§ 1. Природно-географические условия северо-западной Малой Азии. Некоторые проблемы исторической географии Вифинии

Основные территории расселения вифинских племен, где позднее возникло ядро их государства, располагались на полуострове Коджаэли - крайней северо-западной части Малой Азии. На западе он ограничен Босфорским проливом (Боспором Фракийским), на юге - глубоко вдающимся в сушу Измидским (в древности - Астакским, позже - Никомедийским) заливом, на севере - Черным морем. По мере развития экспансии вифинских правителей их господство распространилось на земли к востоку, югу и юго-западу полуострова.

Данные современных географических исследований позволяют выделить на территории, которую занимало Вифинское царство, пять районов, различающихся по своим природным характеристикам, каждый из которых может быть разбит на несколько более мелких частей. Первый из них - собственно плато Коджаэли, второй - непосредственно примыкающее к нему нижнее течение реки Сакарья, третий - горы и котловины в районе городов Бурсы и Изник, четвертый - часть побережья и прибрежной области к востоку от устья Сакарьи и, наконец, пятый - средняя часть долины этой реки и примыкающая к ней область. Наибольшее значение в классический и эллинистический периоды истории Вифинии имели первые три района, практически целиком входившие в сферу политического влияния вифинских правителей, поэтому основное внимание в данной части работы будет уделено именно их описанию.

Принципиально важной особенностью природы Вифинии было то, что эта область, как и большая часть Малоазийского полуострова в целом, была покрыта горами. Представляется уместным привести обобщенную характеристику рельефа региона (выдержанную вместе с тем в терминологии, вполне понятной и неспециалисту). "Самая замечательная черта устройства поверхности прибрежных районов Мраморного моря - строго выдержанное широтное направление орографических линий. Возвышенности п-ова Коджаэли отделены от южнее расположенной горной цепи широтной впадиной, занятой на западе Измидским заливом, восточнее - озером Сапанджа и переходящей в глубь страны в расширение Акова у Адапазары. Далее к югу, между широтными безымянными цепями... расположена совершенно аналогичная впадина; часть ее, затопленная морем, - современный залив Гемлик; восточнее лежит озеро Изник. Основное направление орографических линий не изменяется и далее к югу.

Широтная впадина Измидского залива - рубеж двух стран, совершенно различных как в геологическом, так и в ландшафтно-географическом отношениях. Если с одной из возвышенностей в районе Гебзе (у входа в залив) бросить взгляд на запад и на север, можно увидеть обширную, почти ровную поверхность, над которой возвышаются лишь отдельные возвышенности круглых очертаний. Это так называемая Фракийская остаточная поверхность; она тянется вплоть до берегов Босфора и может быть прослежена и по ту сторону пролива - на обширных пространствах Фракии. В пределах Анатолии, к востоку от Гебзе, эта денудационная поверхность, над которой возвышаются лишь островные горы, переходит в сильно расчлененную горную страну.

Территория к югу от Измидского залива имеет совершенно иную структуру. Здесь тянется сильно расчлененная горная цепь, начинающаяся мысом Бозбурун в Мраморном море; быстро повышаясь к востоку, она достигает 1600 м близ ущелья Сакарьи".

Самые высокие горы на территории Вифинского царства находились в его южных районах: это горный массив Мизийский Олимп (совр. Улу-Даг), достигающий высоты 2500 м, тогда как преобладающие высоты полуострова Коджаэли - от 100 до 300 м, а максимальные достигают почти 600 м над уровнем моря. Достаточно значительны также горные массивы, отделявшие территории, входившие в состав Вифинского царства, от расположенной к югу и юго-востоку Геллеспонтской Фригии - Капиорман Даглари и Эльмаджик Даги.

То обстоятельство, что Вифиния была в основном горной страной, существенно затрудняло попытки вражеских нападений. Местное население, прекрасно знающее этот район, умело использовало особенности рельефа и часто прибегало к тактике засад, оказывавшейся весьма эффективной; наиболее яркие примеры этого приведены в "Анабасисе" Ксенофонта. Вместе с тем отмечаемые некоторыми исследователями территориальная компактность и относительное "географическое единство" страны могли иметь и отрицательную сторону - возможность организации массовых вторжений крупных сил противника и быстрого захвата наиболее важных стратегических пунктов, что в полной мере проявилось в ходе Первой и Третьей Митридатовых войн.

В отношении всего комплекса природно-географических условий - климата, рельефа, наличия полезных ископаемых, природной растительности и факторов, способствовавших возделыванию культурных растений, - Вифиния представляла собой весьма богатую область с обширными возможностями экономического и политического развития, причем ее природа, в отличие от некоторых других областей Анатолии, практически не имела каких-либо экстремальных особенностей, отрицательно сказывавшихся на хозяйстве Вифинии (чрезмерная расчлененность страны высокими горными цепями, как в северной и восточной частях Малой Азии; значительная заболоченность, примеры чего дает Кария; резкие температурные колебания, характерные для внутренних районов полуострова, и проч.). Важно также отметить, что природа северо-западной Малой Азии (опять-таки в отличие от ряда других областей, скажем, западного побережья, очертания которого изменились под воздействием речных наносов) не претерпела сколько-нибудь значительных изменений на протяжении последних двух с половиной тысячелетий, что позволяет широко привлекать современные данные для воссоздания реалий древности.

Климат Вифинии имеет переходный характер между типом климата западно-черноморского побережья, с одной стороны, и типом западно-анатолийской окраины. Среднегодовые температуры превышают здесь 14 °C, средняя температура самого жаркого месяца колеблется от 23 до 24 °C. Зима сравнительно мягкая (средняя температура + 6°). При этом характерной особенностъю климата полуострова Коджаэли является преобладание на его северном побережье здесь холодных ветров, дующих с Черного моря. В более южных районах климат значительно мягче. Большая часть осадков (при суммарном уровне 800 мм в год) выпадает осенью, хотя дожди идут во все времена года.

Земля Вифинии была плодородной (Dion. Perieg., 794: Βιθυνοί λιπαρὴν χθόνα ναιετάουσι). Здесь имеют распространение различные виды почв: скелетные почвы с красноземами (окрута Бурсы), скелетные почвы с красноземами и коричневыми лесными почвами (округа Болу), луговые почвы речных долин (по течению реки Сакарья), а также, видимо, собственно красноземы, но все они создают весьма благоприятные условия для вегетации разнообразной растительности.

Флора Вифинии довольно богата. "Полуостров (Коджаэли. - О. Г.) в основном является лесным районом: леса более характерны для восточной части района, примыкающей к реке Сакарья, и за ней. На дюнах и на кварцитовых возвышенностях леса нет. Чистые составы насаждений редки, лес обычно смешанного типа и состоит в основном из дуба, иногда бука, каштана, в смеси с видами клена, ивы, ольхи... с мощным платаном, вязом, ясенем, яблоней, кизилом... Подлесок состоит из лещинного орешника, рододендрона, бересклета, вишни, рябины, терна, а также из маквиса, который распространен на прогалинах. Многочисленные вьющиеся растения... создают непроходимые чащи. Травянистая растительность состоит из папоротника-орляка и разных травянистых сезонных видов".

На плодородие вифинских земель и ведущую роль земледелия в хозяйстве страны косвенным образом указывает то обстоятельство, что греческие колонии, основанные на собственно вифинской территории или поблизости от нее (Калхедон, Византий, Гераклея Понтийская), имели обширную хору, которую они стремились еще более расширить за счет своих соседей-вифинцев.

Античные источники единодушно подчеркивают обилие и разнообразие природных ресурсов Вифинии. Имеет смысл процитировать некоторые наиболее показательные отрывки.

Сначала уместно воспроизвести информацию, восходящую к сочинению вифинского уроженца Арриана Флавия: "Говорят, что земля их (вифинцев. - О. Г.) приносит всяческие плоды и обильна лесом, и имеются у них многочисленные каменоломни, хрусталь, рождающийся в горах, и много всякого другого добра" (Eustath. ad Dion. Per., 793. P. 355, 44 = Arr., Bithyn., F. 20 Roos). Арриан писал в римское время, но нет основания сомневаться в том, что естественные ресурсы страны весьма эффективно эксплуатировались и в гораздо более ранние периоды, когда Вифиния была еще захолустным уголком ойкумены. Ксенофонт, описывая вифинское побережье в районе Кальпе, сообщает: "Имеется там у самого моря в границах этой местности и неиссякаемый источник пресной воды. Тут же у моря много деревьев разных пород и особенно много прекрасного корабельного леса. Горная возвышенность простирается в глубь материка примерно на 20 стадий. Почва ее состоит из земли и не камениста, а приморская ее часть на протяжении более 20 стадий покрыта густым, разнообразным и высоким лесом. Остальная часть этой местности обширна, прекрасна и в ней немало многолюдных деревень. Земля приносит здесь ячмень, пшеницу, всевозможные овощи, просо, кунжут, винные ягоды в достаточном количестве, много винограда, дающего хорошее вино, словом, все, кроме маслины" (Anab., VI, 4, 4-6; ср. 6, 1 - пер.М. И. Максимовой). Страбон упоминает о прекрасных условиях для развития животноводства и земледелия в округе вифинских городов Вифиниона и Никеи (XII, 4, 7), Плиний Младший - об обеспеченности плодами, мрамором, строительными материалами вифинской столицы Никомедии (Epist., X, 41, 2). Античные историки говорят о рыбных богатствах Вифинии: Ливий - об обилии рыбы в Сангарии (XXXVIII, 18, 8), Дион Кассий - о крупных сазанах в Изникском озере (LXXV, 15, 3). Вифиния располагала сравнительно обильными и высококачественными водными ресурсами, что весьма актуально для Малой Азии: так, помимо рек, ручьев и двух крупных озер (Никомедийского - совр. Сапанджа и Никейского - совр. Изник) в районе Прусы находятся источники с целебной водой, именовавшиеся "царскими" (Athen., II, 17), имеющие значение и поныне.

Вифиния была богата и различными диковинами. Так, Афиней со ссылкой на Асклепиада Мирлеанского говорит о некоем растении χαμαικέρασος, произрастающем здесь, которое сам он отождествляет с земляничным деревом, называя его плоды μιμαίκυλον (II, 35). Гален упоминает некие эндемичные лекарственные растения Вифинии (De aliment, facult. Vol. VI. P. 520; 533 Kuhn). Наконец, Страбон упоминает, что в источнике Азарития неподалеку от Калхедона водились маленькие крокодилы (XII, 4, 2).

Отдельные высказывания древних авторов находят полное соответствие в современных данных. Л. Робер показал, что пассаж Аполлония Родосского о войне между бебриками и мариандинами "за богатую железом землю" (Ар. Rhod., II, 135-141) имеет вполне реальное историческое содержание: находящиеся в Вифинии между Сангарием и Гипием месторождения железа могли разрабатываться уже в архаическую эпоху; эксплуатируются они и сейчас.

Вифиния в силу своего географического положения тесно связана с морем. Древние авторы даже пытались отождествить упоминаемых Гомером гализонов с вифинцами на том основании, что возводили этот этноним к греческому греческому ἡ ἅλς - морская соль (то есть гализоны - жители области, окруженной морем, а именно Вифинского полуострова) (см. подробнее далее, прим. 36). Характер рельефа (прежде всего, очертания береговой линии, а также то обстоятельство, что внутренние районы страны не были отделены от побережья высокими горами, как на территории центральной и восточной частей черноморского побережья Турции) делал относительно удобным для мореплавания акватории как северного побережья Вифинии к востоку от Боспора, так и, в особенности, Астакский залив, где имеется большое количество удобных якорных стоянок. Вифинские реки Артанес, Роя и Сангарий в древности были судоходными - правда, лишь для небольших судов (Arr. Perіpl. 17-18 = GGM I. P. 380- 383, ср. Marc. Her. 8 = GGM I. P. 569). Сангарий (совр. Сакарья) - одна из крупнейших рек Малоазийского полуострова, имеет длину 790 км. Впрочем, многие реки Вифинии, и Сангарий в том числе, пересыхают в засушливое время года: на это указывает, в частности, приводимое псевдо-Плутархом его древнее название - Ксеробат (De fluv., XII, 1). Нижнее течение Санагрия было одним из наиболее важных сельскохозяйственных районов страны. Другие реки Вифинии - текущая неподалеку от Боспора Реба - совр. Рива Дереси (Дионисий Периэгет говорит о ней: "Реба, вода которой влечется, прекраснейшая на земле" - 796), Псилис (Гексу), Гипий (Мелен Чай), Калет (Алапи Чай) - были не столь значительны.

Для более эффективного использования водных путей сообщения и дальнейшего развития судоходства в стране весьма действенным средством было бы строительство канала, соединяющего Сангарий с Никомедийским озером (ныне оз. Сапанджа) и далее - с Никомедийским заливом. Из письма Плиния Младшего в бытность его наместником Вифинии (112 г. н. э.), адресованного императору Траяну, известно, что подобные планы существовали уже при вифинских царях: Плиний видел даже незаконченный канал, предназначенный "для стока ли влаги с окружающих полей или для соединения озера с рекой", сооружение которого было начато при ком-то из вифинских монархов. Плиний и сам настаивал на реализации этого проекта, но он так и остался незавершенным (X, 41, 2-З).

Таким образом, краткий очерк природно-географических условий и естественных ресурсов Вифинии показывает, что на всем протяжении ее древней истории они имели чрезвычайно важное значение и оказывали самое непосредственное влияние на различные стороны развития страны.

   • 

 

 

§ 2. Формирование вифинского этноса В Анатолии. Этническая история Вифинии

*

Проблема формирования малоазийского этноса, известного античным авторам под названием "вифинов" классического, эллинистического и римского времени, не может пока считаться вполне разрешенной. С уверенностью можно судить лишь о фракийском происхождении этого этноса: об этом говорят древние историки, и их оценка целиком подтверждается данными лингвистики, поскольку ономастика и многие географические названия в Вифинии имеют бесспорные фракийские корни, хотя здесь имеется и нефракийский (аборигенный?) компонент (подробнее см. далее, с. 82). Археологические материалы, недавно введенные в оборот Д. Френчем, тоже свидетельствуют о частичном слиянии переселившихся в Азию фракийцев с местным анатолийским населением и позволяют говорить скорее не об одной-единственной миграции, а о постепенной инфильтрации из Европы фракийских племен (в том числе, вероятно, и собственно вифинов) в места их последующего проживания. Отголоском чрезвычайно сложных этнических процессов, происходивших в северо-западной Малой Азии, может считаться сообщение Саллюстия о том, что Вифиния в древности называлась многими именами (multis antea nominibus apellata) (Sallust., Hist., III, 70). Наиболее распространенное из них - Бебрикия, появление которого, вероятно, следует отнести уже к эпохе великих эгейско-анатолийских миграций рубежа II-I тыс., поскольку прослеживается очевидная лингвистическая связь между этнонимами "бебрики" и "бриги" - другим названием фригийцев (ср. Strabo, VII, 3, 2).

Что же касается конкретных деталей процесса формирования вифинского этноса, то до сих пор они не поддавались ясной реконструкции. Достаточно сказать, что сообщения античных авторов о переходе предков вифинов в Анатолию обычно объявляются противоречивыми, и среди исследователей нет единства мнений ни о датировке этого события, ни о самой его сущности. Одни относят переселение вифинов в Азию ко времени до Троянской войны, другие - к самому концу II тыс., третьи связывают вифинскую миграцию с последней волной фракийских инвазий в Анатолию в первой половине I тыс. Ниже будет предпринята попытка заново рассмотреть и выяснить этот вопрос, но сперва следует обратиться к самой идентификации "классических" вифинов в античной литературе. Вифины единодушно определяются античными авторами как "фракийцы" и, в частности, "азиатские фракийцы". Какой смысл вкладывался в это определение и на каком историческом фоне он формировался?

Легко показать, что термин "фракийцы" в античной историографии (в том числе у одного и того же автора) имеет два значения разного объема. В первом, более широком значении, он имеет тот же смысл, что и современные термины "фрако-фригийцы" и "палеобалканцы". Лучший образец такого словоупотребления дает Страбон (VII, 3, 2): "Сами же фригийцы - это бриги, какая-то фракийская народность, так же как мигдоны, бебрики, медовифины, вифины, фины и, как я думаю, мариандины"; здесь же определяются как "фракийцы" геты и балканские мисы-месы (мезы), "от каковых мисов произошли и те мисы, что живут теперь между лидийцами, фригийцами и троянцами". В Strabo, XII, 3, 3 добавляется: "Бебрики, которые поселились в Мисии раньше этого времени (переселения сюда вифинов и финов из Фракии. - А. Н., О. Г.), были также, как я полагаю, фракийцами"; в XII, 4, 4 сказано еще раз, что "все эти народности (ранее следовал их перечень: вифины, фригийцы, мисы, долионы при Кизике, мигдоны и троянцы. - А. Н., О. Г.) были фракийцами, потому что фракийцы обитали на противоположном берегу (пролива Боспор Фракийский. - А. Н., О. Г.), и те и другие мало отличались друг от друга". Как видим, "фракийцами" здесь всюду одинаково именуются и европейские фракийцы, и вифины, и азиатские племена фригийцев, бебриков, азиатских мисов и т. д.

Во втором, более узком значении, тот же термин "фракийцы" означает лишь одну из групп "фракийцев в широком смысле слова", противопоставленную другим таким группам, в том числе тем же самым фригийцам и мисам: в XII, 3, 3 Страбон говорит о "фракийских племенах вифинов и финов", вторгшихся в землю азиатских мисов, которые на этот раз названы лишь "потомками/выходцами из фракийцев", но не собственно фракийцами, в отличие от вифинов и финов - актуальных "фракийцев" пассажа; последние так и квалифицируются здесь как "фракийские" племена в противоположность мисам, не получающим подобного определения и прямо противопоставленным "фракийцам" пассажа как некая иная общность. Множество других авторов, как известно, определяют вифинов (и ни одну другую народность!) как "фракийцев" или "азиатских фракийцев" (а их страну - как "Азиатскую Фракию") - в отличие от их соседей, то есть мисов и фригийцев, никогда не характеризуемых у них таким образом (и встречающихся в общих перечнях наряду с "фракийцами"). Это опять-таки мыслимо лишь при применении термина "фракийцы" в только что выявленном узком смысле слова, мисов и фригийцев не включающем. Именно этот смысл соответствует термину "фракийцы" в современном историко-лингвистическом употреблении. Как мы только что видели, именно в этом, узком смысле слова и являются "фракийцами" вифины.

Однако коль скоро и "фракийцы" в узком смысле слова, и фригийцы, и пр. являются "фракийцами" в широком смысле слова, откуда взялся сам водораздел между этими смыслами обсуждаемого термина? Страбон, перечисляя разные племена "фракийцев" в широком смысле слова, заключает их перечень словами: "...все эти народности совершенно покинули Европу, а (европейские. - А. Н., О. Г.) мисы (= месы-мезы. - А. Н., О. Г.) остались" (VII, 3, 2). Отсюда проще всего было бы заключить, что именно племена широкой общности "фракийцев", переселившиеся в Азию, уже не рассматривались как актуальные "фракийцы" в узком смысле слова, и специальную силу этот термин сохранял лишь для тех племен, что оставались в Европе. В самом деле, европейские мисы рассматриваются у Страбона как "фракийцы" в обоих смыслах этого слова, азиатские мисы - только в широком смысле слова (VII, 3, 2, ср. XII, 3, 3); при этом азиатские мисы прямо квалифицируются как "фракийцы" лишь применительно к давно прошедшим временам их переселения в Анатолию (VII, 3, 2), в то время как в актуальном времени они всего лишь "выходцы из фракийцев" (XII, 3, 3). Не является ли водоразделом между широким и узким смыслом термина "фракийцы" сам факт миграции тех или иных "фракийских" (в широком смысле слова) племен в Азию?

Такой подход к делу придется признать упрощенным. Во-первых, все эти термины и их группировка носят этнолингвистический характер и отвечают прежде всего представлениям греков о сходстве и разнице языков. Во-вторых, при предположенном подходе вообще неоткуда было бы взяться "азиатским фракийцам" в узком смысле слова: перейдя в Азию, они так же перестали бы быть "фракийцами" в этом смысле слова, как азиатские мисы; однако этого не случилось: вифины мигрировали из Европы в Азию, однако это не помешало им (в отличие от всех остальных мигрантов) сохранить квалификацию "фракийцев" в узком смысле слова.

Очевидно, внутренняя классификация "фракийцев в широком смысле слова" проводилась античными авторами несколько по другой модели: они считали, что некогда имела места какая-то определенная фаза миграций "фракийцев в широком смысле слова" (то есть насельников древнего фракийского ареала Европы) в Азию. Эта фаза относилась к эпохе, достаточно древней для того, чтобы ко временам становления греческой этнической терминологии языки мигрантов уже сильно отличались от фракийских диалектов Европы. Эти-то племена - то есть племена азиатских мисов; фригийцев и пр. - в категорию "собственно фракийцев" уже не включали. Те же фракийские племена, что переселились в Азию существенно позже, вне этой фазы, и потому так и не успели ко временам оформления греческой номенклатуры вполне обособиться от европейских фракийцев лингвистически, продолжали рассматриваться как актуальные "фракийцы" независимо от своего местообитания.

Как видно, античные авторы не рассматривали процесс переселения "фракийцев" в широком смысле слова в Азию как последовательность рассеянных, равноудаленных друг от друга во времени импульсов. Вместо этого они выделяли:

1) с одной стороны, некую основную фазу миграций из фракийского ареала Европы в Азию, которая навсегда разделила былую общность фракийцев на мигрантов - "выходцев из (европейских) фракийцев" (но отныне уже не "фракийцев" в собственном смысле слова!) и "актуальных фракийцев", остававшихся при этом в Европе;

2) с другой стороны, все более поздние миграции, которые, занося этих "актуальных фракийцев" (фракийцев в узком смысле слова) в Азию, их этнической идентификации уже не меняли.

Из этого следует, что коль скоро вифины, в отличие от всех своих азиатских соседей, остались "фракийцами" в узком смысле слова, то их переселение в Азию состоялось в иную, куда более позднюю историческую эпоху, нежели переселения этих соседей. В самом деле, продолжай вифинская миграция ряд этих переселений прямо, без существенного хронологического разрыва, какие основания были бы у греков противополагать фракийцев-вифинов прочим отселенцам из фракийского ареала Европы как "фракийцев" в собственном смысле слова? Тем самым мы получаем важный вывод: вифинско-финская миграция в Азию существенно запоздала по сравнению с переселениями всех прочих палеобалканских групп и была прочно отделена от суммарной фазы этих переселений неким достаточно существенным хиатусом. Между тем указанные группы, как известно, переселялись в Азию в эпоху великих европейско-левантийских миграций XIII-XII вв. Тогда, учитывая, что миграция вифинов должна быть отделена от этой эпохи существенным хиатусом, наиболее вероятным terminus post quern для вифинско-финской миграции в Азию останется время ок. 1000 г. Косвенно эта датировка (и сам указанный хиатус) подтверждаются тем, старательно подчеркиваемым Страбоном фактом, что Гомер в своем изображении Малой Азии вифинов еще не знает, хотя описывает территорию, на которой они впоследствии жили (XII, 3, 27; XIII, 5, 23; напомним, что этногеографическая реальность, отображаемая Гомеровским эпосом, - это все же и есть реальность эпохи европейско-левантийских потрясений XIII-XII вв.). Ср. аналогично: Аммиан Марцеллин замечает, что Вифиния прежде звалась Мигдонией (XXII, 6, 14); однако из данных греческой традиции следует, что с ее точки зрения мигдоны обитали на соответствующей территории около времени Троянской войны и покинули весь этот регион вскоре после нее. Мы вновь приходим к выводу о том, что приход сюда вифинов (по крайней мере, в рамках античных представлений) мог произойти лишь после завершения потрясений, связанных с событиями Троянского цикла.

Теперь обратимся к сведениям античных авторов о миграциях вифинов; как упоминалось, эти сведения, давно введенные в научный оборот, обычно рассматриваются как противоречивые. Посмотрим, так ли это.

Согласно Геродоту (VII, 75), "после переселения в Азию это [фракийское] племя получило имя вифинов, а прежде, по их собственным словам, они назывались стримониями, так как жили на Стримоне. Говорят, тевкры и мисийцы изгнали их с [их старых] мест обитания [в Европе]". о нашествии тевкров на Стримон Геродот говорит и в другом месте (V, 13).

Итак, стримонии, по Геродоту, получили имя вифинов только после переселения в Азию. Разумеется, Геродот не мог подразумевать, что просто по случаю своего прихода на новые места стримонии решили выдумать для себя новое имя! Возможны лишь две интерпретации этого пассажа: стримонии уже нашли в Азии некое племя вифинов и страну Вифинию и, поселившись там, стали именовать себя по ней (так и решила болгарская исследовательница С. Янакиева), либо, наоборот, уже после переселения стримониев в Азию на занятую ими там территорию пришли племена собственно вифинов и распространили на них свое имя. Выбор между этими вариантами интерпретации позволяет сделать данная Геродотом датировка переселения стримониев временем нашествия тевкров и мисийцев на Европу. Под этим нашествием могут подразумеваться только эпические европейские завоевания Приама (о которых говорит и Гомер): "тевкры" у Геродота обозначают эпических троянцев "героического века"; между тем из них европейские завоевания приписывались лишь Приаму, причем именно до Стримона включительно (Il., II, 120-140; X, 415 - 440), да и сам Геродот в VII, 20 прямо помещает эту экспансию "мисийцев и тевкров" перед Троянской войной. Итак, это переселение тесно связано у Геродота с греческим представлением о Троянской войне и об установившемся накануне ее эфемерном троянском великодержавии в Европе. В таком случае первый из предполагаемых нами вариантов интерпретации Геродота - "вариант Янакиевой", где некие "вифины" оказываются в Азии до стримониев (то есть еще до Троянской войны!) и с тех пор обитают там, отпадает сразу (тем более, что Гомер вообще не упоминает вифинов в Малой Азии, и Геродот не мог этого не знать; ср., повторим, особое внимание к этому же вопросу у Страбона в XII, 3, 27 и XIII, 5, 23). Таким образом, в рамках греческой учености помещать азиатских вифинов в эпоху до Троянской войны было бы просто невозможно; к тому же, как мы помним, вифины, чтобы считаться у греков "фракийцами" в узком смысле слова, должны были попасть в Азию, с точки зрения самих же греков, намного позже фригийцев и пр., то есть уже много после Троянской войны.

Итак, Геродот подразумевает следующую схему: около времени Троянской войны стримонии, фракийское племя со Стримона, переселилось в Азию; затем, в какие-то иные, более поздние времена "после" этого переселения на ту же территорию пришли носители этнонима "вифины", смешались со стримониями и ассимилировали их, после чего те тоже стали называться вифинами, хотя и сохранили память о своем особом происхождении. Таким образом, Геродот сообщает, по сути, о двух миграционных волнах, образовавших вифинский этнос - некоей "протовифинской" (стримонийской) около времени Троянской войны и собственно вифинской в какие-то более поздние времена.

Теперь обратимся к Страбону, у которого сказано (XII, 3, 3): "Вифины, бывшие прежде мисами, переименовались [в вифинов] по [названию] фракийцев - вифинов и финов, поселившихся в этой стране (на территории классической Вифинии. - А. Н., О. Г.)". о том, что первоначально Вифинию населяли мисы, Страбон говорит и в другом месте (XII, 4, 8): "То, что Вифиния была [некогда] местом обитания мисов, впервые засвидетельствовал Скилак из Карианды... Затем об этом свидетельствует Дионисий, написавший сочинение "Об основаниях городов". Он говорит, что пролив у Халкедона и Византия, теперь называемый Боспором Фракийским, прежде носил имя Мисийского Боспора" и т. д. Все эти сведения совершенно не зависят от сообщения Геродота (тот ничего не говорил ни о мисах, ни о финах), но, как легко заметить, рисуют совершенно ту же схему, которую на деле подразумевал, как мы только что видели, Геродот: некий довифинский, "протовифинский" народ, пришедший на территорию Вифинии первым, а затем и собственно фракийцы - вифины и фины, пришедшие туда позже и ассимилировавшие указанный народ, передав ему (а вместе с ним и его территории) свое племенное имя! Сообщения Страбона и Геродота ничуть друг другу не противоречат, а поддерживают и дополняют одно другое во всех подробностях. Из сопоставления параллельных, как выясняется, рассказов Геродота и Страбона можно сделать важный вывод: стримонии Геродота были не просто фракийцами, а носителями древнего палеобалканского этнонима "мис" (мюс, resp. мес, мез: Strabo, XII, 3, 3; XII, 4, 8, см. выше).

При этом первая, "протовифинская" волна, как было давно показано в литературе, имеет еще одно отражение в греческой традиции, на этот раз в мифоэпической и культовой ее сфере. Имеется в виду предание о Ресе, то есть, собственно говоря, о перемещении группы фракийцев со Стримона на северо-запад Малой Азии во время Троянской войны. Культ Реса практиковался по всему этому маршруту, начиная от Стримона и кончая Вифинией. И по датировке перемещения, и по этнической и территориальной принадлежности, и по маршруту - словом, во всех подробностях группа Реса совпадает с фракийцами-стримониями Геродота, переселившимися в Вифинию около времени Троянской войны, что и заставляет считать предание о Ресе отражением той же "протовифинской" миграции, что известна нам по нарративам Геродота и Страбона.

В свете сказанного становится более ясным и известный пассаж Аппиана, посвященный происхождению вифинов (Mithr., 1); этот пассаж тем более важен для нас, что, как видно из вводящих его слов самого Аппиана ("греки полагают..."), он доносит до нас некое общее или усредненное мнение греческих ученых о происхождении вифинов, почерпнутое из недошедших до нас трудов. Указанный пассаж гласит (пер. С. П. Кондратьева): "Греки полагают, что фракийцы, отправившиеся походом под предводительством Реса под Илион, после того, как Рес ночью был убит Диомедом (каким образом, об этом рассказывает Гомер в своих песнях), что эти фракийцы бежали к устью Понта, там, где самая узкая переправа во Фракию; одни из них, не найдя судов, остались тут и завладели землей, так называемой Бебрикией; другие же, переправившись выше Византия в страну так называемых вифинских фракийцев, поселились у реки Вифии, но, измученные голодом, вновь вернулись в Бебрикию и назвали ее вместо Бебрикии Вифинией, по имени той реки, у которой они хотели поселиться; а может быть, это имя перешло к ним с течением времени и без этого повода, так как не так уж велико расстояние между (балканской. - А. Н., О. Г.) Вифинией и Бебрикией".

С первого же взгляда в этом пассаже можно выделить два слоя информации. "Верхний" из них образует конечную связную историю, конструируя и поясняя мотивы, точную последовательность и характер действий своих героев, причем делает все это до крайности подробно и вместе с тем весьма нелепо и наивно (обычное качество "ученых" этиологических реконструкций древних авторов там, где они не опираются на прямое предание). Но к чему сводится сообщение Аппиана, если отвлечься от этих подробностей, и о каких, собственно, фактах оно сообщает? Только о двух последовательных движениях балканских насельников на территорию Вифинии: первом, в результате которого здесь остались какие-то фракийцы Реса, и более позднем, когда на ту же территорию пришла новая группа фракийцев, которая и была связана с именовательной основой "виф(ин) - "; соответственно только с ее приходом страна и получила имя Вифинии. Именно эти сведения образуют базовый слой сообщения Аппиана; все остальные элементы его пассажа вторичны по отношению к этим данным, призваны сыграть роль связки между ними и добавлены к ним в том предположении, что вторая из вышеуказанных фракийских групп является дальним ответвлением первой. Это предположение - внешнее по отношению к выделенной выше содержательной основе пассажа и не находящее в ней никакой опоры - и задает все несообразности в итоговом повествовании Аппиана с его походами вифинов туда и обратно через Проливы. Сама эта основа чужда каких-либо неувязок и, что важнее всего, точно совпадает со сведениями, заключенными в сообщениях Геродота и Страбона: первая, "протовифинская" волна и вторая волна, представленная собственно "фракийцами-вифинами", создают историческую Вифинию (получающую свое название именно по второй волне). Тот факт, что источники Аппиана не осознают этого сходства, а их эксплицитное повествование совершенно непохоже ни на Геродота, ни на Страбона, лишний раз показывает, что выделенный нами во всех этих сообщениях инвариант одинаково предшествовал всем этим авторам, вызывал их всеобщее доверие и обрабатывался ими независимо друг от друга (Hdt, VII, 75 удостоверяет, что этого инварианта придерживались и сами вифины!). Разумеется, обнаруживающееся реальное тождество основного содержания сообщения Аппиана с сообщениями прочих античных авторов только подкрепляет авторитет этих сведений.

Особо следует указать на присутствующую у источников Аппиана идентификацию первой, "протовифинской" волны мигрантов как фракийцев Реса. Выше по независимым основаниям был сделан вывод о том, что греческие представления об этой волне соотносятся с преданием о походе Реса; прямое утверждение на эту тему, содержащееся у Аппиана, окончательно подтверждает и доказывает этот вывод.

Здесь же необходимо проанализировать сведения Стефана Византийского, как наиболее близкие Аппиановым: "Вифиния... [названа так] по имени Вифина, сына Зевса и титаниды Фраки, которая от Зевса имела Вифина, а от Крона - Долонка" (s. v. Βιθυνία); ср.: "Долонки: фракийское племя, от Долонка, брата Вифина" (s. v. Δόλογκοι).

Во-первых, здесь, как и в рассматриваемых далее сообщениях Арриана, идет речь о родстве вифинов с другим народом, долонками, только по матери их эпонимов, причем долонки, видимо, должны считаться "старше" вифинов, так как отцом их прародителя является Крон, отец самого Зевса. Быть может, здесь отражены какие-то реальные связи вифинов с долонками (подобно тем, которые существовали у них с финами, мисами, одрисами, пафлагонцами и мариандинами; см. об этом далее).

Во-вторых, что особенно важно, должна быть отмечена разница между именами Вифин и Вифий, как их передают Стефан и Аппиан, имея в виду одного и того же мифологического персонажа. Думается, более прав здесь византийский автор, так как в его тексте учтен неясный для Аппиана нюанс, что Вифий и Вифин - это именно различные, хотя и сходные, имена. Это явствует из следующего пассажа: "Вифии, фракийское племя, [названное по имени] Вифия, сына Ареса и Сеты, сестры Реса" (s. v. Βιθύαι). Хотя ЛИ Вифий является одним из наиболее распространенных фракийских антропонимов и включено В. Георгиевым в список вифинских "царских" имен, в самой Вифинии оно ни разу не зафиксировано, что едва ли может быть случайным. Связь с Ресом Вифия и Вифина весьма показательна и отчасти может объяснить сходство их имен; однако совершено различное происхождение двух этих персонажей заставляет считать, что у Аппиана они просто перепутаны: в его тексте, как и у Стефана, тоже должен был фигурировать Вифин. Необходимо отметить, что Ресова сестра Сета (другим авторам неизвестная), надо думать, не участвовала в походе брата под Трою и оставалась где-то в исконной области обитания подчиненных брату эдонов (все там же на Стримоне!). Быть может, она и Арес могут считаться родоначальниками тех вифинов, которые остались в Европе? Информация о них весьма противоречива (см. далее, с. 85), и ничто не мешает предположить, что первоначальное название этого племени было именно вифии (Βιθύαι), а с течением времени оно было полностью вытеснено наименованием более мощного, лучше известного греческим авторам и родственного вифиям этноса - собственно вифинов.

Далее, в свете изложенной выше гипотезы требует уточнения еще одно сообщение Стефана: "Вифиополис, город... [по имени] Вифия (ἀπὸ Βίθυος) (s. v. Βιθυόπολις). Лакуна в тексте не дает возможности узнать еще что бы то ни было об этом городе, но содержащаяся в следующей фразе краткая ссылка на пятую книгу "Вифиниаки" Арриана (F. 7 Roos) заставляет исследователей "автоматически" заполнять ее определением πόλις Βιθυνίας и, соответственно, локализовать этот город где-то в Вифинии. Тем не менее, если возводить это название к имени Вифия, связываемого с Европой, то представляется возможным помещать его где-то во Фракии, а отнюдь не в самой Вифинии.

И наконец, существование версии происхождения вифинов от Зевса и Фраки ничуть не отменяет рассматриваемых далее сообщений Арриана - и ему самому, и отчасти противоречащему ему Аппиану было прекрасно известно существование разных вариантов мифического происхождения вифинов, которые тем не менее в целом укладывались как в систему мифологических представлений самих греков и эллинизированных фракийцев, так и в рамки ученой традиции.

Дополнительную информацию ко всему изложенному можно извлечь из фрагментов арриановской "Вифиниаки" (фрагменты 36, 40-41 Roos), переданных Евстафием, где приводятся элементы племенной генеалогии классических вифинов, представленной, как обычно, в эпонимической форме. к сожалению, источники Арриана в данном случае остаются неизвестными, но можно предполагать их местное, собственно вифинское происхождение, что, пожалуй, должно повышать в наших глазах достоверность Арриана по сравнению с только что рассмотренными данными Аппиана и Стефана. Косвенным указанием на это может служить упоминание Аррианом финов, неизвестных источникам Аппиана и Стефана, но, без сомнения, близко знакомых "разработчикам" генеалогии вифинов, действовавшим в рамках мифологических представлений этого племени. Несомненно, к этому же кругу представлений принадлежат сообщения схолий к Аполлонию Родосскому о правлении Финея в Азии над пафлагонами и вифинами (со ссылкой на Ферекида) и о том, что сыновьями его были Фин и Мариандин (ad. II, 182 c). В сообщениях Аппиана и Стефана в противоположность Арриану значительный удельный вес занимают сюжеты, связанные с Европой; не исключено, что их источники использовали в основном данные европейского круга сказаний.

Л. Робер придерживается иного мнения, считая, что традиция, переданная Аррианом и схолиями к Аполлонию, является "предшествующей вифинской монархии", тогда как более "престижная" генеалогия, возводящая вифинов к Зевсу и Фраке, представляет собой именно "царскую традицию Вифинии". Тем не менее для вифинских монархов III-II вв. вряд ли могло быть актуальным акцентирование связи с долонками (причем более "древним", чем вифины, народом - по Стефану!), к тому времени уже вообще давно сошедшими с исторической арены. Кроме того, исследователь не принимает во внимание разобранных выше пассажей Стефана о вифиях и Вифиополисе, примыкающих к сюжету о Вифине, Зевсе и Фраке и "уводящих" их генеалогию в Европу. В целом же Л. Робер, как кажется, преувеличивает значение основания Вифиниона (названного по имени эпонима вифинов), считая его "проявлением вифинского национализма": ведь этот город был всего лишь малозначительной военной колонией. Все это позволяет считать данные Арриана вполне аутентичными - не столь важно даже, ранними или поздними, но связанными именно с местной традицией (возможно, несущей следы некоей пропагандистской обработки, проводившейся в интересах и "под руководством" вифинской династии).

Фрагменты "Вифиниаки" не противоречат, а дополняют друг друга; тем самым их следует считать рефлексами единой и непротиворечивой генеалогической схемы (что и неудивительно, поскольку разные авторы заимствовали их из одной и той же "Вифиниаки"!). По фр. 40 Фин и Мис - сыновья Аргантоны, причем по этому Мису назвался народ мисов; по фр. 41 братья Фин и Вифин были приняты в сыновья Финеем, чьим родным сыном являлся Пафлагон, по которому называется Пафлагония, родным же отцом Фина и Вифина был Одрис; фр. 36 в качестве эпонима мисов называет "Миса, сына Аргантоны" и "Миса (сына) Зевсова" (считая их двумя разными персонажами; см., однако, ниже).

В целом отразившаяся в этих фрагментах схема имеет, как видно, следующий облик: Фин и Вифин, т. е. эпонимы вифинов - родные сыновья Одриса, т. е. эпонима одного из крупнейших племен Европейской Фракии, принятые в пасынки Финеем, родным отцом Пафлагона, по которому названа Пафлагония. При этом братом Фину - сыном одной с ним матери, Аргантоны - приходится Мис, эпоним мисов, причем отец их в соответствующих генеалогических фрагментах не называется вовсе, и оба определяются только по матери, что достаточно странно и заставляет думать, что, с точки зрения соответствующих генеалогов, это были сводные братья от разных отцов. По дополнительной версии отцом эпонимного Миса является Зевс. Сам Арриан эту версию считает альтернативной (фр. 36: "Мисы называются либо по Мису, сыну Зевса, либо по другому Мису, сыну Аргантоны..."), однако она как нельзя лучше отвечает только что подмеченному нюансу, так что ее надо считать дополнительным элементом той же самой, а не альтернативной генеалогической схемы. Аргантона же, как известно, связана в античном представлении именно с Ресом - героем древнейших фракийцев Стримона времени Троянской воины, которому она приписывалась в жены.

Перед тем как дать этой схеме общую интерпретацию, отметим два частных момента: "усыновление", то есть адаптацию вифинов аборигенами Северо-Западной Анатолии, представленной здесь эпонимным "Пафлагоном", и тот факт, что в некотором странно-вторичном, "сводном" родстве с вифинами здесь оказываются мисийцы (Мис ни разу не определяется как брат Вифина, но оказывается таковым в рамках всей схемы; общим отцом их генеалогия не наделяет вовсе). Именно это родство, вероятно, отражается и в мотиве связи Аргантоны с Ресом. При этом мисийцы, по-видимому, оказываются для вифинов некими "старшими" по статусу братьями (уже потому, что их отец, по одной из версий, сам Зевс, а отец вифинов - смертный Одрис. Имеет это различие и собственно временной оттенок, поскольку происхождение от Зевса есть элемент, ассоциируемый скорее с более ранним, "героическим", мифологическим временем, а происхождение от смертного - скорее с историческим).

Все это означает, что по общим правилам фрагменты Арриана представляют в генеалогически-эпонимическом виде картину, в которой собственно вифины ("потомки" эпонимных Вифина и Фина) - это ветвь европейских фракийцев (как-то связанных с одрисами), переселившаяся на северо-запад Малой Азии ("Пафлагонию" в несколько расширенном смысле слова) и адаптированная здесь аборигенами. При этом в некую тесную ассоциацию с этими вифинами ставятся, через Аргантону, мисы (resp. Ресовы выходцы со Стримона), выступающие по отношению к ним в качестве не вполне родных, но "старших" во всех смыслах братьев. Легко заметить, что перед нами - та же "двухслойная" картина, которую мы уже встречали в нарративном изложении Геродота и Страбона: фракийские (в широком смысле слова) мисы со Стримона в качестве некоего старшего, первого "слоя" исторических вифинов, и собственно вифины - переселенцы из других, более восточных ("одрисских") районов Фракии в качестве основного, второго слоя. Даже определение первого компонента как "мисов", присутствующее у Страбона (XII, 4, 8), повторяется здесь в эпонимической форме. Имя Аргантоны связывает генеалогии Арриана с традицией о Ресе, посвященной, как мы помним, той же миграции "протовифинов".

Тот факт, что у Арриана эта схема присутствует во фрагментированном эпонимно-генеалогическом облике, совершенно независимом от влияния нарративов Геродота, Страбона или версии Аппиана, вновь показывает, что сама указанная схема пользовалась в античной традиции чрезвычайно широким распространением, не будучи зависимой от какого-либо определенного автора и выражаясь на самых разных уровнях восприятия и передачи легендарной истории, что, разумеется, только повышает оценку ее древности и исторической достоверности. Подытоживая, можно сказать, что мы знаем ее и по трем историческим нарративам, и по двум разноприродным отражениям в мифоэпической традиции (предание о Ресе и эпонимные генеалогии у Арриана).

Лишь у более поздних авторов обнаруживается тенденция сливать два европейских компонента исторических вифинов воедино. В "Хронике" Евсевия под 972 г. говорится, что "фракийцы, перешедшие со Стримона, заняли Бебрикию, которая ныне Вифиния" (Schoene, II, P. 60). Фракийцы со Стримона в таком контексте могут быть лишь хорошо знакомой нам волной "протовифинов", именно по Стримону и определяющейся у Геродота (тем более, что собственно вифины и фины двигались как раз не со Стримона, а из куда более восточных, причерноморских районов). Однако дата этого перемещения у Евсевия помещена на два с лишним века позже его же собственной датировки Троянской войны (1191-1181 гг.), хотя именно с этой войной миграцию "протовифинов" твердо связывают и Геродот, и Аппиан, и традиция о Ресе. Очевидно, поздняя датировка, встречающаяся у Евсевия, принадлежала на деле к кругу представлений об иной, собственно иифинской волне, а Евсевий просто контаминировал эти топосы воедино, не отдавая себе отчета в различии между ними. Для такого позднего и крупномасштабного компилятора, каким в "Хронике" выступает Евсевий, это неудивительно и никак не дискредитирует двухчастную версию, изложенную прочими авторами (тем более что следы этой версии, как мы только что видели, могут быть вскрыты и у самого Евсевия).

Итак, античная традиция без каких бы то ни было разногласий оперирует одной и той же, распространенной, непротиворечивой и устойчивой схемой этногенеза вифинов, согласно которой народность исторических вифинов сложилась в результате двух последовательных миграций. В ходе первой из них на северо-запад Малой Азии переселились "фракийцы" (фрако-фригийцы, "фракийцы" в широком смысле слова) - носители этнонима "мюс/мес-" со Стримона, которые были также известны под более узким названием "стримонцев" ("стримониев") и которых мы условно обозначили как "протовифинов"; Геродот, Аппиан и традиция о Ресе датируют эту миграцию моментом Троянской войны, то есть эпохой великих восточносредиземноморских потрясений ок. 1200 г. При этом, судя по всему, часть "вифинских" племен осталась в Европе. В ходе второй миграции на территорию, уже занятую протовифинами, переселились собственно вифины - близкородственные одрисам восточнобалканские (собственно "фракийские", в узком смысле слова) племена вифинов и финов, ассимилировавшие носителей первой волны или смешавшиеся с ними в один народ, который, во всяком случае, удержал за собой этноним, принесенный именно мигрантами второй волны. к датировке этой второй миграции мы еще вернемся, а пока зададимся вопросом: поддерживают ли эту схему какие-либо аутентичные и негреческие источники?

Представляется, что для первой, "протовифинской" миграции такое подтверждение существует. Как известно, ассирийские источники (анналы Тиглатпаласара I и др.) сообщают, что ок. 1165 г. на Верхний Евфрат с запада обрушились племена "мусков" (в условном младовавилонском чтении - "мушков"); этот термин и в дальнейшем употреблялся ассирийцами применительно к народам фрако-фригийской группы (и только к ним) что в сочетании со временем и направлением нашествия этих "мусков", а также археологическими данными о разгроме позднебронзовой цивилизации Анатолии пришельцами-балканцами как раз около начала XII в. более или менее однозначно требует считать, что речь идет о нашествии фрако-фригийской группы носителей палеобалканского этнонима "мюс[мис] - /мес-", состоявшемся в начале XII в. (напомним, что к 1165 г. пришельцы уже прошли всю Анатолию и добрались до Верхнего Евфрата), то есть именно в тот период, который греческие хронографы отводили для Троянской войны. В специальных работах эта группа известна под условным названием "восточных мушков". Но ведь обнаруживающаяся картина полностью, во всех подробностях совпадает с античными сведениями о миграции "протовифинов" - балканских носителей этнонима "мюс[мис] - " (как удостоверяет Страбон, см. выше), передвинувшихся в Азию около времени Троянской войны: совпадает и время, и направление движения, и даже сам этноним. Итак, как выясняется, сведения античной традиции о движении "протовифинов" находят полное и точное соответствие в независимых аутентичных источниках, что вполне ясно доказывает истинность самих этих сведений и существенно повышает историческую ценность всей той античной схемы вифинского этногенеза, которая их включает.

Теперь мы можем обратиться к датировке второй вифинской миграции. Как мы уже упоминали, именно к ней должна относиться датировка прихода вифинов в Анатолию, приведенная у Евсевия, - 972 г. или через двести с небольшим лет после падения Илиона (около времени которого помещалась, как мы помним, первая миграция). Эта дата у Евсевия находит определенное соответствие в другом месте "Хроники", а именно в списке народов-талассократов: согласно Евсевию (Schoene, II. P. 62), фракийцы господствовали на море в 1006-927 гг. Но ведь именно на это время падает у него миграция фракийцев-вифинов в Азию, хорошо вписывающаяся в картину фракийской мощи на соседних морях! Как видно, Евсевий исходил из какой-то глухой для нас, но яркой для него картины вспышки фракийской активности в X в. Заметим, что эта дата соответствует критерию, установленному нами выше для переселения собственно вифинов как "азиатских фракийцев" (после ок. 1000 г.). С другой стороны, в литературе обычно утверждают, что античная историография оперировала и другой датировкой вифинского переселения, несовместимой с Евсевиевой. Указание на такую датировку видят в 37 фр. той же "Вифиниаки" Арриана. Там сообщается о переселении из Фракии в Азию неких "азиатских фракийцев" под предводительством вождя Патара, имевшем место в те времена, "когда киммерийцы вторгались в Азию", то есть в VII в. Далее говорится: "изгнав киммерийцев из Вифинии, фракийцы сами поселились в этой области". Заметим, что племенное название этих "фракийцев" не указано вообще; источник говорит только об их общей "фракийской" этнической принадлежности. Согласно практически общепринятому мнению, речь здесь идет о переселении вифинов, которому тем самым дается датировка на три века более поздняя, чем Евсевиева. Хотелось бы, однако, продемонстрировать, что данный пассаж Арриана не имеет никакого отношения к вифинам и относится к совершенно иной группе фракийцев (скорее всего, к трерам).

Прежде всего, общепринятая трактовка, в сущности говоря, произвольна: вифины описываются в источниках как "азиатские фракийцы", но из этого никак не следует, что все "азиатские фракийцы" - вифины; эта описательная конструкция одинаково подразумевала бы любые группы фракийцев (в собственном смысле слова), переместившиеся из Европы в Азию, в том числе и на территорию уже сложившейся Вифинии. Какие же основания есть у нас, чтобы относить это выражение в данном случае непременно к самим вифинам?

Затем, будь "фракийцы" фр. 37 вифинами, было бы весьма странно, что Арриан в специальном сочинении, посвященном вифинам и Вифинии, в ключевом месте, где описывается само их прибытие в Азию, не только не выделил это обстоятельство, но даже и не упомянул ни разу самого термина "вифины", как мы наблюдаем во фр. 37!

Далее, будь "фракийцы" фр. 37 вифинами, открывающаяся картина оказалась бы очевидным образом несовместимым с эпонимно-генеалогическими данными самого же Арриана (фр. 41, см. выше, с. 76), в которых переселение вифинов в Азию ставится в прямую связь с Пафлагонией и адаптацией пришельцев аборигенами; ни тот ни другой моменты во фр. 37 не упоминаются. В свою очередь, Патар отсутствует в пассажах, посвященных предкам вифинов (фр. 40, 41).

Наконец, хорошо известная всей античности историко-литературная традиция, восходящая к поэтам и логографам самого VII- VI вв. и никем как будто не оспаривавшаяся, и в самом деле знает волну фракийцев, переселившихся в Азию в эпоху киммерийских нашествий на Анатолию и действовавших там одновременно с киммерийцами; это знаменитые фракийцы-треры. Соответствующий общеизвестный сюжет не мог не учитываться и Аррианом. Это значит, что сведения фр. 37 относятся именно к той волне фракийцев, которая в дошедших до нас источниках представлена трерами; в самом деле, переселившись в Азию, треры и становились бы в точности "азиатскими фракийцами". В таком случае опять-таки, что побуждает хоть как-то связывать фр. 37 с совершенно иными фракийцами - вифинами? Такую связь следует, пожалуй, даже исключить. Киммерийское нашествие в Азию прямо затронуло Ионию и прекрасно запомнилось греческой исторической традиции. Если бы переселение вифинов входило бы в тот же комплекс событий и прямо вовлекало бы вифинов в контакт с киммерийцами, связь вифинов с сюжетом о киммерийских нашествиях в Азии, несомненно, нашла бы отражение в наших источниках. Между тем ни один автор, включая самого же Арриана (учитывая, конечно, отрывочность дошедших до нас фрагментов его труда), описывая "вифинов", никогда не упоминает в какой бы то ни было связи с ними киммерийцев, а источники, повествующие о киммерийском нашествии в Азию, ни словом не говорят в связи с этим о вифинах (а вот фракийцев-треров называют, как это делает Страбон и авторы, к которым он отсылает). Это окончательно доказывает, что приход в Азию собственно вифинов не имел к киммерийскому нашествию никакого отношения, а фр. 37, в свою очередь, относится к некоей группе фракийцев совершенно иной, "трерской" волны, и повествует об их поселении на территории Вифинии (где они, очевидно, были вскоре ассимилированы "настоящими" вифинами). Патар упоминается в произведении Демосфена "Вифиниака" как герой-завоеватель Пафлагонии и основатель местного города Тиоса, названного им в честь Зевса (Steph. Byz., s. v. Tios), но отсюда можно только заключить, что он стал героем истории Вифинии и вифинов (что ясно и из сообщения Арриана); однако это вовсе не означает, что он был вождем собственно вифинско-финской миграции в Азию. Итак, никакого противоречия с Евсевием текст Арриана не содержит, и для переселения собственно вифинов у нас остается лишь Евсевиева привязка этого события к темным векам фракийской морской экспансии в начале I тыс. В уточнении и дополнении этой датировки слово остается за археологами.

Подытожим сказанное. Античные авторы исходят из одной и той же, согласованной и непротиворечивой схемы этногенеза и миграций вифинов (точнее, групп, составивших в итоге единый этнос "классических" вифинов), вопреки распространенным суждениям об их противоречиях в этом вопросе. Датировки этих миграций в античной историографии в противоположность доминирующему мнению противоречий также не содержат. Если доверять их сведениям, то этнос вифинов сложился в результате двух-трех миграций на северо-запад Малой Азии: фрако-фригийских мисов-стримониев со Стримона - в начале XII в., собственно фракийских финов и вифинов из околоодрисского ареала - предположительно в X в., и, наконец, каких-то фракийцев трерской волны под легендарным предводительством Патара - в VII в. Последняя волна специально с вифинами ни у одного автора, в отличие от первых двух, не связывается, так что ее надо считать лишь поверхностно затронувшей Вифинию и не оставившей значительного следа в этническом облике вифинов (как видно из включения Патара в легендарную историю Вифинии, пришельцы - или, во всяком случае, их история - были попросту поглощены вифинами). В своей первой, "протовифинской" части эта согласованная версия античных источников целиком подтверждается ассирийскими и археологическими данными о переселении "восточных мушков". Поскольку речь идет о временах, наиболее далеко отстоящих от античных историков - и даже здесь их сведения оказываются достоверными, - то тем более достоверными следовало бы признать их данные о более поздних миграциях в Вифинию. Таким образом, у нас есть все основания доверять приведенной схеме античных историков и в целом, и во всех ее частях.

Остается в целом неясным, какие именно этнические процессы происходили на территории Вифинии в первой половине I тыс., уже после переселения в Азию собственно вифинов и финов. Можно предположить, что в основных своих чертах они определялись взаимодействием и слиянием пришельцев из Европы с более ранними насельниками северо-западной Малой Азии, что обусловило впоследствии этническое своеобразие вифинцев в сравнении как с фракийцами, так и с соседними малоазийскими этносами. Данные топонимики и этнонимики, воспроизводящие более стабильные и архаичные реалии этнического плана по сравнению с ономастикой, указывают на сохранение здесь довольно мощного "анатолийского" (т. е. дофракийского) языкового пласта, проявляющегося в названиях целого ряда вифинских населенных пунктов и этнических групп.

Разумеется, весьма широко представлены на территории Вифинии и собственно фракийские названия. Сходная ситуация наблюдается и с гидронимами. Достаточно ярко "синтетический" характер происхождения вифинцев выступает и в личных именах, характерных для этого региона. Подробный анализ вифинской ономастики вынесен в Приложение; здесь же достаточно отметить, что в историографии порой предпринимались попытки выявить возможные связи вифинцев с другими малоазийскими народами на основании распространенных здесь ЛИ. Так, с учетом проанализированных ранее данных мифологической традиции о родстве вифинов и пафлагонцев (см. выше, с. 73) не лишено смысла сопоставление некоторых вифинских имен с пафлагонскими. Правда, уподобление вифинских ЛИ Βᾶς и Ζιποίτης пафлагонским Βάγας, Βιάσας, Ἀινιάτης, Ἀτώτης (Strabo, XII, 3, 25) на основе выделения общих композитов -ας (? - О. Г.; едва ли вполне стандартное окончание может считаться значимым композитом) и -ο(ι)της не кажется надежно обоснованным в лингвистическом отношении; к тому же, как указал Л. Робер, эти переданные Страбоном имена пафлагонцев были искажены в рукописной традиции. Тем не менее, обращает на себя внимание сходство вифинского имени Ζαρδ-οέλα? с пафлагонским Ζαρδ-ώκης (дефис поставлен для наглядности). Широко распространенное в ареале проживания вифинцев "царское" имя Зипойт имеет много вариаций, и одна из них, Τιβοίτης· (Polyb., IV, 50, 8-9; 51, 7, 52, 8), если не видеть здесь неточности Полибия, находит некоторое соответствие в типично пафлагонском "рабском" имени Τίβιος (Strabo, loc. cit.; VII, 3, 12; Ant. Gr., XIV, 123; Steph. Byz., s. v. Τίβειον). Впрочем, эти предположения пока что не могут считаться надежно доказанными.

С более ранним, нежели пришлые фракийцы "в узком смысле слова", населением Анатолии следует связывать наличие в Вифинии (впрочем, как и во многих других районах Малой Азии) огромного количества так называемых Lallnamen как мужского, так и женского рода (типа Анна, Апфа, Дада, Лала, Мама, Папас) и др. о некоторых из них будет сказано в приложении, посвященном анализу вифинской ономастики.

Тем не менее наиболее многочисленными из народов, проживавших в историческую эпоху на территории Вифинии, были именно близкородственные племена финов и вифинов. Хорошо известно, что и после переселения фракийцев "в узком смысле слова" в Азию часть финов продолжала проживать в Европе (см., например, сообщения о них в VII книге "Анабасиса" Ксенофонта). Сведения о наличии в Европе племен вифинов более расплывчаты (Strabo, XII, 2, 2). Лишь в I в. н. э. в восточной Фракии фиксируется местность Вифинида (Geogr. Raven., 184, 17; Tab. Peut., 8, 5), о которой практически ничего не известно.

Что же касается расселения финов и вифинов в Азии и пределов занимаемых ими территорий, то этот вопрос дискутировался в науке в течение долгого времени. Причина тому - многочисленные противоречия в данных источников, которые с трудом поддаются однозначной интерпретации. Опуская краткие и малоинформативные сообщения, следует остановиться на самых важных для решения проблемы высказываниях античных авторов. Первое из них - пассаж Евстафия, восходящий к "Вифиниаке" Арриана Флавия: "...За мариандинами находится плодородная земля вифинцев, где Реба несет свой прекрасный поток, протекая у устьев Понта, или близ Понтийского устья... Течет же она, как говорят, с Мизийского Олимпа, как и Сангарий, а этот Сангарий судоходен, является самой большой из рек Вифинии и впадает в Понт Эвксинский... Говорится также, что вифины когда-то заняли область от Боспора до Ребы (τὴν ἀπὸ Βοσπόρου γῆν ἕων Ῥήβαντα Βιθυνοί ποτε κατέσχον). Напротив ее фины владели гористой областью у Понта вплоть до реки Калет (ἐπί Πόντου ὀρείνην οί Θυνοι ἔσχον ἄχρι ποταμοῦ Κάλητος)... И он (Арриан Флавий. - О. Г.) говорит об области Ребантии у реки Псилис (γῆν... Ρηβαντίαν τὴν προς τῷ ψιλίῳ ποταμῷ)" (Eustath. ad Dion., 802 = GGM., I, 356; Arr., Bithyn., F. 20 Roos). Если устранить имеющиеся в тексте очевидные неточности, то можно прийти к выводу, что земли финов следует локализовать к востоку от области Ребантия, относящейся, видимо, к собственно Вифинии и имеющей восточным пределом реку Псилис. Такое предположение целиком подтверждается информацией Стефана Византийского: Ψίλιον, ποταμὸς μεταξὺ Θυνίας καὶ Βιθυνὶας (s. v. Ψίλιον). Наконец, фраза Плиния Старшего: "Tenent oram omnem Thyni, interiora Bithyni" (NH, V, 150) дает возможность поместить область финов на довольно обширном участке вифинского побережья, лучше всего известном грекам и наиболее удобном для судоходства, тогда как территория вифинов может быть локализована к западу и югу от нее.

Расселение народностей северо-западной Малой Азии

Все это позволяет заключить, что Финийская Фракия представляла собой гористую область, ограниченную с запада рекой Псилис (совр. Гексу), с востока - рекой Гипий или рекой Калет, а на юг она простиралась приблизительно на широту Астакского залива. Земли вифинов включали в себя западную часть Вифинского полуострова, северное и южное побережья Астакского залива, среднее течение реки Сангарий.

В эпоху эллинизма фины, вероятно, были полностью ассимилированы более многочисленными и сильными вифинами, и этноним Θυνοι появляется преимущественно в географических трактатах для обозначения области, занимаемой этими племенами в прошлом (Plin., NH, V, 151; Mela, II, 98; Amm. Marc., XXII, 8, 14; Schol. Ap. Rhod., II, 794; Eustath. ad Dion., 793 = GGM I. P. 355; Ps. - Scyl., Peneg., 976-978 = GGM I. P. 237). Мнение же о существовании в Вифинии полунезависимых племен, чьи вожди будто бы неизменно были враждебны центральной власти (см., к примеру, некоторые этниконы, перечисленные в прим. 76- 77), абсолютно не подтверждено источниками. На мой взгляд, в большинстве этих случаев упоминаются названия, обозначающие не племена, а жителей тех или иных населенных пунктов. К исходу классической эпохи вифинцы, видимо, уже вполне отделились в этническом смысле от общефракийского массива.

Нельзя исключать присутствия в Вифинии других групп фракийского населения, отличного от собственно вифинцев. Если из информации Дионисия Византийского о наличии на азиатском берегу Боспора населенного пункта Кикониона трудно сделать уверенные выводы, то сообщение Стефана Византийского: ῾Ελληνόττολις, πόλις Βιθυνίας, μετὰ τὸν ἀνοικισμὸν Βισάλθης (s. v.) может свидетельствовать о какой-то реальной миграции части фракийских племен в бисалтов (из того же околостримонского региона!) в Азию (о принципиальной возможности таких переселений говорилось выше). Появление в округе Кизика некоторых фракийских имен С. Митчелл склонен объяснять "индивидуальным" переселением некоторых фракийцев из Европы, хотя, разумеется, это лишь одно из возможных объяснений.

Ближайшими соседями вифинцев были мариандины, мизийцы и фригийцы (Strabo, XII, 4, 4). Что касается первого из этих народов, то его происхождение остается неясным; при рассмотрении этого вопроса, вероятно, следует ориентироваться на высказывание Страбона о том, что мариандины, подобно многим другим малоазийским народам, могут считаться фракийцами. История мариандинов (в значительной степени мифологизированная) довольно подробно освещена античными авторами, поскольку изначально она нашла отражение в развитой исторической традиции Гераклеи Понтийской. В мифологии мариандинов сохранились отголоски об их конфликтах с вифинами (Ap. Rhod., II, 135-141; 752) (где последние именуются бебриками), что, впрочем, не могло исключить взаимных этнических влияний и последующей ассимиляции мариандинов более многочисленными и сильными соседями, почему ко времени Страбона мариандины уже были похожи на вифинцев (XII, 3, 4).

О проживании фригийцев и мизийцев на территориях, входивших в состав Вифинского царства, свидетельствуют некоторые археологические и эпиграфические материалы. Предположительно V-IV вв. датируется найденный между селениями Везирхан и Биледжик рельеф с изображением богини - повелительницы зверей и греко-фригийской билингвой (SEG XLVII № 1684). Обнаружены в Вифинии и гробницы с тумулосом (III в.), которые, по данным новейших исследований, следует связывать не столько с кельтским, сколько с фригийским влиянием, а также надгробные памятники из района Отрои, выполненные в традициях позднефригийского искусства. В то же время некоторые могильные стелы с западного берега Асканийского озера несут на себе явные следы мизийских культурных традиций.

Последнее по времени "вливание" иноязычного элемента в этническую среду Вифинии связано со вторжением в Анатолию кельтских племен галатов в 278/277 г. Ввиду довольно тесных политических контактов между Вифинией и азиатскими кельтами и географической близости населенных вифинцами территорий с центральной Фригией, получившей после оседания здесь кельтов название Галатия, кельтское этнической присутствие в Вифинии эллинистического и римского времени было весьма заметным.

Анклавы фрако-вифинского населения располагались и в других районах, прилегающих к Пропонтиде. В частности, накапливаемые в течение длительного времени эпиграфические материалы позволяют с большей или меньшей степенью уверенности предположить проживание вифинцев на территориях к юго-востоку от Кизика по крайней мере в эллинистическое время. Любопытно, в частности, что в "Аргонавтике" вождь долионов, живущих в окрестностях Кизика, носил имя Ζέλυς (Ap. Rhod., I, 1042), близкое антропонимам, распространенным в ареале расселения вифинцев, в частности, имени одного из вифинских царей.

Наконец, нужно остановиться и на проблеме возможных более широких этнических влияний на население Вифинии уже после складывания здесь собственно вифинского этноса. Информация об этом весьма отрывочна, и потому исследователям нередко приходится высказываться по данному поводу лишь исходя из общих соображений. Д. Ашери, в частности, высказал мнение, будто бы вифинско-мариандинско-фригийский субстрат воспринял в период расцвета державы Мермнадов лидийский, а в ахеменидское время - персидский, арамейский и греческий элементы. Этот тезис, однако, не подтверждается анализом вифинской топонимики и ономастики (разумеется, за исключением греческого влияния). Среди вифинских ЛИ (даже тех, чья этническая принадлежность пока не может быть с точностью определена) антропонимы иранского происхождения не встречаются; попытка С. М. Крыкина предположить не чисто персидские, а вифинские (или "древнеанатолийские") корни имени матери Кира Младшего Парисатиды не выдерживает критики, поскольку исследователь не приводит никаких аргументов против традиционной трактовки этого ЛИ как иранского. Думается, что незначительность внешних этнических воздействий на вифинцев может быть понята как результат их относительной замкнутости и изолированности, сохранявшихся на протяжении многих столетий. Ситуация эта претерпела коренные изменения только с началом эпохи эллинизма.