Победа

В конце зимы над пустошами Даон Рамона разгулялись неистовые ветры. Весна всегда врывалась в эти края бурно и стремительно, до тех пор пока туман не лишил землю солнца. В давние времена порывы ветра несли удивительные запахи полевых цветов и трав, покрывавших подножия зеленеющих холмов. Единороги радовались пробуждению земли. Но так было до вмешательства людей, повернувших воды реки Севернир вспять. Асандир вспоминал об этом, стоя у замшелых развалин южных ворот Итамона. Сегодня долины не устилал цветочный ковер. Удрученный запустением и отвратительным запахом плесени, который по вине Деш-Тира теперь наполнял весенние ветры, маг притушил обычное зрение и дал свободу своему внутреннему восприятию. Окружающий мир сразу же превратился в узор световых линий.

За нарушенным природным равновесием холмов и долин ощущалось что-то еще; какое-то более тонкое и скрытое повреждение. Оно отдавалось в ушах едва слышимым звоном. Асандиру показалось, что между воздухом и землей в засаде, как затаившаяся змея, лежит зло. Маг переместился на более глубинный уровень — зло ускользнуло, причем бесследно. На какое-то время ошеломленному Асандиру подумалось: а не гоняется ли он за призраками собственных сомнений?

Раздосадованный, он погасил видение. Его ноги были влажными от росы, которую солнце давным-давно успело бы высушить. Асандир глубоко втянул в себя воздух. Эти страхи были вполне настоящими и могли исказить даже его истинное зрение. И все же маг отказывался верить, будто некие сущности, недавно промелькнувшие в сполохах силовых линий, были фантомами, порожденными одними лишь дурными предчувствиями.

С сегодняшнего дня начиналась вереница событий, которой предстояло завершиться коронацией короля-Фаленита в Итарре. В течение ближайших часов должен был проясниться исход битвы с Деш-Тиром, в последующие недели — дальнейшая судьба Этеры. После столкновения Аритона с сущностями, обитающими в тумане, уже нельзя было полагаться на результаты предсказаний с помощью нитей судьбы. При удачном исходе событий и определенном упорстве можно будет вернуть окрестным холмам прежний зеленый, цветущий вид. Но хотя пришло время окончательно сокрушить власть Деш-Тира, Асандир оставался мрачным. Он выжидал, стоя среди разрушенных стен и ощущая, как стих ветер, остановленный магической преградой, которую возвели бестелесные маги. Люэйн и Харадмон еще не закончили свою работу, после ее завершения это заграждение должно подчинить себе даже время.

От легкого дуновения задрожал сухой лист под ногами. Поняв, что это Харадмон возвестил о своем прибытии, Асандир набрал в грудь воздуха и спросил:

— Итамон в безопасности?

Ответ Харадмона прозвучал из пространства, заполненного размытыми туманными тенями.

— Люэйн недоволен. Менее чем в дюжине ярдов над внешними стенами вовсю сияет солнце.

Асандир потряс руками, пытаясь согреть их.

— Лизаэр сказал то же самое. Он ощутил это посредством своего дара. Открытие настолько взволновало его, что он отправился упражняться с мечом. Дакар доканчивает завтрак, который другим почти не полез в глотку.

Харадмон понял эти слова по-своему.

— Не прикажешь ли лишить твоего ученика чрезмерных радостей жизни? — заговорщически спросил он.

— Только не твоими излюбленными способами, мой призрачный друг, — ответил Асандир.

Наверное, будь у него на душе повеселее, он бы даже рассмеялся.

— Сегодня у меня не хватит терпения успокаивать пророков с ущемленным чувством собственного достоинства. Он и так будет мучиться животом от обжорства.

— А как насчет Аритона?

На язвительный вопрос бестелесного мага отозвалось лишь слабое эхо.

Асандир пробудился от оцепенения и зашагал по проходу, ведущему к внутренней крепости. Почти у самых его ног листья шуршали, будто в них прятался ийят. Обращаясь к Харадмону, маг сказал:

— Сейчас Аритон занят настройкой лиранты, но делает это с таким остервенением, словно точит меч для кровавой мести. Не советовал бы тебе своими штучками подливать масла в огонь.

Харадмон загоготал в ответ. Он двигался рядом с Асандиром, что было заметно по потоку холодного воздуха.

— Лиранта Эльшаны? Ничего не скажешь, впечатляющее оружие.

— В руках Аритона оно еще не стало таковым, — огрызнулся Асандир, потом вздохнул. — Меня сегодня, как и Люэйна, все раздражает.

Магическая защита, возводимая двумя бестелесными магами, и без выходок Харадмона давала Асандиру немало поводов для беспокойства. Поскольку надежность любой магической преграды обусловливалась Именем, никакая магия не могла защитить от того, что лежало вне досягаемости реального зрения. Задержать нечто, состоящее из тумана и обитающих в нем разумных сущностей, было, по мнению Асандира, столь же неисполнимой задачей, как попытка тонкими прутиками отгородиться от тьмы. Невзирая на совместные усилия четырех магов, Асандир не мог отделаться от ощущения беспомощности. Нити судьбы предвещали неудачу. Наиболее сильная из возведенных преград тоже вполне могла оказаться недостаточной для сдерживания орды сущностей Деш-Тира. Сам туман еще можно загнать в определенные рамки, но это не вернет Этере солнечный свет. Необходимо захватить и удерживать в надежном месте сущности, обитающие внутри Деш-Тира, и одновременно защищать обоих принцев, воплощающих надежду двух величайших пророчеств.

— Говоришь, Люэйн недоволен? — переспросил Асандир, продолжая разговор со своим бестелесным собратом.

Ветер усилился до яростного вихря, что свидетельствовало о настроении самого Харадмона.

— Когда я его видел в последний раз, Люэйн ворочал камни на дне сухого русла, выгоняя из расщелин саламандр.

— Если бы все было так просто! — загремел голос подоспевшего Люэйна. — Мы не в состоянии ставить магическую печать на каждую дыру в земле, — недовольно бросил вновь прибывший маг Асандиру.

— А смысл?

Асандир нахмурился, разглядывая магическим взором энергетический сгусток — нынешнее воплощение Люэйна.

Если Люэйн и собирался что-то ответить, Харадмон его опередил.

— Даже если ограничить Деш-Тира тремя акрами пространства, злобные сущности остаются самой сильной угрозой, с какой мы когда-либо сталкивались. Их дальнейшее поведение совершенно непредсказуемо. Знаем ли мы, что произойдет, когда принцы превратят Деш-Тира в тень, не способную ни убежать, ни скрыться?

— Поведение Безымянного проследить невозможно, — напрямик заявил Асандир и, поджав губы, добавил: — Найдите другой способ, и я его с готовностью приму.

Харадмон на сей раз обошелся без обтекаемых фраз. У Люэйна пропало желание излагать во всех подробностях предстоящий рискованный план. Начиная с сегодняшнего дня и вплоть до мятежа, предсказанного на время коронации Аритона, избежать опасностей было просто невозможно. Все, включая и человеческие жизни, может разрушиться и погибнуть в грядущем хаосе. Все, кроме одного — великой тайны, связанной с сохранением древних паравианских рас.

Невидимые собратья Асандира молчали, и в гнетущей тишине, лишенной завывания ветра, их молчание казалось еще более зловещим.

Добравшись до верхней площадки башни Келин, трое магов встали у зубчатого парапета, по-прежнему сохраняя молчание. Зато снизу, со стороны лестницы, сюда долетали голоса. Это Дакар упражнялся в язвительности в ответ на какую-то шутку Лизаэра.

— Запомни, что в Итарре не существует телировой настойки. Ее там просто не может быть. Ягоды телира, из которой ее делали, из-за тумана превратились в сплошную кислятину. Если ты заикнешься о ней, тамошний министр юстиции сначала взвоет от страха, а потом прикажет посадить тебя на кол. Они до смерти боятся старинных легенд.

Похоже, оба поднимались по лестнице, и Дакар остановился, чтобы перевести дух. Лестница была очень длинной и крутой. Через минуту Дакар добавил более резко:

— А к магам там относятся еще хуже. Только скажи, что ты видел мага, и тебя без дальнейших расспросов изжарят заживо. Мне не меньше твоего осточертели окрестные развалины и холмы, но где уж я не спешу оказаться — так это в тамошнем котле с варевом из продажности и предрассудков!

Лизаэр меж тем пребывал в более радужном настроении.

— В таком случае, когда мы разделаемся с Деш-Тиром и выберемся отсюда, я буду угощать тебя элем до тех пор, пока он не полезет из твоих ушей.

— Скажем так: ты попытаешься это сделать, — усмехнулся Дакар. — Во-первых, когда дело дойдет до выпивки, ты, принц, окажешься под столом намного раньше меня. К тому же, пока не попадем в Итарру, нам все равно не удастся напиться, а местный эль — просто моча! Там любят напитки покрепче, например джин, и в результате многие страдают головной болью. Думаю, совет при управителе Итарры разочарует тебя своими манерами.

Лизаэр вслед за Дакаром выбрался на парапет и увидел своего брата. Аритон сидел на корточках между зубцами. Вместо приветствия наследный принц бодро произнес:

— Ну что, давай поскорее загоним остатки этого тумана в бутылку и заткнем пробкой.

Аритон рассеянно кивнул, затем сказал, ни к кому не обращаясь:

— Ведь все это не закончится прямо здесь?

Плечо Лизаэра загораживало Дакару обзор, и пророк вытянул шею, чтобы посмотреть, с кем Аритон разговаривает. В это время откуда-то из пустоты донесся поток яростных ругательств.

Оказавшись под перекрестным огнем и сомневаясь, что эти крепкие выражения адресуются его персоне, Лизаэр заметил:

— Что-то я не пойму всей прелести этой перепалки.

Сохраняя невозмутимость, он повернулся, желая увидеть того, кто столь немилосердно над ним издевался.

— Не будет ли вам угодно перестать ругаться, а вместо этого объяснить, что к чему?

Дакар закатил глаза, видя, как у Лизаэра за спиной появились зримые облики Харадмона и Люэйна. Оба были увлечены своим вечным спором, как будто рядом никого не было. Грузная призрачная фигура Люэйна и его неизменная хмурая складка на лбу представляли резкий контраст с изяществом и элегантностью Харадмона.

Не переставая удивляться, Лизаэр вновь огляделся по сторонам и наконец увидел двух странного вида магов. Только воспитание наследного принца позволило ему сохранить самообладание и не присоединить свой голос к тем, что доносились со стороны бестелесных присутствующих. С придворной учтивостью он произнес:

— Нас, кажется, не представили друг другу.

Харадмон растопырил пальцы и откинул капюшон плаща. Полосатые шерстяные завязки разметались в разные стороны, когда призрак отвесил надлежащий поклон.

— Любезный принц, мы оба принадлежим к Содружеству Семи, но пребываем в таком облике с тех пор, как некие трагические обстоятельства лишили нас тел.

Харадмон выпрямился, изучающее глядя на Лизаэра своими кошачьими глазами, в которых застыло нескрываемое ехидство.

Люэйн запихнул большие пальцы рук за свой пояс, способный удержать годовалого бычка. Пока у него было тело, он всегда стремился, чтобы грузность его фигуры не бросалась в глаза. Став духом, Люэйн начисто отказался от подобных ухищрений, считая их глупой и пустой тратой магических сил. Невзирая на всю благопристойную чопорность облика, его слова содержали очередную порцию оскорблений, адресованных Харадмону:

— Уважаемый принц Тайсанский, шут, который только что расшаркивался перед тобой, зовется Харадмоном.

— Шут? — взвился Харадмон. — Люэйн! Неужели усталость так подействовала на твой ум, что ты не способен подыскать более подходящие эпитеты?

— Когда приходится две эпохи подряд терпеть дрянной вкус, любой отупеет, тут уже не до эпитетов!

Глаза Люэйна оставались неулыбчивыми. Достоинство, с каким держался светловолосый принц, было чем-то неприятно бестелесному магу. Может быть, Люэйна удручало то, что нити судьбы упрямо предсказывали войну, и это при том, что Лизаэр оставался непреклонным ее противником. Такая замечательная внешность, такие манеры — и все это станет орудием обмана. Ощущая непонятное раздражение, Люэйн заговорил нарочито резко:

— Думаешь, мы оба собираемся участвовать в битве с Деш-Тиром? — Он прищелкнул толстыми пальцами. — Только глупец мчится навстречу опасности.

Застигнутый врасплох, Лизаэр покраснел. Желая уберечь принца от неловкости, Асандир положил ему руку на плечо и пояснил:

— Харадмон и Люэйн трудились всю ночь напролет, строя магическую защиту. — Маг с грустью поглядел на обоих. — Прости им их грубость. Они не смогли достичь согласия относительно результатов своего труда.

Лизаэр, стиснув зубы, решил никак не отвечать на выпад Харадмона. Зато Аритон, до сих пор остававшийся неподвижным, вдруг резко встал.

— Я думал, что после нападения сущностей Деш-Тира ваше Содружество убедилось в неспособности возвести магическую преграду, — сказал Повелитель Теней.

— Мы ее возвели, но сами не уверены в ее прочности, — чистосердечно признался Асандир.

Лизаэр посмотрел на брата. Аритон молчал, давая Люэйну возможность выразить собственное неудовольствие.

— Сущности, обитающие внутри Деш-Тира, не могут проникнуть через защиту башни. Если усилия вас обоих и ваши удары светом и тенями заставят туман испариться в пределах, защищенных паравианской магией, сущности лишатся связи с туманом. Короче говоря, туман подвергнется своеобразному просеиванию, чтобы отделить зерна от мякины.

Входя в раж, Люэйн начал бурно жестикулировать.

— Наше Содружество не знает, можно ли уничтожить эти сущности так, чтобы они погибли естественной смертью. Если они способны преодолевать закон Эта и уходить в иные измерения, тогда они сохранят способность воздействовать на наш мир и все живое в нем, и результаты будут сокрушительными.

— Метурии, ставшие бичом Миртельвейнского болота, чем-то напоминали нынешнее бедствие, — вмешался Асандир. — Во всяком случае, у нас есть с чем сравнивать.

— Это уж точно.

Готовый пуститься в научные объяснения, Люэйн уже открыл рот, но перехватил красноречивый взгляд Харадмона.

— Я должен закругляться, — сердито бросил он. Харадмон удивленно вскинул брови.

— Почему же? Продолжай.

Он сделал приглашающий жест рукой, точно придворный, пропускающий даму в дверь.

Люэйн повернулся к нему спиной и обратился к братьям.

— Чтобы не дать ускользнуть неведомым нам сущностям, вы должны захватить Деш-Тира где-то за пределами древней паравианской защиты. Заградительные слои, которые мы возвели над Итамоном, послужат вам защитой, а в случае неудачи сберегут и остальную часть Этеры.

— И это ты называешь «закругляться»? — накинулся на него Харадмон.

Облик его внешне оставался безмятежным, но нетерпение бестелесного мага чувствовалось в том, каким тоном он произнес:

— Мы понапрасну теряем время.

Асандир, сохраняя невозмутимость, сказал братьям:

— Вам грозят серьезные опасности, но они преодолимы. Верьте в это. У нас есть пророчество Дакара и то, о чем нам поведали нити судьбы. Деш-Тира можно одолеть. Но мы действительно лишь понапрасну потеряем время, если будем до заката спорить из-за всяких деталей.

Маг взглянул на Лизаэра, давая ему понять, что пора действовать.

Радуясь возможности прекратить перепалку между не слишком симпатичными ему бестелесными магами, Лизаэр через свой дар призвал силу. Из сжатых в кулак пальцев поднятой руки с треском вырвался луч света, устремившись в туманное пространство над головой. Деш-Тир ответил шипением. Парапет башни Келин заволокло паром — это Аритон нанес свой удар. В воздухе потемнело, стало заметно холоднее. Внезапно на них шквалом обрушился снегопад, а вслед за тем сквозь разорванные слои тумана пробилось солнце. Небеса всколыхнулись, словно вода, в которую бросили камень. Деш-Тир поспешил залатать брешь. Рукотворные тени скользили, слегка касаясь ее, и сверху на пол перед амбразурами сыпалась ледяная пыль. Совсем недавно в этом месте стояли Харадмон и Люэйн. Никто и не заметил, как они исчезли.

Тяжело дыша, братья закончили первую атаку. И, как всегда, передышка стоила им дорого.

Туман сгущался. Лилово-серая, напоминающая грозовые облака мгла клубилась в промозглой тьме, все сильнее обволакивая кусочек голубого неба. Лизаэр помрачнел. После первого нападения туман всегда густел, и справляться с ним становилось труднее. Охваченный жаждой мщения, научившийся за эти недели превращать свой дар в оружие, Лизаэр направил убийственную силу во тьму, успевшую нависнуть над окружающим миром.

Блестящая, словно пропитанная жиром, масса тумана вспыхнула и сгорела дотла. Потом Аритон ударил по ней тенями, и над каменным парапетом снова закружились снежинки. Туман меж тем становился все гуще, напоминая разлитую маслянистую жидкость. Одежда Лизаэра промокла от пота. У Аритона взмокшие волосы сосульками свешивались на лоб.

Сражение продолжалось до полудня. Медленно и неохотно Деш-Тир уступал свои позиции. В очередной раз солнце пробилось и осветило Итамонский холм, позолотив развалины. Но уже в следующее мгновение зубчатые парапеты и разрушенные стены вновь погрузились в пелену тумана. И опять Лизаэр бил по врагу светом, поддерживаемый тенями брата. Над башней Келин еще на какое-то мгновение появилось голубое небо, которое уже спешили заслонить отвратительные клубы тумана. Аритон вскрикивал каждый раз, когда злобный туман пробивался сквозь его преграды. Лизаэр неизменно приходил на выручку брату, отгоняя Деш-Тира прочь.

Его свет разрезал тьму, вскрывая ее, словно кровавую рану. И сейчас же туман получал вторую часть удара от Аритона. Лихорадочно кружились снежинки; разогретый воздух трещал и хрустел от мельчайших осколков льда.

И вдруг произошла странная перемена: посреди бурного столкновения противоборствующих сил что-то почти незаметно вышло из равновесия. Перекрывая шум и грохот, Аритон крикнул Асандиру:

— У нас проблемы!

Лизаэр, не столь восприимчивый к деталям, не увидел причин для беспокойства. Он собрал силу для третьего удара. Густая тьма мешала видеть. Он двигался ощупью, стараясь не поддаваться панике. Лизаэр слышал голоса других, но был отрезан от них туманом.

Лизаэр стиснул кулаки, и его охватил ужас: из-под пальцев не вырвалось даже маленького лучика света. Он попытался восстановить самообладание и тут почувствовал, что ему противостоит какая-то иная сила. Туман словно поменял свою природу, превратившись из упрямой стены, поддающейся воздействию света, в нечто отталкивающее и опасное. Перед принцем вдруг появилась злобная и разумная сущность, пожирающая всю силу, собираемую для ее уничтожения. Лизаэр кожей ощущал ее присутствие. Нет, сущность была не одна; их было много, и они проникали ему в одежду и волосы. А мысли становились все ленивее и медлительнее.

Потом его захлестнуло волной беззаботного ликования, не оставившего и следа от недавних тревог. Они победили! Еще немного — и они полностью уничтожат Деш-Тира.

В его головокружительное веселье ворвался крик Асандира. Лизаэр отчаянно попытался выпустить в небо заряд своей силы, но чьи-то руки схватили его за запястья. Магическая сила накрыла его нерожденный свет подобно мокрой овчине, которую набросили, чтобы затушить пожар.

Лизаэр глотнул воздуха, обнаружив свою ошибку. Какая победа? Его по-прежнему окутывал туман, влажный, как болотные испарения, а его тело было мокрым от едкого пота.

— Что случилось? — спросил Лизаэр.

— Деш-Тир! — крикнул в ответ Асандир.

Голос мага разнесся в вышине, перекрывая свист ветра.

— Он спрятался в расщелине, явно чего-то выжидает! — добавил Асандир.

Вспыхнул магический свет, и воздух стал прозрачнее. Возможно, Лизаэру это просто показалось. Хотя некий магический круг, ограниченный пространством, подвластным силе Асандира, отозвался на приказ мага. Стены башни Келин густо обволакивала тьма, влажная и непроницаемая, словно войлок. Лизаэр моргал слезящимися глазами. Он внезапно почувствовал, что порывы ветра утихли. Наоборот, он ощущал вокруг какое-то зловонное тепло; оно было сродни теплу пролитой крови. Одолеваемый дурным предчувствием, Лизаэр попробовал было продолжить свои действия, однако Асандир тут же вновь обхватил его запястья и бесцеремонно развел руки принца.

Взбешенный таким обращением, Лизаэр попытался высвободиться. Асандир, не говоря ни слова, спокойно выдерживал гневный взгляд принца, пока у того разум не возобладал над ущемленной гордостью. С ужасом обнаружив, что тщеславие совершенно заслонило в нем здравый смысл, Лизаэр сделал извиняющийся жест.

Асандир покачал головой.

— Я не чувствую себя оскорбленным, твое поведение не было грубым. Просто Деш-Тир способен воздействовать на разум. Теперь ты получил предупреждение и будешь начеку.

Расстроенный и чувствующий себя униженным, Лизаэр отчаянно старался хоть как-то разобраться в окружающем хаосе.

— Деш-Тир бросился на нас, как самоубийца кидается навстречу смертельной опасности.

Откуда-то сбоку ему хриплым голосом ответил Аритон:

— Во время последнего нападения мы сожгли и испарили больше тумана, чем за половину дня. Думаю, мы все же нанесли ему ощутимый ущерб!

— Сейчас проверим, — отозвался Асандир, все еще крепко сжимавший запястья Лизаэра. — Люэйн! Насколько уменьшилась стена тумана?

На сей раз бестелесный маг оставил свой покровительственный тон.

— Только башня Келин остается окутанной им, из чего я заключаю, что нам придется несладко. Если бы сущности Деш-Тира могли быть уничтожены, с чего бы им бросаться навстречу смерти?

Харадмон был вполне согласен со своим собратом.

— Расправляться с туманом за пределами башни слишком опасно. Достаточны ли возведенные нами заграждения или нет, но выпустить туман наружу — значит дать ему возможность ускользнуть. В развалинах многие тысячи щелей и прочих укромных уголков. Если сущности вырвутся за пределы башни, они мгновенно рассеются и попрячутся.

— В чем и состоит замысел Деш-Тира, — прогремел Люэйн. — Разве он не выманивает нас за пределы башни, чтобы сделать обоих принцев более удобными мишенями?

— Возможно, он преследует обе цели, — сказал Асандир. Его лицо было искажено, словно его кто-то пытал. Руки мага опустились и наконец высвободили запястья Лизаэра.

— У нас есть другой вариант.

— Нет! — протестующе закричал Дакар, о котором в суматохе все забыли.

Он выбрался в центр площадки. У Дакара с носа капал пот, глаза налились кровью, сжатые кулаки были плотно прижаты к груди. Чем-то он напоминал жирного бойцового петуха.

— Вы не осмелитесь осквернить древнюю защиту этой башни, построенную на сострадании! Эт милосердный, да как вам могло прийти в голову совершить непоправимое — разрушить многовековую магию и впустить сюда зло?

Лицо Асандира посуровело.

— В случае крайней необходимости я решусь и на это.

Он скользнул стальными глазами по ученику.

— Древняя защита — единственное, что может надежно сдерживать Деш-Тира. Я открою ее, заманю Деш-Тира внутрь и буду знать, что Этера находится в безопасности и над нею вновь светит солнце. Ради сохранения риатанцев, когда-то освятивших это прибежище, ты присоединишь свою силу к усилиям остальных.

Возмущенный, дрожащий, Дакар не решался возражать. Но по его упрямой позе было видно, что он не одобряет решения Асандира.

— Деш-Тир уже трижды обманывал нас, — сказал Люэйн, облик которого был неразличим среди тумана и тьмы. — Больше нельзя этого допустить, мы просто должны решиться на этот отчаянный шаг.

— Мы должны пойти на риск, — выступил вперед Лизаэр. — Из всех вас я меньше всего склонен к рискованным поступкам. Но я не могу ставить свою жизнь выше необходимости обуздать это чудовище. Защита башни Келин не позволит Деш-Тиру прорваться обратно. Даже если нам всем суждено здесь погибнуть, над Этерой будет сиять солнце.

Резко повернувшись к Асандиру, так что золотистые волосы, колыхнувшись, тускло блеснули во мраке, принц заявил:

— Я предпочитаю верить, что вы способны защитить нас от сущностей Деш-Тира, как сделали это в тот вечер, когда они напали на нас с братом.

Нападение случилось задолго до того, как пределы, в которых обитали непредсказуемые сущности, начали сжиматься. Однако, вспомнив об этом, Асандир внутренне содрогнулся. Он сурово поглядел на тейр-Илессида.

— Да будет так, Лизаэр. Но пусть твое сердце не дрогнет. Когда я подам сигнал, ты будешь действовать. Безостановочно, пока хватит сил. Твой дар света, вместе с даром Аритона повелевать тенями, позволит нам сжигать туман до тех пор, пока все сущности Деш-Тира не окажутся в ловушке.

Слова прозвучали для Лизаэра как окончательный приговор: он понял, что все последующие действия магов напрямую зависят от его согласия. Плата за любые сомнения или колебания будет суровой; Асандир недвусмысленно предупредил его об этом. И все же Лизаэру удалось изобразить на лице подобие улыбки.

— Вы вольны распоряжаться всеми доступными мне силами, — сказал он Асандиру.

Беспокойство не оставляло Асандира, но он не мог не высказать Лизаэру искреннего уважения.

— Да благословит тебя Эт, Илессид. Думаю, теперь ты понимаешь всю серьезность нашего положения.

Будучи неисправимым пессимистом, Люэйн предложил:

— Пусть тогда Дакар немедленно покинет башню. Если случится наихудшее, кто-то должен остаться снаружи и нести дозор, пока Сетвир не наложит печать на эту башню и не закроет навсегда вход в нее.

— Чувствую, пока я вас дождусь, мой нос обгорит на солнце и покроется волдырями!

Привычное ворчание, однако, не помешало Дакару вскочить на ноги и поспешно покинуть опасное место. Он стал быстро спускаться по лестнице, жалобы его таяли в тумане и наконец совсем исчезли в завывании ветров, дувших внизу.

Пока маги занимались необходимыми приготовлениями, Деш-Тир успел окутать башню Келин непроглядной мглой. Харадмон решил оберегать Лизаэра. Люэйн тоже растворился во мраке, одарив Аритона язвительным замечанием, от которого тому стало не по себе. Аритону, с его характером, недвусмысленно дали понять, что любая его попытка выскользнуть из-под опеки Содружества будет сурово пресекаться.

Лизаэр вытер потные ладони. Прежде чем он успел представить, каких действий может потребовать от него магическая защита, его опоясал бело-голубой круг. В глазах поплыли разноцветные полосы, ощущения спутались, голова закружилась. Защита, возведенная вокруг него Харадмоном, не только пронизывала окружающий воздух; ее линии проникали в самые потаенные уголки личности Лизаэра, и это вмешательство вызывало в нем бурный протест. Принц чувствовал, как каждый волосок на его теле встал дыбом. Он пережил момент неподдельного ужаса: разум и тело отказывались ему подчиняться, захваченные чужой волей. Правда, вскоре это неприятное ощущение ослабло.

Магический свет уже не опалял тело. Лизаэр пошевелил руками, затем пальцами ног и с удовлетворением отметил, что все они слушаются его. Он попробовал вздохнуть и тут вновь ощутил присутствие магической защиты.

Тело подчинялось Лизаэру настолько, насколько это позволяла установленная Харадмоном защита.

Испытывая некоторый ужас от того, во что вылилось его добровольное согласие, Лизаэр даже не успел подумать, как Аритон примирился с подобным отношением к себе. Перекрывая стоны ветра, Асандир отдавал братьям последние распоряжения.

— Едва мое сознание сольется с древней защитой башни Келин, я уже не смогу отзываться на ваши голоса. Если случится какая-то беда, связанные с вами Харадмон и Люэйн сразу почувствуют это и помогут вам.

Асандир умолк. Его искрящиеся глаза изучающе глядели на Лизаэра и Аритона, которые ради восстановления солнечного света над Этерой и сохранения древних паравианских рас были готовы подвергнуть опасности собственное тело, разум и дух.

Подгоняемый невыразимым беспокойством, Асандир продолжал:

— Мне предстоит приоткрыть древнюю защитную преграду. Когда это будет сделано, я подам вам знак. Тогда начнется ваш бой с Деш-Тиром. Всей силою, какая у вас есть, всей волею, какая вам доступна, вы должны будете загнать его внутрь защитного барьера. Лишь только последний клочок тумана окажется внутри, я вновь закрою паравианскую защиту. После этого вам при поддержке Харадмона и Люэйна придется отражать сопротивление злобных сущностей Деш-Тира. Если паравианская магия поддастся моим усилиям и безграничное сострадание, на котором строилась защита башни, уступит требованиям жесточайшей необходимости, я попытаюсь создать магическими заклинаниями своеобразную темницу. Если нам повезет, мы поместим Деш-Тира туда и не нанесем вреда башне.

Асандир вновь умолк, словно раздумывая, надо ли об этом говорить. Потом все же решился:

— Запомните как следует: нити судьбы, которые мы раскидывали в Альтейнской башне, не предсказывали здесь ничьей гибели. Пусть эта мысль поможет вам вынести самое наихудшее.

«Нет, смерть не самое плохое, — подумал Лизаэр. — Одержание куда ужаснее». Он и сейчас чувствовал легкое покалывание в теле, свидетельствующее о власти Харадмона над ним. При этом Харадмон ведь не был его врагом, а орда сущностей, против которых предстояло сразиться двум братьям и троим магам, имела совсем иную природу. В свое время эти сущности погубили могущественного Трайта. И если они овладеют Лизаэром...

— Желаю вам всем крепких рук и удачной охоты.

В тумане фигура Асандира казалась тенью. Маг наклонился и снял сапоги, затем стянул чулки. Ступая босыми ногами по холодному камню, покрытому корочкой льда, он прошел несколько шагов и принял боевую стойку. Потом Асандир поднял руки. В его глазах не было ничего, кроме леденящей пустоты. Он замер, и за это время все внутри Лизаэра напряглось до предела. Чтобы отринуть дурные предчувствия, принц сложил ладони чашей и сосредоточился, призывая свой дар света.

В лицо ударила воздушная волна. Одновременно в ушах зазвенело; звук напоминал трескающийся от мороза лед. Башню залил белый свет. Оглушенный и ослепленный, Асандир что-то крикнул. Его крик мог быть торжествующим кличем или криком нечеловеческой боли. Тьма оказалась прорезана мириадами крошечных огоньков. Башня Келин, прочно стоявшая в течение двух эпох, сотрясалась от потоков силы.

— Пора! — крикнул Асандир.

Лизаэру показалось, что этот крик знаменовал конец былой неуязвимости башни; вероятно, Асандир уже приоткрыл паравианскую защиту.

Из-под пальцев Лизаэра хлынули снопы искр. Щеки обожгло горячим ветром. Потом опустилась непроглядная, бархатно-черная темнота. Ощутив поток холодного ветра, Лизаэр приписал это действиям Аритона, ударившему по Деш-Тиру своими тенями. Вспыхнуло слабое пурпурное сияние. Оно опалило Лизаэру кожу и впилось в тело тысячами ядовитых иголочек. Принц хватал ртом воздух, пытаясь собраться с мыслями. В мозгу у него звучал голос Харадмона, умолявшего не терять головы и сражаться дальше.

Лизаэр ударил в наползающие клочья тумана, пробивая их светящимися лезвиями. Он не отступал, хотя сущности, выныривающие из тумана, оскаливали клыкастые челюсти и тянулись сквозь тьму, силясь добраться до него и свалить наземь. Убийственная сила его дара сделала принца беспощадным. Он бил по Деш-Тиру решетчатыми стенами молний. Вал огня выжигал и отгонял туман назад. От напряжения Лизаэр уже перестал разбирать, где свет, а где тьма.

— Еще раз! Ударь снова! — услышал он голос Харадмона.

Лизаэру показалось, что башня накренилась. Или он, обессиленный, просто утратил ориентацию в пространстве. За мерцающими кругами магической защиты он почувствовал присутствие Люэйна и присоединился к нему. Аритон по-прежнему, как заведенный, продолжал закидывать Деш-Тира тенями.

Принц хватал раскрытым ртом морозный воздух, а когда ему удалось сделать глубокий вдох, он тут же закашлялся. Воздух стал каким-то странным, слишком густым, чтобы свободно вливаться в ноздри. Лизаэру показалось, что сейчас он задохнется. А в голове безостановочно звучал голос Харадмона с требованиями продолжать битву.

Лизаэр был готов исчерпать свой дар до конца — до того момента, когда он сам станет живым факелом. Принц раз за разом наносил удары, чувствуя, как его истерзанное тело целиком превращается в проводник света. И только краешком сознания Лизаэр понимал, что действует не самостоятельно, а повинуясь чужой воле.

Он не более чем марионетка в невидимых руках Харадмона. Лизаэр почувствовал себя раздавленным. Тьма и головокружение, преследовавшие его, уже не являлись лишь результатом магических заграждений и атаки сущностей Деш-Тира. Лизаэру отчаянно не хватало воздуха, причем настолько, что он с неимоверным трудом сохранял сознание.

Но свет все равно продолжал вырываться из-под его рук. Белые потоки с треском разрывали окружающую тьму.

Двойственное чувство, владевшее Лизаэром, не позволяло ему поддаться панике. Инстинкт самосохранения громко вопил, что он покалечится, станет жертвой непонятной ему магии и сойдет с ума. Но Лизаэр неистово цеплялся за свое добровольное обещание, данное Содружеству. Благородство и понятия о чести заставляли его быть верным принесенной клятве: сражаться с Деш-Тиром до последнего вздоха.

И все же его стойкость и выдержка не превосходили возможностей смертного человека.

Оказалось, что королевского происхождения, гордости и целеустремленности недостаточно для поддержания в нем сил. Эта мысль буквально подкосила Лизаэра, и он, забыв о всяком достоинстве, заплакал.

Потом исчезли все мысли. Осталась лишь серая мгла, и она была безучастнее тумана и страшнее туннеля, ведущего в царство мертвых.

Прошло несколько мучительных мгновений. Лизаэр услышал звук, как будто над ухом разорвалась ткань. Потом раздались голоса, стремившиеся перекричать грохот, который стоял у него в ушах.

Лизаэр ощутил слабую боль в плече, колене и на щеке. Значит, он упал на бок, потому что сейчас лежал, уткнувшись лицом в тонкий слой снега, не в силах пошевелиться. Сквозь придавливающую его толщу воздуха он слышал хныкающие и хихикающие голоса. Они стонали, мяукали и издавали множество иных звуков, словно неприкаянные души в недрах Ситэра. Каждый вдох сопровождался болью, как будто лед расцарапал ему горло и легкие. Потом чьи-то руки схватили его, встряхнули и попытались поднять.

— Вставай, — услышал он суровый приказ Асандира.

Судя по охрипшему голосу, маг был на пределе сил. Возможно, восстановление древней защиты башни Келин требовало такого магического искусства, какое Лизаэру невозможно было даже представить.

Вокруг вновь установилась зловещая тишина. Лизаэр дотронулся до своих колен.

— Защита, — прошептал он. — Вам удалось ее открыть?

Головокружение постепенно ослабевало, и Лизаэр оглянулся по сторонам.

— Мой брат не пострадал?

— Вот он, — махнул рукой Асандир.

Аритон отдыхал, прислонившись спиной к зубцу парапета. Лизаэр не мог разглядеть, в каком состоянии брат: туман размывал картину.

— Хорошо поработали, — добавил маг уже мягче. — Нам удалось запереть всю массу сущностей внутри башни и снова восстановить целостность древней защиты. Но мы не можем рассчитывать только на ее крепость и потому должны понадежнее заточить эти сущности.

С трудом держась на ногах и дрожа как в лихорадке, Лизаэр все же попробовал пошутить.

— Я настолько поистратил силенки, что теперь не выжму из себя даже искорки, чтобы очаровать какую-нибудь красавицу. Надеюсь, Деш-Тир не требует, чтобы его очаровывали?

Асандир искоса взглянул на него, и Лизаэру сразу расхотелось бравировать.

— В любом случае можете полностью рассчитывать на меня, — добавил он.

Но прежде чем маг отвел взгляд, Лизаэр вспомнил: Харадмон лишь затаился. Бестелесный маг продолжал удерживать власть над ним. Несомненно, Содружество выжмет из него все силы, а может, и жизнь, если потребуется.

Мысли о новых испытаниях не придавали Лизаэру бодрости.

— Что дальше? — спросил он. Асандир бросил ему мимолетную улыбку.

— Не давай возможности никому и никогда усомниться в твоей силе Илессида. Самое трудное испытание — впереди.

Асандир указал на узкий каменный сосуд, стоящий в углублении парапета.

Лизаэр отбросил мысль о том, что его мужество истерлось в лохмотья, а сам он больше похож на жалкого скулящего щенка. Насколько он помнил, до сражения ни сосуда, ни углубления вообще не существовало. Круглые стенки сосуда были из той же зернистой яшмы, что и башня Келин.

— Да, сосуд для заточения Деш-Тира вырезан из того же камня, что и башня, — пояснил Асандир, отвечая на молчаливый вопрос принца. — Магические печати скопированы с паравианских защитных печатей, в этом-то и кроется вся суть нашего маневра. Деш-Тир обладает достаточным сознанием, чтобы почуять опасность. И потому нас ожидает более тяжелое и опасное сражение, чем предыдущее.

Аритон ничего не добавил к этим словам, и его молчание взволновало Лизаэра. Принц скрестил руки на груди. Если брат о чем-то размышляет, если колеблется, сможет ли он с прежним хладнокровием продолжить битву? Лизаэр чувствовал, что ужас лишает его последних остатков самообладания. Воспитанный в несгибаемом послушании долгу, Лизаэр еще с раннего детства усвоил, что король всегда должен действовать бескорыстно. Нужды страны и народа должны находиться на первом месте. В глубине сердца он мог ужасаться и испытывать чисто человеческую слабость, но чувство справедливости, присущее династии Илессидов, словно в кандалы заковало его совесть. Лизаэр поднял руки. Если бы они еще не дрожали! Помня о том, что он должен проявлять выдержку, Лизаэр отбросил все мысли о самосохранении и целиком сосредоточился на своем даре.

Его обжег собственный свет, словно тело упиралось, не желая более поддаваться чрезмерным требованиям. Из-за тьмы смешались все представления о времени: это мог быть разгар дня, канун вечера, ночь. Возможно, уже успело пройти несколько дней с того момента, когда они начали окончательное сражение с Деш-Тиром. Призрачные лица сущностей Деш-Тира заполняли пространство башни, и Лизаэр почувствовал, как его со всех сторон обступает непроницаемая стена зла.

— Попробуй сейчас, — велел ему Асандир. — Лучшей возможности у тебя не будет. Когда твоя сила иссякнет, Деш-Тир не должен оставаться в пределах башни. Тогда нам едва ли поможет даже милосердие Эта. Сосуд и его заграждающие заклинания не сдержат Деш-Тира, если мы не успеем наложить последнюю, завершающую печать.

Лизаэра все же рассердила мысль о том, что самое трудное вновь падает на их с Аритоном плечи.

— Ты готов, брат? — через силу спросил он.

Вместо ответа Аритон сотворил тень. Она выпорхнула из его рук подобно кружевной сети, на которой Лизаэр увидел совершенный рисунок древних письмен и знаков. Повелитель Теней объединился с Люэйном, чтобы обрести дополнительную силу.

Туман заклубился и отступил, подымаясь над черным льдом, словно пар. Едва только Лизаэр высвободил рукотворный свет, сущности, обитавшие в тумане, начали корчиться и извиваться, теснясь вокруг него. Их прикосновение обжигало кожу. Каждый порыв ветра царапал по ней множеством невидимых осколков.

— Пора! — крикнул Аритон.

Лизаэр ударил. Его свет, подобно палке, гнал проклятых сущностей прямо к сосуду. Лизаэр почти ничего не видел, но чувствовал, что Харадмон своей магией помогает ему. Туман пылал, выделяя едкий дым, и сущности лязгали своими отвратительными острыми зубами, протягивали когти, стремясь впиться ему в тело. Их голоса звучали у него в голове. Лизаэр дрожал, обливаясь холодным потом.

— Еще! — прокричал Аритон хриплым от напряжения голосом.

Лизаэр ответил, хотя тени и туман заставили его ударить наугад. Извивающиеся сущности мешали увидеть сосуд. Предполагая, где тот должен находиться, принц метнул в туман новые световые стрелы. Лица с шипением отпрянули, и заграждающие тени Аритона заколыхались, словно занавес на сквозняке.

Неуловимый как воздух, Деш-Тир начал по спирали подыматься кверху. Лизаэр пресек эту попытку. Пот лил с него ручьем, а от помощи Люэйна вообще переворачивались все внутренности. Лизаэр снова и снова взывал к свету, и белая пелена послушно появлялась, преграждая путь злобным сущностям. Однако они все так же плясали у него перед глазами. На какое-то мгновение Лизаэру подумалось, что все эти усилия, вся магия — впустую. Перед ними была неодолимая гранитная стена. Но голос Асандира, пробившийся сквозь зловонный дым, требовал собраться с силами и не прекращать попыток.

— Гоните их сюда! Сила их не безгранична. Еще немного — и они начнут выдыхаться.

Лизаэр ощущал себя пустой, хрупкой скорлупой. Битва требовала от него все новых и новых сил. Никакая клятва не могла приготовить его к подобным мучениям, а теперь телесные и душевные силы были на исходе. Сущности продолжали с остервенением сражаться. Страдания, выпавшие на долю Лизаэра в Красной пустыне, казались мелкими неудобствами в сравнении с тем, что сейчас требовалось от него, чтобы поддерживать свой дар.

— Бейте туда! — крикнул Асандир. — Они отступают! Все внутри Лизаэра было пронизано тупой болью. Ему казалось, что свет, исходивший из его рук, был рожден его кровью, исторгнут ценою умирания его тела. Харадмон, полностью овладевший его разумом, безжалостно требовал наносить все новые и новые удары светом.

Однако Деш-Тир действительно начал выказывать признаки усталости.

Глазами, воспаленными от соли, а может — от слез, Лизаэр заметил, что небо над башней посветлело. Тени, создаваемые Аритоном, стали теперь ясно видны; они переплетались с пурпурными магическими заграждениями, созданными Асандиром. Над горловиной сосуда висел конус тьмы. Сущности Деш-Тира корчились в пламени, а уцелевшие нещадно загонялись внутрь сосуда световыми хлыстами.

У Лизаэра не осталось сил для ликования, однако он сознавал: Деш-Тир находится на грани поражения. Принц мог лишь втягивать воздух обожженными легкими и повиноваться нескончаемым приказаниям Харадмона, требовавшего от него все новых ударов.

Воронка, образованная тенями, втягивала в себя последние клочья тумана. Лизаэру казалось, что он в любую секунду может рухнуть без чувств. Только сила Харадмона заставляла его творить свет, и ярость света ударяла по беспредельной злобе оставшихся сущностей Деш-Тира. Она гнала их в неминуемое заточение.

Неожиданно сеть теней, раскинутая Аритоном, задрожала, ее очертания вновь стали размытыми. Она выгибалась — Деш-Тир не оставлял отчаянных попыток вырваться наружу. Беспредельная злоба тысяч плененных сущностей грозила свести на нет все неимоверные усилия двоих принцев и троих магов Содружества. Лизаэр видел, что защитная тень становится тоньше и может прорваться в любую минуту.

Одна лишь брешь — и Деш-Тир вырвется из каменного сосуда, но теперь у его противников уже не будет сил загнать его обратно. Лизаэр понимал: нового сражения им не выдержать. Значит, Асандир ошибался, говоря, что силы сущностей не беспредельны? Может, это был обманный маневр Деш-Тира и теперь враги готовились к новой атаке на выдохнувшихся и изможденных защитников крепости?

Ослабить заграждения над сосудом было равносильно смерти. Башня Келин осталась бы тогда навеки оскверненной.

Аритон это знал. Или, быть может, это подсказывал ему направлявший его действия Люэйн. Хриплым голосом Аритон крикнул брату, чтобы тот снова нанес удар. Асандир был не в состоянии оказать какую-либо поддержку, ибо, виток за витком, он свивал заградительную печать. Лизаэр всем сердцем желал ответить на призыв, но чувствовал, что полностью опустошен. Только железная хватка Харадмона еще заставляла его держаться на ногах.

Все же Лизаэр поднял руки и призвал свет. Тело свело от нестерпимой боли, сменившейся неутихающей дрожью. Ладони обожгло собственной силой. Подчиняясь приказам Харадмона, Лизаэр опустился на колени перед сосудом.

В тот момент, когда он поднял руки, Лизаэр ощутил, что ему предоставлена свобода выбора. Окруженный ослепительным сиянием, принц открыл в себе свойство характера, о котором не подозревал. Движимый самопожертвованием, он протянул руки, чтобы закрыть неминуемый прорыв в заграждающих тенях. У него не было иного средства, кроме собственных ладоней.

Вскоре его пальцы утратили чувствительность. Заграждение дрогнуло, и сущности хищно потянулись к возникшей бреши.

Они встретили сияние злобными криками. Сейчас свет был единственной и не слишком надежной защитой Лизаэра. Он сложил ладони чашей, прикрывая брешь. Ладони опалило нестерпимым жаром. Лизаэр чувствовал, как злобные сущности ползли на него, впивались в тело, тысячами иголок вонзались в мозг.

Харадмон поддержал его усилия, выстроив заградительную цепь. Но было поздно. Видения, заполонившие мозг Лизаэра, заставили его забыть о боли в руках. Внутренний хаос превратился в вихрь, разметающий клочья воспоминаний. Сквозь череду бешено мелькающих картин Лизаэр ощущал светящиеся линии магии Содружества, протянутые в прошлое и будущее. Маги как могли пытались сдержать натиск Деш-Тира.

Воспоминания и видения нахлынули на Лизаэра с новой силой. Знакомые картины были чудовищным образом перемешаны с другими, слишком непонятными и чуждыми. Перед ним с предельной ясностью вставали моменты прошлого: губы девушки с Южного острова, сомкнувшиеся с его губами, ее теплые пальцы, переплетенные с его пальцами... ночь из его раннего детства, когда он сидел на крыше дворца вместе с советником, держась за его руку и вслед за ним повторяя имена зимних звезд.

Неожиданно идиллическая картина сменилась более поздним воспоминанием: немилосердно палящее солнце, обжигающие ветры и мучительная жажда.

Полностью выпав из настоящего, позабыв о решающем сражении с Деш-Тиром, Лизаэр вновь упал ничком на раскаленный песок Красной пустыни. Над ним стоял Аритон Фаленский, его искаженное неутихающей враждой лицо было в кровоподтеках.

— Вставай!— прозвучало в мозгу Лизаэра словесное повеление, подкрепленное тисками магии.

Потом его хлестануло болью, подрывающей последнюю опору сознательной воли.

— Вставай!

Лизаэр, наследный принц, подвергался унизительному и жестокому обращению со стороны своего единоутробного брата, который был и всегда будет врагом Амрота.

Лизаэр содрогнулся от приступа губительной ненависти к Фалениту, рожденному быть Повелителем Теней. Только сейчас праведный гнев Илессида поддерживался и намеренно усиливался ордой злобных сущностей Деш-Тира.

Его боль удвоилась, когда вновь вспыхнувшая магическая сила в очередной раз обрушилась на врага.

Мучения всколыхнули душу Лизаэра. Он чувствовал, как опускается в туннель, созданный из бредовых видений. В разгоряченном мозгу вспыхнула иная картина: подобие галереи на плоской крыше какого-то здания. Деревянные перила. Галерея выходит на широкую площадь. Пространство между домами до отказа забито неистовствующей толпой, и среди множества лиц одно сразу же приковывает к себе внимание Лизаэра: черноволосый враг; Фаленит, которому не может быть ни прощения, ни пощады.

Видение задрожало и пропало. Огонь обжигал руки Лизаэра. Принц закричал, терзаемый магией, которая затронула самые глубины его разума. Он чувствовал, что мозг переполнен злобствующими сущностями. Их крики слились в единый оглушительный вопль, затем превратились в какой-то бессмысленный шум. Им ответила иная сила, обрушившаяся на них огненным дождем. Сущности дрогнули и закружились, будто листья на ветру. Лизаэр чувствовал, что теряет сознание.

Человеческие голоса звучали откуда-то издалека, потом стали ближе, отчетливее. Лизаэр ощутил чью-то руку, схватившую его локоть.

— Отличная работа! — услышал он голос Асандира.

Подавляющее присутствие Харадмона исчезло.

Лизаэр оперся на руку Асандира, тяжело дыша и пытаясь преодолеть головокружение. Воспаленный разум был пуст. Лизаэру показалось, что даже его врожденный дар света умер, оставив лишь горку пепла. Обрывки кошмарных воспоминаний вновь промелькнули перед мысленным взором и сразу же померкли, едва он попытался их остановить. Боль и опустошенность — это все, что ощущал сейчас Лизаэр. И тут он вновь услышал голос Асандира:

— Лизаэр, ты меня слышишь? Ты совершил почти чудо. Деш-Тир полностью пленен.

Значит, все позади? Он жив, раз способен дышать. Ладони распухли от ожогов, но это пройдет.

— Его загнали в сосуд? — кое-как ворочая языком, спросил Лизаэр.

Вместо ответа Асандир осторожно поставил его на негнущиеся ноги и помог сделать несколько шагов.

Узкий яшмовый цилиндр все так же стоял в углублении. Сияние магического заграждения повторяло его очертания, но теперь оно было целостным. Сосуд был плотно запечатан. Над головой темнело ночное небо, усыпанное блестящими точками звезд.

Звезды были белыми, голубыми и ярко-фиолетовыми. Они светили намного ярче и совсем не напоминали знакомые с детства созвездия над Дасен Элюром. Сколько Лизаэр ни вглядывался, он не видел ни одной звезды из тех, что когда-то называл ему королевский советник.

Лизаэра прошиб пот. Теперь он окончательно уверился в том, что видит звездное небо над Этерой.

— С Деш-Тиром покончено, — прошептал Лизаэр. Его бледное лицо осветилось довольной улыбкой, после чего принц лишился чувств и рухнул прямо под ноги Асандиру.

Маг с нескрываемой печалью и жалостью поглядел на него. Потом, отбросив эти чувства, обратился к Повелителю Теней, застывшему у стены:

— Помоги мне перенести его в укрытие. Если хватит сил, спустись вниз и позови Дакара. Ему придется заняться врачеванием ожогов.

Наследие

Вечером следующего дня, после того как Асандир и два его бестелесных собрата отправились на юг, чтобы надежнее укрыть сосуд с плененным Деш-Тиром, Лизаэр сидел с подветренной стороны террасы, прислонившись к каменной стене. В свое время фаленитские принцессы облюбовали этот уголок для своих свиданий. В руках, обильно смазанных целебными мазями и заботливо перевязанных Дакаром, Лизаэр держал флягу с телировой настойкой, которую перед отъездом вручил ему Асандир.

Фляга уже наполовину опустела.

Досадуя на то, что проспал первый солнечный день, Илессид с некоторым опозданием принялся отмечать победу, наслаждаясь блеском звезд на безоблачном небе.

— За нашу победу, — провозгласил Лизаэр и передал флягу вовремя подошедшему брату, шагов которого не расслышал за вздохами ветра.

— Нет, — тихо возразил Повелитель Теней. — Лучше я выпью за корону, ожидающую тебя в Тайсане. Ты вполне заслужил право стать их королем.

В словах Аритона не прозвучало ожидаемой нотки горечи. Посчитав это очередным вывертом непостижимой натуры брата, Лизаэр молча улыбнулся. Аритон принял флягу, слегка отхлебнул и осторожно вернул ее наследному принцу.

— Наверное, тебе не терпится поскорее оказаться в Итарре, — допытывался Лизаэр. — Просто ты не хочешь открывать все свои мысли.

Лизаэр снова поднес флягу к губам. Настойка прошла в горло, даже не опалив его; ощущение тепла возникло позже. Достигнув желудка, тепло превратилось в полыхающий костер.

— Тебе бы стоило выпить еще. Это должно помочь, — сказал он брату.

Аритон негромко рассмеялся.

— Я и так вполне сносно себя чувствую. Просто чудовищно устал. И усталость не проходит.

— Это почему же? — спросил Лизаэр.

Настойка действовала незаметно. Она снимала преграды с ловкостью повесы, вознамерившегося соблазнить непорочную деву. Когда Аритон не ответил, Лизаэр разозлился.

— Должно быть, ты думаешь, что после победы над Деш-Тиром всемогущее Содружество Семи вознаградит тебя, подыскав того, кто взвалит на свои плечи ратанский трон.

Аритон повернулся в уперся руками в стену. Какое-то время он тоже наслаждался созерцанием звезд.

— Они не сделают этого. Подозреваю, это им просто не по силам.

— Что? — Удивленный Лизаэр приподнялся на локте, громко икнув. — Что ты имеешь в виду? Когда я выпью, то бываю не в ладах с логикой.

В отдалении послышались чьи-то тяжелые шаги.

— Дакар, — произнес Аритон, не оборачиваясь. — Учуял, что здесь пахнет выпивкой.

Приближавшиеся шаги и знакомые ругательства, которые Дакар произносил всякий раз, когда за что-нибудь задевал, подтвердили догадку Аритона.

Однако телировая настойка сделала Лизаэра упрямым; он не желал слезать с болезненной для него темы.

— Ты, братец, считаешь, что у Содружества Семи нет иного выбора? Нет другой головы, чтобы водрузить на нее корону Ратана?

Растягивая от усталости слова, Аритон ответил:

— Я так не считаю. Просто мне думается, что кто-то, с согласия наших предков или без оного, когда-то вмешался в нашу семейную историю.

Аритон умолк и вопросительно поглядел в сторону приближавшегося Дакара.

— На то было дано согласие, — подтвердил Дакар из глубины прохода, ведущего на террасу, где находились братья. — От имени твоей династии сие было запечатлено кровью Торбандом Фаленским в тот самый день, когда Киладис, маг Содружества, составил Ратанскую хартию.

— Вот оно что, — с легкой иронией заключил Аритон, обращаясь к брату.

Он принял дипломатично поданную Илессидом флягу (Лизаэр искренне желал утешить брата), сделал большой глоток и сказал:

— Я покидаю вас и желаю весело провести время. Я и в самом деле чувствую изрядную усталость, а потому не могу быть вам достойным собеседником.

Повелитель Теней исчез в проходе почти одновременно с появлением Дакара. Натянувший на себя сразу несколько рваных камзолов, Безумный Пророк был похож на громадную луковицу. Венчал его странный наряд — плащ Асандира, который волочился за низкорослым Дакаром по полу.

Лизаэр, вытаращив глаза, разглядывал диковинное одеяние пророка, а тот, чуя подвох и приготовившись к яростной обороне, встал на место Аритона у стены.

— Я простудился, — объявил Дакар, все же испытывая потребность как-то объяснить этот маскарад.

Тем не менее голос у него был совсем здоровым, и Лизаэр заподозрил, что сейчас ему придется выслушивать длинный и нудный монолог о необычайно целебных свойствах телировой настойки для врачевания простуды. Предупреждая словесный поток, он подал Дакару флягу и, словно гончий пес, идущий по следу, вернулся к волновавшей его теме:

— Что-то я не понял. Какое согласие давал предок Аритона при написании Ратанской хартии?

Дакар, приложившийся к фляге, поперхнулся и закашлялся. Восстановив дыхание, он вновь стал заглатывать телировую настойку, пока легкие не запросили воздуха. После этого Дакар несколько раз шмыгнул носом.

— Ты не понимаешь, о чем спрашиваешь.

— Представь себе, не понимаю.

Чувствуя себя слишком уставшим для учтивостей, Лизаэр просто забрал у Дакара стеклянную флягу. Увидев, какими жадными глазами Безумный Пророк провожает выпивку, принц равнодушно добавил:

— Я же не спрашиваю, правда это или нет.

Дакар принялся обтирать обшлагом плаща влажный подбородок, но вспомнив, что плащ принадлежит Асандиру, поспешил воспользоваться собственным рукавом.

— Навязался на мою голову со своими дурацкими вопросами, — сквозь зубы пробормотал он. — Одно наказание за другим.

— Первое, надо полагать, заключается в недоступности выпивки, которую ты не получишь, пока не соизволишь ответить на мой вопрос, — сказал Лизаэр. — А второе настигнет тебя, когда Асандир узнает, что ты нацепил его плащ.

— Ладно, — покорно вздохнул Дакар. — Как правильно заметил Аритон, королевские династии невосполнимы.

— Здесь опять кроется какое-то пророчество? — спросил Лизаэр, выразительно покачивая флягой.

— Нет, — тоном капризного ребенка ответил Дакар, приклеившийся глазами к заветному сосуду. — В свое время Содружество Семи избрало трёх мужчин и двух женщин основателями королевских династий Этеры. Каждый из пятерых был избран за какое-то особое качество характера, а также за умение противостоять подкупу и иным искушениям, которыми власть соблазняет человеческую природу. Влиять на еще не рожденную жизнь или изменять ее — дело серьезное и крайне опасное. Но именно это и сделали маги Содружества, желая обеспечить наследникам пяти династий справедливое правление. Можно сказать, что они магическим образом внедрили каждому из пяти какую-то добродетель и распространили ее на последующие поколения. И твой предок дал на то согласие, в том числе и во имя твоего блага.

Здесь Дакар горестно вздохнул, ибо Асандир чаще всего не спрашивал у него никакого согласия, а просто делал ученика орудием своих целей и замыслов.

Лизаэр счел, что Безумный Пророк честно заработал выпивку, и подал ему флягу. Сам же глубоко задумался: то, что он узнал об особенностях Содружества, никак не укладывалось у него в голове.

— Что это означает для Аритона? — спросил он через какое-то время.

Телировая настойка неумолимо исчезала в глотке Безумного Пророка, который уже без опасений превратил лучший плащ Асандира в салфетку.

— Что означает? — с трудом оторвавшись от фляги, выговорил Дакар. — А то и означает, что нашему высокомерному Повелителю Теней никуда не убежать от своей природы.

Лизаэр прислушался к внутренним ощущениям: ему хотелось, чтобы телировая настойка поскорее подействовала. Над террасой негромко шелестел ветер, а в небе ужасающе ярко горели чужие созвездия.

Дакар поболтал флягу, чтобы проверить, осталось ли в ней что-нибудь.

— Торбанду Фаленскому было от природы присуще сострадание. Он был настоящим государственным деятелем, ибо умел распознавать побудительные мотивы врагов. Он правил в Даон Рамоне, и поддержка риатанских паравианцев являлась основой его правления. Это значит, друг мой, что Аритон будет способен простить даже убивающий его кинжал. Он не в состоянии поступить иначе. Понимание нужд всех живущих и сострадание укоренено в его природе. Это, так сказать, насильственный дар, заложенный в династию Фаленитов Содружеством Семи.

Лизаэр попытался обдумать услышанное. Склонность к всепрощению объясняла многие странности в поведении брата. До сих пор поведение Аритона казалось ему непредсказуемым; сейчас же он получил ключ к пониманию. Теперь понятно, почему Аритон остервенело боролся до самого момента поражения, почему он мог бессильно злиться по поводу неосуществимых желаний, почему был готов возложить себе на голову совершенно ненужную ему корону, не выказывая разочарования и не тая злобы. Лизаэр взглянул на свои руки, обмотанные бинтами. Обожженные места еще болели, но он перестал думать о причиняемых ему неудобствах. Ему отчаянно хотелось вновь приложиться к телировой настойке, поскольку его праздничное, ликующее настроение куда-то исчезло. Зато оставалось мужество, оно-то и подвело Лизаэра, не удержавшегося от вопроса:

— А Илессиды? Какой дар унаследовал я от своего предка?

Дакар угрюмо ответил:

— Ты всегда будешь искать справедливость. Даже там, где ее невозможно найти.

Лизаэр сам не заметил, как фляга вновь оказалась в его забинтованных руках. Осторожно, чтобы не опрокинуть ее, он припал к горлышку. Вся радость от победы над Деш-Тиром вдруг поблекла. Сейчас ему хотелось только одного: напиться и впасть в забытье и дремоту, прежде чем его разум загонит себя в бесплодных попытках переосмыслить события прошлого. Лизаэр понимал, что может за всю свою жизнь так и не узнать, какие поступки он совершил, руководствуясь собственным выбором, а какие были продиктованы добродетелями, внедренными магами в его династию.

— Правильно сделал Аритон, что пошел спать, — заключил принц. — Устал я что-то от всего этого.

Он неуклюже поставил флягу на пол, щедро предоставив Дакару возможность разделаться с ее содержимым, а сам встал и направился к выходу.

Дакар остался в одиночестве. Ветер шевелил его немытые волосы. Пророк поплотнее закутался в безукоризненно чистый шерстяной плащ Асандира. Больше всего Безумному Пророку сейчас хотелось, чтобы фляга вновь оказалась полной или чтобы он знал заклинание, позволяющее создавать выпивку прямо из воздуха. Короче говоря, он хотел напиться до бесчувствия и забыть то странное ощущение, из-за которого он с недоверием отнесся к ожогам на руках Лизаэра. Тогда, быть может, ему удалось бы заснуть и не думать о том, что он узнал от Асандира за час до отъезда мага.

Дакар закрыл глаза, чтобы не смотреть на звезды, возвращенные Этере исполнением его пророчества. Из-под сомкнутых век хлынули слезы.

— Дейлион-судьбоносец, будь милосерден! Почему, Лизаэр, друг мой, именно тебе пришлось голыми руками отражать последнее нападение Деш-Тира?

Но Асандир высказался по этому поводу с предельной ясностью: во время завершающего сражения, когда Деш-Тир мог вырваться наружу, Харадмон сознательно избрал Лизаэра жертвой. Дакар и сейчас вздрагивал от заявления Асандира, сейчас, когда сражение навсегда осталось в прошлом. «Пусть Даркарон, ангел отмщения, покарает всех нас, но пойми, Дакар, что еще мы могли сделать? Из всех нас Лизаэр менее всего сведущ в магии. Если бы соприкосновение с плотью позволило Деш-Тиру проникнуть в мозг, то какое из зол мы бы предпочли? Позволить этим сущностям завладеть знаниями об истинной силе значило бы навлечь угрозу на всю вселенную. Да, как ни печально и как ни трагично ожидающее нас в будущем, жертва Лизаэра оказалась наименьшим риском. Плачь вместе с нами, но это решение мы принимали не без скорби в сердце».

— Не без скорби в сердце! Как легко спрятаться за красивыми словами!

Дакара вдруг охватила неудержимая ярость, и он швырнул флягу вместе с ее бесценным содержимым в стену. Фляга разлетелась на множество осколков, со звоном упавших на пол. И вновь над террасой установилась гнетущая тишина. Сколько ни моли Эта милосердного, события, которые последуют за пленением Деш-Тира, не будут бескровными. И жертва, принесенная Лизаэром, — только начало. В воздухе стоял сладковатый аромат телира. Сожалея о своей горячности, Дакар зарылся лицом в темную шерсть плаща и рыдал, пока у него не заболело в груди.

— Ты, бессердечный и беспринципный ублюдок!— наконец выкрикнул Дакар в злобной надежде, что Сетвир услышит эти слова и передаст их вместе со всей его, Дакара, яростью всемогущему Асандиру.

Увы, семена зла уже были посеяны надежно и глубоко. И всей телировой настойки, хранящейся в Этере, не хватило бы, чтобы предотвратить тот хаос, который сулил зловещий день коронации в Итарре.

Смятение

Настоящий солнечный свет озарил Итарру, чьи приземистые красные стены и бастионы со времени постройки знали только серые небеса и туманную сырость.

Торговые гильдии города расценили это событие как подлинную катастрофу.

Все началось с того ужасного утра, когда фонарщики с воплями бросились к городской страже, заявляя, что небо на востоке окрасилось в кроваво-красный цвет. О том же сообщали и дозорные с крепостных стен. Обезумевшие от страха горожане заперлись в домах, ожидая скорой смерти от неведомой и, несомненно, губительной напасти. Меж тем день разгорался. Происходящее немедленно объявили результатом колдовства: небо вместо серого стало голубым, и с него полился слепящий свет. По городу поползли слухи. За окнами, закрытыми ставнями и вдобавок плотно занавешенными одеялами, шепотом повторяли легенды давних времен, предшествовавших восстанию. Под вечер городские врачеватели открыли свои лавки и изрядно увеличили доходы, продавая всевозможные снадобья «от слепоты». Когда на следующий день крестьяне заперлись у себя в усадьбах и деревнях и некому было гнать скот на убой, перед горожанами встала угроза голода. Запасы муки быстро таяли. Богачи прибегали к подкупу, добывая продукты, а доведенные до отчаяния бедняки начали грабить лабазы.

Ни один человек не умер от солнечного света.

Даже самые немощные нищие не жаловались на потерю зрения. Солнечный свет, как оказалось, ничуть не мешал уличным грабежам. Гильдейцы, понесшие убытки, возопили о справедливости, одновременно посылая наемных убийц, дабы в общей суматохе устранить соперников. В ожидании законных мер они грабили торговцев, не страшась казнить непокорных.

Всегда неблагополучной Итарре на сей раз грозили небывалые беспорядки.

Поскольку небо сохраняло зловещий голубой цвет и на нем не было ни облачка, Морфет, наместник Итарры, со стойкостью мученика готовился к восстановлению порядка в городе и возобновлению торговли. Он выполз из-под груды одеял, оторвал от себя цеплявшиеся руки жены и заставил трясущегося и хнычущего камердинера подать ему цепь с государственной эмблемой. После того как за все утро, обливаясь потом под палящим солнцем, Морфет так и не сумел убедить соперничающие гильдии возобновить торговлю, он затребовал к себе главнокомандующего вооруженными силами Итарры Дигана и приказал привести городской гарнизон в полную боевую готовность. Мечи, приставленные к горлу, должны будут убедить даже самых упрямых горожан выбрать меньшее из двух зол и рискнуть-таки подставить свои тела под «бич Ситэра», как здесь называли солнечный свет.

За несколько дней все навесы в городе были распроданы по невиданным доселе ценам.

И все же только подкупом можно было заставить крестьян и погонщиков выйти на поля и дороги. Сборщики податей, которых подрядили для этого дела, растратили все выданные им деньги, но так и не добились желаемых результатов. Чтобы хоть немного успокоиться, наместник налегал на засахаренные фрукты. Его объемистый живот стал еще толще, количество болтающихся подбородков возросло. Такова была плата за спокойствие.

Казалось, прежнее равновесие вот-вот будет восстановлено. И здесь случилось худшее.

На внутренней крепостной стене появился один из магов Содружества Семи.

Никто не видел, как он входил в город и подымался на стену, маг в красно-коричневой бархатной мантии просто возник среди крепостных зубцов. С мягкими чертами лица, курчавой бородой и бездонными спокойными глазами, он совершенно не походил на легендарных магов, владеющих сокрушительной силой. Начальник караула принял его за заблудившегося почтенного старца из богатой семьи и вежливо предложил проводить до дома. На это «старец» разразился вдохновенной речью о недостатках городских законов, требующих немедленного вмешательства властей.

Пришлось оторвать наместника от семейной трапезы, и теперь Морфет стоял, ежась на холодном ветру и позабыв снять повязанную салфетку.

— Вам также надлежит проветрить помещения, отводимые для гостей государственного уровня, — сказал Сетвир тоном, не терпящим возражений, так как Морфет уже успел назвать его требования «более чем странными».

— Если вам необходимо жилье... — начал возражать Морфет и осекся.

Слова о щедрости и благотворительности, которые он намеревался произнести, выветрились у него из памяти, когда салфетка вдруг угрожающе затянулась вокруг его горла.

Маг не произнес ни слова, лишь лукаво улыбнулся.

Не успел этот странный гость вторгнуться в дом Морфета и подпортить правителю удовольствие от трапезы, как все вокруг пошло вверх дном. Крестьяне снова заперлись у себя в усадьбах, не проявляя ни малейшего желания вернуть взятые у города деньги. Торговые гильдии возобновили взаимные нападки и обвинения. Городская беднота угрожала бунтом. Только потом Морфет узнал, что Сетвир прибыл не один, а в сопровождении еще двоих магов. Во дворце наместника спешно подготовили к приему гостей несколько дополнительных помещений. На кухне начался сущий переполох. Камердинер, призванный к ответу, доложил, что повара опустошают все погреба, готовясь к «королевскому празднеству».

Сказать, что от услышанного лицо Морфета сделалось багрово-синим, значит не сказать ничего. За дни, прошедшие с момента появления солнца, наместник слишком налегал на еду и теперь горько сожалел об этом. У него распухло горло, раздулись легкие, а складки жира так и колыхались, когда он попытался бегом передвигаться по дворцу, чтобы отменить все неведомо кем данные распоряжения. Но он опоздал.

С обеих сторон от Морфета вдруг появилось по магу. Один был грузным и бородатым, другой, в одеждах зеленого цвета, худощавым. Глаза горели так, словно он предвкушал какое-то нечестивое удовольствие. Прежде чем Морфет обрел дар речи, он обнаружил, что непонятным образом, не проходя по лестницам и коридорам, оказался у себя в покоях.

Там Сетвир вежливо предложил ему холодный чай и хорошо поставленным голосом, без единой запинки, перечислил все титулы наместника. Городским глашатаям подобное удавалось весьма редко. Морфет кашлянул. В его бокале лежали кусочки льда, а сам хрустальный бокал был тоньше тончайших тканей из приданого его жены. Все трое магов глядели на него с неподдельным интересом, словно поймали редкостное насекомое. Морфет начертил в воздухе знамение против злых сил и без чувств упал на ковер.

— Наверное, у него все-таки должен быть позвоночник, — язвительно произнес Харадмон, оставив без внимания осуждающий взгляд Люэйна. — Такая груда сала не может держаться прямо без подпорки.

Сетвир, словно пушинку, поднял наместника и перенес на роскошный, заваленный подушками диван. Закончив этот труд, Хранитель Альтейна поднял глаза, в которых плясали озорные огоньки.

— Будьте осторожны. Когда Морфет придет в себя, он без промедления пошлет по вашему следу наемных убийц. В этом у него богатый опыт.

Харадмон оскалился в усмешке.

— В таком случае, дорогие собратья, у нас есть все основания доставить ему новые беспокойства.

Он призадумался.

— Как вы думаете, Морфет — достойный соперник для Аритона Фаленского?

— Скоро мы об этом узнаем, — с улыбкой ответил Сетвир.

По пробуждении Морфет узнал, что через две недели ему надлежит принести клятву верности королю из династии Фаленитов, после чего управление Итаррой будет осуществляться в соответствии с древней королевской хартией Ратана.

Выпученные глаза наместника сузились.

— Только через мой труп, — прошипел он.

— Если понадобится, то через ваш труп, — не моргнув глазом, подтвердил Харадмон.

Понимая разницу между угрозой и обещанием, Морфет в елейных тонах подтвердил свою готовность, затем начал плести сеть интриг, чтобы любой ценой сохранить собственную власть.

Два дня напряженных усилий оказались безрезультатными. Морфету не удалось подкупить даже самые алчные и падкие до денег гильдии. Что еще хуже, крестьяне, арендующие землю, вбили себе в голову, будто земля принадлежит им, а гильдии землевладельцев не имеют на нее никаких прав. Подкупив стряпчих, они подали соответствующие прошения, угрожая в противном случае оставить город без провизии. Когда даже посланные головорезы не смогли утихомирить их главаря, Морфет понял причину. Предводителем крестьян оказался сладкоречивый чужак в черной шляпе, который, не повышая голоса, подбивал их на бунт. Городской правитель немедленно издал приказ об аресте этого человека, но тут выяснилось, что он тоже является магом Содружества.

Это происшествие свело наместника в постель.

Несчастный Морфет лежал на шелковых простынях, а его жена и дочери, словно им не было никакого дела до политических амбиций их мужа и отца, окружили себя портнихами. Из шелка и парчи и кружев с алмазным бисером спешно шились новые наряды.

— Как же мы можем пропустить такое знаменательное событие? — крикнула ему жена, приоткрыв дверь спальни. — Если нам предстоит принести клятву верности королю, должна будет собраться вся знать. Каким бы ни был этот принц, твои дочери сделаются посмешищем, если встретят его в прошлогодних нарядах!

Морфет зажал уши руками и застонал. Не только город, но даже его близкие ускользали из-под его власти. Чувствуя себя несчастным, мучаясь от несварения желудка, он заключил, что жители Итарры пали жертвой колдовства. Только злая магия могла посеять в их умах мечты о королевском правлении. И это после пяти веков свободной жизни! Бури, бунты, чума и даже явление самого Даркарона на его колеснице были бы меньшим злом, чем эта компания магов, вторгнувшихся в Итарру. От мысли о необходимости преклонить колена перед наследным принцем Морфет даже взвыл. Испугавшийся слуга тут же прибежал с тазиком, думая, что его господина сейчас вывернет.

Но тазик не понадобился. Около постели Морфета появился одетый в голубое маг Асандир, который быстро исцелил желудок хозяина и велел обретавшимся поблизости слугам принести его церемониальный наряд.

— Вставайте! — повелительным тоном обратился Асандир к Морфету. На этот раз обошлось без перечисления официальных титулов. — Государственный совет и главы гильдий собрались в здании государственного совета. Жители Итарры толпятся на рыночной площади и жаждут услышать вашу речь.

Наместник сел на постели и, к неудовольствию, обнаружил, что на него поспешно напяливают вышитую сорочку с золотыми пуговицами. Перед Сетвиром он еще мог бы разыграть судороги, но сейчас чутье подсказывало Морфету, что Асандира не проведешь.

Одетый сообразно занимаемому им положению, Морфет, Покровитель Торговли, Защитник Справедливости и Верховный Правитель Северных Провинций, выполз из дома, словно рассерженный медведь из берлоги, дабы собственными руками благословить восстановление королевской власти в Итарре.

Жизнь продолжается

В зале с алебастровыми стенами, украшенными позолотой, Лиренда, Первая колдунья Кориатанского ордена, докладывает Главной колдунье: «Остатки Деш-Тира были загнаны в особый сосуд, магически запечатаны и помещены в одну из пещер Скельсенгских Ворот. Это место заточения определено как временное. Когда в Итарре будет восстановлено королевское правление, Содружество Семи перенесет сосуд с Деш-Тиром в место его постоянного пребывания. Тогда мы сможем узнать, почему они потерпели неудачу и не смогли полностью уничтожить это исчадие...»

В Страккском лесу, на северо-западе Ратана, местный клан устраивает двухнедельное празднество в связи с возвращением солнца. Двое мальчишек, уставшие от взрослых торжеств, решают сбежать и поиграть в нападение на Итарранских торговцев...

Во дворе таверны, расположенной у подножия заснеженных Маторнских гор, Элайра поит свою кобылу, слушая разумные советы конюха: «Если ты собралась в Итарру, пусть наш повар поплотнее набьет тебе седельные сумки провизией. Там ты вряд ли сумеешь раздобыть что-нибудь съестное. Все, кто едет из Итарры, говорят, что крестьяне ничего не продают горожанам. В городе только и разговоров что о каких-то магах и о королевском правлении, так что тамошние торговые гильдии, того и гляди, поднимут бунт...»