Прошлая ночь выдалась для Гарри бессонной. Уэйд не пришел в паб, как они условились. И к телефону никто не подходил. По идее Гарри должен был вломиться в дом друга при таком раскладе, но он этого не сделал, потому что не чувствовал никаких звоночков опасности, а уж о возможности самоубийства, так вообще не думал, словно бы кто-то подсыпал ему ударную дозу транквилизаторов, чтобы душа оставалась спокойной. И никаких мыслей о непоправимом. Скорей наоборот, в голове укоренилась идея о том, что Уэйду просто нужно немного времени на то, чтобы собраться и смириться со своей потерей. А Гарри был хорошим и понимающим другом, и именно поэтому он не ворвался к Уэйду посреди ночи, и не стал расспрашивать знакомых ребят в пабе, приходил ли тот на работу сегодня. Хотя этим вечером, когда тот снова не пришел в Лисью Звездочку, и Гарри проходил мимо его дома, совершая очередную петлю, свет горел, как и вчера, и он не осмелился трезвонить в дверь, а позже уже ночью корил себя за это. То есть с одной стороны, он был спокоен, будучи уверенным, что с его другом всё нормально, но с другой стороны не переставая, думал о нем. Но думал только о хорошем: об их походах – прошлых и будущих, о том, как они здорово проводили время. О подвигах молодости, да и вообще о безмятежности их настоящей жизни, с которой совершенно не хотелось расставаться. Во что бы то ни стало всё должно стать, как прежде, потому что их жизнь удивительна. Знает ли Уэйд об этом? Дай Бог.

И правда, как педик… – усмехнулся Гарри. Но, тем не менее, совершенно не мог и не желал выкидывать своего друга из головы. Ему почему-то казалось, что если он сделает это, если спокойно и безмятежно уснет, то случится нечто плохое. Словно он стал маяком и постоянно должен был подавать сигналы, чтобы Уэйд не заплутал.

Случилось так, что за эту ночь имя Уэйд всплыло еще очень много раз. В мозгу или на языке. Ведь его и Крис знал весь город. Об их паре ходили легенды, а теперь… все понимали, как тому тяжело. Дик Чемберз, наблюдая за одиноко сидящим Гарри уже второй вечер подряд в его баре, не на шутку взволновался. Он даже налил ему за счет заведения, хоть шериф этого и не заметил. Дина и Дэниэл проговорили полночи о том, что можно бы и приехать в Вермингтон на недельку, чтобы не оставлять отца одного. Тем более, что у нее имелись новости, которые, несомненно, осчастливили бы его. Срок, правда, маленький всего две с половиной недели, но всё точно. Скоро Уэйд станет дедушкой. Кто-то умирает, а кто-то рождается – этим приемом просто обожают пользоваться режиссёры, чувствуя себя богами. И что ж, хороший шанс, потому что в мире именно так и происходит, но не со всеми. Уэйда можно считать везунчиком.

Священник Роули всё никак не мог простить себе оплошность и даже считал, что возможно Бог и есть на самом деле… потому что он чувствовал себя действительно наказанным и покрытым позором. Считал, что смерть Кристин Стивенс – его наказание за годы обмана. Хорошее открытие для священника-атеиста. Но ведь он всего лишь человек, которому очень хочется поверить во что-то, но рациональность – наш дьявол – не позволяет нам этого сделать, потому что вечно требует доказательств, а вера слепа. Так говорят.

Бригада Уэйда тоже повторила его имя не менее ста раза за этот вечер. Во-первых сегодня тот не вышел на работу, ну а во-вторых, было совершенно очевидно, что Гарри, просиживающий штаны уже второй день в Лисьей Звездочке за барной стойкой, ждет своего лучшего друга, а того нет. Они сидели всё за тем же столиком, пили свое пиво и приглушенными голосами обсуждали, как должно быть сейчас нелегко Уэйду. Боб Престон на несколько минут погрузился в себя, представив, а что если его драгоценная Сэнди… и глаза тут же покраснели от слез. Беленов в этот вечер в баре не наблюдалось. Им было назначено в другом более теплом месте. На восемь и восемь сорок. Но как ни странно никто из троих не смог сконцентрироваться на деле. Всё как-то на автомате. Их мысли витали вокруг Уэйда, как ни глупо и порочно это звучит. Они думали о том, как это тяжело остаться одному… особенно если прожил всю жизнь с тем, кого действительно любил. А Сэнди вдруг стало жаль своего мужа. Она подумала, а что если тот умрет. Человек, который в ней отвратительной шлюхе души не чает. В конце концов она уже не молода… далеко не молода. Сколько еще лет она сможет прожить в иллюзиях, что ее кто-то хочет. Кроме Боба, конечно, который будет ее хотеть всегда, и не смотря ни на что. Даже если вдруг она попадет в страшную аварию, и будет лишь отчасти напоминать человеческое существо, он всё равно будет продолжать ее любить. Разве это не ценно? Разве это не требует поощрения? Сэнди Престон закрыла за братьями дверь и поняла, что больше никогда не откроет ее перед ними. Всё хватит. А они, не сговариваясь, подумали, что не плохо бы остепенится. Может даже присмотреться к Дженис или Лени или к кому-нибудь еще. Что здесь мало девушек? И плевать у кого какая слава, ведь и у братьев она не устлана сахарной ватой и карамельками. Таких раздолбаев еще поискать. Может, пора попробовать прожить эту жизнь не зря? Даже Йозев, поедающий свой безмолвный и обычный ужин в Лисьей Звездочке думал о Уэйде. Сочувствовал ему от всего сердца. Кому, как ни ему знать, что чувствует человек, потерявший всё. И если бы хоть кто-то сейчас потрудился заглянуть ему в глаза, он бы увидел человека…. Не робота, а человека, которому хочется быть замеченным и рассмотренным. Хочется быть понятым и выслушанным. Хочется всё рассказать. Но почему-то никто не спрашивает… у всех своих забот хватает и без него.

Уэйд так и не появился тем вечером, так что Гарри пришлось снова уйти ни с чем. Он явился домой около двух чернее тучи и сразу же лег спать. Рут не стала его допрашивать. Она, впрочем, как и Джинни, прекрасно понимали чувства Гарри и его волнения, ведь что не говори, Уэйд с Крис являлись неотъемлемой частью его семьи. А может, это они с дочерью – всего лишь часть странного альянса Уэйд – Кристин – Гарри?.. Кто знает? Порой Рут действительно так думала, но без ревности, конечно. Да и тем более, ничем дурным это не грозило. Всё это было в порядке вещей, и всем хватало внимания Гарри. Так что… нормально. Всё нормально. А горе пройдет. Всё ведь проходит, и смерть не исключение. Вот так вот.

* * *

Уэйд стоял посреди прихожей и озирался словно вор. Казалось, будто он только что вернулся с работы или из бара. Пока что всё было в порядке, на своих местах…. Но почему-то Уэйд боялся шелохнуться. Он прислушивался. Вдруг шаги приближающейся Крис? Или еще того хуже – вдруг Уэйд № 2 смотрит телек в гостиной? И вот они увидят его, и всё будет плохо…. По-настоящему плохо, потому что появится Джейк. Все умрут. А потом выяснится, что полгорода здесь лишние. И всё начнется сначала. Да, мысль казалась действительно жуткой, но никаких подозрительных звуков Уэйд не слышал, да и выглядело всё так, как должно выглядеть. С этой точки, во всяком случае.

Уэйд рискнул и двинулся вперед, прокрался в гостиную и снова замер…. Охотничье ружье висело над телеком. Журнальный столик с иероглифом «ветер», который, в общем-то, был безвкусным для дома архитектора, и Уэйд прекрасно это понимал – не дурак, тоже стоял на прежнем месте. Этот чудо-предмет мебели всё еще напоминал о беззаботных временах, и скорей всего именно поэтому Кристин и мирилась с его присутствием, подумал он. И их совместные фотографии вернулись на прежние места. Большие и маленькие в строгих рамках и дурацких, в квадратных и круглых. И среди них отсутствовали те два странных фото, потому что ничего, что там было изображено, в этом мире не существовало. Во всяком случае в той комплектации. И еще здесь было очень грязно. Толстенный слой пыли на мебели, разводы от разлитых напитков на полу, пятна, затхлость. Счастье-то какое!

Уэйд, уже немного расхрабрившись, прошел на кухню, и вновь от сердца отлегло. Раковина была битком забита посудой, а пол весь липкий от пролитого. Он вспомнил, как его разозлило то, что никто не помыл за собой посуду. Но на самом деле, как он думал сейчас, это все-таки он тот человек, который за время, что прошло после поминок, ни разу не удосужился воспользоваться посудомоечной машиной – прям как Джейк. Дом, милый дом.

Еще смелее он двинулся в ванную, но перед тем, как толкнуть дверь, испытал новую волну страха, подогретую буйным воображением. Уэйд вдруг испугался, что сейчас увидит лежащего на полу себя. Мертвого. А он всего лишь призрак или что-то вроде того. Но набравшись мужества, он все же открыл дверь и увидел свою ванную, которая до сих пор оставалась единственным чистым местом в доме, не считая пивной банки в раковине и пустого пузырька Золпидема на бачке. Именно так он и оставил это место девятнадцатого июня. Кажется, Уэйд вернулся домой. Была правда одна вещь, которой он не заметил да и, слава Богу, а то бы мозг взорвался. Если присмотреться, то можно заметить пару крохотных остатков засохшей блевотины в унитазе. Что это? Неужели ткань соседствующих миров настолько тонка? Или?..

На всякий случай Уэйд прошел в спальню, чтобы убедится в том, что его грязная одежда валяется на полу, где он ее и скинул. И что на студенческом фото не висит его нательный крестик. Ну что ж… теперь можно вздохнуть спокойно. Вроде. Он и понятия не имел, что будет так счастлив оказаться в мире… где нет Крис. А он был и впрямь счастлив. Хотел поскорей увидеть Гарри. За окнами светало. Занималось раннее утро. Уэйду не терпелось сорваться с места прямо сейчас… только бы увидеть своего друга живым. Он очень хотел посидеть с ним в Звездочке, хотел сходить на охоту и посидеть у костра, поджаривая какую-нибудь дичь и поболтать. Хотел поскорей начать жить той жизнью, ради которой собственно вернулся. Неужели он и вправду совершил невозможное? Нашел путь домой? Такое ведь только в кино бывает?

Уэйд здесь не гость… не сраная бабочка, взмах крыла которой пустил волну настоящей чумы. Нет, здесь его дом, его жизнь, и она такая, как есть. Всё, что произошло, было чертовски странно. Да и то, учитывая, что он еще не знал про беременность Дины и пока не увидел один очень интересный закон Вселенной в работе. Закон о том, что если в одном месте убывает, то в другом месте обязательно прибывает. Забавный закон. Зато сейчас Уэйд понял другое – суть своей привычной фразы, с которой возвращался сюда каждый день. Суть забавной японской традиции, которая больше не казалась странностью. И понял он эту суть очень четко. Это не просто слова, не просто оповещение о присутствии. Это была констатация свершившегося факта и в то же время напоминание себе, окружающим, всему оставшемуся миру, и возможно даже целой вселенной, что ты сейчас находишься именно там, где должен быть. На своем месте.

Улыбка полная осознания озарила лицо Уэйда, и облик стал преисполнен торжественности. Он уверенно вышел из спальни, спустился в гостиную, встал в самом центре, огляделся, посмотрел на фото, где ему улыбалась Крис, и улыбнулся ей в ответ.

– Я дома.

* * *

Фрэнсис, сидела на диване с блокнотом, и внимательно с интересом рассматривала новый план дома, оставленный Уэйдом. Какой суеверный…. А потом словно что-то произошло невидимое, молчаливое, и она повернула голову, посмотрев на мужа, пьющего кофе в столовой. Он с удовольствием посмотрел на нее в ответ. Фрэнсис вздернула брови и победоносно улыбнулась, а Джейк отсалютовал ей изысканной фарфоровой чашкой в розочках с золотой каймой и одним глотком допил содержимое. Пусть думает, что человек гениален, хотя если бы не часы Джейка, которые могли рассказать свои истории, потому что он позволил им это сделать и никак иначе, черта с два он отыскал бы свой мир. Джейк объяснил ему всё на своем особом языке – языке часов. Разжевал и в рот положил. Пусть думает, что хочет. Чего только не сделаешь для любимой женщины. Пусть выиграет, если такова ее воля. А он – Джейк – уже и так навыигрывался сполна. Он старше, он должен уступать. Даже если это выльется в какую-то сотню лет уборки. Подумаешь…. Если это доставит Фрэн радость, пускай. Ведь даже если ты живешь… ну скажем, вечно – это далеко не повод, чтобы не ценить жизнь и ту, с кем ты решил ее прожить.

Джейк улыбнулся ей в ответ своей задумчивой, но очень открытой сейчас и специально для нее улыбкой, а потом поднялся из-за стола, пересек столовую и многозначительно поставил чашку в посудомоечную машину. А Фрэнсис подумала, вот уже в который раз, что никогда не видела ничего красивее, чем ее муж, окруженный сиянием неба цвета гренадина и апельсинового сока.