В начале книги я упоминала о россиянах, которым в Корее, несмотря на приличные заработки, было трудно — не та еда, не тот простор, другой менталитет, в общем, «все не так, как надо».

Но наряду с этими людьми немало среди моих соотечественников и таких, которые к Корее буквально прикипели душой. Корею они полюбили за необычную культуру и природу, за дружелюбие и мягкость нравов, за вежливых студентов, за улыбчивых продавцов, за изящных женщин — в общем, за все хорошее. К таким людям относился покойный профессор Г. А. Цветов, преподаватель русского языка в университете Конгук, который сотрудничал с газетой «Сеульский вестник» и писал очерки о своих корейских впечатлениях.

Георгий Алексеевич в этих очерках не раз высказывал тревогу по поводу того, что корейская национальная культура находится под угрозой, что ее из Кореи вытесняют, уничтожают безликие импортные образцы. С ним солидарны многие российские преподаватели, инженеры, математики, которые долго живут в стране и начинают принимать ее проблемы близко к сердцу.

Устоит, выживет ли вообще корейская национальная культура под напором глобализации – этим вопросом задаются многие неравнодушные «корейские» россияне.

После таких фильмов, как «Шири», на этот вопрос так и напрашивается грустный, отрицательный ответ. Но не будем спешить. Просто пройдемся по корейским улицам.

Давайте, к примеру, зайдем в замечательный парк в центре Сеула — Чангёнкун. Он хорош в любое время года с его старыми павильонами, деревянными дворцами, вымощенной камнем площадкой, на которой когда-то собирались приветствовать короля его министры — места их по рангу обозначены небольшими каменными столбиками. Рядом с этим дворцовым комплексом, в королевской усыпальнице Чанмё хранятся поминальные таблички многих корейских королей, поэтому вести там себя полагается солидно — не бегать, не ездить на роликах или велосипедах. Даже в кроссовках ходить не рекомендуется — вахтер вас пропустит, но при этом укоризненно поцокает языком. Это — традиционная культура, и с ней надо обращаться почтительно.

Но раз в год, во время осеннего фестиваля, вся элегическая тишина старого парка с грохотом рушится. В парке проходят экзамены кваго. Кваго — это экзамены на должность в старой Корее. Введены они королем Кванчжоном в X веке и представляют собой написание сочинения на некую абстрактную тему вроде «Пришла весна в долины Сораксана». Участники должны написать на эту тему нечто вроде эссе, причем не какой-то жалкой шариковой ручкой, а неторопливой тушью и старинными кистями. Почерк должен быть обязательно ровным и красивым, в соответствии со строгими правилами каллиграфии, а сочинение — непременно содержать стихи и цитаты из трактатов древних мудрецов. Победителю конкурса кваго сегодня не быть, конечно, первым министром при дворе его величества. Зато его ждут шумные поздравления и разноцветные свертки подарков, после окончания экзамена его на лошади провезут, под восторженные крики толпы, по центральной улице города.

Ах, какие живые страсти разжигают кваго и сегодня! Наблюдать их и трогательно, и забавно, в особенности если учесть возраст многих участников — от шестидесяти и старше. Можно увидеть, например, как недовольный результатами дедушка вспыхивает, бросает оземь дорогую шляпу из конского волоса — кат и резко удаляется с поля сражения. Но самое отрадное в традиционном конкурсе — что не только старики наполняют в этот день старый парк. Среди конкурсантов все больше молодых людей, появляются там и женщины — немыслимое нарушение традиций, однако все равно отрадный факт.

Наблюдают за результатами состязаний с большим интересом зрители всех возрастов — в том числе и дети, молодежь. В то время, когда пишутся сочинения и подводятся итоги (это все занимает примерно 6 часов), люди бродят по парку, переходя из одного наспех выстроенного павильона в другой. Вот павильон вежливости и ритуалов. Зайдите — и вас научат, как правильно выполнять обряд поклона алтарю предков, как кланяться на свадьбе и в лунный новый год — собственным родителям. Вот чайный павильон. Нарядные тетушки средних лет живо взобьют венчиком у вас в чашках легкий зеленый порошок и, заварив его кипятком, с поклоном подадут этот удивительно душистый напиток в традиционных глиняных чашечках матового цвета.

А этот павильон переполнен вымазанными до ушей ребятишками. Это павильон традиционной керамики. В нем детям выдаются громадные комки глины, краски и гончарный круг — твори, выдумывай, пробуй. Хочешь, слепи изысканную вазу, подобно тем, которые стоят тут же на полках, хочешь — забавную зверюшку.

Те, кому наскучила глина, могут послушать традиционную оперу и посмотреть на старинные танцы, пометать стрелы в глиняные чаны, попрыгать на доске — кто выше, покачаться на традиционных качелях. Можно взять колотушку и постучать в огромный, выше человеческого роста, гулкий королевский барабан. Что дети и делают — с огромным удовольствием.

В подобные праздники особенно чувствуешь, как прекрасны старые корейские традиции. Но самое главное, самое ценное ощущение — что они в современной Корее не являются сферой интересов исключительно фольклористов, историков и падких до экзотики иностранцев. Они живут и сейчас, в виде сохранившихся обрядов и неподдельного всеобщего веселья, которое сплачивает людей и не дает им забыть, кто они, откуда родом.

Выйдем из шумящего парка и свернем налево, к университету Сонгюнгван, а оттуда — на молодежную улицу Тэханно. Многие корейские кафе, магазины, рестораны, которые будут попадаться нам по дороге, оформлены вроде бы сугубо современно, но с явными «восточными мотивами». В современный интерьер удачно вписываются простые каменные светильники с иероглифами, оклеенные бумагой окна, узорчатые балки. Стилизованные детали старого корейского дома придают уют и тишину модным кафе или чайным.

О богах и божественных напитках

По корейским чайным я в Австралии скучаю чуть ли не больше всего. Ничего подобного им по лирической, задушевной атмосфере я в этой стране пока не встречала. Если с корейской пищей мы «не сошлись характерами», то посещение корейских традиционных чайных стало одним из моих самых любимых корейских удовольствий.

С чайными в Корее у меня связано много теплых воспоминаний. Привела меня туда подруга-буддистка Чон Хи. Как многие знакомые мне молодые буддисты, Чон Хи — человек умный и неординарный, в котором глубокая любовь к своей стране сочетается с жизнелюбием и хорошим чувством юмора. Мне кажется, это сочетание качеств не случайно. Буддистом быть в

Корее сегодня непросто — эта традиционная религия находится под сильным давлением протестантской церкви. Причем, по моим ощущениям, противодействие идет часто не столько в сфере верований, сколько в отношении к миру и традициям. Не будучи ни протестанткой, ни буддисткой, я не берусь судить, чей бог лучше. Но в личном плане от протестантских активистов впечатление остается не самое приятное. По моим наблюдениям, эти люди чаще всего ориентированы исключительно на Запад, причем безрассудно и непреклонно, и отличаются в проповедях необыкновенной нахрапистостью. Их богословская теория жестко схематизирована, они вооружены до зубов всякими схемками, диаграммками, графиками, которые будут настырно совать вам в лицо и что-то доказывать, доказывать… Их слышно в сегодняшней Корее повсюду: гнусавыми голосами они орут в метро, в автобусах, причем обязательно в часы пик, когда большинство людей дремлют, либо еще не окончательно не проснувшись, либо уже сморенные усталостью после тяжкого трудового дня. Однажды я стала свидетельницей драки, которую затеял в метро пылкий протестантский проповедник с буддистским монахом, хотя последний пришел на место раньше его и, как говорится, «никого не трогал и починял примус», то бишь тихо бил в свою колотушку. Один из таких доморощенных проповедников как-то испортил нам вечер встречи выпускников языковых курсов, привязавшись к одной из девушек, у которой на запястье углядел буддистские четки — оборвал приятную всеобщую беседу и втянул присутствующих в агрессивный богословский диспут, критикуя несогласных за «дикую» веру и грозя небесной карой. Удивительно, почему ориентированные на Запад христианские проповедники не берут от своей альма-матер самое ценное — уважение к правам личности? Хотя бы к праву на отдых — от их приставаний.

Навязчивость протестантских деятелей в Корее вошла в пословицу: недаром, когда я попросила своих корейских студентов составить предложения с выражением «пристал, как банный лист», пол класса придумало: «Ко мне на улице, как банный лист, пристал христианский проповедник».

К Чон Хи, правда, пристать не так-то просто. Она образованна, прекрасно владеет английским языком, следит за своей внешностью и самим своим обликом разрушает навязываемый протестантами стереотип буддистки как полуграмотной, темной дикарки. Немало проповедников обламывают себе зубы об ее чувство юмора и веселый здравый смысл. Когда один из таких деятелей начал ей угрожать, по обыкновению, небесной карой за неверие в «правильного бога», Чон Хи спокойно заметила: «Давай посмотрим. Христианство пришло в Корею сто лет назад. А сколько существует наша страна? Что же получается — все поколения наших прабабушек и прадедушек твой правильный бог отправил в ад?»

Узнав, что я не буддистка, Чон Хи никогда не пыталась обратить меня в свою веру, не тащила, в отличие от елейно-настырных протестантов, в свой храм. Но она показала мне, по моей просьбе, прекрасные буддистские монастыри, куда сама ездила молиться, а я — смотреть архитектуру. Вместе с ней мы ходили в музеи и на выставки традиционного искусства, ездили смотреть достопримечательности в соседние провинции. В сферу интересов моей подруги входила не только ее национальная культура — как-то раз Чон Хи вытащила меня послушать любимый концерт Рахманинова. И она была первой, кто сводил меня в корейскую чайную в Инсадоне — квартале традиционных ремесел в Сеуле.

До посещения этой чайной я считала, что чаев на свете существует два сорта — черный и зеленый. Ну, может быть, особые ценители назовут еще желтый и красный, недавно появившиеся в России. А в корейской чайной мне предложили меню, где присутствовало 10—15 видов чая. Там был и полюбившийся мне зеленый чай, и неизменный «липтон» (свой черный чай у корейцев явно неудачен — что-то вроде нашего «грузинский, третий сорт»). Но в основном это были не чаи в привычном нам смысле этого слова, а скорее отвары плодов, корней, листьев и коры разных растений. Почти все их я со временем попробовала. Вкуса они оказались самого разнообразного, и к ним в чайных подаются специальные, также непривычные для нас сладости из сладкой патоки, кунжута или рисового теста. Корейцы используют свои чаи не только для утоления жажды — они считают, что чаи эти обладают целебными свойствами. Каждый чай — это не просто гармония вкусовых ощущений, это частичка истории и культуры страны.

Вот, например, камипчха — чай из листьев хурмы. Что такое хурма для россиянина? Странноватый привозной фрукт, который так и не прижился у нас из-за терпковатого вкуса и незнания, что же с ним, собственно, делать. Для корейцев же, как и для других народов Дальнего Востока, хурма — это самый что ни на есть традиционный продукт питания. Здесь распространены несколько видов хурмы, в том числе и совсем мягкие, без костей. Твердые сорта никто в холодильник для размягчения, как в России, не кладет, их так и употребляют в пищу, причем часто — с солью. В одном из японских стихотворений я встретила такой образ влюбленных: «они подходят друг другу, как хурма к соли». Хурма, хотя и продается сейчас в магазинах круглогодично, для корейцев остается символом осени, как для нас ягоды рябины. Хурма связана и с одной милой деревенской традицией: после сбора урожая корейцы всегда оставляют на деревьях несколько плодов для того, чтобы зимой в голодную пору ими могли полакомиться сороки.

Такие «благотворительные» плоды называются «качхи пап» — «сорочья каша». Хурму едят и в сыром, и в сушеном виде.

Вяленая хурма — любимое лакомство детей. А сам чай-камипчха нежного вкуса и аромата, его заваривают из листьев и верхушек плодов.

А вот имбирный чай — сэнганчха. Он — для любителей острых ощущений. Как только вы делаете первый глоток, дыхание буквально перехватывает — настолько у него горький, «шипучий» вкус. И тут же начинаете обливаться пбтом. Ощущения жесткие, однако начавшуюся простуду этот терпкий напиток убивает в самом зародыше. При похмельном синдроме, говорят, моментально отрезвляет (надо думать!). И еще старинный совет. Этот чай хорошо стимулирует работу печени. Вот почему в случае, когда человек поел много тяжелой пищи, запивать ее рекомендуется имбирным чаем.

А сколько таких чаев еще: чай из дерезы китайской, из аралии, из жужубы… И у каждого свой вкус, своя история. Наслаждаться их вкусом надо не торопясь и беседовать при этом тоже о чем-то приятном. Деловые встречи в корейских чайных идут плохо — я не раз это подмечала. Чайные — для души, для встреч с друзьями, для бесед о вечном. На это настраивает человека все — и уютный полумрак, и традиционный дизайн помещения, и необычные напитки, которые надо пить смакуя, из крохотных чашечек. Их будет наполнять для вас девушка-официантка в ханбоке — корейском национальном платье. В углу шумит негромко водяное колесо, плавают рыбки в каменном бассейне, и очень уместно играет традиционная музыка.

Корейские чайные — живые свидетельства того, что национальная культура и традиции живут. Да, корейцы полюбили западный кофе, но он не вытеснил из их быта напитки, которые здесь любили исстари.

Дизайн и традиции

В свое время уже упомянутый мною писатель Пхи Чхон Дык, поехав в Англию, удивлялся тому, что в этой стране принято бережно хранить старые вещи — старые дневники, дедушкино кресло… Он замечал, что в Корее, которая вроде бы славится уважением к традициям, ни в одном доме не встретишь предметов, оставшихся от бабушек и дедушек, ни старых мисок, ни шкатулок, ни одежды — все безжалостно  выбрасывается. Страна стремительно бежит вперед, оставляя старину по обочинам дороги.

Так оно и складывалось на первых порах. Однако у молодого поколения корейцев к старине понемногу формируется другое отношение. У них находится и время, и мудрость для того, чтобы остановиться и оглянуться назад. И это отношение выразилось в дизайне — искусстве молодых и видении мира молодых.

Дизайнер в современной Корее становится одной из самых популярных и уважаемых профессий — страна богатеет, все больше людей хотят устроить свою жизнь красиво. И «красиво» в Корее далеко не всегда означает «как на Западе». Конечно, западных тенденций здесь много, но они одни корейский дизайн не исчерпывают. Многие молодые дизайнеры, которые создают лицо корейских городов, по-новому переосмысливают свои старые традиции, дают им новую жизнь. Благодаря их работе в современную жизнь корейцев входит все больше вещей, где национальный стиль удачно сочетается с модернистскими тенденциями — украшения, предметы домашней утвари. Б таком вот современно– традиционном стиле сейчас модно оформлять интерьер в наиболее культурных и обеспеченных корейских домах.

А одежда? Можно только изумляться тому, как удачно используется стиль ханбока с его широкими линиями и завышенной талией в дорогих шубах для немолодых женщин в Корее.

Такого покроя не встретишь ни в России, ни на Западе — это типично свое, родное. Осовремененное ретро смотрится на редкость элегантно. А главное — выглядят в нем кореянки особенно привлекательно, ибо такое пальто учитывает и пропорции корейской фигуры, и невысокий рост. Сам ханбок тоже преображается, становится более удобным и на правах модной и дорогой одежды входит в жизнь современных жителей Кореи. Его сейчас надевают не только на праздники и свадьбы. Корейские модельеры смогли разработать буквально за несколько последних лет молодежный национальный стиль — ханбок для бытовой носки, и эти удобные, элегантные костюмы быстро завоевали себе место на изобильном рынке корейской одежды. В осовремененном ханбоке с удовольствием ходят и дети, и юные девушки — придирчивые модницы. Единственный недостаток «повседневного ханбока» — его дороговизна. И окраска ткани, и шитье производятся вручную, что, конечно, отражается на цене. Мне, например, эта одежда была не по карману. И у Маши был только один комплект корейской одежды за четыре года — его нам в подарок преподнесли друзья.

Корейская культура и традиции живут и здравствуют. Они существуют не только в виде музейных экспонатов и памятников, а как живые, осязаемые и действующие явления и предметы сегодняшнего мира. Они активно формируют современность.

Причем не только ее материальные формы.

Ведь культура существует не только в виде книг, одежды, дворцов. Она выражается и в виде того, что не потрогаешь руками, что разлито в воздухе: в манерах и правилах поведения людей, в выражении их лиц, в нравственных ценностях и ориентирах, которыми живет и руководствуется общество. Думаю, читатель, прочитавший эту книгу, не усомнится: в Корее они, несмотря на всю глобализацию, остаются своими, корейскими.

Эти непонятные корейцы продолжают жить по-своему.