Теперь красные муравьи работали в саду у господина Маази лишь вчетвером: пришлось к прежнему расчету прибавить еще один день. Но это была небольшая потеря, и они не особенно огорчались. Зато серьезную заботу вызывало у них странное поведение компании констеблевых сыновей. Против ожидания, боевые действия после первого сражения так и не возобновились. Однако часовые в крепости несколько раз обнаруживали дозорных противника. Те издалека наблюдали, что происходит в крепости, и, будучи обнаруженными, никогда не вступали в «обмен любезностями», а когда кое-кого из них Красные муравьи попытались захватить, отступили, не принимая сражения.
— Плохи у них дела! — бахвалился Луи, но, видимо, правы все же были те, кто считал, что сыновья кон стебля задумали что-то серьезное. Красные муравьи высылали разведку, чтобы выяснить намерения противника. Но разведка или вообще не обнаруживала противника, или, если и обнаруживала, то занятого работой, казалось, не имеющей отношения к боевым действиям. Такое коварство ватаги констеблевых сыновей страшно раздражало. И когда, наконец, Красные муравьи в саду господина Маази отрабатывали последний «рабочий день», который к тому же был наполовину короче всех предыдущих, они — нечего скрывать — почувствовали облегчение, что наконец освободились от этого дела.
Облегчение чувствовал и господин Маази. Само собой разумеется, господин Маази вообще никогда не пускал в свой сад ни одного работника без присмотра, но за мальчишками он следил с удвоенным вниманием. Особенно злило господина Маази то обстоятельство, что он не смог поймать маленьких прохвостов ни на чем запретном. Ведь это же невозможно, чтобы они ничего в саду не съели или не украли, — упрямо говорил себе старый скупердяй. Но подтвердить свою неколебимую уверенность фактами ему не удавалось. Это и оказалось причиной того, что господин Маази день ото дня относился к мальчишкам все более неприветливо. Совсем хмурым и въедливым был господин Маази в последний день работы. «Почему он льет всю воду не на грядки, а мимо?!» — придирался он к Луи. «Господи помоги! — всплескивал он руками, ворча на Красномураша. — Этот малый, как сумасшедший слон, затаптывает все края грядок!» «А этот большой лентяй и волынщик, — ворчал он на Рогатку. — Если он будет так работать, господин Маази заплатит ему не по десять, а по восемь сентов». Подойдя к Волчьей Лапе, он начинал долго и жалостно оплакивать увядший цветок, хотя Волчья Лапа не мог быть в этом виноват. Затем круг начинался снова.
В половине девятого по времяисчислению господина Маази — ибо он «случайно» перевел свои старинные серебряные часы на двадцать минут назад — он торжественно объявил госпоже Кеза:
— Эти пятеро теперь в расчете с господином Маази!
Лицо его украсила добрая улыбка. Но он тут же нахмурился и обратился к мальчишкам:
— А вы теперь скажите господину Маази честно и от чистого сердца: неужели действительно ни один из вас в саду господина Маази не сунул в рот ни единой ягодки, ни единого стручка?..
— Господин Маази… — начал было Красномураш важно, но Рогатка не дал ему закончить. Он посмотрел открытым взглядом господину Маази прямо в глаза и признался:
— Господин Маази, я действительно… сунул… Четыре клубники, честное слово. Они были такие заманчивые — большие и красные.
И это так и было.
— Ха! — победно и радостно воскликнул господин Маази и всплеснул руками. — Разве господин Маази не сказал вам: эти маленькие мальчишки — воришки, они словно… — Но на половине фразы господин Маази сжал свои узкие стариковские губы и о чем-то задумался. — Так-так-так, — произнес он другим тоном. — Но по крайней мере они честные! Господин Маази сам очень честный и очень порядочный человек, и, если они, эти мальчишки, ему говорят: господин Маази, у меня нет этих двух сентов, тогда господин Маази это понимает. Господин Маази не такой, который запрещает. Господин Маази говорит: пусть они пойдут все со мной, попробуем вместе клубнику господина Маази!
Он взял госпожу Кеза и Рогатку под руки и решительно зашагал к грядам с клубникой.
— Господину Маази не жалко, — объяснил он, — но самим, без позволения — нельзя. Такой человек господин Маази — честный и корректный!
Но возле гряд клубники честному и корректному человеку, господину Маази, пришла в голову какая-то новая, иная мысль.
— Пусть госпожа полакомится клубникой! — подтвердил он, а мальчишек позвал с собой. Он дал каждому из них широкое плоское лукошко из щепы, не обделив при этом и себя. «Они молодые и проворные, у них ловкие пальцы». — Девять клубник в лукошко, десятую в рот! — поучал господин Маази возле кустиков клубники. — А госпожа Кеза, она — только в рот. Ну-ну-нуу! — обиделся господин Маази, когда увидел, что госпожа Кеза собирает по очереди в лукошки мальчиков и не съела сама ни одной ягоды. От замечания, сделанного ей, госпожа Кеза лишь помрачнела, но не дала себя убедить. Отказ госпожи Кеза от клубники почему-то страшно понравился Красным муравьям, но они, естественно, не отказались при этом от своего права на каждую десятую ягоду.
Так Красные муравьи лакомились в саду господина Маази и было им совершенно невдомек, какие события разворачивались в этот момент возле их крепости.
А к крепости подступил противник.
— Эй! — крикнул констеблев Мейнхард. — Вы там, выходите на бой!
Раймонд заметил приближающихся вовремя. Свистеть не имело смысла — в саду господина Маази свисток все равно не был бы слышен. Он спустился с бастиона, взял боеприпасы, расположил их удобно под руками и вновь поднялся на бастион рядом с флагом.
Мейнхард стоял внизу, уперев руки в бока, и, как следовало предполагать, плевал в сторону крепости. Он ждал.
— А где остальные? — наконец нетерпеливо спросил он, когда рядом с Раймондом на валу никто не появился.
— Там где надо! — ответил Раймонд.
— Посмотри туда! — Мейнхард ткнул большим пальцем руки себе за спину.
«Там» стояло странное сооружение из шестов и досок с рукоятками, как у носилок. Раймонд еще издалека увидел, как констеблева ватага, пыхтя, волочила эту штуковину, но для чего противник мучается, таща такой груз, было ему непонятно.
— Это камнеметательная машина! — объявил Мейнхард.
— С помощью такого орудия были сметены с лица земли даже каменные замки! — похвалялся изобретатель страшного оружия Рихард Мюльс. — Если мы дадим из него залп, от вашей кротовой земляной кучи не останется и мокрого места!
Появление такого ужасающего боевого орудия подняло бы даже больных мальчишек из постели. Но на валу крепости по-прежнему стоял один Раймонд.
— Ребята! У них там больше никого нет! — догадался сын констебля Мати. — Один только Райм!
— Похоже, в самом деле так, — поддержал Хуго.
Это действительно казалось невероятным, но и ничего другого предположить было нельзя.
— Сдавайтесь! — потребовал Мейнхард. — Ваше положение безнадежно!
— Военнопленным мы обещаем жизнь и сохранение имущества — столько, сколько он сумеет унести, — перечислял условия Рихард. — Оружие является военным трофеем.
— Иди, возьми! — ответил Раймонд просто и натянул резинки рогатки.
Это был достаточно четкий ответ, и констеблевы ребята стали готовить камнемет к бою.
— Чепуха, ребята! — Мейнхард сплюнул. — Крепость захватим голыми руками!
Противник засел в кустах, видимо, устроил военный совет, чтобы детально обсудить план действий. Раймонд, конечно, очутился в дурацком положении, но он был не из тех парней, у которых задрожали бы коленки. Он тоже провел сам с собой военный совет, главная цель которого — угадать, хотя бы примерно, планы противника. Одно было ясно: действовать надо хладнокровно, быстро, неожиданно, используя всю огневую мощь имеющегося вооружения. К этому он себя и готовил.
Шайка Мейнхарда вышла из кустов и моментально открыла огонь. Раймонд не ответил ни единой шишкой. Он постарался укрыться от огня и лишь старательно следил за передвижением противника. Осмелев от того, что крепость не отвечала на огонь, противник бросился на штурм.
Мейнхард и Мати бежали посредине, а Рихард и Хуго прикрывали их с флангов бешеным, но неточным огнем. Добежав до вала крепости, Мати оперся спиной о вал и подставил брату спину. Казалось, судьба крепости решена.
Но в тот момент, когда руки Мейнхарда шарили по верху вала, ища прочной опоры, крепость в свою очередь ответила лавиной огня. Раймонд метнул в сыновей констебля двухкилограммовую зольную бомбу, Рихарду и Хуго достались однокилограммовая и две гранаты. От взрывов поднялось такое облако пыли, что у Раймонда самого защипало в носу и ничего не стало видно вокруг.
Когда пыль осела, выяснилось, что противник, укрывшись за своей мощной камнеметательной машиной, отряхивался и чистился от золы.
— Черт возьми, это нечестно! — бранился Хуго плаксиво. — Золой! Разве так поступают!?
— А разве это честно, что вы всей оравой полезли на меня одного? — спросил Раймонд в ответ.
Поскольку в отряде констеблевых сыновей находился Раймонд, который являлся сторонником великодушного обращения с противником, обсуждение вопросов чести не нашло подходящей почвы. Сыновья констебля были разочарованы и рассержены.
— Из всех стволов камнеметателей мортиры по крепости — огонь! — скомандовал Мейнхард.
Приказ был отдан лихо и устрашающе, но преждевременно. Трем камнеметателям противника пришлось основательно повозиться возле своего орудия, прежде чем оно выстрелило. Выстрел был такой мощный, что агрегат повалился на бок, а шишки, которыми был наполнен ржавый ковш, прикрепленный к шесту метательного механизма машины, пролетели мимо крепости гораздо выше ее.
Раймонд на валу издевательски смеялся.
— Прицелиться… — кричал Мейнхард. — Шесть шагов назад!
Они оттащили машину на шесть шагов назад, но тут оказались кусты, и противник вынужден был установить машину в другом месте.
— Прицел ниже! — командовал главарь. — Шрапнелью!
Из четырех выстрелов «шрапнелью» в крепость попало две шишки. Сын констебля Мейнхард плюнул — теперь уже от всего сердца — и сказал:
— Картечь легкая, перелетает. Картечью и шрапнелью крепостных валов не разрушишь.
— Ты, Мейнхард, лучше плюнь в ковшик! — посоветовал Раймонд, посмеиваясь, со стены. — Стреляйте слюной!
— Ну, погоди! Я тебе плюну! — крикнул Мейнхард запальчиво. И велел Рихарду: — Пусти в ход камни!
Он сам выбрал подходящий камень и заложил его в метательный ковш.
Но Рихард возразил:
— Я этим стрелять не буду. Я предпочитаю гуманные способы ведения войны.
— Ерунда! — презрительно сказал Мати. — Я сам выстрелю!
— Братцы! — заметил Хуго. — Такой заряд попахивает трупами. Честное слово!
Как раз во время этого спора Красные муравьи возвращались из сада господина Маази. Словно тени, подкрадывались они от куста к кусту все ближе и ближе к месту сражения. Вскоре картина происходящего стала им ясна.
Сдвинув головы, Красные муравьи провели молниеносный военный совет. Затем стали пробираться каждый к назначенному для него месту. Бесшумно и незаметно, как муравьи в траве.
Противник возле своей военной машины все еще никак не мог принять единодушное решение.
— Бабы! — рассердился Мейнхард. Он отвернул нацеленный метательный агрегат чуть в сторону и дернул за веревку курка. Забавно вертясь в воздухе, камень взлетел высоко вверх, но, не пролетев и нескольких метров, упал на землю возле метательной машины.
Раймонд на валу заливисто рассмеялся.
Мейнхард разочарованно сплюнул. Но не отчаялся.
— Можешь ржать, — угрожал он. — Это был пробный выстрел. А теперь пустим в дело подходящую бомбу. Ребята, мортиру на шесть шагов вперед!
Это было выполнено.
— Зарядить подходящим зарядом! — отдал Мейнхард новый приказ и сам принялся его выполнять.
— Эй, Райм! — крикнул он обращаясь к валу. — Сдавайся или начинай читать отходную молитву!
Раймонд на валу хихикал.
— Я колебаться не стану! — объявил Мейнхард. — Пусть хоть кровь прольется, честное слово!
— Давай, начинай! — засмеялся Раймонд. — Очень я испугался этой крови!
— Снимай флаг и бросай его вниз! — потребовал Мейнхард.
— Иди сюда, возьми сам! — посоветовал Раймонд.
— Ну, теперь можешь винить лишь себя! — Мейнхард решительно схватился за веревку спуска. — Я считаю до десяти! — пообещал он неуверенно и принялся считать: — Один… два… три…
Раймонд на валу не пошевелился.
— Че-тыре… и пять… и шесть… и-и-и…
На этом отсчет прервался. Из кустов дружно выскочили Красные муравьи. Красномураш сзади прыгнул на Мейнхарда, тот, падая, дернул за спусковую веревку, и метательная машина с треском сдвинулась с места.
Никто из отряда констеблевых сыновей не успел еще опомниться, как Рогатка уже свалил Мати на землю, а Волчья Лапа бросился сзади в ноги Рихарду. Возле кучи шишек противника стоял Луи, и это сразу почувствовал на собственной шкуре Хуго.
Шла горячая потасовка. Красномураш вцепился в Мейнхарда, как муравей в свою добычу, и тот никак не мог высвободиться. Мати все же удалось вырваться из рук Рогатки. Рогатка тут же занял место рядом с Луи и кучей шишек противника. С крепостного вала Раймонд вел огонь из рогатки. Волчья Лапа, хотя и оказался под Рихардом и был сильно побит, но, несмотря ни на что, впился в него как клещ.
Хуго и Мати ничем не могли помочь своим соратникам — Рогатка с полной пазухой шишек преследовал их, Луи и Раймонд тоже не дремали. К тому же у Хуго и Мати не было боеприпасов.
— Золу, Раймонд! — крикнул вдруг Красномураш. — Неси золу!
— Золу! Зольные бомбы в бой! — подхватили остальные Красные муравьи. И Раймонд действительно исчез с вала крепости. Момент был критический, и это придало Мейнхарду сил. Он стряхнул с себя Красномураша и сумел даже помочь Рихарду.
Войско констеблевых сыновей отступило от крепости подальше и тут попыталось организовать отпор, но они были почти безоружными, их запас шишек был захвачен противником и наступление Красных муравьев гнало их от крепости все дальше. Перестрелка длилась еще некоторое время на улице Лаане, затем Красные муравьи вернулись к крепости. Войско констеблевых сыновей побродило по улице и, вооружившись тем, что попало под руку, перешло в контрнаступление. Но Красные муравьи встретили их огнем еще на подходе к крепости, и ватага Мейнхарда на сей раз была вынуждена отказаться от сколько-нибудь серьезных военных действий.
Так камнеметательное орудие стало трофеем Красных муравьев.
Куда улетел устрашающий камень, никто не заметил.
— Смирно! — скомандовал возле трофея атаман Красномураш. — Враг разбит. Их мортира захвачена. Завтра над нашей отважной крепостью последний день будет развеваться военное знамя, чтобы мы могли стоять под ним и охранять его. Это великая честь, и завтра охранять знамя будет Раймонд, потому что он отважный воин. Он один удерживал крепость, пока не подоспела подмога. Да здравствует победа!
Это была самая длинная и важная речь атамана Красномураша, произнесенная по вполне достойному поводу. И Красные муравьи ответили своему командиру громким и восторженным военным кличем.