В Прибрежной усадьбе проясняются некоторые загадочные истории. Господин Белопуз открывает свою пеструю дорожную сумку. Кот Рамапура улыбается. «Добрый вечер, господин Вильгельм Крогманн». Непредвиденный ужин. Белопуз разражается непривычным смехом. Одноглазый Сильвер охлаждается под проливным дождем. Подкидной дурак. «Этот человек — Косолапый Джек!» Какие были времена, какие корабли, какие люди. Несколько слов о бороде. Йо-хо-хо и бутылка рому.

Белопуз с Рамапурой возвратились с пляжа. Он хорошо искупался и шубку кота тоже побрызгал водой, и, несмотря на духоту и жару, оба были бодры и веселы.

Прежде чем вступить на крыльцо, Белопуз привык приветствовать Мику-Паку ласковым словом. Но на этот раз он увидел у крыльца вместо Мику-Паки только измятую траву.

Белопуза очень удивила пробудившаяся у Мику-Паки любовь поваляться на травке, но еще больше удивило его исчезновение лошадки. Белопуз обошел вокруг дома, но нигде не обнаружил лошадки, однако заметил, что гамак, который он утром повесил по просьбе девицы Кристины, тоже исчез. Он еще раз обошел вокруг дома, прошелся по саду, но умнее не стал. Наоборот — у него вдруг зашумело в ушах от непривычной тишины.

Прибрежная усадьба словно вымерла.

Белопуз покачал головой и поднялся на крыльцо. У него было предчувствие, что и дома он не встретит ни души. У входа на свою половину он остановился как вкопанный.

Такая вывеска красовалась на двери в комнату Белопуза.

Белопуз уставился на вывеску, и на лице его застыло довольно глупое выражение. Но тут, кажется, он что-то вспомнил. И вдруг расхохотался. Он прямо затрясся от смеха.

— Ах вот как? — воскликнул он, заливаясь смехом. — Ах вот как! Ах вот как! Тысяча чертей!

И вдруг снова стал серьезным. Он обрыскал весь дом, заглянул даже на чердак, и на переносице у него показалась морщинка.

— Ах вот как? — пробормотал он и сел на крыльцо. Здесь он всегда сидел в свободные минуты и беседовал с Мику-Пакой и самим собой.

Белопуз задумчиво сидел на крыльце.

— Видишь ли, Мику, — наконец сказал он и по привычке поднял глаза на лошадку. Но, как мы знаем, место ее было пусто.

— Ах вот как? — смущенно пробормотал Белопуз, и морщинка на его переносице стала еще глубже. — Вот ведь какое дело. А я-то думал, что ты нуждаешься в моем обществе, но выходит наоборот… Н-да! — вздохнул он.

В дверях появился кот Рамапура, выгнул спину, потерся об локоть Белопуза и прыгнул к нему на колени.

Потом он потерся о нос хозяина, положил передние лапки ему на руку и устроился поудобнее. До слуха Белопуза донеслось нежное мурлыканье.

Хозяин задумчиво почесывал у кота за ухом.

— Вильгельм Крогманн… Вильгельм Крогманн… — Гамбург, Гольштейн, Ганновер… и это самое… — задумчиво бормотал он, — ну, все это я понимаю. Это-то я понимаю, но…

И выдохнув, заключил:

— Тяжело, когда приходится выступать инкогнито, но в тысячу раз тяжелее, когда приходится делать это под одной крышей со стариной Одноглазым Сильвером…

Кот Рамапура уткнулся носом в лапки. Его мурлыканье постепенно перешло в сонное посапывание.

Белопуз сидел на крыльце и задумчиво молчал, а вокруг было пусто и одиноко.

— Послушай, Рамапура! — вдруг сказал Белопуз, и морщинка на его переносице разгладилась. — Тысяча чертей — ведь это здорово дельная мысль!.. Если они все разом покинули усадьбу, то что же мы-то?.. К тому же мы с тобой уже давно вынашивали этот план, не так ли?

Белопуз снял с колен кота, встал и торопливо принялся укладывать свой рюкзак. Они были уже совсем готовы в дорогу, когда Белопуз вдруг остановился на крыльце и задумался.

— Ах вот как? — пробормотал он. — Ах вот как!.. Н-да… Ну, в конце концов, раз уж выдался такой… странный день, то… Ну, тысяча чертей, будь что будет!

Он вернулся в дом и развязал свой пестрый дорожный мешок.

С неба донесся грохот, словно там работала кузница. Небо на западе потемнело, как сковородка. Ветра еще не было, но море вдали, у горизонта уже угрожающе шумело, и на берег набегали пенистые волны.

— Тысяча чертей! — воскликнул Белопуз и взял кота на руки. — Сегодня, Песик, разверзнутся хляби небесные.

Он громко засмеялся, и его облик отразил неудержимое желание обнять весь мир.

Над морем пронесся ветер. Волна окатила ноги Белопуза, и водяные брызги окропили усы Рамапуры. Кот заерзал, потом взобрался на плечо хозяина, но и это место ему не понравилось и он устроился на завязках рюкзака. Свесив лапы через плечо хозяина, он уткнулся мордочкой ему в шею. В глазах кота появился красноватый блеск.

— Ах вот как? — засмеялся Белопуз. — Ах вот как! Ну, прекрасно! Но видишь ли, Рамапура, я просто не могу, чтобы разок не попытаться!.. — Он взялся за спиннинг. — Всего несколько бросков, котик-котофей, всего несколько бросков!

Но несколько бросков Белопуза превратились в два десятка и более.

Надевая на крючок четвертую наживку, он на всякий случай оглянулся.

— Ах ты преисподняя! — воскликнул он. — Теперь, мой Рама-золотко, возьмем руки в ноги! — И он так и поступил, но лишь после того, как… насадил на крючок еще одну наживку.

Белопузу было не до красот Белокаменного острова — в первом более или менее подходящем месте он принялся ставить палатку.

Иссиня-черная туча уже закрыла солнце. Вокруг потемнело. Резкий порыв ветра пронесся над островом.

Но Белопуз уже поставил палатку. Кот Рамапура уютно устроился у входа и стал умываться.

Небо грозно хмурилось, но гроза еще не разразилась. Ветер затих, и воздух был по-прежнему душным и раскаленным, как в печке.

— Ох, как подло она нас обманула, Рамапура! — вздохнул Белопуз, глядя на небо. — Мы могли бы вытащить по меньшей мере еще одну щуку. — Н-да!.. Но в общем-то, Рама-пес, нам с тобой не на что жаловаться, не так ли? Давай-ка лучше попробуем, если успеем, разжечь костерик, на радость глазу и для согревания души.

Если бы Белопуз не поленился повнимательнее оглядеться по сторонам, то он заметил бы, что шагах в ста от них уже горел костер. Одноглазый Сильвер, Катрианна и Мальвина уже давно сидели у пылающего костра и пили горячий чай. Несколько поодаль, подчеркнуто обособленно, с кружкой чая в руках сидела похищенная девица Кристина, а на гребне палатки хрустел куском сахара попугай Плинт.

У костра царила тишина. Шумные двойняшки Лика и Вика вновь переквалифицировались в подзорную трубу, а Катрианна и Мальвина, сдвинув головы, болтали и даже хихикали шепотом. Белокаменный остров и предгрозовое небо словно бы заворожили всех. Девица Кристина выплакалась и разговаривала, скривив рот и сверкая глазами, но такая манера, конечно, никого не могла привлечь, и поэтому у нее не было собеседников, так что в конце концов и она умолкла, ушла в себя, и теплый отсвет костра смягчил ее суровость. А страшный пират курил одну сигарету за другой и обдумывал какие-то свои планы.

Страшный пират не сразу заметил дым от костра Белопуза. Но заметив, сразу вскочил. Попугай Плинт, словно только этого и ждал, тотчас взлетел на шляпу Одноглазого Сильвера.

— Гм-м, — промычал страшный пират и почесал затылок. — Если вдруг пойдет дождь — залезайте в палатку! — сказал он сидевшим у костра.

— А ты? — спросила Катрианна.

— А я… г-м-м… пойду посмотрю, не найдется ли чего посолиднее в костер подбросить.

Он пошел, разумеется, в противоположную от чужого костра сторону и, разумеется, остался очень доволен своей хитростью.

Сделав порядочный круг, он стал пробираться по направлению к чужому костру. Когда костер был уже ясно виден, рука страшного пирата невольно поднялась к затылку.

Попугай Плинт крякнул. Одноглазый Сильвер быстро снял его со шляпы, погрозил пальцем и сунул птицу в карман.

Кот Рамапура на кряканье попугая поднял было голову, прислушался, но вскоре успокоился. Белопуз отломил кусок рыбы и протянул коту. Тот с удовольствием поел из рук хозяина. Лишь после этого и сам хозяин позволил себе полакомиться рыбой. Аппетитный запах рыбы щекотал ноздри страшного разбойника.

Одноглазый Сильвер наблюдал эту идиллию у костра с большим удивлением. Во всяком случае, здесь было все, что угодно, кроме того, чего он ожидал. Напряженная работа мысли заставила пирата нахмуриться.

Но мало-помалу его лицо прояснилось. Ведь события развертывались сверх всяких ожиданий.

Замечательно — выкуп за девицу Кристину как по заказу, без лишних хлопот, сам шел к нему в руки.

Одноглазый Сильвер кашлянул.

Белопуз обернулся. По его лицу было видно, что и он был не менее поражен такой встречей.

— Добрый вечер, уважаемый господин… — сказал Одноглазый Сильвер и после внушительной паузы злорадно и подчеркнуто добавил: —… господин Вильгельм Крогманн!

Белопуз безмолвствовал.

— Ах вот как? — наконец оглянулся он. — Ах, вот как! Да-да! Ну, тобрый фечер! Какой… приятный встреча! Но, пожалуйста, садитесь, Одноглазый Сильвер, будьте моим гостем! Да-да. — Он поспешно встал и пододвинул к костру камни. — Но, пошалуста, только сидите!.. У нас мягкая мебель и все прочее!

Одноглазый Сильвер вытащил из кармана попугая и сел. Его единственный глаз поблескивал несколько иронически и вообще весь его облик чем-то напоминал самоуверенного игрока, у которого на руках хорошие козыри. Попугай Плинт, взъерошенный и сердитый, залез на шляпу страшного пирата, воззрился оттуда на Рамапуру и зашипел.

— Рра-мапур-ра! Рра-ма-пур-ра! — ругался он. — Пр-ре-исподняя! Пр-реисподняя, Сильвер, компресс, компресс!

— Мой песик, я вижу, беспокоит ваш маленький друг! — улыбнулся Белопуз, он же Вильгельм Крогманн.

— Да-а, — кивнул Одноглазый Сильвер. И добавил доверительно: — Он, видите ли, терпеть не может… кошек!

На Белопуза напал приступ кашля. Не дожидаясь, пока он пройдет, Белопуз наклонился к костру. Из-под углей он вытащил пакетик, завернутый в пергамент. Когда он снял пергамент, страшный пират невольно проглотил слюну — блюдо выглядело замечательно.

Белопуз сиял. Он подвинул пергамент к Одноглазому Сильверу.

— Прошу вас! — сказал он. — Только что пойманный щука, изготовленный по особому, так называемому охотничий рецепту. Но едят ее, кстати, двумя вилкой, который у нас всегда при себе.

Широко улыбаясь, он вытянул перед собой обе руки.

Дружеский ужин у костра Вильгельма Крогманна не входил в планы Одноглазого Сильвера. Но щука так вкусно пахла, что Одноглазый Сильвер внес в программу своей деятельности некоторые коррективы. И — тысяча чертей! — до чего же вкусна была эта щука! Из запланированного разговора за ужином ничего не получилось, Одноглазый Сильвер и не заметил, как от рыбы осталась только голова да обглоданные кости.

Немного смущенный страшный пират облизывал масло и жир со своих десяти пальцев.

Белопуз по-прежнему сиял; он наблюдал за гостем теплым загадочным взглядом. Но этот взгляд сразу менялся, когда страшный пират смотрел на него.

— Благодарю вас! — тысяча чертей, — я уже давно не ел такой вкусной рыбы! — признался он. Потом закурил. И стал официальным и холодным.

— Господин Крогманн, — сказал он. — Мне очень жаль, но вследствие стечения известных обстоятельств я выступаю сейчас как посредник между кое-кем — имена не существенны — и вами, в связи с событием, которое, несомненно, поразит вас, но благополучное разрешение которого, к счастью, целиком в ваших руках…

Белопуз удивленно поднял глаза. Одноглазый Сильвер встал.

— Господин! — сказал он. — Мне поручено передать вам печальное известие. Ваша девица Кристина… похищена!

— Ах вот как? — сказал Белопуз. И долго молчал.

— Ах вот как? — снова сказал он. — Ну что ж, прекрасно!

— К-к-как вы сказали?

— Как я сказал? Я сказал — прекрасно. — Белопуз тоже встал.

— Вы, видимо, не поняли меня?

— Ну, что вы? — возразил Белопуз. — Я вас прекрасно понял!

— Ведь я же сообщил вам, что девица Кристина похищена! — Одноглазый Сильвер сделал шаг в его сторону.

— Ну и прекрасно! Прекрасно!

Упали только первые тяжелые капли. Но Одноглазый Сильвер стоял как в воду опущенный.

— А-ах вот как? — сказал Белопуз и взглянул на небо. — Девица Кристина? Да-да! Ей просто необходимы сильный переживания… Будьте любезный! — И он указал на палатку. — Может быть, зайдем в укрытие?

Одноглазый Сильвер проглотил слюну. У него пересохло в горле. Его голос странно хрипел, когда он сказал:

— За девицу Кристину требуют выкуп!

Белопуз засмеялся.

— Выкуп — бутылка рому!

— Хе-хе-хе-хе! — смеялся Белопуз. Он забрался в палатку.

Дождь лил как из ведра.

— Тысяча чертей! — загремел Одноглазый Сильвер. — Господин Крогманн! Тысяча чертей, я не понимаю вас!

— Черти и преисподняя! — загремел в ответ Белопуз. — Я вас тоже не понимает! Идите же наконец под крыша, сумасшедший вы человек!

Промокший до нитки разбойник внял наконец его уговорам.

Они сидели в палатке на корточках и громко сопели.

— Бутылку рому, Вильгельм Крогманн! — потребовал Одноглазый Сильвер. — Всего одну бутылку за девицу Кристину. Ведь вы же не считаете, что это дорогой выкуп?

— Тысяча чертей! — воскликнул господин Белопуз. — И кто этот идиот, требующий такой выкуп?

— Господин, мы условились не называть имен!

— Бутылку рому?! Хе-хе-хе-хе! Ну нет! Ну уж нет!

Сверкнула молния. Палатка осветилась, как днем. Небо грозно рокотало, капли дождя стучали по крыше.

— Выкуп за девица Кристина? — усмехнулся Белопуз. — Послушайте, что я вам скажу, Одноглазый Сильвер: не далее чем через три дня — и этот таинственный некто на вытянутых руках принесет мне девица Кристина. «Пожалуйста», — скажет этот некто, «пожалуйста, любезный господин, получите некий девица Кристина! И бутылка рому кроме, того, если вы не считаете, что это слишком мало!»

Одноглазый Сильвер разочарованно молчал. Где-то в глубине души он чувствовал, что господин Крогманн, может быть, и прав. Убийственно прав!

— Да-да! — подтвердил Белопуз, он же Вильгельм Крогманн. — За одна такой Кристина, как мне однажды рассказывал некий страшный разбойник, — пират взял выкуп в виде один железный гвоздь, да и тот потом выбросил!

Одноглазый Сильвер вздрогнул.

— Тысяча чертей! — прошептал он. — Это же Косолапый Джек! Старина Косолапый Джек, тысяча чертей!

— Возможно-с! — равнодушно заметил Белопуз.

— Тысяча чертей! — разволновался Одноглазый Сильвер. — Уж не хотите ли вы сказать, что знали старину Джека? Самого Косолапого Джека?!

— Возможно-с, — заметил Белопуз. — Если мой память меня не обманывает, то был случай, я снабдил его ромом.

— Тысяча чертей! — прошептал Одноглазый Сильвер и проглотил слюну. — Тысяча чертей!

Молния осветила лица собеседников. Дождь барабанил по крыше.

— Одноглазый Сильвер! — вдруг сказал Белопуз. — У меня есть предложение. Эта ночь слишком коротка, чтобы ее проспать. Мы с вами могли бы лучше поиграть в карты!

— Тысяча чертей — согласен! — загорелся Одноглазый Сильвер. — Конечно, если у вас здесь найдется свеча?

— Ах вот как? Но зачем же? Небесные силы позаботятся, чтобы посветить нам в нашем благочестивом деле! — И Белопуз вынул из рюкзака колоду карт.

— И во что вы хотел бы сыграть? — спросил он.

— В подкидного дурака! — предложил страшный пират. — Говоря вежливее, просто в подкидного.

— По пяти?

— Нет! — воскликнул Одноглазый Сильвер. — На все!

— Ах, вот как? Ну прекрасно-с! — согласился Белопуз. — И кто сдает?

— Кто вытащит красную карту.

Красную вытащил Белопуз.

— Бубны козыри! — сообщил он, когда сверкнула молния. Одноглазый Сильвер решительно прикрыл колоду ладонью.

— Господин Крогманн, у меня есть условие, — сказал он. — Если вы проиграете, то ставите на стол бутылку рому.

— Ах вот как? А вы?

— Отпущу девицу Кристину!

— Ах вот как! Ах вот как! Ну, в таком случае я вынужден проиграть! Ну, так и быть, пусть будет по-вашему!

Ничего подобного тому, что тут началось, на Белокаменном острове не бывало со дня сотворения мира.

Азарт вскоре захватил обоих. При вспышках молнии они изучали свои карты, крыли и ходили, ходили и крыли, а в промежутках пасовали и считали взятки. Ожесточенная схватка шла словно не на жизнь, а на смерть. И в некотором смысле так оно и было.

— Прекрасно, прекрасно! — кричал Белопуз. — Я ее крою… крою… королем червей! — И он шлепал взяткой по столу. — Что вы на это скажете?

Одноголазый Сильвер не говорил ничего. Он сипел и ходил.

— А-ах вот как? — сказал Белопуз и взглянул на небо. — тоже походил.

И Одноглазый Сильвер походил.

— Ах, вот как? — сказал Белопуз. — Хе-хе! Эту мы побьем … королем червей!

— Боже мой! — сказал Одноглазый Сильвер. Его голос дрожал от волнения. — Вы уже третий раз подряд кроете королем червей?!

— Ах вот как? — удивился Белопуз. — Неужели? Ну, прекрасно, очень прекрасно!

— Тысяча чертей! — воскликнул Одноглазый Сильвер. — Тысяча чертей! А что вы теперь скажете?!

Он снова походил с червей и впился глазами в лицо Белопуза.

— Ах вот как? — сказал Белопуз. — Ах вот как! — он почесал подбородок. — А это мы бьем королем червей!

— Я пас! — крикнул Одноглазый Сильвер.

Нижняя карта во взятке Белопуза была… червонный король.

— Хе-хе-хе-хе! — засмеялся Белопуз. У него оставалось на руках всего три карты.

Одноглазый Сильвер бросил карты на стол и встал. Его единственный глаз сверкал при вспышках молнии.

— О господи! — сказал он торжественно. — На свете существует лишь один человек, который рисовые пирожки принимает за телятину! Который рычит: тысяча чертей! Который, играя в дурака, четыре черви подряд бьет червонным королем, но так, что червонный король оказывается именно в четвертой взятке. Этого человека зовут… — Одноглазый Сильвер выдержал внушительную паузу. — Этого человека зовут… — Косолапый Джек!

Белопуз, он же Вильгельм Крогманн, он же Косолапый Джек, сидел ссутулясь, закрыв лицо рукой. Вокруг гремела канонада грозы.

Потом он встал.

— Сильвер, старина! — сказал он тихо и положил руку на плечо пирата.

— Джек, старина! — сказал Одноглазый Сильвер и его голос дрогнул.

Они хлопали друг друга по спине, трясли за плечи, опять хлопали по спине. И смеялись. Хохотали.

— Тысяча чертей! Старина!

— Черти и преисподняя, старина!

— Сколько не виделись!

— Прямо хоть плачь!

— Вот были времена!

— А какие были корабли!

— А люди!

— Люди, старина!

— Пудовый Берри!

— Мортен Скагеракский!

— Вениамин второй Коротышка.

— Левша Джонни!

— А когда «Хильдегарт» пошла на дно!

— Тысяча чертей! «Миральду» помнишь?

— Во сне вижу, старина, чтоб меня черти съели! Через ночь вижу во сне!

Они хлопали друг друга по спине и по плечу.

— И сколько уже времени мы — сухопутные крысы. Прямо хоть плачь, как подумаешь!

— Так оно и есть, старина! — вздохнул Косолапый Джек.

И они замолчали. Одноглазый Сильвер шмыгнул носом.

Косолапый Джек утер рукавом глаза.

— Старик, — сказал Одноглазый Сильвер. — Чтоб меня черти съели, к чему ты эту всю чертовщину разыгрывал? Инкогнито, какой-то манерный язык, песик Рамапура?!..

— А к тому! — ответил Косолапый Джек, и снова провел рукавом по глазам, — чтобы мы с тобой не сидели нос к носу, как старые вороны… — он шмыгнул носом. — …И не разводили сырость… по поводу того, кем мы были раньше… и чтоб не получилось так, как сейчас получилось. — Он сжал плечо друга. — А мой кот, славный сиамский кот… Словом, я где-то слышал, что… — он виновато улыбнулся. — Я слышал, что твоя Марианна терпеть не может кошек… Ну, да что там говорить, старина!

— А борода, твоя борода, старина? Чтоб меня черти съели!

— Эх, борода уже давно украшение не для настоящего мужчины! — И Косолапый Джек махнул рукой. — Теперь так — чем меньше молоко на губах обсохло, тем пышнее борода!

— Тысяча чертей! Старина, это именно так и есть! Но ведь бывает, что и из них вырастают настоящие мужчины?

— Бывает, старина! — согласился Косолапый Джек. — Но и мы пока живем, тысяча чертей! — Они опять хлопали друг друга по спине и по плечам и смеялись и хохотали, и вели себя совсем как мальчишки. И вдруг Косолапый Джек стукнул себя по лбу.

— Тысяча чертей! — заорал он. — Я словно бы предчувствовал! — И он склонился над рюкзаком.

— Ром? — заорал Одноглазый Сильвер. — Это же ром, Джек?

— За то, что мы вновь обрели друг друга, Сильвер!

— Порториканский, чтоб меня черти съели!

— Тысяча чертей — кто лучше меня знает Одноглазого Сильвера?!

Небеса сверкали и грохотали. По крыше палатки барабанил дождь, вокруг острова бушевало море. Но в канонаду природы ворвалась мужская песня. Она звучала на два голоса, широко и мощно, как на эстонском юбилейном певческом празднике.