Белла замерла. Джеймс принялся целовать ее лицо. Его прикосновения были легкими и нежными словно летний ветерок. Неожиданно для самой себя Белла ощутила пустоту и сильное желание. Ничего подобного она еще не испытывала — или скрывала даже от самой себя.

В ушах звучали слова Харриет: «Сердце устанавливает свои собственные правила. Если бы оно подчинялось логике, в мире не было бы разбитых сердец. Но любовь и логика обычно идут разными путями».

И любовь, и логика могут отправляться к дьяволу. Джеймс уезжает. Он больше не является владельцем Уиндмура, а значит, у него нет никаких причин посещать Хартфордшир. Имея свидетельство на право собственности, которое никто не оспаривает, у нее нет необходимости ехать в Лондон. Так что они скорее всего никогда больше не увидятся. Пугающая правда заключалась в том, что она вдова двадцати четырех лет от роду, которой предстоит окончить свою жизнь незамужней. У нее есть только один шанс не расставаться с Джеймсом, один шанс познать то, чего у нее никогда не было и скорее всего никогда не будет, — близость с любимым мужчиной.

Белла накрыла его руку, которая лежала на ее щеке, своей и на секунду прижалась к нему. Потом приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ.

— Белла? — спросил герцог тихим хриплым голосом.

— Да, Джеймс, — выдохнула она.

И она получила что хотела, моментально оказавшись в его объятиях. Он, должно быть, почувствовал ее пустоту, ее отчаянное желание. Его горячие губы впились в ее рот, языки встретились, и желание захлестнуло Беллу с головой.

Она чувствовала, что Джеймс сдерживает себя. А ее подталкивало отчаяние и желание. Ей хотелось, чтобы он дал волю своим самым темным инстинктам, своей обжигающей страсти. Она желала почувствовать его силу, его тепло и — да поможет ей Бог — его опыт любовника. Она стремилась познать его, прежде чем судьба разлучит их.

Белла прижалась к любимому мужчине, и ее руки скользнули под фрак. Тончайшая ткань жилета оказалась удивительно приятной на ощупь. Она вцепилась обеими руками в эту ткань и стала целовать красивое лицо, молча требуя большего.

«Больше, Джеймс. Покажи мне больше. Покажи мне все».

Его губы оторвались от ее губ, и он смешно ткнулся носом ей в ухо. Лизнув нежную мочку уха, потом резко всосал ее. Кровь в жилах Беллы превратилась в жидкий огонь.

Она смутно почувствовала, что опирается поясницей о край бильярдного стола. Ее руки стали нервно теребить воротник фрака, и Джеймс, передернув плечами, сбросил его на пол. Но оставался еще жилет. Он тоже мешал! Она погладила руки мужчины — мышцы под тонкой тканью рубашки напряглись.

— Ты хочешь этого, дорогая? — тихо спросил он.

Заглянув в бездонные глубины его завораживающих синих глаз, Белла уверенно ответила:

— Я хочу тебя.

Ее пальцы стали медленно расстегивать пуговицы на рубашке. С утробным рыком герцог сорвал с себя галстук и бросил на пол, после чего помог ей справиться с остальными пуговицами.

Белла смотрела на его обнаженный торс, потрясенная произошедшими переменами. Перед ней был не больной исхудавший пациент, за которым она ухаживала. Джеймс снова превратился в здорового мускулистого мужчину, много времени уделявшего физическим упражнениям. Шрам, конечно, никуда не делся, остался десятидюймовым напоминанием о том, что ему пришлось пережить.

Герцог перехватил ее взгляд.

— Шрам вызывает у тебя отвращение?

— Нет, что ты! — Она провела пальцем по неровным краям зажившей раны, потом наклонилась и поцеловала ее. — Ты очень красив, — шепнула она, не поднимая головы.

Джеймс издал странный звук, поднял ее голову и посмотрел в глаза.

— Ты невероятна, — только и сумел он выговорить.

Он стал целовать ее, одновременно нащупывая пуговицы на платье. Занимаясь пуговицами, он покрывал поцелуями лицо, шею, грудь в вырезе платья. Когда последняя пуговка была расстегнута, Белла оттолкнула его руки и сама спустила платье с плеч. Аметистовый шелк соскользнул на пол. Она переступила через платье, отошла чуть в сторону и спустила бретельки на рубашке, которая тоже не замедлила оказаться там же. Переступив и через нее, Белла повернулась к мужчине. На ней остались только черные чулки с подвязками и туфельки.

Его взгляд медленно опустился с грудей на живот и длинные ноги. Когда он снова поднял глаза, его голос превратился в хриплый шепот:

— Я тысячи раз представлял тебя обнаженной, но действительность превзошла мои самые смелые фантазии.

Белла опустила глаза на выпуклость на его панталонах. Она не была девственницей — об этом Роджер позаботился. Но, во-первых, Роджер уже давно не ложился с ней в постель — незачем было, а во-вторых, в воспоминаниях о давней грубой физической близости с ним остались только боль и отвращение.

Она ни минуты не сомневалась, что с Джеймсом все будет иначе. Его поцелуи обещали наслаждение, которого жаждало ее тело.

Он посадил ее на край стола и нетерпеливым движением смел бильярдные шары. Одни откатились на край стола, другие упали и запрыгали по восточному ковру. Коснувшись ее губ, он сказал:

— Я решил поужинать здесь и заодно научить тебя играть.

Она откинулась назад, пожирая мужчину глазами, призывая его.

— Тогда научи меня. Научи всему.

Глаза Джеймса вспыхнули ярким огнем. Он был похож на хищника, который давно выслеживал добычу и теперь приготовился к прыжку. А Белла чувствовала лишь приятное волнение. Время разговоров подошло к концу. Только теперь она поняла, что уже давно хотела этого мужчину, но не решалась признаться самой себе. Что ж, сейчас она его получит.

Он быстро избавился от остатков одежды — панталоны полетели в одну сторону, сапоги — в другую. Она во все глаза смотрела на его совершенное тело. Много лет назад она видела статую Ареса, греческого бога войны. Тогда ей было пятнадцать лет, и она решила, что скульптор в своем стремлении к совершенству несколько перестарался. Такого идеального мужского тела быть не может. Она ошиблась. Джеймс был широкоплеч и имел идеальные пропорции. На безукоризненно плоском животе выделялись лишь рельефные мышцы. А его мужское достоинство было большим и твердым. Белла много раз представляла, как он выглядит обнаженным, но сравнивать могла только с Роджером, толстым коротышкой, рыхлым и волосатым, как обезьяна. Но Джеймс… он, казалось, состоял из одних мышц.

Под пристальным взглядом Джеймс глухо застонал и впился в ее губы таким глубоким требовательным поцелуем, что все мысли моментально вылетели у нее из головы. Он уверенно раздвинул ее бедра, и мужское достоинство уткнулось в женское естество, заставив желание разлиться по жилам словно горячее вино. Его руки нежно ласкали ноющие от желания груди, а когда он наклонился и принялся ласкать твердый сосок языком, Белла едва не лишилась чувств.

Джеймс снова завладел ее ртом, одновременно лаская рукой чувствительную плоть между бедрами. Белла застонала под натиском новых эмоций, и когда его палец раздвинул влажные складки и скользнул внутрь ее тела, она издала негромкий крик.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Горячей. Горячей и грешной.

— Грешной — это хорошо, — усмехнулся он.

Он вошел в нее медленно, давая ее телу время, чтобы привыкнуть к нему, но Белла уже миновала ту стадию, когда нужна медлительность. Она хотела всего и сразу… немедленно. Она выгнулась навстречу, тяжело дыша, а ногти оставили глубокие следы на его спине. Хорошо, что он все понял. Приподняв ее за ягодицы, он вошел в нее одним сильным толчком. Женщина закричала, почувствовав восхитительную наполненность, и крепче прижалась к его повлажневшей груди.

Джеймс застыл.

— Боже мой, Белла, ты такая упругая. — Он застонал от избытка чувств. — С тобой все в порядке?

— Да, — выдохнула она. — Да, да, тысячу раз да!

Он начал двигаться, и женщина устремилась ему навстречу, принимая его. Она чувствовала себя легко и уверенно в объятиях Джеймса. Взглянув на его лицо, она поняла, что он во власти страсти: глаза затуманились, на щеках проступил румяней. Он целовал ее губы, шею, груди, одновременно увеличивая темп.

Ее тело напряглось, выгнулось словно лук, и все вокруг перестало существовать, утонув в волне высшего наслаждения. Увидев, что она достигла вершины, Джеймс тоже перестал себя сдерживать. Наклонив голову, он напрягся, глухо зарычал и излил свое семя.

Джеймс подхватил Беллу на руки, донес до камина, уложил на мягкий толстый ковер и сам растянулся рядом. Лежа на боку, она придвинулась к возлюбленному, и ее мягкие ягодицы потерлись о мужское естество, которое моментально заявило о своей готовности к новым свершениям. Джеймс запечатлел на ее плече поцелуй. Она вздохнула, теснее прижалась к нему и закрыла глаза.

А у него в груди возникло и стало разрастаться неведомое ему ранее чувство огромной всепоглощающей нежности. Он постарался не думать о том, что только что произошло между ними, но тщетно. Он оказался неготовым к занятиям любовью с Беллой не в фантазиях, а в реальной жизни. Она была удивительно раскованна в страсти. Глядя, как она достигла пика наслаждения — глаза закрыты, роскошные волосы рассыпались по столу, длинные ноги стиснули его бедра, — он тоже дал себе волю.

Впервые в жизни Джеймс ощутил такое совершенное слияние с женщиной. У него создалось впечатление, что вокруг них сплелась невидимая, но очень прочная сеть. Он был ошеломлен такой близостью — он, который очень рано научился оставаться равнодушным, чтобы потом не страдать, оказавшись отвергнутым. Каким-то неведомым ему способом эта женщина сумела пробраться под его броню, растопить лед в его сердце.

Белла Синклер стала частью его самого, он одержим ею и принял эту одержимость как неизбежность, но разум пребывал в смятении.

Он должен встать, помочь ей одеться, проводить в ее комнату и бежать. Потом употребить всю свою власть и влияние, чтобы ее мечты воплотились в жизнь — какими бы они ни были, — и заняться своими делами. Вместо этого Джеймс погладил ее бедро, потом его рука переместилась на живот… на грудь… Белла потянулась, как довольная кошка, и повернулась к нему.

— Ты собираешься здесь спать? — осведомился он.

Женщина улыбнулась:

— Не думаю, что Харриет это одобрит.

Джеймс засмеялся и накрыл ладонью ее грудь. Чувствительный сосок сразу затвердел. Его фаллос тоже. Интересно, он когда-нибудь сможет ею насытиться?

Ее глаза изумленно расширились — она почувствовала его возбуждение.

— А что скажет Коутс, если застанет нас здесь в таком виде?

— Я уже здоров. И Коутс знает, что неожиданно врываться ко мне нельзя.

У Беллы поползли на лоб брови, а Джеймс мысленно выругал себя за необдуманный ответ.

— Значит, — сделала она вывод, — ты часто занимался любовью с женщинами в самых неожиданных местах?

Занимался любовью? Нет, он никогда так не называл половой акт. Он спал со многими женщинами, но занимался любовью только с одной — с ней. Но как сформулировать это, чтобы не показаться холодным?

— Не буду лгать о моем прошлом, Белла. Я не монах и никогда не стремился им быть. Но я всегда избегал эмоциональных привязанностей.

Она прижалась к мужчине так сильно, что их сердца забились как одно.

— Ты был прав, когда говорил, что в моем браке не было страсти. Роджер был намного старше и ложился в мою постель только в первые месяцы после свадьбы, а кроме того, он всегда был пьян. Это было больно и очень противно. Потом он только пытался, но ничего не мог, а обвинял во всем меня.

Джеймс едва справился со злостью. Он сделал собственные выводы относительно отсутствия у нее опыта, но ему и в голову не могло прийти, что ее муж был старым алкоголиком, винившим в своем бессилии жену. Больной ублюдок. Неожиданно Джеймсу подумалось, что, будучи совсем молоденькой невестой, Белла испытала настоящее предательство сродни тому, что познал он. Их обоих разочаровали и отвергли те, кто должен был охранять и защищать. Джеймс представил себе испуганную семнадцатилетнюю девочку, оказавшуюся во власти извращенца, и сжал кулаки.

Что еще таится в ее прошлом? Неужели Роджер Синклер регулярно издевался над ней? Что ж, к сожалению, в этом нет ничего необычного.

Его голос стал бархатистым шепотом:

— Ты ни в чем не виновата. Ты красивая и желанная женщина.

Это было чистой правдой. Он хотел овладеть ее восхитительным телом снова, заставить ее кричать от наслаждения.

Белла погладила ладонью грудь мужчины и принялась с искренним любопытством рассматривать его. Ее глаза были зелеными, как весенние луга.

— Это потому, что ты опытен. Знаешь, впервые в жизни я поняла, почему Байрон и все поэты так популярны. И еще ты красив. Такого тела, как у тебя, нет даже у греческих богов. Во всяком случае, их скульптурные изображения до тебя явно не дотягивают.

— Тогда изучи его как следует. Можешь трогать все, что твоей душе угодно.

Сначала она действовала неуверенно и все время наблюдала за его лицом, опасаясь сделать что-то не так, но потом осмелела. Ее пальчики исследовали мышцы живота, потом опустились ниже и, наконец, сомкнулись на его восставшем фаллосе. Наслаждение оказалось таким острым, что Джеймс чуть не вскрикнул.

Он перекатился на спину и потянул Беллу за собой, так что она в конце концов оказалась сидящей на нем верхом. Когда мягкие складки женского естества коснулись твердого фаллоса, ее дыхание участилось.

— Делай то, что тебе хочется, — сказал Джеймс.

Ее желание быстро нарастало. Она стала целовать его плечи и грудь, лизать соски. Ее волосы щекотали кожу, неся с собой восхитительные ощущения. Джеймс усилием воли заставлял себя оставаться неподвижным, предоставляя инициативу женщине.

В конце концов она медленно опустилась на его фаллос, вцепилась в плечи, а он сжал ее бедра, и началась ошеломляющая скачка. Он позволил ей задать ритм — она двигалась сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Белла являла собой потрясающую картину: волосы укрыли плечи шелковой накидкой, глаза закрыты, груди ритмично подскакивают.

На лбу Джеймса выступили капли пота; сдерживаясь из последних сил, он не сводил с женщины изумленных глаз, наблюдая, как она получает удовольствие и дарит наслаждение ему. Она достигла вершины, ее мышцы сжались, требуя, чтобы он присоединился к ней на пике удовольствия. Джеймс еще некоторое время сопротивлялся, но, вероятно, красивая вдова украла его волю, и в конце концов он закрыл глаза и сдался.