18-ое отделение милиции, Москва, 18.35.

День Сурка. Я снова, в гостях у радушного начальника 18-го отделения — Николая Евграфовича. «Буденовские» усы майора, все так же воинственно топорщатся, а мягкий украинский акцент заставляет улыбаться и вспоминать романы Гоголя. Только теперь, я в милиции не с Клаймичем, а с Лехой. Но атмосфера — все та же. Помещения с казенной мебелью, плакаты о победе коммунизма, фотографии преступников. Сидим в кабинете Евграфыча, пьем чай и ждем Чурбанова. Руку мне за полчаса зашили в Склифе (каждую минуту, Леха хватался за голову и причитал «Что я скажу твоей маме»), после чего на Москвиче, как белые люди, проследовали в 18-е отделение. Майор аккуратно, без протокола, расспрашивает о случившимся.

— Прямо на сходах, серед людей? — милиционер удивленно качает головой.

— Да, там с полсотни свидетелей было — отвечает за меня Леха — Совсем бандиты обнаглели.

Сейчас скажет «куда смотрит милиция?». Но нет, промолчал.

— Мне кажется, их главный не совсем в себе был — я потрогал руку. Болит зараза, ноет. Голова раскалывается.

— Под наркотиками — я и не заметил, как в кабинет начальника просочился молодой парень с короткой, военной стрижкой и волевым лицом — Врачи, уже освидетельствовали.

— Це, мой крайший опер, Ваня Шестаков — майор махнул рукой и опер приземлился к нам за стол. И, тут же вскочил вместе с Евграфычем. В комнату стремительно вошел Чурбанов, в компании с лысым, грузным генералом. Мы с Лехой, тоже встали, не зная как себя вести. Разыгрывать из себя ребенка, как это было в прошлый раз, в присутствии Галины Леонидовны и Светланы Владимировны, смысла не было, но и виноватым, я себя не чувствовал. Чурбанов сам, разрешил мои сомнения. Крепко обнял, пожал левую руку. Кивнул на правую:

— Болит? Ну ты, Витька, заставил нас понервничать! Это же, сам Лакоба!

Мы непонимающе посмотрели на Чурбанова.

— Садитесь, товарищи. Знакомьтесь — это больше для нас, чем для милиционеров — Начальник МУРа, генерал Олег Александрович Еркин.

Цепкий такой взгляд у Еркина, нехороший. Такому расколоть подозреваемого — что мне высморкаться.

— Может быть, послушаем сначала, что нарыли в отделении? — Олег Александрович разложил перед собой, какие-то бумаги, достал лупу и посмотрел на Евграфыча. Тот на опера. Шестаков опять встал и волнуясь, в присутствии генералов, начал докладывать.

— Задержано 9 человек, со множественными переломами челюстей, ушибами мягких тканей. Изъято три кастета, пять ножей, пистолет Макарова со спиленным номером. Три пакетика с белым веществом, предположительно героин. Отправили на экспертизу. Освидетельствование врачей, кстати, показало, что трое из задержанных, находятся в наркотическом опьянении. Откатали пальчики. Документов у подозреваемых, при себе нет, сотрудничать отказываются. Начали поднимать ориентировки.

Тут, опер замялся и посмотрел на нас с Лехой.

— Не тяни кота за хвост, Ваня — Евграфыч достал из тумбочки чашки, сушки, сахар и, вместе с чайником поставил на стол — Угощайтесь товарищи!

— В одном из подозреваемых, опознали «вора в законе» Юрия Лакобу. Настоящая фамилия — Хаджаратов. Уроженец Гудауты, 51-го года рождения. Последние три года, находится во всесоюзном розыске, за разбойное нападение. Дважды судимый. Второй подозреваемый — Шалва Сухумский. Настоящая фамилия — Жвания. 50-го года рождения. Также, из Гудауты. По остальным, работаем. У меня, все.

Пока Шестаков докладывал, Еркин разглядывал в лупу чьи-то отпечатки пальцев, на специальных бланках.

— Олег Александрович, есть, что-нибудь? — Чурбанова, как и всех нас, интересовало, чем же это занимается муровский генерал.

— Похоже, что есть — на лице Еркина появилось мрачное выражение — По пути сюда, я заехал в ГИЦ и взял отпечатки, по делу о пожаре в гостинице Россия. Совпадают узоры по Шалве Сухумскому.

Мы с Лехой, непонимающе уставились на генерала.

— МУР, давно охотится за бандой Лакобы. После известной сходки «воров в законе», в Кисловодске, где было принято решение «брать под защиту» цеховиков — тут генерал хмыкнул — Взамен отчисления 10 % их прибыли в воровской общак, Юрий Лакоба активно, со своей бригадой, начал трясти барыг в Москве и области. Десятью процентами они, конечно, не ограничивались. Нам поступала информация, что у Лакобы, был конфликт с другим криминальным авторитетом Халичава. В гостинице «Россия», Халичава держал несколько номеров, где принимались черные ставки на бега. Доходом своим, он ни с кем не делился и люди Лакобы в отместку, в позапрошлом году подожгли 13-й этаж. Погибло 44 человека.

Вот это, поворот! А я читал, что полыхнуло, из-за проводки. И там, даже, каких-то электриков из радиоузла гостиницы судили. Но, почему-то, дали условно. За 44 трупа! Теперь, понятно. Стрелочники. Милиция знала и подозревала Лакобу. Но, не могла доказать. Или у банды, были серьезные покровители. А, скорее всего, и то и другое.

— Та информация, которую вам сообщил Олег Александрович, секретная! — постучал ручкой по столу Чурбанов — У нас, не было серьезных улик по Лакобе. Сейчас, есть отпечатки пальцев Шалвы Сухумского. Они совпадают с теми, что найдены на пожаре. Будем крутить дальше. Теперь, что касается тебя.

Палец Чурбанова, уперся в меня.

— О твоих приключениях, судачит вся Москва. Пройти нельзя, чтобы не спросили про Селезнева. Конечно, большое спасибо за Лакобу. Поверь, это будет отмечено государственной наградой. Но, тебе пятнадцать лет! — голос зятя Брежнева, набрал силу — Тебе, учиться надо! А не по ресторанам, шляться!

Я опустил глаза и принялся шепча губами, загибать пальцы.

— Ну, что там у тебя, еще? — обвинительный пыл Чурбанова угас и возобладал интерес.

— Ленинградский маньяк — раз, грабители итальянцев — еще плюс три, банда Лакобы — девять. Итого тринадцать преступников. Иван — я повернулся к оперу — Ты, скольких закрыл, в прошлом году?

— Десятерых — Шестаков смотрел на меня квадратными глазами — Это по тем делам, что до суда дошли. Еще несколько, в разработке. Пара — в СИЗО сидят.

— И это, как нам сказал Николай Евграфович, лучший опер центрального отделения Москвы!

— Ну-ка, ну-ка — подался вперед генерал Еркин — Уж не хочешь ли ты, поступать в школу милиции?

Мужчины засмеялись. Мои песни звучали, уже из каждой форточки и жизненный путь в глазах окружающих, был предначертан. Один Леха, был внимателен и серьезен.

— Защищать Родину в «повседневных боях» — нет участи лучше, для мужчины — тихо произнес я. Милиционеры оборвали смех. В кабинете, повисло неловкое молчание.

— Гхм — прокашлялся Чурбанов — Олег Александрович, запускайте план «Заря». Николай Анисимович звонил в ЦК. В связи с резким ухудшением криминогенной обстановки, нам дали «добро» почистить Москву. Убийство сына зам. министра МИДа, банды в центральных ресторанах города, грабежи иностранцев — это все, уже ни в какие ворота.

— У нас все готово, Юрий Михайлович — ответил генерал Еркин — С завтрашнего дня, начинаем облавы по злачным местам, отработаем диаспоры и воров в законе, усиление на дорогах и вокзалах.

— Разрешаю применить спецмеры дознания к Шалве и Лакобе — Шестаков и Николай Евграфович кивнули — Узнайте все по гостинице, где прячутся его подельники, скупщики, а также выясните все по Кикабидзе. Этого актера прикрывает, кое-кто из высших чинов Грузинской ССР — нам нужны письменные показания. После чего, я отдам приказ об аресте Кикабидзе и обыске у него дома.

— А, ты — палец Чурбанова, вновь нацелился на меня — Поедешь со мной. Отдохнешь от приключений, на нашей с Галиной даче. Твоей маме, я позвоню. Всем, все понятно?

* * *

Скука. Нет, не так. СКУКА! Пять дней я сижу на даче Чурбанова, в Усово. Двухэтажный, деревянный дом, с красной черепичной крышей. Двадцать соток соснового леса. Высокий, трехметровый забор. Я облазил всю территорию. Свел тесное знакомство с кавказской овчаркой Рексом и сторожем Данилычем. Рекса я подкупил, таская с обеда и ужина мясо. Данилыча — бутылкой зубровки, которую свистнул из бара Чурбанова. В баре столько алкоголя, что генерал, даже не заметит пропажи.

Айфона нет, Веры нет, к телефону меня не подпускают — прямо, хоть вой на луну. Благо, снегопады закончились и ночное светило появляется сразу, после захода солнца. Несмотря на рану, я бы, даже, сходил в поселок, поиграть с пацанами в снежки или штурм снежной крепости, но покидать территорию мне, тоже не разрешают. Перевязки, делает сама Брежнева, телевизор вызывает одну лишь зевоту. Единственное спасение от скуки этого домашнего ареста — вечерние посиделки. Галина Леонидовна — не только мой добрый ангел, но, также, ангел-хранитель целого ряда актеров и музыкантов.

В среду, приезжал бывший муж Брежневой — иллюзионист Игорь Кио. Демонстрировал фокусы друзьям и родственникам четы. Научил меня трюкам с исчезающими монетами, небьющимися куриными яйцами и, даже, втыканием вилок и ножей в голову ассистента. Наибольший интерес у публики, вызвали шулерские приемы. В этом, Кио был спец. Легко прятал колоды в рукавах, подкладывал карты… Уже изрядно выпив, иллюзионист вышел на свежий воздух покурить и разоткровенничался со мной. История взаимоотношений Кио и Брежневой, оказалась трагичной. Они познакомились на гастролях в Японии — это была страстная, взаимная любовь, с первого взгляда. Ничего не говоря отцу, Галина подала на развод с первым мужем и уехала с молодым любовником в Сочи, где вышла за него замуж. Брежневу она послала записку: «Папа, я влюбилась. Ему 25». Чтобы не сильно шокировать родителя, возраст любимого она увеличила на семь лет. Леонид Ильич, пришел в ярость. Он заставил КГБ отыскать беглянку и вернул ее в отчий дом. А у Кио, «бурильщики» забрали паспорт — вернули уже без штампа о браке.

А в четверг, нас посетила разношерстная группа друзей Галины — Илья Глазунов, Юрий Любимов, Олег Попов. Брежнева пила шампанское, мужчины — водку. Разговоры шли все, какие-то мрачные. Не дали гастролей, не выпустили за границу (завистливые взгляды в мой адрес), цензура зарезала спектакль. Галина — добрая душа — всем сочувствовала, обещала помочь. Глядя на нее, слезы наворачивались на глаза. Ведь, ты умрешь одна-одинешенька, в заштатной психиатрической больнице. И ни одна тварь из тех, что выпрашивают подачки, не придет на похороны. «Ах, судьба ты моя криволапая, что глядишь на меня, кровью капая…»

Мое заточение, закончилось 6-го января. До поездки в Италию, оставалось три дня и я, уже начал волноваться. В этот день, Чурбанов разбудил меня рано, заставил надеть костюм, завязать галстук. Брежнева обняла на прощание, расцеловала и мы отправились в Москву. В машине, генерал осмотрел критически, поправил мне галстук. Было видно, что он волнуется.

— Сначала заедем в Склиф, снимем швы. А к 12-ти, нас ждут на Старой площади.

— А, что там? — включил дурачка я.

— Центральный комитет Коммунистической партии. Большие люди, хотят с тобой поговорить — Чурбанов замялся — В Москву прилетел Майкл Гор из «Атлантик Рекордс» и Эндрю Вэбер из «СиБиЭс Рекордс». Из американского посольства, пришло приглашение в адрес Клаймича, провести переговоры. Такое же приглашение, от немцев. «Полидор интернэшнл» заинтересовался тобой и группой «Красные звезды».

Вот, что творит всего один музыкальный клип и одна «Феличита» животворящая. А, если я запишу десяток песен из «Modern Talking», «Depeche Mode» и «Secret Service»? Капиталисты Кремль, штурмом брать будут? Скорее всего, развернут охоту за мной в Италии. Нынешние вояжи — это, лишь разведка боем, попытка застолбить поляну. Кстати, «Secret Service» вот-вот, появится на свет божий и, если красть песни с музыкой — то в первую очередь у них. Я поставил себе галочку.

— В общем, некоторые члены ЦК и Политбюро, хотят на тебя посмотреть, прежде чем принимать решение. Наши артисты, вроде, ансамбля песни и пляски Александрова, балет Большого театра, успешно гастролируют по капиталистическим странам. Но, это высокое искусство. Примеров успеха эстрадных групп, пока не было.

— И не будет, если не менять ситуацию.

— Это, почему? — удивился Чурбанов.

— Во-первых, цензура. Один из музыкантов нашей студии, Борис, играл в группе «Цветы» Стаса Намина. Ее запретили, цитирую, как «пропагандирующую буржуазные идеи „хиппи“». Запретами, идеологическую войну не выиграешь. Надо самим, леса поджигать.

— Я не знаю, что там с «хиппи» — завелся Чурбанов — Но пять лет назад, на улице Герцена, Намин устроил давку, среди своих поклонников. Милиция перекрывала автомобильное движение, могли погибнуть люди. Если бы не дед Намина в ЦК — Анастас Микоян — то «Цветы», отправились бы цвести на лесоповал.

— Во-вторых, мы сильно отстаем с музыкальным оборудованием — я проглотил отповедь и продолжил — Например, на «Мелодии» не знают, что такое эффект фуза на соло-гитаре. Недавно, Штильман остановил запись оркестра и запретил музыканту «искажать звук на гитаре». И так, по многим позициям.

— Ты, Вить, вот что — нахмурился Чурбанов — Держи эти свои идеи на Старой площади, при себе. Там, никого не волнуют фузы-музы.

— Что же их, тогда волнует? Валютные поступления? Не сбежит ли кто, в Италии?

— Да, не знаю я! — от генерала, уже, можно было прикуривать — Сказали привезти Селезнева, вот и везу.

Это, кто же зятя Брежнева, может таксистом запрячь? Мне, даже, любопытно стало.

* * *

Вот они — два старика, два «серых кардинала» советского государства. Смотрят на меня, не мигая. Один — Суслов — рулит всем Политбюро. Без его решения, Брежнев шагу ни ступит («как на это посмотрит Михаил Андреевич»). Курирование идеологии — это, лишь вишенка на торге. Другой — Пельше — руководит партийным контролем и, неформально, кадрами. А еще, он натуральный основатель Союза — вместе с Ильичем, делал революцию, чуть ли не держал за ноги, когда Ленин, выступал с броневика. Пережил НЭП, сталинские чистки, хрущевские оттепели — все видел, все прошел. А у меня рука болит, просто разрывается. Никакого нормального обезболивающего («до свадьбы заживет»). И Чурбанова нет. Провел по коридорам здания ЦК, тихо поздоровался со старичками и отвалил. И что, теперь делать? Порвут, как тузик грелку, ей богу порвут.

— Селезнев — начал разговор Арвид Янович — А ты, когда песни успеваешь писать? Леонида Ильича спасаешь, преступников ловишь, в чемпионатах по боксу побеждаешь — да, еще придумываешь и «Бессмертный полк», и движение, за помощь голодающим Африки… В школе, на переменках?

— А у меня накопился запас, уже написанных песен, да и пишется легко — иногда за вечер придумываю — промямлил я — Вот, гостил на даче Юрия Михайловича, написал русские слова к той английский песне, что я обещал Леониду Ильичу. Про помощь голодающим, в Африке.

Я встал и пропел куплет а капелла:

У Криса Кельми, была одна единственная, классная песня — это «Замыкая круг». Которую он «собезъянничал» с джексоновской «We Are the World» и спел с ведущими советскими исполнителями — от Градского и Агузаровой до Сюткина и Макаревича. Тут, моя совесть, была совсем чиста.

Старики мало впечатлились. Лица — маски.

— В Союзе Композиторов, ни у кого за вечер не придумывается, а у тебя придумывается — Суслов поджал тонкие губы.

— Но, ведь хорошо получается — пожал плечами я — Еще никогда, советские песни не поднимались на первое место европейских и американских хит-парадов. Не зря, штатовские тузы, к нам прилетели.

— Так, они захотят послушать другие песни, на английском языке — покачал головой Пельше — Хотя, выпустить альбом на Западе советской группы, было бы хорошо, идеологически правильно. У нас, есть самый лучший в мире балет, опера, хор, теперь будет и эстрада. Опять же, молодежь отвлечь от этих волосатых битлов.

Суслов кивнул.

— А я, напишу. Вот, прилечу из Италии и напишу. А еще, песню на закрытие Олимпиады, такую чтобы все гости плакали.

«До свиданья, наш ласковый Миша…» — про себя пропел я — «До свиданья, до новых встреч…»

Я ничем не рисковал. Пахмутова и Добронравов, даже, еще не приступали к «Мишке», который кстати, вот ирония, изначально назывался «До свидания, Москва, здравствуй, Лос-Анджелес!» Но потом Штаты и западные страны, решили бойкотировать Олимпиаду в Москве и песню срочно, перед самым открытием перелицевали на «Мишку».

— Ну, хорошо — проскрипел Суслов — Езжай в Италию. И, помни, что у тебя, тут мама, дед…

Как, такое забудешь, шантажисты хреновы.

— А, чтобы ты не думал, что советское государство не может быть благодарным — Пельше вытащил из папки, какую-то картонку с печатью — Вот тебе, постоянный пропуск, в 200-ю секцию ГУМа.

Я повертел картонку — А что это, за 200-я секция?

— Тебе объяснят — старички, уже потеряли интерес ко мне — Иди.

И, я пошел. Нет, помчался. На улицу Селезневская. В коридоре ЦК, меня попытался перехватить, какой-то немолодой, представительный мужчина. Инструктор из отдела идеологии. Но я, ткнул ему в лицо рукой, где на бинте выступили капли крови и побледневший мужик, резко отвалил в сторону. Лишь, визитку сунул. Какой прогресс! У советских чиновников, начали появляться визитные карточки. Так, СССР спасем!

На Селезневской, Селезнева ждали. Точнее, ЖДАЛИ! Первой, меня встретила Вера. Одинокая красавица стояла в холле, возле горящего камина, обняв себя руками. Я тихонько подошел сзади и прижался всеми частями тела, к родным выпуклостям. Девушка взвизгнула, крутанулась на месте и кинулась мне на шею. Я был покрыт поцелуями и облит слезами. Бинты развязаны и завязаны. Ширинка расстегнута и застегну… Черт, рядом с Верой, мысли, сразу мчатся не в ту сторону. С трудом овладел собой. Время затащить заю в постель, еще будет. Лишь спустя четверть часа, моя красавица смогла успокоиться, взять себя в руки и победоносно ввести меня в наш репетиционный зал. Там музыканты, оттачивали «We Are the World». Новые объятия, ахи-вздохи, выход на сцену. Оттуда, я рассказал собравшимся, краткое содержание предыдущих серий. Если о драке в «Арагви», с грузинами, и о последующем разборе полетов в 18-м отделении, народ, уже знал (Леха провел разъяснительную работу), то встреча в ЦК и прилет боссов западных лейблов — стали сюрпризом. Последнее, конечно, не для Клаймича. Судя, по нахмуренному лицу, он бы предпочел сохранить переговоры в секрете. Но у нас на носу, на самом кончике — поездка в Италию. А это значит, что мне нужны лояльные, мотивированные сотрудники. Когда есть шанс стать всемирно известным членом музыкальной группы — пять раз подумаешь, «выбрать свободу» или нет.

Пока я разорялся, взгляд то и дело натыкался на Альдону. Функция «Снежная королева», включена на полную. Ледяные глаза, сверлят меня с такой силой, что просто дым идет. С этим, надо срочно, что-то делать и я, даже, знаю что. Прислушался к себе. А сердечко-то, застучало, да.

Закончив выступать — я в компании Лехи и Клаймича, прошелся по студии. Она напоминала вокзал. То тут, то там лежали какие-то баулы, картонные коробки, упаковочные пленки. Слушая краем уха пояснения Григория Давыдовича («все паспорта с итальянскими визами получены, билеты куплены, отели в Риме и Сан-Ремо забронированы, машины и грузчики заказаны»), я разглядывал окружающих. Вот, серьезная Татьяна Геннадьевна распевает улыбчивую Ладу. Рядом, ждут своей очереди Вера и Альдона. А вот, Роза Афанасьевна, дымя как паровоз, стоит над душой Львовой. Та, что-то срочно дострачивает на швейной машинке. Блин, надо запретить курение в студии. Поставил себе очередную галочку. Бесконечный поток жалоб Клаймича («нет того-сего, не успеваем то-это») надо было, чем-то перебить. И я, не придумал ничего лучше, чем загрузить его, идеей создания «стены славы».

— Григорий Давыдович — начал я, излагать свой замысел — А что, если в холле первого этажа, нам сделать фотостену?

— Зачем? — наш директор впал в легкий ступор.

— Ну как… Вот, приедут к нам на переговоры американцы. Войдут в студию. К переговорам, сразу не приступают, предлагают людям чай-кофе, а может, что и покрепче — кстати, распорядитесь организовать у нас внизу, мини-бар. Только пусть, ха-ха, он закрывается на ключ. Так вот, пока люди согреваются-пьют, у них перед глазами, фотографии лучших моментов нашей истории. Как Брежнев мне вручает медаль, как девицы поют со сцены Центрального концертного зала и все, в таком духе.

— Хм… в этом, что-то есть — Клаймич уважительно посмотрел на меня умными, еврейскими глазами — Тогда, может быть, стоит сфотографироваться и с американцами. Для стены.

— Обязательно! Не они первые приедут к нам, за песнями. Весь мир, в очереди будет стоять!

— Кстати, о песнях. «We Are the World», мы записали. Пока, голосами музыкантов, но для демо-кассеты пойдет. Не понятно, как быть с худсоветом. Они, не примут песню на английском.

— Ничего страшного, я придумал слова на русском.

Мы позвали в студийную комнату Завадского с Робертом, который, потихоньку, стал выдвигаться на вторые роли в группе, после Коли и я напел им Криса Кельми. Впечатлились.

— И это, еще не все. Завтра с утра, собираемся и срочно записываем несколько мелодий для американцев. Пока, лишь минусовки, без голоса. Григорий Давыдович, позвоните в американское посольство — пусть приезжают послезавтра, к шести вечера. На неофициальную встречу. Надо же, познакомиться? Переговоры проведем после возвращения, в присутствии представителей министерства культуры, МВД… Переводчика, тоже брать не нужно, мы оба говорим по-английски.

— Могут быть проблемы — засомневался Клаймич — А вдруг, Щелокову доложат об этом, как-нибудь не так?

— Я решу этот вопрос, с министром — мое лицо излучало уверенность и директор сдался.

А у меня на повестке дня, более серьезная проблема. Студийный стукач. Гнида, которая может пустить под откос мой паровоз, который, только-только стал набирать ход по рельсам истории.

— Леха, зови Альдону.

Пока ждали распевавшуюся прибалтку, Леха смущаясь, поведал мне, что отправил наших охранников на подмогу деду. Переезд был в самом разгаре, требовалась помощь сильных мужчин — полки прибить, вещи и мебель занести… В очередной раз, почувствовал себя полным ничтожеством. Какие судьбы мира, если я, даже, ближайших родственников поддержать не могу?!

— Спасибо, Леш — в горле запершило — Я, не забуду.

— Да, что ты, Вить — засмущался «Мамонт» — Сколько ты, для меня сделал. И судимость, и членство в Партии, да, даже, встреча с Зоей. Без тебя, да я….

— Се-ейчас, ра-асплачусь — мы и не заметили, как Альдона тихонько зашла в переговорную — Дава-айте, обнимемся.

А давай, я тебе в репу заряжу. С правой. Как, тогда, в Сочи. Сдержался. Проглотил обидные слова.

— И, снова, здравствуй, красавица! — мое лицо демонстрировало радость встречи и ничего более — Требуется твоя помощь.

* * *

Первый заместитель председателя КГБ Семен Кузьмич Цвигун, еще раз посмотрел на рентгеновский снимок. Затем, на заключение врачей Кремлевской больницы. И, обратно на снимок. Семен Кузьмич был коммунистом, а значит материалистом. Не верил ни в бога, ни высшие силы. Несколько научно-исследовательских институтов и кафедр Военно-медицинской академии, под эгидой КГБ, долго и упорно искали, хоть, какие-нибудь, доказательства экстрасенсорной активности. Цвигун, лично читал отчеты руководителя лаборатории радиоэлектронных методов исследования биологических объектов, доктора физико-математических наук Эдуарда Годика, о феномене Нинель Кулагиной. Та, в 60-х годах утверждала, что обладает даром телекинеза, а, также, может изменять свойства воды (в частности, кислотность). После долгих исследований, выяснилось, что Кулагина ловко мошенничала, используя тонкие капроновые нити, спрятанные магниты, а, также, крупинки соли под ногтями (которые она бросала в воду). И это, укладывалось в представления коммунистов об окружающей реальности. Все, что существует вокруг — материально и, может быть измерено. Как писал Ленин, материя, есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и критерием правильности этих ощущений, служит практика, эксперимент. Пока эксперименты показывали, что экстрасенсы — банальные мошенники.

Но теперь, факты вступили в конфликт с этими представлениями. Врачи нашли раковую опухоль, в верхней доле правого легкого. Пункция подтвердила злокачественный характер образования. Назначена операция, химиотерапия. Поверить в то, что Селезнев по хрипам дыхания смог продиагностировать столь сложное заболевание, не мог ни Цвигун, ни его врачи. Но, также, генерал не верил в то, что какие-либо эзотерические силы, могли помочь певцу поставить диагноз. И это, было загадкой. Генерал Цвигун, любил загадки.

На столе зазвонил телефон. Семен Кузьмич отложил снимки и поднял трубку. Секретарь напомнил, что в приемной ждет подполковник Кузнецов.

— Пусть заходит — Цвигун, еще раз кинул взгляд на медицинские документы, после чего, убрал их в сейф.

— Здравия желаю, товарищ генерал армии! — Кузнецов вошел в кабинет и занял привычное место за столом справа.

— Добрый вечер, Андрей Николаевич. Есть, что нового, по нашему вундеркинду?

— Историю с бандой Лакобы, я вам, уже докладывал. МУР продолжает рыть землю, получены показания бандитов по гостинице «Россия» и по Кикабидзе. У последнего, был проведен обыск. Найдены большие суммы в валюте, золото… Он арестован. Щелоков, по несколько раз в день ездит в ЦК. Похоже, что наверху решили почистить не только Москву, но и Грузинскую ССР. Под Шеварднадзе, закачался стул.

— И все это, после того, как, только-только, отскоблили республику от делишек Мжаванадзе — покачал головой Цвигун — Ладно, что по нашему делу?

— Чурбанов, спрятал Селезнева на даче Брежневой. Сегодня, Виктор, был на приеме у Суслова и Пельше. Информации по встрече нет, но будет. Продолжаем работать по плану, который нам спустил Юрий Владимирович.

— Напомни мне детали плана — Семен Кузьмич взял ручку и начал рисовать на белом листе бумаги кузнечиков. Насекомые, получились настолько правдоподобные, что казалось, вот-вот, какая-нибудь из тварей, прыгнет с листа и застрекочет за шиворотом.

— Цель плана, дискредитация студии МВД и, лично, тандема Щелоков-Чурбанов. Для этого, мы инициируем побег одного из музыкантов, во время гастролей в Италии. Кандидатура утверждена, это мой информатор.

— Не жалко терять, секретного сотрудника? — поинтересовался Цвигун.

— Не жалко. Если надо — завербуем нового. Кандидатура — идеальная. Информатор, уже давно тяготиться своей ролью, устраивает истерики, грозиться все рассказать директору студии Клаймичу и Селезневу. Играть его в Италии, будем втемную. Сотрудник нашей резидентуры в Риме, под видом црушника, установит контакт с музыкантом. Пообещает золотые горы. Побег, в крайнем случае, похищение, произойдет в последний день гастролей, перед вылетом в Союз. Искать беглеца, будет уже поздно, после чего, его увезут на нашу конспиративную квартиру под Римом. Там, он даст несколько интервью на камеру, где расскажет «всю правду» о социалистическом строе. Кассеты с записью, подкинем итальянским и немецким телеканалам.

— После того, как музыкант спрятан — генерал продолжал раскрашивать яйцеклад кузнечика и слушать подполковника — В «Правде», «Известиях» выходят фельетоны про побег, про студию, ансамбль «Красные звезды»… Заодно пустим информацию, об огромных доходах нашей творческой интеллигенции, которой покровительствует Щелоков. Товарищ Цинев посмеялся, что, даже, дело Кикибидзе, можно использовать.

— Уничтожить врага, его же оружием — хмыкнул Цвигун — Но, вот, что я думаю. План плохой. Посольские — сами под наблюдением. А, если засветятся? Представь, заголовки в европейских газетах «КГБ помогает советским музыкантам, бежать на Запад». Потом, что делать с информатором, уже после того, как кампания по дискредитации Щелокова, будет запущена в Союзе? ПГУ, собирается его держать на конспиративной квартире вечно? Или он испытает смертельное чувство раскаяния от сделанного? Может быть, нам мало дела Богдана Сташинского, который убил Бандеру, а потом сбежал в ФРГ? Вся эта возня, вокруг Селезнева, которую нам, кстати, велел прекратить Леонид Ильич — плохо пахнет. Есть у меня ощущение, что ситуация, пойдет не по сценарию Юрия Владимировича. Давай-ка, Андрей Николаевич, подумаем, как нам дистанцироваться от всего этого. Это, ведь дело Первого главного управления? Вот пусть, у них голова и болит.

Кузнецов, удивленно посмотрел на генерала. Это шло в разрез с прежней позицией Цвигуна, по разработке Селезнева. Однако, дисциплину, никто в КГБ не отменял. Приказ есть приказ.

* * *

— Помощь? — Альдона села в кресло, достала пилку для ногтей — И, ка-акая же помощь, нужна?

— У нас в студии, есть стукач — резким рывком, я вырвал бесящую меня пилку, из рук девушки — Говорю по буквам. С Т У К А Ч.

— Аа… ну да, наверняка — отвела глаза Альдона — На студию, потрачены большие деньги…

— Нет, это не стукач Щелокова. Это — информатор КГБ. Я общался с генералом Цвигуном и нашим итальянским куратором, подполковником Кузнецовым. Папка на меня — толще кулака.

— Вить, мы же ничем незаконным, не занимаемся — наивности Лехи, можно, только позавидовать.

Мы с Альдоной, переглянулись. Кремень девка. По глазам вижу, как она включилась в ситуацию. Ноздри задрожали, на щеках появился румянец. Ей бы парнем родиться — большую карьеру в спецслужбах, могла бы сделать. Хотя, какие наши годы? Может и сделает. Уж очень громадные планы у меня, на ее отца.

— Мы пойдём, простым логическим ходом — усмехнулась девушка.

— Пойдём вместе — я подхватил ее шутку из «Иронии судьбы».

— Клаймича, Завадского, мы отбрасываем. Последний, обязан жизнью дочери Виктору. А наш директор, бросил коллектив Пьехи, ради студии. Лада и Вера, также мимо. Думаю, не надо объяснять, почему — Альдона, зло посмотрела на меня.

Я ей ответил успокаивающей улыбкой.

— Согласен. Теоретически, Ладу могли бы завербовать, но она, слишком молодая.

— У нас, есть пять музыкантов — Роберт, Владимир, Михаил, Глеб и — как его… чернявенького… «горниста» нашего зовут… а, вспомнила — Борис! Их, надо разрабатывать в первую очередь. Во-вторую, женщин «с историей». Львову, Татьяну Геннадиевну и Розу Афанасьевну. Каждую из них, могли зацепить, чем-то из прошлого. Хотя, я ставлю, что это, кто-то из новеньких музыкантов. Левые концерты, гонорары в конвертах, ОБХСС…

— Итого, если отбросить Роберта, нам надо отработать четверых человек.

— За Боба, я ручаюсь! — ударил кулаком в ладонь Леха — Наш человек!

— Есть идеи, как до отъезда в Италию, решить проблему?

— Это, нере-еально — покачала головой девушка — Выявление информатора — небыстрый процесс.

— Мы, не можем рисковать Сан-Ремо — я покачал головой — Слишком многое поставлено на карту. Поступим так.

Тут, я очень удачно вспомнил историю о том, как во время первой мировой войны, искали предателя в ближайшем окружении царя и в Генеральном штабе. Сделали несколько ложных планов наступления, дали «случайно» ознакомиться с ними подозреваемым, после чего засекли, на каком участке фронта немцы усилили оборону.

— Надо дать КГБ, какую-нибудь конфетку. От которой они, не смогут отказаться. Например, подкинуть информацию о том, что я планирую пустить несколько песен «налево». Уже договорился встретиться с американцами и обменять ноты на доллары. Сумма большая, даже, огромная для подростка — двадцать тысяч зеленых.

— А обмен, надо назначить в таких местах, где легко организовать контрнаблюдение — моментально сообразила девушка.

— Именно. Мы, находим в Москве четыре пустыря, которые видны с каких-нибудь многоэтажек. Каждый из музыкантов, либо случайно слышит нашу ссору с Альдоной, где я ей рассказываю о встрече, по такому-то адресу, а она меня убеждает не ходить на нее. Либо, обрывок моего телефонного разговора. У каждого — свой адрес. Леш, тут нужна будет твоя помощь. Будешь их по одному приводить к переговорной или кабинету, ну скажем, на инструктаж, перед поездкой и просить подождать у двери.

— Которая, будет приоткрыта — усмехнулся «Мамонт».

— Ищем, более-менее, освещенные пустыри. Если ночью, рядом с каким-то из них, начинается подозрительное шевеление — появляются странные прохожие, дворники, припаркованные автомобили…

— У нас, есть подозреваемый — сообразил Леха — Но нам нужен четвертый наблюдатель.

— И пятый. Я не хочу светить, свое отсутствие дома. За мной, могут следить. Возьмешь двух, самых надежных из охранников. Их, кстати, не обязательно посвящать в подробности.

— Может сработать — задумчиво произнесла Альдона — Особенно, если все проводить в день перед отлетом. В КГБ цейтнот, а вдруг Витя, совсем дурак и повезет доллары за границу. Трясти на таможне или нет. Минимум, надо заснять передачу и показать пленку Бреженеву или Суслову. Получить указания. Да, может сработать.

— Нужны бинокли — «Большой брат», тоже загорелся идеей.

Не, Лех, это уже не «Зарница» и не «Казаки-разбойники». Это, игры взрослых дядек. Альдона это понимает, а ты, еще нет. Ну, ничего. Пообтешешься.

Бинокли — это не тепловизоры. И, даже, не приборы ночного видения. В СССР, их можно купить… кстати, где? Я достал из кошелька пропуск в ГУМ. Ну, вот и повод образовался, навестить место, откуда начался развал СССР. Точку зеро. Спецдачи, спецраспределители, спецпайки…

— Альдона, ты ищешь пустыри. Леха, по коням. Мы, едем в ГУМ.

* * *

Одиннадцать месяцев, как я попал в СССР. И вот, наконец, я очутился в коммунизме. В 79-м году, он вполне себе построен по адресу: Москва, Красная площадь, дом 3. Вход (не перепутайте!) прямо напротив Мавзолея. Наверное, чтобы мумифицированному основоположнику, приятнее было. Почтили, так сказать, память потомки. На входе — швейцар и гардероб. Пока раздеваемся, «вратарь» проверяет наш пропуск, звонит кому-то. А потом… Перед нами открываются пещеры Аладдина. Даже меня, избалованного жителя 21-го века, поражает изобилие, в абсолютно пустых залах. Леха же, просто в шоке. Взгляд остекленевший, застывший. Вручаю ему железную тележку (кстати, первый раз вижу столь привычный девайс, в советском магазине). Идем по залам. Первый — явно для иностранцев. Витрины с хохломой, гжелью. Самовары, матрешки, значки, павловские платки… Во втором зале, представлена парфюмерия. Тут, Леха оживает. Приценивается к французским духам «Ша Нуар» за 15 рублей («Для Зои»). На флаконе — забавные кошачьи глаза. Любимый запах Любовь Орловой. Идем дальше. Следующий зал — одежда. Чулки, трикотаж, готовое платье, обувь, шубы… Десятки шуб из песца, соболя… Шапки ондатровые — 40 рублей. На черном рынке, они идут по 250 рублей. Дубленки 150–200 рублей. «Простому народу», можно перепродать за 600–800. Джинсы «Левис», «Вранглер» — 60–70 рублей. У Шпильмана — по 150–200. В голове, работает калькулятор. Пытаюсь его выключить — не получается. «Большой брат», тем временем, обратно впадает в ступор.

Вокруг, вьются симпатичные продавщицы — мы — единственные покупатели в этот вечер — но взгляд, постоянно перескакивает на товары. Наибольший шок, в отделе электроники. Чего тут, только нет. Телевизоры «Панасоник» и «Тошиба», видеомагнитофоны «Шарп» и «Филипс», различные проигрыватели и магнитофоны. Пока Леха, рассматривает электроорган «Yamaha», тихонько приобретаю электронные часы «Сasiotron» с индикацией года, месяца и числа. Японские. Последний писк моды. Пятьсот с лишним рублей, но они того стоят. «Мамонт», что-то хочет спросить, оборачивается и, тут же, получает от меня подарок. Пытается отказываться, смущается, но, в конце концов, надевает часы на левую руку. Видно, как он доволен.

К нам подходит заведующая, всего этого коммунизма — Людмила Захаровна. Дебелая тетка, лет сорока, во всем импортном. Просит, смущаясь, автограф. Для дочери. Попутно узнаю, где отдел ювелирки. Его нет. Но, благодарная Людмила Захаровна, тут же, посылает продавщиц к соседям, в общий ГУМ. Они приносят на специальных бархатных подставках золото и серебро. Выбираю для Альдоны сапфировые сережки. Они, очень подходят, к цвету ее голубых глаз. Для мамы, покупаю золотую цепочку с кулоном. Еще минус полторы тысячи рублей. Заначка, которую я ношу с собой, подходит к концу.

Заглядываем в отдел посуды. Здесь, можно приобрести хрусталь, а также любую оптику. Берем два семикратных, полевых бинокля, производства Загорского оптико-механического завода. Еще два, Леха купит сам, в Военторге. Незачем настораживать продавщиц 200-го отдела, большой партией.

На обратном пути, отовариваемся парфюмерией. Для «Мамонта», упаковывают «Ша Нуар» (у Зои будет праздник, после чего праздник, видимо, будет у Лехи), я себе, покупаю одеколон «Консул» — продукт совместного производства СССР и Франции. Глупо, конечно, перед Италией, но не могу устоять. Финальная покупка — ондатровая шапка для деда.

Пока одеваемся, тихонько напеваю про себя:

Звездная болезнь, в самом разгаре. Уже, практически, выходим на улицу, как нас догоняет одна из продавщиц. В 200-й секции, работает стол заказов и нам собрали по команде Людмилы Захаровны два продуктовых набора. Сервелат, шпроты, банки с икрой — красной и черной, твердый сыр, торт «Птичье молоко». То самое, что мы хотели купить в «Арагви». Дед, будет доволен.

* * *

И, дед доволен. Мама, так вообще сияет. Еще бы! Во-первых, объявился блудный сын, после недельного заточения у Брежневых, во-вторых, с подарками. Примериваем шапку на деда — в самый раз. Выглядит солидно, как полагается новому заместителю начальника Главного архивного Управления при Совете министров СССР. Назначение, надо отметить. Мама, ахая и красуясь перед зеркалом, застегивает на шее кулон — мы с дедом, мечем на стол заказ, режем колбасу и сыр, открываем шпроты. Появляется бутылка водки, шампанское. Опять я в пролете. Уже, даже, привыкать начал. Пока мама стругает салат, звоню, закрывшись в соседней комнате, Вере. Зая скучает по мне сильно-сильно. Целует сладко-сладко. После обязательных нежностей, интересуется, что у меня с Альдоной. Почему та, такая неприветливая, смотрит волком? Наверное, потому, что Витя дурак и не может держать свое мужское достоинство в штанах. И тут сапфировые сережки, либо исправят ситуацию, либо нет. Успокаиваю Веру. Перед Италией, все на взводе, нервничают.

После праздничного ужина, родственники усаживаются смотреть телевизор. Показывают «Вокруг смеха». На экране — Жванецкий, со своим потертым портфельчиком. «Что смешно — министр мясной и молочной промышленности у нас есть и очень хорошо выглядит». Кажется, что автора-исполнителя, сейчас заберут прямо со сцены, за антисоветчину. Но, сатирик бесстрашно продолжает: «И что интересно — мясная и молочная промышленность есть, мы ее видим и запах чувствуем». Дед с мамой смеются, вытирая слезы.

— Почем стоит похоронить?

— По пятерке на лицо.

— А без покойника?

— По трешке, хотя это унизительно.

Тут и я, не выдерживаю, закатываюсь от смеха. Был в Союзе юмор, был! Причем первоклассный, прошедший горнило цензуры и острой конкуренции. Раскачивали, конечно, сатирики основы государства. Но, кто их не раскачивал? Рок-музыканты? Писатели? Актеры кино и режиссеры? У всех, была фига в кармане. Но, ведь здоровому государству, все это не страшно. А для слабого, фронда интеллигенции — фатальна.

Хорошего понемножку — надо поработать. Запираюсь в ванне, достаю айфон. Здравствуй, прэлесть моя, давно не виделись. «А вдруг гаджет перестал работать?» — колет меня мысль. Но нет, экран светится привычной заставкой блокировки. Вбиваю в поиск «хит-парад 79-го года». На вершине — «The Bee Gees», «ABBA», Kate Bush, «Queen», «Рink Floyd» — нет, это все, не для нас. Узнаваемый, уникальный стиль. Нужно, что-то пупсовою, заводное, народное. Ага, есть кое-что. Группа «Чингисхан», с одноименной песней. Попали в хит-парады, одновременно Европы и США. Удивительно, что на Евровидении, песня, даже, не вошла в тройку победителей. Blondie — «Нeart Of Glass» — тоже неплохо. Выбираю, еще пяток песен, разных популярных групп, включая «Secret Service» и список готов. Завтра, запишем их в студии. Пока, без слов — лишь музыкальные проигрышы.