаказан.

— Ну и дела. Это у меня, наверно, последствия нервного срыва, который произошёл со мной после того, как сель смыла наше рисовое поле — сказал Гурракалон.

— Нет, Гурракалон-ака. Скорее всего, это у Вас после автоаварии, в которую Вы попали в прошлом году! Это, я думаю, пройдет со временем! — пояснил Далаказан.

— Да, может ты прав, сосед — сказал Гурракалон и направился с Фаридой и Ильмурадом в сторону берега. Подходя к глубоким оврагам, они услышали печальный голос кукушки, которая куковала вдалеке на краю поля, где росли юлгуновые заросли. Гурракалон, Фарида и Ильмурад остановившись на минутку, внимая голосу кукушки, и улыбались друг другу. Потом продолжили путь по тропинке, покрытой с двух сторон густыми зелеными зарослями и высокой травой. Спустившись вниз, они сразу почувствовали знакомый запах водорослей, запах ростков риса, которые хорошо были видны в прозрачной воде. То тут, то там квакали лягушки, голоса которых сливались с шелестом тростника, который колыхался на ветру вдоль края шолипои Гурракалонов.

Супруги приступили к работе, а Ильмурад пошел в сторону ущелья, чтобы набрать хвороста, дров и кизяков, а потом развести огонь и приготовить чай на костре. Над рекой и над песчаным островом летала стая крикливых чаек. На ветвях старого чахлого лоха сидели голубые вороны и каркали, широко раскрывая клювы. Вдалеке тарахтел бульдозер оранжевого цвета, и работали дехкане-рисоводы. Гурракалон начал разбрасывать фосфорит, а Фарида, вприклонку, выкорчевывала с корнями дикие водоросли, такие как «хилал», «курмак» и метала их за пределы поля. Водоросли, которые швыряла Фарида, с корнями летели по воздуху, словно медузы в море, и прилипали к почве на краю поля как намагниченные.

Тут они увидели, как кто-то спускается по крутому спуску на велосипеде с жестяной бочкой и с насосом-опрыскивателем, установленными на багажнике. Разогнавшись, человек потерял управление, упал и кувырком покатился по земле, поднимая облако пыли. Увидев это, Фарида с Гурркалоном засмеялись. После того как пыль рассеялась, человек, ругаясь нецензурными словами, поднялся. Потом поднял свой велик с жестяной бочкой и с насосом-опрыскивателем и продолжил спускаться вниз пешком, весь в пыли, белый как мельник.

Это был сосед Гурракалона по шолипое Парпеддун Паттиё. По природе хмурый и молчаливый, Парпеддун Паттиё, придя к своей шолипое, заправил свой опрыскиватель, влив в него из жестяной бочки добрую порцию пестицида, который привез в жестяной бочке на велосипеде, и начал опрыскивать свою шолипою, чтобы избавиться от диких водорослей. Он работал в тумане парящих в воздухе пестедцидов без всяких защитных средств, без противогаза, без респиратора. Поскольку ветер дул со стороны Парпеддуна Паттиё в сторону Гурракалонов, супругам невозможно стало дышать из-за вонючего запаха ядовитого препарата. В результате им пришлось временно покинуть шолипою, и они перебрались на противоположную сторону, чтобы спастись от удушья. Фарида с Гурракалоном решили посидеть у костра, который развёл Ильмурад. Они ждали, пока их сосед по шолипои Парпеддун Паттиё не закончит опрыскивание ядовитом препаратом свою шолипою.

— Вот, гад, а! Он даже не знает, что своим гнусным деянием нарушает равновесие природы, загрязняя экологическую среду — сказал Гурракалон, глядя на Парпеддуна Паттиё, который всё работал, двигаясь сквозь туманы пестидцидов.

— Не сердись, на него, дорогой, а то снова устроишь драку, как в тот раз. Возьми себя в руки и усмири свой гнев. Спорить с ним бесполезно — сказала Фарида, успокаивая мужа.

Илмурад смеялся, глядя на потешные действия соседа по шолипои Парпеддуна Паттиё, который даже не поздоровался с ними. Костер всё горел. Серый дым поднимался в небо, словно змея, а язык пламени, поедая дрова и кизяки, выбрасывал с треском алые искорки в воздух.

Тут случилось нечто драматичное и смешное одновременно. Сосед Гурракалонов по шолипои Парпеддун Паттиё, который работал в тумане витавших в воздухе паров пестицидов закачался, словно боксер на ринге, который попал в нокдаун и, спотыкаясь, упал.

— Ие, что с ним происходит?! — сказал Гурракалон. Наверно, он отравился пестицидом, ё мое!

И они втроем побежали в сторону шолипою Парпеддуна Паттиё, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь. Когда они пришли туда, закрыв свои носы, Парпеддун Паттиё лежал со шлангом опрыскивателя в руках, задыхаясь и глядя в вечное небо широко открытыми глазами, словно человек, который слушает печальные песни ангелов. Гурракалон с Ильмурадом вошли в шолипою и вытащили оттуда Парпеддуна Паттиё, держа его за руки и за ноги. Потом подтащили его к костру, и стали приводить его в чувство, ударяя ладонями по щекам. Наконец Парпеддун Паттиё пришел в себя и начал говорить.

— Где я? Кто вы? — спросил он.

— Вы находитесь на берегу реки «Тельба дайро», близ села «Таппикасод», где мы с вами родились и живем. Теперь вспомнили, Парпеддун Паттиё — ака?! — спросил Гурракалон.

Но, к сожалению, Парпеддун Паттиё ничего не смог вспомнить. Он начал плакать слабым голосом.

— О Господи, я даже не предполагал, что тот свет, куда ушли наши предки, так похож на наш грешный мир! Теперь я спокоен. А то, Господи, я всю свою собачью жизнь сумливался в том, что Ты есть, и существует иной, вечный мир! Я больше всего боялся попасть в мир, где вечно царит только одно время года, где не падает снег, вихри снежные крутя. Где не бывает пурги, сквозь которую я любил брести в подвыпившем состоянии, шатаясь из стороны в сторону и лениво, всю ночь, до самого утра, напевая песню, с горькими слезами на глазах. Я мечтал попасть в мир, где с шумом падают ливневые дожди, где можно сидеть в ночном кабаке и, глядя в окно, следить за дождем, который льет как из ведра, принося сердцу радость, уют и спокойствие. Сидеть, попивая глоточками вино или водку, и мысленно летать, ухватившись за длинный и пушистый хвост раздумья. Слава тебе, Господи, что переправил меня, грешного раба своего, в этот мир. Я признаюсь, Господи Всемогущий, что я совершил немало грехов при жизни. Пил водку, играл в азартные игры, по пьянке бил свою бедную жену, которая, в конце концов, повесилась на балке коровника с помощью ремня от моих брюк! Я закопал её в том коровнике, где она повесилась, чтобы не возится по моргам и следственным изолятором, по прокуратурам, тюрьмам и лагерям. Для этого я в деталях разработал хитрый план действий. Женщинам и своим детям, которые спрашивали о ней, сказал, что она сбежала из дома и пропала без вести. После этого я стал свободным и начал коротать свои дни с проститутками в грязных притонах, где валяются порванные женские колготки, трусики и прочие использованные вещи. Я тешился так до того момента, пока не прихватил сифилис. Хотя я испытывал невыносимую боль, и мой этот самый инструмент загнивал день ото дня, как орган мертвеца-зомби, я не обращался к врачам-венерологам. Наоборот, продолжал контактировать с девицами легкого поведения, распространяя в обществе страшную заразу под названием сифилис. Спрашиваю себя, почему, и сам себе отвечаю — потому что я не хотел болеть один. Ну, думаю, как-то скучно одному, болеть. Хочу чтобы другие люди тоже заражались, со мной за компанию. Чтобы веселее было. Вот такие вот, вкратце, мои признания в грехах, которые я совершил при жизни. Господи. Ты, это самое, смягчи наказание, которое я заслуживаю, Боже, прикажи своим жалостливым ангелам, чтобы они в судный день не волокли меня лицом по земле и не бросили в огненную реку Ада, в которой бушует лава, как расплавленный металл в плавильном цеху металлургического комбината! — сказал Парпеддун Паттиё.

Услышав эти слова, супруги с удивлением переглянулись, и Гурракалон сказал:

— Бедняга, он, кажется, свихнулся. Тут нет возможности позвонить в «скорую помощь», так как нет сотового телефона, который лежит дома, без зарядки, так как в сети у Таппикасода нет света. Придется его нести в село, пока он окончательно не сошел с ума. Ведь, плохой он или хороший, человек всё-таки — сказал Гурракалон.

— Ты не беспокойся, милый. Я сама разбросаю оставшиеся химические удобрения в нашу шолипою. Ты иди, отнеси беднягу в Таппикасод. А ты, сынок, возьми его опрыскиватель с жестяной бочкой и отвези его домой на его велосипеде — сказала Фарида.

После этого Гурракалон поднял своего соседа по шолипое Парпеддуна Паттиё и пошел в сторону села. За ним последовал Ильмурад, который погрузил на велосипед опрыскиватель с жестяной бочкой с пестицидом Парпеддуна Паттиё.