Чарли ломилась через бурелом, словно смерть неслась за ней по пятам. Она не видела ни деревьев, ни тропинки, ничего вообще, но точно знала, что рано или поздно разглядит кострище с уложенными вокруг него бревнами и только тогда остановится. В голове даже мысли не было, что она не найдет это место или заблудится. Он знал. Он всё знал с самого начала. Он заставил ее пройти через жуткое испытание и пусть теперь скажет зачем. Пусть скажет…. Для Кая живущие в этом поселении люди – не более чем механические солдатики… игрушки. Но Чарли ведь не такая. Она живая, и Дороти стала ей настоящим другом. Так нельзя с людьми. Так просто нельзя.

Она не заблудилась, не ходила кругами, потому что через час с небольшим этой безудержной гонки Чарли увидела то, что хотела – место, где она впервые встретила Кая, и он ждал ее. Стоял впереди, словно гротескная статуя, черным пятном выступая посреди лесного спокойствия.

Увидев его, Чарли чуть ли не побежала, боясь, что он, словно мираж в пустыне, начнет отдаляться и отдаляться, пока не исчезнет вовсе. Но Кай не исчез, но отступил, глядя, как на него надвигается шторм. Он не был сейчас, как обычно, бесстрастен. На лице отражались сочувствие и боль.

Чарли хотела его ударить. Так хотела, что даже приготовила руку… завела ее за спину, то сжимая в кулак, то разжимая. Но, остановившись напротив него, она не смогла этого сделать. Просто не смогла. Может, упустила момент? А может, просто спасовала.

Он был величественно прекрасен как всегда, с пронзительным обжигающим черным взглядом. В этих глазах не затаилось древнее зло, как у того другого. Они наводили трепет, но не ужас. От его взгляда не хотелось убежать на край света. И, тем не менее, он не казался и добрым волшебником, хотя играл на стороне добра…. Если, конечно, вмешательство такого рода можно считать добром. Всё слишком неоднозначно.

Чарли застыла напротив, не зная, что делать. Ударить она не смогла, поэтому просто качала головой и смотрела в глаза. Кай продолжал молча смотреть в ответ с тем же выражением глубокого сочувствия и боли.

– Ты не имел права так со мной поступать… – наконец, сказала Чарли.

– Я знаю… – кивнул Кай виновато. – И мне очень жаль, но другого выхода я не видел.

– Ты не имел права… – пробормотала та.

– Я знаю, Чарли. Прости меня.

Она отвела глаза, как будто увидела там справа от себя в чаще что-то интересное, а потом прикрыла их.

– Сегодня погибла Дороти.

Кай молча кивнул. Чарли не видела, но почувствовала это.

– Ты ведь знал, что так будет? И за этим сказал, чтобы я не заводила друзей?

– Да. – ответил Кай.

– Погибли все, с кем я дружила….

– Я предупреждал тебя.

Чарли отшатнулась и погрозила пальцем.

– Не смей меня обвинять.

– Даже и не собирался. – покачал головой тот. – Ты не виновата.

– Верно. – отрезала Чарли. – Я видела того, кто виновен во всем произошедшем. Не Ричардса, а того, кто отдавал приказы. Того, кто умеет всё, что и ты.

– Его зовут Эйбл. – сказал Кай, и Чарли слабо ухмыльнулась.

– Я почему-то не сомневалась, что ты его знаешь. – она неуклюже обошла его, задев плечом, и устало опустилась на лежащее бревно. – Когда он посмотрел на меня, мне стало очень страшно. Как будто в этот момент, мир накрыла тьма. Никакой надежды не осталось. Ты, конечно, тоже не подарок, но он вызывает такой ужас, что и не сравнить. Он протянул мне руку, Кай, он хотел, чтобы я пошла с ним…. И, знаешь, я где-то видела его раньше, вот что интересно. Лицо слишком знакомое.

Кай опустился перед Чарли на корточки, совсем как она в их первую встречу. Они словно поменялись местами. Кай словно гипнотизировал её. Заставлял веки слипаться, а ненависть покидать тело на выдохе. Напряжение сменялось сонливостью, а ужас от потери друга – пустотой.

– Кай и Эйбл… – задумчиво сказала она, опираясь на руку, чтобы не свалиться. – Как Каин и Авель. Только наоборот – Авель был хорошим парнем, так ведь?

– Я так не думаю. – мягко и обволакивающе заметил Кай.

– Разве? – Чарли удивленно изогнула брови, хотя внимание утеряло всякую сосредоточенность.

– Я думаю, что Авель спровоцировал Каина. Он не был хорошим, а просто одел овечью шкуру. Завидовать и вызывать зависть – одинаковый по силе грех. Ты же хороший психолог и можешь просчитать эту ситуацию?

– Возможно. – покачала головой Чарли, еле шевеля губами.

– Каин не отличался выдержкой и, возможно, умом, раз эмоции смогли завладеть им с такой легкостью. – продолжал тот своим вельветовым голосом от которого так клонило в сон. – А теперь представь другого, ангела воплоти. Он такой правильный, хороший и смиренный. Любимец семьи. Он же младший, а младшим, как известно, Библия благоволит гораздо больше. Он с детства знает, на какие кнопки нажимать… такие всегда знают. А Каин получает даже за самую малую провинность, с него спрос больше. Он старший – он должен быть сдержанней. Вот тебе два штампованных персонажа, не сложно понять, кто из них манипулятор.

Чарли устало кивнула или просто уронила голову….

– И однажды Каин не сдержался. Он ослеп от ярости и перестал себя контролировать. Можешь назвать это состоянием аффекта. Он просто не смог остановиться и убил брата.

– И Бог проклял его. – вспомнила Чарли, глядя в черные глаза, не моргая.

– Бог проклял их обоих. – покачал головой Кай, отвечая убийственной взаимностью на ее взгляд.

– У тебя своя точка зрения на всё, верно?

– Верно.

Чарли вздохнула и улыбнулась сама себе.

– Так откуда я его знаю?

– В ту самую пятницу, когда я впервые заговорил с тобой, – сказал Кай. – Он приходил к тебе, как пациент.

Чарли разула глаза, забытый факт тут же вернул себе прежние очертания. Ну конечно… ее последний пациент, которого она совершенно не слушала, потому что хотела поскорей остаться одна! Чарли еще подумала, а вдруг он рассказывал ей о своих злостных планах по уничтожению планеты, например, а она вместо того, чтобы вызвать, кого следует, сдабривает его нелепыми поощряющими советами. А вдруг он и вправду рассказывал о том, что собирается сделать, а она просто не слушала, словно впала в забытье, и ничего не могла с собой поделать!

– О Господи! – Чарли закрыла рот рукой. – Я помню его! Но зачем он приходил?

– Он выбрал тебя.

Та убрала ладонь и напряженно уставилась на него, не понимая, шутит он или нет. Вертикальная морщина делила лоб, рот приоткрылся. Понимание постепенно снисходило на затуманенный мозг. Так вот в чем дело…. Не Кай выбрал её для какого-то сверхважного дела, которое только она и могла сделать, а тот другой. Кай просто не позволил этому случиться, указав верное направление. Дав прочувствовать, каково это – быть на его стороне. Теперь все его витиеватые ответы читались, как азбука. Все его фразы. Но ради чего это? Потому что каждый хороший человек на вес золота, как он сказал?

– Может, и так. – тихо сказал Кай, опустив глаза. – Ты уникальна в своей области, Чарли, и можешь добиться любого результата – поправить человеку мозги или свернуть набекрень. Всё зависит от целей и от того, на чьей стороне ты будешь играть. Эйбл захотел, чтобы ты играла на его, и, поверь, он бы устроил это с легкостью, потому что знает все твои рычаги. Ты бы делала для него солдатиков, словно конвейер. Так что тебе придется нелегко.

– О-о… – вздохнула Чарли. – Всё становится по местам. Наконец, я знаю, что тебе от меня нужно. И знаю, что мне предстоит сделать. Он ведь придет за мной?

– Да, Чарли… – медленно ответил Кай.

– Бедные люди! Они погибли ни за что…. Общаясь со мной, они подписали себе смертный приговор. Тебе следовало предупредить их. Сказать, чтобы они держались от меня подальше. А вместо этого ты просто измерял его силу.

– Да знал я, какова его сила. – Кай поднялся с корточек, растер ноги и сел рядом с ней на бревно. – И они не зря погибли. Они создали в твоём сознании нечто такое, что удержит тебя на этой стороне.

– Вы стоите друг друга, вот что я думаю…. – она повернула к нему лицо. – Но впрочем, так всегда бывает.

Кай бросил на нее сощуренный взгляд, но в конечном итоге, разве мог он поспорить с этим заключением? Чарли была права. Добро, зло – всё требует жертв и часто кровавых.

– Так ты хочешь, чтобы я убила его?

– Вряд ли, это возможно.

– Тогда что? – Чарли поморщилась, хотя на полноценное удивление уже явно не хватало сил.

– Я хочу, чтобы ты дала ему отпор.

– Как всегда исчерпывающая информация… – фыркнула та.

– Знай, что я не оставлю тебя с ним один на один, но ты никак не почувствуешь меня. Так я смогу увидеть, где он прячется, и когда придет время, обо всем позабочусь сам.

– Позаботишься?.. – хмыкнула Чарли с сомнением, а потом через минуту сказала. – Мне пригодится винтовка. Та самая.

– Она у тебя под кроватью.

Ее брови взлетели вверх.

– С тобой очень удобно….

– Дело есть дело. – согласился Кай извиняющимся тоном.

– Разумеется. – откликнулась та, уткнувшись подбородком в грудь. Сонливость потихоньку отпускала. – Тогда, наверное, мне пора. Только вряд ли я найду дорогу обратно. Проводишь?

– Да, конечно. – отозвался он, но не двинулся с места. Впрочем, и Чарли не спешила подниматься.

– А если я сдамся? – спросила вдруг она. – Если я не смогу дать отпор и останусь там, чтобы исполнять его приказы… ты убьешь меня?

Кай не отвечал… не отвечал очень долгое время. Он сощурено смотрел перед собой, как будто видел что-то интересное. Что-то весьма захватывающее, и они с Чарли неотрывно и напряженно наблюдали за ним.

– Ладно. – усмехнулась та. – Не отвечай не надо. Я и так поняла. Пойдем. – Чарли встала, растерев затекшие ноги, и похромала вперед. – Кто-то из вас двоих меня всё равно убьет. Вот ведь забавно….

Кай молча поравнялся с ней.

– Может, хоть к обеду успею…. Сколько сейчас времени?

– Почему ты не носишь часы? – спросил Кай.

– Время меня убивает…. Впрочем, как и всех. – ответила та. – А здесь его как будто вообще нет.

– Сейчас половина второго. – опроверг эту идею Кай.

– Успеваю…. – безразлично кивнула Чарли, чувствуя нестерпимый голод. Она просто должна была поесть, словно смертник, которому дают его последний обед.

Силы вернулись к ней, а еще уверенность и спокойствие. Вместе с тем пришел и голод. Кай вылечил её боль хоть на какое-то время, ведь раны никогда не исчезают совсем. Они остаются, чтобы время от времени воспаляться и гноиться, реагируя на погоду и старые фотографии.

Больше Чарли не проронила ни слова, да и спутник особо не настаивал. Они просто шли через лес, и тропинка почему-то казалась очевидней и короче. Она добиралась сюда примерно минут сорок, а путь обратно вплоть до выхода на Предельную улицу занял где-то полчаса.

Они не попрощались. Кай просто отстал на кромке леса, а Чарли, не оборачиваясь, продолжила путь дальше. Люди смотрели на нее, но она не видела всего этого, потому что… просто не видела, вот и всё. Чарли перестала являть собой разъяренную фурию, не оставляла огненных следов, потому что больше ее ничего не волновало.

Кай обещал не бросать ее, но вряд ли буквально. Скорей всего он просто станет её частью, как и рыбы, как и водителя Шелби. Интересно, какие вообще должны быть ощущения, когда ты не одна? Это больно? Страшно? А может она уже не одна? Или это как раздвоение личности? Поймет ли она вообще? Понял ли это водитель форда, или он просто отключился, а потом пришел в себя и ничего не вспомнил? Ведь никто не должен почувствовать его присутствия, чтобы не случилось беды.

Чарли вошла в отель и поднялась к себе. Конверт лежал на полу в коридоре. Такой белый широкий. Она прошлась по нему, сперва не заметив, потом вернулась и подняла, чтобы вскрыть и вытащить досье. Краем глаза Чарли взглянула на фотографию, хотя прекрасно знала, кого на ней увидит. Добряк и скромняга Эйбл с блаженной улыбкой и опущенными вниз глазами – её первая и последняя работа. Исполнитель – Шарлин Новак. Тринадцатое июня. 15:00. Оставалось меньше часа. Она бросила досье с конвертом на кровать. Там больше ничего не было, никаких боевых заслуг – это поле осталось чистым. И никаких фотографий в конверте, да и зачем? И так ясно… не найдется в мире столько конвертов, чтобы уместить все его преступления.

Внезапно у Чарли закружилась голова. Очень сильно. Она схватилась за стену, но не удержалась и соскользнула на кровать. Видимо, всё пережитое так повлияло, думала она и умоляла, чтобы головокружение прошло, потому что это не самое лучшее, что может произойти на данный момент. Но всё только усилилось. Комната плясала перед глазами, катилась по кругу на американских горках, и Чарли уносилась вместе с ней, взлетая и падая в бездну. Начало подташнивать.

– Иди к черту! – взвыла она, брызжа слюной от негодования.

И всё прекратилось. Головокружение исчезло, как и тошнота. Довольная триумфом, Чарли вышла из номера и направилась широким уверенным шагом по коридору. И она была уже не одна.

* * *

Теперь за столиком № 15 Чарли осталась совсем одна. Зал ресторана заметно опустел, но те немногие, кто припозднились с обедом, открыто смотрели в ее сторону. Однако Чарли не обращала на людей никакого внимания. Она ела и никак не могла остановиться, иногда помогая себе пальцами.

Вернувшись в номер без десяти три, Чарли встала на колени и заглянула под кровать. Всё так, как и обещал Кай. Она засунула руку в пыльную тьму и вытащила винтовку, прошуршавшую по мягкому напольному покрытию, словно огромная змея. Она плохо разбиралась в оружии, но, благодаря фильмам, знала, как проверить магазин и снять с предохранителя. Этого вполне должно хватить. В магазине оставалось четыре патрона: один для Кейси и три для девочек. Хотя изначально должно было быть пять – один страховочный. На тот случай, если что-то пойдет не так. К примеру, если на пороге появится незнакомая девица и вовремя не найдет, что сказать…. Кому они достанутся теперь?

Чарли села на кровать, положив винтовку на колени. Она ни о чем не думала. Просто впала в какое-то простративное состояние. Эй, Кай, ты там? Но ничто не указывало на его присутствие. Всё было, как и прежде, если прибавить собранность и спокойствие, граничащее с хладнокровием. Откуда всё это взялось в ней – такой слабой и невротичной? Может, там у костра Кай зомбировал её? Внушил что-то, а она даже и не поняла?

Чарли встала лишь, когда до трех часов оставалось не более минуты. Встала и сняла винтовку с предохранителя…. Кай ясно дал понять, что убить другого не получится. Но попробовать то можно?

Три. Комната поплыла, словно у Чарли опять началось головокружение, и начала медленно таять. Сначала балкон, потом стены, кровать и дверь. Дверь всегда исчезала последней, словно предлагала вернуться… отказаться, бросить всё. Но Чарли ни за что бы не открыла ее. Только не сейчас.

Она стояла посреди бескрайнего пшеничного поля прямо перед довольно большим домом, а скорее ранчо. Нещадно палило солнце, и казалось, что это место находится где-то на юге. Последняя станция перед адом? Может быть….

Чарли двинулась к дому, неся винтовку наперевес, а в это время Эйбл, сидящий на веранде с другой стороны дома, поднял свои ледяные глаза, превратившись из скромного парня в монстра. Его руки, послушно лежащие на коленях ладонями вниз, перевернулись, и тонкие пальцы задвигались в манящем жесте.

Осторожней, Крис… осторожней.

Чарли приблизилась к дому. Кай, ты на месте? – спросила она про себя, но в ответ ничего не почувствовала. Она была одна, и о том, что ждало ее впереди, имела самое смутное представление. Вопросительный знак, маячащий в облаке страха и тумана… хотя, Чарли не боялась, словно зная, что с ней ничего не может случиться.

Во дворе перед домом стоял белый круглый пластиковый столик, накрытый клетчатой скатертью, и стул из той же серии с клетчатой мягкой подушкой. Как приятно усесться здесь вечерком, созерцая закатное небо… хотя хозяина дома вряд ли это могло развлечь.

Из земли торчали три довольно крепких, если не сказать дородных, деревянных креста. Чарли тяжело вздохнула, глядя на могилы людей, которых полюбила. Она сразу поняла, кто там похоронен…. Несложно догадаться. Одна могила казалась совсем свежей, хотя испепеляющее солнце нещадно и стремительно превращало сырую землю в сухой песок. Чарли подошла вплотную, и столик № 15 снова оказался в сборе. Миси, Дейзи и Дороти – все здесь. Зачем Эйбл сделал это? Зачем собрал их, как трофеи? Может, хотел сломить? Но не вышло, потому что как ни странно, но Чарли сейчас ничего не испытывала, глядя на могилы своих подруг. Наверное, там внутри просто ничего уже не осталось, чтобы испытывать.

– Я постараюсь. – пробормотала она деревянным крестам, как будто вела какой-то неслышимый диалог, и зашагала к двери.

Кай, ты там? – попробовала она позвать еще раз про себя, но ни одна клеточка в организме не откликнулась на этот зов.

Чарли вошла в дом. Было темно, свет попадал в помещение только через щели между задернутыми шторами. Ее окружал полумрак гостиной – огромной и просторной, из которой вправо и влево вели коридоры, соединяющие другие комнаты серией арочных проемов. Рядом с Чарли, почти над ней, поднималась широкая лестница с вензелями, перед которой находилась парадная дверь черного дерева, ведущая на тенистую веранду.

Обстановка пугала своим многообразием, объединяя невероятное количество стилей и рисунков. Диваны и кресла от мала до велика всех возможных обивок и цветов при ярком свете могли бы запросто свести с ума, но сейчас в этом тусклом полумраке всё казалось коричневатым. Справа возвышался громоздкий камин, вокруг которого расположились два кресла с пуфами для ног. Везде весели картины в богатых бронзовых резных рамах, чем собственно затмевали саму суть изображения. Так какие-то блеклые пейзажи…. И повсюду стояли подсвечники, соответствующие рамам по стилю. Такого же плана была и люстра, свисающая исполинской гроздью над головой. Свет бы в любом случае сотворил бы здесь уют, даже не смотря на всё это многослойное несоответствие. В таком доме хорошо устраивать вечеринки – есть, где уединиться в этом диванном могуществе.

– Он ждет тебя на веранде.

Чарли вздрогнула и повернула голову влево. Кристофер Ричардс собственной персоной шел к ней по коридору из левого крыла. Он, радушно улыбаясь, развел руками, словно хотел обнять строго приятеля.

Чарли действовала быстро…. Подняла винтовку и спустила курок, получив весьма ощутимый удар прикладом. Ричардса отбросило назад. На его лице застыло бесконечное удивление, а в груди образовалось кровавое месиво, вывалившее на белую футболку, в которой он убил Дороти, всё свое содержимое. Парни любят белые футболки – они подчеркивают мускулы и делают их самих более привлекательными. Ну что, Крис, чувствуешь себя привлекательным?

– На веранде, говоришь? – буднично спросила Чарли и указала пальцем на парадную дверь. – Это там?

С этим же выражением она могла бы спрашивать дорогу до почты или автобусной станции. Так ведут себя только прирожденные убийцы, настоящие психопаты. Они не чувствуют жалости, их скулы не сводит судорогой от ненависти. Они просто совершают свои будничные действия – едят, спят, убивают…. Чарли всегда очень боялась сойти с ума, прекрасно зная, что находится в группе риска. И теперь, убив кого-то впервые в жизни, и не почувствовав при этом ничего особенного, она поняла, что вполне оправданно так боялась сумасшествия.

Ричардс хватал воздух, словно рыба, и бешено вращал зрачками, таращась на уходящую Чарли, которая вполне намеренно не стала тратить еще один патрон. Она не боялась, что он найдет в себе силы, чтобы нанести ей удар в спину тем, что попадется под руку. Чарли чувствовала себя в полной безопасности, даже слыша какое-то копошение у себя за спиной. Она знала, что Ричардс пытается ползти за ней… что он оставляет кровавый след, словно смертельно раненый в брюхо крокодил… слышала, как он глотает воздух, но тот, не задерживаясь, выходит через дыру в груди с характерным свистом и хрипом. Зачем тратить еще один драгоценный патрон на мертвеца? Пусть каждое движение причиняет ему неимоверную боль. Пусть он закончит свои дни естественным путем, тем более что финишная лента уже отчетливо видна.

На лбу Ричардса проступила вена, раздулась от напряжения шея, а забрызганное кровью лицо стало пунцовым… но он продолжал ползти, хотя Чарли к тому времени уже вышла на террасу. Чарли, которая оставила его в живых, пожалев еще одного патрона, потому что хотела, чтобы этот подонок помучился… чтобы он истек кровью до смерти, прочувствовав, как отключается каждый механизм в его теле, как отчаянно борется его сердце с натиском болевого шока, как лопаются сосуды в его склерах. Пусть он прочувствует это. Даже краем угасающего сознания… но прочувствует. И тогда сдохнет, осознавая всю свою ничтожность. Сдохнет, как бешенная собака, коей он собственно и являлся.

Захлопнув дверь, Чарли почти сразу заметила человека, который называл себя Эйбл. Он сидел на уютной террасе на длинной скамье, разглядывая собственные руки и улыбаясь. Добряк и скромняга…. Чарли вновь не стала долго раздумывать и, сделав несколько шагов, подняла винтовку и выстрелила. В эту же самую секунду Эйбл оторвал взгляд от собственных ладоней и уставился на нее. Чарли отпрянула, а он даже не шелохнулся. Пуля как будто растворилась в воздухе, так и не достигнув цели.

– Я просто попробовала. – сказала она буднично, пожав плечами, как если бы разговор шел о яблочном пироге.

Эйбл продолжал улыбаться и пристально на нее смотреть. А Чарли горела под этим взглядом, но заставляла себя привыкнуть… заставляла себя не пятиться и не опускать глаза. Вскоре Эйбл перестал ее мучить и уставился вновь на свои руки, которые теперь лежали ладонями вниз.

– Как я рад, что ты зашла, дорогая. Чарли… я буду называть тебя Чарли, ладно? Ты не находишь, что это сближает? – защебетал Эйбл, блаженно улыбаясь и скромно потупив взор.

Она ведь тогда его плохо запомнила, потому что никак не могла сконцентрироваться. Было слишком жарко и душно, и мысли уносили ее подальше от безликих клиентов. Хотя, если бы он поднял глаза, как только что, Чарли бы уж точно его запомнила. Но этого не случилось. Он просто сидел и что-то говорил, вот так же опустив глаза и улыбаясь. Добряк и скромняга. Чарли подняла предохранитель.

– Я пришла. Что дальше?

– Садись… садись рядом, тебе нужно отдохнуть. Не правда ли отсюда чудесный вид?

– Что ты несешь? – проскрежетала Чарли. – Ты для этого убил моих друзей, чтобы мы видом любовались?

– Не груби, Чарли. – мягко попросил Эйбл и бросил на нее взгляд, словно гадюку с открытой пастью. Та вздрогнула.

– А потом это еще спорно, кто кого убил….

– Что это значит? – резко спросила Чарли.

– Садись-садись. – Эйбл изящно похлопал ладонью по скамейке рядом с собой.

Чарли занервничала. Она положила винтовку, а затем села сама, обратив к нему лицо, а про себя подумала, что Эйбл может кому угодно запудрить мозги, поэтому надо держать с ним ухо востро.

– Не правда ли странные вещи происходят с тобой за последнее время? Говорящая рыба… старики-убийцы, живущие в городе-призраке посреди леса, из которого нельзя выбраться. Изменение пространства, и человек, который может управлять всем этим. Кажется, ты говорила, Кай? – задумался Эйбл. – Не странно ли всё это?

– Что ты имеешь в виду? – разделяя каждое слово по слогам, спросила Чарли. Вот теперь она и впрямь была напугана. Происходило что-то плохое. Что-то страшное….

– Ничего этого нет. – всё так же улыбаясь и глядя вниз, сказал Эйбл.

– Как это нет?

– Так это… нет. Ты придумала всё это. Твое сознание. У тебя иногда случаются просветления, но очень редко. Когда ты приходишь в себя, то рассказываешь мне – своему лечащему врачу – обо всем, что происходит в твоем мире. Ты ведешь себя именно так, как сейчас, а потом к тебе начинает постепенно приходить понимание.

– Ты лжешь. – Чарли буквально впилась в него взглядом. – Кай предупреждал…

– Кай-Кай… – мотнул головой тот. – Мы столько раз это обсуждали. Его не существует, ты придумала этого персонажа. У тебя масса причин на это. Подумай… ты только подумай. Рано осталась без отца, вот он и заменил его тебе. Такой уверенный в себе и сильный, который никогда не допустит, чтобы с тобой случилось нечто плохое. Но ты здесь….

Чарли замотала головой, потому что он говорил ужасающие вещи, ведь поверить в отсутствие Кая куда легче, нежели в то, что с ней всё это происходило в реальности…. Где же эта абсолютная уверенность? Суперсила, которой так не хватает. Рациональность сказанного убивала, но… этого просто не может быть. Просто не может.

– Да-да, Чарли, признай – ты уже совсем близко к истине. Ты на самом ее пороге.

– Я не могла придумать всех этих людей! – боролась та. – А уж тем более их гибель. Это слишком неправдоподобно.

– А ты и не придумала… – Эйбл вновь метнул на нее свой жуткий взгляд ледяных голубых глаз, и Чарли вдруг подумала – а чего же она так этого боится? Уж не потому ли, что это взгляд реальности?

– Второго июля ты ворвалась в дом престарелых, где содержится твоя крестная, с этой вот самой винтовкой и расстреляла четверых стариков: Навида Кулифа, Миси Грейди, Дейзи Шепард и Дороти Делавэр. Это карабин системы винчестер на пять патронов, доставшийся тебе от отца, и таким образом сейчас в магазине должен оставаться только один патрон.

– Два…. – очень тихо сказала Чарли.

– Нет. Два – это в твоем подсознании, где стреляла Кейси Парсон, а ты убила так называемого Кристофера Ричардса, который всего-навсего санитар этой клиники. И меня пыталась.

– Но я стреляла….

Эйбл лишь покачал головой. Чарли вскочила со скамейки и рванула обратно в дом… где не было кровавого следа, который оставил Ричардс, когда полз за ней. Как и самого Ричардса….

– Кай! – позвала она на грани истерики. – Кай ты где? Ты мне сейчас очень нужен!

Но в ответ тишина. Чарли была абсолютно одна.

Спотыкаясь и шатаясь, она вышла на улицу и доковыляла до скамейки. Села, взяла винтовку, проверила магазин… один патрон. Там оставался только один патрон.

– Не может быть…. А Кейси? Как же Кейси?

– Может. – беззаботно отозвался Эйбл. – Ты увидела всё это в новостях, как и остальные. Ведь имена не берутся из ниоткуда. Кейси Парсон действительно держала в заложницах трех девочек, только там не было никаких задушевных историй. Она – просто спятившая учительница, которая решила прикончить трех своих учениц. Ее быстро взяли, хотя она и успела ранить Мэри. Но в целом, всё закончилось благополучно. Так что видишь, выстрел действительно был, только не из твоей винтовки… точнее винтовки твоего отца. Видишь, как у тебя всё перепуталось?

Чарли сидела, как будто в нее ударила молния. Убита и раздавлена.

– Иви, Черити и Элис – медсестры психиатрической клиники, в которой ты лежишь. – мягко продолжал Эйбл. – Сибилл – твоя соседка. Она здесь уже очень давно, и на этой неделе ее выписывают. Пятнадцатого, если мне не изменяет память. Во время твоих просветлений вы с ней не сильно ладили, поэтому её перевели в другую палату.

– Пятнадцатого… – блекло повторила Чарли.

– Да, дорогая. Всё так запуталось. – ласково сказал Эйбл. – Ну ничего-ничего… мы всё поправим. Я думаю, пора просыпаться, Чарли. Пора попробовать еще раз. Ты верь мне, дорогая. Я вытащу тебя. Ты только помоги нам, ладно? Главное, чтобы ты доверяла мне, понимаешь? Доверяла.

– Нет! – Чарли покачала головой. – Я не верю в это. Не может быть! – но голос этот не отличался ни силой, ни твердостью.

– Ты всё увидишь сама. – Эйбл погладил ее по колену, но Чарли отпрянула, словно у него было страшное кожное заболевание.

Он поднял на нее свои ужасные ледяные глаза… глаза реальности, и пшеничное поле куда-то поплыло на фоне светлого или даже белого. Растаял и дом, но Чарли была буквально прикована взглядом Эйбла. Не могла даже пошевелиться, не то, чтобы осмотреться. Наконец, когда движение прекратилось, она смогла оторвать взгляд.

Ей открылась больничная палата, ничем не напоминающая номер в отеле, если только не была ее безумным адским отражением. Чарли лежала непривязанной к койке, но у нее не нашлось никаких сил, чтобы пошевелиться. Словно это вообще не ее тело – такое тяжелое, неподъемное, мышцы одеревенели. А в голове полный бардак, как будто она пила бурбон с утра до ночи, и теперь неминуемо наступило самое тяжелое в мире похмелье.

Рядом на кровати сидел Эйбл в белом халате, а за ним стояла Элис в синей униформе. Ее волосы сейчас не висели ведьминскими патлами, а были аккуратно заколоты в пучок, но в целом – всё та же Элис со злобным лицом и бесцветными глазами.

– Чем вы меня накачали? – спросила Чарли, шамкая, и испугалась собственного голоса – он был слабым и чужим.

– Позвать санитаров? – спросила Элис.

– Нет, не надо. – отмахнулся Эйбл. – Вряд ли, она на что-то способна сейчас. Правда, Шарлин?

– Что вы со мной сделали? – пробормотала та, а потом собрала силы и повысила голос, сделав его более устойчивым. – Выпустите меня отсюда!

– Как только ты поправишься, дорогая…

– Выпустите меня отсюда! – взмолилась Чарли и попыталась подняться. – Кай! Кай!

– Ох… – всплеснул Эйбл. – Всё-таки придется позвать санитаров.

– Может, укол?

– Нет, не стоит пока. Пусть привяжут.

Элис кивнула и вышла из палаты № 310.

– Прекрати, Чарли… – покачал он головой. – Прекрати, а то тебе придется сделать укол, и тогда будет намного хуже, поверь мне. Ты должна мне верить.

– Я не верю тебе, Эйбл! – прошипела Чарли, даже не подразумевающая доселе, что нужно столько человеческих сил, чтобы говорить.

– Тем хуже для тебя. – покачал головой тот, улыбаясь и глядя в глаза.

Но Чарли больше не боялась этого взгляда. Почему-то больше нет. Ненавидела – да, но не боялась.

– Доверие между врачом и пациентом – очень важная штука. Это залог успеха. Но времени у нас с тобой еще много, и я надеюсь, мы достигнем взаимопонимания.

Глаза Чарли расширились. В этот момент вошли два санитара. Один из них Кристофер Ричардс, а другой Джереми Кирс – высокий, неприметный мужчина, которого Дороти столкнула с платформы.

– Нет! – крикнула Чарли. Она не хотела, чтобы ее касались руки мертвецов.

Откуда не возьмись, нарисовалась Элис:

– Может всё-таки…

– Нет. – перебил Эйбл, поднимаясь с кровати. – Ничего не надо.

Санитары с мраморными лицами привязали Чарли к кровати. У нее не нашлось сил ни царапаться, ни кусаться. Она лишь жалобно хныкала.

– Подумай, Чарли, у тебя есть время. – сказал Эйбл перед тем, как покинуть палату.

Она осталась одна.

– Кай, пожалуйста! Кай! Сейчас самое время появиться. Я в беде, Кай. Я не могу здесь оставаться… пожалуйста. Не бросай меня, а? Не могу. Не могу-у-у… – последнее слово потонуло в рыданиях.

Но никто не придет… и она понимала это. Одинокая и сумасшедшая. Чарли не знала, чему верить теперь, но внезапно всё произошедшее за последний месяц покрылось мутной пеленой. Слишком хорошо, слишком странно, слишком много событий. Дни растворялись, неминуемо бледнели, и за ними ничего не было. Только чернота. Она убедила себя в том, что если поспит, то всё может измениться. Чарли просто откроет глаза и окажется на веранде того ранчо, или еще где-нибудь. Пожалуйста, пусть еще где-нибудь! Она будет себя хорошо вести! Только не надо привязывать! Не надо уколов! Чарли не желала превращаться в овощ, она видела их достаточно в клинике, где содержалась её крестная. В ней теплилась еще надежда, потому что это не могло быть правдой. Это не должно быть правдой. Чарли умоляла себя не плакать, умоляла держаться, разговаривала с Каем… постоянно разговаривала с Каем. Но слезы, не переставая текли из глаз, и с ними ее покидала надежда.

Как она могла пойти в дом для престарелых и перестрелять столько людей? Как? Кем надо быть? Безжалостным и безумным убийцей – таким, как она сама в момент, когда застрелила Ричардса на ранчо?.. Где настоящая Чарли?

Около семи, как показывали часы над дверью, принесли ужин – какое-то отвратительного вида варево. А также пришел Эйбл, и Чарли развязали, чтобы она поела сама. Так как истерики не намечалось, после ужина ее не стали связывать, оставив валяться неподъемным мешком. Эйбл смерил ее одобрительным взглядом. Около восьми к ней в палату вошла Иви и принесла судно.

– Пожалуйста… – просипела Чарли, но Иви лишь сочувственно улыбнулась и сделала какой-то укол.

Через пару минут Шарлин уже уносилась в бессознательное с единственной мыслью и надеждой на то, что когда завтра откроет глаза, то будет уже совершенно в другом месте. Где угодно, только не здесь. Это же всё какое-то безумие….

Но на следующий день, когда Чарли очнулась, то по-прежнему лежала всё в той же палате № 310. Ее голова была тяжелым пустым котлом, слезы лились сами по себе от беспомощности, от обиды и беспросветности. Она пыталась вспоминать разные моменты из недавнего прошлого…. Как они с Дороти сидели на крыше, и на них наползала величественная черная туча, заставляя трепетать и восхищаться. И гром, и молнии – всё это было так здорово. Вспоминала их покер по четвергам – как они веселились и поддевали друг друга, а Иви пыталась мухлевать, и как Черри пошла к иранцу. Она вспоминала, как Сибилл ушла в Денвер, и они искали ее в лесу, собирая вещи, вывалившиеся из дырявой сумки. Безумная Сибилл…. Кто из нас оказался безумней? Вспоминала их походы к Нэду и в кинотеатр, как Дороти отвела ее на кладбище в последний вечер. Да и вообще вся эта последняя неделя… как она прекрасна в сравнении с тем, что происходило здесь. Неужели Чарли всё это выдумала? Неужели она убила четырех стариков и загремела в психушку, откуда ей теперь не выбраться?

В девять принесли завтрак. Снова Иви. Она сказала, что доктор Эйбл разрешил отвести ее в туалет, потому что Чарли достаточно окрепла для этого. Съев омерзительный по вкусу завтрак, она оказалась на ногах. Сначала подняла голову, подождала, пока пройдет ужасное головокружение, потом села, пытаясь справиться с дурнотой – завтрак просился наружу – и, наконец, встала. Боже… она и не знала, что это может оказаться так сложно – стоять на ногах! Потом Иви обняла ее за талию и выволокла из палаты. Чарли оказалась в коридоре психушки, и это произвело на нее ужасающее впечатление. Из некоторых палат доносились зловещий ропот, шипение, кряхтящие стоны. Кто-то выкрикивал имена, кто-то молил о помощи, кто-то сыпал угрозами. Те, кто находились в коридоре в сопровождении персонала, пялились на Чарли своими хищными глазами, словно звери, которые хотели ее сожрать. Они скалились и корчились. Шипели и вырывались, но бесполезно. Были и такие пациенты, кому не требовалось повышенное внимание – они, словно деревья, застыли у окон с решетками, или слонялись призраками по коридору.

Слава Богу, туалет находился совсем близко. Иви помогла Чарли сесть на унитаз, но не позволила закрыть кабинку, поэтому пришлось справлять нужду под неотрывным взором медсестры. Она и не думала, что сможет сделать это, однако ко всему привыкаешь, хоть и процесс занял вдвое больше обычного. Когда они шли обратно, Чарли заглянула в палату № 311, дверь которой оставалась приоткрытой. Сибилл сидела на кровати, болтая ногами, обутыми в знакомые клетчатые тапки. Ее волосы растрепанной, свалявшейся копной спадали до поясницы. Она повернула голову, когда Чарли проходила мимо. Ее рот открылся и закрылся – она явно что-то сказала. Какое-то короткое слово. Но Чарли ничего не поняла.

Потом ей дали какие-то таблетки, и Чарли пролежала до обеда, не зная, кто она, где и зачем. После обеда ее повели в туалет и, заглянув в палату № 311, она снова столкнулась с Сибилл взглядом, и та опять что-то сказала на своем беззвучном странном языке….

Дали таблетку. Мутило вплоть до семи вечера, и дико кружилась голова. Потом был ужин и еще один поход в туалет, а история с Сибилл повторилась. В восемь пришла Иви и сделала укол. Через несколько минут сознание Чарли уже неслось по трубе беспамятства…. Она еще надеялась.

Так прошло пять кошмарных дней. Шарлин было не узнать. Она окончательно всё забыла: лица, людей, места. Лишь слабое эхо в ее сознании реагировало на имена: Эйбл, Иви, Элис, Черити, Сибилл…. Чарли перестала быть собой, потому что больше не надеялась и не задавала вопросов, а просто приняла свое новое существование как данность. Да, второго июля она ворвалась в дом престарелых с отцовской винтовкой и убила четверых человек… и забыла имена, но знала, что застрелила их. Единственное имя всплывало время от времени в мозгу, но весь вопрос – кому оно принадлежало? Кай. Может, это один из четырех стариков? Но всё это было больше неважно и неинтересно, потому что никак не касалось ее теперешней жизни… ну может, лишь чуть-чуть задевало, словно краешком крыла бабочки. Кажется, заходил Эйбл, хотя он заходил каждый день, но Чарли на него никак не реагировала. У нее просто не нашлось на это сил, а еще она плохо ориентировалась во времени, если глагол «ориентироваться» вообще можно было употребить по отношению к ней. Во время его обхода Чарли обычно напоминала манекен из магазина Нэда. Нэд… кто такой Нэд?

…Слушай, а он вообще существует в природе?..

Какой знакомый вопрос. Он затерялся где-то в тысячах миль на восток.

Но вчера, когда заходил Эйбл, Чарли была в сознании и сказала, что сделает всё, что тот попросит, лишь бы выйти отсюда. На что Эйбл ответил: «Нет, ещё не всё». Эйбл, на лице которого была вырезана вечная улыбка, и который очень редко смотрел на собеседника. Когда он ушел, Чарли снова заплакала. Из-за всех этих таблеток она часто плакала. Хотя, наверное, даже без пилюль от такого ответа можно разреветься. Ещё нет? Как, это ещё не всё? А сколько же ещё? СКОЛЬКО???

Каждый день по дороге в туалет и обратно Чарли заглядывала в комнату № 311, где Сибилл сидела, словно на посту, и беззвучно проговаривала то самое слово, которое по-прежнему оставалось загадкой. Теперь очень многое оставалось загадкой для Чарли, и кто такая Сибилл в том числе…. Она даже не понимала, с какой целью вообще заглядывает в ее палату каждый раз. Какой-то странный ритуал. Денвер… кажется, она собиралась в Денвер.

Иви и Черити сменяли друг друга. Они обе относились к Чарли по-доброму. Что, несомненно, является величайшим благом, если ты лежишь в психушке.

Ручку… она принесла ручку.

Что значат эти обрывки фраз, время от времени проникающие в затуманенное сознание? Кто говорил это? «Ну, конечно!» Кто говорил? Ведь кто-то говорил? Кто-то играл в карты. В покер или в очко? Хотя, наверное, всё-таки в покер. Волосы Сибилл попали в застежку? Или это был кто-то другой? А продукты стухли, и несло на весь коридор….

Чарли не понимала, откуда она всё это знает? Хотя мозг – странная штука. Иногда он делает из людей убийц. Чарли думала. Чарли думала, что думает. Плавала в луже мыслей. Хотя должно было быть наоборот. Они мягко обволакивали, даже оставляя влажный след, но очень-очень косвенно. Они не проникали внутрь и абсолютно ничего не значили.

Девятнадцатого августа после обеда Чарли как обычно мучилась от ужасной тошноты. Подгибала колени, пыталась лежать на животе, свесив голову, но ничего не помогало. Перед глазами всё летело по кругу бешенной каруселью, преодолевая звуковые барьеры один за другим, аж дух захватывало. И вдруг через пелену помутненного сознания Чарли увидела, что над ней зависло женское лицо, и что-то неприятное упало на лоб, закрыв словно шторы. Она проморгалась и напрягла изо всех сил глаза. Лицо принадлежало Сибилл. Кто такая Сибилл? А то, что упало на лоб, оказалось ее длинными непослушными волосами. Волосы Сибилл попали в застежку. Или в миксер?

Чарли не могла выразить свое удивление, потому что, во-первых, на это не хватало сил, а во-вторых, открой она рот, ее бы непременно стошнило. Сибилл нагнулась к ее уху и прошептала то слово, которое скрывалось под знаком «секретно» столько дней.

– Твой блокнот.

Потом ее рука проникла под подушку, создав тем самым дополнительную качку, и новый приступ тошноты подкатил к горлу. Задержавшись там на секунду, она оставила после себя какой-то бугор, а затем, убрав руку, Сибилл отстранилась и вышла.

Когда Чарли повели в туалет после ужина, комната № 311 оказалась пустой. Никто не ждал ее там, чтобы беззвучно произнести какую-то мантру.

Почему? – думала Чарли. – Почему ее нет? Кто теперь будет мне шептать?

Пятнадцатое число и Сибилл были как-то связаны между собой… но только не в мозгу у Чарли. В восемь вечера ее должны уколоть. Оставался почти час. Единственный час в сутках, когда она боле-менее соображала. Что-то появилось в ее памяти нового, но она не могла вспомнить, мотая головой по подушке, которая внезапно стала такой неудобной. Твой блокнот… – внезапно вспомнила она. Волосы Сибилл щекотали ей лоб, а потом она сказала: «Твой блокнот», и подушка внезапно стала такой неудобной. Может, она что-то засунула туда?

Словно марионетка с оборванной нитью, Чарли шлепнула рукой по подушке, потом кое-как залезла под нее и нащупала какой-то гладкий предмет. Попробовала вытащить…. Нет сил. Рука, сорвавшись, больно ударилась о металлический поручень. Еще усилие. Предмет чуть сдвинулся. Чарли потянула еще сильней, кряхтя от напряжения… и с трудом вырвала из под подушки то, что лежало под ней. Это был черный блокнот с голубой плетистой розой, обсыпанной блестками. Какая знакомая вещь, но откуда?! Вот в чем вопрос.

Она открыла его, но буквы плясали перед глазами, словно живые и совершенно безумные. Вверх, вниз и в стороны. Чарли застонала от бессилия. Ее рука взметнулась, словно плеть, и обрушилась на лицо… потом еще раз. Основные удары пришлись по носу. От боли покраснели глаза. Чарли еще раз заглянула в блокнот. Стало лучше. Боль помогала собраться. Она перелистнула страницы до последней записи, прекрасно понимая, что не осилит весь текст. Чарли напряглась изо всех сил, и буквы немного выровнялись. Она смогла прочитать:

6.07.1978. Вошла в дом, где Кейси Парсон удерживала в заложниках трех девочек. Спасла девочек и Кейси, выбралась живой.

– Кто выбрался? – прошамкала Чарли.

Она открыла форзац обложки и прочитала:

«Шарлин Новак. Чудеса».

– Шарлин? – пробормотала та. – Кто?

Шарлин… но лучше просто Чарли. Имя перекатывалось на языке как ледышка. Она его чувствовала, пыталась вспомнить. Прошло не менее пятнадцати минут, прежде чем ей удалось осознать, что это ее собственное имя. Чарли Новак. Полное имя Шарлин. Память, словно поломанная игрушка, мигала и глючила, скрипела и тормозила так, что хотелось по ней врезать. Но она всё же работала. Как только откровения начали штурмовать ее сознание, Чарли, шатаясь, словно неваляшка, села на кровати и через несколько минут даже поднялась на ноги.

Без десяти восемь. Она довольно многое вспомнила, просмотрев большинство записей…. Всё это время, Шарлин простояла на ногах. Сначала держалась за стену, потому что всё плыло и кружилось, но со временем смогла стоять самостоятельно, не шатаясь. Еще через некоторое время она уже ходила по палате. Медленно, но сама. Это была настоящая победа над собственным телом, хотя скорей всего именно над разумом. Она возвращалась, она вспомнила ранчо с верандой и человека по имени Эйбл. Не врача… нет. Другого. Черного-черного человека, коим тот был на самом деле. Он сказал, что Чарли больна и всё придумала, что она не ходила ни к какой Кейси Парсон и не спасала никаких девочек. Но тогда, как же она могла сделать запись шестого июля, если ее взяли, якобы второго? Ведь новость о Кейси появилась только четвертого…. Когда ее уложили в психушку под таблетки и уколы, о Кейси она еще не знала, и у нее не могло быть этого в блокноте. Да и подчерк…. Разве она смогла бы писать в таком состоянии? Даже день, проведенный здесь, превращает человека в куклу. Чарли никого не убивала! Не убивала. Она не сумасшедшая.

Скоро должна прийти Иви и сделать укол, после которого она опять всё забудет. Опять превратится в ничто, лишь в груду костей на больничной койке. Надо что-то делать…. Но что? Чарли была очень слаба, и ноги еле держали, так что о побеге и речи быть не могло. Мысли с трудом связывались друг с другом, а ноги едва могли позволить себе твердый шаг. В таком состоянии побег из психиатрической клиники – это как минимум невозможно. Если только она не вымысел, навязанный чужим сознанием…. Нужно каким-то образом встретиться с Эйблом.

Кай… Кай… я не сдалась. Помоги мне, Кай. Кто такой Кай?

Человек, который промолчал, когда Чарли спросила, убьет ли он ее, если та сдастся и станет исполнять приказы Эйбла. Дело – есть дело, разве нет? Человек, который сказал, что когда придет время, он обо всем позаботится сам. Человек, который обещал, что не оставит её одну.

Но сейчас, Кай, самое время напомнить о себе… сделать свое вмешательство более ощутимым, потому что, черт тебя дери, я не сдалась! И потому что сама я не выберусь…. Не позволь им сделать мне укол. Умоляю не надо! Мы же оба с тобой знаем, что он изведет меня до смерти… просто чтобы насолить тебе. Ты не бросишь меня. Ты не бросишь меня.

Внезапно Чарли почувствовала дикую усталость и села на кровать… упала камнем на дно своих самых жутких кошмаров и впилась пальцами в волосы. Казалось, она сильно похудела за эти дни (недели?), потому что попала в очень плохое место. Кай сказал, что она всё поймет сама. Чарли едва улыбнулась. Она вообще-то хотела расхохотаться, но это ей было явно не по силам. А потом он сказал, что благодаря ей, он увидит, где находится Эйбл. Будет с ней, и когда придет время, позаботится обо всем сам.

Оно пришло, Кай. Я уверяю тебя, сейчас – то самое время, потому что через пару минут меня больше не будет! Момент упущен, я стану другой… бесполезной. Я буду только дышать и всё.

«Она у тебя под кроватью». – сказал он. Чарли, честно говоря, уже не помнила, какой вопрос задала, что он так ей ответил, но саму фразу помнила очень четко.

Она у тебя под кроватью…. Интересно, о чем шел разговор? Она у тебя под кроватью, Чарли.

Эта идея была слишком четкой, слишком заманчивой, и, пожав плечами, она опустила руки на пол, испытав очередной приступ головокружения. Потом Чарли сползла на колени, упала на локти и больно приложилась лбом. Волосы тут же закрыли лицо плотной непроницаемой шторой. Едва сохраняя равновесие, она зачесала их набок, заглянув, наконец, в подкроватный беспросветный мир… и улыбнулась.

Она и впрямь была под кроватью…. Не на скамейке террасы, а здесь. Прямо здесь. Чарли протянула руку, ухватилась за приклад и вытащила винтовку из под больничной койки. Какая же она тяжелая! Как ее удержать этими ослабевшими ручонками? Словно дряхлый старик, она поднялась на ноги, опираясь на винтовку, как на клюку. Расставив ноги на ширину плеч – хотя нет, шире… гораздо шире, чтобы чувствовать себя немного устойчивей – Чарли взвалила на себя винтовку, подобно штангисту, и опустила предохранитель.

Сколько я смогу ее продержать? – думала она. – Прежде, чем мы упадем? А еще она думала – один или всё-таки два? Хороший вопрос. Важнее важного. Теперь же всё иначе?

Ровно в восемь Иви открыла дверь. Войдя, она первым делом взглянула на койку, не представляя, что ждет ее правее. Рот открылся, глаза округлились, рука со шприцем по инерции взлетела вверх и застыла. К ней присоединилась вторая.

Растрепанная девушка в жалкой больничной сорочке, неизвестно, как стоящая на таких худеньких ножках, оскалилась, прищурив глаза, и сказала:

– Иви, сходи за доктором Эйблом, будь умницей.

Та вздрогнула, увидев, как чиркнуло в воздухе дуло. Чарли едва удерживала винтовку – того и гляди выстрелит.

– А шприц положи на пол и толкни в мою сторону. Только без глупостей.

Иви раскраснелась, и неуклюже согнувшись, насколько позволял живот, положила шприц и оттолкнула от себя.

– А теперь иди. – медленно словно пьяная, сказала Чарли. – Ты никому ничего не скажешь, Иви. Поняла?

– Конечно… – ответила та своим коронным словом и попятилась, а Чарли, удерживая винтовку из последних сил, приготовилась неизвестно к чему. Дать отпор.

Было глупо надеяться, что Иви сдержит слово, и Чарли понимала это, даже, несмотря на помутненное сознание. И зачем она обезоружила ее? Какой в этом прок? Шприц – не пистолет. Так и случилось. Через несколько минут после того, как медсестра вышла за дверь, послышался приближающийся топот. Оставалось надеяться, что она хотя бы приведет Эйбла.

В дверь ворвались двое медбратьев – Ричардс и Кирс. Увидев нацеленную на них винтовку, оба притормозили в проеме, но Чарли прочитала в их глазах то, что они совершенно несерьезно ее воспринимают. Думают обвести меня вокруг пальца и скрутить руки. Думают, я не выстрелю….

– Слушай, пошутили и хватит. – сказал Ричардс и шагнул вперед, выставив вперед ладони.

– Двинешься еще, и я тебя пристрелю. – ей стоило большого труда выговорить всё это. – Снова.

Но Ричардс всё-таки сделал еще шаг, подняв руки повыше, и Чарли выстрелила…. Ну она же предупреждала! Приклад больно ударил плечо, а ноги подкосились, она едва устояла. Надо же, когда Чарли стреляла впервые, отдача не показалась ей такой уж сильной.

Ричардса отбросило назад. Он ударился о стену и сполз вниз, оставляя широкий кровавый след… снова. Чарли плохо помнила, как это выглядело в первый раз, но след точно был, как и грандиозное чувство удовлетворения.

Он ждет тебя на веранде…. Тогда она выстрелила и попала в грудь. На веранде, говоришь? Сейчас тоже в грудь, но ближе к левой ее половине, поэтому Ричардс особо не предпринимал попыток передвигаться. Он просто сидел у стены, хватая ртом воздух и таращась то на кровавую рваную рану, то на Чарли… хотя рана казалась явно интересней.

Кирс шарахнулся назад, и Чарли перевела ствол на него, мучаясь вопросом: «один или два». Он незамедлительно вскинул руки.

– Стой, где стоишь.

Кирс не осмелился даже кивнуть, просто остолбенел. Послышались шаги, и в проеме показался Эйбл. Его вечная улыбка значительно уменьшилась, когда он увидел Ричардса, который застыл, сидя, как кукла, и глядя в никуда своими мертвыми глазами. Он лишь на секунду ужалил Чарли взглядом, и тут же уставился в пол. Потом снова взглянул и снова опустил глаза. Словно вспышки. Иви не было – она, наверняка, пошла за охранниками.

– Чарли, что ты делаешь?

– Оставь нас. – бросила она Кирсу, и медбрат с облегчением и поспешно выскочил из палаты.

– Ты обманул меня, Эйбл.

– Что? Я? – наивно удивился тот и быстро взглянул на нее.

– Видишь блокнот на кровати? – Чарли кивнула в сторону, и Эйбл повернул голову… медленно, со скрипом, и улыбка, наконец, сползла. Ненадолго, но сползла.

– И что?

– Последняя запись сделана шестого июля. Моей рукой. Сразу после того, как я вышла из дома, где Кейси Парсон держала трех девочек за то, что те убили ее дочь годом ранее. Видишь, я всё помню. – попыталась улыбнуться Чарли. – Я не убивала Навида, Миси, Дейзи и Дороти Делавэр, потому что их всех убил ты, как и мужа последней… и за это сгоришь в аду, мразь.

– А тебе не приходило в голову, что ты сделала эту запись здесь? – спросил Эйбл с отвратительным торжеством на лице.

– Приходило. – спокойно ответила Чарли. – Но по твоим словам, я ворвалась в дом престарелых второго, а Кейси появилась в новостях четвертого, когда я уже лежала в этой палате под таблетками. Всё это было в новостях, но я их смотрела у себя дома. Сразу после того, как ты приходил ко мне на прием. Всё, что происходит здесь – иллюзия. Кошмарная безжалостная иллюзия, и с ней пора заканчивать.

– Знаете, что я думаю, мисс Новак? – ласково улыбнулся Эйбл. – Я думаю, что вас обманули…. Кто-то сделал за вас все эти записи и каким-то немыслимым…

– Да хватит уже! – всплеснула Чарли. – Там уверенный твердый подчерк, и любая экспертиза докажет, что он мой, и что я была абсолютно адекватной, когда писала. А в этой клинике это абсолютно невозможно, потому что под теми препаратами, под которыми меня держат, я не то, что писать, я читать не могу.

– Кто дал его тебе? – резко спросил тот.

– А сам как думаешь? – бросила Чарли и остервенело улыбнулась… оскалилась.

– Он не мог проникнуть сюда… – прошипел Эйбл.

– Но ты же мог проникнуть туда?

Чарли полегчало. Если бы этот человек придумал еще какие-нибудь варианты появления этой записи, то она бы, наверное, не справилась. Но он промолчал, а она победила. В словах и душе стремительно рос плохо скрываемый триумф. Чарли не сдалась, и во многом благодаря Сибилл.

– Но с другой стороны, дорогая… – Эйбл снова улыбнулся. – Сюда сейчас придут охранники и скрутят тебя, привяжут к этой кровати. А потом тебе вкатят такую дозу, что ты пролежишь без сознания неделю, а когда придешь в себя, уже ничего не вспомнишь.

– Тогда придется решать один очень важный вопрос прямо сейчас.

– О чем ты? – Эйбл поднял на нее глаза и больше уже не опускал.

– О патронах. – ответила Чарли дрогнувшим голосом. Сейчас ей стало страшновато, если честно. – Следуя твоей истории, сейчас в магазине пусто. Но по моей – так там остался последний патрон, и на нем твое имя. Если я права, если я не сумасшедшая – а это теперь вполне очевидно – то я могу подойти к тебе вплотную и оставить в твоей голове приличную дыру… но, к сожалению, только одну. А хочешь, в живот – так умирать дольше? Или, к примеру, в грудь – будете с Ричардсом, как близняшки? Как скажешь. Сегодня твой день, доктор.

– Ты уже пыталась… – осторожно напомнил Эйбл, а Чарли сделала к нему шаг и тут же расставила ноги по шире, чтобы не потерять равновесие.

– Но я пыталась там, а не здесь. Это же всего-навсего иллюзия. Ты можешь создать другую, но зато с этой будет покончено. Я знаю, что не смогу убить тебя, но я могу попытаться убить всё это…. Ну так что, Эйбл, есть там пуля для тебя? Проверим?

– Ты уже проверяла, сидя на моей веранде, не помнишь? – спросил тот, как можно спокойней, хотя было видно, как он старается и сколько сил в это вкладывает.

– Помню. – ответила Чарли. – Но не верю, потому что ты способен обмануть кого угодно. А верю я, знаешь, во что? И даже не сомневаюсь ни на секунду теперь? Что бы ты со мной не делал, в каком бы аду не держал, Кай вытащит меня.

– Опять Кай!? – каркнул тот, скалясь. Его улыбка вновь погасла, хотя и ненадолго, однако это придало Чарли сил и радости. – Не знаю, как ему удалось, но он помог тебе, а иначе ты бы не справилась.

– Знаю. Ну а для чего еще нужны друзья?

– Друзья? – усмехнулся тот, глядя на нее пристально. – Так ты это видишь?

– Знаешь… – Чарли взбесила эта усмешка. – А ты меня достал. – и спустила курок.

Раздался выстрел, и палата поплыла. Боже, какое облегчение! Сначала загаженное окно с решеткой, потом стены и убитый дважды Ричардс, и распахнутая дверь, в проеме которой нарисовались двое охранников, и Кирс с Иви за их спинами. Всё растворялось на фоне пшеничного бескрайнего поля и большого дома с верандой. Слава Богу, я не сумасшедшая!

Чарли по-прежнему сидела на скамье, а рядом с ней лежала винтовка. Но вот только Эйбла рядом не было видно. Где же он?

– Господи, я не сумасшедшая! – радостно объявила она миру и встала со скамейки, подняв с трудом винтовку. Всё-таки оружие, хоть теперь и определенно пустое. Да и как опора сойдет, даже при всей своей тяжести.

Чарли поковыляла к двери – голова кружилась, а ноги еле держали – и с радостью обнаружила Ричардса, доползшего почти до самого проема. За ним стелился широкий кровавый след.

– Значит, след был! – триумфально пробормотала Чарли.

Она хотела убедиться, что и могилы ее подруг на месте. Волоча за дуло винтовку и изредка на нее опираясь, Чарли походила на какого-то пирата. Через каждые несколько шагов она делала остановку, чтобы передохнуть. Наконец, доковыляв до двери, которая вела на задний двор, она вышла на улицу под палящее солнце.

Буквально в паре ярдов от нее стоял Эйбл и неотрывно смотрел куда-то влево… в сторону трех могил, которые никуда не делись. Его ледяной взор обратился к идущему человеку чем-то похожему на индейца в джинсах и черной футболке AC/DC. Кай был сосредоточен и хмур. Он медленно шел по направлению к Эйблу, даже не глядя на Чарли, которая от счастья не могла даже выговорить его имя… хотя скорей от немощи.

Кай остановился. Теперь они все трое образовывали равносторонний треугольник. Страшный убийственный взгляд Эйбла был прикован к вновь пришедшему, а блаженная улыбка превратилась в хищный оскал. Миф о скромняге и добряке окончательно лопнул. Чарли бы не выдержала такого взгляда. Интересно, как выдерживал Кай? Хотя, по виду на него это не производило особого впечатления.

– Авель… – бесстрастно сказал он, кивнув.

– Каин… – ответил на приветствие Эйбл.

* * *

Чарли всегда была уверена, что ничто не способно ее удивить. Она всё и так знала и как следствие оставалась равнодушной. Но сейчас настала переломная точка, и Чарли могла с уверенностью сказать, что такого она точно не ожидала…. Свершилось! Болезнь отступила! Жизнь становилась полноценной прямо на глазах. Можно, конечно, было обойтись и меньшим, потому что встретить двух библейских персонажей воплоти – это небольшой перебор…. Но разве человек когда-нибудь бывает доволен?

Они стояли, не двигаясь друг напротив друга и вперившись взглядами, неспособными принадлежать никому из людей. Этого не передать словами и даже невозможно до конца осознать. И дело не в факте древности или исчерпывающих знаний… а в понимании самой сути вещей и свидетельстве всего вообще. Как может справиться память со всем этим? Или это часть проклятия? Способность помнить всё. Они просто взорвали мир Чарли. А, может, она всё-таки в психушке?

– Давно не виделись, брат… – глаза Авеля дьявольски вспыхнули, а улыбка похожая скорей на оскал застыла на губах. Ни один мускул не дрогнул на лице, которое так походило на маску.

– Да, давно. – сухо согласился Каин, бесстрастно глядя в ответ. Впрочем, как обычно….

Теперь Чарли понимала, откуда корни этой бесстрастности. Еще бы! Столько ходить по земле, и впрямь всё потеряет интерес и привлекательность.

И больше они не сказали друг другу ни слова, и это длилось довольно долго. Казалось даже, что они общаются телепатически, судя по тому, как они смотрели друг на друга… не моргая, не двигаясь. Как будто им нечего сказать или, наоборот, слишком много. Настолько, что не выразить словами, только взглядами.

Прошло минут десять, хотя, казалось, что не меньше часа. Чарли была очень слаба и стояла еле-еле, даже не смотря на опору. Голова всё еще кружилась, пусть и слабее. Силы потихоньку возвращались. Но сейчас она едва не валилась с ног.

– Я, пожалуй, посижу пока… – сообщила Чарли, но ни один из них даже не посмотрел в ее сторону.

Она пожала плечами и поковыляла в тень под выступающую крышу, где стоял небольшой круглый пластиковый столик, накрытый клетчатой скатертью, и стул с мягкой подушкой.

– Зачем всё это? – ровным голосом спросил Кай, когда Чарли села в тени и, вряд ли, могла что-то услышать.

– Такова моя натура. – ответил Эйбл, разведя руками. – Я делаю то, к чему предрасположен. А ты делаешь то, к чему предрасположен ты. Разве не так устроен мир?

– Нет, не так…. – отрезал тот. – Надо же, сколько времени прошло, а ты до сих пор понимаешь жизнь неправильно.

– Что ж, просвети, будь так любезен.

– Со своей натурой обычно борются. Делают ее лучше, а иначе таких как ты было бы гораздо больше.

Чарли увидела, что Кай и Эйбл разговаривают, и тяжело вздохнула. Только она ушла! Тяжело поднявшись, она грустно смерила винтовку, которую бросила на землю и покачала головой. Тут уж либо одно, либо другое…. Сделав свой выбор, Чарли схватила стул за спинку и поволокла к стоящим. Обычный пластиковый стул казался почти неподъемным, но она упрямо тащила его за собой. Казалось, что ножки оставляют глубокую борозду. Надо же так ослабеть…. Что же он с ней сделал? Они оба?

– Таких как я? – усмехнулся Эйбл. – А ты, я смотрю, славно потрудился в этом направлении. Стал сдержанней, поумнел даже, наверное. Многих убил?

– Куда мне до тебя, Авель?! – иронично бросил тот.

Чарли была уже достаточно близко, чтобы слышать, о чем те говорят.

– Такова твоя натура… – добавил Кай. – Я ничего не путаю?

– А твоя разве не такова? – медленно спросил Эйбл.

– Моя? Я землю возделывал… брат.

– В грязи по локоть и навозе. – пренебрежительно откликнулся тот.

– В грязи. – холодно согласился Кай. – А ты в крови. Так что первый убийца не я.

– Не путай человека и скот… – фыркнул Эйбл.

– Да ладно. Жизнь есть жизнь. – бросил Кай. – Когда Адам наделял животных именами, он признавал у них наличие души. Это есть в Писании.

– В Писании много чего есть….

– И, тем не менее, ты начал с того, что отнимал жизни.

– Этого требовал Бог.

– Видимо, не тот…. – заметил Кай.

К тому времени Чарли доковыляла, поставив свой стул, и села, словно рефери.

– Какое ж прощение грехов без пролития крови?.. – пустым голосом сказал Эйбл. – Тоже из Библии. «Отнимая жизнь у животного, он признавал требования нарушенного закона».

– Долго же думали авторы, как тебя выбелить! Если написали это…. – Кай чуть улыбнулся. – Ты хотел, чтобы я вымазал фрукты и овощи в крови. Ты сказал, что только так Бог снизойдет до моей жертвы, помнишь? Тебе не кажется это немного странным? И когда я отказался подчиниться, земля перестала плодоносить. Неужели Бог настолько мелочен?

Потом он помолчал с минуту и сказал:

– Впрочем, это было слишком давно. И я не думаю, что нам есть смысл это обсуждать. Рано или поздно всё упрется в то, что ты сказал до этого – мы делаем то, к чему предрасположены. И, выходит, что уничтожать этот мир – то, к чему предрасположен ты. Не вяжется с образом трогательного пастуха….

– Тебя это так заедает? – хмыкнул Эйбл, но, не дождавшись ответа, продолжил. – Все рано или поздно начинают делать то, к чему предрасположены. И она в том числе.

Чарли навострила уши. Даже попыталась дышать тише, чтобы ничего не пропустить.

– Найди себе другого солдатика, Авель. – Кай заметно понизил голос.

– Зачем? Меня и этот вполне устраивает. – осклабился тот.

Чарли не покидало ощущение, что Эйбл сейчас бросится на брата. Мышцы казались напряженными, спина чуть согнута, и это маскоподобное лицо с застывшими не моргающими льдышками-глазами.

– Мне не понятно другое… – сказал он, едва шевеля губами. – Почему мы с тобой по разные стороны? Разве ты еще не находился по земле? Разве тебе не хочется, чтобы всё, наконец, закончилось? Разве ты не устал, Каин?

– Ты даже не представляешь как. Но всё должно закончиться само собой. И не потому, что тебе так захотелось… а само собой.

– Да брось, кому ты нужен. – фыркнул Эйбл. – Само собой…. А может, ты просто хочешь вымолить прощение? Только ты возомнил себя тем, кем ты не являешься. И твои руки в крови не меньше моих.

– Вымолить? – хмыкнул Кай. – Нет, я не хочу ничего вымаливать. Да, я был молод и глуп. Мной руководили эмоции. Но я не хотел тебя убивать, я хотел сделать тебе больно. Да и потом… до тебя, как ты помнишь, еще никто не умирал, и я не понимал до конца, что такое возможно. Мы начинали с чистого листа, решая, что хорошо, а что плохо. И я знал, как поступаю, Авель… но ничего не мог с собой поделать. Ненависть оказалась сильней, и я не нашел в себе сил бороться. Ты был моим испытанием, с которым я не смог справиться. Я думаю, что ты чувствовал это.

– Что на самом деле меня никто не воспринимает всерьез? Что главную роль играл ты? Первенец…. – выплюнул Эйбл. – Да, я чувствовал. Только бревно этого не почувствует. Но для людей всё наоборот.

– Тебя это греет? – брови Кая дрогнули.

– Угу… еще как!

Тот лишь развел руками на это.

– А о крови на моих руках, могу лишь сказать, что цель оправдывает средства, как ни жестоко это звучит. Я знаю, что с таким прошлым я никогда не получу своё прощенье, но не могу иначе. Не могу смотреть, как тьма пожирает эту планету. Так что с моими мотивами всё ясно. – сказал Кай, прищурившись. – А вот твоих мне, извини, не понять. После того, что ты натворил, на что вообще можно рассчитывать?

– Может, я тоже служу сохранению баланса? Может, я даже делаю ту же, что и ты работу? Ведь среди убитых…

– Не продолжай. – оборвал Кай. – Я полагаю, эту пламенную речь ты готовил не для меня.

– И ее бы проняло. – добавил, кивая, Эйбл.

– Не думаю, Авель. Да и ты, если посмотришь правде в глаза, тоже перестанешь так думать. Ты на другой стороне – темной, страшной и безумной, а она лучше, чем привыкла считать….

– Прекратите разговаривать так, как будто меня нет! – крикнула Чарли, и даже громче, чем того требовала ситуация. Может, говорили, конечно, и не о ней, но эта мысль в голову не пришла.

Эйбл и Кай даже в сторону ее не посмотрели, но как-то резко замолчали.

– Но она и не так хороша… – заметил Эйбл через некоторое время.

– Все мы не так хороши. – ответил на это Кай.

– Давай-ка заканчивать этот глупый разговор. Возвращайся к своими делам, а я вернусь к своим.

– Не так быстро, Авель. Не так быстро. – Кай сделал шаг вперед. – Я не позволю тебе уйти отсюда.

– О! – всплеснул Эйбл. – Хочешь убить меня еще разок? Ты же знаешь, это невозможно. Я не могу умереть, впрочем, как и ты.

– Я готов попробовать… – Кай сделал еще шаг. – Не убить… нет. Но остановить.

– Ух ты… серьезные планы, брат. Но и у меня есть свой. – Эйбл сделал шаг к Чарли, сидящей на пластиковом стуле. Словно почувствовав неладное, Кай тоже шагнул к ней.

– Что у тебя на уме?

– У меня? Хм… – его лицо не изменилось, тон тоже, хотя в движениях появилась некоторая готовность. – Хочешь достать меня? Тогда делай это максимально аккуратно, потому что иначе придется пожертвовать юной леди.

– Не смей! – повысил голос Кай и рванул к нему, но Эйбл оказался быстрее.

В один прыжок он достиг ничего не понимающей Чарли, коснулся ее плеча и пропал…. Чарли взвыла и затряслась от напряжения. Шея вздулась, и потекли слезы.

– Прости. – сказал Кай, подлетевший к ней через миг после Эйбла, дотронулся до плеча и тоже исчез.

Чарли заорала во всё горло и свалилась со стула, подняв клуб пыли. Все мышцы напряглись, как будто она пыталась вытолкнуть из себя, по меньшей мере, слона. Ее бросило в холод и трясло, и возило по земле так, что прорвалась футболка, и кожа покрылась ссадинами в считанные секунды. Песок царапал и резал ее, локти моментально стерлись до крови. Ее подбросило в воздухе, и Чарли перекувырнулась, словно дельфин на шоу в дельфинарии… и при этом она постоянно кричала. Кричала столь разрывающее, что не оставляло сомнений по поводу той боли, которую она испытывала. А когда голос сорвался, Чарли сошла на хрип и шипение, уничтожая вконец голосовые связки…. Её мотало из стороны в сторону какой-то неведомой разрывающей силой, и это оказалось так больно… но боль была на каком-то другом уровне. Внутри нее шла битва, грозившая оставить от поля боя одни головешки и превратить сознание Чарли в лопнувший резиновый шарик. Её разрывало на части. Казалось, что тело раздувается, и вот-вот лопнет. Чарли перевернуло на живот и отбросило в сторону… и снова на спину, а потом по той же схеме еще и еще. И всё это время Чарли оставалась в сознании. Таковы правила. Но оно сейчас ничего не решало – оно занимало равную часть с Каем и Эйблом.

В какой-то момент истерзанная Чарли поняла, что не может больше дышать. Она хватала воздух, но тот не проникал дальше полости рта. Закружилась голова, и Чарли поплыла… всё дальше и дальше от этого места. Боль утихала. Всё утихало. Всё замирало.

Слава Богу… – думала она. – Ну Слава Богу.

Последнее, о чем она подумала, прежде чем отключиться, а точнее вспомнила – так это разговор с Дороти тогда на крыше. О самом первобытном страхе, что в конце этой битвы просто наступит темнота, за которой ничего нет. Ты просто погаснешь. Но она так и не успела понять, есть ли ей вообще до этого хоть какое-то дело. Вот и вся штука. Ты просто не успеваешь понять….

Ее тело замерло на горячей сухой земле, по иронии совсем недалеко от подруг. В глазах потемнело, мышцы расслабились, и Чарли отключилась.

* * *

Была неглубокая ночь, и прохладный ветер неприятно касался кожи. Не отпускало ощущение, что ее кто-то качает в детской кроватке или же несет на руках. Мозг постепенно приходил в себя, передавая по цепочке какие-то утерянные или оборванные воспоминания, выкладывая их как мозаику, осознавая каждый подчиненный орган. Было тихо. Чуть слышно похрустывали ветки под ногами несущего, и шумели кроны деревьев. Случайная ночная птица издала свой тревожный зов. Пахло влагой и свежестью. Пахло лесом после дождя.

Наконец, движение прекратилось, и ее бережно опустили на сырую землю. Зябко… и еще этот ветер. Но вскоре, словно бы дуновение тепла достигло лица и рук, и окоченевших ступней. Тепла, которое вскоре превратилось в жар. Слабый треск стал новым звуком – таким уютным и добрым. И когда сознание вернуло себе прежний цвет и форму, Чарли открыла глаза. Сначала таращась во все стороны, пытаясь проморгаться, чтобы избавиться от пелены, а потом уже спокойно обозревая окружающую обстановку.

Всё казалось до боли знакомым – ночь, лес, костер, мягко полыхающий на ветру, подбрасывающий искры, стрекочущий и греющий. Уложенные вокруг бревна – пустые, правда, что взволновало Чарли. Сама же она лежала вблизи от костра и думала, а что если вдруг ветер подует в ее сторону, успеет ли она сгореть дотла, пока кто-нибудь не потушит ее? Тот, кто зажег костер….

– Я прямо за тобой. – сказал тихий обволакивающий знакомый голос, но немного странный… взволнованный, что ли.

Чарли кряхтя села, и далось это нелегко. Мышцы казались дряблыми и тянучими, словно жвачка. Внутри и снаружи всё болело, особенно спина и локти. Чарли поморщилась и вытянула правую руку, еле удерживая ее на весу, и перевернула, чтобы осмотреть локоть. Вопреки ожиданиям, он оставался на месте, но кожа вокруг была изодрана и стерта до мяса. Чарли осмотрела другую руку… то же самое.

– Черт… – прошипела она, с ужасом думая о своей спине.

На ум пришли вестерны, где несчастного (что бы он ни сотворил, сейчас он точно был несчастным) привязывали к лошади и гнали ту во весь опор. А потом в кадр обязательно брали останки привязанного, и если честно, мало, что от него осталось. Так… какой-то красный кусок в оборванных тряпках. Истерзанный, такой же стертый, как и локти Чарли… как, возможно, спина Чарли.

Кай обошел ее и сел на колени совсем рядом.

– Рада видеть тебя живым. – почти шепотом сказала Чарли и улыбнулась. Голосовые связки были сорваны, и на восстановление уйдут месяцы, если не годы.

– Я тебя тоже. – Кай выглядел усталым.

Чарли никогда и подумать не могла, что он может устать. А сейчас устал… правда. Ввалились и без того худые щеки, под глазами синели круги, а сам он казался бледным как привидение. Чарли кивнула, опустив глаза.

– Значит, он мертв? – спросила она, едва шевеля губами.

– Нет. – покачал головой тот. – Его нельзя убить.

Чарли издала какой-то короткий неопределенный смешок.

– Зато меня можно…. Ради чего, вот вопрос?

Кай чуть наклонил голову – получился несколько хищный взгляд. Хотя силы в нем почти не осталось. Он бы и сам с радостью лег на землю, ноги едва держали.

– Нельзя убить зло и нельзя убить добро. Одно не может быть без другого, не мне тебе об этом говорить. Ты и сама всё прекрасно знаешь.

Чарли моргнула в знак согласия.

– Но у него теперь нет силы, и не будет еще долгое время. А, может, он вообще никогда не сможет вернуть то, что имел. Если Бог даст. Не тот, кому он приносил кровавые жертвы, а тот, который испытывал меня, и чье испытание я провалил. Долго сопротивлялся, но провалил.

– Эмоции взяли верх? – пробормотала Чарли.

– Берегись эмоций. – кивнул Кай. – Берегись. Это тяжелое испытание. Монотонное, долгое, повторяющееся, пока что-то не переключится в твоем сознании, и тебе станет действительно всё равно. Но это не безразличие, а состояние близкое к божественному.

– Абсолютная уверенность?

– Да. – Кай снова поднял голову и смотрел теперь сверху вниз. – Или пока ты не сорвешься. Пока не совершишь убийство и тогда будешь проклят. Каиново проклятье… пора называть это так. Мало, кто знает, что именно это значит.

– Проклятье вечно скитаться? – спросила Чарли, наморщив лоб.

– Одиночество. – ответил Каин. – Это как невидимая печать, которую чувствуют люди и держатся подальше. И никто не может причинить вред, потому что каждый, кто только попытается, отхватит вдвое, а задумавший убить – всемеро. Но, тем не менее, начинает развиваться паранойя, потому что ты ждешь удара из-за каждого угла и никогда не расслабляешься. И со временем она достигает невероятных размеров, прибирая к рукам всю оставшуюся рациональность.

– Я знаю, о чем ты… – усмехнулась Чарли и, кряхтя, села поудобней. – У меня тоже были проблемы с этой стервой. Но после встречи с тобой, мы как-то разминулись, оставшись при своих интересах. Но я знаю, как далеко она может завести и что сделать с человеком.

– Так и есть.

– Ну ладно… – Чарли зачесала растрепанные волосы на затылок. – Значит, всё было не зря. И то хорошо. Так что там произошло?

– А ты разве не поняла?

– Только ветер. – покачала головой Чарли. – И куда он дует. Но этого мало. Расскажи.

– Ну что ж, хорошо, если ты хочешь. – утомленно сказал Кай, как будто столкнулся с какой-то неизбежной рутиной. – Я был старшим, он – младшим, родители порхали вокруг него, как заботливые пчелки. Я же просто исполнял роль старшего. Поверь, это тяжело всегда быть вторым. Мы росли, но становилось только хуже. Он провоцировал меня при малейшей возможности, испытывая мое терпение – а у юных оно измеряется миллиметрами. Каждый раз, когда я срывался, мне сильно попадало от родителей. В их глазах, я всегда был виноват, потому что не проявлял достаточной сдержанности. Я же старший и должен вести себя соответственно. Библия почему-то всегда отдает предпочтение младшим братьям… хотя я иногда думаю, что это мой след в истории. А может я просто параноик. Сомнения делают из человека параноика.

Кай вскинул брови и ухмыльнулся, потерявшись на миг в воспоминаниях, отчего эта ухмылка выглядела несколько безумно.

– И я обижался, но потом очень быстро понял правила игры и попытался быть умнее и хитрее. Поначалу получалось, но в этом искусстве Авель преуспел втрое больше. Я даже близко не мог сравниться с ним в ловкости и изворотливости ума. Он всегда знал, как получить то, чего хочет. Я же только бесился, глядя на это. Потом, когда мы достигли определенного возраста, то выбрали себе дело по душе и начали работать. Я стал земледельцем, он – скотоводом. Причем, я не знаю, насколько надо быть слепым, чтобы не заметить явного парадокса в Библии и не задуматься о причинах. Ведь когда Бог изгнал Адама и Еву из Рая, он «проклял человека возделывать землю в поте лица своего и добывать пропитание через тяжкий труд». Я так и делал…. И поверь, нет работы тяжелей, потому что урожай зависит не только от тебя и твоих усилий, но и от обстоятельств, от природы. Но Авель приносил мясо…. Он нарушил ясные предписания, но наказания не последовало. Наоборот, он чувствовал себя любимчиком и всячески подчеркивал свое особое положение. Авель стал высокомерным, он считал земледелие грязной работой. Ему всё доставалось легко, а мне трудно, и здесь внимательный человек сделал бы уже свои выводы, хотя гораздо удобней всё скинуть на зависть. Но я не завидовал своему брату. Я чувствовал обиду – да, но не зависть. Скорее, страх. ведь что-то шло не так, неправильно. Я чувствовал опасность и понимал, что у Авеля есть какая-то цель….

Кай на секунду опустил глаза, и Чарли успела спокойно вздохнуть, потому что находиться постоянно под действием его взгляда, в котором сплетались безвременье и усталость, было очень тяжело.

– И вот однажды он стал говорить мне про жертву…. Мол, Бог хочет, чтобы мы принесли ему жертву. Я подумал – ну ладно – раз Бог хочет. Честно говоря, я никогда не слышал Его голос, и решил, что раз Авелю так повезло, может, парень и не такое дерьмо. В общем, мы сделали алтари, и он возложил на него лучшего из стада ягненка – об этом прямо кричит Библия – а про меня написано, что я принес одну гниль. – усмехнулся Каин. – Но это, конечно, не так. Я принес результаты своего труда. Всё самое лучшее. Хотя идея жертвоприношения мне не близка, потому что Бог – не дьявол, чтобы ему за что-то платить или заключать с ним сделки, скрепленные кровью. Авель же считал иначе.

– Без пролития крови не могло быть прощения грехов? – сощурено вспомнила Чарли, ткнув воздух пальцем. – Вы говорили об этом.

– Да, именно так он и считал. И настаивал, чтобы я смочил в крови ягненка свое приношение. Но я, разумеется, не стал этого делать, за что в Библии на меня навешали кучу ярлыков. Что я не подчинился, что я не боялся Бога…. – развел руками тот. – Мы подожгли подношения, и дым, что шел от костра Авеля, действительно стоял столбом, а мой – стелился от сильного ветра, который едва позволял огню разгореться. Ты бы видела торжество на его озаренном лице, и непонимание на моем. Он рассказал об этом всем… вообще всем. Как Господь презрел на его жертву, а на Каина не презрел. Мне было тяжело в тот год. Все тыкали на меня пальцем… и честно говоря, я понятия не имел, что значил тот дым. Я сильно сомневался в правильности своих суждений, а ко всему прочему, еще и не собрал ни одного урожая в тот год. С погодой было, как всегда, да и я работал, не покладая рук, но ничего не получалось. Так что я практически сидел на его шее, а Авель только посмеивался и напоминал… напоминал, как я отказался вымазать кровью свои подношения, и как Бог наказал меня за это. Он совершенно помешался, и меня это тихо добивало. Что-то в нем пугало… но раздражало куда сильней. И в итоге я не сдержался. Убивать его я, конечно, не собирался, хотел только поговорить…. И однажды позвал его в поле, потому что мне казалось, что он как-то причастен к моим бедам. Я спросил, но он раскричался опять про мое несмирение, про гордыню, упрямство, про тот случай с жертвоприношением. И я понял, что если и мог когда-то повлиять на него, то больше не сумею. Никогда. Он зависел от чего-то другого… от кого-то, кому приносил эти жертвы, и хотел, чтобы и я приносил тоже. От кого-то, кто сделал мою землю бесплодной. И я был так зол, что даже на какой-то момент усомнился вообще во всем, что знал и во что верил. Я подумал, ну что ж, раз Богу угодны кровавые жертвы…. И я поднял камень с земли и бросил. Мы стояли довольно далеко друг от друга, но я попал. Прямо в висок. Это очень странно, как будто кто-то действует твоей рукой, когда глаза слепы от ярости. Умеешь – не умеешь… но ты всегда попадаешь. Была одна женщина, которая от ярости метнула нож в своего мужа – обычный кухонный нож – и попала. Никакого баланса, да и она сама понятия не имела, что может это сделать, но, тем не менее, попала. Лезвие вошло точно в грудину. Наверное, это желание попасть… – чуть улыбнулся Кай. – Потом я похоронил брата, но земля словно отказывалась его принять. Я ведь был первым, кто хоронил кого-то.

– Ты признался? – спросила Чарли, избегая пристального взгляда, который не могла долго выдерживать. А еще она задумалась о возрасте Кая, совершенно не поддающемуся вычислениям.

– Не сразу…. – покачал головой тот. – Я был напуган. В ужасе от содеянного. И когда меня спрашивали, я довольно грубо реагировал, что не сторож моему брату. Позже, как ты знаешь, эта фраза вошла в Библию, но только не Богу я ее сказал, а тем, кто спрашивал меня об Авеле. Мне словно давили на больную мозоль снова и снова. Я понял, что совершил и что не смогу с этим жить, как опрометчиво полагал до этого. Чувство вины не отпускало меня, разъедало, уничтожало. И вот тогда я признался, и был изгнан за это на Восток.

– А как же проклятье? – не поняла Чарли.

– Что проклятье?

– Как ты понял, что проклят? Глас Божий?

– Нет, Чарли. Между Богом и человеком никогда не было прямого контакта – ни тогда, ни сейчас. Может, мои родители и были посвящены в великую тайну, а кто он вообще такой, но молчали, словно бы не имели права ее разглашать…. Прошло столько лет, и я даже не помню, как они выглядели. – удрученно заметил Кай. – Может, их изгнали откуда-то, а может, и нет, я не знаю. Но, на мой взгляд, Древо Познания – слишком явный политический символ, слишком назидательный и книжный.

Он замолчал, и Чарли подумала, что так и не услышит ответа на свой вопрос, но вопреки ожиданиям Кай продолжил.

– Я закопал брата на пшеничном поле и на следующий день после этого нашел там мертвого ворона, лежащего вверх лапками. Я убрал его, но после этого каждый день находил мертвую птицу на могиле Авеля. На девятый день я увидел там человека, чьи руки были скрыты перчатками, и он сказал, что я проклят и объяснил суть этого проклятья. Это был ангел Смерти – порог, которого мне никогда не переступить. А когда он ушел, дохлый ворон, что лежал на могиле Авеля, встрепенулся и улетел. Так я узнал, что проклят, Чарли, и признался в совершенном в тот же день. И те, кто встречались мне на пути, чувствовали мое проклятие и шарахались, словно это заразно, как и отец, как и мать. Хотя мама боролась с этим ощущением, как никто другой. Она очень любила меня…. На мне будто была невидимая печать. Каинова печать. Но я всё равно вырезал это, потому что хотел убедиться….

С этими словами Кай стянул футболку, оголив мускулистый жилистый торс, испещренный множеством шрамов. На груди был вырезан глубокий равнолучевой крест, такой белесый и вспухший… как будто Кай пытался добраться до своего сердца.

– Боже… – охнула Чарли и покраснела, представив, как молодой перепуганный парень со всклокоченными волосами похожий на безумца, возможно, даже плачущий, сидит под каким-нибудь деревом и трясущейся рукой вырезает вот этот вот знак… а может, и впрямь пытается вырезать собственное сердце, чтобы проверить – настолько ли он бессмертен на самом деле? Кровь стекает по его телу, пачкая и без того грязную одежду.

– А что на Востоке, куда тебя сослали? – быстро спросила Чарли, желая, чтобы он поскорей надел свою футболку, прекратив нескончаемый поток ужасных картин в ее голове.

– Проклятые земли. – ответил тот, одевая футболку. – Но об этом я тебе рассказать ничего не могу.

Чарли вздохнула и подняла глаза к небу, пытаясь собраться с мыслями. Оно порозовело, занимался рассвет. Новый день… еще один новый день. Пальцы наткнулись на преграду – плоский гладкий предмет. Ее блокнот с голубой розой лежал на земле рядом с ней.

– Он спас меня. – задумчиво сказала Чарли и взяла его в руки. – И Сибилл оказалась не промах. Как тебе удалось отправить её в чужое сознание?

– Она телепат.

Чарли изумленно раскрыла рот. Женщина, к которой они все относились свысока, спасла её, а еще ко всему прочему оказалась чуть ли не единственной, кто мог это сделать. Недооценивать людей плохо.

– И что теперь? – спросила она через минуту.

– Ничего. Я буду продолжать то, что делал до этого, а ты вернешься домой к своей жизни. Как я и обещал, она станет прежней, и тебя никто не потревожит. Начинается двадцать первое августа, я больше не держу тебя. – довольно равнодушно сказал Кай.

Чарли сощурилась и подалась вперед.

– После всего, что произошло я уже никогда не смогу вернуться к прежней жизни.

– Но и здесь ты больше не можешь оставаться. – ответил тот.

– Подожди-подожди… – она замотала головой. – Но ведь вы с братом обо мне говорили? И я так поняла, что представляю из себя что-то большее, нежели фигурку на поле, которую не хочется проигрывать.

– Я помню. – вздохнул Кай и посмотрел на нее с сожалением. – Но мы говорили не о тебе, а о Кейси…

Сердце Чарли ухнуло вниз.

– Как о Кейси? А Эйбл-то здесь причем?

– При том, что это он рассказал ей об убийстве её дочери.

– Постой-постой… – Чарли выставила ладони вперед. – Но ты же сказал, что это была твоя работа? Ты спасал хорошего человека….

– Я соврал. – коротко улыбнулся тот.

Смерив его взглядом полным злости и обиды, Чарли, кряхтя, поднялась на ноги. Всё тело ныло, но слова Каина могли посоперничать по силе поражения с каждой из ее ран. Это оказалось больнее.

– Может тогда ей стоило выполнить всю эту работу?

– Риск слишком большой. – бросил прямо в лоб Кай, и Чарли отшатнулась от него. – Да и потом, ей нельзя находиться рядом со мной.

У Чарли затряслись руки.

– А мной, значит, рисковать можно?.. Кто она тебе? – дрогнувшим и каким-то спёртым голосом спросила она.

– Зачем тебе? – Кай как будто игнорировал состояние Чарли.

– Имею право знать! – прошипела та и сверкнула глазами.

– Ладно… – развел руками тот. – Впервые мы встретились очень давно. Она была единственной, кого не отпугивала моя печать. Но на нее моё проклятье не распространялось, хотя и немного продлевало жизнь. Она неизбежно умирала, а я находил её каждый новый жизненный цикл. Но я не могу приближаться.

– Отчего же? – спросила Чарли, плохо справляясь с нервной дрожью.

– Я плохо на нее влияю. – ответил тот. – Она становится жестокой, опасной. Она начинает сходить с ума. Может, это её проклятье за то, что не отвернулась от меня. Когда я это понял, то перестал искать встречи, а лишь наблюдал со стороны и помогал справляться с собой. Всегда есть люди, которые очень сильно раздражают, и ты должна помнить, что они появляются неслучайно. Борись изо всех сил, люби их, потому что даже самый небольшой всплеск ярости может повлечь за собой жуткое проклятье без права на прощение.

– А чего ты мне-то всё это говоришь? – с ненавистью бросила Чарли. – Ей и скажи!

Кай опустил глаза. Впервые по его бесстрастному лицу можно было судить, что ему неприятно.

– Ладно… мне всё ясно. – понурила голову та. – Я хочу уйти.

– Я провожу. – сказал он тихо. – Хотя можешь вернуться сперва в отель и отдохнуть. Вещи соберешь, силы восстановишь. А карточку оставь себе.

Чарли озарила совершенно безумная ухмылка.

– Расплатился, значит?

– Понимай, как хочешь.

Та испепеляла его не моргающим взглядом, явно позаимствованным у Авеля.

– Да нет уж, спасибо. Мы сделаем по-другому, потому что я ни минуты больше не хочу здесь оставаться. И ни в какой отель я не вернусь. Поэтому… я сейчас просто пойду, и ты уж постарайся, чтобы я вышла на дорогу, ладно? Там меня уже будет ждать машина, в которую я сяду и в полной тишине доеду прямо до дома. А потом мне привезут мои вещи. Аккуратно соберут и привезут. Уловил мою мысль?

С Чарли сейчас было бесполезно спорить. При свете луны она с остекленевшими выпученными глазищами и застывшим на молочного цвета лице оскалом выглядела зловещей. Она достигла того состояния, когда могла стать опасной для любого и не обязательно физически. Чарли умела причинить боль человеку, что непременно сделало бы ее фавориткой в коллекции Авеля….

– Да. – ответил Каин. – Уловил.

Чарли пренебрежительно фыркнула, круто развернувшись, и широким шагом ушла в чащу, нисколько не сомневаясь, что все ее требования будут исполнены. У нее всё болело, но превозмочь физическую боль куда проще, чем душевную.

Сидящий на коленях у тлеющего костра Каин смотрел ей в след. Лицо не было окрашено никакими эмоциями, потому что за столько лет краска просто выцвела, однако, несмотря на это, он казался глубоко подавленным. Жизнь фиговая штука, если живешь фигово. Так говорят….

Сквозь верхушки деревьев пробивалось поднимающееся солнце, окрашивая лес в раннее утро. Пели птицы. Начинался новый день. Еще один новый день из миллиарда новых дней. Каин опустил голову.

* * *

Всё вышло именно так, как потребовала Чарли. Просто. Всё было предельно просто, но только не на душе. Ощущение использованности неминуемо нарастало. Как замызганный презерватив, выкинутый неряхой на асфальт. Но она держалась… держалась долго. Пока шла по лесу, не подпуская мысли. Держалась в машине, даже не глядя на отсутствующее лицо водителя, и не запомнив ни цвета, ни модели. Не заметила. И только оказавшись дома… хотя нет, ком подкатил уже, когда Чарли проезжала по родной улице, на которой не была сто миллионов лет и уже не надеялась побывать. Но она подавила его. И лишь открыв дверь запасным ключом, который всегда лежал под каменной садовой гаргульей, жившей под вишней, и, наконец, слава Богу, оказавшись дома, Чарли расслабилась. Захлопнула за собой мир, как будто сорвав невидимую печать, сдавившую горло, словно ненавистный галстук, и рухнула на пол прямо в коридоре. Рухнула плашмя, как будто кто-то выстрелил в спину, а потом выдохнула. Казалось, что весь этот путь Чарли проделала на единственном вдохе, который застрял куском мяса где-то посредине и ни туда, ни сюда. Только здесь на полу ее дома, он куда-то исчез, растворился.

Чарли перевернулась на спину и закрыла лицо руками. Она не плакала, но страдала. А слезы не шли… наверное, Дороти забрала их с собой в страну Оз. Ей было плохо. Очень плохо. Мир рушился, и Чарли почувствовала это только сейчас. Очень ярко и четко. И впереди ее не ждало ничего хорошего, потому что нельзя как ни в чем не бывало зажить по-старому… это словно бросить зверя, выращенного в неволе, обратно в клетку после того, как тот пожил на родине и прочно вписался в стаю. Жестоко. Сейчас Чарли бы с удовольствием сыграла на стороне Авеля, лишь бы не возвращаться в старую жизнь, к которой так быстро прирастаешь. Пусть будет хаос, и останутся одни отбросы, как и сама Чарли. Пусть планета сожрет себя, в ней больше нет пользы. Именно сейчас, будь Эйбл здесь, она бы стала его солдатиком, не задумываясь. Он сказал ей тогда в больнице, что Чарли еще не готова сделать всё, что тот попросит… интересно, что бы он сказал теперь? И не надо никакой рыбы, не надо водителей со стеклянными глазами. Всего этого просто не надо. Достаточно знать, против кого он играет…. Достаточно только сказать: «Эй, Чарли, давай устроим конец света!», и та бы ответила: «Давай!».

Но зачем Авелю всё это? Может, он хотел посмотреть Богу в глаза? Может, он до сих пор надеялся увидеть именно того, кто так ему благоволил? А может, на самом деле устал? Устал настолько, что ему теперь всё равно, что случится дальше, и будут ли его судить. Настолько, что просто хочет закрыть глаза и не жить. И у него нет никаких самых последних надежд, потому что ему и впрямь плевать, что будет потом и будет ли что-то вообще. Кто знает, может, так оно и есть?

Чарли пролежала без движения около четырех часов, хотя внутри нее шла Третья Мировая – кричали, дрались, разрывали на части. Казалось, что ничего на самом деле не было. Словно, оказавшись в своем доме, ткань привычной реальности восстановилась, и всё, что осталось за ее пределами больше не имело никакой силы. Может, с кем-то другим? Но уж точно не с Шарлин, которая совсем скоро и за порог-то перестанет выходить. Какие там приключения! А синяки и ссадины – ну с кем не бывает? Подумаешь, упала….

Чарли закусила щеку и поднялась с пола. Остается только дождаться багажа и тогда можно будет всецело уверовать в старые мантры. И это не будет сложно. Она, пошатываясь, будто спросонья, поплелась к телефону, но на автоответчике не было ни единого сообщения. О Чарли никто даже не вспомнил.

И что теперь? – подумала она. – Просто жить? Стереть из памяти последние полтора месяца?

А есть другой выход? Чарли посмотрела на каминные часы – половина одиннадцатого. Вспомнить бы еще, какой сегодня день…. В любом случае она никогда не принимала пациентов раньше трех из-за проблем со сном. Интересно, придет ли к ней сегодня кто-нибудь? Наверняка….

Грядущий день разлился перед Чарли непроходимым и дурно пахнущим болотом, и она даже мысли в голове не держала о том, чтобы сидеть на его берегу и смотреть. Она просто этого не вынесет. И тогда Чарли пошла в душ, но смогла лишь обтереться, потому что едва теплые струи воды коснулись ее израненной кожи, она закричала от боли. Изодранную в клочья одежду она с неприязнью бросила в черный мусорный пакет. Но прежде чем выйти на улицу, сделала еще кое-что… взяла кухонный нож, которым обычно разделывала рыбу, и заткнула за пояс джинсов, прикрыв свободной футболкой.

Чарли не знала, куда идет, полностью доверившись своим ногам. Улицы, переулки, магазины – всё казалось таким родным, но почему-то не спасало, а напротив, как-то болезненно не принимало её обратно. Отвергало, словно Чарли заразилась проклятием и теперь стала меченой, стала чужой. Я справлюсь… – неуверенно убеждала себя она сквозь пелену притупленного сознания. – Пройдет время и всё будет как прежде. А ноги тем временем продолжали выбирать путь, точно зная, куда идти.

Как и в Пределах, люди странно смотрели на нее, и ощущение, что они шарахаются, не покидало – словно от иностранки с фотоаппаратом в стране, где иностранцев быть не может даже гипотетически. Не с любопытством, а с высокомерным непониманием смотрят на таких людей. Или так только казалось? Но Чарли действительно чувствовала себя чужой для остального мира, изгнанницей.

Наконец, она остановилась. Весь этот путь она проделала без твердого знания, куда и зачем, а просто потому что надо, и сейчас откровение, снизошедшее на нее, заставило сердце сжаться. Здание дома для престарелых, где главным образом содержались больные Альцгеймером и деменцией, высилось за витиеватым забором. Чарли подошла вплотную и вжалась лицом между чугунными прутьями. После предыдущего налета они скорей всего удвоили охрану, хотя что это изменит? Чарли всю жизнь боялась сойти с ума, но теперь, похоже, бояться было больше нечего. Свершилось….

А как это? – думала она. – Как они делают это? Просто заходят внутрь и начинают стрелять?

Интересно, как далеко ей позволят зайти, прежде чем схватить за руку или убить?

– Убить… – Чарли кивнула сама себе, но разве не за этим она пришла – чтобы довести всё до крайней точки.

Каин ведь ясно дал понять, что если она перейдет на другую сторону, он её убьет…. Или можно вернуться сейчас домой и дождаться пациентов, чтобы начать всё делать так, как хотел от нее Авель? Сможет ли она уничтожить собственную душу, чтобы привлечь к себе внимание человека, который просто выбросил ее в мусор? Но было что-то еще, кроме обиды. В Чарли действительно нарастало ощущение, что она может войти сейчас в пансион и достать нож. Она вспомнила, с какой легкостью убила Ричардса дважды…. Кто она теперь? Или кем была всё это время, не зная? Может, её страхи, неврозы, панические атаки – это всего лишь гарантия безопасности мира от Чарли?

Она цыкнула от боли и разжала ладони. На пальцах остались глубокие побелевшие вмятины, испещренные кое-где лопнувшими сосудами – так сильно она сжала прутья. Так сильна оказалась идея сорваться.

Нет, правда, почему бы не сделать что-то плохое? Почему бы не поступить с миром так же? Зуб за зуб…. Ведь иначе всё как-то бессмысленно. Как-то не по правилам. Прежде Чарли никогда не чувствовала, что мир к ней несправедлив, а теперь у нее открылись глаза, как будто то, что она считала справедливостью, оказалось простым следованием правилам… какой-то обычной расстановкой вещей. Чарли опустила голову и навалилась плечом на прутья. А не так ли получаются убийцы из обманутых неудачников? Из обозлившихся слабаков? Почему бы Чарли не превратиться в такого, чтобы сыграть финальные аккорды песни, слов которой она так и не разобрала… и уж тем более не поняла смысл.

– Дело дрянь… – пробормотала она себе под нос.

– Не преувеличивай. – сказал женский голос за спиной.

Чарли резко обернулась, столкнувшись лицом к лицу с Кейси Парсон, которую уже и не надеялась увидеть в этой жизни. Прямо за ней был припаркован черный глянцевый Шевроле Стингрэй только с конвейера.

Она осталась всё той же интересной черноволосой женщиной с заостренными чертами лица, только тяжелое бремя, отпустило ее, и отпечаток горя постепенно сходил на «нет». Она выглядела свободной, как ветер в ее волосах. На ней было легкое платье в мелкий голубой цветочек, высокие сандалии и потертая джинсовка. Кейси казалась совсем другой – прекрасной и сильной, как воительница из древних мифов. Но Чарли это оптимизма не прибавило, а наоборот, уменьшило ее в размерах и разозлило.

– Кейси. – сухо поприветствовала она, и та загадочно улыбнулась.

– Меня предупредили, что ты мне не обрадуешься.

– Кто предупредил? – спросила Чарли, чье сердце гулко застучало, но та лишь покачала головой, прикрыв глаза.

– Не здесь. – Кейси кивнула на свой Шевроле.

Чарли пожала плечами, неосознанно коснувшись ручки ножа через футболку, и безразлично сказала:

– Ладно.

Они подошли к этой глянцевой черной красавице, глядя на которую, обычно можно замечтаться о водителе, и сели. Кейси – на водительское сиденье, Чарли – на пассажирское. Странно, но из динамиков магнитолы доносился томный голос Джули Лондон, навевая совершенно дикую ностальгию и неотъемлемо следующую за ней боль. Поплачь обо мне, попла-а-ачь обо мне, а я поплачу о тебе. Дороти из страны Оз. Когда-то ей хватило одной этой песни на то, чтобы совершить убийство….

– Ну так что? – спросила нетерпеливо Чарли, опасаясь ответа.

Кейси шумно выдохнула.

– Слушай… я на самом деле понятия не имею, поймешь ты меня или нет, но ты помогла мне, и я просто пытаюсь ответить тем же. Вот и всё. Ведь чьи бы ты там приказы не выполняла, меня спасла именно ты… поэтому я скажу то, что должна, а ты уж, пожалуйста, просто выслушай. Ладно? Я лишь посол доброй воли, и не более чем.

Чарли мотнула головой, словно пытаясь привести мысли в порядок. Чем, интересно, она собирается помочь?.. – хищно подумала та. Убедить её не творить безумие? Кто-то же должен был прийти и остановить Чарли вовремя? Предупредить, пока еще не слишком поздно.

– Продолжай… – лениво попросила она.

– В общем, когда мы расстались в тот день, и я пошла по дороге, не зная, куда и зачем – мне надо было подумать и решить, как жить дальше. Может, часа три шла, а может, и больше. В любом случае совсем стемнело, и я так думаю, что смогла бы идти всю ночь, если бы меня не нагнал Шелби. – она повернулась к Чарли и пристально посмотрела. – И я поначалу даже подумала, что ты всё-таки отослала этого парня, чтобы он подвез меня до дома. Но там сидел совсем другой парень – не тот безликий, которого я бы ни за что не узнала, если б встретила. Этот меня потряс, Чарли, и я не смогла ему отказать, когда он попросил сесть в машину. Я буквально не могла оторвать от него глаз… всё смотрела и смотрела. Он показался мне таким красивым, но и пугающим в то же время.

– Надо же… – фыркнула Чарли. – В дурацкой футболке AC/DC, небось?

Кейси непонимающе покачала головой.

– Я, признаться, даже не помню, в чем он был одет. Только одна деталь мне запала в память, помимо его глаз – кожаные перчатки на руках, при такой-то жаре.

– Перчатки? – не поняла Шарлин и глубоко задумалась. Что-то в ее памяти отозвалось отдаленным эхом на эту деталь.

– Да, представь себе. – закивала Кейси. – Иногда я жалею, что не умею рисовать…. Хотя знаешь, мне кажется, что ни один художник не смог бы передать то, что я увидела в его глазах. Я не замечала, ничего вокруг. Он не из нашего мира, Чарли. Понимаешь, о чем я?

– Да, наверное. – с неохотой ответила та, будучи по-прежнему уверенной, что разговор о Кае. – Так к чему ты ведешь?

– Он мне кое-что сказал… – поспешила продолжить Кейси. – Что двадцать первого августа ровно в четверть двенадцатого я должна припарковаться в этом самом месте и передать тебе, что Каин тебя обманул. Хотел обезопасить, поэтому обманул. Разговор шел только о тебе.

Чарли закрыла рот рукой, чтобы подавить возглас. Адреналин поднялся атомным грибом внутри нее, разрывая на куски, разбиваясь гигантскими волнами о грудную клетку.

– Что-нибудь еще? – спросила она, пытаясь говорить спокойно.

– Слава Богу, ты все поняла! – воскликнула облегченно Кейси. – А то я думала, что ты посмотришь на меня как на ненормальную и не захочешь слушать.

– Нет-нет, ты попала абсолютно в точку. – поспешила заверить Чарли. – Так есть у тебя еще что-нибудь?

– Он сказал, что теперь вам нельзя оставаться врозь, потому что ты можешь выбрать не ту сторону… или что-то типа этого. – покачала головой Кейси, наморщив лоб. – Ты можешь сделать что-то плохое.

Она боялась сморозить чепуху, но Чарли спокойно кивала, опустив глаза.

– Теперь я должна отвезти тебя на то место, где мы с тобой расстались. Тот человек сказал, я пойму, где остановиться. – улыбнулась Кейси. – А я склонна ему верить. Ты готова, Чарли?

Та посмотрела на нее в ответ широкими счастливыми глазами, чувствуя, что разговор идет не о поездке, а о жизни вообще. Готова ли она изменить её на сто восемьдесят градусов? Вот как стоял этот вопрос, но Чарли знала на него ответ и уже довольно давно.

– Да я готова, Кейси. – ответила она, заговорщически улыбаясь, и в глазах весело заплясали искорки.

Кейси ответила ей такой же улыбкой и нажала на педаль газа. Взвизгнув, черный Стингрэй сорвался с места и уже совсем скоро исчез за поворотом. Машина не для глаз, машина для полета. В ней приятно проводить время, чувствовать себя свободным. Наверное, Кейси поэтому и купила ее. Джули Лондон бодро сменил Барри Манилоу со своим новым хитом, вызывающим щемящую радость внутри. Я не могу-у улыба-аться без тебя-я. Они обе стали подпевать, смеясь и чувствуя странное родство между собой. Чарли заплакала. Не так, чтобы заметно, просто глаза покраснели, и слезы скатились по щекам. Она незаметно смахнула их. Эмоции переполняли, и в них больше не было и привкуса горечи. Всё встало на свои места. Еще одно чудо. И Чарли бы записала это в свой черный блокнот с голубой плетистой розой, но он остался лежать у костра. Ну что ж, у нее еще будет возможность сделать запись. Да и что, в конце концов, не чудо в этом неласковом мире?

Глянцевый черный Стингрэй покинул черту города. Словно дикий необузданный конь, он пустился по платной магистрали во весь опор, и другие водители не могли оторвать глаз от этой машины и от сидящих в ней. Они смотрели и думали, что нет на свете людей свободней, чем эти женщины в черном Шеви.