Тучи сгущаются

Торговый корабль, нанятый Пескилем в Нармсе, сумел добраться лишь до Миральта, и то с большим трудом. Дальнейший путь преграждали льды. Итарранскому головорезу и его соратникам предложили зимовать вместе с хрусталем, железной рудой, упоительно ароматными южными винами и цветными тканями, которыми был заполнен трюм корабля. Пока судно стояло в гавани и матросы чинили порванные паруса и обледенелые снасти, капитан не терял времени даром. Часть груза он сумел выгодно обменять на меха и тюлений жир, что весной обещало ему порядочный барыш в любом порту.

Выслушав предложение, Пескиль лишь презрительно хмыкнул. Он не хуже Лизаэра знал, что безделье портит солдат. Да и непозволительно торчать в заснеженном Миральте, когда принц Илессидский должен как можно быстрее получить важные известия. Поэтому на следующий же день Пескиль с отрядом пустились в дальнейший путь. Хотя этот путь и не пролегал через Орланский перевал, его нельзя было назвать приятным и даже сносным. Зимой только крайняя необходимость могла заставить людей пересекать заснеженные равнины Кармака. Постоялые дворы на дорогах встречались крайне редко. В столь же редких деревнях предпочитали иметь дело со знакомыми караванами. Чужаков на постой не пускали. Койки в закрытых каморках пустовали, а в соломенных тюфяках селились мыши. Взывать к здравому смыслу было бесполезно: здравый смысл местных жителей отличался от городского. С поздней осени и до весенних оттепелей в здешних краях приходилось рассчитывать лишь на имеющиеся припасы.

Привычные к тяготам походной жизни, спутники Пескиля, однако, успели возненавидеть нескончаемое завывание ветров и шелест снега, забивавшего каждую складку их плащей. Стук снежной крупы по обледенелым шлемам мог свести с ума кого угодно. Но еще хуже были ночи у походных костров. Время почти переставало течь. В небе заиндевело поблескивали равнодушные звезды. Из окрестных лесов доносился унылый волчий вой, заставлявший лошадей всхрапывать и тревожно бить копытами.

Когда отряд наконец добрался до Эрданы, самым сильным желанием Пескиля было вымыться в горячей воде. Последний раз ему удалось это сделать в Миральте. Будучи командиром, Пескиль имел привилегию платить за постой вполовину дешевле. Однако мэр Эрданы, узнав, что он союзник принца Лизаэра, проявил особое гостеприимство и отвел ему покои для гостей прямо у себя во дворце. Соратников Пескиля разместили в казарме. Понимая, что его бойцы заслужили отдых, командир выдал каждому некоторую сумму на выпивку и прочие городские развлечения.

Наконец-то Пескиль погрузился в большую медную лохань с горячей водой. От мыльной пены поверхность воды была белой, напоминая о ненавистных равнинах Кармака. Прикрыв глаза, командир на ощупь отскребал ступни своих неуклюжих ног с вывернутыми наружу пальцами. От морозов и грязи кожа на ступнях ороговела, и Пескиль испытывал странное наслаждение, сдирая омертвевшие куски. В дверь негромко постучали. Командир знал, что слуга должен принести бритвенные принадлежности, а потому хрипло бросил:

— Входи.

Но вместо облаченного в ливрею слуги к нему явились совсем другие посетители. Вернее, посетительницы. Нет, Пескилю не почудилось: зашелестели тонкие шелковые одежды, запахло изысканными духами и защебетали насмешливые женские голоса.

Женщины эти ничем не напоминали размалеванных и развязных красоток, которых иногда навещал Пескиль (в основном после какого-нибудь тяжелого и кровопролитного похода). Похоже, его удостоили визитом дамы из местной знати. Их кожа поражала белизной, а мягкие лайковые туфельки на изящных ножках позволяли ступать почти бесшумно. Волосы незнакомок были либо убраны в затейливые прически, либо обрамляли лица кокетливыми локонами. Многочисленные драгоценные камни, украшавшие платья из тончайшего шелка, чем-то напомнили Пескилю запеченные фрукты в пирогах, какие в Итарре обычно пекли на праздник солнцестояния.

Когда нежданные гостьи приблизились, Пескиль увидел, что две из них, черноволосые, совсем молоды. Командир не знал, что это любимые (и порядком избалованные) дочери эрданского мэра. Впрочем, рядом с рыжеволосой женщиной, которая возглавляла процессию, они казались служанками. Эта красавица была наряжена в платье, отделанное горностаевым мехом и золотистыми кружевами. Внизу перламутровый шелк ее наряда оканчивался золотистой каймой, перед этим незаметно перейдя в пену кружевных складок цвета морской волны. Кожа ее была прозрачной, как алебастровая ваза, а ресницы — чернее ночи. И даже не будь на ней великолепных нарядов, одним своим присутствием она, казалось воплощала замысел Эта-Создателя, повелевшего ей завладевать вниманием каждого мужчины.

Густо покраснев до складок кожи на костлявой шее, Пескиль торопливо убрал торчащие из воды ступни ног и выпрямился. Влажные ягодицы шумно ударили по днищу лохани, и она тут же загудела. Взбаламученная вода хлынула через край. Командир наемников был сейчас чем-то похож на… желток разбитого яйца.

Подобно тигрице, завидевшей добычу, странная гостья быстро обвела глазами жилистый, покрытый шрамами торс Пескиля. Она уже атаковала свою жертву силой красоты, заглушающей и усыпляющей разум. Теперь ее алые губы удивленно изогнулись. Пескиль инстинктивно опустил в воду и руки. Предводитель наемников попадал в переделки намного серьезнее этой, однако сейчас чувствовал себя волком, загнанным в угол сворой охотничьих собак.

— Приветствую вас, господин Пескиль, — произнесла Талита, давняя возлюбленная, а ныне официальная невеста принца Лизаэра Илессидского. — Весьма сомневаюсь, чтобы вы пустились зимой на другой конец Этеры из любви к путешествиям и руководствуясь желанием испытать эрданское гостеприимство. Да и охотиться за скальпами варваров сейчас не время. Я почти уверена, что вы привезли сведения о Повелителе Теней, и очень важные.

За окном серело подернутое облаками небо. Послышался крик караульного, потом дали сигнал к смене караула. Где-то поблизости рассерженная мамаша отчитывала свое чадо, явившееся домой с мокрыми ногами.

Талита обогнула образовавшуюся на полу лужу, облюбовала для себя громоздкий мягкий стул и подтащила его к шкафу, где лежало чистое белье Пескиля. Там она и уселась. Дочери мэра не переставали застенчиво хихикать. Потом старшая откуда-то извлекла цепочку с множеством ключей, нашла нужный и заперла дверь. Младшая, краснея от смущения, направилась к камину и сняла подогревавшиеся там полотенца.

— Я умею мыться сам и не просил, чтобы мне помогали, — выдавил из себя Пескиль, не узнав собственного голоса, похожего на скрип заржавленной кольчуги.

Узкие, с длинными пальцами, ладони Талиты замерли на коленях. Невеста Лизаэра посмотрела на Пескиля и улыбнулась. Ее медоточивая улыбка была основательно приправлена ядом.

— Представляете, от чего мы вас спасли? Мы заперли двоих слуг в одежной кладовой, а то бы они непременно явились сюда, чтобы тереть вам спину. Будем надеяться, что кто-нибудь услышит их крики и откроет дверь. Мне не нужны лишние разговоры. Болтливые слуги раззвонили бы по всему дому, что мы недурно проводим время в обществе простолюдина. Надеюсь, вы не захотите огорчать господина мэра и не станете рассказывать ему о нашей невинной проделке?

У Пескиля заходили желваки. Командир наемников не отличался болезненным честолюбием, но своим званием гордился и относился к нему ревностно. Оно было оплачено собственной кровью и подкреплено многолетним опытом, а не получено по чьей-то протекции. Госпожа Талита везде оставалась итарранкой, не брезговавшей подобными шутками. Вряд ли дочери мэра находились с нею в сговоре: девицы были слишком молоды и глуповаты для плетения интриг. Однако их быстрые взгляды ясно показывали, что новая игра им по вкусу.

В городах западной части Этеры знатные женщины не пользовались такими вольностями, как в Итарре. Пескиль знал об этом. Нет, он не был ярым поборником женского благочестия, но, находясь в чужих домах, умел соблюдать приличия и не собирался участвовать в дерзкой выходке, которая могла бы оскорбить мэра. Им с Лизаэром нужны союзники, а не враги. Пескилю было неловко видеть, с каким восторгом младшая дочь мэра разглядывает густую растительность на его груди. Командиру хотелось забраться в лохань по самый подбородок, но увы, это было невозможно. К тому же еще одна часть его тела болезненно напряглась, непроизвольно откликаясь на присутствие нескольких женщин.

Как-никак Пескиль был мужчиной, и кровь в нем еще не остыла.

Он скривил губы в усмешке, обдумывая абсурдную мысль: а что, если сейчас выскочить из лохани и выгнать незваную троицу? Талита, наверное, зайдется от смеха, да и дочки мэра обрадуются неожиданному зрелищу и вряд ли попадают со стыда в обморок… Бесполезно. Его перехитрили.

Пескиль прочистил горло, затем продолжил соскребать грязь с тела. Его мокрые волосы тряслись, будто расплетенная тесьма на галуне.

— Хотите узнать, зачем я здесь? — спросил он Талиту.- А я сначала хочу домыться. Верните мне мыло.

Вода, расплесканная Пескилем, вынесла мыльницу почти к самым ногам Талиты. Невеста Лизаэра нагнулась (по комнате поплыла новая волна ее духов), подобрала кусочек мыла и сердито швырнула в командира.

— Спокойнее! — крикнул ей Пескиль.

Ему не понадобилось вылезать из лохани, он обладал змеиной ловкостью и поймал мыло, едва приподнявшись.

— Должно быть, вы скучаете в Эрдане, — язвительно заметил он Талите.

— Вода не слишком горяча? — спросила она, пряча за ресницами свои бесстыжие глаза. — Если слуги плохо справляются со своими обязанностями, не стесняйтесь, говорите, что вам не нравится.

Пескиль чувствовал, что густо покраснел. По его рябому лицу струился пот. Командир не любил пустой светской болтовни, щедро усыпанной двусмысленностями, и не собирался вступать в навязываемую Талитой игру. Молчание — более действенное оружие. У Пескиля бешено колотилось сердце, однако он достаточно владел собой, чтобы не вступать в словесную перепалку.

Пусть эти особы хихикают и переглядываются. Им придется дожидаться, пока он не соскребет со своего израненного тела последний островок грязи. А потом они узнают, что он — грубый солдат, который не собирается покрывать их лживые проделки. Если после этого Пескиля вместе с отрядом выгонят из Эрданы, дочуркам мэра тоже достанется за их глупость. К тому же чем раньше он сумеет передать Лизаэру важные сведения, тем лучше.

Чувствовалось, что обеим темноволосым девицам стало не по себе от его упрямства. Талиту, наоборот, оно лишь раззадорило.

— Я не статуэтка, чтобы стоять на полочке и терпеливо ждать, — заявила она.

Женщина встала, распахнула шкаф и достала оттуда чистую полотняную рубашку Пескиля, которая почти не помялась от долгих странствий в седельной сумке.

— Вы везете Лизаэру сведения об Аритоне Фаленском. Значит, скоро будет война. Я не намерена отсиживаться здесь, когда мой жених поднимет армию и пойдет сражаться с Повелителем Теней.

Талита находилась почти рядом с окном. Рванув задвижку, она распахнула тяжелые створки и выбросила рубашку прямо на заснеженную крышу.

Почти сразу же холодный воздух был прорезан тревожным свистом караульного на парапете.

— Бесстыжая хищница!

Пескиль схватился за края лохани, вновь расплескивая воду по полу. От холодного ветра его кожа сделалась пупырчатой.

Талита усмехалась. Пескиль знал: этой распутной девке ничего не стоит выкинуть всю его одежду. Ей вообще наплевать на его гордость и достоинство. Еще немного, и о боевых шрамах его начнут болтать по всем казармам и дамским гостиным.

Командир был упрямым человеком, но не в ущерб здравому смыслу. А сейчас игра складывалась явно не в его пользу.

— Я не знаю, где прячется Повелитель Теней,- признался он Талите. — Но мне известно, что он побывал, в двух городах. Первый он наполовину разрушил, а во втором устроил взрыв и погубил семь ни в чем не повинных людей. По слухам, он двинулся куда-то на юг. Куда — толком никто не знает, потому что его следы оборвались.

Пескиль поджал губы. Его глаза, тусклые, словно болотная глина, были устремлены на Талиту. В каждой руке невеста Лизаэра держала что-то из походного гардероба командира, будто решая, какой наряд бросить в окно вслед за рубашкой.

— Я сказал вам все, — угрюмо пробурчал Пескиль. — О войне говорить рано. Ни один полководец не поведет армию наугад.

— Однако что-то заставило вас лично отправиться к Лизаэру, — возразила Талита.

Штаны Пескиля зацепились за конек крыши и затрепетали на ветру, как диковинное знамя. Дочери мэра давились от смеха, прикрывая ладошками рты. Талита игриво подцепила пальчиком вторую пару штанов и принялась методично выдергивать шнуровку. «Ни капли жалости,- подумал Пескиль.- Глядишь, не пощадит и полотенец, а потом повыбрасывает даже простыни с кровати».

— Так все-таки что? — допытывалась Талита.

— Одна простая причина: ваша итарранская знать слишком тяжела на подъем и слишком изнежена для зимних путешествий.

Пескилю вспомнились пустые, никчемные речи сановников, и в нем снова поднялась былая злость. Завеса пара скрывала от Талиты его рассерженное лицо. Не удержавшись, Пескиль бросил ей:

— Вдобавок я должен быть уверен, что послание не перехватят варвары, а ручаться я могу лишь за самого себя. К концу зимы я доберусь до Авенора. Завтра мой отряд покидает Эрдану. Если из-за снежных заносов мы не сумеем перебраться через Торнирские горы по Большой Западной дороге, придется двигаться через Тильский перевал.

— Какая дурацкая затея! — вырвалось у старшей дочери мэра.

Она стояла у двери, обхватив побелевшими пальцами ключ. Слова Пескиля чем-то встревожили девушку, и она обеспокоенно поглядела на Талиту.

— Госпожа Талита, перевал, о котором говорит этот безумец, ведет через Урочище Магов.

В западной части Этеры любой ребенок знал страшные сказания об Урочище Магов. Там обитали хадримы — крылатые огнедышащие драконы, некогда являвшиеся проклятием всего континента. Когда незримая преграда, возведенная магами Содружества, слабела или в ней вдруг появлялась брешь, города и селения гудели от новых кошмарных рассказов о караванах, ставших жертвами хадримов. Их огонь дотла сжигал людей, лошадей и повозки, оставляя в лучшем случае обугленные кости и кучи пепла.

— Должно быть, вы не знаете, что такое Тильский перевал, — обратилась к Пескилю старшая дочь мэра. — Если хадримы не растерзают вас своими когтями или не сожгут огненным дыханием, в Урочище Магов и без них полно опасностей. Там бьют горячие источники, и можно легко угодить в промоину. А иногда из горных расселин вытекает расплавленная лава. Она, как и дыхание хадримов, сжигает все на своем пути. Никто и ни за какие деньги не возьмется провести вас через Тильский перевал. Уж лучше застрять в Эрдане, чем сгинуть в тех местах.

— Мудрый совет, — ответил Пескиль, щуря глаза. — Если госпожа Талита думает, что мои бойцы будут сопровождать ее в Авенор, я готов с голым задом проскакать по всем крышам Эрданы, дабы доказать ей обратное.

— Вы все равно возьмете меня с собой, — упрямо заявила Талита.

Штаны Пескиля, раскачивающиеся на ее пальчиках, вылетели в окно, зацепились за флагшток парапета и тоже затрепетали на ветру. Талита даже не взглянула на своих перепуганных сообщниц. Интрига, разыгрываемая ею, отвечала лучшим итарранским традициям.

Пескиль с ненавистью смотрел на рыжую красавицу. В остывшей воде плавали хлопья мыла. Мыльными были и кулаки командира итарранских наемников. Пескиль сник и утратил весь свой боевой задор.

— Я вас не возьму,- прошептал он.

Талита выдержала его взгляд, только губы ее чуть дрогнули.

И вдруг Пескиля скрючило, словно от удара в живот. Любовь! Вот что двигало этой бесстыжей и своенравной красавицей. Любовь к Лизаэру. Пескиль мог убить Талиту, но убить ее любовь к принцу было невозможно.

В закрытую дверь постучали.

— Это мальчишка-брадобрей. Явился избавить вас от щетины, — сказала Талита и торжествующе усмехнулась. — Теперь нас обоих с позором выгонят из города. Господин мэр и так недоволен тем, что я дурно влияю на его дочерей.

«Вот здесь ты права», — подумал Пескиль, видя, как обе девицы оцепенели в ожидании развязки затеянной Талитой игры.

Будущая жена Лизаэра порывисто встала со стула и вытащила ключ из одеревеневших пальцев старшей дочери мэра. Открыв замок, она распахнула дверь настежь и встала с видом кошки, держащей в когтях мышь. Талите было приятно видеть, как молоденький слуга оторопело ойкнул и попятился назад.

— Как видите, я пощадила ваше постельное белье. Оцените мою щедрость, — проговорила она и залилась беззаботным смехом.

Пескилю от ярости хотелось скрежетать зубами.

— Хорошо, госпожа Талита. Я обещаю, что ваша задница от тряски в седле покроется такими мозолями, что смерть покажется вам желанным освобождением!

Брадобрей, выронив тазик и бритву, ретировался. Восхищенные дочери мэра с девчоночьей восторженностью обнимали Талиту, желая ей доброго здоровья и счастливого пути в Авенор. Пескиль размахнулся и швырнул размокший кусок мыла в окно, вслед за своей исчезнувшей одеждой. Ежась от сидения в чуть теплой воде, он подумал, что любой принц, решивший по собственному безумию жениться на знатной итарранке, вполне заслужил вместо тихого семейного очага кромешный ад и непрекращающуюся череду изощренных козней и интриг. Если начнется поход против Повелителя Теней, можно не сомневаться, что Лизаэр не засидится в Авеноре. Принцу просто необходима эта война, чтобы не спятить, живя с такой мегерой, и не дать законной супруге окончательно вцепиться своими коготками ему в глотку.

Первым звуком, который слышали подъезжавшие к Авенору путники, был звонкий, мелодичный перестук молотков. Он доносился из оружейных мастерских, наполнял собой воздух, не застревая в безлистных ветвях окрестных дубовых рощ. Измученная долгим и тяжелым путешествием, уставшая от причмокивания своей лошади и хлюпанья копыт по позднему снегу, госпожа Талита облегченно вздохнула. Она откинула отороченный мехом капюшон плаща, чтобы лучше видеть панораму новой столицы Лизаэра. Тем временем отряд Пескиля одолел последний подъем и въехал в узкую долину.

Вдали расстилалось море, забитое потемневшим льдом. На дюнах, словно клочья тряпок на соляной корке, белели стаи чаек. Сам город находился ближе, на высоком холме. Авенор встречал итарранских гостей незавершенными городскими стенами и дымом многочисленных печей, в которых обжигали кирпичи. «Человеческий муравейник»,- подумалось Талите.

Лицо невесты Лизаэра раскраснелось от ветра. Медно-рыжие волосы разметались по воротнику плаща. Талита оглядела скопище провиантских сараев, за которым стояло наспех выстроенное здание офицерского собрания. В разрыве туч блеснуло солнце, вычленившее из сероватой дымки башни будущей крепости, незаконченную облицовку крепостных стен и башенки над городскими воротами. Многие строения были возведены едва на треть или наполовину. Только одна башня могла похвастаться почти полной завершенностью: здесь оставалось лишь уложить черепицу на крыше. Слышались крики погонщиков. На ветру трепетали новенькие флаги. Глухо рокотал прибой. Отчаянно завизжала свинья, предчувствуя скорую гибель. Потом, перекрывая все эти звуки, до ушей Талиты долетели слова команды, поданной зычным офицерским голосом.

Даже в холодную, ветреную погоду авенорский плац не пустовал. Под командованием конного офицера солдаты бойко сворачивали походную кухню. Часть имущества уже была разложена на влажной земле, истоптанной множеством ног и конских копыт. Растяжки шатра дрогнули, и ветер обрадованно надул его парусину. Рядом уже стояли, готовые под погрузку, запряженные мулами телеги. Чуть поодаль конные арбалетчики упражнялись в стрельбе по мишеням. Конюхи уже держали ведра наготове и, едва всадники спешились, принялись смывать пену со взмыленных лошадей. Но если животным полагался отдых, стрелки, побросав луки и опустевшие колчаны, были вынуждены взять копья и продолжить упражнения в пешем строю.

Против Повелителя Теней выступит не просто многочисленная армия, а такая армия, где каждый солдат будет обучен всем тонкостям воинского искусства.

Пескиля сейчас куда больше занимало происходившее на плацу, однако он приблизился к Талите и поехал рядом с нею.

— Ну как, госпожа Талита? Не слишком уютное местечко? Я вас предупреждал: Авенор — это казарма, а не город в вашем представлении. Жизненные удобства остались в Эрдане.

Талита не ответила и даже бровью не повела. Только лошадь взмахнула гривой, чувствуя натянутые поводья. Негромко звякнули колокольчики. Талита пришпорила лошадь и легким галопом понеслась к подножию холма.

— Должно быть, у этой красотки шкура как у крокодила, — пробурчал поравнявшийся с Пескилем лейтенант. — Чтобы полтора месяца протрястись в седле и выглядеть так, словно выехала из дома на прогулку!

Талита не доставила дополнительных хлопот отряду Пескиля, хотя ее упрямое решение ни у кого не вызвало восторгов. Но путь из Эрданы в Авенор был нелегок сам по себе. Не раз путникам, попавшим в снежную мглу, приходилось двигаться наугад. Хадримы не встретились на их пути, зато итарранцев едва не погубили чудовищные морозы и голод. Оставив позади кошмары Торнирских гор, они еще две недели дожидались, пока разбушевавшаяся река Мелор войдет в берега. К счастью, отряд Пескиля сумел достичь Авенора еще до первой оттепели.

Выслушав слова лейтенанта, Пескиль сухо рассмеялся.

— Не знаю, откуда у этой рыжей бестии силы, но бедной лошадке сейчас досталось. Я видел, как она по самые копыта завязла в дорожной грязи. Теперь это уже не наша забота, а принца Лизаэра.

— Надо отдать Талите должное: она любит принца, — проворчал лейтенант. — Спешила к нему и ни разу не пожаловалась на трудности.

Тронув поводья, лейтенант осторожно поехал по непрочным островкам льда и вывернул на поле, где арбалетчики недавно стреляли по соломенным мишеням. В глинистой жиже копошилось несколько солдат. Они подбирали стрелы, пролетевшие мимо (таких было немного), и подсчитывали число попаданий.

Пескиль окинул недолгим взглядом мишени, и кустистые брови командира удивленно изогнулись. Скупой на похвалу, он все же одобрительно кивнул, а потом вернулся к прерванному разговору с лейтенантом.

— Ты не видел ее глаз. Эта стерва вовсе не рада скорой встрече с Лизаэром. Она чем-то рассержена. Ставлю три золотые монеты против твоих серебряных шпор: принца сегодня ожидают громы и молнии!

Самой Талите было ровным счетом все равно, что думают и говорят о ней. Путешествие закончилось, и она оказалась в удушающих объятиях своего брата, увидевшего ее еще издали. Талита с трудом выпуталась из них. Когда радостные восклицания кончились, Диган нахмурился.

— Что принесло тебя сюда?

За полтора месяца пути трудно было сохранить одежду в безупречном виде. Меховой подбой плаща Талиты свалялся, побурев от погодных стихий и лошадиного пота. Впрочем, эти пустяки ее тоже не волновали. Она вскинула подбородок и уставилась на брата, которого не видела целый год.

Диган похудел и возмужал. Щегольской наряд, украшенный драгоценными камнями, сменился кольчугой и кожаным камзолом. Лицо командующего еще более заострилось. Трудно было поверить, что когда-то этот человек страдал от праздного времяпрепровождения. В Авеноре, судя по всему, скучать ему было некогда.

— Боюсь, что мне теперь придется изучать премудрости военного дела, иначе нам с тобой будет не о чем говорить за столом, — сказала ему Талита. — Воплощение полководца, да и только. И хотя твоим молодцам буквально не продохнуть от муштры, ваша армия не поразила меня численностью. Или почти все ваши солдаты строят стены и башни?

— Ты угадала.

Взяв сестру под руку, Диган повел ее дальше, увлекая в пространство, где ратное ремесло вплотную соседствовало с ремеслом каменщиков и плотников. Под скрип телеги, нагруженной тесаными бревнами, Диган рассказал Талите о замыслах Лизаэра.

— Принц решил создать в высшей степени подготовленную армию и научить солдат всем тонкостям воинского искусства. Он считает, что это пригодится им в будущих сражениях. Ты бы видела лица наемников, когда они услышали, что их отправляют на строительство крепости, да еще под началом старшего по цеху каменщиков!

— И что же наемники? — с плохо скрываемой злостью спросила Талита.

Диган рассмеялся, и в его смехе сквозила непонятная горечь.

— Попробуй возразить Лизаэру! Его обаяние действует сильнее команд.

Диган обогнул бредущую куда-то козу, прошел мимо тележки с окаменевшим известковым раствором и увернулся от заманчивого приглашения толстой, неряшливой женщины, волосы которой украшали ярко-красные ленточки.

— Ты же знаешь, — продолжал он, обращаясь к Талите, — ради принца они станут хоть конюхами, да еще и насвистывать будут. Он нашел бы применение даже твоему острому язычку, сестрица. Не веришь? У тебя столько желчи, что она быстро бы очистила наши кольчуги от ржавчины.

Пара новобранцев остановилась с разинутыми ртами посреди мощеной дороги, словно никогда прежде парни не видали подобного чуда. Осторожно взяв Талиту под локоть, Диган повел ее к самому внушительному из всех деревянных строений.

— Не обращай внимания. Новички зеленые. Ничего, вскоре пооботрутся. Ты не думай, у нас не все солдаты строят стены и мостят дороги. Цвет нашей армии воюет. — Заметив недоуменный взгляд сестры, Диган пояснил: — В здешних краях торговые дороги не заносит снегом, и варвары этим пользуются. Облюбовали дорогу через Каитский лес и грабили все караваны подряд. Охрана не могла им противостоять. Вот мы и начали посылать караульными наших обученных солдат. Им полезно: никакой плац не заменит стычек с настоящим врагом. Торговцы делают отчисления в авенорскую казну — для нас это отнюдь не лишние деньги-и берут на себя содержание солдат.

— Какой расчет и какая скука!

Талита приподняла края забрызганного дорожной грязью плаща. Дощатые ступени крыльца были не чище.

— Принц Лизаэр, надо полагать, тоже сражается с варварами? — спросила она.

— Не угадала. Вообще-то я вел тебя к нему, — с чисто итарранской учтивостью ответил Диган, предчувствуя новые язвительные уколы. — Хотя, по правде говоря, мне нужно было бы немедленно отправить тебя назад в Эрдану.

Удар попал в цель: Талита буквально рассвирепела.

— Сестра, зачем ты приехала в Авенор?

Такой прямоты Талита раньше за ним не знала. Диган разглядывал ее лицо так, словно оценивал стоящего перед ним противника.

— Ты явилась, чтобы расторгнуть вашу помолвку? Талита улыбнулась, но ее душила ярость.

— Подожди и узнаешь.

В Итарре она ни за что бы не выдала своих истинных чувств, скрыв их за непроницаемой маской ледяной учтивости. Но Авенор — совсем другое дело, здесь еще не успели познать тонкости светских интриг.

Пальцы Дигана, обтянутые кольчужной перчаткой, замерли на дверной ручке; он словно колебался. Потом Диган резко толкнул дверь и ввел сестру внутрь. Вслед за ними в помещение проникли косые лучи солнца, слегка осветив лицо авенорского главнокомандующего. Сердясь и веселясь одновременно, Диган сказал:

— Давай, сестрица, покинь его, если сможешь. Талита не знала, как себя вести. Брат сильно изменился, и ей приходилось приспосабливаться на ходу. Чувствуя за спиной его дыхание, она остановилась в сумраке передней.

— Подожди, Диган. Нам нужно поговорить. Диган упрямо шагнул в темноту.

— О чем? Если ты приехала заявить о разрыве ваших отношений, сделай это побыстрее. Я не буду становиться на твоем пути.

Сумрак пах воском и конским потом. Узкий шерстяной ковер был мокрым от растаявшего снега и грязи. Чувствовалось, что по нему ходят много и часто. Полы настилали наспех, из полусырых досок. За это время они успели высохнуть и покоробиться и теперь громко скрипели даже под легкими шагами Талиты.

При виде закрытой двери впереди Талита почувствовала, как бешено заколотилось сердце, и отступила в сторону, однако Диган крепко держал ее руку. «Открытия на каждом шагу,- удивилась про себя Талита.- Что же так изменило брата?» Но сейчас было не время искать разгадку. Отчеканивая каждое слово, она сказала:

— Диган, я приехала сюда вместе с отрядом итарранских наемников. Хочешь знать, кто их командир? Твой старый друг Пескиль.

Диган замер. Металл его кольчуги отозвался каким-то странным, заиндевелым звуком. Протянув руки, он схватил сестру за плечи и привлек ближе. Черные глаза Дигана вновь впились ей в лицо.

— Пескиль… здесь? Но я не видел их знамен. Эт милосердный, что случилось?

Повелитель Теней! Никто из двоих не произнес его имени, однако этого и не требовалось. Талита язвительно улыбнулась. Что, братец, куда исчезла твоя прыть?

— Почему бы тебе не отправиться в Итарру и не спросить у верховного правителя, зачем он послал сюда Пескиля?

Талита не переставала удивляться, насколько изменился ее брат всего лишь за год. Прежний Диган обязательно сказал бы в ответ что-нибудь едкое и колючее, не дав сестре торжествовать победу. Сейчас же на его лице, знакомом Талите с раннего детства, не отражалось ничего, кроме решимости. Главнокомандующий авенорской армией молча прошел мимо сестры. Рукоятка меча глухо ударялась о кольчугу, и этот звук смешивался с отчаянным скрипом половиц. Диган распахнул входную дверь и скрылся за нею. Талиту обдало волной холода.

Она осталась одна в сумраке узкого коридора. Талита стояла, закусив губу, не зная, как ей быть дальше. Брат угадал: она проделала этот неблизкий и нелегкий путь в Авенор, чтобы отказаться от брачного обязательства, данного ею Лизаэру Илессидскому. Это только говорят, что любовь от разлуки крепнет. Слишком уж затяжной становилась их разлука, и Талита устала ежедневно бороться с одиночеством и болью души. Но при этом она не нуждалась в опеке старшего брата; ум, обаяние и чисто итарранская изворотливость всегда помогали ей добиваться желаемого.

Из-за закрытой двери доносился голос. Похоже, говорящий кому-то что-то диктовал. Врожденная гордость не позволяла Талите опуститься до любопытства служанки и подслушивать. Она расправила рукава плаща, помятые Диганом, подошла к двери и взялась за грубо сработанную ручку.

Дверь бесшумно распахнулась.

Из широких окон лилось предзакатное солнце. Помещение казалось даже слишком богато убранным для походного лагеря: на полу изысканный нармсский ковер, украшенные шпалерами стены; под прямым углом к письменному столу располагался шкафчик, инкрустированный перламутром, и две резные скамьи, отделанные черным деревом. Густо пахло пергаментом книг и свитков, а также разогретым воском. Вся обстановка комнаты говорила о том, что ее хозяин — человек богатый и наделенный властью. На скамеечке возле очага примостилась бархатная шапочка пажа. Письменный стол, заваленный свитками, освещали два массивных канделябра. За столом сидел мальчишка-паж. Над ним склонился Лизаэр, светлые волосы которого почти касались головы пажа.

— Увы, у нас до сих пор нет писца, и это нас никак не оправдывает, — говорил мальчику принц. — Но суть не в этом. Любой паж должен уметь складывать и запечатывать послания. Умение далеко не лишнее, поверь мне. Сегодня ты паж, а через какой-нибудь десяток лет тебе придется повелевать людьми.

В ответ мальчишка что-то робко пролепетал.

— Работа трудна и скучна лишь до тех пор, пока не научишься ее делать.

Рука совершенных очертаний, словно высеченная искусным скульптором, протянулась туда, где стояли чернильница и серебряный стаканчик с перьями. Лизаэр взял из открытой коробки геральдическую ленточку с цветами Тайсанского королевства и продолжил свои терпеливые наставления.

— Приложи сюда… теперь сюда,- говорил принц, и улыбка на его губах была способна разорвать сердце. — А теперь сделай узел… В прошлый раз у тебя не получилось, потому что ты действовал одной рукой. Возьмись обеими и постарайся не смазать королевскую звезду.

Лизаэр подал мальчишке тяжелую медную печать со звездой и королевским гербом Тайсана. Талиту поразило, с каким усердием паж принялся заново выполнять нелегкое для него задание. В это время Лизаэр выпрямил плечи и поднял голову. Талита невольно зажала ладонью рот.

Солнечный свет золотил его волосы. Канделябры освещали суровое, почти аскетичное лицо. Талита забыла, насколько он красив; память не могла удержать черты его лица. Потом она увидела знакомые синие глаза и едва не зашаталась. Лизаэр встретился с нею взглядом, и Талита замерла, перестав дышать.

Вопреки ее ожиданиям, наследный принц Тайсана был одет вовсе не так, как Диган. Его одежду украшали золотые пуговицы и цепь из жемчужин и мелких сапфиров. На нем был бледно-голубой бархатный камзол, надетый поверх рубашки из тонкого шелка. Лизаэр везде оставался принцем. Повелителем. Властителем человеческих душ.

Вся суровость его лица мгновенно растаяла в ослепительной улыбке.

— Талита!

Лизаэр буквально перемахнул через стол, едва не загасив свечи. Раньше, чем хотелось бы Талите, он оказался рядом и сжал ее в объятиях. Потом сильные руки, скрытые под изящной одеждой, подняли женщину в воздух, закружили и осторожно опустили на пол. Пламя, бушевавшее у Лизаэра внутри, охватило и ее. Она почувствовала, как у него тоже заколотилось сердце. Пальцы принца утонули во влажном горностаевом воротнике ее плаща, а губы прикоснулись ко лбу невесты.

— Любимая моя, знала бы ты, как я хотел тебя видеть. Вчера я отправил гонца с письмом к тебе. Я назначил день нашей свадьбы.

Весь гнев Талиты зашатался и рухнул, словно хлипкая стена.

— Что? — только и могла прошептать она.

— Мы поженимся, когда расцветут сады.

Лизаэр зачаровал ее своим взглядом. Талита стояла с раскрытым от удивления ртом. Принц воспользовался ее замешательством и крепко поцеловал в губы. «Давай, сестрица, покинь его, если сможешь»,- вспомнила она слова Дигана.

Сейчас, когда Лизаэр держал ее в своих объятиях и лицо его раскраснелось от любви и страсти, эти слова казались пустым звуком. И недавняя решимость Талиты таяла, как воск на огне.

Лизаэр оторвал свои губы от ее губ, оставив свою невесту в полной растерянности.

— Эт милосердный, да ты совсем ослабела. Неудивительно, после такой дороги. Одни эти жуткие перевалы чего стоят.

Продолжая говорить, Лизаэр усадил невесту на мягкие подушки скамьи. Улыбнувшись пажу, принц отправил мальчишку за подогретым вином и свежими лепешками. Потом он бережно взял руки все еще ошеломленной Талиты и осторожно сжал в своих.

Только теперь она увидела, что ладони ее жениха загрубели и покрылись мозолями (поводья, эфес меча и древко копья отнюдь не делали кожу нежной). Только теперь ей стали заметны впалые щеки и усталость в глазах. Однако решимость Лизаэра выполнить его главное предназначение оставалась прежней. И, подобно первому льду, сковывающему бурлящие воды, разум возобладал над чувствами принца. Лицо его вновь посуровело.

— Дорогая моя, ты просто великолепна. Уверен, что мои лучшие офицеры до сих пор трут глаза и не могут понять, видели ли они тебя подъезжающей к Авенору или им это почудилось. Но что заставило тебя покинуть Эрдану, да еще зимой?

Говорить правду Талита не собиралась. Пока она подыскивала слова для ответа, из коридора послышался гнусавый голос Пескиля, и это избавило ее от необходимости отвечать.

Лизаэр отошел от скамьи. Синими искрами сверкнули его сапфиры. Пламя свечей опять качнулось, и на шпалерах заплясали угрюмые тени. Принц, нахмурившись, сам открыл дверь.

Ему сейчас было не до Талиты, но Лизаэр не забыл о ней, и она ощущала на себе теплую волну его обаяния. Вошедший вместе с Диганом Пескиль коротко приветствовал Лизаэра и так же кратко, по-военному, сообщил ему о безобразиях, учиненных Повелителем Теней в двух городах на восточном побережье.

Лизаэр внимательно слушал, не позволяя себе гневных возгласов. Однако, зная принца, Талита видела, что он разъярен. Заходящее солнце окаймляло его профиль и играло на золотистых кружевах рукавов.

— У меня нет письменных подтверждений случившемуся и каких-либо посланий от правителей обоих городов, — поспешил добавить Пескиль. — Но во всех слухах упорно упоминаются Джелот и Алестрон. Трудно поверить, чтобы эти вести целиком оказались ложными.

Глаза Лизаэра сердито блеснули.

— Ошибки тут быть не может. Джелот и Алестрон — портовые города, что облегчает отступление. И характер действий знакомый: бездумное разрушение и невинные жертвы. Это явно был Фаленит.

Лизаэр глотнул воздуха.

— Как только прекратятся зимние штормы на море, мы отправим торговые корабли в Джелот и Алестрон, чтобы разузнать все на месте. Наконец-то я получил довод, который подействует на тугодумные и неповоротливые тайсанские гильдии. Повелитель Теней смертельно опасен, но пока в этом убедились только города Ратана.

Пескиль сжал рукой свои видавшие виды ножны и хитро усмехнулся.

— Не все в Тайсане неповоротливы и тугодумны, ваше высочество. Эрдана уже готова предоставить вам триста солдат.

Лизаэр воодушевленно похлопал итарранского командира по плечу.

— Отличная новость, Пескиль!

Затем принц уселся за стол, взял чистый лист пергамента и размашисто написал несколько строк.

— Нельзя терять время. В ближайшие дни мы должны успеть очень многое. Кстати, Пескиль, вы заработали вознаграждение. Я объявил, что первый, кто принесет мне известие о Повелителе Теней, получит тысячу королевских монет.

— Лучше приберегите это золото для уплаты жалованья солдатам, — возразил покрасневший от смущения Пескиль. — В каком состоянии ваша армия? Солдаты готовы к войне?

— Более чем готовы, — вмешался в разговор Диган. — Нам достаточно лишь приказать, и они выступят хоть против самого Даркарона.

— Распутица не задержит нас надолго, — добавил Лизаэр.- Треть наших сил уже находится в Каитском лесу, где они сражаются против варварских кланов. Мы спешно отправим туда гонца. Эти отряды смогут первыми двинуться на восток.

Подготовка к походу против Аритона уже целиком завладела вниманием Лизаэра. Он попросил Дигана срочно созвать всех старших офицеров и авенорских сановников. Внезапно, обернувшись, принц увидел гневные глаза Талиты, ощутившей себя брошенной и забытой.

— Тебе, наверное, хочется отдохнуть после всех тягот пути, — сказал он своей невесте.

Талита почувствовала себя певчей птичкой, попавшей в силок. Тем не менее она выдержала пристальный взгляд Лизаэра. Принц подметил все: от сбившихся волос до забрызганной грязью одежды. Нет, под тяжестью невеселых известий, сообщенных Пескилем, он не забыл о своей невесте.

— Понимаю, тебе непременно нужна служанка. Мой паж проводит тебя в другое помещение и принесет туда еду. Я прикажу конюшенному растопить очаг, и пожарче. Ты хотя бы поешь и согреешься, а я тем временем подыщу для тебя служанку.

Талита порывисто отодвинулась.

— Нет, ваше высочество, благодарю вас. Тебе нужно сейчас думать о другом — как расправиться с Аритоном. Это важнее. Я останусь там, где сижу.

— Как хочешь, — растерянно произнес Лизаэр.

Он осторожно намотал на палец ее рыжий локон. Нежность принца не была наигранной.

— Думаю, ты не откажешься подкрепиться и переодеться. А потом возвращайся. Ты права. Это эрданский мэр привык считать своих женщин безмозглыми куклами. Но здесь не Эрдана.

Лизаэр улыбнулся, хотя лицо его оставалось по-королевски суровым.

— На празднике весеннего равноденствия тебя провозгласят авенорской принцессой. Неужели ты могла хоть на секунду поверить, что я забыл о тебе? Ответственность за судьбу городов Этеры — наша общая судьба. И твое место на военном совете — только рядом со мной.

Принц ее обыграл! У Талиты не находилось ответных слов. Она подобрала полы плаща и, склонив голову, молча вышла из кабинета. Очутившись за дверью, она сразу же почувствовала упадок сил и, ослабевшая и дрожащая, прислонилась к шершавым доскам стены.

— Самое уязвимое звено в вашей армии — это снабжение провиантом,- услышала она голос Пескиля. Слова итарранского командира вылетали, как горошины из лопнувшего стручка. — Сколько опытных солдат вы сможете отрядить для охраны караванов?

Доводы Пескиля были вполне убедительны: если Лизаэр выберет Итарру местом сбора своей армии, ему вначале предстоит долгий путь по землям Тайсана, где города пока не торопятся встать на его сторону. Армию на марше необходимо чем-то кормить. До нового урожая еще очень далеко, а это значит, что добывание провианта потребует обдуманных шагов и тонкой дипломатии. Здесь возможны любые недоразумения, но что бы ни случилось, Лизаэру ни в коем случае нельзя терять будущих союзников.

— Вы правы, нам нужно быть крайне внимательными, — согласился Лизаэр. — Только когда мы вступим в пределы Ратана, можно рассчитывать на полное понимание.

Посовещавшись еще, все трое пришли к выводу, что большую часть армии придется оставить в Авеноре до середины весны. К тому времени появится зеленая трава, и это сразу снизит потребность в фураже. Дороги успеют просохнуть, и воловьи повозки уже не будут вязнуть в грязи, как сейчас.

— Диган утверждает, что ваши солдаты готовы, — вмешался Пескиль. — Меня интересует другое: насколько они обучены?

Похоже, Лизаэр ждал этого вопроса.

— У нас на регулярной службе находится четыре тысячи солдат. До заката еще не менее часа. Почему бы нам не пойти на плац? Там вы своими глазами увидите, насколько обучены авенорские солдаты.

Талита забыла о том, что подслушивать ниже ее достоинства. Опять появилось нечто более важное, чем ее любовь, и она должна потесниться. Умом она понимала: выследить и уничтожить Повелителя Теней просто необходимо, Лизаэр все равно не успокоится, пока Аритон не будет мертв. Сердись не сердись, но это так.

Невеста Лизаэра понуро двинулась туда, где ее ждали пища и тепло очага. Вслед ей донеслись последние слова Пескиля:

— Ваше высочество, я не сомневаюсь, что вы можете послать свою армию хоть в Ситэр и она вернется оттуда с победой. Преграды на вашем пути можно пересчитать по пальцам. Но известно ли вам, где именно находится сейчас Повелитель Теней?

— Доверяйте моему предвидению,- с непоколебимой уверенностью ответил ему Лизаэр. — Когда придет время выступить в поход, я буду точно знать, где его логово.

Встреча

В маленькой гавани Мериора «Черный дракон» выглядел грифом, неожиданно попавшим в гнездо зяблика. Покачивающиеся на приколе рыбачьи лодки и мелкие суденышки казались игрушечными. Судно капитана Диркен загородило от них солнце. Джирет Рыжебородый стоял на палубе. Жгучее южное солнце сделало его лицо темно-бронзовым, и кожа на обгоревшем ястребином носу шелушилась. Джирет приноровился счищать ее маленьким ножичком, которым обычно подрезал себе ногти; он и сейчас держал этот ножичек в руке. Казалось, Рыжебородый просто глазеет по сторонам. Однако матросы, плывшие с ним зимой из залива Бурь, предпочитали держаться от него подальше. У этого парня были холодные глаза и крутой нрав. Если кто-то попадался ему под горячую руку, он не церемонился. Вот и сейчас сквозь маску внешнего спокойствия зримо просвечивало владевшее им нетерпение.

Стая чаек шумно взмыла вверх, потревоженная появлением шлюпки. «Наконец-то!» — с облегчением вздохнул молодой варвар. Под дружные взмахи весел и пенные брызги шлюпка пристала к подветренному борту «Черного дракона».

Кроме капитана Диркен и матросов, в шлюпке больше не было никого.

— Значит, в деревне его нет, — раздраженно бросил Джирет.

Ножик с силой вонзился в дерево перил.

— Нет, — коротко ответила Диркен. Капитан сердито вскинула голову, тряхнув черной косой.- И нечего корежить мои перила. Если твой принц не умеет выполнять обещания, они тут ни при чем. Можешь залить досаду элем. У меня в трюмах его достаточно, чтобы ты упился до состояния рогожного куля.

Поймав канат, брошенный ей с корабля, Диркен подтянула шлюпку к самому борту. Кривая сабля, раскачиваясь из стороны в сторону, ударяла по обшивке судна. Чувствовалось, что Диркен раздосадована не меньше Джирета.

Появление странной женщины, наряженной в мужские бархатные штаны до колена, красную рубаху и яркую жилетку с перламутровыми пуговицами, взбудоражило сонную рыбачью деревушку и породило множество самых нелепых слухов. Правда, Диркен было ровным счетом наплевать на все слухи. Главное — Аритон Фаленский не выполнил своего обещания.

Мериор произвел на нее удручающее впечатление. Глухое местечко, где можно лишь всю жизнь тупо выходить в прибрежные воды и ловить рыбу. Одинаковые убогие хижины. Почти пустой рынок, забитый бочками с протухшей на солнце рыбой; между пальмами натянуты плохонькие рыбачьи сети; глухо позвякивают глиняные талисманы, якобы отпугивающие ийятов от улова. Джирет был не лучшего мнения о Мериоре. «И почему господина угораздило выбрать местом встречи именно эту дыру?» — не переставал спрашивать себя Джирет.

Шлюпка покачивалась у борта. Матросы подняли весла и ждали дальнейших распоряжений капитана. Речь Диркен была полна яда.

— Чтоб у твоего принца-бахвала расцвел на заду «шлюхин горошек»! Если он не держит слова, я ведь тоже могу распорядиться по-своему. С принцевым добром я и мои матросы заживем не хуже толстопузых правителей!

Джирет отступил в сторону, пропуская поднявшуюся на палубу Диркен.

— Ты хоть разузнала, где искать принца Аритона? Губы Диркен скривились в презрительной усмешке.

— Невелика тайна. Он в Инише. Так мне сказала какая-то здешняя девка. Отправился, видите ли, исполнить какое-то обязательство.

— Ты поплывешь туда?

Джирет не столько спрашивал, сколько требовал ответа. Диркен пожала плечами.

— Если не поплыву, ты что, попрешься туда пешком? И потащишь все его добро на своем горбу? Не знаю, какая муха тебя укусила, да только не стоит твой принц такого внимания!

Ветер играл тесемками короткой куртки Джирета и трепал колючую рыжую бороду. В его орехово-карих глазах отражалось южное небо, однако Диркен показалось, что этот странный парень видит сейчас совсем иную картину. Капитан нетерпеливо звякнула ножнами сабли. Джирет Валерьент, граф северных земель Ратана, словно очнувшись от забытья, произнес:

— Если бы не мой господин, меня бы сейчас не было в живых.

— А раз ты живой, так убери свою игрушку, пока не задел кого-нибудь.

Диркен терпеть не могла высоких слов. Обернувшись, она задала трепку гребцам.

— Что рты поразевали? Я не глазеть вас нанимала. Поднимайте шлюпку на борт, и поживей!

— Значит, мы плывем в Иниш, — ухмыльнулся Джирет, и не подумав убирать кинжал. — И не говори, что ты делаешь это, жалея мою спину.

— Да чтоб и на твоей спине вырос «шлюхин горошек»! Диркен злобно поглядела на Рыжебородого.

— Твой высокородный дружок не оставил мне карт южного побережья. Так что, если не хочешь в равноденствие кормить собой крабов на рифах, моли Эта, чтобы в Шад-Дорне мы разжились хоть паршивой, но картой.

Глаза Диркен, казалось, вот-вот воспламенят воздух. Повернувшись к матросам, капитан разразилась потоками отборнейшей брани, требуя лезть на мачты и поднимать паруса.

И «Черный дракон» на всех парусах, подгоняемый игривыми попутными ветрами, поплыл на юг. Берег превратился в золотисто-зеленую полоску. Когда ветер менял направление и дул с суши, на палубе пахло цветущими деревьями и разогретой сосновой смолой.

Шаддорн встретил их шквалистым ветром, проливным дождем и высокими волнами. Торговые суда сгрудились в тихих водах гавани, словно вареные крабы, брошенные на засол в бочку.

— Тоже мне капитаны!

Сердитая и промокшая Диркен спустилась к себе в каюту и сбросила плащ.

— Глупцы до мозга костей! И трусы! Чуть ветер подул, дождь припустил — и все. Сбились в кучку, точно стадо испуганных баранов.

Здесь Диркен пришлось временно прервать свою гневную тираду, поскольку кок принес ей миску с горячим супом.

— Надо же! У них нет «карт на продажу»! Капитан с размаху погрузила ложку в суп, разбрызгав его по краям.

— Все это вранье! Они не могут мне простить, что я обскакала их в эльтаирских гаванях и сбила им цены. Теперь хотят отыграться любым способом.

Но как ни злилась Диркен, а драгоценные дни были потеряны. Чтобы не рисковать понапрасну, она приказала свернуть нижнюю часть парусов. «Черный дракон» превратился в скорохода в цепях. Впередсмотрящие зорко вглядывались в прибрежные воды, дабы избежать встречи с рифами и не посадить корабль на мель. С наступлением темноты приходилось вставать на якорь. Диркен, словно пантера, расхаживала по палубе и скрежетала зубами. Джирет проклинал жаркий и влажный южный воздух, от которого плесневела одежда и ржавело оружие. Он не позволял себе думать о собратьях по клану. Вести о том, что случилось в Джелоте, наверняка уже достигли Итарры, и все эти месяцы, пока он разыскивал Аритона, ратанские города готовились к войне.

Наконец погода сжалилась над ними. Снова подули попутные ветры, и «Черный дракон», не отваживаясь удаляться от берега, увереннее поплыл в направлении Южной Гавани. Город этот втиснулся между прибрежными холмами и дубовыми рощами — предвестницами Селькийского леса. Над остроконечными крышами города стоял дым многочисленных смолокурен. Диркен еще не бывала в этих краях и легко могла заблудиться в лабиринте лавок и лавчонок улицы, которая, естественно, называлась Портовой. Однако местный матрос, которому капитан швырнула серебряную монету, взялся проводить ее туда, где торговали картами. Прицепив к поясу кривую саблю и добавив к ней небольшой арсенал кинжалов и ножей, Диркен сошла на берег. Матросы провожали ее тоскливыми взглядами: их суровая женщина на берег не пустила, велев чинить истрепанные ветрами паруса.

На Портовой улице было шумно и людно. Между грохочущих телег сновали торговцы, предлагавшие тыквенные сосуды и корзины. Телеги везли гранит из эльсинских каменоломен. Вслед за ними ленивые мулы тащили повозки, нагруженные шелками из Ачаза и морскими раковинами из Тельзена, которые охотно покупали мебельщики. Возле верфи в сточных канавах плавали щепки. На распорках, словно скелеты драконов, высились остовы будущих кораблей. Под навесами трудились стеклодувы, рядом торговали змеиным ядом, фруктами и вонючим сыром. Сюда же санпаширские пастухи привезли молодых грациозных козочек.

Отпихивая локтями уличных мальчишек, клянчащих «денежку», Диркен наконец достигла лавки, где торговали картами, и шумно ввалилась внутрь. За столом, в окружении гусиных перьев и пузырьков с разноцветными чернилами, сидел тщедушный, похожий на гнома старик. Его слезящиеся глазки с неподдельным любопытством уставились на странную посетительницу. Потом старик вдруг заулыбался в обвисшие усы.

— Должно быть, ты пришла за картой южного побережья. Тебе ведь нужно плыть в Иниш?

Диркен сурово посмотрела на старикашку, но тот лишь покачал изъеденным молью гусиным пером.

— Думаю, ты единственный капитан женского пола во всей Этере. Ошибиться тут невозможно. Месяц назад молодой хозяин прислал письмо и деньги, попросив меня начертить для тебя карты.

Старик нагнулся и стал шарить под столом, отбрасывая в сторону линейки, мотки бечевки и негодные перья. Наконец он извлек оттуда свиток пергамента, перевязанный ленточкой.

— Вот тебе карта, милая дама. Передай от меня благодарность твоему учтивому хозяину.

— Чтоб ему подавиться волосатыми яйцами Даркарона! — топнула ногой Диркен. — У меня нет хозяев. Я по чистой случайности оказалась в твоей лавке!

— Напрасно ты на меня сердишься, — невозмутимо ответил ей старик.- Человек, заказавший для тебя карту, переполошил всех, когда пришел на наши верфи и объявил, что ему нужны лучшие корабельные мастера. Там кричали погромче, чем ты. Но он все равно добился того, чего хотел. Так ты берешь карту?

Диркен осторожно взяла свиток, будто он был насквозь пропитан отравой. Не простившись со стариком, она вышла на улицу. Там она потрясла свиток, и из него выпала записка. Диркен сразу узнала четкий, уверенный почерк Аритона, ведь это он учил ее грамоте. Принц писал, что задолжал местной верфи, и просил отдать им два сундука с золотом и серебром. Сундуки нужно будет доставить в контору, помещавшуюся неподалеку от строения, занимаемого портовыми властями.

— Ловко придумали, ваше высочество, — чужими руками своих вшей выкуривать! — процедила сквозь зубы Диркен. — Нет уж, принц Ратанский. Изволь-ка сам платить свои долги.

Очевидно, Аритон отправил письмо не только картографу, но и владельцам верфи. Когда Диркен вернулась в гавань, она увидела лодку, привязанную к якорному канату ее корабля. В лодке сидел человек в ливрее.

Можно догадаться, какие чувства испытывала капитан, видя, как сундуки с золотом и серебром покидают борт «Черного дракона». Потом лодка отчалила, и первым, кто попался Диркен на глаза, был Джирет. Он беззастенчиво восседал на крышке рундука, в котором хранились морские карты.

— Дейлион тебе в задницу! — выругалась Диркен.- Твой господин всегда так обстряпывает свои делишки? Хитер, как ворюга!

Джирет, точивший меч, даже не поднял головы и лишь пожал плечами. «А ведь этот — глазом не успеешь моргнуть, как полоснет мечом», — подумала капитан. Стоит только заикнуться, что у нее нет желания плыть в Иниш. Чем-то они с ним похожи. От этой мысли Диркен ехидно рассмеялась.

— Можешь не волноваться, я доплыву до Иниша. Хотя бы ради того, чтобы высказать твоему выскочке-принцу все, что я о нем думаю.

Глотнув воздуха, Диркен вызывающе добавила:

— И тебе скажу, граф ты там каких-то земель или нет. Мой рундук с картами — не место твои железки точить. Пока не слезешь, мы будем торчать в этой вшивой гавани.

«Черный дракон» дошел до Иниша накануне праздника весеннего равноденствия. По давней привычке встали так, чтобы в случае чего можно было быстро сняться с якоря и уйти. На сей раз Диркен не понадобилось потчевать своих матросов отборной бранью: не успела она и глазом моргнуть, как они уже успели свернуть паруса и спустить на воду шлюпки.

— Откуда у них такая прыть? — изумился Джирет, стоя на палубе и разглядывая гавань. — Что ты им пообещала?

Прислонившись к грот-мачте, Диркен смачно обгладывала жареную баранью ногу. Услышав вопрос, она простодушно улыбнулась.

— Всего-навсего берег, где есть таверны и можно недурно поразвлечься, разыскивая твоего дорогого принца.

— Не так уж мало! — со смехом согласился Джирет. — Жаль, что я не смог отправиться вместе с ними. Забавно было бы взглянуть, как твой первый помощник начнет крушить головы местным забулдыгам.

— Моли Эта, чтобы обошлось без потасовок.

Диркен прикрыла свои серые глаза, что-то пробормотала вполголоса и по матросской привычке швырнула обглоданную кость в сторону берега (неудивительно, что гавань Иниша кишела лоснящимися крысами).

— Должна тебе сказать: нынче у моего помощника совсем не радужное настроение. От жары у него жуткий зуд и прыщи на его мужском достоинстве. Сам понимаешь: с такой игрушкой к милашкам не пойдешь. — У самой Диркен настроение тоже было далеко не радужным. Облизав бараний жир с пальцев, она заявила: — Когда мы разыщем твоего принца, мы вытрясем из него ответ, почему он слинял из Мериора. Ишь, обязательство у него в Инише! А перед нами, значит, нет обязательств? Мне вовсе не улыбалось тащиться сюда. Такому судну, как мое, на юге грузов не найти. Мой корабль здесь нужен не больше, чем дохлой шлюхе — колокольчик!

— Не мне судить, почему мой господин покинул Мериор,- отозвался Джирет. Им вновь овладевало нетерпение. — Но его высочеству вряд ли понравятся вести с севера, которые он от меня услышит.

— Ты еще разревись у меня на плече! — огрызнулась Диркен. — Тысячу раз проклинаю тот день, когда твой господин пересек мне дорогу.

Матросы со смехом и скабрезными шутками прыгали в шлюпки. Одна за другой лодки понеслись к берегу по оранжево-красным от предзакатного солнца водам.

Джирет остался стоять на палубе. Гордость не позволяла ему отсиживаться в каюте, хотя он прекрасно понимал, чем рискует. Хорошо еще, что на соседних кораблях не слышали его разговора с Диркен. Четкая, ясная речь сразу бы выдала в нем уроженца клана, что давало городским властям право казнить его без суда и следствия. Он оперся о влажные перила палубы. Ледяное спокойствие было лишь маской, за которой он прятал свои тревоги. Джирет вертел в руках поцарапанный, видавший виды кинжал. Оружие это досталось ему в качестве трофея: семь лет назад варвар снял его с пояса головореза, которого убил, мстя за гибель своих родных. Рыжебородый водил пальцем по острой кромке лезвия. Интересно, сохранился ли у Аритона Фаленского простенький детский ножик, который тогда он отдал принцу на память?

Оранжево-красная гладь воды подернулась рябью. Почти у самого устья реки стояла водяная мельница. Лопасти ее колеса, поймав солнечный свет, ярко вспыхивали, будто были сделаны из блестящей слюды. Преследуемый крикливыми чайками, пролетел большой баклан. Ветер доносил с берега пряный запах корицы. Цвет воды вокруг стоящих кораблей незаметно изменился и стал почти лиловым. Уличная торговля в прибрежной части Иниша постепенно затихала. Монотонное пение грузчиков сменили свистки, какими обычно созывают матросов с местных барж и баркасов. Лаяли собаки. В сумеречном небе порхали ласточки-береговушки. Поскрипывали колеса ручных тележек, грохотали последние повозки, груженные бочками с элем. Рабочий люд торопился домой, но вовсе не затем, чтобы сесть возле очагов или завалиться спать. Вскоре они появятся снова: принаряженные, веселые, с факелами в руках. А на улицах уже успели поставить и теперь разжигали громадные жаровни. Под их медным брюхом потрескивали дрова, разбрасывая снопы шаловливых искр. На улочках, где располагались увеселительные заведения, зажглись масляные фонари. Вскоре желтые точки засветились и на палубах кораблей. Темные прибрежные воды покрылись причудливыми бликами.

Окна башен городского замка сияли ярче портового маяка. Зазвенели лиранты и бубны уличных певцов. Наступил любимый в Инише праздник — день весеннего равноденствия. Время шумного, неистового веселья и буйства огней.

На палубе «Черного дракона» огней не зажигали. Джирет ходил взад-вперед, словно тигр, запертый в клетку. С наступлением темноты он острее почувствовал, что находится во вражеском стане. Праздничная суматоха не приуменьшила опасности, просто никто не догадывался, что совсем рядом может находиться проникший в город «варвар».

Нарочито громко хохотали портовые девицы. Им вторили хриплые мужские голоса. Взрывы хохота доносились и из балагана, где давали кукольное представление. Кое-кто из гребцов уже порядком нагрузился. Лодки сталкивались бортами, весла сдирали краску и мяли медную обшивку, но сейчас это вызывало не ругань, а пьяный смех. Иниш праздновал на суше и на воде.

Джирету вспомнились праздничные весенние костры его детства. Он на мгновение представил, какие торжества могли бы происходить сейчас в Страккском лесу, не будь тогдашней бойни и не получи Аритон проклятия Деш-Тира. Потом, спохватившись, оборвал мысленную картину. Нечего думать о том, чего уже никогда не будет.

Со стороны кормы к «Черному дракону» приблизилась лодка, битком набитая подгулявшими горожанами. Послышался громкий, визгливый смех, замелькали фонари. Гребцы стали колотить по медным пластинам погрузочной линии, требуя откупного.

— Эй, хозяин! Если сам не хочешь веселиться, мы это сделаем вместо тебя. Слышишь? Кинь нам пару-другую монет, а не то мы поднимемся на борт и устроим веселье прямо на твоей палубе.

Джирет отпрянул от перил, сжимая в руке кинжал. Он не решился прогнать даже этих пьяных гуляк. Невзирая на праздник, его вполне могли схватить. Замучить варвара насмерть — чем не потеха?

Люди в лодке продолжали колотить веслами и кричать. Джирет молил Эта только об одном: чтобы остаться в живых и успеть сообщить своему господину о замыслах Лизаэра.

— Что это еще за выводок ийятов? — послышалось из недр корабля.

На палубу вылез грузный кок. В его мясистых руках был зажат суповой котел. Нагнувшись, толстяк угрюмо взглянул вниз. Гуляки поочередно прикладывались к бурдюку с вином и обсуждали, кто полезет первым. Добровольцев не нашлось, тогда они решили бросить жребий.

Джирет помахал коку своим кинжалом. Тем временем внизу двое молодцов, которым достались короткие соломинки, всерьез готовились к поднятию на борт.

— Камнями обвешаны, а еще отступного требуют. Совести у них нет, — вполголоса произнес Джирет.

Кок обернулся к нему и подмигнул.

— Убери свое лезвие, парень. Нам оно не понадобится. Сейчас мы им устроим праздник. У нас не постоялый двор, и наша Диркен гостей не любит.

Подняв котел, кок проворно опрокинул его, вывалив содержимое вниз.

Вначале раздался вскрик, потом вопль. Жирный суп с глухим стуком плюхнулся в лодку. Этот звук мгновенно заглушили отчаянные проклятия. Лодка рванулась прочь. Видимо, кто-то из гуляк сообразил, что обстрел горячим и выразительно пахнущим супом может повториться. Один из молодцов не устоял на ногах и свалился за борт. Он орал и колотил руками по воде, запутавшись в своих нарядах, как в водорослях. Кок с неподдельным интересом наблюдал за происходящим.

— Давай побьемся об заклад, — предложил он Джирету. — Как по-твоему, сколько он еще будет барахтаться, пока догадается скинуть свою дурацкую шляпу?

Джирет молчал. Нервы его были напряжены, будто туго натянутая арбалетная пружина. В это время с горе-пловцом поравнялся грузовой баркас.

— Ну вот, сбил нам все удовольствие, — проворчал кок. С баркаса гуляке кинули веревку и велели крепко держаться.

— Давай поменяем условия. Ставлю пять серебряных монет на то, что этот болван не удержит канат и утопнет по дороге, — предложил кок.

Джирет вновь промолчал. В окружающем гвалте, среди множества голосов, долетавших с палуб кораблей и берега, его чуткое ухо безошибочно уловило знакомый голос.

Впрочем, и кок тоже вовсе не был увлечен наблюдением за незадачливым гулякой.

— Смотри-ка! Шлюпка, которую послала Диркен, возвращается!

Корабельная шлюпка быстро проскользнула мимо освещенного баркаса. Матросы перестали грести, и шлюпка своим ходом плавно подошла к «Черному дракону». Отставив котел, кок сбросил вниз канат. Вскоре матросы вылезли на палубу, ругаясь, что им не спустили веревочный трап. Но даже ворчание не могло скрыть, насколько они довольны.

— Любезная Диркен, достаточно было послать на берег записку, и меня бы разыскали.

Голос был прежним, но звучал несколько по-иному, будто все эти годы Аритон специально учился говорить так, как принято в городах. И еще одну особенность сразу же подметил Джирет: голос его господина звучал куда беззаботнее, чем тогда, в Страккском лесу.

Диркен громко расхохоталась.

— Дельный совет, принц. Только я помню «Трехпалую чайку», а потому велела своим матросам притащить тебя сюда хоть на аркане.

— Пусть будет по-твоему.

Аритон Фаленский взялся за канат, готовясь подняться на палубу. Он и не догадывался, кто еще слушал сейчас его слова. Смеясь, принц продолжал:

— Не скрою, на моих слушателей появление команды «Черного дракона» подействовало не хуже колесницы Даркарона. Однако я выполнил все свои обещания, и меня больше ничто не держит в Инише. Думаю, я все же не зря пробыл в этом городе.

Аритон взялся за канат и легко поднялся на едва освещенную палубу. Сначала Джирет увидел знакомые черные волосы, а затем и знакомые черты лица, совсем не изменившегося за эти семь лет.

Протиснувшись сквозь толпящихся матросов, Джирет опустился на колени и склонил голову перед тем, кого в последний раз видел у могилы своих погибших родителей.

— Приветствую вас, ваше высочество наследный принц Ратана.

Время остановилось.

Пальцы Аритона вцепились в перила. У него перехватило дыхание, будто плечи ему придавил невыносимо тяжелый груз. Парень, стоящий перед ним, казался ему призраком, облекшимся в плоть. Лицо Джирета неузнаваемо изменилось, но на нем лежала все та же неизгладимая печать горя. Веселого настроения как не бывало. Вместе с Джиретом к принцу явилось напоминание об иных обязательствах, куда более тяжелых, чем те, что привели его в Иниш.

Аритона обожгло пронзительной болью. Потом внутри что-то словно лопнуло, и боль сменилась неподдельной радостью.

— Джирет! — воскликнул Повелитель Теней.

Обхватив его запястья, Аритон поднял молодого варвара с колен. Он помнил его двенадцатилетним мальчишкой, а теперь обнаружил, что юноша успел перерасти своего принца на две головы.

— Эт милосердный! Каол должен тобой гордиться. Ты теперь совсем похож на своего отца.

Джирет заморгал. Как и Аритона, его захлестнула волна радости. И не только от встречи с наследным принцем. Главное, за эти годы принц ничего не забыл.

— Ваше высочество, к концу года я достигну совершеннолетия. Я прошу оказать мне милость и, не дожидаясь этого времени, принять меня к себе на службу. У меня есть для вас важные известия, но я хочу сообщить их, уже будучи вашим подданным.

С этими словами Джирет протянул Аритону кинжал — тот самый, что хранился у него со времен кровавой бойни в Страккском лесу.

Такого на палубе «Черного дракона» еще не видели. Диркен вытянула шею. Матросы приутихли. Аритон принял кинжал. Тонкие пальцы, еще не остывшие после струн лиранты, коснулись лезвия. Каждый удар, нанесенный когда-либо этим кинжалом, каждая рана в чьем-то теле обожгли Фаленита. Прошлое не умерло, и сейчас, вопреки своему желанию, Аритон его пробудил.

— Почту за честь, граф Валерьент, — сказал он Джирету. Совершенно равнодушный к тому, что ритуал требовал уединенности (правда, матросы перестали галдеть и с любопытством уставились на диковинное зрелище), потомок верховных королей Ратана, наследный принц Аритон Фаленский опустился на колени перед своим будущим подданным. С пронзительной четкостью выговаривая каждое слово (не зря Халирон учил его искусству дикции), Аритон произнес традиционную клятву наследного принца своему подданному, которого отныне брал под покровительство. Клятва заканчивалась словами:

— И за принесенный тобой дар верного служения, за твою верность мне, знай же, граф Джирет Валерьентский, покровительство, оказываемое тебе, будет продолжаться до моего последнего вздоха, до тех пор, пока в моих жилах остается хоть капля крови. И да будет Даркарон мне свидетелем. Я возвращаю тебе этот кинжал. Возьми его как знак моего доверия, а вместе с кинжалом прими и мое искреннее благословение.

Джирет помнил: когда семь лет назад Аритон приносил такую же клятву его отцу, наследный принц едва держался на ногах от измождения. Сейчас Повелитель Теней был полон сил. Улыбаясь, он поднялся с колен. Судьба соединила его и Джирета еще тогда, после страшной бойни в Страккском лесу. С этой минуты их узы стали несравненно крепче. И только Аритон и Джирет знали о магической силе, скрытой в словах древней клятвы. Ни Диркен, ни матросы об этом даже не догадывались.

Местом разговора с Джиретом Повелитель Теней избрал штурманскую рубку «Черного дракона», куда самым дружеским тоном пригласил и Диркен.

Капитан оставалась холодной как камень. Ей очень хотелось уйти, однако что-то удерживало ее в рубке. Стоя в пролете узкой лестницы, Диркен спросила:

— А как быть с этим толстым пророком? Мои ребята наткнулись на него в одном веселом местечке. Если надо, я могу послать за ним своего помощника.

Аритон выбрал себе место возле иллюминатора. За стеклом переливался огнями праздничный Иниш. Услышав вопрос, Фаленит махнул рукой.

— Есть дела поважнее Дакара. К утру я так и так собираюсь покинуть Иниш. Пусть еще понежится в своей стихии.

Появившийся юнга поправил фитили в висячих лампах и бесшумно скрылся за дверью.

Наконец-то Джирет смог как следует рассмотреть своего господина. Аритон и в самом деле ничуть не изменился с того дня, когда они расстались в Страккском лесу. Джирет запомнил его изможденным и осунувшимся (впрочем, тогда так выглядели все уцелевшие бойцы деширских кланов). Нынче принц был воплощением спокойствия и самообладания. Молодой Валерьент разглядывал изысканный наряд менестреля с украшениями из серебра и оникса, шелковую рубашку с манжетами, доходящими почти до самых ладоней принца. Тогда они были покрыты мозолями. Сейчас мозоли оставались лишь на подушечках пальцев — неизбежные спутники музыканта. Джирет снова вспомнил про подаренный Аритону ножик. Интересно, на что бы он сгодился в теперешней жизни принца? Для лиранты ножик был бесполезен. Да и едва ли принц сохранил этот подарок.

Трудно было поверить, что когда-то этот худощавый человек, словно рожденный для музыки и песен, силой магии безжалостно расправлялся с итарранской армией, спасая деширские кланы от полного истребления.

Граф Валерьентский сел напротив, в своей простой куртке из некрашеной кожи. Нелепая в городе, в лесу такая одежда позволяла бойцу ничем себя не выдать. Даже тесемки были подобраны так, чтобы случайно не сверкнуть на солнце и не зашелестеть от ветра. Орехово-карие, с крапинками, глаза Джирета безотрывно глядели на принца, а по возмужавшим плечам вились локоны рыжих волос. Такие же волосы были у его покойной матери.

Диркен не стала садиться. Она уперлась спиной в выступ переборки и сжалась, словно кошка, которой не удавалось целиком спрятаться от дождевых капель. Ей было не по себе от этой встречи и начавшегося разговора. Сдерживая закипавшую внутри злобу, Диркен слушала слова Джирета, переносившие Аритона туда, куда ему отчаянно не хотелось попадать снова.

— Ваше высочество, Лизаэр собирает силы, чтобы двинуться на вас войной. Он ни на один день не прекращает своих приготовлений. Вопреки всем стараниям Каола, вести о джелотских событиях достигли Итарры.

— Молву не остановишь,-сдержанно ответил Аритон. В свете масляных ламп его зеленые глаза казались почти черными. Самообладание давалось ему все труднее.

— Скажи мне, Джирет, какой ценой вы купили эти несколько месяцев неведения? Сколько людей погибло?

Джирет понял: принц спрашивал не о погибших бойцах кланов.

Молодому Валерьенту стало тяжело выдерживать устремленный на него взгляд, но он был настоящим сыном своего отца и не дрогнул.

— Об этом надо спрашивать Каола. Когда я отправлялся вас искать, на севере еще не знали о Джелоте. Сейчас разговор не об отдельных погибших. Армия Лизаэра угрожает гибелью моим соплеменникам и вашим подданным. Я хочу знать, можем ли мы рассчитывать на вашу помощь. Тогда будет ясно, скольким из нас удастся выжить.

Джирет умолк, стиснув под столом тяжелые кулаки. Чувства, бушевавшие внутри, не прорвались наружу.

— Сначала я хотел бы до конца выслушать твой рассказ, — тихо проговорил Аритон, угадавший состояние юноши. — Ты проделал долгий путь и вполне заслужил мое полное внимание. Прошу тебя, говори все, о чем собирался сказать.

Джирет проглотил слюну, затем с деланой небрежностью пожал плечами.

— Клянусь памятью своего отца: я так и знал, что вам не понравятся мои новости. Увы, у меня нет других. Госпожа Манолла шлет вам свое предостережение. В Авеноре усиленно муштруют солдат, обучая их всем видам боя. Это основная сила Лизаэра, которую можно быстро увеличить за счет наемников. Каол прикинул, что города Ратана сумеют выставить против вас тридцать пять тысяч солдат.

Аритон побледнел и наконец-то дал выход накопившейся ярости.

— Так слушай же, граф Джирет. Говорю тебе здесь и сейчас, и других слов по этому поводу ты от меня не услышишь. Когда начнется война, я не хочу, чтобы ратанские кланы выступили на моей стороне. Не знаю, удастся ли вообще избежать кровопролития. Если нет, на земле Ратана все равно не должно пролиться ни капли крови.

— Значит, пусть невинных людей убивают где угодно, только не в твоем королевстве? — не удержавшись, вмешалась Диркен. — Эт милосердный, у тебя что, мозги отшибло? Такая громадная армия и без сражений пожрет все вокруг себя. Тридцать пять тысяч!

Аритон даже не обернулся.

— Никакая армия не может маршировать по морю. Но даже если она погрузится на корабли, сумеет ли вражеский флот догнать меня, попав в завесу теней? Поддержка Лизаэра зависит от городских гильдий. Долго ли они согласятся понапрасну тратить деньги на поимку беглеца, который исчезает, когда ему вздумается? Если я сумею все надлежащим образом устроить, войны вообще не будет.

— Это правда. Скрыться ты можешь, хотя и не без трудностей, — согласилась капитан. — Но не век же тебе прятаться по океанам. Или ты думаешь, что «Черный дракон» будет плавать под королевским флагом Ратана и возить тебе провиант?

— Не угадала, — быстро возразил Аритон. — Я не намерен рисковать чужими кораблями. В Мериоре будет временная верфь, где я построю свои. — Он хитровато улыбнулся. — Помощь «Черного дракона» понадобится мне лишь в самом начале, и то для перевозки леса и посланий. И за эту помощь я предлагаю исключительно высокую плату.

Диркен обхватила локти — верный признак того, что она так просто не согласится, если вообще не откажется наотрез. Не дав ей вставить ни слова, Аритон попросил Джирета рассказать все, что тот знает о происходящем в Итарре.

Джирет старался говорить ровно и бесстрастно, хотя сообщаемые им новости были тревожными. Еще до отъезда в Авенор Лизаэр сумел своей ловкой дипломатией связать все ратанские города союзническими обязательствами. Джелотские события лишь подогрели старые страхи. Итарранская знать и сановники снова почувствовали, что не могут спать спокойно, пока Повелитель Теней разгуливает на свободе.

Джирет ничего не скрыл и не преуменьшил существующей опасности. Обрисовав состояние дел в Итарре, он все же добавил:

— Ваше высочество, верным вам кланам сейчас очень тяжело. Облавы наемников начинаются весной и длятся до поздней осени. Леса, где раньше мы чувствовали себя более или менее спокойно, теперь стали опасными. Итарранцы добрались уже и до Хальвитского леса. Тамошние кланы вынуждены скрываться в пустошах Даон Района. Головорезы побаиваются древних развалин и паравианских призраков и не суются туда. Правильнее сказать, пока не суются.

В штурманской рубке стало тихо. Джирет разглядывал собственные ладони и ждал, что скажет его господин. Диркен, сама не зная зачем, развязала тесемки на манжетах своего камзола и завернула рукава. В подмаргивающем свете ламп блеснули шрамы на запястьях. Время шло. Аритон молчал. Даже воздух загустел от этой напряженной тишины. Под шелест ветра корабль покачивался на якоре. Праздник, бушующий совсем рядом, казался чем-то далеким и ненастоящим.

Наконец Джирет поднял голову, и его глаза встретились с глазами Аритона. Повелитель Теней словно ждал, когда же подданный решится выложить все тревожные новости. Джирет не выдержал:

— Да, ваше высочество, есть еще кое-что. Алестронский правитель, герцог Брансиан Бридионский, согласился бы лишиться всех своих богатств, только бы заполучить голову мага, разрушившего его арсенал. Герцог повелел схватить злоумышленника и повсюду разослал его приметы. Сходство с вами настолько велико, что Лизаэр может сыграть на этом и получить из Алестрона подкрепление.

— А братья Бридионы, если на них надавить, выставят не менее пятнадцати тысяч солдат, — без всякой улыбки закончил мысль Аритон. Он сцепил пальцы, блеснули серебристые тесемки на его манжетах.- Тут нет никакого секрета. У Бридионов столько золота, что они вполне могли бы заселить наемниками все пустующие земли Восточной Халлы.

Джирет невольно усмехнулся, хотя ему было не до смеха.

— Конечно, я мог бы сразу догадаться, что взрыв в арсенале — ваших рук дело.

От матери Джирет унаследовал острую интуицию и привычку смело высказывать свои мысли напрямую. Он понимал: терпение принца не беспредельно — и все же сказал:

— Ваше высочество, у вас наверняка есть свои соображения по поводу алестронского арсенала. Но династия Бридионов — клановая. Они не отдали Алестрон под чужую власть. К ним стоило бы относиться как к возможным союзникам. Особенно в вашем положении.

— Мне не нужны союзники! — почти закричал Аритон. — На этот раз я не хочу, чтобы кланы ради меня проливали кровь и теряли лучших своих бойцов. Мне нужны корабли и два года времени, чтобы их построить.

— Уж конечно, Лизаэр даст тебе эти два года! Диркен вовсе не хотела встревать в чужой разговор, но все-таки не удержалась.

— Я в портах разного наслушалась. Так знай: имя Фаленита произносят как проклятие.

Аритон резко обернулся к ней. Его брови удивленно изогнулись, затем на лице мелькнула злорадная улыбка.

— А ты что думала? Что после Джелота я лишь странствовал по тавернам и за гроши распевал песенки? Ты привезла мне груз, посланный Маноллой из Тайсана. Он поможет мне сбить спесь с Лизаэра и разрушить его замыслы. А теперь слушайте, как я собираюсь распорядиться этим богатством.

Аритон говорил короткими, емкими фразами. Отстраненность, которую вначале еще пытался сохранять Джирет, сменилась пристальным вниманием. Он заметил, что на пальце его господина нет фамильного кольца с гербом Ратана, но не решился спросить, куда оно исчезло. А Диркен не могла отвести глаз от изящных рук Аритона и его длинных, тонких пальцев музыканта. Задним числом ей было стыдно, что в свое время она позволила себе обойтись с ним как с преступником и приковать к перилам палубы.

Никогда еще капитан «Черного дракона» не слышала такого обстоятельного рассказа о замыслах, продуманных до мелочей. По спине у нее бегали мурашки, а сама она стояла, приоткрыв рот… Во время своих путешествий с Халироном Аритон исколесил Ратан вдоль и поперек. Все, что он видел, крепко оседало в его памяти, всесторонне обдумывалось и оценивалось. Он знал каждый поворот на ратанских дорогах; знал каждую ложбинку, где вражескую армию могла подстерегать засада; каждый холм, на гребне которого можно разместить дозорных. Он знал города своего королевства, их правителей, сановников, гильдии и одной-двумя фразами мог обрисовать сильные и слабые стороны каждого из городов. Неудивительно, что Джирет называл его своим спасителем. Лизаэр Илессидский был об этом человеке совсем иного мнения — недаром он собирал и готовил армию, чтобы поймать и казнить Аритона. Заслуживал ли принц такой участи? Диркен даже мысленно не решалась вынести приговор. Она вдруг вспомнила предостережения Безумного Пророка, когда они плыли в Фэрси. Тогда слова Дакара показались ей пьяными бреднями. Но кем бы ни был этот толстый забулдыга, он говорил сущую правду.

За время, проведенное в учении у Халирона, Повелитель Теней успел не только постичь тонкости искусства менестреля. Он создал поразительно густую и разветвленную сеть поставщиков информации. Сведения стекались на постоялые дворы и в портовые таверны. Там их передавали посыльным Аритона, а те, записав, отправляли ему. Каждый из его доверенных людей знал лишь свой круг обязанностей и не представлял себе всего масштаба агентурной сети. Для большей безопасности направляемые Аритону письма проходили через несколько рук.

— Если любезная Диркен согласится доставлять мне такие послания, я буду заранее знать обо всех замыслах Лизаэра, — подытожил свой рассказ Аритон. — А если он решит выступить раньше срока, твои кланы, Джирет, легко смогут перерезать пути снабжения его армии. Я тем временем успею построить корабли и уплыть. И грозная армия Лизаэра начнет таять, как снежный сугроб на солнце.

Диркен уперлась руками в стол.

— Получается, ты даже не держишь злобы на всех этих солдат, что готовы расправиться с тобой? — с плохо скрываемым восхищением спросила она. — Горе нам всем, если потом жизнь заставит тебя думать о них по-другому.

— Ты права, — согласился Аритон и нетерпеливо спросил: — Так ты принимаешь мое предложение? Я заплачу любую цену, какую назовешь.

— Выбирай не выбирай, придется соглашаться, — ответила Диркен. — Чем скорее ты уплывешь подальше от Этеры, тем лучше. А то, глядишь, власти зацапают под военные нужды все корабли.

Диркен заговорщически усмехнулась.

— Только денежки я хочу получить вперед. Всякое бывает. Вдруг тебе не повезет или тебя убьют. Да и корабли, случается, тонут. Я хоть не останусь внакладе. «Черный дракон» бросит якорь в какой-нибудь тихой бухточке и переждет тяжелые времена.

— Как скажешь.

Аритон встал и учтиво распахнул дверь штурманской рубки.

— Не угодно ли спуститься в трюм и выбрать то, что тебе по душе?

Каждый ящик и тюк были снабжены биркой с номером и скрупулезно занесены в опись. В тусклом свете висячего фонаря Аритон и Диркен протискивались между ящиками с фальгэрским хрусталем, заботливо укутанным в солому. Ящики были добротные, с железными накладками и печатями гильдий. Тут же громоздились тюки с тонкими шелками и удивительно красивыми шпалерами, скатанные нармсские ковры, густо пересыпанные цветками лаванды для отпугивания моли. С ними соседствовали бронзовые светильники, увенчанные колпаками из выдувного стекла. Особняком стояли бочки с винами и деликатесными настойками. И снова ящики, теперь уже с глазурованной посудой; и опять бесподобные шелка и узорчатое полотно.

Диркен, довольная выгодным предложением, уперлась бедром в винную бочку и мотнула головой, откинув назад свою черную косу.

— А что ты станешь делать с остальным добром?

— Продам на рынках Иниша. Вырученных денег хватит на мою маленькую флотилию.

Аритон провел пальцами по одному из ящиков и вдруг оторопел:

— Да это же итарранские печати!

— А вы не знали, ваше высочество? В трюм спускался Джирет.

— Что я должен был знать? Аритон шагнул ему навстречу.

На элегантном одеянии менестреля темнели пятна сажи. Аритон хмуро и вопросительно поглядел на Джирета.

— Манолла писала, что передает мне эти сокровища, дабы помочь разрушить замыслы Лизаэра. Я вовсе не хочу, чтобы она и ее люди пострадали от авенорской армии. Такого Лизаэр ей не простит. Если бы не крайние обстоятельства, я бы не принял ее дара.

— Дара? — переспросил Джирет, пробираясь между ковровыми тюками.- Ваше высочество, когда я встречался с кайденом Тайсана, она утверждала, что возвращает сокровища, по праву принадлежащие ратанской короне. — Он хищно улыбнулся в рыжую бороду. — Все, что вы здесь видите, находилось в обозе Лизаэра Илессидского, когда он двинулся из Итарры в Авенор. Но на Орланском перевале решили, что путешествовать лучше налегке, и избавили его от лишнего груза.

— Да уж, «лишний груз»! — засмеялась Диркен. — Даркарон тебя побери, наследный принц! Ты и впрямь умеешь добиваться того, что задумал. Знал бы Лизаэр, куда уплыло его добро. — Она оборвала смех и вздохнула. — Жаль только, что тебе не взять на абордаж время. Говоришь, тебе нужно два года? Хорошо, если у тебя будет один. И то сомневаюсь.

Ответом ей была лучезарная улыбка Аритона.

— Это меня не удручает, любезная Диркен. Пусть Лизаэр собирает себе армию хоть в Авеноре, хоть в Итарре. Пусть муштрует ее, вооружает, тратит громадные деньги на прокорм. Но даже при его ненависти ко мне он не отправит несколько десятков тысяч солдат неведомо куда. Чтобы меня уничтожить, вначале он должен меня найти. А поиски, скорее всего, будут долгими и немало его развлекут.

Повелитель Теней потянулся, снял фонарь с крюка и махнул им в сторону лестницы, ведущей наверх.

— А что, Диркен, не прихватить ли нам с собой бочонок, на котором ты так удобно устроилась? Выпьем, как старые друзья, за наше с тобой выгодное соглашение и за столь желанную для меня свободу.

Сделка

Тайсанские вишни уже отцвели. Горы белых и розовых лепестков устилали землю. Ветер вздымал их вверх, туда, где реяли боевые знамена. Он щедро осыпал лепестками мундиры всадников и повозки с провиантом, что выезжали из северных ворот Авенора, оставляя глубокие колеи в истоптанной и измятой черной земле. Город отпраздновал день весеннего равноденствия, потом свадьбу наследного принца. Наступили будни, и с ними вернулась главная забота авенорцев — приготовление к войне против Повелителя Теней.

Госпоже Талите — ныне законной жене Лизаэра — оставалось лишь стойко выдерживать эту горячую, суматошную пору, связанную с началом похода. Днем она редко видела мужа. Иногда Талита замечала его в окружении старших командиров и советников где-нибудь возле арсенала или склада. Бывало, ей и вовсе не удавалось увидеть Лизаэра, ибо он, запершись в кабинете, совещался с сенешалем и другими сановниками. Диспозиционные уложения, списки и описи, большие и малые заботы, связанные с обеспечением армии на марше, — все это разрасталось день ото дня и казалось Талите бесконечным.

Молодоженам принадлежали только ночи, проводимые в тишине спальни на верхнем этаже башни. Лежа в объятиях мужа, Талита пускала в ход все свои любовные чары, только бы разжечь в нем огонь страсти, чтобы пламя желания поглотило барьеры, возведенные холодным, дисциплинированным разумом. Потом наступали блаженные минуты. Талита таяла от ласк Лизаэра, чувствуя, как теперь тот же огонь разгорается в ней самой, чтобы выплеснуться взрывом любовного слияния, заставлявшего заглохнуть и ее разум. Это был их мир, и Талита зорко стояла на страже семейной крепости. Где-то там, далеко, оставались молодые офицеры, у которых было слишком много честолюбия, но слишком мало боевого опыта. И тяготы передвижения по скверным, еще не до конца просохшим дорогам тоже не допускались в крепость молодых супругов. Пусть авенорская казна сильно истощена, а для перевозки провианта и имущества через Инстрельскии залив требуются дополнительные деньги, Талита, словно кориатанская колдунья, приказывала всем этим заботам замереть до утра.

Однако она была не в силах изменить судьбу. Как бы ни любил ее Лизаэр, главная цель принца оставалась прежней: расправиться с Повелителем Теней. Только тогда он мог обрести настоящий душевный покой.

Треть авенорского гарнизона уже находилась на марше, двигаясь в качестве охраны караванов. Остальные две трети лихорадочно продолжали оттачивать на плацу воинское мастерство, и так доведенное до умопомрачительного совершенства. Талита с ужасом ждала времени, когда луга покроются яркими цветами. Птицы весело примутся строить гнезда, зато их с Лизаэром супружеское гнездышко, которое она могла бы сделать таким уютным, опустеет. Едва дороги окончательно просохнут, последние отряды покинут Авенор. И тогда ее прекрасный, обожаемый супруг скроется в облаках дорожной пыли.

Но пока что боевые трубы молчали, и наступавшее утро не было последним перед разлукой. За окном гасли звезды, теснимые зарей. Защебетали птицы; их первые, еще сонные трели перекликались с шагами часовых на парапетах. Талита повернулась на другой бок и, не открывая глаз, опустила под одеяло руку. Лизаэра рядом не было.

Его сильные руки ответили ей. Только почему он поднялся? Еще так рано, а в ней опять нарастает желание.

Утренний холодок проник под теплое одеяло. Талита поежилась. Лизаэр прикоснулся губами к ее затылку и прошептал:

— Любовь моя, это утро я не смогу провести с тобой. Талита повернулась к мужу, ощутив локтем замшевую поверхность его камзола. Он успел одеться!

— Солнце еще не вставало. Куда ты в такую рань? И почему на тебе этот камзол, а не шелковая рубашка?

Любовное томление сменилось тревогой.

— Куда ты собрался?

Вместо ответа Лизаэр стал ее целовать, наполняя вялое, обмякшее тело новым огнем. Наконец Талита не выдержала и порывисто скинула простыни. Желание захлестывало ее, и она ожидала привычного завершения. Однако Лизаэр словно растворился в глубине спальни.

Скрип кожи и позвякивание шпор подсказывали, что принц решил в это утро обойтись без помощи слуги. Предваряя тревожный вопрос жены, он заговорил сам:

— Там, откуда я родом, есть давний обычай. Чтобы показать свою силу и ловкость, король по весне отправляется в лес и убивает дикого кабана. Любовь моя, я решил не нарушать этого обычая, и сегодня я поеду на охоту.

— Ты с ума сошел! — Талита выпрямилась и села, завернувшись в простыню. — К чему лишать жизни какого-то несчастного кабана?

Итарранские привычки и здесь заставили ее уколоть Лизаэра побольнее.

— Разве тебе недостаточно затеваемой охоты на Повелителя Теней? Как-никак эта дичь крупнее и смышленее, чем кабан.

Лизаэр молчал, что не предвещало ничего хорошего. Потом громко вздохнул.

— Неужели ты сомневаешься в моей любви к тебе? Талита даже вскрикнула.

— Эт милосердный, как ты мог такое подумать? — Не удержавшись, она разрыдалась. — И неужели ты не понимаешь, что дело тут не в твоей охоте? Я с ужасом жду дня, когда тебе придется уехать от меня на войну.

Сапог с глухим стуком упал на ковер. Лизаэр, не снимая одежды, наклонился над Талитой. Его холодные пальцы обвили ее подбородок. Он повернул жену лицом к себе и слизал соленые потеки на ее щеках.

— В случае удачной охоты к вечеру я вернусь. Я только удивляюсь, дорогая жена, что тебе моя грядущая битва с Аритоном представляется чем-то вроде забавы. Ошибаешься. Мне будет противостоять воплощенное зло. Ты забыла еще об одном, немаловажном обстоятельстве. Я — принц, но я еще и человек из крови и плоти. Если ты, постоянно находясь рядом со мною, считаешь, что я отправляюсь на войну с легким сердцем… что ж, мне остается радоваться своей победе над чувствами. Война с Повелителем Теней — мой долг. И никто из солдат, готовых следовать за мной на поле битвы, даже представить себе не может, насколько этот долг ранит мне душу. Неужели ты не понимаешь?

Каждое его слово сковывало Талиту холодным железным панцирем.

— Злодей, которого я должен уничтожить,- незаконный сын моей матери. Поэтому я прошу тебя: будь храброй и стойкой. Убийство единоутробного брата — и так слишком тяжкая ноша для моей совести.

Никакие ласки Талиты не смогли бы сейчас унять внутренних мучений Лизаэра. Не было слов, способных его удержать. Тихо открыв дверь, Лизаэр покинул спальню.

К тому времени, когда Талита, вдоволь наплакавшись, поняла, как он нуждался в ее улыбке и словах ободрения, восточное окно башни стало бронзовым от утреннего солнца. А Лизаэр вместе со свитой был уже далеко.

Поиски дикого кабана завели Лизаэра в рощицы и перелески, зеленевшие кружевами новых листьев. Холмы остались позади, и их склоны больше не загораживали пока еще нежаркое утреннее солнце. Помимо егеря принца сопровождали двое вооруженных офицеров и конюший. На седельной сумке Лизаэра поблескивала звезда и корона — единственные знаки, говорившие о том, кто он и откуда. Рядом бежали гончие псы. Упряжь его лошади была без всяких украшений. Простым было и копье, которым Лизаэр намеревался сразить кабана: блестящее древко из ясеня (обычно подобное оружие украшали инкрустацией), железное острие. За время пути острие покрылось желтоватым налетом пыльцы.

Всадники подъехали к болотцу, по берегам которого густо разросся плющ. Здесь егерь приметил следы кабана. Их было много на черном пятачке влажной земли. Похоже, кабан рылся в поисках прошлогодних желудей, а может — мерялся силой с сородичем. Егерь подвел гончих к этому месту, чтобы взяли след. Собаки встрепенулись и начали рваться с поводков, дрожа от нетерпения. Вскоре псы уже неслись к сплошной стене папоротников.

Лизаэр слегка коснулся шпорами лошадиных боков. Руки в перчатках сжали поводья. Чистопородной лошади этого было достаточно. Пробираясь между молоденькими деревцами, она скрылась в кустарнике, унося на себе всадника.

— Десять тысяч ийятов! — проворчал неразговорчивый капитан из охраны принца. — Лезь теперь за ним в этот частокол. Ведь изорвем одежду, жены замучаются ее штопать.

Гончие вернулись, явно потеряв след, ибо от досады они виновато скулили. Егерь, облаченный в узкие кожаные штаны и такую же куртку, подул в рожок, ободряя собак и вновь посылая их в поиск. Трое его спутников, пригибаясь к седлам, чтобы ветви не хлестали по лицу, устремились вглубь.

Близость болота ощущалась по всем. Всадники то и дело были вынуждены объезжать лужицы, в которых отражалось голубое небо. Пахло сыростью и гнилью. Коварные ветки так и норовили ударить, поэтому ехали чуть ли не зажмурившись. Кончилось тем, что свита принца полностью потеряла его из виду.

Собак снова взяли на поводок и вместо кабана стали искать человека. Авенорский егерь оказался опытным следопытом. Где-то через час он отыскал лошадь Лизаэра, которая мирно паслась на лужке среди цветов и кустиков алтея. В крылья седла набились сорванные по пути листья и мелкие веточки; стремена были целы, как и завязанные в узел поводья. Исчезло только копье. И, разумеется, сам принц.

Собаки крутились на одном месте, принюхиваясь и печально поскуливая. Потом они замолчали и высунули языки. Худощавый егерь стоял, выпятив губы и поигрывая ремешками плетки. Когда спутники вопросительно уставились на него, старик сказал:

— Успокойтесь, с принцем ничего не случилось. Если хотите знать мое мнение, нам лучше вернуться в Авенор. Просто его высочество захотел побыть в одиночестве.

— Что ты городишь? — обрушился на него грузный капитан, усиленно стряхивавший с себя приставшие листья. — Его высочество — наша надежда на победу и избавление от Повелителя Теней. Враги это знают. Вдруг Лизаэр попал в ловушку к варварам!

Произнеся эти слова, капитан велел конюшему во весь опор скакать в Авенор, чтобы сообщить о случившемся Пескилю, собрать отряд лучших солдат и вернуться сюда для дальнейших поисков.

— Пустая трата сил,- только и сказал егерь. Произнесено было просто, буднично, но никто из троих спутников егеря не посмел усомниться в справедливости его слов. Старик откинул назад пряди редких волос и громко щелкнул пальцами, дабы прекратить начинавшуюся свару между двумя псами.

— Будь в этих краях варвары, я бы их давно учуял, — добавил егерь. — Земля влажная. На ней обязательно остались бы следы. Если бы враги залегли поблизости в засаде, дрозды не щебетали бы сейчас во все горло. Принц вернется, когда решит, что пора возвращаться. Попомните мое слово: итарранский офицер скажет вам то же самое и никаких солдат сюда не пошлет.

Сидя совсем неподалеку, в густых кустах, наследный принц не без удовольствия слушал, как между его подданными разгорается спор. Потом молча усмехнулся и стал тихо удаляться от поляны.

Лизаэр повернул на юг. Егерь верно угадал: ему сейчас требовалось уединение, ибо его истинный замысел был весьма далек от церемониальной охоты на кабана.

Деревья еще не успели обзавестись густой листвой, и землю под ногами покрывали тонкие узоры теней. Пахло сырой землей, гнилой древесиной, свежей зеленью и какими-то неизвестными Лизаэру цветами. Потные руки сжимали копье. Принц злился на себя, что не оделся полегче и теперь вынужден париться в замшевом камзоле. Но еще сильнее он ненавидел миссию, которая ему предстояла.

Увы, судьба не оставляла Лизаэру другой возможности. Ему противостоял хитрый и коварный враг, вдобавок хорошо владеющий магией. Враг, не останавливающийся перед убийством невинных людей. Враг, которого варварские кланы сделали своим живым знаменем и во имя которого разбойничали и убивали сами. Этот человек не заслуживал ни снисхождения, ни пощады. Он сумел в одиночку учинить невиданные разрушения в двух городах. Его искали повсюду, но поиски обычными способами не могли принести результата. Никто так и не знал, где скрывается Аритон Фаленский.

Лизаэр поклялся, что избавит Этеру от этого злодея. Ставка была неизмеримо выше, чем вражда двух братьев по крови. Лизаэр защищал тех, кто мог оказаться очередной жертвой Фаленита. Пескиль был прав: нельзя посылать армию наугад. Еще тогда, отвечая ему, что в надлежащее время узнает, где искать Аритона, Лизаэр мыслил обратиться к магии. Умом он понимал, что имеет полное право это сделать. И все же Лизаэру очень не хотелось связываться с колдовством.

Принц вспоминал, как в результате коварства Аритона он через Врата Изгнания попал в Красную пустыню, а затем на Этеру. Фаленит лишил его дома и семьи; против своей воли Лизаэру пришлось взвалить на себя тяжкую ношу, оставленную ему далекими и давно забытыми предками… Потом он подумал о матери, которой почти не знал. Мать оставила его в трехлетнем возрасте, сбежав к Авару Фаленскому. Талера Ахеласская была единственной дочерью верховного мага. Это от нее Лизаэр унаследовал дар рукотворного света, а Аритон — свое жуткое искусство создавать тени. Обрывки последних воспоминаний о матери почему-то были связаны с ароматами апельсинов и пряностей. Лизаэр смутно помнил драгоценные камни, серебряные цепочки и пепельные локоны материнских волос. Кажется, в его присутствии мать никогда не произносила заклинаний. Может, и произносила, но он не запомнил. Куда отчетливее в памяти запечатлелись отцовские вспышки гнева, длинные заседания государственного совета (там все говорили шепотом и боялись лишний раз поднять глаза на короля), окончившиеся официальным разводом его отца с Талерой, которая нарушила священную брачную клятву.

Лизаэр и сейчас не мог без ужаса вспоминать судилища над возможными пособниками матери, которые начались вскоре после этого… Ночи, фитили масляных ламп, спертый воздух, пахнущий потом и страхом обвиняемых. Попутно его отец решил искоренить в своем королевстве всех магов. Любой мужчина, женщина и даже ребенок, заподозренные в колдовстве, отправлялись в пыточные камеры и, если не погибали там, оканчивали свою жизнь на виселице. Помнил Лизаэр и необычно сильный приступ бешенства, который вызвала у его отца просьба верховного мага прислать к нему мальчика для обучения, дабы в полной мере развить врожденный дар принца.

В сознании Лизазрова отца магия тесно сплелась с неверной женой, убежавшей к его заклятому врагу. Слепо ненавидя Талеру, он столь же безрассудно ненавидел любые магические знания. Лизаэр рос, считая свой дар просто диковинной забавой, и рядом не нашлось никого, кто рассказал бы ему о том, какие еще магические способности он унаследовал по материнской линии.

Зато Аритон рос и воспитывался у верховного мага. Учение было нелегким, но он преодолел все трудности и стал настоящим магом.

Лизаэр воткнул древко копья в рыхлый суглинок оленьей тропы. Ни дуновения. Солнце нещадно жгло ему плечи. Его путь пролегал по низинам, где, словно черные косы, змеились ручейки. Погруженный в свои думы, Лизаэр не слышал, как шлепали по воде потревоженные лягушки, свистели крылья болотных крапивников и черных дроздов. Предстоявшая ему миссия противоречила принципам справедливого правления, которые внушал ему отец.

Эти слова и сейчас звучали в его ушах. Лизаэр отчетливо видел мрачный отцовский кабинет. Когда отец не был охвачен очередным приступом гнева, он говорил вполне здравые вещи: «Сын мой, есть идеалы справедливости, а есть сила королевской власти и окружающие обстоятельства. Они словно норовистые лошади; каждая тянет в свою сторону. Их не так-то легко примирить. Король, ценящий своих подданных, будет обращаться с ними как с равными. Королевская власть, нарушающая естественный порядок вещей, оскорбительна прежде всего для самого короля. Честность и справедливость не установишь королевским указом. Они начинаются с сострадания к нуждам последнего бедняка в королевстве».

Илессид помнил, как давным-давно, сказав это, король Амрота взглянул на сына, и лицо сурового, битого жизнью правителя смягчилось.

«Когда ты взойдешь на престол, тебе придется принимать решения и выносить суждения. Многие из них будут тяжелы для твоего сердца. Поэтому твой ум должен быть сосредоточен на законах, управляющих человеческим обществом. Не позволяй, чтобы он замутился законами магии, иначе ты себя погубишь».

Жизнь жестоко опровергла отцовские принципы.

Королева Талера покинула Амрот не только из желания отомстить мужу. Она утверждала, что хочет восстановить равновесие. Платой за принесенную жертву стало одиночество; ее преступная связь с отцом Аритона не принесла ей утешения.

Недолгая дружба с Аритоном (этот ублюдок обманом заставил его поверить в искренность их отношений) наглядно показала Лизаэру: магические знания в сочетании с коварством способны извратить и уничтожить милосердие. В сердце принца поселился тайный страх. Маги умели воздействовать на судьбу, но их знания делали душу бесчеловечной, заставляя забывать о жалости. Чародеи становились невосприимчивыми к страданиям простых людей. Иначе как объяснить, что главный магический орден Этеры — Содружество Семи — сделал ставку на Аритона, не поняв, кто он? Разве они не могли предвидеть, что все свои знания, весь свой опыт мага Фаленит обратит во зло, устроив кровавую бойню в Страккском лесу?

Чему послужил его врожденный дар? Рукотворные тени завлекли в ловушку целую армию, а магия помогла расправиться с нею. Члены Содружества, имевшие все силы вмешаться, почему-то предпочли оставаться в стороне.

Миссия останется его тайной; о таких вещах не должен знать никто из его окружения. Лизаэр привык действовать на свой страх и риск. Что ж, он рискнет и сейчас, дабы узнать, способны ли кориатанские колдуньи силой магии помочь ему выследить Аритона.

Хижина, являвшаяся конечной целью его путешествия по болотистым низинам, стояла в густом лесу. Пока Лизаэр туда добрался, время перевалило уже за полдень. Ноги принца ступали то по мягкому мшистому ковру, то по сочным травам. Наконец он увидел плетень, густо поросший какими-то ползучими травами и окаймленный листьями мать-и-мачехи. Покосившееся жилище колдуньи напоминало полусгнившую поганку. Однако каменные ступеньки крыльца были чисто выметены, а ставни сияли свежей побелкой. Лизаэр поднялся на крыльцо.

Стучать ему не пришлось. Дверь распахнулась, едва он к ней прикоснулся. Из полумрака, где мигал глазок единственной свечи, послышался тихий, надтреснутый голос, приглашающий войти.

Копье Лизаэр оставил за порогом, положив возле стены. Внутри его встретил затхлый воздух, в котором перемешались запахи свечного сала, немытой пряжи и целебных трав. По закопченным стенам тянулись кружева паутины, густо усеянной дохлыми мухами и комарами. Ноздри Лизаэра уловили новую волну запахов: ржавчины, запекшейся крови и истолченных кореньев. Под ногами протяжно скрипнули половицы. От всего этого у принца закололо в затылке.

Старуха больше напоминала скелет, обвешанный одеждой, чем живого человека.

— Вовсе не для охоты ты пришел в эти края, сын Ахелласов.

Ошеломленный тем, что колдунья назвала его по имени материнской династии, Лизаэр шагнул вбок, ударившись коленом о какой-то железный предмет. Вместе с пучками трав с потолочной балки свешивались крючья с белесыми мотками пряжи.

— Я пришел за советом. Старуха язвительно поправила его:

— Ты пришел узнать, где скрывается твой единоутробный брат Аритон, ибо ты ищешь его, чтобы убить.

Невесомая рука колдуньи поднялась. Скрипнула туго натянутая нить. Дрогнули и замелькали спицы: колесо прялки ожило.

У Лизаэра по вискам и спине текли струйки пота. Глаза привыкли к полумраку, и теперь он мог получше разглядеть старуху. Одежда на колдунье была опрятной, но выцветшей и поношенной. Нечесаные волосы напоминали паутину на стенах, только без мух. Глаза были скрыты под морщинистыми веками. Когда колдунья их подняла, Лизаэру показалось, что на него смотрят пустые глазницы черепа. Ко всему прочему, у старухи была заячья губа.

Колдунья вопросительно смотрела на принца. Лизаэра это удивило: если она знает о цели его прихода, к чему лишние слова? Старуха ждала, и ему волей-неволей пришлось начать этот тягостный и чем-то унизительный для него разговор.

— Скажи мне, ваш орден поощряет своевольное обращение с магическими силами? Думаю, едва ли. Тогда как ты назовешь случившееся в Джелоте? Там от многих домов камня на камне не осталось. Люди лишились крова, а виновник всего этого до сих пор не наказан.

Колесо выводило свою монотонную песню.

— Ты говоришь о событиях, что произошли далеко за пределами Тайсана.

Старуха углубилась в работу, словно забыв о присутствии Лизаэра. Шелестела пряжа, неслышно двигались высохшие, но ловкие руки.

— А не странно ли, что виновником оказался наследный принц Ратана? — вновь нарушил молчание Лизаэр. — Или на Этере наследным принцам дозволяется разорять города своей земли, вместо того чтобы их защищать?

Старуха вскинула подбородок.

— И потому ты вознамерился вырвать человеческую жизнь из рук Дейлиона-судьбоносца?

Лизаэру стало невыносимо скучно. Разговор все время обрывался, будто гнилая нить пряжи. Не за тем он сюда явился, чтобы выслушивать поучения какой-то старой развалины!

— Моя обязанность — защищать слабых, ни в чем не повинных людей от любого, кто своей магией причиняет им зло.

Все так же, равномерно поскрипывая, крутилось колесо старушечьей прялки, бросая тени на дощатый стол, на обитый кожей сундук и-плетеную корзину в дальнем углу хижины.

— Если я затею ясновидение, которого ты так жаждешь, начнется кровавая война. Наш орден никогда не был и не будет пособником войн.

— Я пришел к тебе не с пустыми руками, — выбросил свой главный козырь Лизаэр.

— Никак ты решил меня подкупить? Ты слишком дерзок и самонадеян, принц, если считаешь, что земные блага могут поколебать веру сестер нашего ордена.

Колдунья зашлась отрывистым, каркающим смехом.

— Принц, ты зря теряешь время. Бери копье и отправляйся охотиться на кабана. Забавы больше, а опасности меньше.

Лизаэр не двинулся с места. Холодно посмотрев на старуху, он сказал:

— Судя по тебе, ваши сестры не слишком-то любезны. У себя я внимательно выслушиваю даже жалких нищих, а перед тобой все же стоит наследный принц.

Морщинистая ладонь остановила бег колеса.

— Выслушиваешь, потому что никто из жалких нищих не предлагает тебе жалких грошей, прося взамен помочь ему расправиться со своим единоутробным братом!

— Выходит, для твоего ордена родство важнее справедливости?

Лизаэр ощущал странную ломоту в костях. Потом он догадался: старуха прощупывала его своим магическим зрением. Он не умел защищаться от колдовства, но подобное отношение к себе взбесило его. Она что же, сомневается в искренности его намерений? В его праве встать на защиту жителей Этеры, которым грозят непредсказуемые беды? Исполненный королевского достоинства, Лизаэр отчеканил:

— Я пришел сюда не состязаться в дерзостях, а просить о помощи. Если рану вовремя не прижечь, она погубит все тело. Кто, кроме вашего ордена, в состоянии помочь мне обуздать зло, именуемое моим единокровным братом? Или города и селения Этеры должны разделить участь Джелота и Алестрона, а люди — заплатить своей жизнью ради сомнительного кровного родства? Заботясь о спасении Аритона, вы молчаливо потворствуете его новым злодеяниям. Вы согласны быть его косвенными пособниками? Ответь мне без увиливаний: можно ли надеяться устранить вражду между городами и кланами, пока Фаленит остается в живых?

Колесо опять завертелось.

— Ты думаешь, Круг Старших нашего ордена сидит сложа руки? Морриэль — наша Главная колдунья — уже сделала необходимые распоряжения относительно Аритона Фаленского.

Из-под рук старухи выпорхнул обрывок нити и, словно заблудшая душа, проплыл над коптящей свечкой.

— Ты превратно думаешь о нас, принц. Мы не Содружество Семи и не закрываем глаза на происходящее вокруг. Вот что я тебе скажу на прощание, принц Тайсанский: мы не станем препятствовать твоим замыслам. Если ты разыщешь своего противника и повергнешь его, мы тебе не помешаем. Пусть все решает сила оружия.

— И ты не желаешь выслушать меня до конца? — закричал Лизаэр.

В хижине повеяло холодом. Невесть откуда взявшийся ветер закружил шерстяной пух.

— Сколько ты еще будешь испытывать мое терпение? — прошипела старуха.

Лизаэр раздумывал не над последним вопросом, а над тем, что услышал от колдуньи до этого. Что значит «сделала необходимые распоряжения»? Если сделала, значит… значит, их Морриэль знает, где сейчас находится Повелитель Теней.

Пора начинать серьезный разговор.

— До вторжения Деш-Тира на Этеру ваш орден не занимался разными пустяками вроде лечения бедняков. Кориатанки не продавали дурацких талисманов для отпугивания ийятов. Сестры вашего ордена не уподоблялись деревенским знахаркам и не ходили принимать роды и лечить захворавший скот. Мне рассказывали, что когда-то кориатанки силой своей магии умели исцелять смертельные раны. И послушниц себе они брали не из сиротских приютов. Родители сами отправляли к вам своих дочерей, чтобы их способности не зачахли без должного обучения. Мечтает ли Кориатанский орден о восстановлении своего былого могущества? Не надоело ли кориатанкам оставаться на задворках событий? Я поклялся положить конец давней вражде и раздорам на земле Этеры. Так что мои устремления и чаяния вашей Главной колдуньи во многом совпадают.

Пальцы старухи привычно управлялись с пряжей, но ее глаза были безотрывно обращены на принца. Лизаэр, сам того не желая, даже покраснел. У него бешено колотилось сердце. Не дав старухе вставить ни слова, он понизил голос и медленно произнес:

— Я предлагаю не какую-то жалкую сделку, а восстановление надлежащего равновесия. Однажды мне довелось побывать в Альтейнской башне. Точнее — в хранилище Сетвира. Могу сказать, что кое-какие из сокровищ слишком уж загостились в том мрачном подземелье.

— Ты зашел слишком далеко, принц Лизаэр!

Колесо чуть замедлило свой бег, но и этого было достаточно, чтобы нити пряжи превратились в спутанный комок. Старуха, забыв обо всем, впилась глазами в необычного гостя. Лизаэру показалось, что она старается запомнить его до мельчайших подробностей. Но зачем? Чтобы потом каким-нибудь колдовским способом забраться к нему в душу? Хорошо. Сейчас он ей покажет, что умеет владеть не только мечом.

Из-под пальцев Лизаэра заструился свет. Он уничтожил покровы темноты, и хижина колдуньи предстала во всем своем убожестве: колченогая койка, застеленная ветхим, изъеденным молью одеялом с грубо наложенными заплатами; такие же колченогие стулья, заплесневелый комод, стены с кривыми полками, на которых громоздились связки листьев и кореньев и блестели склянки со снадобьями.

Сама колдунья в ослепительно ярком свете оказалась еще непригляднее. Высохшее лицо, жилистые ладони, торчащие из протертых манжет коричневого мешковатого платья со множеством восковых капелек. Наверное, когда-то, очень давно, ее карие глаза были теплыми и живыми. Долгие годы, проведенные в Кориатанском ордене, сделали их непроницаемыми. Но знала она много. Достаточно много.

— Говори, чем будешь платить, принц. — Лицо колдуньи оставалось неподвижным, словно кожаная маска. — А я еще решу, достойная ли эта плата. Так что тебе придется подождать моего решения. Однако берегись, принц. Ты и так зашел слишком далеко.

Усилием воли Лизаэр поборол начинавшуюся дрожь. Обратного пути нет. Пусть все ляжет на него, но он делает это не для себя.

— В хранилище Альтейна я видел большой граненый аметист. Трайт сказал мне тогда, что это Путеводный Камень кориатанок.

Старуха сдавленно вскрикнула. По пергаментным, впалым щекам покатились блестящие капельки слез.

— Мы и не знали, — дрожащим шепотом произнесла она.

Путеводный Камень, исчезнувший во времена свержения верховных королей, обладал способностью вбирать в себя силу ста восьмидесяти колдуний и направлять ее туда, куда им требовалось. Этот аметист был воистину краеугольным камнем Кориатанского ордена. После его исчезновения орден оказался в положении внезапно ослепшего и искалеченного человека.

Если бы только удалось вернуть Путеводный Камень… Кориатанский орден обрел бы прежнее могущество. Их милосердие и сострадание распространились бы на все те стороны жизни, от которых высокомерно отворачивается Содружество Семи. Скольких больных они сумели бы тогда исцелить, сколько моровых поветрий уничтожить в самом зародыше! Магам Содружества нет дела до лесных пожаров, землетрясений и морских бурь. Как же, они выше всего этого! Зато кориатанки, не забывающие о нуждах простых людей, смогли бы сдерживать буйство природных стихий.

Потрясенная старуха опустилась на стул. Руки замерли на коленях, перепачканных шерстяным пухом.

— Да благословит Эт твои видения, принц Тайсанский. Ее бледные щеки раскраснелись. Былая неприязнь к Лизаэру пропала.

— Подойди ближе… Встань вот сюда и гляди на пламя свечи. Я покажу тебе то, что ты так жаждешь увидеть.

Лизаэр сделал несколько шагов по рассохшимся половицам хижины и встал там, где указала колдунья. Пламя свечи стало ярче. Оно освещало его волосы, заставляя ярко вспыхивать каждую прядь. Лизаэр сосредоточил взгляд на пламени. Резко запахло лавандой, болотной и перечной мятой и еще чем-то.

Старуха не произнесла ни слова и не шевельнулась. Ее глаза глядели сквозь принца и не видели его. Колдунья погрузилась в забытье. Искривленные пальцы замерли на коленях.

Лизаэр ждал, потея от напряжения. Тянулись секунды, но вокруг все оставалось прежним. Пламя свечи колебалось, клонилось в сторону, выбрасывало вверх струйку дыма. Преодолевая резь в глазах, принц продолжал почти не мигая глядеть на свечу. Он не знал, как все должно произойти, но почему-то был уверен, что почувствует перемену… Тем не менее все произошло совершенно незаметно. Только что Лизаэр стоял в покосившейся хижине колдуньи, а в следующее мгновение оказался неизвестно где — точнее, нигде. Его куда-то несло, и перемещение сопровождалось каким-то тягучим и тревожным ощущением. Потом окружающий мир вновь стал четким, и Лизаэр увидел то, что происходило очень далеко от Тайсана…

…Воды гавани, подернутые легкой рябью, отражали голубое небо. Ветер раскачивал верхушки пальм, почти смыкавшиеся с курчавыми облаками. Под пальмами стоял человек в простой матросской одежде и вел разговор с ремесленником в парусиновом фартуке: «Я решил устроить верфь в этой рыбачьей деревушке. Она называется Мериор. Тебя и твоих мастеров я нанимаю на два года. За это время вы должны будете построить десять бригантин». Потом говоривший повернулся, и яркое южное солнце скользнуло по его черным волосам, узкому скуластому лицу и глубоко посаженным зеленым глазам. Сомнений не оставалось: то был потомок Фаленитов…

Затем видение задрожало, поколебленное вспыхнувшей в Лизаэре ненавистью. Принц закричал от ярости. Выдержка и здравый смысл полностью изменили ему. Забыв, что Аритон недосягаем для оружия, Лизаэр решил расправиться с ним охотничьим копьем. Он повернулся, чтобы пройти к двери, и…

Вокруг не было ни захламленных стен, ни коптящей свечи, ни старухи. Вместо скрипящих половиц хижины под ногами Лизаэр увидел влажную траву. По его телу бежали судороги неутоленной ненависти. Должно быть, он чем-то нарушил старухино ясновидение, и неведомая сила выбросила его сюда, в перелесок. Наступала пора сумерек. Листы папоротника, отяжелевшие от росы, клонились книзу.

Лизаэр поежился; воздух показался ему прохладным. Возле ног валялось его охотничье копье. Он поднял оружие. Ненависть клокотала в принце, требуя выхода.

На другом конце поляны что-то мелькнуло.

В тени густых нижних ветвей стоял кабан. Он угрожающе нагнул голову, рассерженный вторжением в свои владения. На клыках блестела слюна, узкие злые глазки обшаривали местность. Кабан шумно дышал и шевелил острыми ушами.

Проклятие Деш-Тира не распространялось на зверей, но сейчас оно подменило собой охотничий азарт. Лизаэр не испытывал ни малейшего страха. Перед его внутренним взором и сейчас стояла картина, показанная колдуньей. Враг, которого он не видел семь лет, был пока недосягаем, но ненависть к Аритону настойчиво требовала выхода. Разум умолк. Оставалось только одно безумное, неуправляемое желание: убить, растерзав плоть и пролив кровь. Лизаэр поднял копье, поудобнее обхватил древко и пригнулся, приготовившись к нападению зверя.

Кабан перестал принюхиваться. Он заскрежетал зубами, опустил щетинистую шею и двинулся на Лизаэра.

Раздвоенные копыта подминали траву, разбрызгивая росу. Ноздри шумно выдыхали зловонный воздух. У кабана напряглись все жилы. Он был зол не меньше Лизаэра. Однако принц видел перед собой не зверя. Принц целился в столь ненавистную ему черноволосую голову Аритона, в лицо этого коварного обманщика и злодея.

Видя, как кабан метит своими клыками ему в пах, Лизаэр торжествующе усмехнулся. Он ждал, и копье, слитое с ним воедино, ни разу не дрогнуло в его руке.

Должно быть, звериное чутье подсказало кабану, что он обречен, а может, он просто уловил замах промасленного металла, готового вонзиться ему в бок. За несколько шагов от Лизаэра зверь метнулся в сторону. Пущенное копье ударило ему в плечо, глубоко войдя в плоть. Подскочив, принц протолкнул копье еще глубже, и задетая кость отозвалась глухой барабанной дробью.

Нанесенная Лизаэром рана была смертельной, но кабан не торопился прощаться с жизнью. Он пронзительно верещал, хрипел и дергался из стороны в сторону. Копыта взбивали землю, перемешанную с травой и густой кровью. Лизаэр крепко держал копье, помогая смерти поскорее завершить этот танец. Принца опьяняла его победа — он наслаждался своей властью над беспомощным зверем, и судороги слабеющей жертвы наполняли его дикой, нечеловеческой радостью.

Лизаэр потянул копье на себя. Острие перестало ударяться о кость. Тогда принц в новом приступе ярости толкнул древко глубже, круша, разрывая и заливая кровью плоть издыхающего кабана. Принц ликовал (хотя на самом деле ликование было вызвано проклятием Деш-Тира), не переставая твердить себе, что теперь он наконец-то знает, где скрывается Аритон.

Как корчится сейчас этот кабан, так будет биться в предсмертных судорогах и Аритон Фаленский — Повелитель Теней и коварный злодей. Еще до конца нынешнего года меч Лизаэра настигнет его.

Кабан уже испустил дух, а копье Лизаэра продолжало рвать и терзать окровавленную тушу. Потом принц вздрогнул всем телом и очнулся… Спина была липкой от холодного пота. Лизаэр огляделся по сторонам. Ярость, владевшая им, постепенно слабела.

«Это ясновидение едва не свело меня с ума»,- подумал принц, стыдясь самого себя.

Копье выпало из разжатых пальцев. На Лизаэра навалилась усталость. Он встал, прижав руки к груди. Лизаэр не знал, что явилось последней каплей: запах ли смерти или острое зловоние кабаньих испражнений. У принца закружилась голова, он скрючился, и его несколько раз вырвало в траву.

Пескиль обнаружил его, когда почти стемнело. Лизаэр сидел на липкой земле, невдалеке от остывающей туши убитого кабана.

Заслышав осторожные шаги, принц вздрогнул и выпрямился.

— Не трогайте меня. Я сам встану, — сказал он Пескилю. Пескиль оглядел принца с головы до пят, стараясь не смотреть на изуродованные останки зверя и понимая, что это месиво из окровавленного мяса и костей не покажешь в качестве охотничьего трофея.

— Как вижу, он достался вам без всякой борьбы, — сказал не умеющий льстить итарранец.

Лизаэр равнодушно взялся за липкое древко копья и встал на ноги.

— Теперь авенорская армия может отправляться навстречу победе. Я узнал, где скрывается наш враг. Основные силы мы сосредоточим в Итарре. Потом нам понадобятся корабли, чтобы переправить войска на юг, к Мериору.

— О чем это вы, ваше высочество? — насторожился Пескиль.

— Не о чем, а о ком. Я говорю об Аритоне Фаленском. — Перепачканными в крови пальцами принц откинул со лба волосы и улыбнулся. — Этот негодяй затаился в Мериоре и строит там корабли, чтобы заняться морским разбоем. Его отец тоже был пиратом. Если мы сможем без проволочек достичь Итарры, а потом и Мериора, к зиме с Повелителем Теней будет покончено.

Теперь, когда к нему вернулась способность ясно рассуждать, Лизаэр отдал должное мудрости старой колдуньи, столкнувшей его с кабаном. Излив на зверя всю ненависть, принц обрел прежнее самообладание. Лизаэр мысленно восстановил увиденное, но уже не позволил чувствам одержать верх над разумом. И разум сразу же подметил особенность, на которую принц тогда не обратил внимания.

Он вспомнил, что видел у ног Аритона тяжелый кованый сундук. Там лежали деньги для расчета с корабельными мастерами. На сундуке, помимо восковой печати Тайсана, была печать… итарранской гильдии! При всех своих уловках Повелитель Теней мог заполучить этот сундук только через пособничество Маноллы.

В Лизаэре вновь закипела ярость.

— Нас предали, Пескиль. И что еще огорчительнее, меня предала та, кто, пусть и формально, является моим кайденом.

В присутствии ошеломленного командира итарранских наемников Лизаэр поклялся отомстить предательнице.

— Запомните мои слова, Пескиль. Госпожа Манолла сама навлекла на себя гибель. Она совершила тяжкое предательство. Ограбив нас на пути в Авенор, она переправила все золото… Аритону Фаленскому! А с пособниками моего врага у меня разговор короткий.

Почти одновременно

В тайсанской роще измятая трава покрыта сгустками крови жестоко убитого кабана. В хижине, что затерялась среди леса, догорает свеча; ее и сейчас еще наполняют силы, притянутые во время весьма знаменательного и зловещего сеанса ясновидения. Принц возвращается к своей обеспокоенной свите. Но все эти события ускользают от внимания хранителя Альтейна, ибо нынче его дух странствует в межзвездных далях, пытаясь разыскать пропавшего собрата…

В присутственном месте Алестрона разжалованному капитану, спина которого исполосована шрамами от плетей, объявляют приговор герцога, отправляющего своего бывшего офицера в изгнание. Виновный молча слушает слова приговора, думая совсем о другом. Он узнал, что герцог послал на север гонца — разузнать о собираемой там армии, которая вроде бы должна выступить против Повелителя Теней…

В Авеноре пасмурно. Из низко нависших облаков сыплет мелкий дождь. Последние отряды покидают город и под королевским знаменем Тайсана стройными колоннами отправляются на восток. Прощаясь у городских ворот, муж обнимает заплаканную госпожу Талиту, которая говорит ему:

— Убей этого злодея и поскорее возвращайся.