Когда мы догнали кавалькаду, нас встретили грубоватые приветствия кумбрийских военачальников, накануне присоединившихся к каравану.

Эти люди плечом к плечу с Артуром дрались в Великой битве и, подобно Пеллинору, были особенно благосклонны к юноше, которому помогли стать верховным королем. Они набросились на него с ворохом свежих новостей и радостными воспоминаниями о былых победах, поэтому я отъехала к Мерлину, радуясь, что могу понаблюдать, как Артур занимается делами.

Он чувствовал себя среди них непринужденно, отвечая такими же добрыми чувствами, которые проявляли они. Тем, кто задавал вопросы на родном языке, он отвечал по-кумбрийски, переходя на латынь тогда, когда кто-то обращался к нему на языке римлян. Это походило на воссоединение семьи, и я вспоминала общность, возникающую между моим отцом и его подданными. Наверное, самым главным качеством вождя является умение вести себя со своими воинами на равных, быть одним из них и не проявлять высокомерия и. холодной отстраненности.

Мерлин по-прежнему был настолько молчалив и углублен в себя, насколько Артур раскован и говорлив, поэтому я все внимание отдала дороге. Здесь, в пограничье уэльских королевств, среди нависающих холмов и иссеченных горных кряжей, создавалось впечатление, что находишься за пределами бытия. Земля дышала туманами и загадочными ветрами, и сейчас я поняла, почему римляне не смогли победить уэльские королевства. Было ясно, что эту границу охраняли не только люди, но и волшебные силы.

На вершине холмов, выходящих на дорогу, виднелись остатки крепостей или древних усадеб. Изредка вырисовывались знакомые очертания стен и рвов, напоминая огромные ступени, ведущие к сторожевым башням у ворот. А на некоторых холмах были видны только дымки костров, разведенных во дворах. Не исчезало ощущение, что за нашим продвижением постоянно следят, и я порадовалась, что дорога находится в руках союзников, а не врагов.

Тем вечером мы стали лагерем в красивой долинке между двумя пологими холмами, и Артур предложил мне после ужина встретиться с местной знатью.

Лавиния помогла мне переодеться в платье, и, пока Бригит пыталась расчесать мои волосы, мы обменялись свежими новостями. Для них день прошел так же спокойно, как и для меня, хотя Бригит сказала, что накануне вечером она изрядно намаялась с Цезарем, потому что он по всему лагерю искал то ли Грифлета, то ли Артура, то ли меня.

— Он не успокоился до тех пор, пока я наконец не привязала его к шесту шатра, тогда он свернулся в клубок в ногах кровати и заснул, — закончила Бригит, а Винни поморщилась при воспоминании о необходимости спать в одном шатре с собакой.

— Я разыщу его и погуляю с ним, как только ты закончишь мою прическу, — пообещала я Бригит, и она предположила, что пес будет рад меня видеть.

Вьючных лошадей разместили у ручья, и, когда я пробиралась по болотистой тропинке, щенок как сумасшедший рванулся навстречу мне, стремительно перебирая грязными лапами и радостно тряся косматой мордой.

— Цезарь, к ноге! — громко крикнул Артур. Но его приказ запоздал, потому что щенок уже налетел на меня со всей своей силой. От удара мы оба полетели в мокрую траву, хотя Цезарь тут же встал на ноги и сидел, блестя глазами и дожидаясь, пока к нам подойдет Артур.

— Похоже, он рад встрече с тобой, — сказал мой жених, щелкая пальцами и снова приказывая псу подойти. Цезарь метнулся к Артуру, переводя взгляд с меня на хозяина в нетерпеливом ожидании.

— С тобой все в порядке? — спросил Артур, помогая мне встать и с огорчением рассматривая заляпанное грязью платье.

Я поспешила успокоить его, что ни мое платье, ни мое настроение серьезно не пострадали, и мы зашагали к более высокому, сухому месту.

Мы нашли приятное местечко на пологом скате около зарослей бузины. Кора у основания толстых деревьев, там, где барсуки чистили и точили свои когти, была ободрана, что немедленно заинтересовало Цезаря.

— Жаль, что он еще не дорос для охоты, — сказал Артур, опускаясь на землю, вытягивая ноги и откидываясь на локтях. — Поверь, сегодня он мог бы пригодиться мне на охоте, ведь сейчас к нам присоединились местные вожди, и нам нужно кормить больше сотни людей.

— Неужели так много? — Я нашла несколько полевых цветов, сорвала их вместе с побегами молодого плюща, села рядом с ним и начала плести венок для пса.

Артур задумчиво кивнул.

— Кто знает, как мы справимся с этим, добравшись до Винчестера, когда приедут короли из Корнуолла, Девона и Сомерсета, а также люди из Уэльса и землевладельцы из северных долин. В Винчестере тесновато, а я не хочу, чтобы люди из разных мест рассорились из-за того, где кому жить. Я думаю послать Мерлина вперед, чтобы тот обсудил это с Кэем. Кэй умеет улаживать такие дела, и я уверен, что он всех разместит.

— Как выглядит твой приемный брат? — спросила я, и Артур засмеялся. Вразвалочку подошел Цезарь, улегся между нами, и верховный король успокаивающим жестом положил ему руку на спину.

— Высокомерный, трудный в общении, острый на язык и очень наблюдательный. Боюсь, что для дипломатии он не слишком Годится, но отлично справляется с бытовыми мелочами. Вот почему я попросил его стать моим сенешалем. Бедивер уговаривает людей прийти к согласию. Кэй следит, чтобы они выполняли свои договоренности. Однажды я спросил Мерлина, предвидел ли он все это, сведя нас троих в детстве, но он, только улыбнулся и сказал, что мои ближайшие товарищи каждый по-своему послужат Британии, и мне не стоит думать, что их число будет ограничено членами семьи, в которой я вырос.

— Насколько чародею известно будущее? — спросила я, надевая зеленый венок на голову Цезаря.

— Без сомнения, гораздо больше, чем он сам говорит.

Он рассматривает свои видения как указательные столбы на перекрестке, которые не должны заменять тяжелую работу и преданность делу, и считает, что, независимо от того, какую нить сплели богини судьбы, мы вольны изменить ее по своему желанию. Важно самим принимать решения, не перекладывая их на других и не виня за происходящее богов.

Но иногда учитывать интересы разных людей очень трудно. Взять, к примеру, свадьбу. Все соглашаются с тем, что свадьба должна состояться на Пятидесятницу, потому что в этом году она приходится на последний день апреля, а с закатом солнца начинается Белтейн. Таким образом, будет отдана дань весенним праздникам и язычников, и христиан. Но вот где проводить свадебную церемонию — совсем другой вопрос.

Он сел и начал щекотать травинкой нос Цезаря.

— Я предложил провести ее в Гластонбери, потому что Тор был священным местом Владычицы с незапамятных времен и там есть христианская часовня, поэтому такое решение удовлетворит всех. Но с архиепископом Лондона случился припадок. Он считает, что мы должны пожениться в Лондоне, потому что, по его мнению, это главный христианский центр Британии!

Артур фыркнул и отбросил травинку.

— Удивительно бредовая мысль! Потребовалась вся мудрость Мерлина и настойчивость Бедивера, чтобы заставить его понять, что это невозможно. Сегодня в Лондоне живут и саксы, и кельты, и, хотя у нас мирный договор с федератами, было бы явной глупостью собирать там столько лучших военачальников. В конце концов, мы пообещали архиепископу, что он может совершить богослужение в любом месте, где состоится свадьба, и только тогда он согласился на Винчестер. Мерлин говорит, что ничего страшного здесь нет, поэтому я не стал возражать.

Артур с минуту помолчал, раздраженный такой недальновидностью. Его явно раздражали надоедливые епископы, и я подумала, что за союз может получиться между вольнолюбивым королем и честолюбивыми, догматичными церковниками.

— Ты не возражаешь, если вместе со старым обрядом будет христианская свадьба? — спросил он, переводя на меня ясный спокойный взгляд. Впервые он поинтересовался моим желанием.

— Нет, совсем нет, — осторожно сказала я. — Обряды должны проводиться так, как нужно людям. Мы с тобой знаем, что ритуалы, на которых собирается много народу, необходимы бардам, чтобы потом воспевать их. Свадебные клятвы приносятся при малом количестве людей. По крайней мере, так мы делаем это в Регеде… — тихо добавила я.

Наступило неловкое молчание, и Артур неожиданно встал и махнул рукой в направлении лагеря. Надо было идти.

— Как я понимаю, обряд по старым обычаям будет проводить твоя сестра, — сказала я, вставая и делая попытку разгладить платье. — У вас хорошие отношения?

— С Морганой? — Мы повернулись и пошли вниз по холму. — И да и нет. Я познакомился с ней, когда нашел пристанище у Озера после Великой битвы. Я разгромил вождей севера в бою, но не был уверен, что они признают меня верховным королем. Моргана разогнала остатки моих сомнений и помогла убедить их, что и богиня хочет, чтобы верховным королем был я. Она по-настоящему посвящает себя служению людям, и в этом я безоговорочно ей доверяю. Но как человека я знаю ее еще меньше, чем королеву-мать. Моргану услали в монастырь до моего рождения, и я не видел ее до тех пор, пока не взял верх над ее мужем в Великой битве. Поверь, видеть Уриена, просящего о мире, было облегчением, потому что мне была ненавистна мысль, что я в один день сделаю обеих своих сестер вдовами. Мне не нужны две женщины, сведущие в колдовстве и строящие козни против меня, хватит и одной.

— Кого? — спросила я, не поняв, о чем он говорит. Артур пинком отбросил с дороги кусок глины, и злоба, с которой это было сделано, заставила меня внимательнее посмотреть на него. Он упорно шел вперед, сердито глядя на землю перед собой, словно она являлась живым противником. Его глаза сузились, и я видела, как затвердели мускулы его челюстей, когда он через силу заговорил.

Перемена в настроении была поразительной, и я подумала, не обиделся ли он на мой вопрос о его родне.

— Мы с Моргаузой никогда не испытывали любви друг к другу, — сказал он наконец. — И я предпочитаю не говорить о ней. Хотя Лота убил не я, она винит меня в его смерти и, возможно, еще во многом другом. Я принял к себе на службу Гавейна и его младшего брата Гахериса, потому что они мои кузены и гордые, честные воины. И буду рад принимать при дворе и Агравейна с Гаретом, когда они вырастут. Но их мать никогда не должна называть меня своим родственником. Этого я не позволю.

Голос Артура стал напряженным и неожиданно холодным для человека, обычно жизнелюбивого и энергичного. Было ясно, что какая бы беда ни развела брата и сестру, в скором времени их не помирить.

Когда мы вышли на поляну, он опустился на колено и пристегнул поводок к ошейнику Цезаря. Его рука на мгновение задержалась около венка из цветов, украшавшего шею щенка. Артур внезапно сжал мои пальцы и посмотрел на меня.

— Я не хотел быть таким резким, Гвен. Я… я просто не могу говорить о своей сестре, вот и все. Не потому, что я хочу отделаться от тебя… я не могу ничего объяснить тебе насчет Моргаузы. И буду благодарен тебе, если бы этот вопрос больше не поднимался.

Страдание прочертило на его лице морщинки, похожие на удары бича. В каком-то порыве я потянулась к нему, пробежав рукой по волосам, будто он был испуганным ребенком на празднике Самхейна.

— Конечно, любимый, — успокоила его я. — Все в порядке. Как бы там ни было, все будет хорошо.

Артур отвернулся, и мне не было видно его лица, но долгую минуту спустя он глубоко вздохнул и посмотрел на меня. Горькая ярость исчезла, и в его глазах снова сверкала искорка воодушевления, которая была мне так дорога.

— Я почти верил, что ты правильно к этому отнесешься, — сказал он полушутя.

— Попробую, — добродушно пошутила я, по-прежнему ничего не понимая.

Он прижал мою руку к своей щеке, потом мягко улыбнулся.

Цезарь, до этого нерешительно смотревший на нас, весело запрыгал, и мы повернули к лагерю и к свежей пище.

Я не могла предвидеть, что странный разговор имеет много общего с нашей настоящей жизнью. Подобно моему серому видению в Рекине, в котором Артур явился постаревшим, его сегодняшний гнев показался мне проявлением какой-то потаенной жизни, которая возникает туманной ночью и исчезает с началом теплого дня, и ты не знаешь, было ли это реальностью или просто сумасбродством. Я решила, что, чем бы ни был вызван гнев Артура, в будущем я не стану тревожить этот источник яда, а время, может быть, облегчит боль. А сейчас мне предстояли знакомство с новыми королями и еще одна ночь под звездами.

После обеда люди бродили между шатрами и кострами, сбиваясь в небольшие группки, беседуя и играя в азартные игры.

Военачальники мелких кумбрийских королевств неторопливо подходили к нам и останавливались, чтобы познакомиться со мной и засвидетельствовать свое уважение Артуру. Верховный король был любезен, но отчужден, под его учтивостью чувствовалось напряжение, и я заметила, что он больше слушает других, чем говорит сам.

Пеллинор некоторое время провел с нами, громким голосом и добродушием занимая людей, сидевших вокруг костра.

— Замечательный способ узнать о том, что происходит в другом месте, — сказал он после того, как пришел и ушел какой-то юноша с одной из прибрежных равнин. Новость, о которой говорили чаще всего, была связана с королем Пелламом, раненным своим же мечом, рана от которого еще не зажила. — Никто не может помочь ему, — зычный голос Пеллинора стал тише от благоговейного ужаса. — Кошмарный случай, рожденный страшным преступлением: А что случилось с человеком, нанесшим тот злосчастный удар?

— С Балином? — вздохнул Артур, и пламя костра внезапно зашипело. — Я слышал, что они с братом убили друг друга в схватке, не зная, с кем сражаются, а когда поняли, оказалось слишком поздно. Брат, убивающий брата… трагедия, от которой обрушиваются небеса, отступает море и земля разверзается от муки.

Артур заговорил словами старой веры, используя обороты, столь знакомые с былых славных дней. Он, без сомнения, тоже слышал эти слова в детстве. Мы сидели в молчании, испуганные силой, с какой судьба превратила жизнь человека в злую иронию. Я радовалась, что им не известна правда о Балине, потому что каждый кельтский воин мечтает оставить по себе славную память, даже если его конец трагичен. И кто я такая, чтобы порочить покойника?

Когда погасли костры, Артур встал, и мы вместе прошли к моему шатру. В темноте на лесных прогалинах, подобно волшебным фонарям, тлели отдельные лагерные костры, отбрасывая золотистые тени среди стволов старых деревьев. Вокруг каждого костра собрались люди, похожие на мотыльков, слетевшихся к свече, и иногда в ночной темноте раздавался короткий смешок или сонное восклицание.

— Они оказывают нам честь, госпожа, — торжественно сказал Артур, обводя рукой лагерь. — Пусть мы доживем до того, чтобы заслужить ее, — и мой жених церемонно кивнул, когда распахнул передо мной полог шатра. — Завтра будет длинный день. — Голос его был твердым, а тон сухим, и я почувствовала себя курицей, которую на ночь загоняют в курятник.

«Что с ним такое», — удивилась я, когда он резко опустил полог.

Я рассказала Бригит о внезапной вспышке гнева Артура, вызванной вопросом о сестре, и о его отчужденности в течение остального вечера.

— Ну что же, — сказала она, вынимая из моих волос обруч, когда я натягивала на себя одеяло. — Он похож на человека, больше привыкшего к походам и лагерной жизни, чем к галантному обхождению и молодым женщинам. И ясно, что он уделяет больше внимания вещам, более понятным ему и, в некотором смысле, более важным. В конце концов, не так уж приятно, когда твое свадебное путешествие неожиданно превращается в бесконечный совет и все тащатся за тобой по пятам, чтобы повеселиться на свадьбе. Может быть, он думает о делах королевства и не понимает, что временами становится резок.

Бригит, как обычно, нашла простое и разумное объяснение. Возможно, я преувеличила глубину его тревоги. Я благодарно улыбнулась ей, надеясь, что она права и завтра утром Артур снова повеселеет.