Как мы добирались до гостиницы — это отдельная история. Заметая следы, нам пришлось несколько раз пересаживаться с гондолы на гондолу. Еще в дороге я без раздумий надел на шею Лукаса свой амулет с личиной, который маг успел зарядить. Так что в нашу гостиницу мы ввалились втроем: купец, его сын, «которому стало плохо на улице», и их новый знакомый, помогший довести болезного до жилища. Под личиной отличия наших с Лукасом фигур не видно, а от помощи слуг мы благоразумно отказались — сами дотащили его тяжелую тушку до своей комнаты. Знакомый, роль которого исполнял я, решил здесь же заодно и снять себе комнату, чтобы не бегать по Ируту в поисках жилья. Короче, у меня теперь было свое отдельное жилье, а Олафу пришлось вновь побыть сиделкой, теперь уже у постели Лукаса.

На следующий день, после плотного завтрака, состоялся тяжелый разговор с чародеем. Лукас был еще слегка зеленым от тошноты и рана на голове до конца не затянулась, но благодаря целительной магии эльфов он чувствовал себя лучше. Правда, в его магических потоках произошли какие-то сбои и колдовать у него пока не получалось, зато он мог высказать мне все свои претензии. Лукас, разумеется, не питал особых иллюзий насчет «справедливости инквизиторов», но кровавый финал разговора с паладинами на него произвел тягостное впечатление.

— Мы теперь государственные преступники, — мрачно произнес маг. — Как только найдут тела паладинов, а их обязательно найдут, — нас будут разыскивать во всех княжествах. Надо срочно уезжать из Ирута. День-два — и на Острове спохватятся. Тем более, насколько я понял, вас и так разыскивают.

— Хорошо, уедем, — согласился я. — Но сначала нам надо купить все необходимое. Пока мы ходим по делам — подумайте над собственным будущим. Предлагаю вам поехать с нами.

— А какие у вас планы?

Хороший вопрос.

— Давайте вернемся к этому разговору чуть позже, когда вам станет получше.

Лукас неуверенно кивнул. Понятно, что он весь сейчас в сомнениях. Но маги — они такие… маги. Через минуту наш кудесник, уже совершенно забыв про нас, изучающе рассматривал амулет эльфов.

Мы с Олафом оставили Лукаса отлеживаться в постели, предусмотрительно заперев его в комнате на ключ, а сами отправились исследовать торговые лавки Ирута. Интересовали нас в первую очередь оружие, одежда и обувь. В лавки, рекомендованные бароном Дильсом, мы, конечно, не пошли — там все слишком дорого, — но и в дешевые я отказался идти наотрез. Финансовых проблем у нас теперь точно не было. Я выбрал средний вариант, и мы с Олафом пошли в квартал, где продавалась добротная одежда для состоятельных горожан. Там мы управились довольно быстро. Купили непромокаемые плащи, зачарованные магией, высокие сапоги для верховой езды и по паре комплектов удобной одежды для всех нас троих. Горбун шепотом попытался уговорить меня не тратиться на дорогие вещи для него, но я все его возражения пресек на корню, громко возмутившись скупостью:

— Отец, что вы такое говорите?! Разве вы своим трудом не заслужили на старости лет самого лучшего?!

Против такой демонстрации сыновней любви «почтенному купцу» возразить было нечего, и Олаф смущенно примолк под одобрительными взглядами приказчиков. Договорившись, что все наши покупки нам доставят к обеду в гостиницу с посыльным, мы отправились дальше.

В другой лавке, где продавали более нарядную и подходящую для Ирута одежду, я полностью переоделся, выбрав все самое достойное из предложенного ассортимента. В зеркале отразился молодой стройный господин в белоснежной сорочке из тонкого хлопка с пышными широкими рукавами, в узких штанах из плотного шелка и высоких ботфортах из отлично выделанной замши. Ну просто красавчик, если бы не морда в шрамах! Легкий черный плащ и маска завершили образ, делая меня похожим на Зорро. Смешно. Зато теперь вся моя одежда была удобной и не стесняла движений, а тонкая подошва позволяла ступать по мостовой практически бесшумно и не стучать каблуками, как подкованная лошадь.

Всю старую одежду я хотел уже приказать выкинуть, но Олаф аккуратно сложил ее в мешок и тоже велел отнести в гостиницу. Бережливый…

Потом мы пошли в квартал оружейников и долго бродили по лавкам, переходя из одной в другую. Чего мы там только не насмотрелись. В одной вдоль всех стен в специальных подставках были выставлены пики и алебарды, протазаны и боевые топоры, над ними на стенах — щиты всех форм и размеров. В другом «бутике» продавали всевозможные доспехи и кольчуги — начиная от добротных кожаных колетов и заканчивая сияющими кирасами и начищенными до блеска шлемами. Больше остальных мне запомнилась дорогая лавка, где на черном бархате в прилавках были выложены разнообразные мечи и кинжалы. Там Олаф подобрал для меня отличный стилет, с помощью которого можно убить противника даже в кольчуге. Купили мне и новый кожаный колет взамен старого, порядком изношенного.

Что меня сильно удивило — так это отсутствие здесь не только огнестрельного оружия, но даже и самых простых арбалетов. Ладно, пороха они не знают, но арбалет-то им кто мешал изобрести?! Невольно вспомнилась поговорка о том, что бог создал людей разными, а полковник Кольт их уравнял в правах. Здесь же неравенство в силе между людьми добавляла еще и магия со всеми своими боевыми заклинаниями и амулетами. Надо будет хорошенько подумать, как уравнять в правах простых людей и магов. Придется, наверное, мне самому выступить в роли доброго и справедливого полковника Кольта.

Вдоволь нагулявшись по торговым рядам Ирута и приобретя практически все, что планировали, мы с Олафом отправились назад в гостиницу, чтобы пообедать и передохнуть. Мы переходили по широкому мосту один из каналов, когда мое внимание привлек восхищенный мужской возглас:

— Приветствую тебя, о прекраснейшая из всех красавиц Ирута, несравненная Бренна!

Молодой щеголеватый дворянин перегнулся через каменные перила моста и энергично размахивал своей шляпой, желая привлечь внимание знакомой дамы в проплывающей по каналу гондоле. В ответ раздался мелодичный женский смех:

— Ну, здравствуй, милый Арман! Ты уже вернулся из Микении?

— Вернулся и готов снова припасть к твоим божественным коленям!

— Что ж, буду рада тебя видеть. Но в ближайшие дни я отдыхаю и не принимаю гостей, придется тебе немного подождать. — Разочарованный мужской стон стал даме красноречивым ответом. — Ну-ну!.. Не стоит так расстраиваться, дорогой. Тем слаще будет наша долгожданная встреча!

— Бренна, ты убиваешь меня своим отказом! Коварная, как я смогу пережить эти дни в разлуке с тобой?!

— А может, тебе посвятить их своей молодой жене, Арман? Я слышала, что она, бедняжка, проплакала все глаза, ожидая твоего возвращения из долгого путешествия.

В этом женском голосе было столько лукавой насмешки, что я не утерпел и, сделав шаг к парапету, с любопытством взглянул вниз. Перед мостом посреди канала замерла богато украшенная гондола, широкую скамью которой застилал дорогой пестрый ковер, а от солнца скрывал полог из прозрачной кисеи. На скамье, вальяжно откинувшись на разноцветные шелковые подушки, полулежала молодая темноволосая красавица в роскошном бархатном платье густого винного цвета. Глубокий вырез платья щедро выставлял напоказ высокую грудь хозяйки, а приподнявшийся край пышной юбки открывал вид на ее тонкие изящные щиколотки в шелковых чулках и расшитые золотой нитью маленькие башмачки. Девушка лениво обмахивалась веером, то и дело кокетливо прикрывая им свои чувственные пухлые губы. Из-под иронично приподнятой темной брови на собеседника смотрели ярко-синие глаза.

— Ах, безжалостная Бренна, ты разбиваешь мое бедное сердце своими едкими насмешками!

— Милый Арман, это невозможно хотя бы потому, что в Ируте всем давно известно — у тебя нет сердца. Его тебе с успехом заменяет тугой кошель, набитый золотом.

Взмахом руки красавица велела своему слуге продолжить путь, чтобы поскорее избавиться от надоедливого ухажера, и гондола, повинуясь мощному толчку весла, скользнула в тень моста. Я встретился взглядом с прекрасными синими глазами, отсалютовал рукой и почтительно склонил голову в поклоне, приветствуя незнакомку. Получил в ответ заинтересованный женский взгляд, и тонкая рука, унизанная кольцами, в последний момент едва заметно похлопала по шелковой подушке рядом с собой, как бы приглашая меня присоединиться. В прежней жизни меня дважды приглашать не пришлось бы, но сейчас… Ведь стоит мне только снять маску, как на этом красивом лице отразится ужас вперемешку с презрением. Да и не до девушек мне сейчас. Надо бежать из Ирута. С другой стороны…

А, была не была! Пока «милый Арман» метался по мосту и безуспешно пытался разжалобить своими стонами загадочную красавицу, я велел Олафу тихо узнать у его слуги, кто она такая. Пара мелких серебряных монет сделала свое дело, и парень на радостях выложил горбуну все, что знал. Оказалось, что молодая девушка — одна из самых дорогих куртизанок города. Бренна Эсмер живет в собственном особняке на Главном канале, и о визите к ней нужно договариваться чуть ли не за декаду. И еще не факт, что прекрасная куртизанка удостоит благосклонным вниманием нового клиента, — огромная популярность Бренны среди богатейших жителей и гостей города позволяла ей быть очень разборчивой в своей «дружбе». Тот же Арман несколько месяцев безуспешно обивал порог ее дома и добивался высокой чести попасть в число избранных. А за деньги, в которые ему эта честь обошлась, можно было купить небольшой дом в приличном районе Ирута.

— Зато от этих дорогих куртизанок можно не бояться подцепить дурную болезнь, — передал мне Олаф слова слуги. — Большая экономия на магах-целителях.

Выслушав подробный отчет горбуна, я окончательно решился и склонился к его уху:

— Сходи к ней сейчас, отнеси цветы и договорись о встрече со мной на эту ночь.

— Княжич, да что это вы удумали?! Мало, что ли, обычных служанок в Ируте?

— Зачем мне какая-то служанка, если я могу получить лучшую среди куртизанок?

— Но как же вы покажетесь без маски?

— А ты сразу скажи ей, что твой господин — очень важное лицо и хотел бы остаться неузнанным. Слушай, тебе что — денег для меня жалко?! Так мы еще найдем — в Ируте такие богатые бандиты!

Кровь ударила в голову, и ни о ком другом, кроме Бренны, я думать не мог. Понимал, что все это может плохо кончиться, но «Остапа несло». Я хотел эту необыкновенную женщину, и цена уже не играла роли.

Олаф неодобрительно покачал головой.

— И главное — скажи ей, что она сама меня сегодня пригласила, я всего лишь принимаю ее приглашение.

Перехватив цветочницу, торгующую цветами на площади перед мостом, я выбрал небольшой букетик эмоний, цветом повторяющих синеву прекрасных глаз Бренны. Передав его в руки Олафу, строго переспросил:

— Все понял? Тогда иди.

Проводил взглядом слугу и направился в гостиницу обедать, рассуждая по дороге: а что я, собственно, теряю? Пригласит меня Бренна на ночное рандеву — хорошо, а пошлет — тоже ничего страшного. Нет, обидно, конечно, будет упустить такую роскошную красотку, но сговорчивых хорошеньких служанок в Ируте и правда хватает, чтобы погасить мое внезапно вспыхнувшее желание.

Но прекрасная куртизанка не отказала мне во встрече. Лишь уточнила у Олафа — не тот ли я незнакомый молодой господин в черном плаще и маске, что учтиво сегодня поздоровался с ней на мосту? Получив утвердительный ответ, красавица поинтересовалась — знаю ли я, сколько стоят ее услуги? И назвала ему такую сумму, что у Олафа появилось острое желание сбежать, а меня огорчить отказом. Наверное, Бренна прочла эти мысли, проступившие на его лице, потому что рассмеялась и заверила «почтенного купца», что ночь с ней стоит таких денег. А если молодой господин ей очень понравится, то она может и вообще щедро подарить ему эту ночь.

Услышав такое, я озадаченно почесал в затылке… Ну, признаться честно, в прежней жизни никто из моих многочисленных подруг на меня в постели не жаловался, и вряд ли здесь будет как-то по-другому. И уж я приложу все усилия, чтобы не посрамить честь родного мира. А заодно и сам постараюсь получить максимум удовольствия — за такие-то деньжищи!

…К назначенному времени я стоял под окнами красивого двухэтажного особняка, до которого меня проводил Олаф. С первым ударом колокола на городской ратуше, возвещавшим о наступлении ночи, я поднялся по гранитным ступеням. Но до бронзового молотка на двери даже дотронуться не успел. Резная дубовая дверь распахнулась, и меня пригласили войти. Пожилая служанка протянула руку, чтобы принять мой плащ, но я лишь отрицательно покачал головой. Служанка ничуть не удивилась моему молчаливому отказу. Тайну клиента здесь, видимо, соблюдали свято. Она лишь отступила в сторону и предложила мне подняться на второй этаж по широкой мраморной лестнице.

Хозяйка дома уже ждала меня наверху и, приветливо улыбнувшись, пригласила пройти в просторную, богато обставленную комнату, видимо служившую одновременно и гостиной, и рабочей спальней, где куртизанка принимала своих гостей. Полупрозрачное одеяние практически не скрывало роскошной фигуры Бренны, и мое юное тело отреагировало на увиденное мгновенно. Сглотнув слюну, я отвел свой жадный взгляд в сторону и увидел там стол, накрытый на две персоны, а ближе к окну широкую, уже разобранную ко сну кровать с пышным балдахином.

— Составите мне компанию за столом, мой господин? — Девушка протянула руку к моему плащу, но я остановил ее жестом:

— Нет, спасибо, я не голоден. И я хотел бы, чтобы наше свидание прошло в полной темноте.

Красавица понимающе улыбнулась, медленно подошла к окну и, дернув за витой шнур, опустила плотные шторы. Потом вопросительно взглянула на меня:

— Но, может, хотя бы выпьем вина за наше знакомство?

— Почему бы и нет, прекрасная Бренна…

Девушка налила вина в бокалы, и мы пригубили его.

Потом она одним дуновением загасила свечи в канделябре, погружая комнату в темноту, и я снял наконец плащ и свою шелковую маску, которая мне уже порядком осточертела. Сбросив их на кресло, начал не спеша расстегивать застежки нового колета, когда женские руки мягко остановили меня:

— Позвольте, я хотя бы помогу вам…

Взяв меня за руку, она подвела меня к кровати и усадила на нее, а потом начала осторожно раздевать, умело снимая с меня в темноте одну вещь за другой. При этом женские руки успевали еще и нежно гладить меня по плечам и груди, заставляя мое новое тело трепетать под этими умелыми ласками.

— Вы совсем молоды, мой незнакомец. Стесняетесь меня?

— Ничуть.

Моим словам, похоже, не поверили. Маленькая женская ладонь проскользнула под распахнутую сорочку и нежно провела по моей груди. Но тут же испуганно замерла, почувствовав под подушечками пальцев многочисленные рубцы от ожогов. Бренна медленно переместила руку на мою спину и провела ладонью вдоль позвоночника, вновь и вновь натыкаясь на такие же шрамы.

— Прости… Я не подумала о том, что у тебя могут быть и другие причины скрываться в темноте, кроме как из-за обычной стеснительности, присущей неопытным юношам.

Мы перешли на «ты». Хороший признак. Вместо ответа я одним движением подмял девушку под себя и впился жадным поцелуем в ее чуть приоткрытые губы. Тело Бренны оказалось гибким и отзывчивым, она отвечала мне со страстью, в которой трудно было заподозрить профессиональное притворство. Кажется, мои многочисленные шрамы ее действительно не слишком волновали. А может, даже и возбудили? Прервав наш страстный поцелуй, от которого мне стало жарко, она тихо рассмеялась:

— Ого… а ты, оказывается, не такой уж невинный мальчик! Твои поцелуи говорят о богатом опыте. И много женщин у тебя уже было?

Она опустила руку на мой живот, но я не дал ей закончить задуманное. Перехватил ее шаловливые руки и завел их ей за голову, пресекая на корню всякую женскую инициативу.

— Много, мало… Какое это имеет сейчас значение? Есть ты и я, женщина и мужчина. Любовные игры — это как парный танец, и вести в нем должен кто-то один. Сегодня поведу я. Доверься мне.

— А ты настолько опытный… танцор?

— Тебе судить…

И я прервал все дальнейшие разговоры новым поцелуем, теперь уже более жестким и властным. Мое молодое тело нетерпеливо требовало разрядки, и в первом раунде мне было точно не до куртуазных игр. Конечно, к своим тридцати трем годам я давно уже был «опытным танцором» и сразу дал понять это Бренне. Я вел «в танце» уверенно, и девушке оставалось только принять мои правила, получая свою порцию удовольствия. Ну и, наверное, удивляться про себя столь богатому опыту у юного мальчишки.

— Святые угодники!.. Это сколько же у тебя не было женщины?!

Достигнув финиша, мы с Бренной раскинулись поперек кровати и пытались отдышаться.

— Не помню… месяца два, наверное.

— А выглядело так, словно ты целый год воздерживался!

Ну это смотря как считать… У меня самого, может, и месяца два, а у этого юного тела так и все полгода. На краю сознания мелькали какие-то смутные воспоминания Йена о его возне с миленькой служанкой еще до отъезда из отцовского замка. Но, кажется, парень изрядно перебрал вина перед этим, потому что все происходившее помнилось им как в тумане.

Но сейчас к моему боку прижималась шикарная женщина, и это опять быстро привело меня в боевую готовность. Юное тело Йена было ненасытным и неутомимым, оно вновь и вновь готово было заниматься любовью хоть всю ночь напролет. Да и прекрасная Бренна тоже с энтузиазмом включилась в процесс — видимо, клиенты не столь часто радовали ее нормальным здоровым сексом, когда удовольствие получали обе стороны, а не только та, которая заплатила за него.

«Утанцевался» я так, что ближе к рассвету просто вырубился, успев предупредить Бренну, что мне нужно покинуть ее рано утром, до восхода солнца. И уже где-то на грани сна почувствовал, как нежные женские пальцы гладят меня по лицу, вызывая этим приятное покалывание на коже. Опять магия?.. Нет, магии в ее руках я в тот момент точно не чувствовал…

Проводив ночного гостя, Бренна вернулась в постель и сладко потянулась, чувствуя в теле приятную усталость. Вспомнила, что они недавно вытворяли здесь с юным княжичем, и довольно рассмеялась. Парень-то оказался тем еще затейником, откуда он только набрался такого! Но давно ей не было так хорошо и просто с мужчиной. Какими бы учтивыми и воспитанными ни были клиенты, ей редко давали забыть, что за ее любовь заплачено и деньги эти она должна отработать сполна. Редко кто из них заботился о ее удовольствии, все больше о своем. Поэтому привычка изображать страсть, когда на самом деле хочется брезгливо вытереть рот после слюнявого поцелуя, у нее уже в крови. А есть и такие важные господа, которым невозможно отказать, приходится терпеть их липкое навязчивое внимание. Но таким клиентам не грех и плеснуть запретного ведьминского зелья в вино, чтобы они поскорее уснули, а в памяти их остались наведенные ею воспоминания о незабываемом удовольствии, полученном ими в постели. Главное — не рисковать так с совсем уж незнакомыми клиентами, а то можно ненароком и на инквизитора нарваться. Эти мерзавцы тоже любят прогуляться по ирутским жрицам любви, да и дорогими борделями не брезгуют.

Бренна перебралась за бюро и задумчиво открыла крышку серебряной чернильницы. Положила перед собой чистый лист бумаги и уставилась на него, покусывая кончик пера. Нужно бы написать донесение Верховной Ведьме о том, что в Ируте появился младший Тиссен, но вот рука не поднималась. И какой интерес у этой старой карги к бедному мальчику?! Мало ему испытаний, свалившихся на его бедную голову, так еще и она добавит свою лепту. Бренна вспомнила все эти шрамы, покрывающие юное тело Йена, и тяжело вздохнула. Ну да — не утерпела, влила в него целительской силы, пока он спал. А кто об этом узнает?! Для всех она лишь красивая дорогая куртизанка без капли магии, и о ее ведьминской истинной сущности никто здесь даже не догадывается. Кому придет в голову искать шпионку из Ордена Молчащих под самым носом у инквизиции? А узнать в Ируте можно много чего важного — ведь сюда сходятся пути со всех светлых княжеств, и иногда ее клиенты в пылу страсти да под винными парами говорят о таких вещах, что Верховная Ведьма потом довольно потирает руки, читая донесения одной из лучших своих шпионок…

— Госпожа… — Раздумья Бренны прервала служанка, заглянувшая в дверь. — Дирк вернулся.

— Пусть войдет.

В комнату ввалился широкоплечий черноволосый мужчина. Скинул мокрый плащ, остался в таком же мокром сером камзоле.

— Что случилось? — Бренна с усмешкой осмотрела Дирка.

— Парень, будь он проклят, обнаружил мою слежку. Рядом с северным спуском в канал его ждал слуга. В тени стоял. Когда я шел мимо… — Мужчина скинул камзол, вытер лицо. — …Он внезапно толкнул меня в воду. Пока выбирался — их след уже простыл.

— В воду?!

Бренна весело рассмеялась и отбросила перо в сторону. Ну вот все и разрешилось самым наилучшим образом. Соглядатай, приставленный к ней верховной каргой, искупался в грязной холодной водичке. А с нее, Бренны, какой теперь спрос? И мало ли о чем она догадывается? Непроверенных фактов шпионка сообщать не обязана…

Девушка задумчиво погладила свою шею в том месте, где когда-то красовался ненавистный ошейник. Проклятое украшение давно с нее сняли — она заслужила доверие Верховной, — но память о том времени осталась с ней навсегда. И теперь, прежде чем сделать важный шаг, Бренна сто раз его просчитывала и хорошенько обдумывала последствия. Да, она шпионка Инферно, но вовсе не покорная кукла в руках Верховной Ведьмы, и этому славному княжичу вредить без особой нужды не станет.

Бренна задумалась. Уж не влюбилась ли она? Да нет! Пожалела бедного парня, вот нежное женское сердце и дало слабину.

— Про инквизиторов слышал? — Девушка обернулась к Дирку, который пытался отжать рукава рубашки. — Эй! Ну не здесь же! Спустишься вниз, на кухне у печки обсохнешь.

— Слышал, как не слышать. — Мужчина поднял с пола мокрую одежду. — Весь город гудит.

— И кто такой смелый, что не побоялся напасть на паладинов?

— Неизвестно. Гильдии назначили награду в две тысячи золотых орлов за сведения об убийцах.

Бренна ахнула:

— Такие огромные деньги?!

— Сама подумай… — Дирк плотоядно оглядел полураздетую Бренну и тут же тяжело вздохнул, зная, что ничто ему не светит. — Ируту никак нельзя портить отношения с Островом. Понтифик глазом моргнет — тут все вверх дном перевернут. Торговля встанет, приезжие разбегутся. Бóльшую часть суммы, кстати, дали гильдии убийц и воров.

— Ну да, — понимающе кивнула Бренна. — Для них теперь дело чести выяснить, кто так грубо работает на их территории. Землю будут рыть. Ты вот что… — Девушка задумалась. — У нас же в магистрате есть свои люди? Поспрашивай осторожно об этих смельчаках. Поищем их тоже. Только аккуратно.

Невысокая белокурая женщина в зеленом дорожном костюме, осторожно постучав, зашла в кабинет князя Тиссена и остановилась перед его столом. Тот резким движением накрыл рабочий стол белой тканью. Но даже под ней просвечивали мерцающие зловещим светом камни.

— Альбрехт! Что происходит?! — Голубые глаза княгини умоляюще смотрели на мужа. — Я все бросаю, несусь с Кораллового берега в столицу. И что я узнаю по приезде?

— Что?

— Ульриху стало хуже. У него уже началась горячка. Он бредит.

— София, ты забываешься! Как смеешь ты упрекать меня? — Князь грузно поднялся с кресла и тут же пошатнулся, схватившись рукой за его спинку. Он опять был изрядно пьян.

— Муж мой! — Княгиня умоляюще сложила на груди руки. — Ты бросил нашего младшего сына на Острове, старшего лечат какие-то шарлатаны. Прошу тебя: вызови из Вертана мэтра Фридуса!

— Ноги этого поганого фессца не будет в моем доме, — закричал Тиссен и зло пнул ногой кресло. — Это благодаря ему восточники побили нас. Потеряно два пограничных города, три баронства! Скажи, откуда у князя Меркуса появился грандмастер Привус с боевыми магами и почему я этого не знал?! Кругом предатели.

— Альбрехт! — София подошла ближе, успокаивающе взяла мужа за руку. — Твои авантюры губят наших детей. И наше княжество. На нас ополчилась инквизиция, ненавидят и боятся все соседи. Наш Ульрих умирает.

— Да он здоров как бык! Пойдем навестим его.

Тиссен быстрым шагом вышел из кабинета и начал, пошатываясь, спускаться по лестнице. Княгиня не отставала и шла следом. В коридорах замка было все так же пустынно и гулко. Лишь где-то вдалеке церковный колокол отбивал полдень.

— Где эти проклятые лекари? — Альбрехт распахнул дверь комнаты сына и вошел внутрь. Похудевший Ульрих метался в поту на большой кровати, застеленной медвежьей шкурой. Его рука почернела до плеча и дурно пахла под повязками. А главное — чернота уже переползла на шею. Княгиня бросилась к сыну, стала вытирать ему лицо сухими полотенцами, что лежали рядом.

— София, сходи поищи этих шарлатанов. — Тиссен сел в кресло и прикрыл глаза. — Скажи им, что, если Ульриху станет хуже, я посажу их на колья вдоль крепостной стены. Всех троих.

Княгиня, вытерев слезы, вышла прочь.

— Ты умираешь…

— Я знаю, батюшка. — Ульрих попытался сесть, но не смог. — Прошу вас о последней милости.

— Какой же?

— Добейте меня своей рукой. Не оставляйте гнить заживо.

Князь задумался.

— Как же тут у тебя погано пахнет. — Тиссен подошел к окну, открыл створку. — Есть одна возможность. Не знаю, понравится она тебе или нет.

— Говорите.

— Есть один ритуал… Темный ритуал. Он описан в книге «Некромикон».

— Той, что вам доставил тот торговец под личиной?

— Той самой. — Князь подошел к сыну, присел на кровать. — Ритуал называется Второе рождение. У него есть еще одно название. Бесконечная ночь.

— Батюшка, вы меня пугаете. — Лицо Ульриха стало совсем бледным. — Это же ритуал создания высшего лича!

— Именно! — Князь потер руки. — Перед смертью я передаю твою душу в особый черный алмаз. Благо у нас есть один в сокровищнице. Потом ты умираешь. Я вынимаю твое сердце и на его место помещаю магический камень с душой. Там есть некоторые тонкости. Нужны страдания тела… но тебе и так достаточно плохо. Во время ритуала пьется особый напиток, сваренный из праха старых могил из некрополя темных магов и крови Аша.

— Демона?!

— Торговец передал мне небольшой сосуд с нужными ингредиентами, — отмахнулся Тиссен. — Я думал применить их в деле усовершенствования Мевара, но раз такое дело…

— Отец, это святотатство, — попытался возразить Ульрих. — После убийства паладинов инквизиция…

— Да будь она проклята, эта инквизиция! — взорвался князь. — Мелкие пакостники, лизоблюды понтифика… С теми знаниями, что нам дают темные, мы бы летали из города в город по воздуху, лечили любые болезни, покорили природу и силы магии.

Тиссен вскочил, начал ходить кругами.

— К Ашу этих святош. Главное, что ты будешь жив.

— Жив? — Ульрих откинулся на подушки. — Я буду ходячим мертвецом. Мать проклянет тебя. Церковь проклянет тебя…

— Ты будешь себя осознавать, у тебя будет память моего сына. — Тиссен вновь сел на кровать Ульриха и достал из-за пазухи серебряную фляжку, на которой был начеканен каргач. Открыл крышку: — Здесь снадобье, что я лично сварил. Первый шаг…

— В Бесконечную ночь, — закончил за отца Ульрих, хватая фляжку левой рукой. — За Тиссенов!

Приглашение на празднование Дня Воссияния Единого принес Дианелю личный секретарь понтифика, и отказаться от посещения этого помпезного мероприятия не было никакой возможности. День летнего солнцестояния отмечали многие расы, но у людей в Светлых землях на него приходился один из самых почитаемых их Церковью праздников, посвященный сошествию Единого в этот падший мир. Дианель уже практически выздоровел — целительский амулет прекрасно справился со своей задачей, — и изображать дальше тяжелораненого, увы, стало невозможно. Шпионы были здесь на каждом шагу, и как утаить от них тот факт, что посол вновь начинает каждое утро с часовой тренировки с мечами? А бросить эти тренировки тоже никак нельзя — поврежденные мышцы должны срочно восстанавливать свою эластичность. Здоровье для Дианеля было слишком важно, чтобы пренебречь им.

Ответ от повелительницы на его сообщение пришел почти сразу, и ее указания были однозначными: никаких соглашений с Верховным Понтификом. Первозерно находится в целости и сохранности — это главное. Значит, эльфы могут и дальше проводить политику невмешательства, игнорируя все призывы главы Церкви о помощи. Дианель лишь должен по возможности тянуть время, делая вид, что он выздоравливает и с нетерпением ожидает ответа от королевы. Но за это время ему нужно узнать как можно больше о происходящем в окружении Аполлинариуса и в землях светлых в целом. Для самого понтифика была приготовлена убедительная версия причины задержки эльфов с ответом — Лилея назначила заседание Королевского Совета, чтобы обсудить предложения людей с главами светлых эльфийских родов. Откуда людям знать, что этот Совет давно уже превратился в пустую фикцию и ничего не решал. Созывая его, королева Лилея лишь поддерживала видимость соблюдения и почитания древних традиций, а на самом деле все заседания Совета проходили полностью под ее диктовку.

Зато сколько пышных ритуалов и мероприятий проходило в это время в королевском дворце, с каким показным почетом принимали там глав светлых родов, какие роскошные приемы и балы давались в их честь! И сколько громких пустых слов произносилось на заседаниях и во время торжественных обедов. Лилея благосклонно и внимательно выслушивала всех ораторов, с достоинством благодарила их за живое участие в судьбе Великого Леса и… продолжала делать только то, что сама считала нужным. А довольные главы родов разъезжались по домам, по-прежнему уверенные в своей значимости.

Прием, устроенный понтификом в честь Дня Воссияния Единого, по пышности и благолепию мало уступал эльфийским, а в чем-то даже и превосходил их. Существенная разница была лишь в том, что, в отличие от Лилеи, Аполлинариус даже не считал нужным изображать соблюдение каких-либо приличий и открыто выставлял себя единовластным правителем всех Светлых земель. Совет Десяти, который задумывался когда-то как противовес усилению власти понтифика и куда входили князья Светлых земель с магистрами всех орденов стихий, после захвата темными Сурана и Браора потерял сразу двух своих членов. Аполлинариус ловко воспользовался общей растерянностью и ввел в Совет главу инквизиции, превратившейся к тому времени в полноценную тайную службу. Совет Десяти стал называться Советом Девяти. Впрочем, и он не собирался уже больше семи лет. Полную бессмысленность этого понимали все — понтифик давно не прислушивался к чьему-либо мнению, и влияние на него имел разве только Вергелиус. Все вопросы теперь решались кулуарно.

Еще одной важной причиной, по которой не собирался Совет Девяти, было то, что понтифик, по законам Церкви Единого, должен был давно назначить своего преемника, но всячески избегал разговоров об этом. Казалось, ему претила сама мысль, что когда-нибудь его власть перейдет к другому человеку. Это вызывало у Аполлинариуса такое резкое раздражение, что никто уже и не рисковал напоминать ему о необходимости соблюдения традиций и заветов Церкви. Но в любом случае следующим главой Церкви станет кто-то из пятерки сильнейших магов, стоявших сейчас у его трона. Только интересно — кто?

Все эти мысли медленно проносились в голове Дианеля, пока он равнодушно взирал сначала на пышные ритуалы, которые ему пришлось отстоять в главной базилике Острова, а потом на толпу гостей, присутствующих на приеме года в тронном зале Верховного Понтифика. Хорошо хоть прекрасные витражи этого зала по-прежнему радовали тонкий взыскательный вкус Дианеля, и удовольствие от их разглядывания не позволило ему окончательно умереть со скуки. Потом он недолго поговорил с Альтусом, который очень правдоподобно сокрушался о том, что неблагодарный Йен Тиссен тайком покинул стены его ордена, из-за чего теперь у самого магистра острый конфликт с инквизицией и вообще большие неприятности. При этом губы Альтуса то и дело пытались расплыться в довольной улыбке, из чего Дианель сделал вывод, что магистр приложил руку к побегу княжича. Пришлось так же правдоподобно посочувствовать ему и согласиться с тем, что молодежь теперь пошла шустрая, коварная и совершенно неблагодарная.

Их интересный разговор прервал личный секретарь Аполлинариуса. Посла неожиданно пригласили на приватную беседу. Пришлось ему изобразить на лице радость от оказанной чести и не мешкая отправиться в личный кабинет понтифика. Встретили Дианеля там очень радушно. Можно даже сказать, с каким-то чересчур подозрительным гостеприимством. Ласково усадили в мягкое кресло у камина, Аполлинариус лично налил вина в высокие золотые кубки, украшенные резьбой и драгоценными каменьями. Дианель изобразил глубокую признательность за проявленную заботу, но на всякий случай осторожно проверил это вино амулетом на всякие магические зелья и яды. Нет, все чисто — ни следа чар, можно пить. Вино оказалось превосходным, и собеседники для начала обсудили его вкусовые качества. Надо признаться, что в винах Аполлинариус разбирался хорошо.

Меж тем понтифик начал ненавязчиво расспрашивать посла о планах королевы Лилеи. Дианель добросовестно изложил ему заранее заготовленную версию — мол, он и сам с нетерпением ждет решения Королевского Совета. А потом вдруг неожиданно для самого себя и явно против своей воли произнес тихим голосом:

— Но все будет так, как заранее решила Повелительница. Лилея не будет поддерживать вас в походе на Инферно.

Произнес и сам ужаснулся. С чего бы это его так повело на откровенность?! И главное — с кем?! А вот в глазах Аполлинариуса зажглись злорадные огоньки, которых Дианель, впрочем, уже не заметил. В голове его помутилось, и теперь он только слышал ласковый старческий голос, который задавал ему вопросы, на которые почему-то хотелось дать самый честный ответ.

— И почему же она не будет меня поддерживать, мой дорогой Дианель?

Сознание эльфа начало двоиться. Где-то на его задворках, как птица за стеклом, билась здравая мысль, что он не должен больше ничего говорить этому хитрому человеку, его доброта и забота — обман! Но другая часть тут же убаюкивала: нет, он очень хороший, расскажи ему все, что знаешь, расскажи немедленно! Эта двойственность разрывам и злила Дианеля, но ему вдруг очень захотелось сдаться и поверить до конца доброму старому человеку, ведь он же ему как отец… Отец?!! Но мой отец давно мертв! Эта мысль ненадолго отрезвила эльфа, но тут же вызвала прилив тошноты, после которого он смог собраться только неимоверным усилием воли. Правды захотел, старец?! Так вот тебе правда!

— Кроме магов вы никого не представляете, у вас нет достаточного авторитета. Ваши князья каждый сам по себе. Ни Тиссен, ни Меркус не пойдут за вами — они слишком заняты междоусобной войной. А Микения слишком слаба. Ваш Вергелиус поставил на регентство своего брата, но этот вор довел княжество до полного разорения, набивая золотом карманы. Ему не собрать даже двух легионов. У вас есть только Фесс. Но Касиус Марций никогда не доверит вам свои войска — вы не умеете воевать и зря погубите его людей. Вам нужна только слава, слава любой ценой.

— Как грубо, дорогой посол. Ты расстроил меня. Ну хорошо, сменим тему. Скажи мне, это не ты помог сбежать младшему Тиссену с Острова?

— Нет. Я не имею к этому никакого отношения. — Говорить старику правду было на удивление приятно, это даже принесло Дианелю облегчение, и мерзкая выматывающая тошнота немного отступила.

— Жаль. А может, ты случайно знаешь, кто убил моих инквизиторов в Ируте? Сначала там нашли двенадцать обезглавленных трупов бандитов, а через несколько дней трех обезглавленных паладинов.

— Не знаю. Но головы врагам, — тут Дианель попытался сжать зубы, но не смог, — всегда отсекают эльфы, это их почерк.

— А зачем?

— Чтобы некромант не смог через ритуал поднять этот труп: так лишают посмертия. Враг не расскажет лишнего, а собрата по оружию не смогут превратить в послушного зомби.

— Дикость какая! А меч Ас-Урум — ты же знаешь, как можно подчинить его себе?

— Ас-Урум нельзя подчинить. Он сам выбирает себе хозяина, которого считает достойным владеть собой.

Понтифик задумался, что позволило Дианелю немного прийти в себя и прояснить замутненное сознание. У него уже не было сомнений — старый мерзавец что-то подмешал ему в вино. И это «что-то» не определялось эльфийским амулетом. Дианелю даже показалось, что его организм начал справляться с неизвестным «зельем правды» и самое страшное уже позади. Но Аполлинариус нанес ему очередной удар:

— А теперь, посол, расскажи-ка мне все про вашу эльфийскую святыню. В каких магических ритуалах можно использовать Первозерно?

Что?! Раскрыть этому негодяю главную тайну Великого Леса?!! Нет, никогда! Лучше умереть в страшных муках, чем предать эльфийский народ. Мерзкая тошнота тут же скрутила тело Дианеля, казалось, что все тело его выворачивает наизнанку. А вслед за нею пришла жуткая боль, разрывающая мозг. И вновь искушающий шепот в голове: расскажи, расскажи, расскажи ему все, и эта боль тут же отступит. Признание принесет тебе освобождение от боли. Бороться с этим искушением становилось все труднее. Дикая боль грозила снести последние барьеры, запрещающие эльфу говорить о святыне Великого Леса.

Понтифик мстительно наблюдал за мучениями своего старого врага. Разве он так много просил у эльфов? Разве их целителям трудно продлить его драгоценную жизнь? Ведь жили же сильные маги во времена Империи и по двести, и по триста лет, так почему он, Аполлинариус, должен умереть, не прожив и ста? А главное — так и не совершив великих деяний, дарующих бессмертную славу. Ну чем он хуже Оттона или Юлиуса? Где справедливость?! Он тоже мог бы повести за собой поход на Инферно — и, чем Единый не шутит, еще и победить Аша, прославившись в веках. Но годы уходят, как песок сквозь пальцы, тело его дряхлеет, а проклятая Лилея так и не хочет помочь ему с Походом. Ведь у нее-то в запасе сотни лет.

Еще у премудрого Юлиуса возникли стойкие подозрения, что долголетие эльфов напрямую связано с их святыней. Что-то такое было в этом загадочном ларце, из-за чего длинноухие со времен Оттона смирно сидели в своем лесу и лишь изредка приезжали на Остров проверить его сохранность. Может, там и правда хранится рецепт эликсира бессмертия? Ведь давно ходят такие слухи среди магов. Ничего, сейчас этот надменный гордец Дианель выложит ему все, что сам знает. Вергелиус уверил его, что секретное ведьминское зелье еще и не таким языки развязывало!

Но посол, вместо того чтобы подчиниться действию зелья и начать рассказывать все, что от него требуют, вдруг упал с кресла и сейчас корчился, извиваясь от боли, на ковре у ног понтифика. Что-то явно пошло не так, как обещал ему мессир.

— Вергелиус! — Понтифик не сомневался, что главный инквизитор приник сейчас к слуховому окошку и жадно вслушивается в происходящее. — Немедленно зайди! — И, дождавшись его появления, гневно воскликнул: — Что происходит?! Почему он замолчал?

Не успел Вергелиус пожать плечами, как тело посла выгнуло дугой и из его рта на драгоценный ковер хлынул поток желчи пополам с кровью. Дианель дернулся еще пару раз и затих, окончательно потеряв сознание.

— Видимо, на эльфов ведьминское зелье действует как-то иначе, чем на людей.

— И что теперь с ним делать?! Лилея не простит нам смерти своего посла.

Инквизитор подошел к лежащему без сознания эльфу и хладнокровно оттянул ему верхнее веко.

— Эльф жив. И думаю, вскоре очухается. Но вот отпускать его с Острова нам теперь никак нельзя. Ничего. Побудет у нас заложником.

— Вот тварь длинноухая! Так и не успел открыть мне секрет ларца, только бесценный ковер испортил.