Помните ли вы, уважаемые читатели, знаменитое высказывание Владимира Ильича, украшавшее провинциальные кинотеатры застойных времен: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино»? В Корее я часто вспоминала его, каждый раз убеждаясь в мудрой ленинской прозорливости. Действительно, «для них» (то есть для тех, кто формирует общественное мнение) кино (а ныне и телевидение) — это тяжелая артиллерия.

В Корее я впервые получила волнующую возможность прикоснуться к «важнейшему из искусств» не только как зритель, но и как непосредственный участник. Возможность осталась по моей вине нереализованной, зато дала мне ценный страноведческий опыт.

Случилось это вскоре после моего приезда в Корею. От знакомых иностранцев я уже была к тому времени наслышана о фантастических возможностях кинокарьеры для белого человека в Корее, когда русоволосым и голубоглазым за одно появление в кадре отваливают сумасшедшие деньги, а потом еще полгода спустя их, как кинозвезд, узнают аджуммы с рынка Тондэмун и продают, в знак восхищения, носки со скидкой.

Звучало заманчиво: какая женщина не мечтает стать актрисой? Конечно, я сознавала некоторую свою ущербность по части цвета волос, от корейского почти неотличимого, но на свете в конце концов существуют парики, голубые же глаза в наличии имелись…

Поэтому я была морально готова к интересному предложению со стороны корейских кинокомпаний. И оно не заставило себя долго ждать.

«Для телесериала требуются две белые женщины. Срочно!» – так передал мне просьбу некоего корейского продюсера приятель.

Что за сериал, он точно не знал. Мы с подругой-эстонкой отправились навстречу славе и гонорарам, вспоминая по пути систему Станиславского и делясь сомнениями, хватит ли нашего корейского, чтобы понять замысел режиссера. Оказалось, что корейского хватает. Роли, которые приготовил для нас корейский Станиславский, были простыми как мычание и драматических талантов не требовали. Главный герой фильма, талантливый художник и неотразимый любовник (кореец, разумеется), должен соблазнить наших героинь. С одной из них в неглиже его застают, по сценарию, потрясенные родители.

…Нашего корейского хватило на то, чтобы внятно объяснить режиссеру, что мы думаем о корейских кинематографистах, художниках и мужчинах, в частности, о нем лично. Когда же первый взрыв бешенства у нас прошел, мы с подругой стали думать, почему продюсер не пошел легким путем — не поискал своих, родных женщин облегченного поведения? Но чем больше корейских фильмов я смотрю, тем яснее понимаю, что корейская блудница со сверхзадачей того сериала не справилась бы. Продемонстрировать всю бездонную глубину падения корейского юноши из приличной семьи должна была именно белая женщина. Такой художественный прием нашел бы в сердце массового зрителя самый горячий отклик.

Нет, мне пока не доводилось видеть на здешних экранах голых блондинок в объятиях корейских донжуанов — видимо, тот режиссер пошел дальше других в своих художественных поисках.

Однако ушел он не слишком далеко. Его новаторство было призвано лишь добавить новые оттенки в образ белого человека в корейском кинематографе. Образ, скажем прямо, не особо сложный. Корейское кино в принципе не склонно углубляться в психологические дебри, а уж по поводу иностранцев и вовсе не намерено разводить никакой достоевщины. Белого человека корейское кино рисует однозначно и просто. Перед вами, господа, идиот.

Идиот несомненный и безоговорочный. Он, в общем-то, не злой (идиоты, как известно, отличаются добродушным нравом), однако без мудрого корейского опекуна в этой жизни просто пропадает. Например, он, как истинный недоумок, тащит в рот всякую дрянь, вроде гамбургеров, в результате то и дело попадая в больницу. Кто спасает его? Ну, конечно, старая кореянка, приносящая горшок с единственной настоящей пищей — кимчхи и рисом. Он дик и бескультурен — настолько, что отдает предпочтение китайской традиционной живописи перед корейской, объявляя последнюю подражанием первой (подумать только, какое невежество! Любой школьник в современной Корее знает, что корейцы не подражали никому и никогда!), — и только простая корейская девушка, продавщица цветов, раскрывает ему глаза на единственное подлинное искусство.

…На телеэкране корейская студентка обучает иностранную подругу корейскому языку. Иностранке, конечно, трудно (ума-то не хватает!). Но кореянка терпелива и снисходительна к бедняге. Мягким голосом она диктует ей простые и понятные всякому нормальному человеку слова: «Рис. Кимчхи. Корея». Иностранка (которая до сих пор вела с ней беседу исключительно по-корейски) пишет диктант с большим трудом. Она по-неандертальски насупливает надбровные дуги, высовывает от усердия язык, вытирает взмокший лоб, а затем, вконец истомленная непосильным трудом, поднимает на зрителя выпученные глаза…

И я узнаю в этой очередной белой теледурочке мою знакомую. В жизни — это гордая, умная девушка, прекрасно владеющая несколькими языками, включая корейский. Девушка очень красивая, с лицом, на которое хочется смотреть как на реку, на небо… Режиссеру надо было хорошо постараться, чтобы превратить ее в дегенератку — подобрать безобразный парик, изуродовать гримом лицо, выработать походку носками внутрь. Однако социальный заказ он выполнил безукоризненно. А именно — в очередной раз, в новой форме внушил родному народу чувство глубокой полноценности (для наглядности сравнив с идиоткой-иностранкой), убедил людей в том, что «корейское — значит, лучшее».

Да поймут меня правильно читатели — я вовсе не осуждаю тех, кто этот заказ дает (те самые, для кого «кино — важнейшее из искусств»). Отнюдь. Они свое дело знают и делают его хорошо. Благодаря их трудам Корея может спать спокойно.

Корейской культуре не грозит вестернизация, корейским корпорациям — «эпоха МВФ», корейским производителям — засилье западных товаров. Порядочная корейская невеста не обломится рыжему вояке с американской базы, а гамбургер не победит кимчхи. Пока народ убежден в том, что он исключителен, беспрецедентен и неповторим, пока он ощущает себя в белом костюме (а всех остальных — сами знаете в чем), ему нечего бояться. Зовите это патриотизмом, национализмом или шовинизмом, зовите это проявлением национального самосознания, но на данном историческом этапе подобные убеждения народных масс — вещь для государства необходимая. Может быть, когда-нибудь, в светлую эпоху победившего коммунизма, интернационализм и восторжествует. Пока же для любого здорового общества (Корея — одно из них) своя рубашка ближе к телу, а посему все средства пропаганды поддерживают уверенность народа в собственной исключительности. Методы могут быть разными, но суть одна.

Мне смешно, когда я слышу праведное возмущение американцев по поводу корейского национализма, ксенофобии и недостатка в этом народе «ореп mind». Достаточно посмотреть пару голливудских фильмов, чтобы понять — американский национализм даст корейскому сто очков вперед. В превосходстве американцев над другими нациями там вас убеждают куда более тонко и дипломатично. Там не будут прилюдно линчевать француза. О, нет!

С экрана будут звучать прелестные французские мелодии, будут демонстрироваться красоты Юга Франции, будет разворачиваться волнующая любовная история между американкой и французом — и вы преспокойно проглотите некоторые фразы главной героини: «обращайся с французским официантом как с дерьмом, и он будет уважать тебя»; «Ты, француз, отравленный алкоголем и никотином»; «Французы едят нездоровую пищу и ненавидят нас» и т. д. Под расслабляющим влиянием солнечных виноградников на экране у вас не возникнет внутреннего протеста против, мягко говоря, однобокой концепции фильма, где француженки показаны лживыми развратницами, а американки — чистыми и открытыми женщинами, ориентированными на вечные ценности; американцы — людьми законопослушными, трезвыми, следящими за своим здоровьем, а французы — бабниками, азартными игроками, пьяницами и транжирами (правда, не лишенными своеобразного порочного обаяния). И все это — не в какой-нибудь грубой пропагандистской листовке, а в милой романтической комедии «Французский поцелуй». Воистину: «кино — важнейшее из искусств».

Как я уже сказала выше, корейская кинематография действует куда более прямолинейно. Она сильно напоминает традиционный народный танец с масками — тхальчхум, в котором заранее известно, где герой, а где негодяй — это, извините за каламбур, у них на морде написано. Так вот, если вас, голубоглазые мои, пригласили сниматься в корейском фильме, знайте, что скорее всего в нем вам будет уготована маска «духа лихорадки» — это то, к чему образ иностранца максимально приближается. За то, что вы под ярким светом софитов наденете эту безобразную маску, изображая «наивную студентку», русского мафиози или шлюху из американского бара, вам действительно хорошо заплатят. Но будьте готовы к тому, что постепенно ваше настоящее лицо с этой маске прирастет, а походка так и останется носками внутрь. За одни голубые глаза гонораров не платят нигде.