Коля дружил с девушкой, и летом женился. Он был в отпуске, и в медовый месяц махнул на несколько дней в Москву. Хотелось побывать на американской выставке «Техника и жилище в США» и зайти к литературоведу.

Выставка проходила в Лужниках. Длинная очередь тянулась к круглому павильону. Надо отстоять несколько часов, но Петров подошел к милиционеру.

— Пропустите, пожалуйста, без очереди. Скоро отходит поезд. Я приезжий.

Милиционер пропустил, и он часа два осматривал экспонаты: комнаты в натуральную величину, бытовые приборы, сантехническое оборудование… Как в сказке.

Выставку обслуживали двадцать два гида-американца, свободно говорящих по-русски. Узнал некоторые стороны американской жизни. Его поразило: у американцев нет прописки и паспортов. Удостоверением личности у большинства служат шоферские права.

Гидом на выставке была сотрудница радиостанции «Голос Америки» Лиза Архипова, и он подошел к ней.

— Я хочу вас попросить — передайте Александру Солженицыну большой привет. Скажите: народ верит ему.

— Если будет возможность, — и Лиза Архипова улыбнулась.

Покидая выставку, прихватил на память бронзовый трехчетвертной вентиль, пластмассовый уголок и муфту. «Неужели в Америке в квартирах трубы пластмассовые?»

Коля поехал к литературоведу. Остановившись перед квартирой, передохнул и нажал на кнопку звонка. Первые секунды за дверью царила тишина. Но вот послышалось шарканье и мужской голос:

— Кто?

— Из Волгограда.

— Сейчас…

Дверь отворилась. Коля перешагнул порог.

— Здравствуйте, — сказал Тенин, — проходите.

Петров разулся и прошел за хозяином в комнату.

— Надо было заранее сообщить, что заедете. Я случайно дома оказался.

Литературовед выше Коли, сухощавый, с немного раскосыми синими глазами и носом с горбинкой.

— Я ответил на ваше письмо весной, но ответа не получил. Сейчас приехал на американскую выставку, и решил зайти к вам. Библию так и не достал. Не просто ее найти. И дорого. Я написал вам.

— Да, сто рублей, дороговато.

— Может, в деревне дешевле найду.

— В деревнях, конечно, можно и дешевле. Дело случая. Так, давайте чаю попьем. У меня к чаю, правда, ничего нет. Мы летом на даче живем. Сходим в магазин. Сегодня я из дома не выходил.

Тенин купил в магазине сливочного масла, сахара, сыру и булочек. Обратно шли медленно, и Коле хотелось заговорить о литературе, о том, что он пробует писать. На полпути все же выдавил:

— А я немного пишу.

— Очень хорошо. Что же вы пишете?

— Пока публиковался только в многотиражной газете. Выполнял, в основном, задания редакции. Но я хочу писать рассказы. Не знаю, что получится.

— Первые рассказы могут и не получиться, но не надо отчаиваться. Надо настойчиво продолжать.

В квартире хотелось сказать: «Когда научусь писать рассказы, сяду за роман». Ох, как тяжело произнести первое слово!.. Но все же выдавил и продолжал:

— Роман будет вот о чем. Я пять лет просидел в зоне. Я понимаю: опубликовать такое трудно, но я хочу именно об этом. Что вы скажете?

— Что скажу?.. Раз хотите об этом — с Богом. Все зависит от вас, как сумеете распорядиться материалом. До романа далеко, но расскажите о зоне откровенно? А вот и чайник вскипел.

Попив крепкого индийского чаю с булкой, маслом и сыром — прошли в зал. У Тенина двухкомнатная квартира. Дверь во вторую комнату притворена. В зале вдоль стены стояли самодельные книжные полки, до потолка заставленные книгами.

И Петров рассказал.

— Вы интересный рассказчик. Признаться, ничего подобного не слыхал. Я вот что подумал: если ваш рассказ записать на магнитофон, а потом перенести на бумагу и обработать, даже в этом случае выйдет любопытная вещь.

— Если бабахну роман об этом, его в нашей стране не опубликуют.

— Такой не опубликуют. Но многое зависит от вас, как сделаете. Можете рассчитывать на мою поддержку, а пока попробуйте рассказ на лагерную тему. Посмотрим, как справитесь. Его можем и не посылать в редакцию. Просто для пробы. А потом садитесь за другие рассказы, не о зоне, и я вам помогу, подредактирую. Вдруг опубликуют! Не забывайте и журналистику. Вы говорили: у вас есть печатные работы в многотиражке — это хорошо. Когда приедете домой, вышлите мне. Есть лишние экземпляры?

— Конечно.

— Вам надо поступать в институт. Есть печатные работы, да еще напишете, может, и поступите в университет на факультет журналистики. Надо учиться, пока молоды.

— Я учусь в вечернем строительном техникуме.

— Сколько еще?

— Полтора года.

— Вот и хорошо. Закончите техникум — поступите в университет. В литературе и русском я помогу. Прежде чем приступать к роману, войдите в литературу. Когда станете писателем или журналистом, вернетесь к лагерной теме и напишете так, как считаете нужным. Я попрошу вас: запишите лагерные стихи, песни и вышлите мне. А затем за рассказ принимайтесь.

Коля уходил с приподнятым настроением: они наметили на ближайшее будущее план его литературной работы.

Первым делом отправил Тенину вырезки из многотиражки и написал статью об американской выставке и отвез в редакцию областной газеты. Статью обещали опубликовать, но она не увидела свет.

Выйдя из отпуска, уговорил домоуправа обменять квартиру. У одной дворницы было две комнаты с подселением, и она предложила Петрову сменяться на однокомнатную. Он заручился поддержкой домоуправа: Максим Петрович поможет занять третью комнату, если он договорится с одинокой женщиной, его будущей соседкой. Женщина собиралась замуж, и Коля думал заплатить ей, если она выпишется и перейдет жить к мужу.

Обмен состоялся, а с соседкой Коля нашел общий язык за девятьсот рублей.

Домоуправу за обмен сунул в конверте двести рублей, распил бутылку, опохмелил и стал копить деньги. Но как накопить: в месяц получает 75 рублей, а жена немногом больше.

В свободное время, — а его почти не было, — писал лагерный фольклор и посылал литературоведу. Тенин спрашивал: как движется дело с Библией? Но Библию Коля достать не мог. Бывал в церквях, но православных, желающих приобрести священное писание — много, продавцов — ни одного.

Тогда познакомился с баптистами, и стал посещать собрания евангельских христиан, но они вели религиозные беседы, а Библию не обещали, ссылаясь, что не у всех братьев и сестер есть Новый Завет.

Закончив фольклор, написал рассказ о зоне, в прокате взял пишущую машинку, и, перепечатав, отослал литературоведу. Тенин похвалил.

Ко дню рождения Есенина написал статью о поэте и отвез в редакцию молодежной газеты. Журналистка, прочитав, сказала:

— Подобная статья есть, напишите о книголюбе. Если напишете быстро — сразу опубликуем. Срочно нужен такой материал.

Петров задумался. В числе его знакомых не было книголюба. О ком писать?

На участок поступил новый слесарь, и он как-то сказал:

— У отца много книг.

— Познакомь с отцом? — попросил Коля.

— Он в отпуске, приедет через неделю.

Через неделю Петров со слесарем пришли к его отцу.

— Так, — Альберт Николаевич посмотрел на часы, — без двадцати семь. — Витя, — обратился он к сыну, — вот деньги, возьми две бутылки.

Они прошли на кухню, и Альберт Николаевич — седой, лет около пятидесяти, с пышной копной волос, зачесанных назад, — приготовил скудную закуску.

Витя принес водку. Коля начал расспрашивать Альберта Николаевича о его библиотеке, но он махнул рукой.

— Давай еще выпьем.

Выпили.

— Видишь ли, Николай, я не хочу, чтоб ты писал обо мне в газету. Ты только начинаешь писать, и тебе нужен книголюб безупречный, чтоб его биография была чистой.

А я, понимаешь — Альберт Николаевич покрутил рукой, — не подхожу для газетной статьи. Ты будешь писать обо мне как о ценителе литературы… Витя, — сказал он сыну, — выйди.

Сын вышел.

— Ты напишешь обо мне, а кто-нибудь позвонит в редакцию и скажет: «Зачем вы о нем написали, он два раза попадал на пятнадцать суток». Может, никто и не позвонит, я не хулиган, просто с бабой не могу найти общий язык, хотя полжизни вместе и у нас пятеро детей. Я не советую карьеру журналиста начинать с меня. Тебе нужен книголюб, в моральном отношении устойчивый. Я назову такого. Муж моей сестры, Иван Ильич Буйда. Работает главным архитектором на химкомбинате. О нем и напишешь. Он согласится. А сейчас выпьем.

Чокнувшись, осушили стаканы, и Коля сказал:

— Я как-то написал зарисовку для многотиражки о передовике труда, а он поругался с женой и попал на пятнадцать суток. Мою зарисовку бросили в корзину. Кто знает, что будет с человеком завтра, о котором пишешь сегодня. Альберт Николаевич, скажите немного о себе. Когда начали собирать библиотеку, ну и о книгах.

— Книги я покупал в магазинах, а в последние годы они из свободной продажи исчезли. А знакомых в книжных магазинах нет. У меня много поэзии. Библиотеку покажу в другой раз.

— А сами писали?

— А как же! И сейчас пишу. Стихи.

— Прочтите.

— Я пишу для души, и за всю жизнь не записал ни строчки. Это стихотворение написал в Желтом доме на нарах.

Альберт Николаевич вскинул голову.

На другой день Витя повел Петрова к дядьке, Ивану Ильичу Буйде, и Коля целый вечер проговорил с ним. Иван Ильич лет пятидесяти с небольшим, среднего роста, коренастый, лысый и очень общительный. В его квартире в шестидесятых годах собирались начинающие поэты, слушали музыку, читали стихи, выпивали, спорили о литературе, но в литературу из них никто не вошел.

Несколько вечеров писал зарисовку о книголюбе. Перепечатав, повез в молодежную газету, но журналистка уволилась, и он не знал, кому отдать материал. В конце коридора увидел табличку «Отдел писем» и, постучав, отворил дверь. За столом располневший парень с лоснящимся широким лицом.

Коля объяснил.

— Давай сюда.

Парень быстро проглядел зарисовку.

— Я дам ваш материал под рубрикой «Письма в редакцию». Но не скоро. Надо готовить полосу. С первого декабря при редакции «Молодой Ленинец» начнутся занятия университета молодого журналиста. Хотите заниматься?

— Хочу.

Журналист вертлявый.

— Вы кем работаете?

— В домоуправлении, техником.

Он записал Колину должность.

— Меня зовут Виктор Паклин. Позвоните через месяц. Номер телефона в газете.