– Вот древний-древний сад, который вижу я во снах, Где солнца майский луч игривый призрачно отсвечен, Цветы увядшие безвкусны, они в серых все тонах, А стен развалины пробудят размышленья о прошедшем. Лоза ползет в укромных уголках, и мох в пруду, Беседку чаща задушила темнотою и прохладой, А на безмолвных майских тропах редко травы я найду, И запах тлена плесневелый здесь сильней всех ароматов. И не найти живых существ в совсем забытом месте том, И за оградой тишина не отзовется звуком эха, Но я иду, я жду и вслушиваюсь в поиске своем, И знаю, что тот сад рожден веленьем сгинувшего века. Я буду часто вызывать виденья дня, что больше нет, И взгляд на серый-серый вид откроет в памяти мне дверцу. Печаль утихнет, и я вздрогну, вдруг поняв простой ответ: Цветы поникшие – надежды, сад же – это мое сердце. – Прочитал ей Лино.

– Как Сакурай?

– Не лучше и не хуже. Никак.

– Жаль! – Сказала Элизабет.

Он посмотрел на нее, Анджолино.

– Не жалей его. Ему это не нужно.

– А что ему нужно, мой ангел?

Усмешка на алых губах Тэнгу.

– Тогда в Вентури, я спросил Алину, чего ты хочешь? И она ответила мне «Не тревожиться. Успокоиться. Это возможно?».

Ёкай задумчиво добавил:

– Я не сказал ей правду.

– Ты все сделал правильно!

– Есть такие люди, Элизабет… им нельзя говорить правду!

Элизабет посмотрела на Лино.

Однажды в осеннем лесу встретились человек и Тэнгу… Они встретились у дерева Гинко, расколотого надвое грозой, в стволе, которого выросла Сакура. Дерево Гинко – это их жизни, а Сакура – это их Судьба.

Ночью раздался звонок. Звонил телефон Лино. Это была Мэри, и она просила Лино помочь ей. Мэри Гара приехала за ним даже сюда, на остров в Индийском Океане, в закрытый город! И он поехал, он бы не смог не поехать!