— Смотрите, Гурракалон, снова идет косой снег — сказала Лариса, указывая на окно, за которым падал снег — медленно, тихо и красиво! А какие заснеженные леса, поля и огороды! Они словно думают о чем-то далеком, укутываясь в белое, пушистое снежное одеяло! Во-о-он, видите одинокое пугало?! Оно тоже, как бывший правитель, которого предали верные друзья и любовницы, стал нищим, жалким человеком, оставшимся в одной летней залатанной рубахе и в рваных брюках на таком лютом морозе!

— Да, вижу Лариса, вижу — ответил Гурракалон. Но когда нет рядом любимой жены, снег кажется человеку белым саваном, а тишина напоминает о старом кладбище и завывании ветра, звучащего словно жуткая песня хирурга, который ночью в одиночестве вскрывает труп в морге. В такие моменты чувствуешь себя как рыба в аквариуме, наполненном кипятком.

— Вы всё тоскуете по Фариде? — спросила Лариса, не отрывая глаза от окна.

— Да — сказал Гурракалон, глядя в окно. И добавил:

— Я безумно люблю её, и мне трудно живется без неё, Лариса! Вы не знаете, какая она хорошая, красивая, добрая! Её человеческие качества простыми словами не передашь. Чтобы описать её, человек должен быть волшебником, великим писателем или поэтом, вроде Лорки!

— Какая она счастливая, Господи! Я просто завидую ей по белому. Да Вы не казните себя и сильно не переживайте, Гурракалон, весна, как говорится на носу. Скоро она приедет вместе с весной, и вы будете жить вместе, как прежде. У вас будет двойная весна! Поэтому Вы должны радоваться тому, что есть у вас такая красивая, преданная жена. Вы — самый счастливый человек в мире! — сказала Лариса.

Гурракалон хотел было поблагодарить Ларису, но в этот момент к ним зашел Гюльахмед и, поздоровавшись, протянул Гурракалону письмо:

— Тебе снова пришло письмо — сказал он.

Гурракалон обрадовался и поблагодарил Гюльахмеда. Потом, быстро распечатал конверт и начал читать письмо. Лариса все глядела в окно, за которым шел снег. Чтобы не мешать Гурракалону, Гюльахмед вышел из комнаты, где обедали валяльщики частной фирмы.

Распечатав конверт, Гурракалон обнаружил в нём фотографию. Увидев, кто изображён на фотографии, он отстолбенел. От удивления и отчаяния у него расширились глаза: на фотографии была изображена его любимая жена, то есть Фарида, которая лежала со своим бывшим мужем Худьерди в кровати, в которой ещё недавно она спала с Гурракалоном. Худерди лежал с Фаридой, а из-под простыни торчали его грязные ноги в дырявых носках. От гнева у Гурракалона крепко стиснулись зубы и начали скрипеть. Он бросил на пол фотографию, словно банку со скорпионами, его кулаки сжались до хруста костей, лицо покраснело от напряжения, шейные артерии вздулись, и глаза его наполнились слезами отчаяния. Он принялся читать письмо, написанное красивым почерком другого человека. Гурракалон подумал, что это злая шутка или черный розыгрыш.

Содержание письмо было такое:

Здравствуйте, Гурракалон!

Ваш таинственный, но верный друг.

Сразу скажу, что я не шантажист, и мне не нужны чужие копейки. Наоборот, я — Ваш друг, который уважает Вас как доброго, хорошего человека. Я бы молчал об этом, но моя совесть не позволяет скрывать от Вас это. Я буду краток.

Как то раз, в один из этих дней я увидел возле Вашего дома человека, который изображен на фотографии, и стал наблюдать за ним, думая, не грабитель ли он, который собирается ограбить Ваш дом. С такими мыслями я незаметно подошел ближе к Вашему дому. После того, как этот тип постучал в ворота, из дома вышел Ваш приемный сын Ильмурад и между ними завязался разговор. Прислушавшись к их разговору, я узнал, что этот человек — отец Ильмурада. Он сказал плача, что пришел просить у них прощения, за то, что бросил их когда-то. Ильмурад открыл ворота и пустил своего отца во двор. Там была Ваша жена, ну, это, Фарида, и этот незваный гость, стоя на коленях, начал просить у неё прощения:

— Фарида, прости меня, ради бога, прости! Это всё шайтан виноват! Пьянство меня погубило. Прости меня, милая, за то, что я оклеветал тебя, обвинив в убийстве моей матери! Прости за те слухи, которые я распространял о том, что ты, якобы, отравила мою мать, посыпав ей в чай яда! Оказывается, я, демон несчастный, все эти годы жил с таким ангелом, как ты, и не замечал этого! А ты терпела все мои издевательства! Эх, сколько боли я причинил тебе! Теперь я осознал все свои пороки, словно человек, который очнулся от кошмарного сна! Поверь мне, дорогая! Теперь мои глаза открылись, и в моей душе пробудилась прежняя нежная любовь к тебе! Я люблю тебя, Фарида и не гони меня, прошу ради всего святого! Я соскучился по тебе, по моим детям! Гляди, наш сын Ильмурад повзрослел за эти годы, возмужал… А я?.. Каким я был сволочем, а?!.. Каким я был негодяем!.. И ты прости меня, сынок, если, конечно, можешь… Прости за то, что я когда-то перепродал твою тележку, которую ты, будучи маленьким и голодным, волочил за собой, таская тяжелые грузы, чтобы подзаработать денег и помочь маме… Простите меня, мои родные… Обещаю, — я брошу пить и буду хорошим отцом, устроюсь на работу… Буду ходить в мечеть и начну молиться Богу пять раз в день. Где наши маленькие детишки? Я по ним тоже страшно соскучился… Мне стыдно за свое прошлое…

Говоря эти слова раскаяния, он горько плакал, вытирая слезы шапкой-ушанкой, поеденной молью. Увидев это, Фарида тоже заплакала, вытирая краем фартука слезы. Ильмурад тоже плакал с искажённым от отчаяния и горя лицом. Потом Фарида и её бывший муж направилась в дом. Я обошёл Ваш дом, подошел к окну, которое открывается на реку, и заглянул в окно и увидел, как они зашли в комнату, этот типчик быстро разделся и лег в кровать, укрывшись простынею, из-под которой торчали его грязные ноги в дырявых носках. После этого он вцепился руками в платье Фариды и притянул её к себе.

— Иди ко мне, моя любимая. Я соскучился по тебе, и хочу с тобой сблизится, ассалим… ну, иди ко мне… ну дай, поцелую… Сколько лет мы с тобой… — сказал он страстно дыша.

— Я тоже соскучилась по тебе, Худьерди — сказала Ваша жена и…

Дальнейший ход события я не хочу описывать. Я вынул из кармана брюк сотовой телефон «Моторола» и сделал несколько снимков. Я не мог отправить Вам снимки, где они, голые, занимались небогоугодным делом. Не будьте рогатым харыпом, Гурракалон! Выгоните эту проститутку из дома и убейте этого гада!

С уважением,

Прочитав письмо, Гурракалон завыл волком от отчаяния, глядя в потолок. Он начал бить себя кулаками в лоб.

— Ох, какой позор! Какой позор! Как я верил ей, как я её люби-и-ил! Вот сука, а? Ну, сука-аа! — плакал он.

Увидев это, Лариса испугалась.

— Что с Вами, Гурракалон?! Почему Вы плачете и бьете себя?! Что случилось? — спросила она растерянно.

— Ах, не спрашивайте, Лариса! Горящая лава обрушалось на мою голову! Ну, сука, а!.. — продолжал Гурракалон ударяя себя словно душевнобольной в состояние эпилепсии.

— Я, дурак, верил в неё, как в святыню! Думал, что она самая идеальная, преданная женщина на белом свете! А она!.. Вай онагинайни осма коприкка осиб… а! Вай бувингни игасскееее, жаллаб!.. — ругался он по-узбекски.

— Не понемаю, о чем Вы говорите, Гурракалон! Объясните толком! — сказала Лариса.

— Вот полюбуйтесь! — сказал Гурракалон, протягивая злополучную фотографию Ларисе.

Лариса на миг замерла, словно статуя, глядя на фотографию. Потом сказала:

— Да это же монтаж! Это дело рук шантажистов и клеветников! Я знаю, что некоторые завистники или шантажисты, используя компьютерный графический редактор Фотошоп, монтируют снимки, вырезая из фотографии голову своей жертвы и соединяют её с телом другого человека — начала утешать Гурракалона Лариса.

— О, нет, Лариса, нет! Это не Фотошоп! Я знаю свою жену! Это её платье, которое я лично подарил ей на Восьмое марта! И эти противные, грязные ноги с дырявыми носками вполне соответствует туловищу того алкаша! О Господи! За какие грехи Ты меня наказываешь?! Ведь я любил Тебя и не занимался делами, запрещёнными Тобой! Я жил честно! Как же теперь мне жить дальше?!.. — плакал Гурракалон.

Лариса тоже плакала, гладя волосы бедного Гурракалона.