Транспорт прибыл в Оротукан на вторые сутки вечером. В воздухе Ещё плавали серебристые блёстки снегопада, а в устье ключа Жаркого уже парили наледи и прозрачными островками зависали над поймой реки. Снег похрустывал, как соль.

Посёлок строился на правом берегу. Сквозь дым пожогов виднелись домики, срубы построек и штабеля леса. По укатанной тропинке катались на салазках мальчишки. Под сопкой, на другой стороне реки, серела насыпь дороги.

Конебаза находилась в конце посёлка, правее палаточного городка. Над обрывом чернели приземистые пристройки, сараи и парники. Где-то прокричал петух, из открытого окна избушки выглянул кот.

— Кошка! Видал? — закричал радостно Юра, нагоняя переднего конюха.

Тот улыбнулся.

— Летось прибыли семейства колонистов. Так что не токо кошки и куры, но и козы и даже клопы появились.

У первого домика их встретил высокий мужчина в меховой одежде. Он назвал себя Лунеко, заместителем начальника отдела снабжения, сообщил, что в доме приезжих мест нет, и попросил одну ночь перебиться в бараке конюхов. Пассажиры ушли с транспортом. Юра направился в контору.

В палатке управления, разгороженной фанерой на маленькие комнатушки, толкался народ. Захлёбывались телефонные звонки. Кругом кричали, разговаривали, и голоса сотрудников сливались в общий гвалт.

— «Хищник»! Мне управляющего Николая Ивановича. Ну какого Ещё Николая Ивановича? Конечно, Карпенко. Да-да, это я… Начальник просил меня проверить, как у вас со связью, — надрывался тонкий женский голосок.

— Ларюковая! Когда отгрузили взрывчатку «Таёжнику»?

— С вами говорит начальник техснаба Клобуков! Скоро приеду, познакомимся. А теперь сообщите, пожалуйста, остатки проката, — басит мелодичный баритон.

— Идите вы к чёрту с цыплятами и коровами. Звоните зоотехнику Тютрину. Мне не до того. На складах осталось муки на два дня…

— Я вас спрашиваю, где трактора? Где колонна машин? — орал звонкий молодой тенорок.

Вот это жизнь, подумал Юра. Захотелось сейчас же включиться в этот водоворот, услышать в этом хаосе и свой голос.

— Вы к Михаилу Степановичу? — пробежала мимо черноглазая кругленькая женщина с папкой. — Проходите, а то он собирается на прииска.

Юра протиснулся в комнатушку. Краснов в своей неизменной коричневой гимнастёрке разговаривал по телефону и одновременно подписывал бумаги.

— Наконец-то! Здравствуй, Юрка! — не отнимая трубки, проговорил он и показал глазами на стул.

— Это не тебе. Какой же ты Юрка! — засмеялся он в телефон и начал расспрашивать что-то о торфах и канатных дорожках. — Ну хорошо. Звони после двенадцати, вернусь, а теперь я очень спешу. — Он повесил трубку и встал. — Ну, пойдём, Юрка, ко мне. Я переоденусь. А дорогой переговорим.

Он взял Колосова под руку и направился к двери.

— Михаил Степанович. Тут ряд вопросов. Надо решить с рабочей силой.

— Я в отношении тракторов. Лес на приборы возить надо.

— Я по тому же самому делу.

Обступили Его, как видно, прибывшие руководители приисков. Раздвигая других, вышел Шулин.

— Ты подмахни-ка мне, Миша, вот эту цидульку на восемь коров, и с богом. Всё равно охотников мало, — прогремел он на весь кабинет и нахмурил брови.

— Тебе, значит, коров? Это хорошо, что сам просишь. А как с кормами? — Краснов посмотрел на него пытливо.

— Ну, уж это не твоя забота. Не было бы, не просил.

— Ладно. Иди в снабжение, позвоню. Видишь, Юрка, какая начинается жизнь! — засмеялся он, когда они были уже на улице. — Боюсь, как бы не захватила эта стихия. Надо суметь найти главное. Найти себя и правильно поставить. Дело-то принимает огромный размах. Да ничего, не боги горшки обжигают. — Он блеснул хитро глазами и обнял Колосова за плечо. — Работа горячая ждёт, так что не заржавеешь.

— Я не боюсь. Лишь бы по душе.

— Душа душой, а дело делом. Приисков сейчас около десяти, а к весне будет в два раза больше. Дорог нет. Надо возить лес на приборы, строиться и забрасывать грузы. Вся надежда на трактора.

Юра слушал рассеянно, а сам думал, что вот ребята и девушки пошли ночевать в барак конюхов, а он тащится в хоромы начальства. Нехорошо. И придумывая, как бы это поудобнее смыться, он, не вникая в суть разговора, заметил:

— С такими возможностями, как теперь, это можно.

— Вот-вот, тебе и карты в руки. Начинай… Будешь начальником механической базы Южного горного управления.

— Я? — Колосов остановился. Внутри у него защемило, и сразу сделалось жарко. — Да что вы? Разве я справлюсь?

— Будешь учиться и справишься, — перебил Его упрямо Краснов. — Какое ты имеешь право даже так думать? Раз надо, значит, надо. Будет тяжело, приходи, поможем. Основное — не запускать ни одного нерешённого вопроса. Не обманывать ни себя ни других. Действовать смело и уверенно. Ошибёшься, поправим. Да и учиться-то придётся не тебе одному. Вот так-то, друг, — сказал он уже мягко. — Завтра принимайся за дело. С утра разберёмся — и начинай. А вот и моя хата, — он показал на палатку и открыл дверь.

Жил он в крохотной комнатушке. Кровать, стол, тумбочка и табуретка. Колосову стало стыдно, что он подумал о хоромах.

— Михаил Степанович, да неужели не нашлось для вас в посёлке лучшей комнаты?

— Есть, но я один. А к нам прибыли семейные. Вот построимся, я вызову семью и подберу что-нибудь получше. — Он вышел за дверь, шепнул что-то уборщице и вернулся тут же. — Важно, брат Юрка, не отгораживаться от народа стеной личного благополучия. Пусть тебя видят. Живи со всеми одной жизнью, дели всё на равных, и народ тебя никогда не подведёт. Страшны не трудности, а сомнение, что их не понимают руководители. Оторвался — считай себя неполноценным. И Если честный человек, переходи куда-нибудь в аппарат.

Постучали. Краснов приоткрыл дверь и принял переданный Ему пакет, завёрнутый в газету.

— Ну-ка, открой. Ты, наверное, наловчился, — поставил он на стол бутылку портвейна и несколько кульков и банок, — Вот консервы, чай, сахар. Ешь что нашлось. Столовую приводим в порядок. Скоро откроем. Отдыхай на койке. А ночью приеду, разберёмся.

Краснов переоделся в тёплое. Колосов открыл банку с рыбой, нарезал хлеб и налил в стаканы вино.

— Михаил Степанович, за встречу!

— Ты пей. Мне нельзя. Еду на прииска, буду разговаривать с народом. Это не годится…

Юра кивнул и выпил.

— С дороги неплохо. Начну работать, будет не до того.

Краснов засмеялся,

— Тебя таким не прошибёшь. А сейчас ложись и спи. — Подвёл Его к кровати и отбросил одеяло. — Отдыхай, а завтра я тебя куда-нибудь пристрою.

В трубке что-то щёлкнуло. Колосов только мотнул головой и, устроившись поудобней, снова заснул. Настойчивый звонок заставил Его вскочить.

— Я, Михаил Степанович. Дела неважные: три машины застряли в наледи, их заливает вода… Вырубаем водоотводную канаву и намораживаем защитную дамбу… С берега пробовали, бесполезно, только порвали все тросы… Вы напрасно меня упрекаете. Вторую неделю не захожу к себе в комнату… Нет, я не жалуюсь, но приятного мало, когда ругают напрасно.

Он повесил трубку. Было уже поздно, и свет в окнах посёлка погас. Лишь на льду речки светились костры, и их малиновое зарево просвечивало через причудливые рисунки мороза на стёклах палатки. Ходики на стойке каркаса безразлично отстукивали время, а за брезентовой стенкой им вторили выхлопами работающие на подогреве трактора. Иногда из темноты доносился звон металла и голоса людей.

Юра обхватил руками виски и склонился над столом. Им овладевало мучительное чувство неудовлетворённости своей работой.

«Трактора, трактора, трактора!» — с утра до вечера трезвонил телефон. А они, проклятущие, то ломались, то проваливались в наледи или простаивали в ремонтах. За это время он изучил их назубок, а что толку?

Но главное было не в этом. Его как бы подхватил метнувшийся вихрь. Закрутил, завертел и оторвал от земли. Он ощущал и радость высоты и беспомощность невесомости.

Снова зазвонил телефон. Михаил Степанович спрашивал, что делается на реке.

— Бегу. Проверю и доложу, — откликнулся с живостью Юра и тут же смутился, уловив недовольное: «М-да…» Он продул трубку и посмотрел на часы. Была половина второго.

— М-да… Придётся приехать, — хрипло прозвучало в микрофоне. — Ты, кажется, охотник?

— Грешил…

— Ты вспомни гусиную стаю. В полёте вожак впереди и принимает на себя все неожиданности. На жировке и отдыхе — где-нибудь на возвышенности и обязательно в середине стаи. Он командир и слуга. Стая спит — он наблюдает, жирует — он стережёт. Быть руководителем значит чувствовать себя глазами, душой, слугой и совестью коллектива. Ты понимаешь меня?

Колосов покраснел.

— Михаил Степанович, я не подумал об этом. Мне казалось бессмысленным торчать на глазах людей. Вы, пожалуй, правы…

— Чтобы знать, вкусно ли сварен обед, надо попробовать из котла…

— Бегу, будет порядок, — крикнул Колосов и, закончив разговор, выбежал из палатки.

В лицо ударил крепкий мороз. На изрытом снегу Едва проступали очертания машин. Привидениями с факелами в руках мелькали чёрные фигуры трактористов. Под машинами на снегу люди крепили и смазывали ходовую часть, согревая руки над горящим бензином.

Начальника колонны Глушкова Юра нашёл под трактором. Засыпанный снегом, он закручивал спускную пробку картера [тэ], придерживая Её голой рукой. Тонкая струйка автола, сбегая по кисти, скатывалась в рукав. Он морщил лицо, сосредоточенно рассматривал место подтёка и, найдя, отпускал пробку, подматывал набивку и снова крепил.

— Резьба сорвана, надо бы заменить, а нечем. Так машину пускать опасно, загубим мотор, — рассуждал он как бы сам с собой и, затянув пробку, вылез из-под картера [тэ].— У нас всё, теперь можно заняться и «утопленниками», — крикнул он в сторону речки.

Несколько человек у костра сушили рукавицы. Глушков по-хозяйски проверил сделанные работы и подошёл к костру.

— Если вы, хлопцы, пришли помогать, то беритесь за дело, а нет, то можете укатывать. — Он сложил руки рупором и закричал — Прохоров, Тыличенко! Забирайте ребят и давай сюда. Эх вы! Совесть бы иметь надо. Разве мы для себя? Вам дрова возим. Ребята со вчерашнего дня Ещё не заходили погреться.

— Ты, земеля, нас не тяни. Сами с усами. До конца срока собьёшься считать, напашемся, — усмехнулся кудлатый парень в кубанке и принялся с ожесточением колотить лопатой об лом, сбивая с неё лёд.

Подошли трактористы, подъехал на санках Краснов. Он обошёл дамбу, просмотрел канаву и, вернувшись к кучеру, приказал тому уезжать.

— Придётся оставаться. Прииска парализованы, — пояснил он и подошёл к рабочим. — Понимаю, устали. А метеосводка обещает сильный мороз. Не закончим сегодня, придётся мокнуть и мёрзнуть завтра…

— Поднатужиться можно, гражданин начальник, — перебил Его кудлатый. — Да ведь всех работ не переворочаешь. Поработали неплохо, надо и честь знать.

— Заключённые?

— Расконвоированные.

— Где живёте?

— В палатках, — неохотно ответил тот же парень.

— Значит, соседи, — улыбнулся Краснов. — У меня чертовски холодно. Думаю, и у вас не жарко. А тракторами мы возим дрова и лес для строительства рубленых бараков.

Краснов подобрал лопату с гладким черенком и, стукнув ручкой об лёд, посмотрел на Юру.

— Ну что же, Колосов, берись за ломик. Не управимся, оставим посёлок без дров. Прошляпили, вот и будем сами отдуваться. — Он сощурил лукаво глаза и покосился на заключённых. — Устали они, это верно, потому не уговариваю. Посмотрят, отдохнут и сами включатся. Не может того быть, чтобы оротуканцы бросили дело…

Никого не уговаривая, он пошёл к группе Глушкова. Заключённые посидели, пошептались и принялись выбирать из кучи инструмент.

— Я всё ломаю голову, как вывернуться нам с жильём. Бараки когда Еще срубят, — говорил Краснов, поглядывая на Колосова. — Есть у меня последняя палатка в резерве. А вот как бы из неё сделать несколько?

— Пятью хлебами? — буркнул Юра.

— А что? Ты знаешь, как раньше мужик Яйцо Ел? — засмеялся Краснов. — Да где тебе? Отрежет себе потолще ломоть хлеба, положит на него, не разрезая, чищеное Яичко и как бы хочет откусить вместе с хлебом. А оно только скользит и откатывается от губ. Съест один кусок, положит Его на второй, а оно себе, знай, подразнивает и откатывается. И мужик сыт, и Яйцо цело.

— Не совсем понимаю.

— Чего тут понимать? Отдам тебе Ещё бригаду Вагина. Придут завтра, поставят каркас, натянут палатку, обошьют изнутри фанерой, и будет где спать. А послезавтра поднимут брезент, утеплят и околотят досками снаружи. Получится засыпной домик. А палатку поставят рядом и начнут всё сначала.

— А что? Это получится. Рабочие сами помогут…

Теперь работали все. Краснов постоянно оказывался там, где что-нибудь не получалось. Он шутил, смеялся, подбадривал и помогал. Всё у него получалось как-то просто, без натуги.

Костёр прогорал, и Его свет застилало туманом. Юра направился подбросить дров. Подошёл и Краснов, наклонившись, шепнул:

— Считаешь, рабочих следует накормить?

— Нет, Михаил Степанович, никто не просил и не жаловался.

— Когда спросят, то грош цена будет такому ужину. — Он улыбнулся и подтянул ремень. — Сам-то ты когда Ел?

— Утром перекусил.

— Мы-то с тобой что? А вот люди целый день на морозе. Старайся представить себя на месте каждого своего подчинённого. Полезное дело. — Он засмеялся. — Иди звони на квартиру начальника отдела снабжения Сперанского. Он уже знает и всё доставит…

Когда было подготовлено всё, Юра подошёл к Краснову.

— Готово. Распорядитесь…

— Ужин! — одобрительно воскликнул Краснов. — Вот это молодец, догадался. А мне и в голову не пришло. Это правильно: люди проголодались и устали. А Если ты сообразил и по чарке, то совсем будет к месту. — Он приставил к дамбе лопату и вытер лицо. — Ну что же, молодёжь, придётся идти, тут ничего уже не поделаешь.

Ели весело, с шутками. Пожилой мужчина, опрокинув чарку, крякнул и покосился на Краснова.

— Душа-то человеческая, что вода. Заморозишь — окаменеет; а согрей — и паровые машины крутить зачнёт, — заговорил он степенно. — Ты сделал человеку уважение раз, а он тебе в десять раз больше и Ещё в долгу себя считать будет. Дорого то, чего мало. А нашему брату арестанту хорошее как престольный праздник. — Он тщательно выскреб консервную банку, вытер ложку и сунул за голенище, — Ну, пошли, мужики, навалимся — и делу конец.

Трактора вытащили, когда уже пробивался рассвет. Краснов так и не ушёл, хотя бригада заверяла, что всё будет сделано добросовестно и без него. Он, посмеиваясь, отшучивался:

— Вам-то что. Вы освободитесь — и на материк. А мне тут работать да работать. Такие казусы встретятся Ещё не раз. Ну какой я буду руководитель, Если не сумею дать разумный совет? Значит, нужно разузнать всё. Вот и стараюсь…

…………………………

— Идут! Да сколько же их… — закричал плотник.

— Кто идёт? Где? — Прыгая по обструганным брёвнам сруба, рабочие столпились на лесах.

— Здоровенная автоколонна. С флагами. Теперь заживём…

Колосов с прорабом делал разбивку фундаментов под механические мастерские, когда услышал о колонне. Он бросился на трассу. Последние машины уже переходили реку и, переваливаясь по ухабам, поднимались в посёлок. Пока он добежал до управления, там уже собрался народ и возник митинг.

Рядом с Красновым в кузове, украшенном флагами и плакатами, стоял краснощёкий парень и что-то надсадно выкрикивал. Слов было не разобрать.

Юрий пробрался к самой машине.

— Комитет комсомола автотранспортников поручил передать вам и наши подарки, — кричал парень.

Горшков? Он. Как возмужал, да и говорит, будто настоящий оратор. Молодчик.

Юре вспомнилась красная майка Горшкова над палатками. И вот теперь новая встреча под настоящим флагом. У кабины он увидел Татьяну. Поднявшись на подножку, она разговаривала с Красновым.

— Наш подарок — пять лучших автомобилей с водителями-комсомольцами, — продолжал Горшков. — Ещё мы предлагаем наше комсомольское шефство над одним из приисков управления… — Конец Его речи заглушили аплодисменты.

Юра почувствовал на своём плече руку и обернулся. Рядом стояла Женя.

— Ты не был вчера на собрании, тебя тоже выбрали в комитет, — шепнула она.

Краснов предоставил слово секретарю комитета ВЛКСМ Южного горного управления Маландиной.

— Значит, Её выбрали? Правильно.

Татьяна подняла руку.

— Комсомольское собрание решило обратиться к руководству управления с просьбой организовать комсомольско-молодёжный прииск. Мы постараемся сделать Его образцовым и достойным высокого звания. В комитет уже поступили заявления от ребят, желающих поехать на горные работы. — Татьяна называла фамилии.

— Женечка, и ты? — сжал Её руку Юра и заглянул в глаза.

Она кивнула.

— Женечка! Женя! — Он подхватил Её на руки. — Едем, Женечка!

— Юра, отпусти. Что подумают люди?!

— Я ведь от чистого сердца. В общем, Едем, и всё…

— Нет, Юра. Тебя не пустят. Ты больше нужен здесь. Татьяна Ещё вчера разговаривала с Красновым.

— А я буду проситься. Напишу заявление и сделаю это сейчас же. А ты передашь Тане.

Он схватил Её за руку и увлёк за собой к управлению.

…После прибытия автоколонны в Оротукан открылся участок трассы Стрелка — Левый Берег Колымы. По дороге непрерывно пошли грузы, скопившиеся на перевалах. На глазах менялся Оротукан. С тех пор как управление поручило механической базе самостоятельно вести строительство, дело значительно сдвинулось. Колосов стал изобретателен.

На берегу вырос целый посёлок, Сегодня с улицы не доносился стук топоров, скрип саней. Был воскресный день, и управление объявило обязательный отдых для всех. Колосов впервые позволил себе отоспаться.

Как видно, давно поднялись жильцы дома. Через стенку слышалось, как хлопотливая хозяйка гремела посудой и постоянно покрикивала на мужа.

— Митька, открой паштет. Митька, вынь из духовки кекс. Да заварил бы ты, сатана, чаёк. — Соблазнительно пахло кексом и Яичницей [шн].

Из комнаты Тани слышались голоса и приглушённый смех.

Только Колосов собрался вставать, как услышал неуверенный стук в дверь и недовольный голос соседки.

— Не тревожила бы ты Его, милая. Они пришли, кажись, утром.

— Ну хорошо, я Ещё подожду, — отозвался робко знакомый голос.

Валя. Она. Это Её голос. Как нарочно, у рубашки подвернулся рукав.

Послышался голос Татьяны.

— Стучите сильней, Валя. Юра, вставай! К тебе гости.

— Минутку! — собрался он с духом.

Валя вошла с Таней.

— Здравствуй, Юра. Не ждал? Я на минутку. Была в больнице, так что попутно.

— Здравствуй, Валя. Садись. — И, вспомнив, что она никогда не называла Его Юра, а только Юрка, тут же поправился — Садитесь, пожалуйста.

Валя прикусила губу: обидел своим «вы».

— Ребята, вы разговаривайте, а я пойду чай поставлю. Валюша ведь с дороги. — Таня вышла.

ВОТ они и вдвоём. Как мечтал Юра о встрече, а сейчас смотрит на Валю и не узнаёт. Чужая, совсем чужая, Еще красивее, но не та Валька: огоньки в глазах пропали, усталая. Но почему Ему так горько?

— Вот и встретились. Наверное, и не снилось, что вот так и заявлюсь? Ты не в обиде за вторжение?

— Спасибо, Валя. Я всё собирался подъехать на Левый Берег, так хотелось увидеться, да не хватало духу.

— А я всё время ждала.

— Неужели?

— Так всё нескладно получилось. И всё — я. Теперь ничего не вернёшь, мой старый дружище.

Юра задумчиво смотрел в окно.

— Да, прежнего никогда не вернуть. А помнишь, как Ехали, помнишь суд над Толькой Белоглазовым? Кандидатом наук вернётся.

И пошли воспоминания.

— Чай готов. Давайте ко мне, угощу домашним печеньем, — заглянула в дверь Таня. Она взяла Валю за руку и повела Её в свою комнату. Юра следом.

Татьяна занялась чаем. Валя рассказывала о себе.

Живут они на метеостанции, это рядом с посёлком Левый Берег. Через Колыму строится большой мост. Место красивое, людей много. Работает она маркшейдером [дэ]. Есть интересные люди, особенно среди строителей. Один из руководителей стройки, Борис Николаевич Ленков, чем-то похож на Юру. Павлик привыкает и изменяется к лучшему…

Чего это я мелю? Ну не дура? — спохватилась она и спросила о Нине Матвеевой и ребятах.

— Нина Ивановна теперь главный врач лагеря. Живет на Ларюковой. Игорёк и Валерка там же в лаборатории. Но, видимо, скоро уедут на комсомольский прииск.

— А Женя?

— Женя? — повторил он и не ответил.

— Ты не хочешь Её касаться?

— Да, да-а… — Он не знал, что сказать.

Разговор расстроился. Оба Явно избегали смотреть друг на друга.

Юра ждал чего-то совсем другого. А перед ним сидела просто чужая, красивая жена и рассеянно рассказывала о муже и о своих житейских делах.

Когда Татьяна снова вышла со стаканами на кухню, Валя наклонилась и молча заглянула в глаза. Юра вспыхнул.

Прощаясь, он задержал руки Вали в своих.

— Пожалуй, напрасно мы встретились, Валя.

— Нет! Нет!

………………………

…Мороз неожиданно спал. Туман сполз в пойму реки и скоро рассеялся. Стало непривычно светло.

Краснов шёл по центральной улице Оротукана. За эти месяцы было сделано многое. Внимание Его привлекла прибитая к углу нового здания управления табличка с наименованием первой улицы. Он остановился и прочитал: «Комсомольская».

Кто же дал Ей это имя? Управление о таких вещах Ещё и не задумывалось. Значит, сами ребята заботятся о посёлке. Ведь большинство решающих участков предприятий и управления возглавляет молодёжь. И Еще какая молодёжь — горячая, неутомимая, решительная.

— Хорошо же, чёрт возьми. Всё хорошо, — повторил он вслух и поднял глаза. В окне парткома он увидел смеющееся лицо секретаря парткома Дымнова, недавно прибывшего в управление.

— Ты что это, Михайло, размечтался? — встретил Его у дверей Дымнов, — Смотрю на тебя — то ты хмуришься, то смеёшься. Шапке своей не даёшь покоя. То на ухо сдвинешь, то на затылок. Точно подросток.

— Ты верно приметил, Алексей. Думал о комсомольцах и чувствовал себя мальчишкой. Ты, наверное, уже обратил внимание на возрастной состав персонала приисков и управления.

— Да, преимущественно молодёжь, и это хорошо. Вместе с опытными старыми горняками поработают, будут отличными специалистами. — Дымнов сел рядом с Красновым. — Формирование молодых кадров — дело почётное и нелёгкое. Мы порой не оберегаем их от модных заболеваний, ну, скажем, от партизанщины. Стараемся Её не замечать.

— Вы подразумеваете Шулина?

— Хотя бы. Перехватил транспорт другого прииска. Не выполнил распоряжения начальника управления. И наконец, приказал вывезти из посёлка и выбросить на трассу направленного управлением бухгалтера Рузова. Куда это может завести?

Краснов улыбнулся глазами.

— Этого я просто не знал. Но, скажу тебе честно, в душе уважаю решительных людей. Это, брат, сила. Шулин лучший начальник прииска, заботливый и добрый хозяин. Но я разберусь!

— Разберись да присмотри и за Колосовым. Парень он на месте. Но решительность и инициатива хороши, когда в границах законности.

— Что такое? — насторожился Краснов.

— Поинтересуйся постройкой последних бараков, склада и магазина. Тут попахивает шулинской школой.

— Строят они здорово, а как и что, разбираться не было времени. — Краснов подумал. — Ты, пожалуй, прав. Что-то слишком быстро он всё развернул. Ты что-нибудь знаешь?

— Поговори с ним. Может быть, всё разъяснится.

Краснов поднял трубку.

— Слушай-ка, начальник! Строить ты, говорят, здорово наловчился. Прямо по щучьему велению. Может быть, поделишься опытом…

Дымнов поднял вторую трубку и услышал, как Колосов торопливо выпроваживал кого-то из кабинета.

— Вы о магазине? Пожаловались дорожники?

— Не только о магазине. Но и о складах и последних бараках.

— Магазин — это бывшее общежитие бригады Вагина. Она работает у меня. Бараки я привёз с Молтана, а склады я нашёл…

— С каких это пор стали валяться на дорогах склады и бараки? Если незаконно взял — разбери и отвези на место, а мне на стол акт. Ты понял меня?

— Нет. Этого не понимаю.

— А выходить на большую дорогу уже понимаешь? Какой дурак отдаст тебе даже самый последний курятник? Чепуха.

— Михаил Степанович…

— Товарищ Колосов! Изволь представить документы на приобретение построек!

— Разрешите объяснить…

— Не разрешаю!.. Документы! — бушевал Краснов.

— Где их взять?

— Там, где крал постройки.

— Я сейчас буду у вас…

— Без документов не показывайся! Понял? Не по-ка-зы-вай-ся, — по складам повторил он и повесил трубку.

— Это уж ты, пожалуй, напрасно. Дело-то куда проще, чем ты воспринял, — упрекнул Дымнов.

— Ничего, злей будет. Он из горючего материала, увлекается и может перехватить. Так сказать, в качестве прививки. Ну, и немного за Шулина. На старика не очень то покричишь…

— Ты начал сдавать, Михаил. Тебе надо вызвать семью и создать нормальный быт. Так надолго тебя не хватит. А самое трудное Ещё впереди.

Краснов посмеивался:

— Дело совсем не в нервишках, и накричал я на него не со зла, а осмысленно. Парень он, как говорят, хороших кровей. Вот мне и хочется сделать из него стоящего работника. А по части семьи? Семья нужна, верно. Сын у меня, скучаю. Но вызывать Ещё рановато. Не умею я себя делить.

Распахнулась дверь, и показался Колосов. Он покосился на Дымнова и подошёл к Краснову.

— Какое вы имеете право отказываться разговаривать со мной? Мне поручено дело, я за него отвечаю, и извольте со мной считатъся.

Краснов слушал и молчал.

— Ну всё? Или Ещё что осталось? Давай уже жарь до конца. — Краснов придвинул Ему стул. — Садись. Теперь небось полегчало]?

— Вот вы всегда так. Идёшь переругаться, а получается чёрт знает что…

— А ты что, думаешь, у меня души нет? — Краснов вытащил портсигар. — А теперь давай спокойно разберёмся, что у тебя там с бараками.

— Жаловался начальник дистанции, — вмешался Дымнов. — Приехал, говорит, ваш Колосов ночью, переселил самовольно людей. Разобрал барак и увёз.

— Неправда! — вспыхнул Юра. — Даже нечестно. С заявлением коллектива я съездил в управление, получил разрешение. Договорился с начальником дистанции, чтобы за пять дней переселил из барака людей. Приехал с машинами, а он ничего не сделал. Людей я всех устроил. Мы взяли своё, и ничего незаконного нет.

— Та-ак… — протянул Краснов. — А с бараками?

— Тут хуже. Распорядился я сам. Это брошенные постройки сплавбазы на Молтане. Там ни хозяина, ни концов. Чего им гнить, пусть принесут пользу горнякам.

— Горнякам? Кто же это у вас горняк?

— Три барака мы отвезли на комсомольский прииск. А два меньших взяли себе. Так сказать, за комиссию…

— Когда же вы успели всё это перевезти? — удивился Краснов.

— Чего это мы будем сами возить? Есть у нас шефы. Помните, на митинге выступал начальник колонны Горшков и предлагал свою помощь. Ну, вот я Его и разыскал и попросил помочь.

— По существу может и правильно, а по форме — анархия. Что получится, Если каждый начнёт рыскать по трассе? Ну. что же, придётся писать тебе выговор, а в Дальстрой просьбу о передаче Югу этих помещений. Как ты это находишь?

— Шёл сознательно и обижаться не буду.

— Коль так, то решено. А с тобой, товарищ Дымнов, мы как-нибудь заглянем в лагерь. Познакомишься с новым начальником Фоминым. Коммунист… Так ничего. Да заодно и посмотрим, как он готовит людей для молодёжного прииска.

Дымнов согласно кивнул и спросил Колосова:

— Как у тебя с глубинным завозом на отдалённые прииска? Пора этим заняться вплотную. Скоро будем слушать на парткоме.

— Да-да. Ты это учти, — поддержал Краснов, — Да и с лесом на приборы не затяни.

— Чего там тянуть, когда мы уже возим лес в глубинку на ключ Приискатель. А потом пустим машины и вверх по Оротукану.

Краснов внимательно посмотрел на Юрия. В распадке ключа Приискатель большие массивы строительного леса. Управление собиралось туда перебазировать лесоучасток, но всё упиралось в строительство дороги.

— А чего вы смотрите так, будто я вру? Ездим, и всё. Сперва, конечно, сделали дорогу, и не сами, а рабочие-дорожники с прииска «Скрытый». Им лес тоже нужен. А участок почти рядом. Затея это Татьяны. Всё хлопочет за комсомольский прииск. В субботу она условилась с трактористами выехать на «Нечаянный» и одновременно пробить дорогу. От дорожников Таня уже звонила.

— Эх вы, комсомолия. Отпустили девушку одну? — забеспокоился Дымнов.

— А вы не смотрите, что она с виду такая. Я имею в виду — не могучая. Во-первых, попробуй не пусти, во-вторых, Ей-то наверняка не откажут. Знают и уважают нашу Таню.

— А чего же ты молчал? — с укором посмотрел на него Краснов.

— Зачем торопиться? Как будто я не знаю вас. Сразу бы заставили возить лес и на другие прииски…

— Чёрт тебя знает, Юрка. Не то тебя ругать…

Дымнов сразу перебил Краснова:

— И ругать и, когда надо, хвалить. А выговор за дело. Такие нарушения нельзя обходить молчанием. — Он направился к вешалке и снял шубу. — Давай пройдём в лагерь. Есть у меня ряд вопросов, которые следует решить.

Колосов тоже встал.

— Да разве дело в приказе? Мне, например, кажется — в совести. А я вот совсем не чувствую, чтобы она была у меня нечиста.