КАРТИНА ПЕРВАЯ
Занавес опущен. На нем изображен герб сказочного города. Посредине щита, на золотом поле, гривастый лев сжимает когтями извивающуюся змею. Из-за занавеса на просцениум выходит бабушка Тафаро. Она осматривает зрительный зал, затем герб на занавесе, потом снова поворачивается к зрителям.
БАБУШКА ТАФАРО.
Вот что мог бы вам рассказать этот серебряный лев с городского герба. Но так как он говорить не умеет, за него расскажу я.
Вы знаете; кто я такая? Люди зовут меня бабушкой Тафаро. Вам это имя незнакомо? Нет? А вот жители города Мастеров, который скрывается за этим занавесом, часто приходят ко мне за добрым советом… Знаете ли вы, почему этот старинный город называется городом Мастеров? Потому что люди, которые в нем живут, умеют делать все на свете. Это настоящие мастера своего дела. Они чеканят серебряную, бронзовую и медную посуду, куют плуги, мечи и копья, ткут прекрасные ткани, режут по дереву и по камню. А какие у нас кружевницы! Они умеют плести кружева тоньше паутины. Какие у нас пирожники Они умеют печь пироги, начиненные музыкой и живыми голубями, которые разлетаются, когда пирог подают на стол…
Все бы хорошо, – одно плохо…
Не знаю даже, как рассказать вам о том великом несчастье, которое обрушилось на наш город… Боюсь говорить… Как бы не услышали чужеземные солдаты! Они бродят по нашим улицам – смотрят, подслушивают, н стоит кому-нибудь сказать неугодное им словцо, его хватают н запирают в башню Молчания. Там стены без окон, а кругом глубокий ров, наполненный водой… Попасть в эту башню легко, а вот выйти из нее не легче, чем из могилы. И подумать только, что всего год назад мы жили вольно, весело, никому не кланяясь! Враги нагрянули на нас нежданно-негаданно. Силой и хитростью овладели нашим городом, а тех, кто мог поднять против них меч, казнили, изгнали или запрятали в башню Молчания. С тех пор тихо и пустынно у нас на улицах. Люди перестали смеяться, плясать, петь веселые песни. Все со страхом оглядываются на замок, а там, как сыч в дупле, живет сам наместник. Это он издает все приказы о казнях и штрафах. Он запрещает старикам собираться по вечерам за стаканом вина, девушкам не велит петь за работой, а детям – играть на улицах. Но какой он из себя – никто не знает. Ни один житель города еще не видел его в лицо… Вот, друзья мои, какая беда стряслась над нашим городом. Ну, кажется, я заболталась с вами. Солнце уже взошло. Уйду-ка я отсюда, пока не попалась на глаза солдатам наместника.
Она уходит. Занавес раздвигается. Площадь старинного города. Раннее, свежее утро. На площадь выходит замок наместника и несколько домов средневековой архитектуры, с выступами п балконами, В арках, нишах и порталах – лавчонки уличных торговцев. Сейчас они еще пустые. Против замка наместника, у решетчатых железных ворот, стоит часовой с алебардой в руках. У одного из домов растет дерево. На площади, кроме часового, только один человек. Это горбун Караколь, метельщик. Он молод, движется легко, ловко и стремительно, несмотря на свой горб. Лицо у него веселое и красивое. В шляпу воткнуто несколько ярких перьев. Куртка украшена веткой цветущей яблони. Караколь метет площадь и поет.
КАРАКОЛЬ.
Часовой угрожающе ударяет о землю алебардой.
Вот как! И петь за работой нельзя! Может быть, господин наместник и птицам запретил петь?.. (Прислушивается к птичьему пересвисту.) Нет, поют по-прежнему. Только, они одни и остались вольными в нашем городе. Все переменилось у нас за последний год… Эти чужеземцы – такие неряхи! Площадь и не узнаешь с тех пор, как они сюда пожаловали. Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… Настанет время – весь сор уберем, и опять будет у нас чисто и хорошо. (Шаг за шагом приближается к часовому и подметает самых его ног.) А не угодно ли вам немного посторониться, почтенный чужеземец?
Часовой замахивается на него алебардой.
Не угодно? Ну, как хотите. Сор – к сору.
В замке бьют часы. Почти одновременно открывается лавка пирожника Ниноша. Над ней висит большой золоченый крендель. Неподалеку отдергивается темная занавеска, прикрывающая нишу. Там сидит бабушка Тафаро. Она тасует свои карты и что-то варит в котелке.
НИНОШ. Доброе утро, бабушка Тафаро! А, и Караколь уже здесь!
БАБУШКА ТАФАРО. Доброе утро, доброе утро! Вы посмотрите, мастер Нинош, как сегодня принарядился наш Караколь! Что за праздник у тебя нынче, сынок?
КАРАКОЛЬ. Праздник-то небольшой, бабушка Тафаро: всего только день моего рождения.
БАБУШКА ТАФАРО. А ведь и верно! Как же это я забыла?! Восемнадцать лет назад в один день, в один час родились двое – ты и этот… ну, как его там… вот которого еще прозвали «Клик-Кляк».
НИНОШ. Вы, верно, говорите о Нанассе, сынке нового бургомистра Мушерона?
БАБУШКА ТАФАРО. О нем самом… Родились два мальчугана – только из одного вырос человек, а из другого – Клик-Кляк. Ну, поздравляю тебя, Караколь, с днем рождения.
КАРАКОЛЬ. Спасибо, бабушка Тафаро.
НИНОШ. И я поздравляю, дружок Караколь! Живи долго да распевай свои песенки, как молодой петушок. Дай-ка я угощу тебя своим первым сегодняшним пирогом.
КАРАКОЛЬ. Спасибо, дядюшка Нинош! Ну и пирог! Недаром же он вышел из печи лучшего мастера слойки и сдобы. Бабушка Тафаро, отведайте-ка моего праздничного пирога.
БАБУШКА ТАФАРО. Спасибо, сынок. А мне и подарить тебе нечего. Разве вот погадать ради дня твоего рождения?
КАРАКОЛЬ. А что мне гадать, бабушка Тафаро! Люди гадают на счастье, а мое счастье всегда при мне, как и горб на спине.
БАБУШКА ТАФАРО. Что верно, то верно. Есть у тебя свое счастье. Ты хоть и горбат, зато душа у тебя прямая. А бывает и наоборот. Ну-ка, посмотрим, какая судьба у тебя будет – прямая или кривая… (Разбрасывает по столу колоду карт.) Да… Так вот какие карты тебе выпали. Что ж! Счастлив будешь, красив будешь, женишься на первой красавице в городе. А ты не смейся! Нельзя смеяться, когда тебе гадают.
КАРАКОЛЬ. Уж лучше мне смеяться, чем плакать, бабушка Тафаро. Так она и пойдет за меня, за горбатого метельщика, первая красавица в городе.
Он оглядывается на дом, где живет старшина златошвейного цеха. В это время на балконе появляется дочь старшины – Вероника. Караколь снимает шляпу и кланяется. Она отвечает ему кивком головы.
БАБУШКА ТАФАРО. Кто знает, может ты не всегда метельщиком будешь. Метла-то у тебя к руке не приросла.
КАРАКОЛЬ. Зато горб к спине навсегда прирос.
БАБУШКА ТАФАРО. Может, так, а может, и не так… Вот мои карты говорят, что и горба у тебя не будет.
НИНОШ. Ой, перехватила ты, бабушка Тафаро!
БАБУШКА ТАФАРО. Поживем-увидим.
КАРАКОЛЬ. А когда же он отвалится, мой горб?
БАБУШКА ТАФАРО. Когда, когда!.. Так тебе все и скажи…
КАРАКОЛЬ. Ну, ради дня моего рождения!
БАБУШКА ТАФАРО. Ради дня рождения? Ладно уж, так и быть, слушай: когда маленький у большого меч из рук выбьет, а горбатого возьмет могила, тогда и ты и город от горба избавитесь.
КАРАКОЛЬ. Вон оно как! Значит, подожди, горбатый, пока тебя могила не исправит. А до той поры и с горбом походи. Ну что ж, и то ладно, мне не привыкать… Спасибо, бабушка, на добром слове.
ВЕРОНИКА (с балкона). А ты разве не знаешь, Караколь, что за гадание нельзя благодарить? А то не сбудется. Подойди-ка сюда! Отчего тебя так давно не было видно? Весь город по тебе соскучился. Утром никто не поет. Вечером никто не смеется. Ты где пропадал?
КАРАКОЛЬ. В лесу был, где метелки мои растут. Столько веников нарезал, что (в сторону часового) весь сор из города можно вымести. А вам, Вероника, эту веточку принес. Она уже расцвела. Первая в лесу…
ВЕРОНИКА. Спасибо, милый Караколь!
Караколь, взобравшись на выступ, подает Веронике ветку. Из-за дома выходит Тимолле.
ТИМОЛЛЕ. Здравствуй, Караколь! Ты возьмешь меня завтра с собой в лес, когда пойдешь за вениками? Ты обещал.
КАРАКОЛЬ. А, Тимолле! Здравствуй, мальчуган. Конечно, возьму если только жив буду.
ВЕРОНИКА. А мне ты обещал придумать новую песенку, Караколь. Или, может быть, ты не успел ее сочинить?
КАРАКОЛЬ. Что вы, Вероника, я всегда все успеваю! Только боюсь, что песенка моя не понравится…
ВЕРОНИКА. Кому? Мне?
КАРАКОЛЬ. Нет, вашему соседу, тому, кто прячется у нас в замке. Ну, да на всех не угодишь! Слушайте! (Поет.)
Во время его пения выходит Нанасс – сын нового бургомистра Мушерона, прозванный «Клик-Кляк». Он долговяз, белобрыс, одет очень нарядно. На шляпе, на поясе, на башмаках у него блестящие пряжки. Увидев Караколя, он прислушивается. Вероника замечает его.
ВЕРОНИКА. Тссс!… Оглянись, Караколь!
КЛИК-КЛЯК. Доброе утро, прекрасная Вероника! Зачем этот горбун вскарабкался под самый ваш балкон?
ВЕРОНИКА. Он принес мне вот эту веточку.
КЛИК-КЛЯК. И ради этой веточки он залез так высоко? Нет, он что-то пел вам на ушко! Я слышал… Берегись, Караколь, ты сейчас свалишься, и у тебя вырастет второй горб.
КАРАКОЛЬ. Не бойся за меня, дорогой Клик-Кляк. Я умею не только взлетать вверх, но и спускаться вниз. (Легко соскакивает с выступа прямо на плечи Клик-Кляка, а потом на землю.)
КЛИК-КЛЯК (пригибается). А-ах!
КАРАКОЛЬ (заглядывая ему в лицо). Видишь, как это просто! А вот удастся ли так же ловко спрыгнуть на землю твоему папаше, нашему новому бургомистру? Уж больно он высоко забрался.
КЛИК-КЛЯК. Молчи, мерзкая улитка! Моего отца назначил бургомистром сам наместник. И за эти песни ты можешь угодить…
КАРАКОЛЬ. Куда?
КЛИК-КЛЯК. Известно куда… В башню Молчания.
ВЕРОНИКА. Знаешь что, Клик-Кляк: ты бы хорошо сделал, если бы убрался подальше от нашего дома. Прощай! (Она хочет уйти.)
КЛИК-КЛЯК (жалобно). Прекрасная Вероника! Куда же вы? Простите меня! У меня сегодня такой праздник – день моего рождения.
БАБУШКА ТАФАРО. Что правда, то правда. Ровно восемнадцать лет назад родился этот бедняга.
КЛИК-КЛЯК. Как ты смеешь называть меня беднягой, старуха? Кажется, в городе нет никого богаче нас, Мушеронов. Смотри, сколько у меня часов: золотые, серебряные, бриллиантовые!
БАБУШКА ТАФАРО. Часы-то, может, и золотые, да лоб медный.
КЛИК-КЛЯК. Что ты все бранишься? То бедный, то медный… Слушать я тебя больше не хочу. (Смотрит на часы.) Ого! Время бежит. Мне пора домой – переодеваться к обеду. У нас сегодня обедают важные гости. Сам господин Гильом обещал прийти – первый советник самого наместника!
ВЕРОНИКА. Вот как! Сам господин Гильом? Вы уже и с ним успели подружиться?
КЛИК-КЛЯК. Еще бы!
КАРАКОЛЬ. Сор – к сору.
КЛИК-КЛЯК. Ты что такое бормочешь?
КАРАКОЛЬ. Ничего. Я улицу мету.
КЛИК-КЛЯК. Нет, следы заметаешь! Повтори, что ты сказал!
ВЕРОНИКА. Не сердись, Клик-Кляк. Скажи нам лучше: правда ли, что у господина Гильома есть волшебный меч.
КЛИК-КЛЯК. Правда. Я сам его видел. На этом мече вырезана такая мудреная надпись…
БАБУШКА ТАФАРО. А ты читал, что на нем написано?
КЛИК-КЛЯК. Разумеется, читал. На нем написано… Как это? Да!.. «Прямого сгибаю. Согнутого выпрямляю. Павшего поднимаю». Я думаю, что вся сила меча в этой самой надписи. Только что она значит, я еще не понимаю. И отец не понимает…
БАБУШКА ТАФАРО. «Прямого сгибаю. Согнутого выпрямляю. Павшего поднимаю». Это надо запомнить.
КЛИК-КЛЯК. Что? Запомнить? Это еще зачем? Какое тебе дело до рыцарского меча, старая нищенка? Знай свою клюку да карты.
БАБУШКА ТАФАРО. А по мне, моя клюка надежнее этого вашего рыцарского меча. На нее хоть опереться можно.
КЛИК-КЛЯК. Ты что – с ума сошла, старая? Да знаешь ли ты что это за меч? Это Гайан непобедимый, так его и зовут. Он волшебный!…
БАБУШКА ТАФАРО. Меч-то, может, и волшебный, да рука не заколдована.
КЛИК-КЛЯК. Уж не ты ли собираешься воевать с господином Гильомом?
БАБУШКА ТАФАРО. И посильнее меня найдутся.
КЛИК-КЛЯК. У нас в городе нет никого сильнее наместника и Гильома!
КАРАКОЛЬ. А ты забыл нашего Маленького Мартина, старшину оружейного цеха?
КЛИК-КЛЯК. Маленький Мартин! Ха-ха! Да стоит только господину Гильому взяться за рукоятку своего меча, как у вашего Маленького Мартина пятки засверкают!
КАРАКОЛЬ. Жаль, что здесь нет Маленького Мартина. Он бы тебя за эти слова погладил по головке. А рука у него тяжелая.
КЛИК-КЛЯК. Меня? По головке? Сына бургомистра?
КАРАКОЛЬ. Скажите на милость! Мою метлу тоже могут сделать бургомистром, если она будет с утра до ночи околачивать пороги у наместника.
КЛИК-КЛЯК. Что?! да как ты смеешь, горбун несчастный? А ну, повтори, что ты сказал… Я хорошенько запомню. Повтори, повтори.
ВЕРОНИКА. Да полно вам! Неужели ты не понимаешь шуток, Нанасс Мушерон?
КЛИК-КЛЯК. За такие шутки головы рубят!
ВЕРОНИКА. Успокойся, Мушерон, успокойся! Расскажи лучше про наместника. Какой он? Ты его видел в лицо?
КЛИК-КЛЯК. Его никто не видел. Разве его светлость станет ходить по улицам пешком? Его носят в закрытых носилках, украшенных золотом. А рядом с носилками идут солдаты и господин Гильом со своим волшебным мечом.
ВЕРОНИКА. И неужели наместник не покажется даже на майском празднике?
КЛИК-КЛЯК. Майского праздника в этом году не будет.
ВЕРОНИКА. Как не будет? (Поворачивается к дверям и кричит.) Отец, ты слышишь? Майского праздника не будет!
На площади останавливаются прохожие. На балкон выходит отец Вероники – Фирен.
ФИРЕН. Кто сказал, что майского праздника не будет?
БАБУШКА ТАФАРО. Да вот этот парень… Клик-Кляк.
1-Й ПРОХОЖИЙ. Неужели праздника не будет?
2-Й ПРОХОЖИЙ. Вот так новость!
ФИРЕН. Кто же это вздумал отменить наш праздник? Уж не твой ли папаша Мушерон, новый бургомистр?
КЛИК-КЛЯК. Он… то есть нет, не он… а Гильом, то есть Госпольом… Ох, опять не то… Совсем запутался. Одним словом… Не Гильом, а его светлость сам господин наместник приказал Гильому отменить. праздник, потому что шум и пляски мешают ему спать. Поняли?
НИНОШ. Первая весна будет без праздника… Нечего сказать, дожили!..
ФИРЕН. А больше он ничего не говорил, этот ваш Гильом?
КЛИК-КЛЯК. Нет… То есть, да, говорил, конечно, но только я забыл, что он говорил.
БАБУШКА ТАФАРО. Да что вы его спрашиваете? Где ему, бедняге, все запомнить!
КЛИК-КЛЯК. Это ты, старая, ничего не помнишь, а я все помню! Господин Гильом сказал, что за шляпы будет сажать в тюрьму.
КАРАКОЛЬ. За шляпы – в тюрьму?
КЛИК-КЛЯК. Да, да, за шляпы!.. Кто не снимет шляпы перед господином наместником или перед господином Гильомом, того сейчас же посадят за решетку.
НИНОШ. До сих пор мы снимали шляпы перед теми, кого уважаем, да еще перед покойниками. А ведь эти господа еще не отправились на тот свет. Как же нам теперь быть?
КАРАКОЛЬ. Если у человека голова на плечах, а не только шляпа на голове, он уж придумает, как быть… (Взбирается на дерево, снимает шляпу и укрепляет ее в развилине ветвей.) Пускай в моей шляпе птица себе гнездо вьет, а я пока что и без шляпы похожу. Ну, что теперь с меня возьмешь? У кого нет шляпы, тот ее ни перед кем не снимает.
ПРОХОЖИЙ. Караколь, Караколь! Повесь на ветку и мою шляпу!
ГОЛОСА. И мою! И мою! Лови, Караколь!
Со всех сторон к Караколю летят шляпы. Он ловит их и развешивает на ветвях.
ВЕРОНИКА. Отец, принести твою шляпу?
ФИРЕН. Опомнись, дитя мое! Где же это видано, чтобы в шляпе бывшего бургомистра, старшины златошвейного цеха, галка или ворона вила себе гнездо? Ну, да уж коли на то пошло, принеси обе – и будничную и праздничную. (Вероника убегает и приносит шляпы Фирена.)
ВЕРОНИКА. Вот, Караколь, лови!
КАРАКОЛЬ. Ну, черную я повешу пониже, а золотую на самый верх. Вот так! (Любуясь своей работой.) Значит, ваше золото, мастер Фирен, будет теперь блестеть на дереве, а серебро – у вас на голове! А что же ты, Клик-Кляк? Куда повесить твою шляпу?
КЛИК-КЛЯК (придерживает шляпу обеими руками). Не отдам!
НИНОШ. Да зачем она тебе?
КЛИК-КЛЯК. Мало ли что выдумает этот горбун! Я буду ходить в шляпе! Я сын бургомистра.
Стук барабана. Часовой у замка вытягивается в струнку. На площадь со стороны, противоположной замку выходит процессия: барабанщик, за ним два латника, затем богатые, наглухо закрытые носилки и опять латники. Рядом с носилками идет рослый угрюмый человек в темном кафтане и темном плаще. Это Гильом. Он поднимает руку, и вся процессия останавливается. На площади наступает полная тишина.
ГИЛЬОМ. Что такое? Что здесь происходит?
Молчание.
Почему на дереве шляпы?
КАРАКОЛЬ (с дерева). Это наш старый городской обычай, ваша милость, отдавать свои шляпы весенним птицам для их будущих птенцов.
ГИЛЬОМ. Странный обычай… (Наклоняется, чуть раздвигает занавески и что-то тихо говорит тому, кто сидит в носилках. Потом, выпрямившись, грозно спрашивает.) Как зовут человека, который сидит на дереве?
КАРАКОЛЬ. Я Караколь – метельщик, ваша милость.
ГИЛЬОМ. А если ты метельщик, почему же ты сидишь на дереве?
КАРАКОЛЬ. Такой уж обычай у метельщиков, ваша милость.
ГИЛЬОМ. Опять обычай?
КАРАКОЛЬ. Ну да. Ведь наши метлы растут на деревьях. Вот приходится нам по сучьям лазить, ветки ломать. Наломаешь, свяжешь метелку, а потом и метешь улицу.
В толпе сдержанный смех.
ГИЛЬОМ. Ты что – смеешься над нами? Кто позволил тебе ломать ветки на дереве, которое растет перед замком его светлости? Ты ответишь за это! И ты и все, кто толпится на этой площади. (Солдатам.) А ну-ка, берите этого! И вон этого! И того! (Показывает пальцем на кого попало.)
КЛИК-КЛЯК (бросаясь к нему). Ваша милость! Разве вы меня не знаете?
ГИЛЬОМ (несколько секунд неподвижно смотрит на него). Взять!
Солдаты хватают Клик-Кляка.
Держите его крепче! Это, видно, главный зачинщик. Все кругом без шляп, а он один осмеливается стоять перед носилками его светлости, не снимая шляпы.
КАРАКОЛЬ. Видишь, Клик-Кляк! Говорили тебе: сними шляпу, сними шляпу! А ты не хотел. Вот теперь мы все без шляп, а ты в шляпе.
КЛИК-КЛЯК (срывая с себя шляпу и падая на колени). Господин Гильом! Выслушайте меня! Они все сняли шляпы, чтобы не снимать шляп, а я не снял шляпу, чтобы снимать ее перед вами… Клянусь вам!
ГИЛЬОМ. Что такое он болтает, этот человек? Он сумасшедший?
КАРАКОЛЬ. Угадали, ваша милость.
БАБУШКА ТАФАРО. От рождения такой… Ничего не поделаешь.
ГИЛЬОМ. Как тебя зовут?
КАРАКОЛЬ. Клик-Кляк.
ГИЛЬОМ. Что?
КЛИК-КЛЯК. Не слушайте его, ваша милость! Меня зовут Нанасс Мушерон. Я сын бургомистра Мушерона. А Клик-Кляк – это мое прозвище.
ГИЛЬОМ. Сын бургомистра Мушерона? Как же вам не стыдно вести себя так на улице? (Наклоняется к носилкам и что-то говорит наместнику. Потом громко солдатам.) Отведите его к отцу и скажите, чтобы он никуда не пускал его одного.
Клик-Кляка уводят.
ГИЛЬОМ. А этого шута (показывает на Караколя) сейчас же снять с дерева!
СОЛДАТ. Которого? Горбатого?
Носилки сильно вздрагивают.
ГИЛЬОМ. Тссс!.. Тише ты! Осел! Делай, что приказывают!
НИНОШ. Что? Караколя взять?
ГОЛОСА. Не дадим Караколя! Прячься, Караколь! Сюда, Караколь! Перебирайся на крышу! Мартин! Где Маленький Мартин? Где оружейники?
Через толпу проталкивается человек такого же роста, как Гильом, если не больше. За ним – несколько рослых парней.
МАЛЕНЬКИЙ МАРТИН. Кто меня звал? (Быстро оглядывается.) Вот я! А ну, Караколь! Прыгай сюда! Уж мы тебя в обиду не дадим.
Караколь соскакивает с дерева. Оружейники его окружают.
ГИЛЬОМ. Рубите их!
Латники замахиваются алебардами. Оружейники хватаются за ножи, В это время из-за занавесок носилок высовывается тощая рука и касается плаща Гильома.
Стойте! (Латники опускают алебарды. Гильом наклоняется к носилкам. Почтительно слушает. Потом, выпрямившись, говорит громко.) На этот раз его светлость милостиво прощает вас, но за дерзкое ослушание город повинен заплатить в казну его светлости по триста золотых с каждого цеха. А сейчас мирно разойдитесь по домам и занимайтесь своим обычными делами. (Он делает знак рукой. Барабанная дробь. Носилки трогаются. Вдруг из-за занавесок опять высовывается рука. Шествие останавливается. Гильом наклоняется и слушает, что говорит наместник.) Его светлость желает знать, почему человек столь высокого роста называется Маленьким Мартином.
МАРТИН. Почему? Да, видно, потому, что я еще не дорос до моего деда. Старик на добрые две головы выше меня.
ГИЛЬОМ (наклоняется к носилкам). Его светлость спрашивает: жив ли еще твой дед?
МАРТИН. Он и мертвый переживет, пожалуй, нас с вами.
ГИЛЬОМ. Что ты хочешь сказать?
МАРТИН. Я ничего не хочу сказать. Это вам угодно меня спрашивать.
ГИЛЬОМ. Отвечай прямо. Если дед твой еще не умер, то где он живет?
МАРТИН. Повсюду! В рассказах наших стариков, в песнях наших девушек, в играх наших мальчишек. Да вот эта площадь, на которой вы изволите со мной разговаривать, называется площадью Большого Мартина. Он был первым старшиной оружейного цеха, мой дед, и научил нас ковать славные мечи и не худо владеть ими.
ГИЛЬОМ. Ну, ты! На вопросы отвечай, а лишнего не говори. А то замолчишь навсегда.
Опять барабанная дробь. Носилки удаляются. На площади остаются двое солдат, разгоняющих людей.
Солдаты. По домам! По домам!
МАРТИН. Идем с нами, Караколь. Поживешь у меня. На улице Оружейников тебя не тронут.
КАРАКОЛЬ. Спасибо, Маленький Мартин. Я знаю, с вами, оружейниками, не пропадешь.
СОЛДАТЫ. По домам!
МАРТИН. Что верно, то верно. Пора нам домой, за дело. (Тихо Караколю.) На нашу работу теперь большой спрос. Не успеешь сделать меч, как его уже покупают.
КАРАКОЛЬ. Прощайте, бабушка Тафаро! Прощайте, Вероника!
ФИРЕН. Прощайте оба! Спасибо вам за сегодняшнее представление.
ВЕРОНИКА. Караколю – за хорошее начало, а Маленькому Мартину – за добрый конец…
СОЛДАТЫ. Расходитесь! По домам!
Все уходят. Остаются только Вероника и бабушка Тафаро.
БАБУШКА ТАФАРО. Что за парень наш Караколь! Пусть он горбат, а все равно я не пожелала бы лучшего жениха ни одной из наших красавиц. А ты, Вероника?
ВЕРОНИКА. А я, сказать по правде, и не замечаю, что у него горб.
БАБУШКА ТАФАРО. Вон ты какая зоркая! Ну что ж, глаза тебя не обманывают.
ВЕРОНИКА. Только страшно мне за него, бабушка!.. Каждое утро я просыпаюсь в тревоге – жив ли он, на свободе ли еще, увидим ли мы его на этой площади. А ведь подумай сама: без него мы жили бы, как в тюрьме. Недаром чужеземцы не спускают с него глаз. Караколь – простой метельщик, он беден, он горбат, но люди в замке хорошо знают цену его шуткам и песням. Да и как не знать! Когда Караколь шутит, мы смеемся. А когда смеемся, перестаем бояться.
На площадь выходит солдат.
СОЛДАТ. А вы что здесь разболтались? По домам!
БАБУШКА ТАФАРО. Мы и так у себя дома. А вот вы в гостях, хоть вас никто не звал. Шли бы к себе домой подобру-поздорову!
Занавес