Больше всего на свете Аманда боялась только одного – смерти. Казалось, что этот страх преследует ее с самого детства, но на самом деле он появился где-то в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Тогда наступил некий переломный момент взросления, что ли. Так называли его близкие – переломный момент взросления. При этом их лица неизбежно становились торжественными, а голоса преисполненными какой-то плохо осознаваемой радости. А Тара и вовсе крестилась, когда говорила это.

И, тем не менее, смерть подошла близко…. Аманда не была старой или очень уж больной. Нет, самая обычная пятидесятивосьмилетняя женщина, которая знала, что скоро умрет. И это пугало ее, практически лишило сна. С людьми ее возраста бессонница случается всё чаще, но Аманда всегда считала, что в этом недуге кроется тайный подтекст – страх смерти. Все эти мысли – а что там? И есть там вообще хоть что-нибудь? Аманда прекрасно знала, что подобные вопросы безответны, что есть вещи, с которыми человек не способен справиться, и, следовательно, старалась их отгонять, чтобы не изматывать ни себя, ни других своими навязчивыми идеями.

Она жила в Нью Касл штат Индиана в большом доме со своим вторым мужем Фрэнком, овдовевшей дочерью и двумя ее детьми. Не сказать, чтобы она питала особую нежность к шумным компаниям или к людям в общем, но, тем не менее, ее дом никогда не был пустым. То родственники понаедут на праздник, то соседи забредут посплетничать или поиграть в скрабл, то Фрэнк пригласит друзей с работы.

А ей что – только и готовь на десять голодных ртов! А потом вдруг снова кто-то неизбежно затевал тот разговор о том, как сильно изменилась Аманда… о ее переломном моменте. Она чертовски устала всю свою жизнь слушать о том, какой была дрянью, и ненавидела подобные россказни, но, тем не менее, никогда не встревала. Так… сидела, сдержанно улыбаясь, и кивала иногда, как болванчик. Изменилась она – не изменилась, Аманда не знала… понятия не имела. Но, тем не менее, предпочитала помалкивать, пока Тара, брызжа слюной, описывала житие Аманды Флинн до тридцати, а точней сказать до Денни Робсона – ее первого мужа. В семье бытовало мнение, что именно замужество сделало ее другой… а может быть, та ужасная гроза девятого июня, во время которой сгорела половина их дома из-за удара молнии. Аманде тогда лихо досталось. Едва не сгорела заживо в собственной комнате. Ее вытащили, но практически год она кочевала по больницам. Ей даже хотели ампутировать правую руку, но спасли, хотя ожогов и шрамов на ее теле было не счесть. Благо лицо огнем не затронуло, и на том спасибо.

Но гроза случилась всё-таки гораздо позже…. Просто красиво звучало на словах. Тара даже однажды предположила, что молния попала в саму Аманду, словно кара небесная. Сестра всегда отличалась некоторой прямотой… особенно после стаканчика виски. Семейные байки. От них никуда не деться, поэтому Аманда всегда исправно слушала эти нравоучительные бесконечные истории о том, какой же она все-таки была стервой, а потом встретила Денни, остепенилась и стала совершенно другой. Но Боженька не дремлет и воздает каждому за дела, поэтому в Аманду и ударила молния.

А иногда она и вовсе отключалась, когда становилось совсем тошно – грезила наяву о несуществующих мирах, которые часто видела во сне, с небывалой красоты пейзажами под розовыми небесами и с фруктовыми деревьями, цветущими и плодоносящими одновременно. Нечто подобное снилось ей всю жизнь, но лишь где-то с двадцати-восьми эти сны стали четкими, почти реальными, полными смысла, серийными. Иногда она после просыпания подолгу лежала на кровати, осознавая, где реальность, а где вымысел ее сознания. И в семидесяти процентах ответ на этот вопрос оказывался для нее мучительным. Так что периоды бессонницы были настоящим ударом для нее. Аманда часто уходила в себя, чтобы вспомнить, осмыслить, провернуть в памяти несколько раз нечто особо приглянувшееся. И уж если и говорить о переменах, о переломном моменте взросления, то, пожалуй, первопричина крылась именно в этих снах. Они сделали ее слишком задумчивой и мечтательной для ненависти и злобы.

Порой ей снились странные процессии с чудаковатыми персонажами, карликами и длинными людьми… а точнее Длинными людьми, потому что это, несомненно, должно быть названием. Они ходили на ходулях, нашептывали странные вещи, лечили болезни и гладили по лицу. А еще там были жонглеры и странные дрессировщики, от которых постоянно сбегали дикие звери, чтобы неизбежно броситься в толпу. Все они шествовали по пляжу, приплыв на дымящихся кораблях. А еще ей снился дом, похожий на скучное больничное здание, только он был черным и вырастал прямо из воды. На стены, словно водоросли, налипли реберные кости – целые позвоночные столбы. Некоторые казались такими гигантскими, что скорей всего принадлежали кому-то не меньше динозавра.

Аманде снились бескрайние снежные земли, как будто сошедшие из сказочных фильмов или с иллюстраций книги о Снежной Королеве. Где-то за полярным кругом. И северное сияние небывалой красоты, которое лечило душу и могло оживить даже самое мертвое сердце. Аманда никогда не видела северного сияния вживую, только во сне… и еще на Ютубе, чтобы сверить. Но это совсем не то ощущение. Хотелось бы, чтобы на самом деле где-нибудь обитала подобная красота….

Еще ей снились разные мифические звери или и вовсе не существующие ни в одной фантазии. А однажды она летала на огромном драконе над бушующим бесконечным океаном, правда, в итоге упала, с чем и проснулась. В любом случае, ощущения остались незабываемыми. У нее даже имелась странная коллекция фигурок из всевозможных материалов – в большинстве своем разного калибра монстры или попросту бракованные и непонятно чем являющиеся по задумке мастера образы, в которых Аманда неизбежно улавливала нечто родное для себя. Они занимали громадную старомодную витрину в ее комнате. Были и любимые среди них – «бейсболист» – так она его называла, и демон в мундире с саблей. Она часто брала их в руки, от чего становилось легче дышать… так спокойно, так приятно и тепло. Если грустно или страшно, или стряслось нечто плохое, как например смерть ее зятя несколько лет назад, эти две фигурки из черного оникса утешали ее. Казалось, они с ней с самого рождения. Фигурки притягивали взгляд, помогая забыться. А как они ложились в ладони! Словно были их частью. Аманда так любили их, что даже порой видела во сне.

Однажды, когда Фрэнк только сделал ей предложение, и она не знала, что делать, будучи буквально загнанной этим в угол, так как недавно разошлась с Денни и совершенно не хотела пройти через всё это еще раз, Аманда увидела во сне человека в бейсболке козырьком назад и зеленой затасканной футболке Янкис. Он предложил погадать ей на хлебе. Вот ведь странность… на хлебе! Аманде довольно часто снились гадальщики, но то, что сказал ее «бейсболист», сбылось слово в слово. Он пообещал, что с Фрэнком она ни разу в жизни не почувствует себя ненужной, одинокой или нежеланной. Сказал, что они проживут душа в душу до самой смерти, и что у них будет двое детей. Так и случилось.

А еще недавно ей приснилось, что она и Фрэнк снова тридцатилетние танцуют в какой-то просторной зале, где полным-полно граммофонов, играющих в унисон одну и ту же мелодию. Они кружились и кружились, словно лесные феи, а потом Фрэнк внезапно превратился в огромного демона в мундире с эполетами и множеством медалей на груди, а сбоку у него висела сабля с рубиновым эфесом. У него было белоснежное гладкое лицо, будто в гриме, и тронутое кое-где морщинами. Желтые кошачьи глаза с расширившимися зрачками по-доброму смотрели на нее. В них читалась печаль, как и в глазах «бейсболиста», но Аманда знала, что у всего на свете есть свой срок годности, и когда-нибудь эта печаль исчезнет. Кружась в танце с демоном, она не чувствовала страха, а даже напротив, принимала его, как старого друга, а он, в свою очередь, нашептывал своими темными губами что-то про Язык Богов… что в каждом наречии есть двадцать три слова из этого языка – не больше не меньше, и если Аманда найдет их, то сможет открыть дверь на другую сторону. Интересно, что это за слова, и что бы сказал Фрейд по этому поводу? Может, замысловатые, а может, напротив, самые что ни на есть простейшие из каждодневного обихода, как «любовь» или «лето».

С этих двух фигурок и началась вся ее коллекция – что-то в этом подсознательно скрывалось… что-то знакомое. Целая армия, с которой Аманда чувствовала себя в безопасности.

Еще один частый гость посещал ее во снах – парень в старомодном темно-синем костюме и котелке – том самом, что хранился у Аманды в шляпной коробке на шкафу. Ее котелке, который считался чем-то вроде талисмана. Но во сне он принадлежал не ей, а парню, который сверкал из-под его полей живыми дерзкими глазами и озорной улыбкой, словно прибитой к лицу гвоздями. Он то катал ее в черной колеснице, то стоял с ней на смотровой маяка, непременно называя Анди Белоснежкой – дурацким прозвищем, похороненным еще в школьные годы. А еще говорил что-нибудь типа: «Чтобы попасть, надо в тень упасть». Не понятно… но в любом случае, что бы там это ни значило, он был чертовски хорош собой, и Аманда испытывала к нему сильную привязанность. Но приходил новый день, смывая эти чувства, как акварель, уже к полудню.

Иногда она даже чувствовала некоторую вину перед Фрэнком за эти сны, потому что тот не заслуживал соперника, даже его призрак…. А еще стыд за свою тайную жизнь, в которую муж никогда бы не смог проникнуть по-настоящему. Поэтому днем, чтобы унять эти сполохи совести, Аманда выкладывалась по полной: стирала, убирала, готовила, возилась до одурения с внуками, читала им Гарри Поттера в миллионный раз, пока не задыхалась кашлем. Днем она с блеском исполняла роли любимой жены, заботливой матери и самой лучшей в мире бабушки, а ночью…. Ночь – это было только ее время… время просто Аманды молодой и беззаботной. Поэтому бессонница сводила ее с ума. Она отнимала у нее волшебство. Что ж если кого и винить, так это страх смерти, из-за которого Аманда теряла то, чего скорей всего не имел никто из живущих. Впрочем, кто знает? Но ей не хотелось об этом думать, делиться своей уникальностью с кем-то еще.

В попытке вернуться в свою собственную иллюзорную Страну Чудес, Аманда глотала пилюли, но под ними никогда не видела снов, так что оставалось лишь решить основную проблему – перестать бояться смерти. Казалось бы, ну умрет она – и что? Все умирают. Пачками и каждый день. Но она будто чувствовала, что на другой стороне ее поджидает нечто такое… действительно плохое, или даже ужасное, неизбежное. И оно совсем близко, потому что за последнее время приступы бессонницы участились. Аманда чувствовала дыхание смерти, но продолжала неустанно пятиться от нее.

А собственно, что она такого сделала? К черту Тару с ее возмездием! Аманда прожила свою жизнь и ни о чем не жалела. На улыбку отвечала улыбкой и давала сдачи, если того требовали обстоятельства. Ну да, она, конечно, никогда не была закоренелой христианкой и в церковь не ходила по воскресеньям, но никогда не нападала первой, не желала чужого, не воровала и не мыслила причинить кому-то вред. Разве этого не достаточно, чтобы доживать свои дни спокойно?

– Ба-а-а!!! Тебе тут коробка! – закричала Лиза – ее двенадцатилетняя внучка.

Аманда вздрогнула, вырванная из глубоких раздумий детским криком. Она сидела за столиком с бездарной книжкой, без конца проваливаясь между строк в свои мысли. К тому же бессонница сделала ее немного рассеянной. Ее лицо до сих пор казалось красивым, длинные поседевшие волосы были завязаны в тугой узел. Во время пожара они сильно пострадали, так что пришлось сделать короткую стрижку, но Аманда самоотвержено отрастила их снова, чтобы никогда уже не расставаться. Она была одета в узкие брючки со стрелками песочного цвета, черную шифоновую блузку и белую уютную кофту толстой вязки. Анда никогда не оголяла руки или ноги, чтобы не светить шрамами. Кому охота на это смотреть? Даже она сама не желала лицезреть себя без лишней надобности. Странно, что ее мужчин это никогда не смущало…. Целая карта шрамов и ожогов, которые Аманда люто ненавидела. От такого не избавишься. Только во снах ее кожа была вновь чистой и гладкой.

– БА-А-А!!! – настойчиво закричала Лиза.

Слыша, как та бежит по коридору, Аманда поднялась со стула и поплелась из комнаты навстречу внучке. Она заметно прихрамывала.

– Иду!

Увидев бабушку, Лиза обняла ее за талию свободной рукой, другой она едва удерживала продолговатую коробку, перевязанную синими лентами.

– Моя милая. – Аманда чмокнула внучку в темя. – Что это у тебя?

– Нет, это не у меня, бабуль. – сообщила белокурая девочка. – Это у тебя.

– Что ты говоришь? Ну, тогда давай сюда.

– Так было написано в бланке. – защебетала Лиза, протягивая коробку. – А я расписалась.

– Моя умница. – Аманда снова поцеловала внучку в макушку и положила коробку на стол. – Ну что открываем?

– Да! – живо среагировала Лиза и принялась развязывать синие ленты.

Аманда была уверена, что это один из сюрпризов от Фрэнка, которыми он время от времени ее баловал. Но когда коробка была открыта, стало очевидно обратное… очевидно только для Аманды. В коробке на черной атласной подушке, словно драгоценность, лежала плетистая роза насыщенного голубого цвета с синими прожилками. Она не была покрашена, не являлась генно-инженерным произведением корпорации Сантори. Роза была дикой и источала потрясающий аромат, в котором чувствовалась смесь жасмина, томных магнолий и пряных роз. Она словно содержала в себе историю того места, откуда явилась. Аманда знала всё это, потому что видела ее во сне. Совершенно точно. Глядя на розу, она видела забор, на котором та росла, и странный дом за этим забором, и зал полный граммофонов и всякой всячины в этом доме, и смотровую, и еще много-много всего. Смешанные эмоции закружили Аманду – радость и страх одновременно. Сердце защемило. Вот оно… пришло за ней.

– Как красиво! – воскликнула Лиза. – Она голубая!

Аманда слабо улыбнулась и положила ладонь на голову внучке. Это была весточка с другой стороны. Аманда это точно знала. Она обладала потрясающим умением предчувствовать что-то. Настоящий дар, который говорил с ней на одном языке. Аманда любила свою семью и совершенно не хотела умирать, но эта роза… хорошая роза – она звала ее в путь открывать новые земли. Она боялась смерти, но сейчас, глядя на эту розу, подумала, что ей не за что извиняться, и нечего стыдиться. А если потребуется, Аманда сможет ответить за все свои поступки.

Она всегда думала, что живет в мире очень одинокого Бога, отчего и все люди чувствуют себя одинокими. Но Аманда всю свою жизнь была окружена людьми, которых любила и которые любили ее. Так ей думалось…. А там уж будет видно, как оно на самом деле. Но в любом случае, ей больше нечего предъявить Смерти, когда они встретятся там. Только догадки, которые Аманда считала главным своим достоянием. Ровно, как и все остальные смертные.

Кто-то сказал: «Важно только то, как ты к этому приходишь. Всю свою жизнь мы идем к смерти. Разве не важно, как мы это делаем?». Кто же это сказал? Наверное, какой-то философ из прошлых столетий. Нет, она не вспомнила бы, даже если очень постаралась. Но это очень правильная мысль, и Аманда старалась всегда ей следовать. Потому что взяла свою жизнь в долг у богов и возвращала его, соблюдая их правила. Она никогда не была лучшей из людей, да и не стремилась особенно, но знала не понаслышке, что такое любовь, дружба, преданность, честность. И, скорей всего, этого должно хватить. Разве не это самое главное? Смертные склонны заблуждаться и подтасовывать. Но в конечном итоге всё занимает свои места.

Аманда прижала свою внучку к груди, немного грустно глядя на голубую розу, и незаметно вытерла проступившие слезы. В добрый путь – подумала она и поняла, что больше не боится ничего.