Озимые Войтека. Пересказала Т.Габбе
Когда он родился, ему дали имя Войтек, но люди называли его «Лежебокой». И он вправду был лежебока.
После смерти отца достались ему в наследство изба – не из очень плохих, да земли клочок – не из самых маленьких. Ну и что же с того? Хоть был Войтек парень сильный и вовсе не калека, а хозяйство приходило у него в запустенье. Голодные коровы мычали, голодные свиньи визжали. Поле зарастало сорной травой.
Деревенские старики не раз по доброте своей учили его уму-разуму.
– Принимайся за работу, Лежебока! Неладно ты делаешь – хозяйство разоряешь, скот голодом моришь.
Но Войтек только плечами пожимал да косо поглядывал на стариков.
А старики не унимались: что ни день, бранили его за безделье, и Войтеку это надоело. Он решил распродать всё своё хозяйство и постранствовать по белу свету.
Соседи тут же раскупили всё, что у него было, да и было у него, по правде сказать, всего ничего: скот передох, изба покосилась, крыша прохудилась, а земля давно стояла непаханая, неборонённая…
Как бы там ни было, а Войтек-Лежебока получил за своё добро, сколько оно стоило, завязал деньги в платок, который его покойная мать носила по праздникам, и пошёл куда глаза глядят.
Всякий знает, куда глаза глядят у лентяя. Перво-наперво зашёл Войтек в корчму, купил колбасы да белых булок, наелся, запил пивом и пошёл дальше. Шёл, шёл, да недалеко ушёл. После обеда захотелось ему отдохнуть. Уселся Войтек под вербой – сидит отдыхает.
Вдруг видит: едет мимо крестьянин. В зелёный возок пара гнедых коней впряжена, да какие кони – загляденье прямо!..
Махнул Войтек рукой:
– Эй, хозяин, погоди!
Остановился возок.
– Чего тебе надо, парень? – спрашивает крестьянин.
– Подвези, сделай милость! – просит Лежебока.
– Ну что ж, садись!
Поехали вместе.
Слово за слово, разговорились, и узнал Войтек, что едет крестьянин на базар – коней своих продавать. Понадобились ему деньги, чтобы построить новый овин.
Подумал Войтек, подумал и купил у крестьянина коней и возок. Купил и поехал дальше на паре откормленных гнедых. Сидит в зелёном возке и кнутом пощёлкивает.
Так ехал он не один день.
Остановится около корчмы, зайдёт, наестся, напьётся – и дальше едет.
Только одно было досадно Войтеку: продавец, видно, обманул его. Кони сперва были такие резвые, а теперь бежали всё тише, всё медленнее. Не кони, а клячи. Головы понурили и еле ногами перебирают. Под конец и вовсе заленились – легли на дороге и ни с места, только боками поводят.
Войтек схватил кнут и уже хотел было как следует угостить их, как вдруг затарахтело что-то на дороге.
Оглянулся он, видит: едет на возу с сеном старик, а рядом с ним девушка с граблями – должно быть, дочка его. Такая красавица – глаз не отвести!
Остановил старик лошадей – а были они сытые, блестящие, холеные – и спрашивает у Войтека:
– Что это у тебя, парень, приключилось?
– Да сам не знаю. Вот лошади мои заупрямились. Легли и не хотят дальше идти, хоть ты что!
Слез старик с воза, внимательно осмотрел лошадей и говорит:
– Да это они у тебя с голоду подыхают… Что ж ты за человек такой, что сам ел, а коням корма не давал!
Войтек и рот разинул. А ведь и вправду он своих гнедых не кормил, – вовсе из головы вон…
– Что ж теперь делать-то?
А девушка просит:
– Отец, купите у него лошадок! Может, мы их ещё и выходим. Я живо слетаю домой, привезу овса, воды, авось оправятся… Ну сделайте это для меня! Я вам дурного не посоветую, сами знаете…
– Ладно, – говорит отец, – так и быть. Ну что ж, парень, продашь коней?
Войтек только головой кивнул.
Старик отсчитал столько монет, сколько Войтек спросил, и это было очень кстати, потому что в материнском платочке оставалось их уже наперечёт, что называется – раз-два, и обчёлся.
Дальше Войтеку-Лежебоке надо было идти опять пешком. Но так как ходить он был не охотник, то решил сперва полежать на травке и набраться сил.
Сошёл он с дороги, улёгся во рву и задремал. Но не прошло и часу, как его разбудил скрип колёс. Войтек приподнялся на локте, поглядел. Видит: идёт по дороге та самая девушка и ведёт потихоньку его гнедых. Гнедые еле на ногах держатся, а всё-таки кой– как плетутся за ней и тянут зелёный возок.
Смотрит Войтек, смотрит, да не на коней своих, не на возок, а на девушку. Коса у неё золотая, словно спелая пшеница, и тугая, как жгут, на шее бусы, рубашка белая как снег, а юбка красная, словно мак, и сама она такая статная, пригожая, что только берегись!..
Сильно приглянулась она Войтеку.
Улыбнулся он, помахал ей рукой:
– Эй, красавица! Как тебя звать?
Молчит девушка. Идёт, словно не видит его.
Войтек опять:
– Да куда же ты торопишься? Подойди поближе! Посидим с тобой, поговорим.
А девушка и не обернулась, только бросила через плечо:
– Стану я с таким разговаривать! – и пошла дальше.
Удивился Войтек.
«Какой же я такой, – думает, – что она со мной и говорить не захотела? »
Посмотрел он по сторонам, видит: невдалеке пруд блестит.
Вылез Войтек из рва, подошёл к пруду и погляделся в воду, как в зеркало.
А, вон оно что! Видно, не по вкусу ей те, у кого рубаха немытая, волосы нечёсаные, нестриженые, кафтан лохмотьями висит, а пальцы из дырявых башмаков так и выглядывают на белый свет…
Вздохнул Войтек.
– Ясное дело, – говорит. – Такая она ладная, приглядная, а я-то…
Да ведь недаром человеку разум дан.
Пошёл Войтек в город, велел подстричь себя как полагается, купил синий суконный кафтан, башмаки с подковками, белую рубаху с красным пояском и шапку, какой даже у самого старосты не было.
Заплатил за всё, смотрит: не очень-то много монеток осталось у него в материнском платочке – ровно столько, чтобы купить сладкую булочку.
Купил он булочку, положил в карман и вернулся опять на то самое место, где вчера видел красавицу.
Спрятался во рву и ждёт.
Ровно в полдень, видит Войтек, возвращается красавица с поля. Идёт с граблями на плече и поёт.
Вышел он ей навстречу, загородил дорогу и говорит ласково:
– Ну что, теперь подхожу я для тебя?
Остановилась она, поглядела на него и отвечает:
– Не знаю, подходишь или нет. Тебе что надо? В работники наниматься пришёл, что ли?
– Нет, – говорит Войтек, – не в работники наниматься, а свататься.
Засмеялась девушка, да так громко, весело.
– Свататься?! Ступай-ка ты себе, откуда пришёл. Если уж я соберусь замуж выходить, так не за такого, как ты. Очень надо мне мужа, который только и знает в возке разъезжать, во рву спать да лошадей морить.
Сказала так и пошла. А Войтек один на дороге остался.
Постоял он, постоял, съел сладкую булочку, а что дальше делать, не знает. Улёгся под кустом и заснул.
Спал с полдня до вечера, а с вечера до утра.
Утром проснулся и пошёл дальше, потому что здесь ему больше делать было нечего. От голода у него урчало в животе, солнце пекло ему голову.
Сошёл Войтек с дороги и зашагал в лес, в тень. Добрался до первого пня, сел и сидит.
Мало ли, много ли времени прошло – и вдруг захрустели, зашелестели сухие ветки, и вышла из-за дерева женщина.
Женщина как женщина: ни старая, ни молодая, ни красивая, ни безобразная, ни бедная, ни богатая – обыкновенная.
Следом за ней шёл чёрный пёс и чёрный кот. А поверху, по веточкам, поскакивала сорока.
Женщина несла кошёлку ягод и охапку пахучих трав. Войтек так и уставился на ягоды.
– Дайте мне, – говорит, – хоть горсточку: очень уж я проголодался.
– Так почему же ты сам не наберёшь?
– Да я на это не годен.
– А на что же ты годен?
– Да на всё. Я работы не боюсь, меня работа боится. Только вот к ягодам у меня терпенья нет.
Женщина протянула ему кошёлку:
– Ну что ж, бери!
Взял Войтек ягоды и даже спасибо не сказал. Съел половину и говорит:
– А это мне на после будет.
– Ну вот ещё! Стоит ли беречь горсть лесных ягод! Я тебе на ужин каши с молоком дам.
– Вправду дадите?
– Конечно, дам. Только тебе придётся поработать немного. Я как раз ищу подходящего человека – по хозяйству мне помогать.
Помогать по хозяйству Войтеку не очень-то хотелось, но каши с молоком он был не прочь отведать.
Раскинул он умом так-сяк и спрашивает женщину:
– А что мне нужно будет делать?
– Да почти что ничего. Дров из лесу принести и наколоть помельче, землю в саду вскопать, воды натаскать. Ну и что там ещё понадобится… Ты парень сильный, здоровый – разве всё это для тебя работа!..
– Ну что ж, поглядим. А вы далеко живёте?
– Нет, недалеко.
Женщина повернулась и пошла по тропинке. За ней дружно побежали чёрный пёс и чёрный кот. Поверху, по веткам, поскакала сорока. А сзади всех поплёлся Войтек.
Идёт Войтек и удивляется: пёс, кот и сорока будто службу служат. Пёс ни на шаг от хозяйки не отстаёт, несёт за ней пустое лукошко, кот норки полевых мышей высматривает и даже двух мышей по дороге поймал. А сорока так и долбит клювом, подбирает всё, что по пути попадётся: жуков, червяков, гусениц…
Наконец пришли. Привела женщина Войтека к маленькой избушке на самой опушке и отворила дверь. Войтек зашёл в избу, пёс остался на дворе сторожить дом, кот улёгся в сенях на подстилке, а сорока вспорхнула в запечье – там было поставлено для неё старое сито, выложенное соломой.
За окном стемнело, надвигались сумерки.
– Ну, паренёк, – сказала женщина, – я буду крупу перебирать, а ты растопи печь.
Войтек только плечами пожал:
– Полноте, матушка! Вы бы ещё приказали мне на пяльцах вышивать! Разве это мужское дело – топить печку?
Женщина ничего не сказала, сама развела огонь, вскипятила воду и стала варить кашу. А Войтек тем временем похаживал по избе и всё оглядывал.
Пахло душистыми травами – они были связаны в пучки и висели под потолком. Над печкой сохли летучая мышь и две лягушки.
Войтеку стало не по себе. Но всё это ещё было полбеды. Совсем страшно сделалось ему, когда женщина уселась на скамеечку, подставила бадейку и принялась доить две верёвки, привязанные к стене. А из верёвок так и полилось настоящее молоко, оно даже пенилось в бадейке.
У Войтека задрожали руки и ноги. Он сорвался с места и пустился наутёк.
– Ты почему это уходишь? – спросила женщина.
– А почему вы мне не сказали, что вы колдунья?
– Не мели вздору. Вовсе я не колдунья, я ведунья.
– Ну, это дело другое! – Войтек успокоился и снова уселся на лавке.
«Если б она была колдунья, мне бы, конечно, следовало её бояться, – думал он, – потому что колдунья может наделать человеку всякого вреда. Ну, а раз она не колдунья, а ведунья, так бояться её нечего. Ведунья вредить не станет, а помочь может. Останусь-ка я, пожалуй, тут – поем, посплю, а там видно будет!.. »
И он остался. Поел на ужин каши с молоком и пошёл спать на чердак.
На чердаке сладко пахло сушёными травами. И, должно быть, от этого Войтеку сладко спалось, и в полусне он думал, что всё обойдётся и будет хорошо. Но утром он понял, что ждать хорошего ему не приходится. Женщина разбудила его спозаранку и велела идти в лес за дровами.
– А поесть-то вы мне дадите? – спросил Войтек.
– Как же, паренёк, конечно, дам. Только вот печку-то я должна затопить теми самыми дровами, что ты мне из лесу принесёшь.
Ворча себе под нос и бранясь на чём свет стоит, Войтек спустился с чердака, пошёл в лес и притащил оттуда большую сухую ветку.
– Вот и хорошо, – сказала ведунья. – Целая охапка дров выйдет, если наколоть помельче. Берись– ка за топор, наколи дровец, затопи печку, начисти картошки и поставь варить. А мне пора в лес за травами.
Испугался Войтек:
– Да неужто вы натощак пойдёте? А я как же?
Усмехнулась женщина:
– Да я уже поела. Много ли мне надо? Кусочек лепёшки отломила и сыта. А ты парень молодой, здоровый, работящий, разве для тебя это еда? Свари себе котелок картошки, нажарь сала. Сам поешь и нам оставь. Мы вернёмся к обеду.
И ведунья ушла в лес, а с нею вместе – чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка.
Ушла женщина и даже не взглянула на Войтека. Досадно ему стало.
Бросил он на землю топор, улёгся под берёзой и уснул.
Так и застала его ведунья, когда в полдень вернулась домой с охапкой душистых трав, а с нею вместе – чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка.
Наклонилась над ним женщина и говорит ласково:
– Видно, ты нынче славно поработал, Войтусь, – сладко спишь…
Но Войтек, не будь дурак, сразу вскочил на ноги и давай браниться:
– Как же! Поработал! Стану я печку топить да картошку варить! Дожидайтесь! Я ведь вам сразу сказал, матушка, что не такой я парень, чтобы бабьим делом заниматься. Сами готовьте себе обед. А я к вам не в стряпухи нанимался.
Ведунья кивнула головой.
– И то правда, – сказала она. – Ну что ж, полежи ещё немного, наберись сил. А уж после обеда я тебе другую работу дам – не бабью. Как раз по плечу тебе будет. Вот погоди, пообедаешь и пойдёшь.
И она ушла в избу стряпать. А Войтек остался лежать в тени под берёзкой.
Лежит он, смотрит, как подымается к небу синий дымок из трубы, и посмеивается.
«Хоть она и ведунья, – думает, – а я умнее. Захочу – вокруг пальца её оберну. Попляшет она ещё под мою дудку!..»
Приложил он руку ко рту и кричит:
– Эй, матушка, скоро вы там?
Выглянула из дверей ведунья:
– Что, Войтусь, на работу торопишься? Сейчас, сейчас…
И выносит две миски: в одной кислое молоко до краёв, в другой картошка – румяная, поджаристая, со шкварками.
Ничего не ответил Войтек, взялся за ложку и давай уплетать.
Наелся до отвала, распустил пояс и говорит ведунье:
– Вот и ладно! Теперь я, матушка, немного вздремну, а то уж больно жарко… Да и какая работа с полным брюхом. Работать надо налегке.
– Ну что ж, пожалуй, – согласилась ведунья и понесла в избу пустые миски.
А Войтек улёгся поудобнее и опять захрапел.
Хорошо спится после сытного обеда на вольном воздухе, под берёзкой. Крепко уснул Войтек, и приснился ему замечательный сон.
Приснилось Войтеку, будто едет он к венцу с той самой красавицей, что встретил давеча на дороге. Они едут в зелёном возке, и везут их его гнедые, да такие гладкие, откормленные – прямо не узнать! Невеста в подвенечном уборе, в бусах, в лентах. Она положила золотую свою головку ему на плечо, трогает его легонько за локоть и говорит так нежно, ласково: «Войтусь! Войтусь!..» А потом вдруг как закричит в самое ухо: «Войтек! Войтек!» – и со всей силы толкнула его в бок.
Войтек так и подскочил на месте. Охнул – и проснулся. Видит: стоит перед ним ведунья, дёргает за плечо, толкает в бок и зовёт всё громче:
– Войтек! Войтек! Оглох ты, что ли? Вставай!..
Протёр Войтек глаза, потянулся, сел… А ведунья говорит ему:
– Да что это ты всё спишь? Уж не сонная ли хворь к тебе прикинулась? А то я тебя, пожалуй, полечу. Есть у меня такая настойка. На вкус не стану хвалить – горькая как полынь, – а помогает хорошо.
Войтек испугался. Ему сразу припомнились сушёная летучая мышь и лягушки, что висели над печкой…
– Нет, нет! – говорит. – Не надо мне вашей настойки. Я здоров.
– Ну, а коли здоров, так пойдём. Работа не ждёт.
Женщина вывела его за огород, остановилась и показывает:
– Видишь вот этот клочок земли? Надо его вскопать, выбросить сорную траву и как следует прочесать и выровнять землю граблями. Начинай в добрый час.
И она ушла к себе в избу, а Войтек поглядел на заросшую травой землю, махнул рукой, свистнул и уселся на изгороди…
Женщина разок-другой выглянула из окошка, видит, что новый работник ещё и пальцем не пошевельнул – только сидит и свистит, – и опять подходит к нему:
– Ну теперь за чем дело стало? У меня уже скоро ужин готов будет, а ты ещё и за лопату не брался.
Встрепенулся Войтек.
– Ужин? – спрашивает. – Ну что ж, тащите-ка его сюда. Поужинать я, пожалуй, не прочь…
Усмехнулась женщина:
– Не прочь, говоришь? Нет, голубчик! Ужин надо сперва заработать.
Ух, как рассердился Войтек, услышав такие слова. Шапку сдвинул на затылок, руки в боки и давай кричать:
– Лошадь я, что ли, чтоб на такой земле работать! «За лопату не брался»! Тоже скажут! Да разве тут лопата – тут плуг нужен… Лошадь и плуг! Понимаете, матушка? Ну был бы я лошадь, тогда другое дело! Но ведь я покамест человек!
Поглядела на него ведунья и говорит спокойно:
– А был бы лошадью, так вспахал бы? Только плуга не хватает? Что ж, плуг у меня найдётся.
И вдруг ни с того ни с сего она подошла к берёзе, отломила длинный прут и наотмашь хлестнула Войтека по голове, по плечам и по ногам. Хлестнула и проговорила такие слова:
Войтек так и замер на месте. От страха его бросило в жар, потом в холод. Он хотел убежать и не мог. Хотел крикнуть, но вместо крика жалобное дрожащее ржанье вырвалось у него из горла.
«Я сплю и вижу страшный сон», – подумал Войтек.
Но это был не сон. Наяву, а не во сне бедняга превратился в лошадь, в гривастого вороного коня.
– Ну вот, – проговорила ведунья. – Как ты сказал, так я и сделала. Теперь ты лошадь, и мы будем пахать.
Она выволокла из сарая плуг и запрягла Войтека.
– Вьо!
Но Войтек даже не пошевельнулся.
– Кнута захотел?
Войтек ни с места – только упрямо нагнул голову.
И вдруг свистнул кнут.
– Будешь пахать? Будешь пахать? – кричала женщина, и удары так и сыпались градом на спину бедного Войтека.
Он не выдержал, упёрся ногами в землю, дёрнул
раз-другой и пошёл, таща за собой тяжёлый плуг, взрывая неподатливые пласты заросшей земли.
Ведунья ни разу не дала ему остановиться, пока они не вспахали всю поляну. Тогда она заменила плуг бороной, и Войтек опять зашагал – вперёд, назад, вперёд, назад…
Только когда вся земля стала мягкая и пушистая, как бархат, ведунья выпрягла Войтека, отвела в конюшню и дала ему ведро воды.
– Отдохни и напейся, – сказала она. – А покормлю я тебя тогда, когда ты отработаешь хлеб, что поел даром.
И ведунья, привязав Войтека в конюшне к пустым яслям, ушла.
Войтек остался один. Ноги у него дрожали от усталости, спина взмокла от пота… Он низко опустил свою большую голову и стал думать о том, что же теперь делать. Думал, думал, да так ничего и не придумал.
И вдруг дверь скрипнула и приоткрылась. В конюшню осторожно вошёл чёрный пёс. За ним чёрный кот и сорока-вертихвостка.
«Чего им надо?» – подумал Войтек.
Но тут чёрный пёс тихонько затявкал, и Войтек понял, что он говорит.
– Здравствуй, братец, – сказал пёс. – Мы пришли сказать тебе, что и мы не всегда были тем, что есть. Ведунья заколдовала нас…
– Но колдовство можно снять, – замяукал чёрный кот.
– Только это очень трудно, очень трудно, очень трудно!.. – затрещала сорока.
Войтек удивился. Ему казалось, что только с ним одним могло случиться такое несчастье.
– Так, значит, вы люди? – заржал он.
– Как и ты, – ответил пёс. – Ещё недавно я был на деревне пастухом – играл на жалейке да кнутом пощёлкивал… А вот бегать по солнцепёку и собирать в кучу овец да баранов мне, признаться, не очень-то нравилось. Я, бывало, уведу скотину подальше от деревни и сплю себе в холодке. А пригоню назад, то овечки не хватает, то барашка… Вот мужики и рассердились на меня, прибили и посулили ещё прибавить, если я опять усну. Я испугался, убежал в лес да и попал к ведунье. Прожил у неё, как и ты, дня два, ел и пил всласть, а на третий день она задала мне работу – велела стеречь птицу. Да я и тут не устерёг. «Надо быть не человеком, а собакой, говорю, чтобы целый день гонять за вашими гусями и утками». А она говорит: «Ну и будь собакой!» Да тут же и превратила меня в чёрного пса… Теперь я стерегу дом и двор, таскаю за ведуньей в лес корзину и ни днём, ни ночью не знаю отдыха… Вот что со мной случилось!
– А я был единственный сын у матери, – замяукал чёрный кот. – Матушка сильно избаловала меня. Я только и знал, что греться у печки да лакомиться сметаной и сливками… На мою беду, соседи уговорили матушку отдать меня в ученье к мельнику. Мельник для начала велел мне мести полы и прибирать кладовку. С утра до ночи он твердил мне: прибери да подбери, замети да завяжи, а то смотри мышей разведёшь!.. А мыши и вправду развелись. Старик заметил – стал на меня ворчать… Надоело мне это. Я убежал в лес и встретил там ведунью. Дальше неохота и рассказывать. Теперь я должен ловить мышей и дома, и в поле, и в лесу. Что наловлю, тем и сыт. А зазевался, заспался – сиди голодом…
– А я, – застрекотала сорока, – была девушкой. Ничего-то, ничего не делала, только трещала да трещала. Нынче летом напали у нас на капусту вредные гусеницы. Матушка велела мне обирать их, а я стою у калитки и с прохожими болтаю… Так гусеницы всю капусту и поели. Вот матушка и послала меня к ведунье. «Спроси, говорит, как нам от этой беды избавиться». Я пошла. А ведунья взяла да и заколдовала меня, и теперь я от зари до зари всяких жуков, червяков и гусениц клюю…
Замолчала сорока, и все четверо задумались. Каждый о своей доле.
– И вы говорите, колдовство это снять можно? – спросил Войтек.
– Можно, можно! – опять застрекотала сорока. – Сама ведунья мне сказала. «Вот, говорит, была ты девушкой, а вела себя, как глупая сорока. Теперь ты сорока, а веди себя, как умная девушка: трудись, не ленись, не стрекочи зря. Когда люди начнут говорить про тебя: «Вот ведь какая работящая, какая старательная, какая разумная – даром что птица!» – да не один раз, а много раз это скажут, – тогда и заклятье с тебя спадёт. Опять человеком будешь».
– И долго этого ждать?
– Не знаю. Я не спрашивала. Меня-то ведь всё равно никто не похвалит. Как ты ни старайся, что ни делай – люди на сорок и не глядят…
Опять все замолчали.
Чёрный пёс завилял хвостом.
– Войтусь, а Войтусь! – робко сказал он, ласкаясь к Войтеку. – Выручи нас, сделай милость. Ты всё-таки не кто-нибудь, а лошадь – лошадиную работу люди примечают. Работай так, чтобы они тебя хвалили. А когда чары спадут и ты опять станешь человеком, не забудь похвалить и нас. Скажи, что мы работящие! И других попроси сказать!.. Ладно? А уж мы так будем стараться, так будем стараться!..
Неизвестно почему, Войтек вдруг рассердился.
– Отвяжитесь от меня! – Он стукнул копытом и сердито замотал головой. – Стану я работать, как лошадь, чтобы всякие сороки да собаки становились людьми… Нашли дурака!
Чёрный пёс опустил голову и, поджав хвост, поплёлся прочь. За ним чёрный кот и сорока-вертихвостка.
А Войтеку сделалось ещё тошнее, чем было. Он начал рваться на привязи, ржать во всё горло и бить копытами в стены конюшни…
Ведунья услышала это и подошла к дверям.
– Ты чего расходился? – спросила она. – Вот укорочу узду да спутаю ноги, будешь знать!..
Войтек испугался и присмирел.
Наутро ведунья опять запрягла Войтека и вывела в поле.
На этот раз ей не пришлось подгонять вороного. Косясь на кнут, он послушно ходил в упряжке и тянул за собой тяжёлый плуг.
В полдень ведунья выпрягла Войтека и пустила на лужайку.
– Попасись, пощипли травку, Войтусь, а после обеда ещё поработаем. – И она ушла в избу.
Войтек со злостью поглядел ей вслед и, вытянув шею, принялся щипать траву. Щиплет, а сам шаг за шагом всё дальше и дальше от избы.
Вот уж и лес недалеко.
Войтек потихоньку добрался до опушки, оглянулся: не идёт ли за ним ведунья? – и галопом пустился наутёк.
Целый день бежал он сквозь лесную чащу и к вечеру вышел на широкий луг по другую сторону леса. Трава здесь была уже скошена, и посреди луга Войтек увидел большой стог сена. Он подошёл поближе, попробовал… Сено было вкусное, душистое и приятно похрустывало на зубах. Он наелся, примостился за стогом и заснул.
А утром разбудил его чей-то звонкий, как будто знакомый голос.
– Татусь! Идите-ка сюда! Кто-то у нас на лугу хозяйничал – стог сена разворошил. Вчера я его уложила ровнёхонько.
Кто же это говорит? Войтек открыл глаза и выглянул из-за стога. Видит: стоит перед ним девушка – коса золотая, как спелая пшеница, юбка красная, как мак, рубашка белая как снег… Та самая красавица, что с ним и говорить не захотела!..
А девушка увидела его и кричит ещё громче:
– Ой, татуся! Идите скорей. Лошадь!
– Да не кричи так, Анелька! Какая там лошадь? Где?
– Да здесь, за стогом. Вороная. Чужая чья-то…
– Ну, коли чужая, так прогони её.
– Не уходит!
– А не уходит, так пусть остаётся. Придёт хозяин и заберёт её.
Анелька замолчала, взяла деревянные вилы и принялась вместе с отцом укладывать и уминать на возу сено.
Потом она уселась на самом верху. Старик взмахнул кнутом, крикнул: «Вьо, милые!» – и сивые кони тронулись с места. Воз качнулся и медленно поплыл сперва по лугу, а потом по дороге.
Войтек затрусил вслед. Его больше не прогоняли, да и куда? Никто не знал, чей этот вороной конёк и откуда он взялся…
А воз катился и катился вперёд, и Войтек бежал и бежал вслед за ним, не думая о том, куда же он в конце концов прибежит.
Но вот сивые кони остановились. Анелька спрыгнула с воза, отворила ворота, и воз въехал во двор. За ним, робко озираясь по сторонам, вошёл Войтек.
Никогда ещё ему не приходилось видеть такое богатое, такое ладное хозяйство. Двор был что твой сад, хлева и конюшня чище, чем у других бывает в избе. А хозяйничали тут всего двое – старик и его единственная дочка Анелька. Правду сказать, оба не жалели рук. Анелька сама доила коров, давала свиньям корм и делала всякую другую работу, какую только надо было.
Войтека вместе с другими лошадьми почистили и поставили на ночь в конюшню. В кормушку ему засыпали целую мерку овса, дали свежей воды… Рядом с ним стояли те сивые кони, что утром возили сено, а напротив – гнедые, которых старик купил у него. Сивые, хоть и работали целый день, были гладкие, весёлые, свежие, а гнедые – тощие и понурые. Они ещё не отъелись после прежней службы.
На другой день, чуть свет, старик увёл сивых, а немного погодя в дверях конюшни появилась Анелька.
– Ну, – сказала она, запрягая Войтека, – уж если пришёл сюда, так принимайся за работу. Бездельники у нас не в почёте. Пока что будешь возить воду из пруда, – надо капусту поливать.
Войтек весело тряхнул головой и пошёл к воротам. Ради неё он готов был не то что воду возить, а и камни таскать.
Весь день он работал охотно, послушно, терпеливо. Воду возил, стараясь не расплескать ни капли, и всё время оглядывался на Анельку.
А вечером он услышал, как она сказала отцу:
– Если за этим вороным так никто и не придёт, пусть он будет мой. Ладно?
– Как хочешь, дочка. Твой так твой.
Войтек тихонько заржал и радостный пошёл в конюшню.
Но радоваться ему пришлось недолго. В тот же вечер он случайно подслушал разговор, который вели за стеной два деревенских парня. После этого он почувствовал себя вдвое несчастнее, чем даже тогда, когда ведунья только что превратила его в лошадь…
Вот что он узнал.
Анелька по справедливости считалась в округе самой красивой девушкой, самой лучшей и умелой работницей, самой расторопной и заботливой хозяйкой. Множество женихов сваталось к ней, но до сих пор все, как один, получали отказ. Соседи уже начали подшучивать над привередливой невестой. «Видно, королевича поджидает», – говорили они. Но оказалось не так. В прошлое воскресенье старик во всеуслышание объявил перед костёлом, что его Анелька возьмёт в мужья, а он – в зятья только самого лучшего работника, кто бы он ни был, здешний или чужанин, богатый или бедный, красивый или неказистый.
Как же узнать, кто самый толковый и сноровистый, у кого всех больше охоты к работе, терпенья, настойчивости?
А вот как. За лесом есть порядочный клочок земли, невспаханной, одичалой, твёрдой, словно камень. Пусть каждый жених выберет себе полоску, выкорчует пни, выкопает и выбросит камни, вспашет, взборонит и засеет свой участок озимыми. Чьи озимые взойдут лучше, тот и поведёт Анельку к венцу…
Вот когда из лошадиных глаз Войтека полились человечьи слёзы! И подумать только! Всего каких-нибудь три дня тому назад он мог, наравне с другими парнями, выбрать себе полоску земли и работать на ней до седьмого пота, так, чтобы Анелька его похвалила, полюбила, выбрала себе в мужья. А теперь кто-нибудь другой заслужит её любовь, а он – Войтек – будет возить воду…
Так нет же! Не бывать этому! Хоть он и лошадь, а покажет, у кого всех больше терпенья, сноровки и настойчивости…
На другое утро Войтек стал работать ещё усерднее, чем работал накануне. Ни разу не остановился он, чтобы передохнуть, хотя вся шкура у него взмокла от пота и с губ падала пена. Ни разу не пришлось Анельке подогнать его словом или взмахом вожжей. Так было и на третий день, и на четвёртый…
И вот как-то вечером Анелька сказала при всех:
– Какой хороший, работящий конь этот вороной. Был бы он человеком, уж я бы знала, чьи озимые взойдут лучше всех.
Войтек услышал это, и сердце у него сжалось от благодарности и боли.
А ночью, когда он лежал в конюшне на соломе, ему вдруг показалось, что ноги у него как-то странно онемели. Он с трудом поднялся и вдруг понял, что стоит не на четырёх, а на двух ногах, как человек!
Войтек робко поднял руку, дотронулся до своей головы и чуть не вскрикнул от радости. Так и есть!
Чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка сказали правду: похвала Анельки сняла с него колдовство!
Не смея поверить своему счастью, он шевелил пальцами, произносил какие-то бессмысленные слова – всё равно какие, лишь бы говорить! – старался рассмотреть своё отражение в ведре с водою…
Но вдруг в глазах у него помутилось, руки и ноги ослабели. Войтек без сил опустился на солому и заснул крепким сном. А на рассвете он снова проснулся лошадью – гривастым вороным конём. Но теперь он уже знал, что ему надо делать.
Не дожидаясь, пока за ним придут, он сам вышел из конюшни и направился прямо к Анельке, которая стояла у ворот, провожая в стадо коров.
Увидев его, девушка сильно удивилась.
– Тебе чего надо? – спросила она. – Зачем ты вышел из конюшни в такую рань? Ведь вам ещё и корма не давали.
Вместо ответа Войтек осторожно взял её зубами за платье и потянул в тот угол двора, где стояла бочка на колёсах. Анелька поглядела на бочку, поглядела на Войтека и задумалась.
– Гм… Какая умная лошадь! – сказала она. – Ведь и в самом деле недурно было бы полить овощи до восхода солнца. Ну что ж, давай поедем за водой!
Старик ещё только выводил сивых за ворота, когда Анелька и Войтек уже возвращались домой с полной бочкой.
– Сегодня надо будет дать моему вороному побольше овса! – крикнула отцу Анелька. – Он заработал! – И прибавила, похлопав по спине своего любимца: – В жизни не видала такой работящей лошади!
Войтек и не знал, как славно бывает на душе, когда тебя хвалят за хорошую работу.
На этот раз он ждал вечера с особенным нетерпением. И не напрасно ждал: чуть только наступила ночь, Войтек снова превратился в человека.
Тихонько вышел он из конюшни, взял в сарае большую лопату и зашагал к лесу – туда, где уже несколько дней трудились, поднимая новину, Анелькины женихи, парни из ближних и дальних мест.
В небо выплыла полная луна, и стало светло как днём. Войтек ещё издали увидел ровно нарезанные полосы земли – по краям они были обложены белыми камешками, каждая на свой лад. Камешки блестели под луной, как нитки светлых бус. Сколько таких нитей протянуто по земле, столько женихов сватается к Анельке. Много! И сосчитать трудно…
Войтек остановился, погрозил лопатой и сказал громко, так, словно его могли услышать парни, работавшие здесь днём:
– Вот как! Вы уже начали работу, а я ещё только начинаю… Вы вскопали ваши полосы на целую треть или даже наполовину, а я ещё и делянку свою не успел отмерить… Но всё равно, не вы, а я окончу работу раньше! И не на ваших полосах, а на моей озимые взойдут лучше! И ни с кем из вас, а только со мной Анелька пойдёт под венец! Да, да, только со мной, потому что я люблю её больше вашего и лучше вашего знаю, какое это счастье для человека приложить к делу руки, пару здоровых, крепких, сильных рук!
И с этими словами он во весь дух кинулся бежать к лесу, туда, где белели ровные полосы белых камешков.
Прежде всего он выбрал себе клочок земли на самой окраине поляны, почти у опушки леса. Обмерил его шагами, чтобы был ни больше, ни меньше, чем у других, обложил по краям камешками и взялся за лопату…
Уже луна спряталась за лесом, а он всё работал.
Уже начинало светать, а он и не думал об отдыхе.
И только когда первый луч солнца пробился из-за утреннего облачка, лопата со звоном упала на землю…
Вороной конь, весь в поту и мыле, словно он всю ночь без устали скакал по дорогам, медленным шагом возвращался к воротам усадьбы.
Увидев его, Анелька громко засмеялась.
– Где это ты пропадаешь по ночам? Кто тебя гоняет? – спросила она. – Уж сегодня-то нам, верно, не придётся ехать за водой – на тебя и смотреть жалко!
Но Войтек, тяжело поводя боками, подошёл к бочке на колёсах и сам стал в оглобли.
Ранним утром он возил на огород воду; до обеда возил с поля клевер; с обеда до вечера возил из лесу дрова.
Когда они с хозяином двинулись со двора в последний раз, рядом с отцом уселась Анелька – ей хотелось посмотреть, как идёт работа на целине.
Чуть только парни увидели на возу красную юбку и белую рубашку, все, как один, побросали лопаты и сбежались поздороваться с Анелькой и стариком, а заодно похвалиться – кто сколько успел.
Старик помалкивал и только слушал, поглядывая на полосы и одобрительно покачивая головой. Зато Анелька и слушать никого не захотела! Она отвернулась и пожала плечами:
– Нечего сказать, хороши работнички! Рады судачить целый день, как старые бабы… Работы на злотый, похвальбы на сто!
Парни притихли и, понурив головы, разошлись по своим полосам. А старик с дочкой поехали дальше.
Около самого леса Анелька окликнула отца:
– Ой, татусь! Поглядите-ка! Ещё одну полоску начали. Только не видать, кто на ней работает…
Старик приложил ладонь к глазам:
– Твоя правда, дочка! И когда только успели? Вчера под вечер земля здесь была ещё не тронутая…
Он слез с воза и пошёл поглядеть, Анелька – за ним.
– Ой, татусь, примечаете? Никак, это наша лопата лежит…
Старик наклонился, поднял лопату.
– Наша! Надо её с собой забрать.
Анелька задумалась.
– Нет, – говорит, – не надо! Может, тот, кто её сюда принёс, ещё вернётся и опять работать захочет. А у него лопату унесли… Оставим лучше!
– Как хочешь, дочка.
И лопату оставили там, где она лежала.
Когда стемнело, Войтек опять вышел из конюшни в человечьем образе и осторожно пробрался на свою делянку.
Он работал, не разгибая спины. Лопата молнией сверкала в лунном луче. Крупные капли пота стекали у Войтека со лба и росой падали на землю.
Когда забрезжил рассвет, на делянке у него было уже сделано не меньше, чем на других полосах.
«Догнал! – подумал Войтек. – Теперь надо обогнать…»
– В добрый час, Войтусь!
Кто-то легонько тронул его за плечо. Он обернулся. Перед ним стояла ведунья. А возле неё – чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка.
Войтек испугался и обеими руками схватился за свою лопату.
Ведунья засмеялась.
– Ты что это? Никак, лопатой от меня отбиваться вздумал? Брось! Я тебе ничего худого не сделаю.
– А зачем вы пришли?
– Посмотреть на тебя… Молодец! Скоро от лошадиной шкуры избавился.
– Не совсем ещё!.. – пробормотал Войтек.
– Погоди. Придёт время – и совсем избавишься. Да ты не голодный ли? Кто много работает, тому и есть надо побольше. Вот у меня лепёшки и творог. Подкрепись!
– Некогда мне! – ответил Войтек, налегая на лопату.
– Ну не хочешь есть, так вот выпей глоточек. Это тебя славно освежит.
Войтек взял у неё из рук глиняный кувшин и с жадностью напился. Питьё было кисловатое, чуть терпкое и нежно пахло лесными травами.
– Спасибо, – сказал Войтек и вернул кувшин.
Он сразу почувствовал, что сил у него прибыло вдвое, как будто за плечами были не долгие часы тяжёлого лошадиного труда, а лёгкий праздничный день, сытный обед и хороший отдых.
Он обрадовался и принялся за работу ещё горячей и усердней.
И вот на востоке посветлело. Первый солнечный луч тронул верхушки деревьев.
Тут лопата выпала из рук Войтека. На крайней полосе, у опушки леса, стоял вороной конь и рыл копытом землю.
Ведунья словно и не заметила, что случилось с парнем. Она спокойно ходила меж кустов и собирала душистые листики мяты.
Зато чёрный пёс и чёрный кот грустно опустили головы. А сорока-вертихвостка взлетела на ветку старой развесистой груши и застрекотала:
– Ничего, Войтусь! Потерпи ещё немножко. Она говорит: придёт время и ты совсем избавишься от лошадиной шкуры! Тогда не забудь и про нас! Не забудешь?
И тут ведунья обернулась, взглянула на Войтека через плечо и сказала тихонько:
– Ну и работящий конь этот вороной! Мало того, что целые дни работает, как лошадь, – так ещё и ночью трудится, как человек…
Не успела она договорить эти слова, вороной конь пропал, словно провалился сквозь землю. На его месте стоял Войтек, прежний Войтек – такой, каким в последнее время он бывал только по ночам.
– Спасибо вам, матушка, на добром слове, – сказал он ведунье. – Теперь-то я знаю, чего стоит доброе слово, если его скажут от души и вовремя. И поэтому… – он хитро поглядел на ведунью, – поэтому я тоже хочу сказать вам одно словечко. Какие хорошие, какие работящие у вас помощники! В жизни не видел я пса, который был бы таким верным сторожем, кота, который ловил бы столько мышей, и сороки, которая расклевала бы столько жуков и гусениц…
Услышав это, чёрный пёс благодарно завилял хвостом, чёрный кот замурлыкал, словно у него почесали за ухом, а сорока стала весело прыгать с ветки на ветку.
Ведунья погрозила Войтеку пальцем:
– Вот ты какой! Ну ладно… Возьми всё-таки эту лепёшку с творогом. Ведь овса тебе больше не дадут – ты уже не лошадь!
И, положив подле Войтека лепёшку, ведунья опять скрылась в лесу, а с нею чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка.
Войтек съел то, что ему дали, и снова взялся за лопату. Он думал об Анельке: что-то скажет она, когда заметит, что её вороной исчез? Пожалеет ли о нём?..
А в это самое время Анелька ходила по двору, заглядывая во все углы и окликая своего любимца. Она зашла в конюшню, побывала и на огороде, и на берегу пруда. Вороного коня не было ни на пруду, ни в огороде… Ей сделалось грустно.
– Татусь! – сказала она отцу. – Моего вороного нигде нет. Он пропал.
Старик почесал за ухом.
– Что ж, – сказал он. – Как пришёл, так и ушёл.
Но для Анельки это было плохое утешение.
– Нет, я не успокоюсь, пока не найду его, – сказала она. – Пойду искать! Может, он пасётся возле леса… Может, на клеверном поле… Мне так его жалко!
– Иди, если хочешь.
Анелька пошла.
Идёт, идёт, за каждый куст заглядывает, всех по дороге расспрашивает… Нет, никто не видел вороного коня!
Так добралась она наконец до леса. Видит: на крайней полосе, у самой опушки, работает парень. Лицо у него загорело почти дочерна, зато волосы выцвели чуть ли не добела. Работает он, не разгибая спины, ничего вокруг не видит и не слышит. Лопата так и мелькает у него в руках, и камни дождём сыплются в придорожную канаву – только и слышно: стук, стук, стук, стук… А сорная трава кучей лежит на краю полосы.
Смотрит Анелька: кто бы это мог быть? Издали не разглядеть. А кажется ей, что где-то она этого парня уже видала.
Вышла она потихоньку из-за кустов, подходит всё ближе и ближе. А Войтек чуть заметил её – вскинул лопату на плечо и поскорее зашагал к лесу.
Удивилась Анелька. Не было ещё такого случая, чтобы парни от неё убегали.
Присела она на камень, сидит и думает:
«Не век же тебе, голубчик, за деревьями прятаться. Выйдешь когда-нибудь!»
А Войтек примостился в лесу на пне и тоже думает:
«Не век же тебе, голубушка, на этом камне сидеть. Уйдёшь когда-нибудь. Ты со мной разговаривать не захотела, и я с тобой говорить не хочу. До тех пор не стану говорить, пока озимые не взойдут и ты не скажешь, что мои лучше всех!..»
Так сидят оба: она в поле на камне, он на пне в лесу. Сидят, ждут.
Идёт мимо женщина с ребёнком на руках. Увидела она Анельку, удивилась:
– Ты чего это тут сидишь? Поджидаешь кого-нибудь?
– Нет. Конь у нас пропал. Искала я его, искала и притомилась. Сижу отдыхаю. А вы куда идёте?
– Да вот сыночка к ведунье несу. Захворал он у меня. Ты туда дорогу не знаешь ли?
– Нет, не знаю. А вы, если дойдёте, спросите у неё, где нашего коня искать. Спросите?
– Ладно, спрошу. – И женщина пошла дальше.
Входит она в лес. Видит: на пне парень сидит, опёрся обеими руками на рукоятку лопаты, смотрит сквозь кусты в поле.
– Ты не знаешь ли, где ведунья живёт? – спрашивает женщина.
– Как не знать? Знаю. Вот пройдёте по этой тропинке сквозь лес, выйдете на опушку – там она и живёт. А вы зачем к ней идёте?
– Да вот сыночка несу. Захворал он у меня. А ты у неё бывал?
– Бывал.
– Что ж, добрая она или злая?
– Угодите – так добрая, а не угодите – так злая. Уж вы постарайтесь угодить.
Всполошилась женщина:
– Да как угодишь-то?
– А я вас научу. Есть у неё чёрный пёс, чёрный кот и сорока-вертихвостка. Похвалите их, скажите, что они усердные, работящие, – она это любит.
– Вот спасибо тебе! Уж я похвалю. – И женщина пошла по тропинке.
А Войтек вдогонку ей кричит:
– Сделайте милость, спросите у ведуньи, что делать парню, если ему работать надо, а он не может: мешают ему. Спросите?
– Спрошу, спрошу.
Только женщина скрылась в лесу – идёт по той же дороге дряхлая старуха. Дошла до опушки, увидела Анельку, удивилась:
– Ты чего это, красавица, без дела сидишь, в лес глядишь? Поджидаешь кого?
– Да нет… Конь у нас пропал. Думаю: не в лесу ли заблудился?
–Так ты бы пошла поискала,
– Искала уж. Прямо с ног сбилась. Может, сам придёт…
– Что ж, всяко бывает. Может, и придёт. Посиди, подожди.
Вошла старушка в лес. Видит: лежит под кустом парень, ветки рукой раздвинул, глядит куда-то в поле.
– Ты чего это тут лежишь? Больной, что ли? Так пойдём со мной, – я к ведунье иду. Говорят, хорошо она людям помогает.
– Это как сказать… Кто угодит, тому помогает. А не угодишь – ни с чем отошлёт.
– Да как же ей угодить-то?
– А вы, бабушка, похвалите её пса, кота и сороку. Очень она это любит. Скажите, что они усердные, работящие. Не забудете?
– Что ты, что ты! Первым делом скажу. Вот спасибо, что научил. – И пошла дальше.
А Войтек вслед кричит:
– Бабушка, спросите у неё заодно: что делать парню, если ему работать вот как надо, до зарезу, а нельзя: мешают. Спросите?
– Спрошу, спрошу.
Ушла старуха. Выглянул Войтек из-за кустов: тут ли Анелька? Тут. Сидит на камне.
Так бы и пропал у него весь день, да, на счастье, набежала на небо чёрная туча. Такой дождь хлынул – только держись!
Накинула Анелька на голову фартук и со всех ног пустилась бежать домой.
А Войтеку дождь нипочём. Он вышел из лесу и принялся за работу.
Вечером, когда Анелька пошла по воду, у колодца её остановила ведунья. Она была одна, без своих провожатых. Не было с ней на этот раз ни чёрного пса, ни чёрного кота, ни сороки-вертихвостки.
– Вот что, девушка, – сказала ведунья. – Ты своего вороного напрасно не ищи: не найдётся! Да не ходи до поры до времени к опушке леса, на последнюю полосу, а то всё пропадёт.
Сказала и ушла, как пришла.
Послушалась её Анелька – больше к лесу не ходила: боялась, что всё пропадёт.
Работала Анелька как будто по-прежнему: всюду поспевала, со всеми делами управлялась, но стала она какая-то тихая, задумчивая, словно кто её подменил.
А Войтеку больше никто не мешал работать. Ведунья каждый день приходила к нему, приносила ему еду и питьё, настоенное на лесных травах. Напьёшься – и вдвое сильней станешь. Ночью спал он в лесу под деревом, а чуть свет вставал и принимался за работу.
Но с каждым днём на сердце у него становилось всё тяжелее.
«Ну, что ж, землю я вскопал не худо, ни одного корешка не оставил, ни одного камешка. Теперь надо бы её удобрить… А чем? »
Когда-то дома мать круглый год выгребала из печи золу и бережно пересыпала в дощатый ящик. Ящик для золы стоял у них в сенях. А во дворе за коровником высилась большущая куча навоза, куры и петухи любили рыться в ней, переговариваясь на своём птичьем языке…
В те времена ему бы не пришлось думать, чем удобрить поле. А теперь у него не было ни дома с тёплой печкой, ни двора с хлевом.
И Войтек не спал ночи, ломая голову над тем, как же ему быть…
Он и не знал, что по окрестным деревням ходит босой мальчик с корзинкой, ведром и деревянной лопатой в руках. Он заходил в избы и просил дать ему «так, самую малость – горсточку золы», бродит по дорогам и собирает в корзину навоз. Каждый день он относит ведро и корзину в лес, золу высыпает из ведра в яму, навоз складывает в кучу и прикрывает еловыми ветками и соломой.
Но Войтек в деревни не заглядывал и поэтому ничего не слыхал про мальчика с корзиной и лопатой.
И вот настал день, когда мальчик сам пришёл к нему на поле. Он остановился у края полосы, снял шапку и сказал:
– Здравствуй, Войтусь!
Войтек с удивлением поглядел на него:
– Здравствуй, паренёк. Ты кто такой?
Мальчик усмехнулся:
– Эге! Ты, я вижу, забыл того чёрного пса, что стерёг дом у ведуньи. А ведь это я и есть. Ты освободил меня от заклятья. Спасибо тебе!
– Так это ты, братец! Ну как же я рад, что ты опять стал человеком! Что скажешь?
– Да ничего особенного, Войтусь, меня снова берут в пастухи. Но дело не в этом. Я пришёл тебе сказать, что припас кое-что для твоего поля. Пойдём посмотрим.
Войтек пошёл вслед за мальчиком и увидел полную яму золы и высокую кучу навоза – пожалуй, повыше той, что была у них во дворе за коровником.
Ну и обрадовался же Войтек!
– Вот спасибо, приятель! А я-то думаю: пропало всё моё дело…
И он опять принялся за работу.
Скоро земля у него на полосе была как ни на одной другой. Она стала рыхлая, жирная – только сей. Да вот сеять-то ему было нечего…
Он вспомнил поле, на котором трудились его отец и дед и которое он забросил. Вспомнил амбар, который сам разобрал по брёвнышку, потому что ему лень было ездить в лес по дрова… И на душе у Войтека стало горше прежнего.
Он и не знал, что на мельнице – подручным у мельника – уже много дней работает какой-то паренёк. Он заботливо подбирает каждое упавшее зёрнышко. Зёрна, просыпанные перед мельницей или разлетевшиеся из-под жерновов, он сметает в кучу метёлкой и ссыпает в мешочек.
Не знал Войтек, что каждый вечер к мельнице приходит девушка, берёт у мальчика мешочек, уносит к себе и целыми днями сидит, склонившись над столом и перебирая зёрна. Рожь она кладёт в одну сторону, пшеницу – в другую, а всякий мусор выбрасывает в печь.
Урожай в тот год был богатый. Особенно хорошо уродилась пшеница. Поэтому пшеничных зёрен попадалось больше, чем ржаных. Зёрна были крупные, чистые, словно янтарь. Как раз для сева.
Войтек никогда не заглядывал на мельницу и ничего не слышал про паренька и девушку. Но вот как– то раз они сами пришли к нему на поле и принесли вдвоём тяжёлый мешок.
– Это ещё что? Кто вы такие! – спросил Войтек.
Юноша и девушка переглянулись и весело рассмеялись.
– А ты разве не помнишь чёрного кота и сороку? Ты нас освободил от заклятья, а мы тебе принесли немного пшеницы, чтобы ты засеял своё поле. Погляди – хорошая?
Войтек до того обрадовался, что все слова растерял. Только одно и нашёл: «Спасибо!»
Он развязал мешок, наклонился над ним и стал перебирать зёрна, осторожно, бережно, словно они были стеклянные и могли разбиться.
Потом он выпрямился и пошёл по полю широким шагом, рассыпая вокруг полными горстями золотые зёрна пшеницы.
А на меже стояли паренёк с мельницы, девушка и пастух, который нарочно прибежал из деревни, чтобы посмотреть, как Войтек начнёт сеять. Все трое глядели и радовались, что каждому из них удалось внести свою долю в труд их старшего друга, Войтека.
* * *
А когда деревья начали ронять на землю желтые и красные листья, на поле в зелёном возке приехала Анелька. Рядом с возком шагал её отец. Он нарочно шёл пешком, чтобы лучше осмотреть полосы.
Возле каждой борозды стоял тот, кто превратил бесполезную пустошь в плодородное поле, стоял гордый и радостный, как на празднике.
На самом краю, почти у опушки леса, стоял Войтек. Он исхудал, потемнел от солнца и ветра, но зато сделался таким крепким и сильным, каким не был никогда.
Зелёный возок медленно катился вдоль полос, и старик внимательно осматривал на ходу каждую делянку.
Он приговаривал:
– Молодцы! Молодцы! Славно поработали! – а сам всё подгонял и подгонял своих сивых.
И только у последней полосы старик придержал коней и остановился.
Долго и пристально, хозяйским глазом, оглядывал он поле. Нигде не было заметно ни одной проплешины. Всюду, куда ни поглядишь, подымалась молодая пшеница, ровная, густая, стебель в стебель.
И лицо у старика словно осветилось.
Он подозвал остальных парней и сказал торжественно:
– Самые лучшие озимые на этой полосе!
И Анелька повторила:
– Самые лучшие – здесь!
* * *
К венцу Войтек с Анелькой поехали в зелёном возке. Возок везли гнедые – откормленные, гладкие, весёлые.
Посажёной матерью была ведунья из старого леса. Она осыпала хмелем молодых и первая затянула свадебную песню:
Вкруг жердиночки в саду
Вьются кудри хмеля.
Пусть всегда живут в ладу
Войтек и Анеля!..