Возрождение Авенора

Прежний Авенор не был большим городом. Восстание против верховных королей погубило и его. Все эти века город лежал в развалинах, и только воображение могло воссоздать древнюю паравианскую цитадель с ее изящными круглыми башнями и навесной стеной. Крепость располагалась на холме, обращенном к западному побережью, и совершенством пропорций напоминала драгоценный камень. Между холмом и берегом пролегла низина, где и по сей день росли величественные дубы, щебетали птицы и резвились олени. Авенор являлся официальной резиденцией верховных королей Тайсана, но отнюдь не торговым городом. Средоточием сухопутной и морской торговли считался Хеншир, находящийся к югу от Авенора. В его широкой, защищенной от ветров гавани всегда стояло множество кораблей.

Нынешний правитель Хеншира всячески противился какому-либо присутствию королевской власти. Поэтому Илессид, явившийся возрождать столицу своих предков, даже не заикался о восстановлении прав на торговлю, в особенности морскую. Восстанавливать Авенор в прежних границах он тоже не собирался. Они были слишком скромными для замыслов Лизаэра. Нет, он возведет большой, величественный город, с которым не сравнится никакой другой город Этеры. Авенор станет памятником грядущей эпохи перемен.

О начале лета возвещали зеленые кружевные побеги вики, которые покрыли развалины крепостных стен, глядевших в сторону Западного моря. Конец лета был прозаичнее: грязь, шум и густой, тяжелый запах развороченной земли. Светило ли иссушающее солнце, кружил ли ветер илистую пыль, или шел моросящий дождь, обволакивающий окрестные холмы сероватой, муслиновой завесой, — работы продолжались безостановочно. Принц Запада распорядился выкорчевать камни древних развалин, ибо они мешали новому строительству. Это было осквернением священных мест, но Лизаэр не обладал магическим зрением и потому не видел, как духи единорогов скорбят о вопиющем святотатстве. Возможно, он даже забыл, что шесть лет назад, только вступив на землю Этеры, он проезжал мимо развалин, сохранившихся со Второй эпохи. Тогда его удивило, что древние руины являются не только нагромождением замшелых камней — там до сих пор ощущалось биение первозданных сил Этеры, поддерживающих все живое на континенте. Впрочем, возможно, Лизаэр помнил об этом, но люди, пришедшие вместе с ним возрождать Авенор, были уроженцами городов и традиционно боялись «нечистых мест». И принц уступил своим подданным, дабы избавить их от страхов.

Однако Лизаэр не позволял суевериям одержать верх над здравым смыслом. Часть выкорчеванных камней годилась в дело, и их сохранили. Все остальные — растрескавшиеся, неподатливые для обработки или густо испещренные паравианскими письменами — перевезли подальше от нового Авенора. Их быстро обвил плющ. Лизаэр любил приходить сюда, когда ему требовалось подумать в одиночестве или поупражняться, совершенствуя свой врожденный дар рукотворного света.

Часто это место наполняло душу Илессида необъяснимым смятением. Иногда кладбище голубых гранитных обломков даже пугало его, и тем не менее принц лишь укреплялся в своей решимости. Повелитель Теней — вот кто стоит на пути воссоединения Этеры. Когда его схватят и казнят, наступит примирение всех враждующих сторон. Несомненно, древние знания обладают большой ценностью. Но сейчас не до них. Этим можно будет заняться потом.

Косые лучи предвечернего солнца скользили по свинцовым волнам. Лизаэр оторвал подбородок от ладоней и отбросил назад взмокшие волосы. Голос, нарушивший его уединение, раздался снова, долетев из-за груды паравиан-ских камней.

— Его высочество может быть только здесь и больше нигде. Господин Диган — наш главнокомандующий — полностью в этом уверен. А уж ему ли не знать характер принца? Они с Лизаэром словно братья.

Ветер заглушил ответ, однако чувствовалось, что отвечавший сомневается. Лизаэр решил не таиться и встал, отряхивая с колен лишайники. Вспыхнули золотые пуговицы на рукавах его камзола.

— Ваше высочество? — удивленно воскликнул старший офицер, одетый в кольчугу и вылинявший мундир карфаэльского гарнизона. — Кто бы мог подумать? Здесь же нет ничего, кроме жалких обломков с какой-то паравианской чертовщиной. Уж на что чайки неприхотливы, даже они не желают здесь гнездиться.

Офицер вознамерился было подняться на холм.

— Не трудитесь! — крикнул ему Лизаэр. — Я сейчас спущусь.

Хотя сегодня он не ждал никаких официальных гостей, наряд принца в любой день соответствовал его королевскому происхождению и положению правителя. Лизаэр был облачен в легкий шелковый камзол, отороченный золотом и украшенный гербом Илессидов. Ему не требовалось надевать золотой обруч, стягивающий волосы, или добавлять к одежде атрибуты верховной власти. Искренний, открытый взгляд синих глаз и величественность, присущая ему с рождения, впечатляли гораздо сильнее, нежели мишура дорогостоящих нарядов. Самый несообразительный крестьянин — и тот не мог не признать в нем принца.

Карфаэльский посланник был человеком военным, не привыкшим расточать комплименты. Однако сейчас, не в силах сдержать своего восхищения, он невольно склонился перед Лизаэром.

— Прошу вас, встаньте, — учтиво и заботливо произнес Лизаэр, протягивая ему руку.- Сегодня слишком жарко, чтобы тратить силы на церемонии. Простите мою торопливость, но могу ли я считать ваше появление свидетельством того, что мэр Карфаэля удовлетворил мою просьбу и прислал отряд лучников?

— Так точно, ваше высочество.

Офицер, пропыленный и уставший после долгой дороги, был ошеломлен таким вниманием к его персоне.

— Ваш квартирмейстер уже размещает их в казарме. Я прибыл сюда не один. У моего командира есть для вас кое-какие новости с севера, а также подарок с добавлением наилучших пожеланий от господина мэра.

— В таком случае не будем терять время. Предоставив конюшему Дигана тащиться следом, принц быстро зашагал по высохшим стеблям золотарника, примятым полозьями саней, на которых свозили сюда непригодные камни. Прошлое оставалось здесь, на этом каменном кладбище паравианского величия. Величие завтрашнего дня лежало впереди, где строился новый Авенор. Два цвета преобладали там — густо-черный и охра. Черный был цветом вырытых ям и земляных куч, вокруг которых, словно муравьи, двигались люди в одежде охристых тонов. Слышались крики погонщиков воловьих упряжек. Им вторили громкие переговоры каменщиков и веселый перестук зубил. Строения Авенора обретали фундамент.

Лизаэр остановился, чтобы полюбоваться зрелищем. Безукоризненно одетый, с золотистыми волосами, которые курчавил ветер, принц казался героем баллады. Синие глаза его были устремлены на город и видели завтрашний Авенор… Над фундаментом поднялись высокие квадратные башни, сложенные из золотистого песчаника. Их соединяют стены с зубчатыми бастионами. Над башнями гордо реют знамена. Внутри городской стены поблескивают на солнце крыши новеньких домов. Город дышит спокойствием и уверенностью; он надежно укреплен со всех сторон.

Лизаэр сравнил, как выглядел Авенор в начале лета и какой он теперь. Перемены впечатляли и радовали. За обширными площадками вспаханной земли находилась кавалерийская школа. Ее здание, как и все остальные, только строилось, но занятия шли полным ходом. Отсюда хорошо просматривались разгороженные частоколом дорожки для верховых упражнений. Чуть дальше тянулись сенокосные луга, за ними — плац для строевых занятий. Еще дальше располагались кузнечные мастерские. Принц с наслаждением вдыхал горьковатый дым их горнов. Стук тяжелых молотов наполнял его сердце ликованием: кузнецы ковали обвязку для главных городских ворот Авенора.

В этой долине, завещанной ему предками-Илессидами, он заложил костяк своей армии, которой предстояло стать лучшей армией Этеры и сокрушить Повелителя Теней.

Карфаэльских лучников он заметил сразу. Они казались нитью, еще не вплетенной в упорядоченную ткань владений Лизаэра. Лучники, восседавшие на конях, образовали подобие круга. Внутри, построенные в два ряда, находились какие-то полуобнаженные люди. Они явно не были пешей частью отряда. Всадники держали их на лужайке для парадов, находившейся позади шатров, в которых жили солдаты.

— А кто эти странные люди? Даже отсюда видно, что они не лучники.

Во взгляде, брошенном на карфаэльского офицера, был не вопрос, а королевский приказ немедленно доложить, что к чему.

— Вы правы, ваше высочество. Они не лучники,- поспешил ответить офицер. — Как вы помните, вами был направлен резервный отряд, дабы положить конец бесчинствам варваров на северной дороге. В Западном лесу солдатам крупно повезло. Они натолкнулись на варварский лагерь, устроили засаду и взяли двадцать восемь пленных. Наш мэр не стал их казнить, а распорядился отправить сюда, в вашу полную собственность. Господин мэр считает: прежде чем они сдохнут, пусть поработают во славу Авенора.

Лизаэр стремительно двинулся к лучникам. Только что улыбавшееся лицо стало холодным и отчужденным. Карфаэльский офицер едва поспевал за принцем.

— Ваше высочество, я что-нибудь не так сказал? Лизаэр подчеркнуто не замечал его. Подозвав конюшего, принц бросил ему свой отстегнутый пояс.

— Вот, возьми.

Он снял с себя всю лишнюю одежду, передал слуге, а сам пустился бежать к лучникам. Посланник карфаэльского мэра вначале оцепенел, затем, превозмогая боль в мышцах усталых ног, побежал вслед за Лизаэром.

— Вполне верю, что ваш мэр руководствовался лучшими намерениями, — не останавливаясь, сказал ему принц. — Но не в его власти посылать мне пленников в качестве подарка.

Карфаэльский посланник исколол все тело, продираясь сквозь густой кустарник. Чтобы сократить путь, Лизаэр побежал через скошенный луг, где офицера подстерегал новый противник — сенная пыль. Он закашлялся. Кольчуга, шлем и мундир вдруг сделались непосильной ношей. Ощущая свое бессилие по части дипломатии, офицер крикнул срывающимся от недостатка воздуха голосом:

— Ваше высочество, чем я могу помочь?

— Меч, — коротко бросил ему Лизаэр. — Одолжите мне свой меч.

Карфаэлец послушно отстегнул короткий меч. Принц подбежал к нему и, взяв оружие, помчался еще быстрее. Кое-как добежав до будущего рва, офицер окончательно выдохся и дальше поплелся шагом. Возможное наказание его уже не страшило.

Наследник королевской крови, столь величественно встретивший его, спокойно перебирался через ров, как обычный солдат. Посланник невольно поморщился: дно рва заполняла жижа неизвестного происхождения. В лучшем случае, просто грязь, размытая застоявшейся дождевой водой. В худшем (если это не ров, а сточная канава) — нечто более липкое и вонючее. Лизаэр невозмутимо преодолевал преграду, словно перебирался через прозрачный ручей. Поднявшись по склону, он выпрыгнул на утоптанную площадку, перемахнул камни фундамента и скрылся под удивленные возгласы каменотесов.

Предоставленный самому себе, помятый и измученный, карфаэльский офицер потащился к казарменным шатрам. Он тяжело дышал и обливался потом от жары и быстрого бега. Кто их разберет, этих наследных принцев! Настроение у них скачет, как необъезженная лошадь. В конце концов, он только сопровождающий. Дальнейшее общение с Лизаэром он решил предоставить командиру отряда лучников.

А командир карфаэльского отряда лучников сидел в седле и, забыв обо всем, изумленно наблюдал за происходящим вокруг. Он был опытным воином, способным оценить упражняющихся солдат авенорской армии. Потирая чешуйчатой кольчужной рукавицей небритый подбородок, командир наблюдал за местными лучниками. Их стрелы ровными рядами летели в мишени. Промахи были редкими. Такая точность стрельбы восхищала и настораживала.

На плацу упражнялись всадники-копьеносцы. Их умение держаться в седле просто завораживало. Правда, они несколько смешались, отражая учебное нападение пехотинцев. Копьеносцы явно переусердствовали: спешно выстраивая линию обороны, они сами не заметили, как опрокинули шатры полевого лагеря, включая арсенал и кухню.

Пройдя путь от наемника до гарнизонного командира, карфаэлец знал все тонкости солдатской службы. Он искренне восхищался выучкой авенорских солдат. Восхищение сменилось завистью, а затем и утешительным сознанием того, что ему не придется воевать против этой умелой и вымуштрованной армии.

— Эт милосердный, ты только посмотри, — окликнул его другой офицер. — Они устраивают заграждения из мокрых шкур, чтобы гасить зажигательные стрелы!

Командир обернулся, но тут его внимание привлек неизвестный, вклинившийся в круг карфаэльских лучников. Раздались крики, несколько лошадей шарахнулись в сторону. Человек бежал, оставляя за собой мокрые и грязные следы. Он и сам был перепачкан едва ли не до пояса, а потная рубаха на плечах раздувалась пузырем. Наконец этот странный всклокоченный совсем молодой человек добрался до связанных пленников.

В руке незнакомца блеснул короткий кинжал.

Командир, вынужденный сменить свою вальяжную позу, сунул ноги в стремена. Как и всякий горожанин, обожающий развлечения, он не торопился отдавать приказ вмешаться и задержать незнакомца. Он знал, сколько жизней унесли хитрости и уловки лесных варваров. Если этот безумец с кинжалом решил им за что-то отомстить, особо торопиться не стоит. Возможно, присутствующих ждет недурное зрелище. Вмешаться он всегда успеет.

Карфаэльский вояка не поверил своим глазам. Этот сумасшедший вовсе не собирался калечить пленных. Его кинжал был направлен против веревок, связывавших их по рукам и ногам.

Рев грузного командира на время заглушил дробный перестук деревянных молотков, которыми работали каменщики. Лучше перебить всех пленных, чем позволить хотя бы одному из них сбежать.

— Кто этот негодяй? Схватить его!

Четверо карфаэльских всадников спрыгнули с коней. Но едва они приблизились к пленным, нарушитель спокойствия обернулся и закричал:

— Клянусь Этом, вы нанесли мне оскорбление!

Кинжал бешено засвистел в воздухе. И солдаты, и пленные попятились назад, не желая оказаться невольными жертвами лезвия.

— Я не допущу рабства на своей земле! Никто не будет служить Авенору закованным в кандалы!

Все, кто был вокруг, повернули головы в сторону кричавшего. Каменщики и погонщики мулов побросали работу. Копьеносцы, забыв об учениях, сбились в кучу и вовсю глазели.

Еще несколько карфаэльских лучников, равнодушных к зевакам и глухих к расспросам, поспешили исполнить то, что требовал от них устав.

— Эй, ты! — презрительно крикнул освободителю командир.- На что тебе это дерьмо? Думаешь, кто-нибудь огорчится, если они сдохнут там, где стоят? Веревки для них — незаслуженное милосердие. Пусть принц, которому прислали этот сброд, закует их в железные кандалы, чтобы были не по зубам ни одному жалостливому дурню!

Светловолосый спаситель мотнул головой, отбрасывая налипшие на глаза волосы. Пленные застыли, словно изваяния, а из-за их спин торчали острия нацеленных на него мечей и кинжалов. Он был окружен со всех сторон. Тогда он бросил кинжал на землю, сорвал с себя перепачканную рубашку и вытянул руки.

— Пусть меня первым закуют в кандалы! — негодующе крикнул он.

В неистовой синеве его глаз таилось предостережение.

— Если кому-то угодно обращаться с людьми как со скотиной и разговаривать с ними языком плети, начинайте с меня!

— Чтоб моей матери провалиться с потрохами в Си-тэр! — выругался карфаэлец. — Выискался жалостливый дурень на мою голову!

Командир с удовольствием отдал приказ схватить безумца. Сам он неподвижно восседал на коне, наблюдая, как его молодцы начали подступать к бунтарю.

Их атака почти не встретила сопротивления. Половина пленных страдала от ран, другая половина была слишком измотана долгой дорогой. Правда, какой-то рослый дозорный попытался помешать лучникам, но получил такой удар, что у него заплыли оба глаза. Возмутитель спокойствия получил желаемое: в считаные секунды ему заломили руки за спину и накрепко связали запястья.

— Что здесь происходит? — послышался сбоку чей-то властный голос. — Ваше высочество, отзовитесь!

Капитан лучников сразу почувствовал на себе испытующие взгляды всех, кто находился рядом. Но он хорошо знал, как надо себя вести в таких случаях. Все его внимание было устремлено на подчиненных. Связав нового пленника, они вытянулись по стойке «смирно». Не оборачиваясь, командир громогласно спросил:

— Так где же ваш принц, о котором нам столько всего наговорили? Мы доставили ему подарок, и я не понимаю, почему нас так встречают.

Толпа сзади напирала, и командирскому коню это не понравилось. Командир, как мог, сдерживал его, попеременно натягивая поводья. Развернуть коня он не решался: мало ли, вдруг норовистое животное случайно лягнет кого-нибудь из авенорских солдат или ремесленников? Зачем ему такой конфуз? Командир ограничился тем, что раздраженно крикнул:

— Если ваш принц до сих пор не появился, пошлите за ним!

Пленные беспокойно задвигались. Светловолосый безумец, насколько позволяли веревки, рванулся вперед и поднял на карфаэльца свое выпачканное грязью лицо. Долговязый дозорный, едва успевший оправиться после удара, с издевательской учтивостью произнес:

— Если господину командиру угодно лицезреть принца Лизаэра Илессидского, он перед вами. Надеюсь, после ласкового прикосновения ваших молодцов зрение еще не изменило мне.

Командир карфаэльских лучников оторопело заморгал, глядя на грязного оборванца, которого только что приказал связать.

— Ты… вы? — промямлил он. — Вы — Принц Запада? В ответ в глазах нового пленника сверкнули две синие молнии.

— Передайте своему мэру,- с истинно королевской надменностью сказал Лизаэр, — что у него есть полное право воевать с кланами, которые грабят торговые караваны. Разбойники — кем бы они ни были — заслуживают смерти. Вполне законно брать пленных, судить их за преступления и, если виновны, — казнить. Но я не потерплю, чтобы мне присылали пленных как живую добычу. В какую эпоху мы живем?

Карфаэльский командир перекинул ногу через заднюю луку седла и спешился.

— Ваше высочество, простите меня за допущенную оплошность.

Не дожидаясь, пока у него заберут поводья, командир пробормотал еще несколько слов извинения и вынул кинжал.

— Позвольте как можно скорее обрезать ваши путы.

— Погодите.

С редкостным самообладанием и выдержкой (безумный оборванец был бы на такое не способен) принц дополнил свои слова:

— Вначале освободите пленных. Меня не удивляет, что вы подошли к существующим в Авеноре законам со своими привычными мерками. Так знайте: эти мерки нам не годятся. Рабы мне не нужны. У пленных есть выбор: остаться в Авеноре и примкнуть к моему делу или отправляться на все четыре стороны.

— Какое неслыханное оскорбление! Карфаэльский командир зацепил кинжалом ближайшую веревку и яростно дернул.

— Эти люди — пленники нашего мэра! Они преступники!

Веревка потянула за собой Лизаэра, и он едва устоял на ногах. Однако выражение его лица ничуть не изменилось.

— Перед Авенором эти люди ни в чем не провинились. Отступитесь от них, командир. Мне, а не вам решать их судьбу. В противном случае оспорьте мою власть над Авенором и мою клятву сражаться с Повелителем Теней до победного конца. Ударьте меня кинжалом в сердце, и все пойдет как прежде.

Бред сумасшедшего? Однако в синих глазах принца не было ни капельки безумия. Только стальная, непреклонная решимость.

Карфаэлец колебался. Выпяченная челюсть и напряженные мышцы показывали, что он был готов нанести такой удар, но хорошо понимал, чем рискует. Глаза пленных следили за ним; раненые, изможденные — они все равно насмехались над командиром. Спиною он чуял надвигавшуюся угрозу, но не понимал, что она собой представляет. Неожиданно цепь карфаэльских лучников предательски дрогнула и подалась в стороны. На них и на все еще связанных пленных надвигались копьеносцы, столь восхитившие командира своими упражнениями на плацу. Стойкие, решительные, но излишне вспыльчивые, они наверняка затеяли бы сражение с карфаэльцами, если бы не присутствие главнокомандующего авенорской армией. Темноволосый Диган восседал на гнедом жеребце, поблескивая драгоценными камнями своего мундира.

— Вам не остается иного, как исполнить повеление его высочества,- властно произнес главнокомандующий.

Обнаженное лезвие длинного меча выразительно блестело на солнце. Карие глаза Дигана сердито смотрели на загнанного в угол командира.

— Если вам угодно оспорить это решение, вы получите аудиенцию у принца после того, как он отдохнет и приведет себя в надлежащий вид.

Карфальэльский командир знал ратное ремесло. Не имея протекции, он начинал с солдата, и каждое звание, включая и нынешнее, было им честно заработано. Он не приобрел щегольского лоска штабных офицеров и не преуспел по части дипломатии. Даже сейчас, будучи посланником мэра, он предпочел бы решить спор силой оружия, а не цветистых фраз. Ему было бы куда привычнее умыться в ручье и отоспаться в походном шатре или под открытом небом. Заботливое отношение к нему подданных Лизаэра вконец ошеломило вояку. Командира отвели в шатер, где его уже ждал чан с горячей водой. Слуги принца заботливо смывали с карфаэльца пот, дорожную пыль и грязь, стараясь не задеть старых шрамов. Затем его досуха вытерли и нарядили в роскошный бархатный камзол с кружевами. Отправляясь в Авенор, командир и представить не мог, что испытает на себе королевское гостеприимство.

Очень скоро ему стало жарко под бархатным панцирем его временных одеяний. Командир настолько привык к оружию, что остро чувствовал свою незащищенность. Правда, природный ум подсказывал ему, что лучше не противиться хозяину Авенора, дабы окончательно не уронить свое достоинство. Допущенная им оплошность была случайной. Принц тоже хорош: выбежал невесть откуда, сам полуодетый, замызганный. Так что пусть не придирается к карфаэльцам, которые до этого и в глаза его не видели.

Командир бывал во дворце карфаэльского мэра и привык к роскошному убранству. Зато он впервые удостоился аудиенции у наследного принца. Не обладая богатой памятью, он решил напрячь все свое внимание и обязательно запомнить наиболее впечатляющие моменты, чтобы потом рассказать жене и малолетним детям.

Королевский дворец Авенора пока не поднялся выше фундамента. Стен не было, а крышей служило небо, то подернутое знойной дымкой, то усыпанное звездами. Как ни убеждал себя командир, что ему нечего опасаться, раздражение и подавленность не исчезали. Слуги проводили его к месту аудиенции — простой хижине с обшитой гонтом крышей. Обычно здесь собирались высшие офицеры армии Авенора, чтобы поговорить о насущных делах. Здесь же хранилась городская казна. На дощатом полу не было даже ковра, не было и привычного подиума, на который обычно ставят столы для именитых гостей. Единственный стол не имел ни точеных ножек, ни внушительных размеров. Обычный походный стол, правда устланный безупречно белой полотняной скатертью. Хрустальные графины и бокалы придавали ему сходство с бриллиантом, вдруг попавшим в жалкую лачугу воришки.

Помимо Лизаэра, за столом сидел лишь его главнокомандующий Диган, одетый с тем небрежным щегольством, какое свойственно городской знати. При появлении карфа-эльского командира принц отодвинул кресло и встал.

— Командир, примите мои королевские извинения.

Полы его темно-синего камзола стремительно распахнулись, и свет лампы заиграл на золотых галунах, вспыхнул радугой перламутровых пуговиц и зажег голубые звезды сапфиров. Светлые волосы принца, теперь безупречно чистые, были стянуты золотым обручем. Камзол на нем был простого покроя, без накладных, искусственно расширенных плеч. Илессид не нуждался в короне — его лицо, совершенством пропорций напоминавшее лик статуи, само говорило о благородном и высоком происхождении.

Карфаэльскому командиру еще не приходилось бывать в обществе столь утонченных особ. Он испытывал явное замешательство. Память услужливо подбросила ему картину упражнений на плацу. Командиру было мучительно признаваться себе в том, что в выучке его лучники уступали авенорцам. Он сжал зубы.

Лизаэр скромно улыбнулся.

— Сегодня мне наглядно показали явные недостатки в моем воспитании. Поверьте, это пошло мне только на пользу. Произошла досадная оплошность, и не более того. Увы, дворец пока не имеет даже стен, и нам негде принимать посланников и официальных гостей. Надеюсь, что наше гостеприимство скрасит непритязательность этой хижины. Прошу вас, садитесь и чувствуйте себя как дома. У нас есть неплохие вина и вполне сносная пища.

Слуга, появившийся из затененного пространства, принес кресло с кожаным сиденьем. Командир сел и услышал характерный скрип конского волоса под кожаной обивкой. Это почему-то вновь повергло его в замешательство.

— Ваше высочество, я и представить не мог, что все так получится, — вырвалось у него. — Ни у кого и в мыслях не было оскорбить вас, пригнав пленных варваров. Господин мэр искренне хотел вам помочь.

— Не волнуйтесь: вы только исполнили приказ. Лизаэр обхватил подлокотники кресла, дожидаясь, пока слуга нальет всем вина из хрустального графина.

— Однако, господин командир, вы должны понимать: я далеко не идеалист и не забываю о реальной действительности. Не торопитесь считать мои сегодняшние действия благородным жестом. Люди, которых вы видели, верны мне и поддерживают мое дело. Пленные варвары, да еще закованные в цепи, — это змея, затаившаяся в доме. Они — послушное орудие для любого врага, посягнувшего на Авенор. Горстка обозленных, мечтающих о мести варваров легко подорвет моральный дух нескольких сотен моих соратников. Я не могу допустить рассадник бунта у себя в городе и не собираюсь рисковать безопасностью моих последователей.

Бокал принца почти до краев наполнился красным вином. Лизаэр сжал его в унизанных перстнями пальцах.

— Поймите, вы и его светлость не меня оскорбили. В моем лице оскорбление нанесено королевской власти, ее цельности и единству. Оскорблены принципы, которые я поклялся свято соблюдать, что бы ни случилось.

Под лучиками красного света сапфиры на его пальцах приобрели удивительную окраску. Лицо принца выражало искреннюю просьбу, даже мольбу.

— Этих людей нужно было убивать в сражении или казнить по законам карфаэльского правосудия. Здесь они вольны противиться нашим порядкам либо пересмотреть свои хищнические принципы и примкнуть к нам.

— Достойная мысль.

Командир поднял бокал и сделал несколько глотков. Ему было несколько не по себе, зато у него появились доводы для спора.

— Но что будет с пленными? Правитель Карфаэля признал ваши права на Авенор. Он отнесся к вам как к союзнику. Эти пленные — не городские воришки, которые грабят дома и лавки. Они разбойничали на дорогах, потрошили караваны и убивали честных торговцев. Отпуская их на волю, вы наносите его светлости удар в спину.

Диган порывисто с ним согласился.

— Лизаэр, я вполне могу представить, какие чувства испытает правитель, узнав об освобождении пленных.

Сквозь полуоткрытые створки незатейливого окна на свет летели мотыльки. Целый рой их кружился вокруг лампы, чтобы в следующее мгновение опалить крылышки, рухнуть по спирали вниз и умереть. Белая скатерть покрылась искалеченными тельцами мотыльков. Одни лежали неподвижно, другие еще бились, разбрасывая пыльцу. Лизаэр поглядел на них и горестно вздохнул. Казалось, он скорбел по мотылькам, как по погибшим людям. В таком состоянии его видели редко.

— У вашего господина есть все основания гневаться на меня. Но еще тогда, требуя, чтобы связали и меня, я знал, как отвратительно все это кончится.

Небритое лицо карфаэльского командира выражало полное недоумение. Принц сжал в руке бокал, поднес к губам и сделал несколько больших глотков, словно эту острую горечь можно было заглушить вином.

— Варвары, которых я приказал освободить, едва держались на ногах. Многие из них ранены. Увы, никто не захотел строить новый Авенор. Что ж, я предлагал им выбор, они его отвергли. Но куда им бежать? И еще вопрос: далеко ли они убегут? С наступлением темноты по их следам наемники пустили ищеек. До Западного леса им не добраться. Сомневаюсь, что кто-то из них останется в живых.

— А вдруг кому-то повезет? — вмешался Диган. — Лошадники с лугов Пасвира охотно приютят собратьев.

— И до Пасвира тоже далеко. — Лизаэр взмахнул рукой, стряхивая с рукава умирающего мотылька. — Но даже если кто-то и останется в живых, я не буду в проигрыше. Они обязательно расскажут о своем освобождении. Да и для наших солдат это было полезным уроком. Пусть не забывают, что в Авеноре действует королевское правосудие. Всякий, кто вздумает разбойничать на дорогах и грабить торговцев, получит по заслугам.

Лизаэр уперся подбородком в ладони. Чувствовалось, в душе он был взбудоражен. Но синие глаза, отражавшие свет лампы, оставались холодными и сосредоточенными.

— Диган, то, о чем мы сейчас говорили, — лишь одна нить, из которых ткется новый Авенор. Пора начать думать о будущем. Когда наша армия выступит на войну против Повелителя Теней, это станет ее главной задачей. Мы не можем нести двойную ношу и отвлекать часть сил на охрану дружественных земель. Повторяю: я не в восторге от существования кланов. Многие из них действительно превратились в разбойничьи шайки. Но если мы будем раздувать старую, не нами затеянную вражду, мы никогда не избавимся от клановой нечисти.

Эти слова очень понравились карфаэльскому командиру. Почувствовав себя непринужденнее, он громко рассмеялся.

— Мудрая тактика. Вот только бы еще заставить каждого варвара знать свое место. Но никак не пойму: зачем вам понадобились карфаэльские лучники? Я видел, как ваши стреляют по мишеням. Меткие, умелые стрелки. Зачем было звать наших?

Лизаэр вдруг согнал с лица всякую серьезность и по-мальчишески заразительно рассмеялся.

— Представляете, есть приказы, которые мои солдаты отказываются выполнять.

Диган болезненно поморщился, залпом осушил бокал, затем махнул слуге, чтобы налил еще.

— Нет, вино не поможет, — пробормотал он. — Мне требуется ясная голова.

Характерный блеск в глазах главнокомандующего выдавал его истинное состояние. Диган уже достаточно выпил и мог не рассчитывать на ясность в голове. С типично итар-ранской язвительностью он сказал карфаэльцу:

— Его высочество не желает пороть солдат, имеющих веские основания не выполнить его приказ.

— Диган! — прервал его Лизаэр. — Не будем об этом. Вопрос решен, и я не намерен отказываться от задуманного.

Командир лучников вспомнил, с какой прытью авенорские копьеносцы налетели сегодня на его молодцов, и даже поперхнулся вином.

— А в чем дело? — спросил он.

— Этот разговор мы отложим до завтра.

Лицо принца вновь стало задумчивым. Лизаэр подал знак пажам, которые дожидались с подносами в руках. От тарелок на подносах поднимался пар.

— А теперь окажите мне милость — уберегите меня от гнева моего повара. Если мы не поглотим приготовленное им мясо со всеми соусами и подливами, он явится сюда и искромсает нас своими тесаками. Вы бы видели этого человека, командир. Говорит мало, предпочитает действовать. Если мы не воздадим должное его кушаньям, боюсь, он уложит нас быстрее всяких лучников.

Ночью грузному карфаэльскому командиру снилось ожесточенное сражение, разыгравшееся между авенорскими копьеносцами и пехотинцами. Он проснулся с восходом, весь в холодном поту. Сев на скомканной постели, командир вновь стал терзаться вопросом: зачем Лизаэру Илессидскому понадобился отряд лучников, явно проигрывающих его собственным? Что ждет их в укромной долине, куда они вскоре должны будут двинуться?

Солнце еще не успело развеять пелену утреннего тумана. Командирские брови и щетина на подбородке стали влажными. Кольчуга давила на плечи и только мешала убивать назойливых комаров, противно звеневших в застывшем воздухе. Настроение у командира было далеко не радужным.

Судя по воспаленным глазам и всклокоченным волосам, Диган также пребывал не в лучшем состоянии. Чувствовалось, что после изысканных вин Лизаэра и у него раскалывается голова. Едва ли не каждый шаг его гнедого жеребца и позвякивание поводьев заставляли итарранца морщиться. Всем своим видом он показывал, что не одобряет затеи принца, в которую тот намеревался втянуть карфаэльских лучников.

— И сколько нам еще стоять тут без дела? — без особой почтительности спросил командир.

«От такой сырости недолго и оружию заржаветь», — сердито подумал он.

Диган повернул к нему голову. Позолоченное забрало шлема отразило его хмурую, циничную усмешку.

— Недолго. Вот только туман рассеется. Тогда вы дадите сигнал своим лучникам. Светлые волосы — более чем заметная цель.

— Я должен приказать им… стрелять в его высочество? Эт милосердный!

Он стиснул кулаки. Натянувшиеся поводья заставили его лошадь метнуться в сторону. Командир даже побледнел от ярости. Пытаясь удержать лошадь, он сказал:

— Значит, слухи оказались не напрасными? Принц Запада решил испытать силу своего дара света? А если испытание обернется его гибелью? Вы представляете последствия? Появись сам Даркарон с черным копьем и на колеснице — нас это не спасет. Начнется бойня. Ваши вымуштрованные солдаты решат, будто мы намеренно погубили принца, и перебьют нас, точно ворон на огороде.

— Его высочество уверен, что никакой трагедии не произойдет.- Диган зевнул, всем своим видом показывая, до чего ему наскучила затея Лизаэра. — Принц упражнялся несколько месяцев. По его словам, он мастерски владеет своим даром. Уверяет, что спалит древки стрел гораздо раньше, чем они до него долетят.

— Но зачем это? — вскричал потрясенный карфаэлец. — Зачем ему понадобилось рисковать своей королевской особой?

— Я так и не сумел отговорить его от этой затеи, — с досадой ответил Диган. — Мои солдаты отказались выполнить приказ. Если и ваши лучники откажутся, его высочество грозился отправиться в Хеншир — причем без всякой охраны — и предложить тамошнему гарнизону выступить против него. Мэр Хеншира не упустит возможности развязать войну против Авенора и наверняка бросит против Лизаэра пехоту в тяжелом облачении. Принц же не рискнет причинить вред ни одному солдату — он упорно считает хенширцев союзниками. Что тогда останется нам? Хлопать комаров и ждать трагической развязки?

Из тумана донеслись трели дрозда. Обнажились кусты можжевельника, и пировавший под ними зайчишка тревожно навострил уши. Неяркое солнце наполнило долину приятным теплом. Диган поправил свой роскошный, украшенный рельефным орнаментом шлем, смахнув влагу с оперения. Он больше не мог сдерживать то, что грызло его изнутри. Со свойственной ему надменностью (когда-то эта надменность безотказно подбивала итарранских щеголей на всевозможные сумасбродства) Диган сказал:

— Есть вещи, которых его высочество просто не понимает. Вчера он выставил вас полным идиотом. Командир, вы такой же горожанин, как и я. Так неужели вы не осмелитесь использовать шкуру его высочества в качестве мишени? Или его манеры во время вчерашней аудиенции настолько зачаровали вас, что вы готовы по самые яйца сделаться приверженцем королевской власти?

Карфаэлец негромко хохотнул.

— Вообще-то награды за отпрысков королевских династий еще не отменены.

Он натянул поводья, готовый отправиться к лучникам.

— А почему бы не превратить это в развлечение? Ставлю восемьдесят королевских монет против того, что принц получит желаемое и будет валяться мертвым в луже крови.

— Идет, — с безрассудством светского дуэлянта согласился Диган. Однако он не повернулся к командиру, словно боясь, что лицо его выдаст. — Если вы выиграете, это будет плата за мое успокоение. Признаюсь честно: у меня уже который день сердце не на месте, и я взрываюсь по каждому пустяку.

Карфаэльский командир помолчал. Он не знал тонкостей этикета, но в истинных настроениях людей разбираться умел.

— Вы любите этого человека. И сильно любите. Не знаю только за что.

— Поезжайте к своим солдатам, командир, — отрезал Диган, по-прежнему не желая поворачиваться к офицеру лицом. — Обаяние Лизаэра таково, что противостоять ему невозможно. Каждый вечер я перед сном благодарю Эта, не наделившего таким же обаянием Повелителя Теней.

Солнце становилось все ярче. Последние струйки тумана клубились над холмами, пятнистыми от куп деревьев. Раздираемый изнутри мучительной душевной болью, Диган замер. Он слышал топот копыт — командир отправился к своим лучникам. Вскоре до него донеслись слова приказов, отдаваемых карфаэльским сержантам. В этих местах не было даже эха… Наконец на дальнем холме появился Лизаэр.

Главнокомандующий авенорской армией обмотал вокруг локтя поводья и уткнулся лицом в перчатки.

В воздухе запели стрелы. Диган хорошо помнил этот звук: такое же зловещее пение он слышал на берегах Талькворина, изуродованных водной стихией, которая унесла жизни многих сотен итарранских солдат.

Усилием воли отогнав ужасы прошлого и ужас этого утра, Диган обратился в слух. Стрелы должны были достичь холма. Но где треск головок, вонзающихся в древесные стволы? Где хруст ветвей, шелест срезанных листьев? Где, наконец, леденящий душу звук стрелы, ударившей в человеческое тело? Где крик? Ничего. Ничего, кроме жаркого дыхания ветра, опалившего ему лицо.

Несколько минут было тихо. Лучники разогнали всех птиц. Затем ушей Дигана достиг восторженный, изумленный рев карфаэльского командира:

— Эт милосердный! Чудо! Настоящее чудо!

Диган все еще не решался отнять взмокшую кожу перчаток от своих воспаленных глаз. Вслед за криками карфаэльца раздался веселый смех Лизаэра:

— Никакого чуда, мой дорогой командир. Но теперь наконец-то я смогу дать достойный ответ варварам из кланов Маноллы. Когда нам потребуется пересечь Орланский перевал, чтобы атаковать Повелителя Теней, я смогу защитить своих солдат от ее засад.

У Дигана пропали все силы, он обмяк и едва держался в седле. Жеребец опустил шею и принялся общипывать листву на кустах. Диган понимал, что нужно слезть с коня, поднять поводья, успевшие соскользнуть с холки и образовать петлю на золоченом недоуздке.

Когда карфаэльский командир вернулся, Диган стоял в траве. Итарранский цинизм позволил ему сохранить хотя бы внешнее спокойствие, и глаза его были сухими. Диган взглянул на восхищенного карфаэльца. Скорее всего, рукотворный свет опалил и его.

Настоящим огнем, опалившим его сердце, был сам Лизаэр.

Шелестя складками шелкового мундира, Диган глядел на командира и испытывал не свойственное ему смирение. Он знал: иным способом проверить, насколько возросла сила Лизаэрова дара, было невозможно. Но у него самого не хватило бы духу отдать приказ стрелять в принца. Наконец стеснение в груди ослабло, и Диган заговорил.

— Вы проспорили мне восемьдесят монет, командир. — Главнокомандующий улыбнулся. Сейчас он испытывал сладостное состояние, словно после бурного соития с женщиной. Впрочем, нет. Никакая женщина не могла бы доставить ему такое наслаждение. — Его высочество остался цел и невредим. Извольте заплатить долг.

— Вы это видели? — воскликнул командир, чей восторг многократно превосходил досаду от потери каких-то восьмидесяти монет. — Его высочество воздвиг световую преграду. Лучники выпустили по нему не менее тысячи стрел, но ни одна из них не пробила этой преграды. Они все сгорели. Лизаэр Илессидский непобедим, и его армия — тоже!

Настоятельная необходимость

Когда-то здесь был брод через реку Севернир. Дорога, пересекавшая ее, уходила на север, в Итарру, а река текла на юго-запад. Вскоре после вторжения Деш-Тира и бунта против верховных королей реку насильственно заставили течь на восток, к Эльтаирскому заливу. Каменистое русло поросло травами и кустарниками. Спустя пятьсот лет уже не верилось, что в прежние времена здесь журчала речная вода. Теперь эти звуки сменились стрекотанием кузнечиков.

Налет бойцов клана на торговый караван был почти бесшумным. Когда они связали последнего пленника и вогнали ему в рот кляп, уже сгустились сумерки. В узком ущелье, с обеих сторон зажатом отрогами Скайшельских гор, стало тихо. Но тишина была обманчивой.

Волы, тянувшие повозки, лежали там, где их оставили взятые в плен погонщики. Горло каждого животного было перерезано быстрым, мастерским ударом. Днем к воловьим тушам слетелись бы полчища мух, жадных до свежей крови. Темнота отсрочила это пиршество. Повозки с товарами оставались в целости и сохранности, ибо налет совершали не ради грабежа.

Каол, командир горстки бойцов, уцелевших после битвы в Страккском лесу, стоял, упираясь ногой в камень. Его мутило от запаха свежей крови, хотя он и старался не подавать виду. Тряпки, чтобы вытереть кинжал, под рукой не оказалось. Каол вытирал лезвие о войлок седельной сумки, принадлежавшей гонцу, который ехал вместе с караваном. Седого командира мало утешало, что никто из пленных не пострадал, а смерть приняли только животные. В кланах придерживались старых воззрений и считали любое напрасное убийство оскорблением Эта-Создателя.

Но в то же время Каол по собственному опыту знал: излишняя жалостливость и неумение расправиться с врагом — это не те качества характера, которыми можно гордиться. Мягкотелые гибнут первыми. Особенно сейчас, когда итарранская лига наемников с удвоенным усердием принялась искоренять кланы. Головорезов воодушевляли успехи Лиза-эра и его новых союзников. Принц не забывал своих итарранских друзей и регулярно отправлял к ним гонцов с посланиями. Именно это и заставляло бойцов клана останавливать каждый караван, если с ним ехал гонец.

Справа послышались осторожные шаги. Это мог быть только Джирет. Никто из бойцов не рискнул бы подкрасться к нему, зная, что Каол бьет без промаха.

— Ну как, нашел послание?

Каол повернул кинжал и стал вытирать другую сторону лезвия.

— Если гонец молчит, придется мне немножко сдавить ему глотку. Начнет задыхаться, глядишь, поразговорчивее станет.

Рослый, невозмутимый, словно мраморная глыба, Джирет Рыжебородый предусмотрительно отодвинулся от Каолова кинжала.

— В этом нет надобности.

Каол еще раз взглянул на сумку с вышитым львом, затем выпрямился и с подозрением в голосе сказал:

— Понимаю. Ты уже прочел все, что надо.

Он отшвырнул перепачканную кровью сумку подальше.

— Если новости дрянные, не надо их от меня скрывать. Каол убрал кинжал в ножны, потом запихнул себе в рукав парный нож.

Джирет подал ему хрустящий лист пергамента.

— Наш господин наконец-то дал о себе знать.

— Своевременно, ничего не скажешь.

Каол сощурился, торопясь просмотреть все листы, пока совсем не стемнело. На последнем красовалась печать с изображением такого же льва. Седой командир даже кашлянул от удивления.

— Джелот? Говоришь, принц Аритон находился там? Молодой граф, к которому ныне перешло управление северными провинциями Ратана, достаточно изучил характер своего командующего и знал, что иногда его вопросы лучше оставлять без ответов. Пока Каол читал, Джирет разглядывал зловещие следы их недавнего налета: связанных людей, бездыханные туши волов, повернутые в разные стороны повозки. Поодаль паслись захваченные лошади. Сами бойцы, соблюдая вынужденное молчание, продолжали начатую работу.

Жаль, что в караване было мало лошадей. Чем их больше, тем быстрее можно покинуть место нападения, хотя следы конских копыт увеличивали риск погони. Поскольку погода благоприятствовала наемникам, бойцы ратанских кланов не обременяли себя лишним имуществом и ограничивали стоянки двумя-тремя часами ночного сна.

— Ученик магистра Халирона! — воскликнул Каол. Он любил читать неторопливо, обдумывая каждую фразу.

— Фаленит верен себе. Как хитро он это придумал! И почему мы раньше не догадались, что он может сменить обличье?

— Вряд ли это была уловка.

Джирет хорошо помнил, как, еще будучи мальчишкой, он подслушал ночной разговор между Аритоном и старым менестрелем. Халирон тогда корил принца за пренебрежительное отношение к своему таланту. Вообще-то Джирет старался не вспоминать о времени, когда его родители и сестры были еще живы. Чтобы подавить душевную боль, он стиснул челюсть. Затаив дыхание, молодой варвар ждал, когда Каол доберется до последних строк, где перечислялись разрушения, вызванные музыкой Аритона Фаленско-го во время празднества в резиденции джелотского мэра.

— Даркарон меня побери!

Каол скатал листы в тугую трубку и скрепил металлическим кольцом. Оно чиркнуло по его кольчуге.

— Надо думать, гонец знает, что написано в послании.

Джирет вглядывался в темноту. Ветерок шевелил головки цветов возле его сапог, забрызганных подсыхающей воловьей кровью. Юный Валерьент предугадывал безжалостную логику Каола: если гонец знает имя виновника джелотского погрома, он расскажет об Аритоне везде и всем. Наверняка и возницы наслышаны об этом, и никакие клятвы не заставят их молчать. Значит, нужно любой ценой сделать так, чтобы наместник Итарры подольше не знал о джелотских событиях.

— Эт милосердный, пленных больше, чем нас. Сильные пальцы Каола смяли пергамент вместе с черными и золотистыми ленточками и сломанной печатью.

— Рано я обтер свой кинжал.

Эти слова, по сути означавшие смертный приговор почти трем десяткам человек, седовласый боец произнес будничным тоном. Скорее всего, он уже принял решение.

Однако Джирет знал своего командующего лучше, чем погибшего отца, и не торопился воспринимать его угрозы всерьез.

— Нам нельзя рисковать, — сказал он Каолу.

Прошедшие годы так и не уменьшили остроту горя. Джирет потерял не тодько родных. Выступление итарранской армии против Аритона Фаленского почти полностью уничтожило несколько ратанских кланов.

— Мы не обязаны рассказывать нашим об этом. Так будет спокойнее.

Свиток полетел на землю. Ручища Каола сжала Джирету запястье.

— Нет, мальчик, — возразил он, хотя Валерьент давно уже не был ребенком. — Наши люди должны знать. Допустим, мы заставим замолчать этот караван и, быть может, следующий. А потом? Слухи о джелотском разгроме все равно достигнут Итарры. Сюда явятся головорезы Пескиля и приволокут ищеек. Нам повезло, что мы узнали об этом заранее.

Откуда-то из тьмы донесся негромкий смех бойцов. Вероятно, они сделали все, что требуется, и теперь отдыхали, не разводя костра.

— Отправляйся вместе с нашими, — сказал Джирету Каол. — Оставь меня здесь. Я управлюсь один. Постараюсь, чтобы все было сделано быстро и чисто. Сейчас пленные спят. Так что шума не будет.

— Нечего меня ограждать! — выдохнул Джирет. Каол поскреб подбородок тыльной стороной ладони, перепачканной воловьей кровью.

— Это не в моих силах, даже если бы я и хотел. Нам не оградить и нашего наследного принца. Но мы должны хотя бы попытаться. А теперь иди. Чем дольше мы будем здесь прохлаждаться, тем больше опасность. Вдруг следом движется еще один караван? Они увидят следы колес и все поймут. Нельзя допускать, чтобы нас здесь схватили.

Здравый совет. В такие моменты Джирет отлично понимал, почему отец зачастую молчал, не возражая Каолу. Когда весть об ужасах ночной расправы дойдет до Итарры, наемники-головорезы получат от горожан щедрые пожертвования. Но если итарранская армия вместе с войсками Авенора обнаружат Аритона, последствия будут несравненно хуже. А такое рано или поздно должно случиться, несмотря на все меры предосторожности. Из Тайсана от Маноллы приходят вести одна другой мрачнее. Армия, которую Лизаэр готовит для поимки Повелителя Теней, показала себя более грозным противником, чем наемники. Если Илессид всерьез примется за кланы, их ждет примерно то же, что случилось в Ратане.

— Нам надо выбрать место для встречи, — наконец сказал Джирет.

Как всегда, Каол успел это обдумать раньше него.

— Встретимся у Фарлийских Камней, в глубине пустошей Даон Рамона.

Каол был прав: лучшего места не придумаешь. Туда не отважится заехать ни один караван, да и у головорезов не будет особой прыти лезть в те места. В древности там жили паравианцы, и на холмах до сих пор сохранились развалины их строений. Горожане до смерти боятся подобных мест, считая их нечистыми.

Путь в чужом седле; пыльная, утомительная дорога. Но даже это было лучше тягостной миссии, которую возложил на себя Каол. Джирет порывисто пожал ему руку.

— Не задерживайся, — срывающимся шепотом попросил он.

Джирет скрылся в темноте. Надо же, такой долговязый, а ходит совсем бесшумно. И его отец так ходил, Каол это помнил. Ничего удивительного, если он сам с детства учил каждого из них. Иногда у Каола сжималось сердце: сколько бы он ни обучал соратников искусству оставаться в живых, жизнь нередко перечеркивала его уроки. Главное, чтобы Джирет успел жениться и вырастить наследника. Только успеет ли?

Если итарранская армия вместе с войсками Илессида выступят против Аритона, можно будет распроститься с мечтой увидеть Фаленита верховным королем Ратана. Итамон — древняя столица его династии — так и останется городом призраков.

Ветер теребил в траве упавший пергамент. Каол выхватил кинжал, нагнулся и наколол перехваченное послание на острие. Пергамент нужно было сжечь, а кинжал как следует наточить. Какая разница, что их наследный принц воспротивился бы любой капле крови, пролитой ради него? Аритона сейчас здесь нет, а больше возражать некому. Каол невольно передернул плечами, вспомнив зеленые глаза, повидавшие слишком много на своем недолгом веку. Он вспомнил тяжкую ношу совести, сопровождавшую Фаленита повсюду. Наверное, поэтому очень немногие выдерживали взгляд Аритона.

— Даркарон побери твое высочество, — пробормотал Каол. — Как видишь, одним людям иногда приходится убивать других людей. Ты и сам прикладывал к этому руку, забыв про щепетильность. Иначе никого из нас тогда не осталось бы в живых, и наши кости белели бы сейчас по берегам Талькворина.

Бойцы готовились к отъезду. Каол слышал приглушенный голос Джирета, созывавшего остальных. Позвякивала упряжь, скрипели стремена. Каол резко сорвал с кинжала проколотый свиток. Он не представлял себе иной жизни, кроме непрестанной борьбы за существование. Все кланы вели такую жизнь вот уже пятьсот лет подряд. Битва в Страккском лесу заставила Каола понять многое из того, что безуспешно пытался втолковать ему покойный Стейвен, отец Джирета. Главное — что не бывает полностью правых и полностью виноватых, а на пути к высокой цели приходится не раз вываляться в грязи. Да и в крови запачкаться тоже.

Совесть и сострадание не сделают Аритона королем. Возможно, две дюжины перерезанных сегодня глоток в дальнейшем позволят спасти многие сотни жизней, и прежде всего — жизнь самого Фаленита.

Убивая врагов, Каол не испытывал удовольствия, но в отличие от Аритона не ощущал и угрызений совести. Слишком много друзей и соратников пришлось ему похоронить за свою жизнь, не говоря уже о близких людях.

Холмы тянулись до самого горизонта, скрываясь в пыльной дымке. Над ними висело беспощадно жгучее оранжевое солнце. Растрескавшаяся почва, давно не видевшая дождя, пылила под конскими копытами. Кое-где желтели клочья пожухлой травы. В давние времена здешние травы были в половину человеческого роста; их густой зеленый ковер покрывал долины и взбирался по холмам. Когда-то на лугах Даон Рамона танцевали единороги… Сейчас, вместе с приближающимся всадником, по пустынной дороге двигалось облако пыли.

Каол подъезжал к Фарлийским Камням — условленному месту встречи с Джиретом Рыжебородым. Однако настроение Джирета от этого лучше не стало.

Молодой Валерьент находился на вершине холма, откуда было удобно наблюдать за дорогой и окрестностями. Узнав о появлении Каола, он выругался:

— Даркарон его побери! Он думал, что мы так и будем дожидаться его?

Джирет вскочил. Под ногами хрустнули высохшие лишайники. Боец, сообщивший ему эту весть, был его сверстником. Одним из четырнадцати мальчишек, переживших бойню в Страккском лесу.

— Мы же оставили ему лошадь.- Джирет сердился и вместе с тем радовался, что с Каолом ничего не случилось. — За это время можно было бы и пешком дойти. Я ждал его тремя днями раньше.

— Похоже, он не один.

Порывистый светловолосый сверстник Джирета выгнул спину и потянулся. Тускло блеснули заклепки на его кольчуге. Лезвие меча, наоборот, ярко вспыхнуло, будто его опустили в кислоту.

Джирет стиснул зубы. Новость подействовала на него раздражающе. Он быстро спустился с холма в ложбинку, где спали бойцы. Три долгие бессонные ночи (и вдобавок темные, ибо костров из соображения безопасности не разводили) взяли свое. За все время пути они не видели ни одного паравианского призрака, но в воздухе что-то витало, наполняя сердца глубокой печалью.

Всадник остановился невдалеке от того места, где паслись захваченные бойцами лошади. Джирет, прятавшийся в ольшанике, пригляделся и сразу обратил внимание на узкие плечи. Кого это он с собой привез?

Наблюдая сквозь ветви ольшаника, Джирет ждал, что будет дальше. Каол спрыгнул с лошади. Второй всадник оставался в седле. «Никак мальчишка? — подумал Джирет, глядя на тщедушные плечи. — Где же Каол его нашел?»

— Чтоб нас пожрали ийяты, неужели нельзя было без приключений?

Его слова спугнули зяблика, и тот метнулся прочь из ольшаника. Прятаться дальше было бесполезно: Каол явно почуял его присутствие. Джирет стал выбираться наружу, но даже в гневе он не позволил себе сломать ни одной веточки.

Судя по сгорбленным плечам Каола, дорога утомила его. Достав бурдюк с водой, он промочил горло и быстро сплюнул.

— У нее двое малышей, — сказал он.

Джирет так и застыл на месте, окруженный роем назойливых цикад. Ему было достаточно взглянуть на измученное лицо Каола, и его гнев растаял.

— Я думал, там были одни мужчины.

Седовласый командующий что-то пробурчал, потом вылил остатки воды себе на голову. Радужная россыпь капелек сверкнула в его запыленных волосах. Замедляя движение на шрамах, струйки стекали по лицу вниз. Глаза Джирета и Каола встретились.

После трагедии в Страккском лесу никто из выживших не напоминал Каолу о том, о чем он сам боялся вспоминать… Аритон умолял его держать детей клана подальше от страшной битвы на берегах Талькворина. Упрямство Каола, по сути дела, подрубило северные ратанские кланы, лишив их будущего. Лесной мох тогда сделался ярко-красным от детской крови. Кто знает, послушайся он Аритона, может, не было бы и другого злодеяния — уничтожения Лизаэром женской линии кланов… Каол тоже никогда не говорил об этом вслух, но память о страшной плате за своеволие оставалась его незаживающей раной.

— Эти детишки спрятались в рогожах. Не волнуйся, я сделал так, что тел они не видели.

Джирет закрыл глаза и усилием воли заставил себя молчать. Цикады, потревоженные выплеснутой водой, метались вокруг его сапог и кольчуги.

— Есть вещи, которые приходится делать, — тихо сказал Каол.- Но я не могу убивать женщин и детей. Даже ради спасения жизни нашего наследного принца.

Джирет перевел взгляд на пленницу. Невысокая, ладно скроенная, с каштановыми волосами. Наверное, даже миловидная, если бы не чумазое лицо и предельная усталость. Рот ее был заткнут куском рогожи. Покрасневшие глаза смотрели пугливо и в то же время вызывающе. Женщина прижимала к себе ребенка; на вид ему было не больше трех лет. Второй малыш спал в седельной сумке, посасывая грязный палец.

От взгляда пленницы Джирету стало не по себе.

— Я и так все понимаю, — сказал он Каолу, предваряя его объяснения.- Рот ей пришлось заткнуть, а то бы она без конца кричала. Не удивлюсь, если она пыталась ударить тебя ножом в спину.

— Почти так. На то у нее были свои причины — я убил ее брата.

Он мотнул головой, стряхивая с волос последние капли.

— Иначе было нельзя. О джелотском разгроме знал каждый возница. Слухи — что ветер. В кулаке все равно не удержишь.

Сказанное не удивило Джирета. Он вновь посмотрел на пленницу.

— Я развяжу тебя, но только в том случае, если ты не причинишь вреда моим бойцам.

Пленница злобно сверкнула на него глазами. Она была почти уверена, что ее изнасилуют либо бросят в здешней глуши, отобрав детей. Что ж, бойцы имели на это право: когда-то горожане, вторгшиеся в Страккский лес, безжалостно убили их матерей и сестер. Кланы настолько поредели, что каждый ребенок — не важно, украденный или зачатый насильственным образом — являлся подарком судьбы. Только горечь воспоминаний об участи собственной матери и сестер удерживали Джирета от безрассудной мести. Хотя горожане и называли их варварами, совесть не позволяла ему воевать с женщиной и малолетними детьми. Потянув Каола за мокрый рукав, Валерьент увел его подальше от пленницы. Когда они отошли на достаточное расстояние, Джирет сказал:

— Кому-то из нас необходимо разыскать Аритона.

— И как ты это мыслишь?

Каол вытер воду с лица и поморщился; на его подбородке отчетливо вырисовывались следы женских ногтей. Взглянув на руки командующего, Джирет понял: пленница не только царапалась, но и весьма умело кусалась.

— После всего, что наш принц натворил в Джелоте, тамошний правитель разослал кучу вооруженных отрядов для его поимки. А толку-то? Ни они, ни головорезы со сворой ищеек не нашли и волоска с головы Аритона.

Джирет живо представил, какими способами Каол добыл эти сведения, но вдаваться в подробности не стал, а заговорил совсем о другом.

— Манолла просила о встрече в одной из бухт залива Бурь. Поскольку Сетвир откликнулся на ее просьбу, надо думать, там будет посланец Аритона.

— Отправь меня туда,- предложил Каол.

В устах человека, только что проделавшего трудный путь, это звучало несколько странно и подозрительно.

Джирет разгадал его хитрость и криво усмехнулся.

— Ни за что. Раз ты привел нам три лишних рта, вот и позаботишься об их пропитании. Теперь эта бедняжка и ее дети повиснут на тебе. Мне придется поторапливаться. Даже при хорошей погоде и полном везении я едва ли достигну северного побережья раньше зимы.

— Мальчик мой, — возразил Каол, — твоя жизнь стоит дороже моей.

— Нет. — Джирет унаследовал отцовскую решимость: если он что задумал, его уже не свернешь. — Жизнь Аритона стоит дороже, чем обе наши. Он надежда всех ратанских кланов. Ты останешься здесь и будешь перехватывать гонцов. Вы должны знать, как развиваются события. Пока все, что знает эта пленница, может нам повредить, ее придется держать в отряде. Если судьба повернется к нам спиной, ожидание долго не продлится. Быть может, очень скоро исполнится твое заветное желание — отомстить Итарре.

Двуликий Дакар

Поразмыслив в тишине Альтейнской башни над предложением Люэйна, Сетвир понял, что иного выхода нет. Придется отправлять Дакара в Алестрон с поручением проникнуть в арсенал и проверить, не хранится ли там вновь изобретенный и тайно изготовленный дымный порох. Весть о новом путешествии достигла Безумного Пророка на палубе «Черного дракона», где он и пребывал в своей обычной позе — перегнувшись через перила. Морская болезнь сделала его почти таким же бесчувственным, как деревянная мачта, однако сил выругаться у него все-таки хватило. Они смеются над ним, что ли? Мало ему общества Аритона, так теперь еще тащись в Алестрон!

У тейр-Бридиона — тамошнего правителя — был гадючий нрав, у трех его младших братьев — тоже. Их недоверие к пришельцам из других мест и чрезвычайная подозрительность не знали себе равных. Явиться к ним с намерением проникнуть в арсенал мог только отъявленный глупец. Но даже если бы такой глупец и отыскался, еще у самого первого замка его тело превратилось бы в кусок ноздреватого сыра, проткнутое мечами и шпагами.

Дакар глотнул воздух и болезненно поморщился: живот опять начало крутить. Он искренне пожелал хранителю Альтейна покрыться сыпью, какая бывает после близкого общения с определенными женщинами. Пожелание (увы!) было неосуществимым: женщины давно перестали интересовать Сетвира. Дакар побрюзжал и по этому поводу. И вдруг его осенило. Если поднапрячься, узел всех несчастий удастся разрубить одним ударом.

Безумный Пророк откашлялся и усмехнулся, спрятав в бороде крокодилью улыбку.

— Превосходно, — прошептал он, доверительно обращаясь к клочьям пены за бортом «Черного дракона». В своем истовом служении Содружество обросло паутиной нелепостей и предрассудков. Будет совсем недурно, если из-за этого Повелитель Теней потерпит неудачу. Если братья Бридионы превратят Фаленита в мясной фарш, Асандир может винить в этом кого угодно, только не Дакара. А у Аритона, как известно, обостренная совесть — проклятие его династии. Карты и навигационные инструменты, присланные Сетвиром, заставили принца чувствовать себя обязанным. Ради этого он оставит свои замыслы и послушно включится в поручение Содружества.

Замышляя какие-нибудь пакости, Дакар всегда напевал. Он не обладал ни голосом, ни слухом, а нескончаемые приступы морской болезни сделали его голос хриплым и скрипучим. Но Безумному Пророку и не требовались слушатели. Он пел для себя, монотонно бормоча скабрезные куплеты, которых знал великое множество. Коку эти звуки напомнили разгрузку баржи со щебнем. Не выдержав, он кликнул юнгу и велел тому обстреливать Дакара горохом, пока не уберется с палубы.

Берегов по-прежнему не было видно. «Черный дракон» держал курс на Фэрси. Аритона все так же держали на палубе прикованным к перилам кормы. Кок наотрез отказался кормить его с ложки, и капитан Диркен неохотно позволила пленнику есть самостоятельно. Для этого веревки заменили ножными кандалами. У кого-то другого наверняка взыграла бы уязвленная гордость, но Аритон как ни в чем не бывало сохранял привычное чувство юмора. Его терпение не казалось вынужденным или наигранным, хотя успехи Диркен в постижении искусства дальнего мореплавания могли вызывать только раздражение.

Когда на море был штиль, Аритон делал копии навигационных карт, присланных ему Сетвиром. Свободные от вахты матросы подтрунивали над Фаленитом, но чаще смотрели, как он работает. Каждый раз ворчливый и неуклюжий корабельный эконом приносил ему угольные палочки, перья и разноцветные чернила. На все вопросы Аритон отвечал приветливо и дружелюбно. Такая любезность казалась Дакару весьма и весьма подозрительной.

— Можете мне верить: Аритон явно что-то замышляет, — твердил он каждому, кого удавалось заполучить в слушатели.

Как-то Безумный Пророк решился вновь заговорить об этом с Диркен. Капитан слушала его и молча ковыряла в зубах тонкой костяной палочкой. Дакар так и не понял: верит она ему или нет. Диркен предпочитала доверять лишь самой себе и всегда помнила, что вокруг полно любопытных глаз и ушей.

Аритон был постоянной темой матросских разговоров в носовом кубрике. Матросы не уставали спорить о том, придет ли корабль в Фэрси, бились об заклад и без конца меняли суммы ставок. Аритона это не волновало. Только однажды он проявил слабость, не в силах терпеть соляную корку, которая разъедала ему кожу. Он попросил дать ему другую рубаху и снял старую, располосованную саблей Диркен. На его запястьях почти исчезли следы веревок, зато еще четче выявились прежние, куда более уродливые шрамы, которые он предпочел бы не показывать. Конечно же, матросы сразу заметили эти шрамы и начали допытываться, откуда у него такие отметины. Но Аритон сдержал подступившую ярость и ответил с такой едкой иронией, что матросы, сами того не желая, почувствовали к нему уважение.

Шли дни. Тело Фаленита покрылось бронзовым загаром, как у заправского шандианского рыбака. Диркен сочла, что он прекрасно обойдется без гребня, не говоря уже о бритве, в результате щеки и подбородок Аритона украсила пиратская бородка. От постоянных ветров, дующих со стороны бизани, его черные волосы спутались в колтун.

Утренний шквал принес с собой дождь. Пресная вода смыла всю соль с его тела, и Аритон облегченно вздохнул. Он сидел и внимательно смотрел на хитроумное приспособление, которое по его просьбе мастерил немногословный корабельный плотник.

Однако внимательность Аритона была обманчивой. Только сила воли и выучка мага позволяли ему скрывать свою взбудораженность. И все равно он поворачивал голову на каждый шорох, раздавшийся за спиной. Когда же сквозь слепящее солнце на горизонте проступили слабые очертания берега, взбудораженность Аритона как рукой сняло. Нахмуренное лицо разгладилось.

— Я понимаю твое нетерпение, — сказал он Диркен. — Но придется подождать. Канал, ведущий в гавань Фэрси, мы увидим ближе к вечеру.

Как и любого капитана, отважившегося перевозить контрабанду, Диркен отличала изрядная смелость и природное чутье. Капитан нарядилась в камзол из телячьей кожи, крест-накрест перепоясанный ремнями с бронзовыми заклепками. Заложив большие пальцы за ремни, Диркен посмотрела на Аритона и сухо ответила:

— Либо увидим, либо ты умрешь. Условия остаются прежними.

Плотник окинул недоверчивым взглядом горизонт, потом вздохнул, облизал поцарапанный палец и гнусаво произнес:

— То, что по моей части, я сделаю. А рисовать эти тонкие черточки и не подумаю. Такие штучки умеют только ювелиры.

Аритон пригляделся к тому, что мастерил плотник. То была копия алидады Ленталя Анитаэля.

— Среди матросов наверняка найдется умеющий резать по кости. Шкалу можно будет сделать… ну, скажем, из говяжьей берцовой кости. Достаточно тонкой иглой процарапать бороздки, а потом осторожно закрасить их чернилами.

— Надо же. А я и не подумал, — пробурчал плотник с какой-то мрачной уважительностью.

Он взял алидаду и осторожно положил в карман своего грязного фартука.

— Пойду попробую.

Продолжая качать головой, плотник двинулся на ют, потом остановился и обернулся к Аритону.

— Но уговор такой: если мои черточки не получатся точь-в-точь как на этой штуке… уж не знаю, какой дьявол ее делал… чтобы ты не ворчал на меня.

Капитан и ее пленник молчали. Их молчание напоминало затишье перед бурей. Особенно тяжело приходилось рулевому, который старался глядеть куда угодно, только не на капитана. Свист ветра в парусах, скрип снастей, перекликавшийся со скрипом рулевого механизма, — все это лишь усугубляло напряжение. Диркен не дотрагивалась до эфеса своей сабли, но за внешним спокойствием то и дело прорывалось желание найти повод для стычки с Аритоном. Он понимал, что любой его жест она может расценить как насмешку. Поэтому Фаленит привалился к перилам и закрыл глаза, словно намеревался вздремнуть прямо на ярком солнце. Губы принца были тронуты едва заметной ироничной улыбкой. Она сохранялась до тех пор, пока с мачты не послышался крик впередсмотрящего:

— Земля! Вижу землю впереди и на три румба по правому борту!

Палуба мгновенно превратилась в птичий базар. Ресницы Аритона слегка дрогнули.

— Пожалуй, можно снимать кандалы. Диркен засмеялась.

— Больно рано захотел на свободу. Пока мы не увидим огни маяков и не поймем, куда причаливаем, я и не подумаю снять кандалы. Вдруг это не Фэрси, а Варенс?

Однако ей уже было не скрыть своего волнения.

— Как тебе угодно, любезная Диркен, — простодушно произнес Аритон.

Он зажал в ладонях цепь, который был прикован.

— Но ведь ты не собираешься останавливаться в Фэрси, утром ты сама изменила курс. Я свое обещание выполнил. А теперь я вновь хочу предложить тебе сделку. Решать нужно очень быстро. Как мы поладим с тобой дальше — тут все зависит от того, насколько ты умеешь держать слово. Пока лишь скажу, что мои первоначальные замыслы изменились.

— И какие же они теперь? — ехидно спросила Диркен, оставив недавнюю враждебность. — Я помираю от любопытства. Скажи, ты всегда добиваешься своего вот так, шуточками?

Все это время ключ от кандалов был зажат у нее в ладони. Ни говоря ни слова, Диркен вдруг швырнула ключ в его сторону, будто хотела убедиться: хватит у Аритона ловкости его поймать или он так и упадет в море.

Аритон поймал ключ с проворством голодного волка, перед носом которого мелькнула добыча.

— Видишь, как просто плавать в открытом море? Повелитель Теней сел, отомкнул замок, снял кандалы и принялся растирать лодыжку, стертую в кровь железным обручем.

— Только, ради Эта, не говори, что все это было трудно и ты ничему не успела научиться. А дело у меня к тебе вот какое: мне нужно, чтобы «Черный дракон» отправился на север и забрал те самые сокровища. Но поплывете вы туда одни, без меня.

Диркен вспыхнула. Сознавая, что на нее сейчас глазеет вся команда, она быстро поднесла руки к пылающим щекам. Когда капитан поняла, что Фаленит не шутит, она отвернулась, дабы скрыть от матросов свою растерянность. Лучше умереть, но этого команда видеть не должна.

— Доверяешь, значит, мне. И наверное, куда больше, чем я заслуживаю.

Аритон встал.

— А вот об этом уже судить буду я.

Диркен спиной чувствовала обретенную им свободу. Она все еще не решалась повернуться. Женщина вцепилась руками в перила. Только усилием воли ей удалось побороть дрожь, когда Аритон приблизился к ней, взял своими легкими пальцами ее руку и вложил в ладонь ключ. Ладонь Диркен была холодной и потной. Конечно же, он это почувствовал. Она снова испугалась, что обаяние Аритона одержит над ней верх, и поспешно воздвигла ледяной барьер.

— Но ты можешь все потерять, — сказала Диркен.

— Я уже дважды все терял, — ответил Аритон. Палуба вдруг показалась Диркен совсем маленькой, а может, Аритон неожиданно занял собой слишком много пространства. Капитан резко повернулась, готовая уйти. Побелевшие от напряжения пальцы сжимали ключ. Она вскинула вторую руку, словно отводя возможные расспросы.

Аритон удержал ее и слегка коснулся щеки, почувствовав безрассудное влечение к этой женщине.

Диркен невольно отпрянула. Она все поняла, и это понимание испугало их обоих.

— Оставь свои менестрельские штучки, — огрызнулась капитан.

Голос был совсем не ее — чужой, металлический; даже не голос, а напряженный шепот. Еще немного, и от зова его мужского естества в ней вскипит и забурлит кровь. Этого Диркен боялась больше всего.

Молва называла ее убийцей, хладнокровно лишившей жизни негодяя, который пытался завладеть «Черным драконом». Правда была намного непригляднее. Диркен оказалась жертвой, вынужденной усвоить сокрушительный урок выживания. Урок она усвоила и выжила, но с тех пор не доверяла мужчинам и не испытывала к ним никакой жалости.

Секундная страсть утихла. Диркен было стыдно за прорвавшиеся наружу чувства. Случившееся задело и Аритона. Сила, которую давало ему мастерство менестреля, была слишком новой для него, и он еще не научился ею управлять. На какое-то мгновение приоткрылись все слои завесы, которой он окружил свою личность. Диркен увидела его истинную суть и узнала о его прошлом гораздо больше, чем ему хотелось бы.

Она поняла: какой бы ни была роль Фаленита в бойне, окровавившей Страккский лес, там он понес тяжелую потерю. Уродливые рубцы остались не только на теле: шрамы легли на душу Аритона. Он пережил нечто такое, с чем невозможно смириться. Наверное, поэтому он не позволил себе воспользоваться слабостью Диркен.

Глаза могли ее выдать. В горле, как назло, пересохло, и капитану было никак не разразиться привычным потоком брани, чтобы разогнать по местам матросов, жадно глазеющих на редкое зрелище. Она мысленно проклинала Аритона за то, что он молчал, и за то, что не покусился на ее независимость. Помимо доверия от него исходило что-то еще — нечто более глубокое и не укладывающееся в слова. Диркен знала: она выполнит просьбу Аритона. В душе она уже была согласна повести «Черный дракон» на север, взять груз и доставить целехоньким туда, куда понадобится.

— Инструменты Ленталя Анитаэля я оставляю тебе, — нарушил молчание Аритон.- Владей не только ими, но и всеми бескрайними морскими просторами. Ты получила власть над морем, о какой даже не мечтала.

За мимолетной улыбкой на его губах пряталась тоска: он снова не принадлежал себе.

— Теперь ты уже не испугаешься, когда берег скроется за горизонтом.

Диркен быстро оглянулась по сторонам; меньше всего ей хотелось сейчас разреветься. Но на юте не было никого, кроме рулевого. Проявив не свойственную ему чуткость, первый помощник быстро нашел работу всем матросам.

Дакар тайно злорадствовал: просто удивительно, с какой легкостью ему удалось околпачить Аритона. Повелитель Теней проникся заботами Содружества и поверил, что проверка арсенала в Алестроне является крайне важным и неотложным делом. Поэтому Дакар воздерживался от привычных сетований и не брюзжал насчет предстоящего странствия по землям Восточной Халлы. Места были обжитыми, дороги — оживленными, а найти таверну или постоялый двор не составляло труда. Если присоединиться к торговому каравану или взять наемных лошадей, за две недели они наверняка доберутся до Алестрона.

Дакар пощипывал бороду, пряча в ней довольную улыбку. «Черный дракон» не подошел к причалам, а встал на якорь поодаль, готовясь уйти, как только вернется шлюпка, отвозившая Аритона и Дакара на берег. Команду такая перспектива отнюдь не радовала, но Безумный Пророк уже не думал ни о матросах, ни о Диркен. Он шел по грязным портовым улочкам Фэрси вместе с принцем, которого поклялся уничтожить.

Глядя на бодро шагающего Аритона, вряд ли кто-нибудь мог поверить, что этот человек не спал пять ночей подряд. Возможно, крики чаек, запах рыбы, гниющих прибрежных отбросов и все прочие звуки и запахи будили в нем память о берегах Раувена и Амрота, где он рос, учился магии и готовился унаследовать трон короля-пирата. Повелитель Теней ничем не выдавал своих чувств. Как и любому путешественнику, ему хотелось перво-наперво вымыться в горячей воде и сменить одежду, но денег на это у него не было. Единственным его имуществом были карты Сетвира и лиранта. Шрамы на запястьях он скрыл под матросскими браслетами, сплетенными из остатков своей прежней рубашки. И все-таки пять дней на палубе не прошли бесследно: от соленой воды у Аритона распухли пальцы.

Поймав изучающий взгляд Дакара, он понял скрытый вопрос и ответил с грустной усмешкой:

— Увы, играть для заработка я пока не могу. Но такие раны обычно заживают через три дня. А пока поищем портного с хорошими тканями и хорошим вкусом.

— Замечательная мысль. Остается всего-навсего пустяк: раздобыть деньги, — заявил Дакар, уворачиваясь от сетей, которые несли рыбаки, направлявшиеся на вечернюю ловлю.

Аритон лукаво ему подмигнул:

— Судя по твоим звенящим карманам, матросы Диркен оказались никудышными игроками в кости. Помнится, ты решил больше не пить эля. Почему бы не потратить выигранные монеты на мою новую рубашку? Серебряные украшения, которые я срезал со старой, вполне обеспечат нам скромное жилье, если только ты опять не устроишь потасовку в какой-нибудь местной таверне.

Дакар решил не казаться чересчур сговорчивым и для большей убедительности поморщился и отпустил ругательство. Нельзя забывать, что Аритон наверняка будет следить за ним. Пусть он и лишился магического зрения, в наблюдательности Повелителю Теней не откажешь. Значит, нельзя давать ему повода для подозрений.

Дорога в Алестрон заняла восемнадцать дней.

Очень скоро все уловки и ухищрения стали тяготить Дакара, равно как и монотонная походная жизнь. Последняя из наемных лошадей, которую он взял, чтобы закончить путешествие, оказалась вовсе не смирной, ленивой клячей, а норовистой бестией. В ней как будто прятались сотни ийятов, ибо это животное не могло пройти спокойно и нескольких шагов. Седло плясало под Дакаром, нещадно отбивая и натирая ему зад. Колени и ляжки он стер еще раньше. Лошадь дергалась из стороны в сторону, спотыкалась, фыркала, храпела и всячески пыталась встать на дыбы. Дакар до крови искусал губы. Побелевшие пальцы вцепились в поводья. Меньше всего ему сейчас хотелось шлепнуться на острую стерню скошенного луга. Аритон, съехав с дороги, скрылся за живой изгородью и оттуда глядел на странный город. Издали Алестрон напоминал громадные клещи, которые кто-то бросил на холм.

— Вот он, Алестрон, — произнес Дакар, скрывая волнение и радость. — Братья Бридионы — что устрицы. Захлопнут створки, и поди узнай, какие у них внутри секреты. Да и ворота они стерегут похлеще, чем какой-нибудь папаша — невинность своих дочерей. Ты уже что-нибудь придумал?

— Как я могу что-то придумать, не видев ни города, ни замка?

Туман, заполнявший низины, почти скрыл очертания Алестрона. Аритон подался вперед и уперся ладонями в холку серого жеребца. Начиная с Фэрси, он не пропустил ни одной придорожной таверны, чтобы не расспросить о правящем алестронском семействе. Это помогло ему составить кое-какое представление о Бридионах. Любого, кто видел их замок-крепость, он поражал своей внушительностью и неприступностью. Его башни, как грозные скалы, высились над долиной.

И крепость, и долина красноречиво свидетельствовали о паническом страхе Бридионов перед нападением и осадой их твердыни. Все деревья в долине были вырублены, чтобы обеспечить беспрепятственный обзор. За разгороженными полями, на которых стояли пожелтевшие копны сена, тянулись зубчатые каменные стены. Поросшие мхом, похожие на сомкнутые челюсти капканов, они окружали все: беленые домики, сараи и узкие полосы полей для выпаса крестьянского скота. По крутому склону тянулась мощеная дорога, ведущая в крепость. В известковый раствор, скрепляющий камни, были добавлены острые кусочки битого стекла. Они предназначались тем отчаянным храбрецам, которые дерзнут забираться на стены по приставным лестницам. Другой способ штурма — пробиться сквозь толщу скалы, на которой стояла крепость, — представлялся еще более немыслимым. Крепостные стены чем-то напоминали дамские веера, усыпанные блестками. Там же, где стены примыкали к башням, на них падали густые тени. Едва ли кто-нибудь взялся бы сосчитать количество бойниц, проделанных в каждой башне.

Алестрон был единственным из всех городов Этеры, устоявшим во времена бунта против верховных королей. Тогда, пятьсот лет назад, торговые гильдии попытались свергнуть правление кланов и здесь, но были наголову разбиты. Им намеренно открыли южный подземный вход в крепость и, заманив вглубь, уничтожили. Век за веком династия Бридионов упорно и решительно отстаивала свою власть. С раннего детства наследники постигали суровое военное ремесло. Оставив попытки взять штурмом родовое гнездо Бридионов, правители соседних городов не раз перекрывали узкий залив, преграждая доступ в Алестрон по морю. Город зависел от морской торговли, и намерения соседей были более чем очевидны. Но Бридионы и здесь неизменно выходили победителями.

Правящая алестронская династия не знала покоя. Мир для них был лишь передышкой для подготовки к новой войне, возможностью обзавестись еще более надежным оружием. Маниакальная подозрительность герцогов толкала их на постоянное пополнение арсенала. В его помещениях можно было найти все виды оружия, какие знала Этера.

— А знаешь, если мы не сумеем подтвердить свою благонадежность и достойную репутацию, нас не пропустят через верхние городские ворота, — как бы невзначай произнес Дакар.

— Насчет этого я успел кое-что придумать.

Аритон чуть повернул голову, следя за стайкой черных дроздов.

— Возможно, первая часть моего замысла тебе не понравится, но иного выхода нет. Тебе придется сменить свой наряд на облегающие штаны и бархатный камзол.

— Эт милосердный! — закатил глаза Дакар. — Что еще за пытка?

Дорогой, но безвкусный наряд, о котором упомянул Аритон, ему подарила хозяйка одного из постоялых дворов, завороженная его музыкой. Размерами своими одеяние вполне бы подошло какому-нибудь рослому, широкоплечему наемнику. Злополучный постоялый двор находился в Тирэнсе, и Дакар почти две недели забавлялся, отпуская по этому поводу скабрезные шутки.

Однако Безумный Пророк был толще любого наемника. Огорошенный необходимостью втискиваться в камзол, воротник которого начнет медленно стягивать ему шею, он утратил всякое желание шутить.

— Ты просто меня разыгрываешь, — буркнул Дакар, хватаясь за спасительную мысль.

Аритон развернул своего жеребца, чтобы вернуться на дорогу.

— Не понимаю: какая связь между этим дурацким камзолом и проникновением в герцогский арсенал? — недоумевал Дакар, борясь с очередным взбрыкиванием лошади.- Что молчишь? Поседеешь, пока дождешься от тебя ответа на простой вопрос.

— В этом дурацком камзоле ты вполне сойдешь за торговца, — не поворачивая к нему головы, пояснил Аритон. — Разве ты не слышал сплетен в тавернах? Парин Бридионский собирается жениться, рассчитывая заполучить себе сильных союзников. Как же тут обойтись без дорогого подарка своей избраннице?

Дакар растерянно заморгал, переваривая новость. В животе у него сделалось жарко. Скупые слова Аритона намекали на хитроумный замысел, который наверняка уже созрел в голове Повелителя Теней.

— Только не это! — воскликнул толстяк и несколько раз чихнул от набившейся в нос сенной пыли. — Ты не имеешь права продавать изумруды своей династии! Предложить какому-то забияке Парину изумруды Ратанского королевства! Как ты додумался?

— Думаю, Парин не настолько глуп, чтобы ему можно было подсунуть подделку, — привел свой довод Аритон. — Поскольку у нас нет времени на придумывание более удачных затей, введем в игру камешки.

Дакар почесал в затылке. Нет, вряд ли Аритон поверит его словам, что для магов Содружества эти изумруды были не только памятью о величественном прошлом. Камни обладали магической силой и все вместе являлись средоточием для ее притяжения. Маги обязались сохранить ратанские изумруды для будущих поколений. Поскольку Аритон сам был опытным магом, Содружество наложило на камни охранительные заклинания, сокрыв от принца их истинную силу.

Безумный Пророк чувствовал, как по спине ползут струйки нота. Все шло так гладко, и надо же! Впрочем, чему удивляться? От Аритона только и жди какой-нибудь каверзы.

— У тебя нет никакого почтения к реликвиям своей династии. Ты готов рискнуть изумрудами, будто дешевыми стекляшками. Других таких камней нет. Их потеря невосполнима.

— Потому я и говорю, что ты должен их продать как можно дороже, — невозмутимо ответил Аритон и пустил жеребца легким галопом.

Дакар сопел, дергал поводья, колотил по лошадиным бокам, заставляя упрямое животное двигаться не к ближайшей копне сена, а обратно к дороге. Повелитель Теней дожидался его и беззаботно насвистывал, наслаждаясь утренней свежестью.

Без видимой связи

Осенью в Итарре командир наемников чувствует себя весьма скованно в бархатном камзоле, который он надел по случаю официального приема, сменив привычные плащ и кольчугу. Топая по коврам, словно разъяренный бык, и тряся всеми своими подбородками, наместник, называющий себя верховным правителем, обрушивает на него град упреков:

— Почему мои гонцы с востока запаздывают? Что задержало их в пути? Бури? Ненастье? Или налет варваров, с которыми, если верить вашим хвастливым заявлениям, в тех краях давно покончено?..

Вечер приносит сумерки в Рокфальскую долину, и хотя он ничем не отличается от других осенних вечеров, оставляющих иней на дубовых листьях, рыси, лисы, зайцы и прочие звери прячутся в своих норах, ибо Рокфальский пик вдруг заливает яркое магическое сияние — Асандир и Люэйн совместными усилиями латают цепи охранительных заклинаний, удерживающих плененного Деш-Тира…

В крепости Алестрона рыжеволосый офицер производит смену караула, охраняющего арсенал герцога, а в роскошно убранной гостиной дородный герцог отгоняет своего любимого пса, положившего морду ему на колени, затем зовет братьев и велит им привести к нему толстого торговца, который вчера явился в крепость с предложением продать редкие изумруды…