Вы — партизаны

Гаче Беким

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

1

Город, в котором жил Агрон, был совсем маленьким, как большинство довоенных албанских городов на побережье Средиземного моря: тесные улочки, дома с плоскими крышами, террасами, поднимающимися вверх, — издали они напоминали гнезда ласточек; на берегу вытоптанная площадка, где собирались люди, где можно было узнать все последние новости. Особенно любили эту площадку мальчишки — здесь проводили они большую часть дня, затевая самые разные игры.

Впрочем, так было в мирное время. А сейчас, когда итальянские фашисты хозяйничают на албанской земле, все изменилось. И у мальчишек появились новые заботы и тревоги.

Агрон неподвижно сидел на камне у самой воды. Одежда мальчика, старая и выгоревшая, была такой же серой, как камень, и издали они сливались — Агрон и камень.

Мальчик напряженно ждал. Порой ему казалось, что рыба клюет, тогда глаза Агрона радостно загорались. Но напрасно… Сегодня удача, кажется, покинула его. Тонкая бечевка, служившая леской, грязной змейкой замерла на синеватой глади моря.

Рядом в небольшой ямке, которую он разгреб в горячем песке, темнели три рыбешки — весь сегодняшний улов.

Неожиданно бечевка дернулась и натянулась. В глубине блеснула большая рыбина. Агрон ловко подсек ее и вытащил на берег. Рыба оказалась огромной — он едва удержал ее, когда снимал с крючка. Временами рыба широко раскрывала рот, будто хотела что-то сказать. Мальчик замер от удивления.

«Вот так чудо! Уж не та ли это говорящая рыба, о которой не раз рассказывала мне бабушка?»

Глаза Агрона округлились. Он живо представил, как волшебная рыба разговаривает с ним, произносит те самые слова, которые положено ей произносить в сказке…

Рыба неистово билась в руках, а он стоял и улыбался. В мечтах он был далеко-далеко в море, легкий и соленый ветерок которого приятно ласкал лицо.

 

2

Мальчик посмотрел на море и не поверил своим глазам: на горизонте показался пароход. Никогда еще у этих берегов не появлялись такие большие пароходы. Маленькие заходили часто, но такие…

Пароход медленно приближался.

Собрав рыбу, мальчик побежал к городу. Рыба, продетая на проволочный крючок, больно колотила по ногам. Особенно мешала бежать самая крупная — ее хвост волочился по земле. Все мысли Агрона были сейчас о пароходе, который приближался к городу. Мальчик, чувствуя тяжесть в руке, с гордостью подумал: «Отличный у меня сегодня улов».

Агрон рыбачил у прибрежных камней, вдали от улиц, и бежать к площади, где можно узнать все новости, предстояло порядочно. Он остановился, чтобы передохнуть. И опять посмотрел на море. Пароход был уже совсем близко, черный и чужой.

Пароход замер так же неожиданно, как и появился. Безразличный ко всему, он стоял недалеко от берега.

«Что за пароход, откуда он взялся? — спрашивал себя Агрон. — Может быть, он пришел с недобрыми намерениями?»

Тревога нарастала. И в эту минуту Агрон остро почувствовал, что нет для него на свете ничего дороже этого маленького города, затерявшегося среди серых прибрежных скал.

Радость от удачной рыбалки исчезла, хотя сегодня он первый раз в жизни поймал такую большую рыбу. Теперь он шел шагом, и мысли о пароходе не давали Агрону покоя.

На улицах группками собирались люди — все смотрели на пароход. Среди толпы шныряли жандармы, слышались возбужденные голоса:

— Что за корабль?

— Зачем он пришел в нашу бухту?

— И почему остановился в море?

— Говорят, на нем вывезут в Италию детей из приюта!

Агрон проталкивался сквозь толпу, и последняя фраза просто ошеломила его: «Так вот зачем он здесь!..»

— Да откуда это известно? — спрашивали вокруг.

— Я сам слышал от капитана карабинеров, — сказал какой-то парень в застиранной телеше.

Агрон сбежал по каменным ступеням на песчаный пляж: здесь всегда ребята играли в футбол. Тряпичный мяч, который они без устали гоняли, то и дело попадал в море, и тогда вся ватага с гиканьем и свистом бросалась за ним. Мяч извлекался из воды, и футболисты, не обращая внимания на грязные брызги, летевшие от него, возобновляли игру.

Но сейчас мяч сиротливо лежал у самой воды, а мальчишки, сбившись в стайку, тоже смотрели на черный пароход и спорили. Только Дрита сидела в стороне и рассказывала малышам сказку.

Агрон подошел к ребятам.

— Мало ли что говорят итальяшки! — кипятился вихрастый подросток лет двенадцати. — Может, это торговый корабль… Может…

— Смотрите, Агрон! — крикнул кто-то.

На некоторое время был забыт даже пароход — все обступили Агрона.

— Вот это рыба! — слышались восторженные голоса.

— Здоровенная какая!

— Сам поймал или знакомый рыбак подарил?

Агрон молчал: пусть по достоинству оценят его добычу.

Среди ребят он слыл самым смелым и сильным. Теперь в глазах сверстников он выглядел, наверно, бывалым рыбаком. А кто об этом не мечтает в тринадцать лет?

Дрита подошла вместе со всеми, но на рыбу едва взглянула. Она прошептала на ухо Агрону:

— Тебя искал Трим.

— Неужели? Когда? Он что-нибудь сказал тебе?

Дрита промолчала, выразительно взглянув на обступивших их ребят. Мальчик понимающе кивнул, и они направились к маленьким домишкам, сгрудившимся на самом краю города. За ними потянулись и остальные. Мальчишки толкались и спорили, пытаясь потрогать рыбину. Так вместе с Агроном они и шли, пока кто-то не вспомнил о мяче, оставшемся на середине площадки.

Босоногая ватага постепенно отстала.

Тем временем Агрон и Дрита приближались к саманным хибаркам, покрытым старой, пожелтевшей от ржавчины жестью. Издали домишек почти не было видно, так они вросли в землю.

— Неужели он тебе так и не сказал, зачем я ему нужен? — нарушил молчание Агрон.

— Нет, не сказал.

— Он тоже считает, что пароход увезет в Италию приютских детей?

— Не знаю.

— А ты-то сама как думаешь? — рассердился Агрон.

— Я? — Дрита даже остановилась. — Если фашисты на самом деле хотят увезти приютских в Италию, этому надо помешать!

— Правильно! — горячо сказал Агрон. — Надо немедленно что-то придумать.

— А что если пойти в приют и поговорить там с ребятами? — предложила Дрита. — Может быть, им уже что-нибудь известно?

— Правильно! Ты просто молодчина! — обрадовался Агрон. — У меня же там друг, Петрит! Вот что, давай зайдем к нам, оставим рыбу — и в приют.

Мать Агрона, увидев в дверях сына и Дриту, кинулась им навстречу:

— Наконец-то! Мне уж всякая всячина в голову лезла. Говорят, итальянский пароход приплыл в наш город… — Тут она увидала рыбу и всплеснула руками. — Ну и улов! Спасибо тебе, сынок! Или нет, мы сделаем так… — Она взяла нож, разрезала рыбу пополам и протянула одну половину Дрите. — Отнеси маме, пусть своим приготовит.

— Вот спасибо! — Дрита выбежала из комнаты.

— Возвращайся скорее! — крикнул ей вслед Агрон.

Дрита с матерью жили в большой нужде, и подарок был очень кстати.

Когда девочке было четыре года, ее отец попал в сильный шторм и погиб в море.

Жили Агрон и Дрита рядом, росли и играли вместе. Отцы их были добрыми приятелями, а матери приходились друг другу родней. После гибели отца Дрита еще чаще стала бывать в доме соседей.

Агрон открыл старый сундук и достал кусок кукурузного хлеба. Разломив его пополам, он намазал обе половинки творогом и стал ждать Дриту.

Девочка прибежала запыхавшаяся и радостная:

— Мама очень благодарна за рыбу!

— Чего там! — солидно сказал Агрон. — На вот поешь, и пошли.

— Уже побежали? Вот непоседы! — развела руками мать Агрона. — Смотри, не допоздна, — попросила она сына.

— Я постараюсь, мама, — сказал Агрон, — у нас важные дела.

Женщина, глядя им вслед, покачала головой: ее мальчик уже совсем взрослый.

 

3

В дверях приюта стоял карабинер. Увидев его, Агрон замедлил шаг. У Дриты вытянулось лицо, она крепко схватила друга за руку.

— Значит, правда… — прошептал Агрон.

— Что же теперь делать? — спросила Дрита и остановилась в нерешительности.

— Попробуем с ним договориться, — тихо сказал Агрон и подошел к карабинеру.

Дрита обогнала его и, широко улыбаясь, сказала:

— Мы хотели бы повидать одного приятеля, он живет тут, в приюте.

Но карабинер, ничего не поняв, только пожал плечами.

— Я попробую… — прошептал Агрон, — а ты жди меня здесь. — И он с независимым видом направился к воротам. Однако карабинер был начеку и преградил мальчику путь. Не помогли и знаки, которыми Агрон пытался растолковать солдату, что он от него хочет. Подошла Дрита. Она тоже попробовала объясниться с итальянцем, но безрезультатно.

Наконец карабинеру наскучило все это. Он замахал руками, показывая, чтобы ребята уходили прочь.

— Пойдем! — Агрон с ненавистью взглянул на карабинера, и ребята отошли в сторону.

Надо было что-то придумать.

Они медленно брели по улице.

— Есть только один выход, — тихо сказала Дрита.

— Какой? — прошептал Агрон.

— Через забор…

— Верно! Мы сделаем так… — Мальчик что-то шепнул на ухо Дрите.

Крепко взявшись за руки, друзья быстро пошли дальше, громко разговаривая.

За углом ребята остановились и осмотрелись: не следит ли кто? Кругом было спокойно. Тогда Дрита встала ближе к перекрестку, отсюда было видно в оба конца, лучшего места для наблюдения и не придумаешь. А Агрон бросился к ограде, окружающей приютский сад. Еще несколько секунд, и он перемахнул через забор. Сердце Дриты часто забилось: «Здесь никто не видел. А там?.. Вдруг поймают и…»

Выждав некоторое время, Агрон начал осторожно пробираться сквозь кустарник. Вот и окно. Внутри здания, кажется, никого нет.

«Неужели их увезли на пароход?!» — с ужасом подумал Агрон и почувствовал, как по телу поползли мурашки.

Рядом послышалось какое-то движение. Агрон спрятался в кусты и затаил дыхание. Теперь уже отчетливо слышались чьи-то шаги.

— Ой, смотри! — услышал он прямо над головой тонкий голосок. — Чужой…

Над ним стояли два малыша.

Не вылезая из укрытия, Агрон поманил ребят к себе.

— А ты кто такой? — с недоверием и испугом спросил один из мальчуганов. — Лучше уходи! А то как позовем ребят!

«Только бы не подняли шума, — подумал Агрон. — Тогда все пропало…»

— Я друг Петрита, — сказал он негромко. — У меня к нему важное дело. Хотел его повидать, но карабинер не впустил. Вот и пришлось через ограду.

Услышав имя Петрита, малыши отошли в сторону и начали шептаться.

Наконец совещание кончилось.

— Скажи нам твое дело, — сказал один из них. — Мы все передадим Петриту.

— Не могу, — вздохнул Агрон. — Это тайна.

— Тайна? — в один голос ахнули мальчуганы.

— Вот именно, — сказал Агрон. — Вы же понимаете, что тайну надо хранить.

Малыши закивали головами.

— Тогда разыщите Петрита и скажите ему, чтобы немедленно шел сюда. Только смотрите, никому ни слова. Хорошо?

Малыши кинулись исполнять поручение.

Агрон облегченно вздохнул.

Время тянулось невыносимо медленно. А может быть, так казалось. Наконец пришел один из малышей. Он молча прошагал мимо и прижался к углу дома. Оттуда он мог наблюдать за дверью. Все было тихо. Появился Петрит. Он с независимым видом подошел к кусту, на который взглядом показал ему второй малыш.

— Я здесь… — прошептал Агрон.

Петрит нырнул в зеленый полумрак. Друзья обнялись.

— Как тебя пропустил карабинер? — удивился Петрит.

— А я через ограду.

— Через ограду? Зачем ты это сделал? — В голосе Петрита послышалось беспокойство. В то же время он был очень рад этой неожиданной встрече. Особенно сегодня, когда их не подпускают даже к воротам. — Я так рад тебя видеть. Мы ничего не понимаем, — сказал Петрит. — Почему нас не выпускают в город? Этот карабинер у ворот… Он появился сегодня утром…

— Пришел большой пароход. Видел? — прервал друга Агрон. — Он приплыл тоже сегодня утром.

— Мы все следили за ним из окна… — ответил Петрит очень спокойно, не понимая, почему Агрон заговорил о пароходе.

— Он пришел за вами. Ясно? Чтобы увезти вас в Италию, — поспешил объяснить Агрон. — По крайней мере, так говорят в городе. — Он любил все выложить прямо и начистоту.

Петрит вздрогнул как от удара.

Так вот в чем дело! Вот почему их не выпускают в город… Теперь понятно, зачем поставлен карабинер у ворот, зачем утром приходил капитан карабинеров.

— А Трим… Он знает об этом? — тихо спросил Петрит.

— В том-то и беда. Мы с Дритой не нашли его. А он хотел меня видеть. Значит, есть дело. Сегодня вечером я обязательно постараюсь встретиться с ним. Но одно мы уже знаем: вас не выпускают. Значит, правда, хотят увезти в Италию на этом проклятом пароходе. Но пока ты ребятам ничего не говори, чтобы не было паники и лишних разговоров. И наблюдай за всем, что тут у вас происходит.

— А вдруг они вывезут нас сегодня ночью? — спросил Петрит. — Что тогда делать?

— Что делать? — переспросил Агрон и сказал с уверенностью: — Если так, Трим знает, что делать. Я его сегодня же обязательно найду.

Последние слова он произнес довольно громко. Оба сразу же спохватились и замерли, но кругом все было спокойно.

Петрит прошептал:

— Обязательно найди его! Пусть скажет, как нам быть.

— Договорились, — пообещал Агрон. — Завтра рано утром встретимся здесь же. Хорошо?

Агрон благополучно перелез через ограду на улицу, где его дожидалась Дрита.

Оставшись один, Петрит вдруг понял, что здесь, в приюте, он как старший среди ребят отвечает за их судьбу, что ему доверили важное дело.

* * *

Петрит рано остался сиротой. Он потерял родителей, когда был совсем маленьким. Сейчас ему, как и Агрону, было тринадцать лет. В приюте Петрит оказался самым старшим среди шумной ватаги вечно голодных детей, которых судьба свела в этом старом, ветхом доме.

Сначала Петрит чувствовал себя здесь, в приюте, совсем неплохо. После скитаний по дорогам, ночлегов у чужих людей, вечного голода — крыша над головой и каждый день еда. Но постепенно что-то начинало тяготить Петрита в приюте. Что? Мальчик пытался разобраться. Да, конечно: жестокое обращение с детьми — их наказывали, даже били за каждый проступок. Но не только это угнетало Петрита. Директор и приютские надзиратели постоянно рассказывали детям только о Великой Италии и о Муссолини. Будто они не албанцы и жить им предстоит, когда вырастут, в фашистской Италии.

Единственной радостью для всех приютских ребят были прогулки в город. Там у них появились настоящие друзья. Однажды на площади у моря Петрит встретил Агрона, мальчики подружились и, если долго не виделись, очень скучали друг без друга.

А совсем недавно в жизнь Петрита вошло нечто весьма значительное и важное. Это случилось в тот день, когда Агрон взял его на утес. Туда, в безлюдное место на берегу моря, пришли и другие городские ребята. Большинство из них Петрит видел впервые.

— Вы уже не маленькие, — обратился к ним молодой парень, которого все называли Тримом. — Здесь собрались те ребята, которым доверяет антифашистское подполье нашего города. Ведь так, Агрон?

Мальчик кивнул, а у Петрита радостно забилось сердце: вот какой у него друг! Он надеется на него как на себя.

— Сейчас все албанцы борются, — продолжал Трим. — Даже дети.

Трим рассказал ребятам о юных антифашистах Тираны, о маленьких борцах Сопротивления в партизанских отрядах. Много удивительного услышали они в тот памятный день. Каждый хотел бороться наравне со взрослыми.

— И вы должны принимать участие в защите родины, — как будто читая мысли ребят, сказал Трим. — Никто не должен оставаться в стороне́ от борьбы. Нужно стремиться, чтобы ни один мальчик, ни одна девочка не попали в сети «Балили».

— А мы?.. — перебил его Петрит, и губы мальчика задрожали. — Ведь у нас в приюте все ходят в этой форме.

— Вы?.. — Трим помолчал. — Мы подумаем о вас. Пока что же делать? Походите в этой паршивой форме. Нельзя вызывать у фашистов никаких подозрений. Важно, чтобы под этими черными рубашками бились сердца патриотов. А дело для вас тоже найдется. Итак, будем считать, что наш отряд создан.

Так начала свое существование еще одна антифашистская группа юных мстителей в Албании.

Но с этого дня черная рубашка все больше тяготила Петрита. Он стеснялся появляться в ней в городе. «Наверное, все считают меня фашистским подпевалой», — с тоской думал он и с завистью смотрел на Агрона, Дриту, на других ребят: они одеваются как хотят.

И однажды во время очередной встречи с Тримом он не выдержал:

— Я больше не буду носить эту рубашку! Я не вернусь в приют! — Петрит еле сдерживал слезы, подступавшие к горлу. — Переправь меня к партизанам. Пожалуйста!

— Нет, Петрит, — твердо сказал Трим. — Будет лучше, если ты останешься здесь, среди приютских ребят. Это просто необходимо. Только через тебя мы связаны с приютом, только ты рассказываешь нам, что происходит за его стенами. Фашисты коварны. Мало ли что им может прийти в голову. И тогда как мы узнаем, если они что-нибудь задумают?

И Петрит остался в приюте. Постепенно он стал вожаком среди приютских ребят.

* * *

…Петрит подождал, пока за оградой затихли шаги Агрона и Дриты. Все в порядке: карабинер их не заметил. И теперь мальчик вспомнил слова Трима о коварстве фашистов. Вот они и подтвердились: фашисты хотят увезти их в Италию.

Сейчас Петрит чувствовал особую ответственность за приютских ребят. Он знал: подполье не оставит их в беде!..

Петрит пошел в спальню. Окна в комнате были распахнуты. Мальчик еще раз взглянул на море. Отсюда пароход казался более черным, нежели с улицы. Чем-то он напоминал морское чудище, с которым сражался храбрец Дьердь Элез Алия. Эту легенду несколько дней назад рассказал ему Агрон.

 

4

Нет, никому не говорил Петрит о страшной новости, которую сообщил ему Агрон. Однако к вечеру все ребята знали: их собираются отправить в Италию!.. Оказывается, надзиратель не делал из этого тайны. Странно…

Приют гудел, словно растревоженный улей: ребята собирались группами, спорили, кое-кто плакал. Были и такие, главным образом малыши, кто радовался предстоящему путешествию в Италию: подумать только — они поплывут по морю на настоящем пароходе.

Нет, надо было что-то делать.

Петрит собрал в глухом углу сада самых близких и преданных друзей. Он сказал:

— Ясно одно: мы не поедем в Италию!

— Не поедем! Не поедем! — послышались голоса.

— Но некоторые радуются, — сказал темноволосый мальчик. — Как быть с ними?

— Радуются малыши… — возразил кто-то.

— Вот это и будет наша первая боевая задача — до вечернего построения разъяснить всем ребятам, что в Италию нас хотят увезти не для хорошей жизни. Нас хотят оторвать от родины, чтобы мы забыли ее, забыли албанский язык. С малышами я поговорю сам. Мы все должны быть как единое целое, — сказал Петрит.

— Нет! — сказал, упрямо наморщив лоб, темноволосый. — Они сильнее нас, приедут другие карабинеры, и нас увезут насильно. Я знаю, что делать!

— Что? Что? — раздалось со всех сторон.

— Кто может, должен сейчас же уходить к партизанам! — выпалил темноволосый.

— И бросить малышей на произвол судьбы? — тихо спросил Петрит.

Все замолчали. Наконец кто-то прошептал:

— Что же с нами будет?

— О нас позаботятся, — не выдержал Петрит.

— Кто? Кто? — наседали на него ребята.

Петрит заколебался. На собраниях группы Трим часто говорил, что секреты нельзя выдавать никому, даже самым близким друзьям. Но ребята ждут. Нет, невозможно выносить эти встревоженные и полные надежд взгляды. И ведь он им всем полностью доверяет!

— Хорошо! — решился Петрит. — Я скажу вам, но сначала поклянитесь, что будете хранить тайну.

— Клянемся!!! — разом выдохнули ребята, и их руки сплелись в едином пожатии.

— Теперь слушайте, — сказал Петрит шепотом. — О нас думают коммунисты…

После этих слов у него гора с плеч свалилась. Ребята тоже повеселели.

— Неужели завтра придут?! — с надеждой спрашивали они Петрита.

— Да, завтра придет один человек. Он скажет, что мы должны делать, — сказал Петрит и закончил такими словами: — А сейчас до звонка на вечернее построение все расходимся по приюту. Тем, кто попался на удочку фашистов, разъясните, почему мы должны сопротивляться отправке в Италию. Только о коммунистах ни слова.

Ребята быстро разошлись.

…А через полчаса прозвучал сигнал на вечернее построение.

Со всех концов приюта спешили ребята: любое опоздание строго каралось. Директор был мастер на самые жестокие наказания: он истязал детей с большим удовольствием.

Воспитанники быстро заняли свои места в шеренге вдоль длинного коридора. Прямо перед ними, в центре стены, висела огромная фотография дуче. Металлическая каска, которая венчала огромную голову фашистского вождя, придавала лицу Муссолини мрачность и жестокость.

Выстроившись в две шеренги, дети ждали, что будет дальше. Петрит внимательно вглядывался в лица: да, сейчас ребята в главном были едины, они готовы к посильному отпору. Даже малыши — вон какие нахмуренные мордашки. Замерла над строем гнетущая тишина. Даже окна, рамы которых обычно трещали и скрипели под ударами тугого ветра с моря, были немы — начинался вечерний штиль. Единственными нарушителями этой тишины были бабочки, которые кружились вокруг большой лампы, подвешенной у самого потолка. Обжигая крылышки, они с сухим стуком падали на задымленное стекло и скатывались на абажур.

Где-то вверху открылась дверь, прозвучала итальянская речь и громкий смех. Потом все смолкло. Слышно было только, как заскрипели ступеньки винтовой лестницы. Наконец показались две пары сапог. Одни принадлежали директору. А другие? Кто был хозяином пары до блеска начищенных сапог?

— Это не дети, а какие-то дьяволята, — говорил директор по-итальянски. — С ними нужно держать ухо востро.

— Посмотрим, посмотрим, — тоже по-итальянски ответил кто-то. — Дети… Уж не преувеличиваете ли вы?

Перед строем воспитанников теперь стояли директор приюта и не кто иной, как господин капитан карабинеров собственной персоной.

— Ну-ка покажите мне того, кто не хотел бы поехать в Италию, — бодро начал капитан теперь на ломаном албанском языке. — Все хотят. Сейчас, господин директор, вы в этом убедитесь. — И он подошел к шеренге приютских детей. — Добрый вечер, дети!

К его удивлению, никто не ответил, как будто коридор был пуст.

— Ах, я плохо говорю по-албански? — спросил капитан шутливо, еще не догадываясь, в чем дело.

Постепенно, глядя на детские лица, капитан начинал понимать смысл этого молчания.

С такой тишиной он встречался только в тюрьмах. Но тогда перед ним стояли заключенные, взрослые люди. А эти?..

«Странно, странно все это», — думал капитан.

Дети вытянулись по стойке «смирно», будто окаменели. Лица бледные, но в глазах — ненависть и решимость. Капитан почувствовал тревогу. Постепенно она передалась и директору.

«Что бы все это значило, — подумал он. — Откуда такое единство? Нужно что-то предпринимать. И немедленно».

Но директора опередил капитан. Он приблизился к одному из малышей и спросил как можно ласковее:

— Как тебя зовут, мальчик?

Мальчуган стоял насупившись, даже дышать перестал.

— Как это понимать? — Капитан постепенно терял терпение. — Я вас спрашиваю, господин директор.

— Почему молчишь? Ответь господину капитану! — подбежал к малышу директор.

— Не хотим ехать в Италию! — раздался решительный голос Петрита.

— Не хо-тим! Не хо-тим! — поддержали его несколько голосов.

Через минуту эти два слова уже скандировали все ребята. Все громче и громче, все более вызывающе…

Директор опешил: «Это же настоящий бунт! И где? В его приюте». Если бы не капитан, который еще кое-как держался, он наверняка вызвал бы надзирателей и наказал всех без исключения! Но офицер быстро перехватил инициативу.

— Ребята, эта поездка только в ваших интересах, — опять заговорил он медленно, подыскивая слова, стараясь скрыть раздражение и злобу. — Италия — страна красивая, богатая, большая… Да и отправляем мы вас туда не навечно. Выучитесь и вернетесь обратно в Албанию. Но уже образованными. Может быть, офицерами, карабинерами…

Последние слова его заглушил нарастающий шум.

— Не хо-тим! Не хо-тим! Не хо-тим! — скандировал весь приют.

Капитан замолчал, вдоль шеренги бегал директор и кричал:

— Но почему не хотите? Почему?!

И опять, овладев собой, даже улыбаясь, заговорил капитан:

— Вы будете жить в красивом городе на берегу моря… Например, Анкона… Это просто изумительный город на самом побережье… — Капитан опять увлекся и уже не мог остановиться. — Ваш директор, кстати, тоже из этого замечательного города. И он поедет в Италию вместе с вами. Там будет совсем неплохо. Просто отличная идея. Не так ли, господин директор?

— Несомненно, господин капитан, — заискивающе пролепетал директор, которого этот вопрос застал явно врасплох.

— Ну вот, и директор, ваш любимый воспитатель, отправится с вами. Как же, малыш? Поедешь в Италию?

Малыш упрямо молчал, опустив голову.

— Так как, мальчуган? Поедешь? — повторил капитан свой вопрос и дружески улыбнулся.

Капитан решил молчание истолковать как согласие и поэтому бодро обратился уже ко всем ребятам:

— Ну и прекрасно! Видите, он согласен, он едет. Кто следующий?

Малыш по-прежнему молчал. Он только слегка отступил назад. В это время общий гул голосов опять перешел в скандирование:

— Не хо-тим! Не хо-тим! Не хо-тим!

Капитан вскинул голову и с угрозой отчеканил:

— Что ж! Не хотите ехать, вам же хуже. Отправим силой!

Повернувшись на каблуках, он направился к лестнице. Директор, обливаясь холодным потом, засеменил сзади.

Ребята оставались в строю, никто не хотел уходить — все смотрели на Петрита: что он скажет? Так ли они вели себя?

— Молодчина! — Петрит потрепал малыша по вихрастой голове. — Ты был героем! И все вы молодцы. — А про себя подумал: «Интересно, что бы сказал Трим обо всем случившемся?»

Этот вопрос не давал ему спать всю ночь. И не проходила тревога: вдруг придут машины за приютскими ребятишками.

Но все было тихо…

 

5

Уже спали приютские ребята, а Агрон и Дрита продолжали искать Трима. Были они на площади у моря, у знакомых ребят, возле утеса, где обычно собирались юные подпольщики. Трима нигде не оказалось.

— Может быть, он ушел к партизанам и уже не вернется? — предположила Дрита.

— Не думаю, — отозвался Агрон. — Он бы нас предупредил.

— А если именно для этого он и искал тебя сегодня?

— Что же делать? — забеспокоился Агрон.

Дрита сказала:

— Нечего бегать без толку. Ведь мы не знаем точно, где он может быть. Пошли к нему домой и там будем ждать.

«Разумно», — подумал Агрон, но согласился вроде бы неохотно: надо же охранять свой авторитет.

Они подошли к дому Трима. В одном окне мерцал свет. Агрон заглянул. За столом сидела мать Трима и что-то вязала.

— Дядюшки Хюсена, кажется, нет дома! — прошептал Агрон.

— Вот здорово! — обрадовалась Дрита.

Отец Трима, дядя Хюсен, был человеком суровым и необщительным. Почти всю жизнь он провел в море — один на своей лодке. С рыбами особенно не разговоришься. Сказались на его характере и трудные годы, проведенные в горах в отрядах народных мстителей.

Сейчас, когда в Албанию пришли итальянские фашисты, дядюшка Хюсен опять взялся за оружие — он был связным между городским подпольем и партизанским отрядом, который действовал в горах. Не одобрял дядюшка Хюсен девушек, которые брали в руки оружие и тоже шли в партизанские отряды, — он считал, что борьба с врагом сугубо мужское дело. И вот это неодобрение тоже придавало ему суровость.

— Кто там? — раздалось за дверью, когда ребята осторожно постучали.

— Это мы! — Дрита и Агрон робко вошли в комнату.

— Вот молодцы, что навестили! — обрадовалась женщина и поднялась им навстречу. — А то одна я осталась со своей малышней.

Действительно, в комнате было четверо младших сестер и братьев Трима. Они, раскидавшись на матрасе, постеленном прямо на полу в углу комнаты, сладко посапывали. Женщина заботливо прикрыла их старыми одеялами. Обычно с детьми возился Трим — он заменил им отца, который последнее время редко бывал дома. Все его время уходило на нелегкую работу связного.

«Может быть, сегодня он послал Трима с каким-нибудь поручением?» — подумал Агрон. Для дяди Хюсена борьба с оккупантами была делом первостепенной важности.

— Мы хотели повидать Трима, — первой заговорила Дрита.

— Он придет сегодня вечером? — спросил Агрон.

Женщина ласково улыбнулась и усадила ребят рядом с собой.

— Придет! Он обязательно вечером приходит домой, — сказала она с уверенностью, по привычке очень тихо, чтобы не разбудить детей. — Подождите его.

Хозяйка поправила фитиль в лампе, и комната озарилась желтоватым светом.

— А дома вы сказали, что к нам пошли? — спросила женщина.

Только сейчас ребята вспомнили о своем обещании вернуться пораньше. Что же делать? Но ведь Трима нужно обязательно дождаться.

— Мы еще немного посидим, — сказала Дрита.

— Конечно, сидите. Я вас позову, когда Трим появится. Только в другой раз так не делайте, — упрекнула она их и вышла из комнаты.

Друзья осмотрелись. Ничего лишнего. Железная кровать. В нише у изголовья — книги, много книг. Вот он как живет, их Трим. Ребята молчали.

«Он еще успевает и книжки читать», — подумал Агрон.

— Озорники вы, озорники! Сколько вы своим матерям беспокойства доставляете! — тихо заговорила женщина, снова входя в комнату. — Почему же так темно? — спросила она скорее себя, чем гостей.

Но сколько мать Трима ни крутила фитиль, света так и не прибавилось.

— Мы подождем на улице, — робко сказала Дрита. — А вы можете огонь в лампе убавить немножко.

— Скажи лучше, вообще потушить! — вздохнула женщина. — Керосин кончился.

Втроем они вышли на улицу.

Казалось, что луна застыла на месте и совсем не двигается. От этого на море, по которому бежали белые призрачные барашки, отчетливо был виден черный пароход, и казался он враждебным и затаившимся.

— Идет! Это его шаги! Я сразу узнала! — воскликнула Дрита и побежала навстречу человеку, который быстро шел по улице.

— Да, это точно он! — обрадовался Агрон.

— Вы? Здесь? Ночью? — удивился Трим.

— Ведь ты искал меня! — немного обиделся Агрон.

— Верно! — Трим потрепал мальчика по плечу. — Я хотел послать тебя в приют, узнать, как там дела…

— Мы там были! — перебила Дрита.

— Их хотят отправить в Италию! — прямо захлебнулся словами Агрон.

— Уже пришел большой пароход, чтобы забрать всех, — говорила Дрита. — Видишь, вон он, на рейде.

— Скажи лучше, черный пароход! — сказал Агрон.

— Успеем ли мы их спасти? — И Дрита с надеждой посмотрела на Трима.

Трим, который молча слушал ребят, обнял их за плечи. На его лице была странная улыбка. Они вместе вошли в дом.

— Так, так… — сказал Трим задумчиво, когда они сели у стола. — Какие там еще перемены?

— У ворот стоит карабинер, — сказал Агрон.

— Сам капитан приходил в приют, — добавила Дрита.

— Ребятам уже известно, что их хотят отправить в Италию? — спросил Трим.

— Наверно. Я все рассказал Петриту. А уж он-то знает, что делать! — Глаза Агрона сверкали. — Для ребят слово Петрита — закон!

— Спасем ли мы их? — вновь спросила Дрита, и сердце ее сжалось от боли.

— Нужно действовать быстро и решительно, а то будет поздно! — Агрон вскочил, готовый сейчас же действовать.

Трим опять улыбнулся, и это становилось странным. Дрита и Агрон переглянулись. Не привыкли они видеть своего вожака таким медлительным. «Почему он ничего не говорит? Почему только спрашивает и слушает?» — думал в этот момент каждый из них.

— Ну и лиса этот чертов капитан! — неожиданно сказал Трим. — Но и мы тоже не траву едим. Знайте, ребята, мы не позволим фашистам увезти приютских!

— Ура! — прошептал Агрон, не удержавшись.

— Важно, — продолжал Трим, — чтобы ребята в приюте, как могли, сопротивлялись. — И опять он улыбнулся. — В общем, побольше шума. Хитрецы карабинеры…

«Он что-то знает, — подумал Агрон. — И не говорит…»

«У него какой-то секрет от нас…» — тоже подумала Дрита.

— Важно, чтобы у нас была постоянная связь с приютом. Вот вы ее и будете поддерживать. Мы должны знать каждый шаг карабинеров. — Трим поднялся. — Ну а теперь по домам. Уже поздно.

— Значит, мы можем быть уверены, что они их не увезут? — спросил Агрон на всякий случай еще раз.

— В этом можете быть полностью уверены! — твердо и убежденно сказал Трим. — Они останутся на родине. И вот что: обязательно повидайтесь завтра утром с Петритом и скажите, чтобы они ни в коем случае не соглашались на отъезд. Так и скажите, хорошо?

— Хорошо! Мы все передадим! — Агрон, словно на крыльях, летел домой. Дрита не успевала за ним.

Трим стоял и смотрел им вслед. Сегодня он был счастлив, как никогда: его питомцы росли…

 

6

…Нет, не мог Агрон дождаться утра. От карабинеров всего можно ожидать. Да и приютские ребята должны успокоиться. Он, проводив Дриту, только появился дома, сказал удивленной матери, что скоро вернется, что необходимо выполнить чрезвычайно важное дело, и исчез в темноте.

Не спалось в эту ночь и Петриту. Скорее бы рассвет, скорее бы утро. Придет Агрон и все скажет: уже, наверное, он встретился с Тримом. Мальчик лежал под одеялом, ворочался, сон не шел к нему.

Неожиданно в открытом окне мелькнула течь, кто-то осторожно спрыгнул на пол, послышались шаги. Петрит узнал Агрона.

— Кто-то идет сюда!

В коридоре звучали резкие шаги.

— Это директор! Не спится ему, собаке, — прошептал Петрит. — Полезай быстрее под одеяло.

В конце коридора вспыхнул неяркий свет. Через дверное стекло никого не было видно, но вот опять зазвучали шаги, стала нарастать тень, росла, приближаясь к их комнате. Скрипнула дверь, и вошел директор. В желтоватом свете лампы лицо его из коридора казалось бледным, даже зеленым. Он окинул взглядом спящих детей и, не обнаружив ничего подозрительного, вышел. Шаги удалялись. Но свет в коридоре продолжал гореть. Невиданный случай, чтобы директор забыл его погасить! А может быть, господин директор оставил свет только потому, что боялся детей? Да, ему явно сегодня не спалось.

— Ты чего это среди ночи? — повернулся Петрит к другу, голова которого показалась из-под одеяла.

— Не смог дождаться утра, — зашептал Агрон. — Трим велел передать, что ни в какую Италию вы не поедете. Еще он сказал: «Мы думаем о них. Только сами ребята не должны поддаваться ни на какие уговоры».

— Так и сказал: «Мы думаем о них»? — взволнованно переспросил Петрит.

— Да! Еще он сказал, чтобы вы побольше шумели, если карабинеры начнут разговоры об Италии. По правде говоря, я не понимаю, зачем надо шуметь…

— Может быть, для того, чтобы узнали в городе? — предположил Петрит. — Чтобы люди слышали, как они тут над нами издеваются.

— Может быть… — Агрон вылез из-под одеяла. — Ну, мне пора, — и он выпрыгнул в окно.

Приход друга обрадовал и обеспокоил Петрита. Обрадовал потому, что приятно было чувствовать заботу и помощь. Беспокоился же он сейчас за самого Агрона — появление в приюте постороннего человека да еще в такое время могло очень плохо кончиться.

Петрит напряженно прислушивался к ночной тишине. Ни одного постороннего звука.

И вдруг за окном раздался грубый окрик часового «Стой!», разорвавший ночную тишину улицы.

Затем послышались свистки и ухнул глухой выстрел.

Петрит почувствовал, что у него останавливается сердце.

«Неужели это стреляли в Агрона?»

В комнату влетел директор и, осветив фонариком каждую постель, пересчитал детей. Все были на месте. В полном недоумении он вышел. Через минуту директор опять вернулся и пересчитал всех еще раз. Удивленно пожав плечами, он ушел.

Но Петрит-то знал, в кого могли стрелять…

— Что там случилось? — спросил сосед Петрита, которого разбудил выстрел. — Они думают, что от нас кто-то вышел? И в кого же они так палили?

— В Агрона, — прошептал Петрит.

— В Агрона? Откуда ты взял?

— Он только что был здесь… — Голос Петрита дрожал.

— Да ну? — ахнул мальчик.

— Он принес нам добрые вести. Завтра подробно расскажу всем ребятам.

— Нет, нет! Сейчас расскажи!

— Да погоди ты! Вдруг они его убили…

— Ну да! Если бы в него попали, знаешь, какой бы сейчас переполох поднялся.

Петрит начал успокаиваться.

— Не томи! А? — взмолился темноволосый. Ведь это он был соседом Петрита по кровати.

— Ладно, слушай.

Так голова к голове они и проговорили шепотом, пока в окнах не забрезжил первый свет.

 

7

В эту ночь в приюте засиделись еще два человека, и беседа их была примечательна…

Директор, запыхавшись, поднялся в свой кабинет: только что после неожиданного выстрела он осмотрел комнаты — воспитанники спали. Все на месте. Все вроде бы спокойно. Но тревога не оставляла директора: он напряженно прислушивался.

Послышались быстрые шаги, в кабинет вошел капитан карабинеров, он был невозмутим, совершенно спокоен. По-хозяйски развалился в мягком кресле, небрежно щелкнув портсигаром, закурил.

— Скорее всего моему карабинеру показалось, — сказал капитан. — Говорит, кто-то спрыгнул с забора. Но… Как говорится, от страха и кусты людьми кажутся. Впрочем… Все может быть. Вы, однако, утверждаете, господин директор, все ваши воспитанники на месте?

— Все как один, господин капитан!

— Хорошо, хорошо… Вернемся к нашей приятной беседе. — Капитан задумался. — Возможно, в следующий раз мы и отправим этих бесенят, — сказал капитан, как будто речь шла о чем-то совсем незначительном.

Директор даже привстал. Он совершенно ничего не понимал. Несколько часов назад произошло невероятное: дети, эти бессловесные, забитые существа, взбунтовались. Они отказались ехать в Италию. От позднего визита капитана — а случился он уже после отбоя — директор ждал форменного разноса. Однако капитан был совершенно спокоен…

«Нет, это немыслимо!» — Директор отказывался верить своим ушам.

— В конце концов, их можно совсем никуда не отправлять. И здесь им, по-моему, неплохо, — сказал капитан, глубоко затягиваясь.

— Я вас не совсем понимаю, господин капитан, — пролепетал директор, окончательно сбитый с толку.

— Вполне возможно, — согласился капитан. Он встал, наполнил рюмку коньяком и залпом выпил.

Директор совсем растерялся: «Как же это я раньше не догадался предложить капитану коньяк?»

— На этот раз… — капитан выдержал внушительную паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением. — На этот раз мы отправим на нашем пароходе бандитов. За ними он и пришел.

— Бандитов… но… зачем тогда все это… с детьми? — неуверенно спросил директор, несколько успокаиваясь, но все еще удивленный и даже несколько оскорбленный.

Капитан вновь глубоко затянулся, пустил кольцо голубоватого дыма и повернулся к директору.

— Все встревожены появлением парохода. Хотят знать, зачем мы его прислали. Сказать правду? Тогда будут демонстрации в Тиране. Некоторые заключенные имеют своих людей в городе и в ближайших деревнях. А так? Дети… Кому в голову придет думать об этих сиротах? Необходимо закрепить мнение, что пароход пришел именно за ними. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Блистательная мысль, господин капитан! Я только сейчас начинаю понимать ваш план, — расплылся директор в улыбке. Лесть попала на благодатную почву. Капитан еще больше заважничал. Он с удовольствием опрокинул очередную рюмку коньяку, услужливо поданную на этот раз директором.

— Версия с детьми облегчит нам проведение операции, — сказал капитан, поднимаясь. — Я вижу только одну трудность: как этих бандитов переправить на пароход. Впрочем, тут у меня тоже есть план… — И он радостно потер руки. — Таким образом, вам ясна задача, господин директор?

— Моя задача? — Директор на минуту опешил. Он не мог уловить связи между собой и заключенными.

— Все должны быть уверены, что мы собираемся отправлять в Италию только детей. Ясно?

— Да, сейчас я, кажется, все понял, — протянул директор и наполнил рюмку капитана коньяком.

— Кроме того, нужно позаботиться, чтобы ваши детки не выкинули какой-нибудь номер. — Капитан поднялся из кресла. — Этот выстрел… Сегодняшнее поведение этих, простите, забитых «сироток». У меня есть, господин директор, смутное ощущение, что за детьми стоит кто-то из взрослых. Об этом следует хорошенько подумать. Вам прежде всего. Но и я подумаю. Может, и сверкнет какая идейка. Однако хорошие мысли приходят утром. Ибо, как гласит народная мудрость, утро для работы, а ночь для сна. А сейчас, как видите, глубокая ночь.

Последние слова господин капитан говорил уже на пороге.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

 

1

Утро следующего дня город встречал с тревогой. Он и раньше был знаком с гортанными командами оккупантов, раздирающими душу свистками патрулей, стрельбой… Каждый день по узким улочкам маршировали солдаты. Прошедшая ночь мало чем отличалась от других, В какой-то мере она была даже спокойнее: всего один выстрел. Но люди были встревожены куда больше, чем в предыдущие дни.

Черный пароход у берега — вот что взбудоражило всех. Как и вчера, мужчины и женщины собирались отдельными группками и обсуждали эту новость.

— Говорят, что итальянцы собираются увезти приютских детей, — повторяли одни уже всем известную новость.

— Что-то не верится, — сомневались другие.

— Почему не верится? — начинался спор.

— Да зачем они им нужны? Какой прок в детях?

— Верно! Одни расходы.

— Но ведь не ради же прогулки пришел этот пароход?

— А может быть, они привезли очередную партию оружия для своих солдат?

На одной из вытоптанных площадок крутился Агрон. Его мало интересовали все эти разговоры. Он и так все знает. Во всяком случае, он так считал. Агрон уже бегал к Триму — надо же ему рассказать о ночном происшествии, о пуле карабинера, которая просвистела над самым ухом. Впрочем, лучше об этом помолчать — ведь Трим не разрешает зря рисковать. Трима дома не оказалось, и теперь Агрон надеялся встретить его в городе.

Сегодня пароход не казался мальчику таким огромным и страшным, как вчера вечером. Наверно, оттого, что уже все известно подполью о замыслах фашистов, связанных с этим пароходом.

На море появилось несколько военных катеров. Они стремительно резали волны, оставляя за собой белый шлейф пены и брызг.

Это удивительно, но и катера сегодня как будто уменьшились. «Что-то странное сегодня происходит с вещами», — думал Агрон.

Внезапно мысли мальчика прервал топот ног. Из узкой улочки показался военный патруль: каски, надвинутые по самые глаза, придавали лицам солдат свирепое выражение. Громко чеканя шаг, они шли строем, поднимая клубы пыли.

«Что они здесь потеряли?» — с ненавистью подумал Агрон и на всякий случай смешался с толпой.

И тут он увидел Трима: тот с независимым видом шел по улице прямо навстречу патрулю! На плечах небрежно накинута старая военная куртка, а в руке удочки.

Агрон был чрезвычайно удивлен: «Нашел время для рыбалки!» Он стал проталкиваться навстречу Триму. Они были совсем рядом, но тут патруль разделил их. Солдаты прошли, пыль рассеялась.

— Агрон! — позвал Трим и сам быстро подошел к мальчику.

Агрон хмурился: все-таки он не мог понять поведения своего старшего друга — гуляет, идет ловить рыбу! Или его уже не интересует судьба приютских ребят?..

— Как насчет рыбалки? Или будешь гонять мяч? — пошутил Трим, разглядев пасмурное лицо мальчика.

Нет, положительно с Тримом что-то случилось! У Агрона от обиды слезы навернулись на глаза.

— Что с тобой? — встревожился Трим. — Ты не заболел?

— Я-то здоров!.. А ты? — Агрон начал заикаться от волнения. — Как ты можешь идти на рыбалку, когда они… в опасности?

Только сейчас Трим понял, почему мальчик выглядел таким странным.

— Отойдем в сторону и спокойно поговорим, — сказал Трим.

Они устроились на скамейке под густой акацией, и Агрон все рассказал о ночных событиях, ничего не утаив.

Трим внимательно слушал.

— Что же, молодец! — неожиданно сказал он.

Лицо Агрона просияло.

— И все-таки был в твоем ночном посещении приюта излишний риск.

— Но они так ждали! Разве можно было не прийти? — пытался оправдаться Агрон.

— В обед получишь письмо, — после небольшого раздумья сказал Трим. — Его нужно доставить в одно место. Согласен?

Как давно Агрон мечтал о такой вот минуте! Он вскочил, сказал:

— Я доставлю его прямо сейчас. Куда хочешь доставлю!

— Всему свое время, — строго сказал Трим. — Письмо получишь в обед. Жди меня здесь. Тогда и адрес узнаешь, куда нести письмо.

Трим поднялся, пригладил рукой густые волосы, сказал тихо:

— А мне нужно к морю.

— На рыбалку? — спросил Агрон.

Трим улыбнулся:

— Считай что так.

 

2

В это утро директор приюта поднялся непривычно рано. Он тщательно оделся и медленно вошел в свой кабинет. Работать не хотелось. Если бы не телефонный звонок, который неожиданно нарушил тишину, он вряд ли бы вообще подошел к столу.

Но телефон продолжал трезвонить.

Директор поднял трубку:

— Да-да.

— Доброе утро, господин директор! — послышался энергичный голос капитана. — Так вот, мой дорогой… Теперь я уже не сомневаюсь, что ваши воспитанники связаны с городом. Да-да! И не исключено, что связь эта ведет к коммунистическому подполью. Нам бы не помешало ухватить эту ниточку. Если она существует, естественно. Есть, господин директор, один план… Вы, конечно, знаете, что с вашим надзирателем Джовани я в самых дружеских отношениях?

— Разумеется, господин капитан.

— Прекрасно! А теперь слушайте меня внимательно…

Директор слушал долго, согласно кивал головой, будто капитан карабинеров мог его увидеть.

Наконец разговор окончился, и, положив трубку, директор вызвал к себе надзирателя Джовани. Беседа их была короткой — Джовани был уже в курсе дела.

«И когда они успели переговорить? — удивлялся директор, с удовольствием растянувшись в кресле: — Эх, если бы только все удалось! — подумал он. — Глядишь, и мне награда».

В это время Джовани медленно спускался по лестнице. Неслышно, как кот, он приблизился к группе детей. На этот раз надзиратель не ругался, мешая итальянские и албанские слова, не кричал: «Что за сборище?» Ребята рты открыли от удивления, когда он приласкал малышей и дружески улыбнулся Петриту. Подойдя к мальчику, Джовани прошептал ему что-то на ухо. Ребята смогли расслышать только последнюю фразу: «Иди. Но не задерживайся!» При этом надзиратель сунул Петриту несколько монет. Мальчик сначала заколебался. Но, поразмыслив, решился идти.

У ворот карабинер преградил ему путь.

— Это видишь? — И Петрит показал монеты. — Надзиратель Джовани послал меня за сигаретами для господина директора. Открывай ворота!

Джовани, оказывается, шел сзади Петрита. Он что-то сказал карабинеру, и тот пропустил мальчика. Ворота со скрипом открылись и быстро захлопнулись вновь.

Сердце Петрита защемило: «Что-то здесь не так». Чем больше он думал, тем больше возникало сомнений: «Определенно здесь какой-то подвох. Ведь раньше никогда не было ничего подобного. С чего это надзиратель проникся таким доверием?»

По этой улочке Петрит ходил около двух лет, и никогда она не казалась ему такой длинной и настороженной, как сегодня. Шагая мимо парикмахерской, он по привычке заглянул в окно. В большом зеркале отразилась его осунувшаяся физиономия. Он приостановился и… Что за чудеса! В зеркале мелькнул и исчез надзиратель Джовани.

«Следит, капитанская ищейка!» — выругался про себя Петрит.

Теперь все было ясно. Петрит прибавил шагу. «Он хочет знать, куда я пойду. Хорошо же! Сейчас он у меня покрутится!»

Петрит не оглядывался, но чувствовал, что надзиратель где-то рядом.

И в этот момент неожиданно из-за поворота показался Агрон. Только этого не хватало! Петрит отвернулся и быстро скользнул в магазин. Там он купил сигареты и стал ждать, когда друг пройдет мимо. Но Агрон заметил его и теперь бегом мчался в магазин: какая радость, Петрита выпустили в город!

— Петрит! Вот так встреча! — закричал он, бросаясь к другу. — Как я…

— Иди! Иди своей дорогой! — шепотом перебил Петрит.

Агрон даже рот открыл от неожиданности, И тут на углу показался запыхавшийся от бега Джовани. Петрит, не придумав ничего лучшего, закричал:

— Негодяй! Вот тебе! Вот! — и закатил Агрону оплеуху.

Агрон буквально лишился дара речи. Не иначе Петрит сошел с ума… «Ну, сейчас я ему…» В дверях магазина появился Джовани… «Где я его видел? — мелькнуло в сознании Агрона. — Что-то он мне знаком…» — И он выскочил на улицу.

А вокруг Петрита собрались покупатели, которые были в магазине: все хотели узнать, что случилось.

К мальчику протиснулся Джовани.

— Что здесь происходит? — засуетился надзиратель.

Хозяин магазина только разводил руками — он ничего не успел увидеть.

— Какой-то мальчишка украл у меня сдачу! — шмыгая носом, говорил Петрит.

— О-о-о, это ерунда! Ты не знаешь его? — участливо спросил надзиратель. — Я забыл тебе сказать, что надо купить еще две бутылки вина…

— Прошу вас, господа! — услужливо открыл дверь хозяин магазина, когда надзиратель и Петрит направились к выходу. — Все произошло так неожиданно. Всегда рад видеть вас у себя.

Агрон с удивлением наблюдал с другой стороны улицы за Петритом, который вышел из магазина с Джовани.

«Так это же надзиратель из приюта! — Агрон был полон не только обиды, но гораздо больше недоумения. — Ничего не понимаю…»

 

3

Трим поставил удочки у самых камней. Поблизости без особого интереса ловил рыбу худощавый паренек: он даже не смотрел на свою леску. Чуть поодаль на камнях скучали еще четверо таких же «рыбаков». Трим и подошел к этой группе.

— Нужно действовать быстро и решительно, — заговорил он без всякого вступления. — Городскому подполью поручается эта трудная операция.

Он взглянул на море. Все его мысли в этот момент были связаны с пароходом, неподвижно стоявшим на рейде.

— Теперь слушайте меня внимательно, — тихо сказал Трим, поглядывая на леску, которую успел закинуть в море. — Товарищам в тюрьме я сам сообщу план операции. Нам удалось подкупить одного итальянского охранника. От него наш товарищ из десятой камеры узнает о подробностях операции и, главное, о времени ее проведения. Правда, связь эта не совсем надежная. Поэтому я постараюсь найти еще один канал связи. Кое-что для этого уже сделано, Ты, — обратился он к парню, который стоял в стороне, — встретишь на перевале партизан. Главное, одновременность действий. Сигнал к бою тебе известен?

— Да!

— Ты должен доставить на место мину, — повернулся он к парню, который стоял за спиной. — Итак, решили? Время нужно уточнять через каждые три часа.

— Вот именно! — сказал отрядный связной, который ночью пробрался в город. — Нужно взять под контроль и тюрьму, и приют, и казармы карабинеров. Враг может изменить наш план. Необходимо быть готовыми к любым неожиданностям. Это мы с Тримом возьмем на себя.

Худощавый кашлянул три раза. Все смолкли и стали смотреть на закинутые в воду лески, изображая внимательных рыбаков.

Из-за скалы, треща мотором, выскочил патрульный катер. Худощавый схватил рубашку, лежавшую на одном из камней, и радостно замахал солдатам. Те высунулись из-под металлического навеса, посмотрели на «рыбаков» и ответили на приветствие.

— Мы должны предупредить планы противника на считанные минуты. В нашем распоряжении будет не более получаса, — придвинулся к Триму связной. — Капитан достаточно ловок и хитер. С ним будет не так просто.

— Может, его убрать? — спросил кто-то.

— Сейчас? — поднял брови связной. — И этим спутать все карты? Нам нужно усилить связь с товарищами в тюрьме и с приютом. Надо, Трим, подумать, как ее усилить. Перед нами две нелегкие задачи: вражеский пароход и наши друзья в тюрьме. Трим прав: главное, одновременность операции в море и на перевале. Поэтому мы должны жить и действовать по часам господина капитана. Не спрашивая его согласия, разумеется.

Все засмеялись.

— А теперь расходимся! — сказал связной партизанского отряда.

Подпольщики крепко пожали друг другу руки. Трим ушел последним. Набросив куртку на плечи, он медленно двинулся к городу. В одной руке он держал удочку, а в другой — ведерко для рыбы.

 

4

В темном холодном коридоре тюрьмы стояла глухая тишина. Кое-где мерцал слабый свет керосиновых ламп. Стены, влажные у земли, были покрыты разводами белой плесени. Местами эта плесень начинала зеленеть.

На дворе было жарко — там стоял раскаленный албанский полдень, а в коридоре тюрьмы люди дрожали от холода. Чтобы не замерзнуть, карабинеры толпились у входной двери.

— В эти дни нам достанется, — с досадой проворчал сержант. — Пришел пароход…

— Как?! Пришел пароход?! Так это же здорово! Значит, мы поедем домой?! Наконец-то! Я боюсь этих людей.

Сержант потрепал приятеля по плечу:

— Ты в себе ли, дружок? Где ты только витаешь? Заключенные… Они поедут…

— Нет! Это невозможно!

— Что ты городишь? Почему невозможно?

— Если увезут заключенных, то нас переведут в какую-нибудь посткоманду, и тогда…

— Не бойся! Просто тюрьма для этих бандитов стала уже тесна. Так я понимаю. Все смотрят на нас со злобой и ненавистью. Но мы их подчиним! В Италию, в концлагерь. Там порядочки другие.

— Пожалуй, ты прав, — туго соображал карабинер. — А сюда доставят новых…

Он понимал, что тюрьма переполнена, а посадить надо очень многих. Только одного он понять никак не мог: как подчинить всех этих людей? Каждый день они спускаются с гор и разбрасывают в городе листовки, сжигают склады, захватывают оружие, убивают шпионов, а когда попадают в тюрьму, поют, ни у кого не спрашивая разрешения, свои песни, от которых сотрясаются тюремные своды. Как капитан подчинит всех этих людей? Но тут он спохватился, что слишком далеко зашел даже в своих мыслях. У капитана везде агенты, а у стен есть уши. Нет-нет, лучше не думать ни о чем, а то попадешь в посткоманду. По рассказам других он знал, что там приходится очень несладко.

Карабинера вдруг охватило беспокойство. Солнце в проеме двери показалось ему чересчур красным, а коридор слишком черным. Он не знал, что делать. Сидеть снаружи или войти? Всюду враги.

Карабинер посмотрел в глубину холодного тюремного коридора. Все по-прежнему: железные двери камер с малюсенькими окошками, сырость и холод. И тут он услышал песню… «Неужели опять?» — подумал он с ужасом, и дрожь пробежала по телу. Да, сомнений не могло быть: песня началась в одной камере, ее подхватывали в других. Песня все нарастала и нарастала. Теперь казалось, что поет вся тюрьма.

В этот момент и появился в тюремном дворе капитан. Сержант и карабинер ругались, кричали. Но заключенные продолжали петь. Когда капитан вошел внутрь, темный коридор показался ему пастью раскаленного горна, а керосиновые лампы яркими углями. Он закрыл глаза и закричал, но этот крик отчаяния и страха потонул в песне. Только сержант и карабинер побледнели и застыли на месте. А песня продолжала набирать силу.

У входа появились унтер-офицер и несколько карабинеров. Увидев капитана, они вытянулись, а унтер-офицер попытался отрапортовать. Но напрасно. Капитан ничего не услышал — слова рапорта заглушала песня.

Карабинеры с руганью метались по коридору, колотили в железные двери камер, угрожали карцером, но напрасно. Песня продолжала звучать.

Унтер-офицер поставил к каждой камере по карабинеру и приказал стучать, чтобы хоть так заглушить песню.

Капитан, не выдержав всего этого, бледный, выскочил на тюремный двор. Закурил сигарету. Сделал несколько глубоких затяжек и отшвырнул ее в сторону. Но тут же пожалел: не хотелось, чтобы подчиненные видели его в таком волнении и страхе. Капитан попытался улыбнуться.

— Пусть поют сегодня! — небрежно бросил он.

Унтер-офицер не поверил своим ушам. Он ждал упреков, ругани и даже наказания.

Эти слова окончательно сбили бедного унтера с толку. Он не ожидал столь неожиданного перехода и теперь стоял, раскрыв рот. Наконец унтер-офицер пришел в себя и даже что-то пролепетал в ответ.

— Послушайте! — подошел к нему капитан.

— Да, господин капитан!

— Когда придут машины, чтобы не было никакого шума! Никто не должен ни о чем даже догадываться. Понимаете? Только я и вы знаем об этом. Пока…

— Слушаюсь, господин капитан.

— Иначе…

— Как прикажете, господин капитан.

— Не забудь поставить побольше часовых у приюта. И чтобы сюда никто не проник в этот день! Понял? Никто!

Капитан повернулся к унтеру спиной, не желая больше слушать эти «слушаюсь» и «как прикажете».

Бросив взгляд на пароход, он опять забеспокоился: «Только бы все удалось. Тогда повышение, награды и, может быть, перевод в Рим…»

Капитан ускорил шаг. Но время… Как медленно тянется время! Оно будто остановилось.

 

5

Для Агрона в этот день время тоже как будто остановилось. Утренняя встреча с Петритом не выходила из головы. Прошло уже много времени, а щека все еще горела.

Трима на условленном месте пока не было, наверное, не вернулся с рыбалки. Агрон посидел на камне у дороги, а потом спустился к морю, где ребята гоняли мяч.

— Куда ты запропастился? — появилась перед ним Дрита. — Я тебя весь день ищу.

— Я ждал Трима. Он… — вяло оправдывался Агрон. Взгляд его был устремлен вверх, на дорогу, которая шла от моря.

— Я тебя для этого и ищу. На, возьми! — и она протянула листок бумаги, сложенный вчетверо и прошитый по углам ниткой.

— Нужно сегодня же доставить в тюрьму! — пояснила девочка.

— В тюрьму? Кто меня туда пустит?!

Дрита лукаво улыбнулась:

— Ты что, струсил?

— Я? — Агрон даже кулаки сжал.

— Ладно, успокойся, — смилостивилась Дрита. — Я знаю, что ты не трус. Это письмо кому нужно доставит в тюрьму кузнец. Трим поручил нам передать письмо ему. А уж он знает, как быть дальше. Только с этими разговорами мы и к кузнецу опоздаем.

— Побежали быстрее, — заспешил Агрон.

— Трим говорил, — уже на бегу тараторила Дрита, — чтобы мы были осторожны.

Они уже не могли бежать — дорога поднималась в гору. До кузнечной слободки было совсем близко. Шли молча. Каждый думал о своем. Полуденная жара усиливалась. Кое-где на окнах магазинов стали опускать жалюзи. Рассыльные мальчики обильно поливали водой мостовую перед витринами.

Из небольшой кофейни доносились крики игроков в трик-трак, голоса болельщиков, смех.

На повороте показалась повозка. Лошадь, которая была запряжена в нее, блестела от пота, еле передвигала ноги; глухо постукивали подковы по булыжникам мостовой. Завидев повозку, рассыльные мальчишки бросились в свои магазины. Через минуту они появились с ведрами мусора и отходов. Возница без устали щелкал кнутом, оповещая всех о своем прибытии.

Издалека доносился однообразный перезвон кузнечных молотов. По мере приближения эти металлические звуки становились все более громкими и отчетливыми.

Мостовая кончилась, и босые ноги ребят по щиколотку увязли в мягкой и теплой пыли — началась улица кузнечной слободки.

— Вон там, за углом, его дом, — сказал Агрон.

Они вошли в ворота с жестяной выгоревшей вывеской сверху, нырнули в узкий проход между двух стен и наконец выбрались в небольшой дворик. Сбоку прилепился приземистый дом, добротный, крепкий.

— Вроде никого.

— Не может быть?! — удивился Агрон.

Какое-то время они походили вокруг кузницы, но напрасно. Ее хозяин так и не появился.

— Что же делать?

— Трим ничего не сказал.

— А что, если самим пойти в тюрьму? — предложил Агрон.

— Скажешь тоже. Стены там знаешь какие высокие. Да еще сверху колючая проволока. У ворот стража.

— Трим точно ничего больше не говорил?

Дрита задумалась, смешно сморщив нос и потирая висок, будто искала решение какой-то очень трудной задачи.

— У-у-у! Чуть не забыла, — хлопнула она себя по лбу. — Он сказал… Он мне велел сказать кузнецу…

— Ты можешь быстрее? — рассердился Агрон.

— Это письмо кузнец должен передать заключенному из десятого окна, — выпалила Дрита.

— Так бы и говорила сразу! — обрадовался Агрон. — Идем быстрее!

У ворот тюрьмы друзья остановились.

— Значит, из десятого окна? — переспросил Агрон.

— Да, начиная от ворот.

— Высоко. Без рогатки не обойтись, — сказал Агрон, прикидывая расстояние до десятого окна. — Здесь поблизости живет мой приятель — Селё. Он хороший парень. Может, он чем поможет?

Друзья отправились на одну из глухих улиц неподалеку от тюрьмы. Пройдя несколько дворов, они вышли к маленькому домишку. Кругом не было ни души.

Неожиданно с громким лаем к ним подскочила маленькая собачонка. Агрон попытался ее приласкать.

Во двор выбежал мальчик, радостно улыбаясь.

— Селё, нам нужна рогатка, — обратился к нему Агрон, ничего не объясняя. — Есть у тебя?

Селё явно не ожидал такого вопроса. Он топтался растерянно, не зная, что сказать.

— Мне нужно для дела. Понимаешь? Для очень важного дела, — настаивал Агрон.

Дрита улыбнулась и хотела что-то добавить, но… Селё направился к дому. Через минуту он вышел с рогаткой в руке:

— Возьмите, я дарю вам это оружие, — серьезно сказал он.

Селё слышал, что в других городах, где улицы освещаются электричеством, юные мстители часто используют рогатки для стрельбы по лампочкам у итальянской комендатуры и солдатских казарм. Поэтому он и назвал ее «оружием».

— Возьмите и меня с собой, — попросил Селё.

Агрон взглянул на Дриту, будто спрашивая: «Ну что, возьмем его с собой?»

Дрита улыбнулась.

— Тут вот какое дело, — обратился он к Селё. — Необходимо забросить в тюрьму одно важное письмо. По-моему, это можно сделать с помощью рогатки. Как думаешь, сумеем?

Селё неуверенно пожал плечами:

— Но, если…

— Что если? — прервала его Дрита.

— Пойдем, посмотрим на месте, — предложил Селё.

Все вместе они снова отправились к тюрьме.

— Давайте отсюда. Здесь нас никто не увидит, — остановил их Селё возле стены, которая отделяла сады от тюремной дороги. — Которое окно?

— Десятое.

— Оно закрыто! — огорчилась Дрита.

— Подождем, пока откроется, — решил Агрон.

— А если оно никогда не откроется? — Дрита уже шмыгнула носом.

— Надо придумать что-то другое, — сказал рассудительный Селё. — Давайте думать.

Ребята замолчали. Лица их стали сосредоточенными.

Стоило кому-нибудь шевельнуться, остальные поворачивались к нему с надеждой. Но пока ничего стоящего никому в голову не приходило.

— А если забросить письмо в соседнюю камеру? — предложил Селё.

— Нет. Так нельзя! — запротестовал Агрон. — Мы же не знаем, кто в ней сидит.

— Может, забросим в соседнее окно записку и попросим в ней передать нашему из десятой камеры, чтобы он открыл окно и выглянул, — предложила Дрита. — Вот тогда и забросим ему письмо Трима.

План Дриты понравился. Возникал только вопрос: а вдруг в соседней камере находится плохой человек? Он не захочет передавать их просьбу узнику из десятой камеры. А еще хуже — позовет стражника и покажет их записку… Нет, так не годится.

— Вы читали письмо? — спросил Селё. Он обдумывал какое-то новое решение.

— Мы не имеем права его читать! — возразила Дрита.

— Я подумал… Может, оно написано условными словами, как и полагается у подпольщиков. Тогда мы сможем кричать эти слова, будто играем. И их услышит товарищ из десятого окна.

Эта мысль заставила ребят задуматься.

— Ну так как? — спросил Селё дрожащим голосом. — Распечатаем?

— Хорошо! Я согласна… — решилась Дрита. — Ведь у нас нет другого выхода, правда?

Агрон молчал, потом решительно махнул рукой: «Давайте!» Ребята быстро разорвали нитки и прочитали письмо несколько раз, но ничего не поняли. В нем было всего несколько слов: «Дорогой друг, пчел хотят увезти, мы подыскиваем новую пасеку. Время отправки сообщим».

— Нам непонятно, — решил Агрон, — ему понятно. Распределим предложения.

Через минуту ребята вылезли из кустов и с невозмутимым видом медленно пошли вдоль тюремной стены. Когда они поравнялись с десятым окном, Агрон, толкнув Селё, закричал весело:

— Дорогой друг, пчел хотят увезти!

— Мы подыскиваем новую пасеку! — закричал Селё и отвесил Агрону изрядный тумак.

— Время отправки сообщим! — засмеялась Дрита, глядя на мальчиков.

Они несколько раз повторяли свою «игру».

Во дворе тюрьмы раздались крики и брань. Забегали люди, начали греметь засовы. Неужели ничего не получится?

Вдруг десятое окно открылось, и за решеткой показалось лицо заключенного. Окошко было маленьким, поэтому всего лица не было видно. К тому же железная решетка разделяла его на несколько квадратов.

— Дорогой друг! — прямо завопил Агрон. — Пчел хотят увезти!

— Мы подыскиваем новую пасеку! — пробасил Селё так, что даже в горле запершило.

— Время отправки сообщим! — завизжала Дрита и захлопала в ладоши.

Над стеной показалась голова разъяренного карабинера. Заключенный быстро закрыл створки.

Ребята растерялись. Ноги как будто приросли к земле. Вдруг окно приоткрылось, и человек сделал знак, чтобы ребята уходили. Они не заставили себя ждать: дружный топот босых ног раздался по дороге.

— Он все понял! — прокричал Селё, когда ребята были уже далеко от тюрьмы.

 

6

Агрон шел, опустив голову. Слова Трима, только что сказанные мальчику, больно ранили его самолюбие.

«Сам виноват!» — думала Дрита, идя рядом.

И правда. Почему Агрон поступил именно так? Обычно он беспрекословно выполнял все поручения Трима, а в этот раз уперся, как осел. Такого еще не было. Но все по порядку.

Часа через два после событий у тюрьмы ребята встретились с Тримом — он сам разыскал их на берегу моря. Агрон рассказал ему о том, каким образом заключенному из десятой камеры было передано содержание письма. Потом Агрон поведал Триму во всех подробностях о встрече с Петритом, о неожиданной оплеухе, которую он получил от друга в магазине. Трим задумался. Очень его обеспокоило это сообщение: «Не случилось ли чего с Петритом? Не мог же он ударить Агрона без всяких на то причин».

— Иди к Петриту, поговори с ним. Там что-то произошло. Только будь осторожен! — сказал он.

— С ним говорить не буду! — вспыхнул Агрон. — Глаза б мои его не видели!

Сначала Трим советовал, убеждал, как это делал обычно. Но все было напрасно. Агрон стоял на своем: «Не пойду!»

— Хватит! — не выдержал наконец Трим. — Мы здесь не в бирюльки играем! Это приказ! Мы должны знать, что происходит в приюте. Понятно? Идите к приюту с Дритой!

Никогда еще ребята не видели его таким. Обычно Трим разговаривал спокойно и терпеливо. Но чтобы так…

«Ох уж этот Агрон!» — думала Дрита, уже шагая рядом с понурым другом. Она злилась и жалела его.

— Агрон! — послышался знакомый голос.

Друзья обернулись. К ним спешил Селё.

— Куда идете?

— В приют.

— И я с вами.

— Хорошо, пойдем! — согласился Агрон. Он был рад этой неожиданной встрече. Агрон решил, что сам он не будет разговаривать с Петритом, а попросит сделать это Селё.

Ребята остановились, раздумывая, куда идти сначала.

— Дрита, отнеси записку кузнецу, — попросил Агрон. — Мы подождем здесь.

Трим для большей уверенности попросил ребят передать кузнецу еще одно письмо. Его-то и побежала относить Дрита.

Глядя ей вслед, Селё спросил:

— Сестра?

— Нет, родственница, — ответил Агрон и почему-то смутился.

Мимо них проковылял нищий. Следом за ним шел полицейский. Доносились крики разносчика: «Халва! Халва! Свежая халва! Сладкая халва! Покупайте халву!»

— Отважная она, — с уважением сказал Селё.

Агрон ничего не ответил. Он наблюдал за жандармом, который вошел в мясную лавку. Через минуту жандарм появился, держа под мышкой конфискованный окорок.

Дрита подбежала к мальчикам. Лицо девочки зарумянилось от быстрого бега, а глаза озорно блестели.

— Ну, чего встали? Догоняйте! — Она хлопнула Агрона по спине и со смехом побежала к приюту. Агрон за ней. Так, играя в пятнашки, друзья добежали до приюта.

Каково же было их изумление, когда, помимо карабинера у ворот, они увидели еще одного, спокойно расхаживавшего у перекрестка. Теперь о том, чтобы незаметно пробраться в приют, и думать было нечего.

— Что же делать? — с отчаянием спросила Дрита.

Агрон и Селё переглянулись.

На соседней улице ребятишки запустили сразу три воздушных змея. Покачивая хвостами, они медленно набирали высоту.

— А что если… — начал Селё, Агрон и Дрита с надеждой посмотрели на товарища. — Попробовать доставить записку Петриту на воздушном змее?

— Вот это да! Молодчина! — обрадовался Агрон.

— А где взять змея? — спросила Дрита.

— Это поручите мне! — Селё вскочил. — Ждите меня здесь. Я всех ребят с этих улиц знаю!

Через десять минут Селё вернулся со змеем:

— Вот и рогатка пригодилась. Честный обмен.

Записку Агрон наклеил на внутренней стороне змея, ближе к хвосту. В ней было написано: «Дорогой брат Петрит, почему ударил? Почему шел с ним? Беспокоимся».

«Как-то он будет вести себя в воздухе?» — волновались ребята, пока несли змея к ограде приюта.

Змей сразу же взмыл вверх и стал набирать высоту. Как ни пытался Агрон подтянуть его к приютским окнам, ничего не получалось. Змей упорно рвался в высоту.

— Плохо дело, — вздохнул Агрон.

Селё молчал. Он взял из его рук бечевку и стал быстро скручивать.

— Что ты делаешь? — удивился Агрон.

— Он слишком легкий! Нужно добавить немного груза.

Мальчики быстро прилепили несколько бумажек к хвосту и утяжелили основание.

— Кажется, теперь лучше. Попробуем еще раз, но теперь по ветру, — сказал Агрон.

Они подошли к приютскому саду с подветренной стороны. Агрон держал змея, а Селё, быстро высвобождая бечевку, побежал в противоположную сторону. Когда бечевка натянулась как струна, Агрон выпустил змея, и он стал набирать высоту. Ребята с беспокойством ждали: приблизится их почтарь к окнам приюта или нет?

— Еще, еще немного! Опусти веревку! Опусти! — волновался Агрон.

— Я опустил ее до самой земли. Некуда больше! — ответил Селё.

— Еще немножечко, Селё! Видишь, он уже опускается! — махала рукой Дрита, которая для наблюдения за улицей взобралась на дерево.

Казалось, змей уже приблизился к окну, но неожиданно вновь взмыл вверх. Ребята подтянули веревку, но, как назло, он еще дальше отлетел от окна.

Дрита, следившая с дерева за карабинерами, переживала не меньше ребят.

— Знаешь что? — услышала она снизу голос Агрона. — Ты его сначала подтяни вниз, а потом быстро отпускай.

Все это было сказано таким торжественным тоном, будто он открыл новый закон физики. Селё в точности выполнил совет друга. Змей поднялся немного вверх, вильнул в сторону, потом стал быстро опускаться, пока не ударился в стену чуть выше окна, из которого уже выглядывали приютские ребята и среди них Петрит. Он давно разгадал план друзей и теперь пытался поймать змея из окна. Но безуспешно. Воздушный почтальон стремительно рванулся вверх, оставив в руке Петрита несколько разноцветных бумажек от хвоста. Отшвырнув их, Петрит сделал знак, чтобы ребята немного подождали, но Агрон понял его совсем по-другому:

— Кажется, кто-то идет! Прячьтесь!

— Тебе не стыдно? Сам прячься, если боишься, — рассердилась Дрита. — На улице никого нет. Я же вижу.

Еще минута, и друзья поссорились бы. К счастью, подошел Селё:

— Смотрите, что он придумал.

— Вот здорово! — обрадовалась Дрита.

Ребята с волнением следили за Петритом, который, подобно цирковому акробату, ловко взобрался на крышу.

На этот раз змей легко нашел дорогу. Еще минута, и он забился в руках Петрита. Мальчик не задержался с ответом, и воздушный почтальон гордо взмыл ввысь. Селё натянул бечевку, но змей и не думал спускаться. Ребята не сердились на него: змей заслужил этот победный полет.

Покачав хвостом, он сделал вираж и начал медленно снижаться. На его основании проволокой была прикреплена записка:

«Агрон, брат мой! Не сердись. Не было выхода. Они посылали меня за сигаретами. Следом надзиратель Джовани. Тогда я и ударил тебя, чтобы он не понял, что мы знакомы. Директор говорит, что скоро нас повезут в Италию. Что делать? Ждем».

И уже через час эта записка была в руках Трима.

 

7

Солнце клонилось к закату, прямые, уже нежаркие лучи били в тюремные окна. Заключенный десятой одиночной камеры ходил из угла в угол. Он вновь и вновь думал над словами, переданными ему ребятами. Итак, очевидно, скоро. Только бы узнать точное время.

«Два дня нас не выводили на прогулку во двор тюрьмы, — думал заключенный. — Два дня капитан выдерживал характер, наказав нас за песни. А может быть, это вовсе не наказание? Может быть, капитан перед отправкой на пароход боится выводить всех вместе? Значит, скоро, совсем скоро! Но когда? Время отправки сообщим», — вспомнил он.

Заключенный подошел к стене, которая отделяла его камеру от камеры соседа справа, прислушался, все ли спокойно, и начал что-то выстукивать.

Через некоторое время сосед ответил: ждет указаний.

«Самое главное — день и час», — думал узник десятой камеры.

В это время по длинному тюремному коридору кто-то шел. Он останавливался перед каждой камерой, поднимал глазок на двери: все ли в порядке?

Возле камеры № 10 человек задержался чуть дольше, чем у других.

Заключенный вздрогнул от еле уловимого шороха и обернулся — под дверью лежал комочек серой бумаги.

Заключенный развернул записку. В ней говорилось:

«Дорогой друг! Пчел хотят увезти. Мы подыскиваем новую пасеку. Время отправки сообщим».

И было приписано другим, торопливым почерком:

«Отправка завтра ночью в двенадцать часов».

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 

1

Начинался третий день непрошеного визита черного парохода к берегам маленького албанского городка. Внешне казалось, что жизнь катится по привычному руслу; в которое загнал ее режим фашистской оккупации.

Но невероятные события назревали исподволь…

Итак, известно: пришел итальянский пароход, чтобы увезти детей из приюта. Так думают жители города, так считают приютские ребята. Эту версию всячески поддерживают капитан карабинеров и директор приюта. Дети в приюте ведут себя мужественно и сплоченно: им известно, что их не оставят в беде, о них думают, они делают то, что им поручено через Петрита старшими товарищами: шумно протестуют против отправки в Италию.

Оккупанты и мысли не допускают, что их план известен городскому подполью, партизанскому отряду в горах, нескольким заключенным в тюрьме.

Капитан разрабатывает операцию вывоза заключенных из тюрьмы и погрузки их на пароход. Свою операцию разрабатывают и албанские патриоты.

Очень важно, чтобы правильно вели себя приютские ребята. Еще вчера вечером у Трима возник новый план, цель которого — отвести опасность от Петрита…

 

2

Всю ночь Селё не сомкнул глаз: он думал и думал о задании, которое ему поручил Трим. Ведь это было первое в его жизни серьезное взрослое поручение.

Еще не совсем рассвело, а Селё уже расхаживал по базарной площади. Жалюзи лавок были плотно закрыты. Где-то сонно покашливал сторож.

Из головы мальчика не выходила одна мысль: «Примет или нет?»

Селё сел на каменный порог лавчонки и стал терпеливо ждать. Одно за другим со скрежетом поднимались жалюзи соседних лавок и магазинчиков. Базарная площадь постепенно оживала. Пришел наконец и хозяин лавчонки, у которой сидел Селё. Не обращая внимания на мальчика, он начал открывать витрину. Селё бросился ему помогать. Так вдвоем они и подняли деревянное жалюзи. Хозяин оценил сноровку мальца и улыбнулся.

— Дайте мне ведро. Я вымою мостовую перед витриной, — попросил Селё и вошел в магазин вслед за хозяином.

Тот удивленно повернул голову.

— А за того ли ты меня принимаешь, мой мальчик?

— Знаете… Я давно заметил, — затараторил Селё. — У всех работают рассыльные, служащие. Господин же не имеет, и я подумал…

— Спасибо! Но у меня нет такой возможности. Понимаешь?

Селё задумался. Постояв некоторое время, он попросил снова:

— Только за обед буду работать, ничего больше…

Теперь, наморщив лоб, размышлял торговец. От удивления он даже перестал расставлять бутылки на полке около прилавка: «Странный парень: работать почти задаром…»

— Я буду не только мыть пол и окна. Я могу делать все, что захотите, господин. Могу товар продавать солдатам. У мамы нас много, господин…

Хозяин размышлял. Значит, голод гонит. Зачем упускать случай. Уж слишком исполнительный мальчонка попался.

— Испытайте меня хотя бы неделю. Если подойду, оставите.

Торговец посмотрел на мальчика наивнимательнейшим образом, как будто перед ним стоял козленок, которого он собирался купить.

— За работу я хочу кусок хлеба и немного творога, — упрашивал Селё.

— Ну ладно! — согласился наконец хозяин. — Начинай! Бери ведро. Только завтра пришли ко мне мать. Хочу поговорить с ней.

— Слушаюсь! — выпалил Селё, готовый в этот момент чуть ли не плясать от радости, и принялся за работу.

Он вымыл мостовую перед витриной, натер до блеска вывеску, которая неизвестно когда мылась в последний раз.

На противоположном углу появился Агрон. Он не спеша, с независимым видом прошелся мимо лавки, насвистывая что-то веселое. Как только глаза мальчиков встретились, Агрон подмигнул: «Вижу, мол, все в порядке» — и затерялся в толпе.

— О-о, господин Асаф, ты обзавелся помощником, — в голосе продавца напитков, который проходил мимо, чувствовалось удивление и зависть.

Асаф, торговец, принявший на работу Селё, сделал вид, будто не расслышал этих слов.

— Что еще, мой господин? — спросил Селё хозяина.

— Ступай и принеси мне чашку кофе!

— Бегу, мой господин! — ответил мальчик и скрылся.

Хозяин самодовольно развалился в кресле у прилавка: он чувствовал себя весьма значительной персоной. За всю свою жизнь Асаф никогда не имел ни рассыльного, ни подручного. И вот этот день настал. Его мечта исполнилась.

— Пожалуйста, пачку сигарет! — прервал его приятные мысли настойчивый голос покупателя. Это был Петрит, которого Джовани вновь послал за сигаретами для директора.

Хозяину не хотелось подниматься и нарушать тем самым радостный настрой этого утра.

— Пожалуйста, пачку «Диаманта», — повторил Петрит нетерпеливо.

— Мальчик! — крикнул торговец. — Где ты там? Обслужи!

— Минуточку, сейчас подам! — поклонился Селё, который успел вернуться с чашкой кофе и стаканом холодной воды на подносе. — Пожалуйста, господин! — поклонился мальчик и поставил перед хозяином сначала стакан воды, а потом чашечку кофе.

Затем с достоинством зашел за прилавок.

Петрит между тем думал: «Значит, правильно. Именно эта лавка. Вчера у приюта этот мальчик был с Агроном и Дритой».

Только что, выйдя из приютских ворот, он увидел на противоположной стороне улицы Дриту. Она, не глядя на него, крикнула: «Лавка напротив торговца сладостями!» — и убежала: в воротах уже стоял Джовани.

— Заходите к нам за покупками, пожалуйста. У нас очень большой выбор товаров. Есть не только сигареты. — Понизив голос, чтобы не слышал хозяин, Селё добавил: — Осторожно! Тот пес напротив в лавке.

Петрит только подивился ловкости рассыльного, который сунул ему маленький клочок бумаги.

— Мальчик! — послышался голос хозяина.

— Да, господин! — услужливо подскочил рассыльный.

— Я доволен! На отнеси!

Селё взял поднос, осторожно поставил на него стакан и чашку. Хозяин положил деньги. В это время Петрит направился к двери. Селё поспешил за ним. Пробегая мимо, он успел бросить:

— Связь будешь держать только со мной. Это приказ Трима. — И быстро побежал в кофейню. Оттуда сквозь табачный дым он сумел разглядеть масляную физиономию надзирателя Джовани, который вышел из лавки и стал искать глазами Петрита.

…Только в приюте Петрит прочитал записку. В ней говорилось: «О вас думают. Все будет хорошо. Возможны провокации. Не поддавайтесь. Больше протестуйте и шумите. Т.».

«Т. — это Трим», — догадался Петрит.

 

3

Агрон и Дрита нетерпеливо поглядывали на дорогу. Неподалеку расположился дядя Хюсен, отец Трима. Он молча посасывал трубку и о чем-то сосредоточенно думал.

На повороте показалась повозка мусорщика. Рядом с возницей сидел худощавый паренек года на два старше Агрона.

— Заставляете ждать! — поднялся им навстречу дядя Хюсен. — Уж слишком вы опаздываете.

— Доброе дело требует времени, дядя Хюсен. Кажется, так ты говоришь? — улыбнулся худощавый.

— К тому же ты знаешь, рисковать нельзя, — сказал возница. — Пока убедились, что нет хвоста…

— Ладно, ладно! — проворчал старик. Было видно, что он начинает сердиться.

Повозка подъехала к самому берегу. Общими усилиями приехавшие сбросили мусор, а затем сняли мешок и осторожно опустили его на землю. Судя по всему, он был тяжелым. Возница отвел в сторону повозку, а остальные все с теми же предосторожностями перенесли мешок в лодку и закидали рыболовными снастями.

— Эй! А вы чего ждете? — крикнул дядя Хюсен.

Агрон и Дрита быстро забрались в лодку.

— Чертовски не хочется оставлять вас одних, — вздохнул возница.

Худощавый развел руками и улыбнулся:

— Ничего, Я думаю, ты тут не будешь скучать без дела.

Они обнялись.

Не выдержав, дядя Хюсен поднялся:

— Долго вы будете целоваться? Пора ехать!

Он достал весла и медленно опустил их в воду. Все это время он так дымил своей трубкой, что издали лодку можно было принять за маленький пароход.

Худощавый прыгнул в лодку, и она отчалила. Позади оставался город, а впереди расстилалась черная гладь моря.

— Чего ждешь? — проворчал старик, обращаясь к юноше. — Готовься опускать сеть! А вы помогите ему! — обернулся он к ребятам. — Ваша задача в этом и заключается: выехали на работу, помогаете немощному старику.

«Как он управляется со всем этим?» — подумала Дрита, рассматривая снасти.

Лодка резала волны. Старик, ни на минуту не выпуская трубки изо рта, подруливал задним веслом.

— Куда вышла, проклятая! — выругался старик.

Прямо перед ними появился сторожевой катер. Худощавый поднялся и начал потихоньку опускать сеть. «Пиф! Пиф!» — падали с легким всплеском грузила.

— Прикройте мешок! — бросил он через плечо, незаметно наблюдая за приближающимся катером.

Руки ребят наткнулись на что-то твердое и холодное. Странный предмет под мешком занимал их теперь куда больше, чем итальянский катер, который подходил к лодке все ближе.

— Внимание, дядя Хюсен!

— Смотри сам! — бросил старик.

Худощавый приветственно помахал морякам, собравшимся у борта катера.

— За рыбой! Уж очень разыгралась она сегодня, — поспешил он объяснить итальянцам-патрульным.

— Почему в лодке девочка? — крикнули в рупор.

Дрита широко улыбнулась.

— Я его внучка, — показала она на старика. — Тоже учусь ловить рыбу! Интересно!

«Не растерялась!» — с гордостью подумал Агрон.

Вновь заработал мотор, и катер с шумом стал отходить. Сделав круг, он исчез. Юноша сел на дно лодки и не мог выговорить ни слова, руки его дрожали.

— Собаки! Пиявки чертовы! — выругался дядя Хюсен и погрозил вслед катеру кулаком.

 

4

Целый день у Петрита Рыло приподнятое настроение. Неожиданная встреча с Селё и письмо, переданное им, не выходили из головы.

«Они думают о нас, — быстро летели мысли. — Только не совсем понятно, зачем надо больше шуметь и протестовать…»

И тут его вызвал к себе Джовани, обняв за плечи, привел в свою комнату, предложил шоколад, галеты, персики… Но кусок не лез в горло. Петрит чувствовал себя неловко от такой странной обходительности надзирателя.

«Опять что-то замышляет», — думал мальчик.

Джовани, будто разгадав его мысли, достал из толстого бумажника пачку фотографий.

— Мой сын, — подал он одну из них. — Как ты. Такой же черноволосый.

«Определенно он от меня что-то хочет, — думал Петрит. — И вообще подозрительный человек. Итальянец, а по-албански говорит совсем чисто».

И мальчик, рассматривая фотографию, спросил:

— Где вы так хорошо научились говорить по-албански?

— А я албанец. Из Калабрии, — без запинки ответил надзиратель. — Ты похож на моего сына. — Джовани приблизил к себе мальчика и погладил по голове.

Петрит почувствовал некоторое смятение: «Может, он не такой уж и плохой? Не напоминаю ли я ему действительно сына?»

— Бери, малыш! — пододвинул Джовани шоколад. — Ешь!

Петрит отломил кусочек. Надзиратель улыбнулся и сунул ему в руки всю плитку.

— Бери! Бери! Я купил это для тебя.

Петрит положил шоколад в карман. Палец коснулся письма Трима. Оно будто ужалило мальчика: «Почему Джовани заговорил об этом только сейчас? Ведь он уже два года, как приехал… Шпион! Он просто шпион!»

Кто-то постучал в дверь.

— Господин Джовани, вас спрашивает по телефону господин капитан.

— Пусть подождет! — бросил надзиратель небрежно. Повернувшись к Петриту, он добавил: — Будет опять пилить за наши дела.

— Почему?

— Да поругался я с этим чертовым карабинером. Расшумелся: зачем тебя выпускаю.

— Очень сожалею, если у вас будут из-за меня неприятности, — сказал Петрит.

— Кстати, — спросил Джовани, поднимаясь со стула, — у тебя есть друзья в городе? Мы бы могли к ним сходить вместе. Впрочем, мы еще об этом поговорим. Ведь этот капитан ждет у телефона.

Они вышли вдвоем.

«Теперь понятны все его уловки, — подумал Петрит, спускаясь по лестнице. — Господин надзиратель решил сделать меня послушным, а возможно, что-то заподозрил. Нужно написать обо всем Триму. Но пошлет ли он меня еще за сигаретами? Не запретит ли ему капитан?»

С этими мыслями он и вышел во двор. У товарищей никаких новостей не было. Они лежали на траве и играли в ножички.

— Вот и Петрит пришел!

— Где пропадал? — послышались голоса.

— Он был у надзирателя, — сказал кто-то.

Некоторые ребята посмотрели на него с недоверием.

Петрит вполне понимал их. «Они начинают во мне сомневаться, — думал он. — Это должно было случиться. Они правы, Ежедневно я свободно выхожу на улицу. Джовани на глазах у всех зазывает меня в гости. Что делать? Сказать им всю правду, чтобы они верили мне, как раньше? Или…»

Он опустил руку в карман. Шоколад, который успел расплавиться, испачкал руки.

— Вы что, перестали мне верить? — спросил он наконец.

Ребята промолчали.

— А ты нам доверяешь? — нарушил это тягостное молчание темноволосый мальчик. — Я ухожу! — И он поднялся.

— Подожди! — остановил его Петрит.

— Ты хочешь нам что-нибудь сообщить? — насмешливо спросил темноволосый.

Петрит смотрел на ребят: здесь были те, на кого можно полностью положиться.

«У меня нет другого пути!» — подумал Петрит и достал письмо Трима.

— Вот зачем я хожу в город! — сказал он.

Наступила напряженная тишина.

И в этой тишине Петрит шепотом прочитал записку.

— А зачем больше шуметь и протестовать? — спросил кто-то.

— И что значит «не поддаваться на провокации»? — спросил еще кто-то.

— Не знаю, — честно признался Петрит. — Знаю одно: мы будем делать, что нам приказывают коммунисты!

Через некоторое время приютский сад огласили дружные крики:

— Не хотим ехать в Италию!

— Не хо-тим! Не хотим! Не хотим!

 

5

Был уже вечер. Спрятавшись между камней, Трим ждал появления лодки. Он ждал давно и нервничал. Из своего убежища Трим не видел ни встречи лодки со сторожевым катером, ни «рыбалки», которую пришлось устроить худощавому.

Очертания парохода едва проступали в темноте. Он по-прежнему не был освещен. Луна спряталась где-то за облаками. Изредка сквозь небольшие разрывы просачивался ее бледный свет.

Но вот послышались тихие всплески. Трим напряг зрение: «Кажется, что-то движется». Медленно, со всеми предосторожностями он стал пробираться вниз, на всякий случай вынул из кармана пистолет и держал его наготове. Приблизившись к берегу, Трим осмотрелся и прислушался. Сомнений не было: кто-то приближался на лодке.

«Они!» — подумал Трим и крикнул, подражая птице.

Другая птица ответила снизу. «Прибыли!» — облегченно вздохнул Трим.

Маленькая лодка подошла к берегу и закачалась на волнах.

— Поспешите! Столько времени потеряли! — послышался голос дяди Хюсена.

Трим был уже возле лодки. Общими усилиями они осторожно сняли с лодки мешок и опустили на мелкую гальку.

— Оставим здесь, у камня, — предложил Трим. — Опоздали вы очень. Море уже закрыто для рыбаков. Как же возвращаться?

— Ты же знаешь, что я должен быть в городе, — повернулся к нему отец.

— Знаю…

— Сделаем так: я пойду один. Проберусь. Море для меня — что дом родной. А вот ими рисковать нельзя. — Дядюшка Хюсен повернулся к Агрону и Дрите: — Придется им оставаться с вами. Другого выхода нет. Я постараюсь сообщить их родителям, что они в безопасном месте.

— Что же, раз другого выхода нет… — сказал Трим.

Слушая этот разговор, Агрон и Дрита в темноте сжали друг другу руки: значит, они проведут ночь вместе с подпольщиками, а может быть, будут участвовать в сегодняшней операции.

— Поезжай, отец! — решительно сказал Трим и добавил совсем тихо: — Будь осторожен.

Чуть солоноватый ветер порывисто дул с моря. Он упруго пробегал по зарослям камыша, освежал разгоряченное лицо Трима. Не касался он только толстых прибрежных камышинок, у которых лежал мешок со странным предметом. Можно было подумать, что ветер опасается этого прикосновения…

Однако Трима этот предмет не пугал. Без всяких предосторожностей он бросил на него свою куртку.

Все молчали. Изредка только слышались отдаленные всплески: не то рыба выпрыгивала из воды, не то весла лодки дяди Хюсена неосторожно ударяли о волну.

Агрон повернулся спиной к Триму и смотрел на море. Но в такой темноте трудно было что-либо различить.

И тут все одновременно услышали шаги. Кто-то приближался. Трим снова прокричал птицей. Последовал условный ответ.

Трим сказал обрадованно:

— Кажется, Астрит.

Да, это был Астрит — ровесник Трима.

Он присел на камень и тихо сказал:

— Везде патрули. Еле добрался.

— Ну? — нетерпеливо спросил Трим.

— Время стало известно… — Астрит покосился на Дриту и Агрона.

— Не беспокойся, — сказал Трим. — Это наши ребята.

— Погрузка в машины в двенадцать часов. Значит, на перевале они будут около часа ночи…

Яркий луч прожектора вспыхнул на пароходе и пополз по берегу, медленно скользя по острым вершинам скал, прощупывая метр за метром.

— Ложитесь! — приказал Трим, и все попрятались за камни.

Луч прожектора шарил между камнями, проникал в расщелины, освещал все вокруг. Временами он перекидывался на спящий город.

— Неужели заметили? — забеспокоился Астрит.

— Не думаю… — прошептал Трим. — Должно быть, от страха. Хуже, если что-то подозревают.

Мигнув на прощание огненным глазом, прожектор наконец погас. Все опять погрузилось в темноту.

Подождав немного, Трим поднялся. За ним начали подниматься и другие. Астрит достал пистолет. Откуда-то из темноты вынырнул худощавый и сказал:

— Кто-то идет там, внизу.

Действительно, теперь отчетливо слышались шаги.

Все замерли. Трим снял предохранитель на пистолете.

Раздался условный крик.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Трим. — Это Кристать.

Худощавый первым заметил Кристатя и подал голос.

— За мной следили, — сказал Кристать, еле переводя дух. — С трудом ушел. Патрули на каждом шагу…

— Садись, Пристать! — прервал его Трим. — Отдышись.

Устроившись на камне, гость осмотрелся. Он не мог скрыть удивления, когда заметил среди подпольщиков Агрона и Дриту. Но спросить не решился: вероятно, дети были здесь с согласия Трима.

Так молча все сидели еще некоторое время, чтобы убедиться, что Пристать не привел хвоста. Тишина наполнила округу; нарушал ее только шум волн, набегавших на берег.

— Агрон, Дрита! — прервал молчание Трим.

Ребята подвинулись ближе к своему вожаку.

— Коль уж вы здесь, то нечего сидеть сложа руки. Не так ли?

Ребята согласно закивали, Они пока еще не совсем понимали смысл слов Трима, но были готовы выполнить любой его приказ.

— Ты, Агрон, будешь смотреть за этой стороной, за дорогой от города, а ты, Дрита, наблюдай сверху. Понятно?

— Понятно! — разом ответили ребята.

Луна, прятавшаяся до сих пор за облаками, вынырнула и поплыла в черной прогалине неба. На какое-то время море, прибрежные скалы и часть города озарились ее серебристым светом. Но вот облака вновь поглотили ее, и все мгновенно утонуло в плотной темноте. Пак ни всматривались ребята, ничего не было видно вокруг. Вся надежда была на слух.

Где-то справа раздался едва уловимый шорох, как будто кто-то наступил на камень и камень покатился вниз. Агрон напрягся. Сердце готово было выскочить из груди. Мальчик пододвинул поближе острый камень, ведь другого оружия у него не было.

«Вот бы сейчас ружье, наган или, хотя бы, маленькую гранату…» — подумал он с сожалением.

Шум больше не повторился. Все было спокойно. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и Агрон начал различать отдельные предметы.

В это время Трим обсуждал с товарищами детали предстоящей операции.

— Самое главное, — говорил Трим, — время. Тут не должно быть просчета и на десять минут. Мина должна взорваться только после того, как машины пройдут перевал и мост… Сколько сейчас времени?

Астрит взглянул на наручные часы со светящимся циферблатом:

— Без двадцати десять.

— Ложись! — приказал Трим.

Яркий луч прожектора вновь заскользил по берегу, приближаясь к камням, за которыми укрылись подпольщики.

— Пора действовать! — сказал Трим. — Времени у нас не так уж много. Астрит и ты, — обратился он к худощавому, — останетесь здесь. А мы с Кристатем установим мину.

Астрит возразил:

— Может, пойти мне с Кристатем. Ведь лучше меня никто не плавает.

Худощавый хотел сказать то же самое, но Трим остановил его движением руки:

— Все мы не прочь помериться силами с этим пароходом. Каждому это по плечу. Но мне доверили командовать операцией, верно? Значит, и ответственность прежде всего на мне.

Все стали осторожно спускаться к морю.

Опять из-за облаков выглянула луна…

 

6

Наступил час ужина. Из маленького окошечка, соединявшего столовую с кухней, шел аппетитный запах пищи. Темноволосый, сидевший около Петрита, сглотнул слюну. В ту же минуту он ощутил в животе пустоту. Есть хотелось всегда, но сегодня особенно. Ждать долго не пришлось. Дежурные разнесли миски с супом. Запах дразнил детей. Особенно трудно было малышам. В другой раз они бы мгновенно накинулись на еду. Но сегодня никто не прикоснулся ни к супу, ни к хлебу. Не веря своим глазам, надзиратель Джовани вышел из столовой. По скрипучим ступенькам он поднялся на второй этаж и вошел в кабинет директора. Начальник лениво перелистывал какой-то военный журнал. Не скрывая тревоги, Джовани рассказал о случившемся в столовой.

— Обо всем этом необходимо срочно сообщить капитану, — заключил Джовани и поднял телефонную трубку.

— Господин капитан, я должен вас проинформировать… — начал он осторожно. Коротко доложил о происходящем. — Очень хорошо, мы вас ждем, — с облегчением вздохнул надзиратель и положил трубку.

Снизу послышался шум. Директор приоткрыл дверь и выглянул. Из столовой выходили дети и возбужденно смеялись.

— Спустись скорей! Они, кажется, что-то задумали! — заволновался директор.

Джовани сбежал вниз. В столовой было пусто. Суп и хлеб стояли на столах нетронутыми.

«Лучше подождать капитана», — подумал надзиратель и вышел.

Скоро к воротам приюта подкатила машина, из нее выскочил капитан. Во дворе нетерпеливо поджидали его директор и Джовани. При появлении капитана Джовани затряс звонком, созывая ребят на построение. Но никто из них не обратил на это внимания. Дети толпой стояли в отдалении.

Директор позеленел от злости, а надзиратель еще сильнее затряс звонком. Первым не выдержал капитан. Он подошел к детям и, еле сдерживая злость, спросил:

— Вы что, не слышите звонка?

Ответа не последовало.

— Вас кто-нибудь обидел?

— Почему нас держат под стражей, как заключенных? — крикнул темноволосый.

— Подойди ближе! Я не вижу, кто там говорит.

Темноволосый попытался выйти вперед, но Петрит схватил его за руку и остановил.

А из толпы снова раздался чей-то тонкий, звенящий голосок:

— Уберите охрану! Мы не заключенные!

Капитан растерялся. Он открыл рот, чтобы… но дети повернулись и разошлись, оставив его одного. Он стоял на месте и сжимал кулаки от ярости.

— Не дети, а сущие дьяволята! — выругался директор.

— Пусть идут спать голодными! — прошипел капитан. — У меня нет времени возиться с ними.

Повернувшись к директору и надзирателю, он раздраженно добавил:

— А вы тоже хороши. Распустили оборванцев! — Повернувшись резко, он ушел, не попрощавшись.

Скоро весь приют погрузился в сон.

Этого только и ждал Петрит — ведь предстояло выполнить еще с утра намеченный план. Он подошел к темноволосому и потряс его за плечо.

— Э-э! Ну чего, чего! — забормотал тот спросонья и повернулся на другой бок — он умел засыпать мгновенно.

— Вставай! Забыл, о чем говорили сегодня? — прошептал ему в самое ухо Петрит. — Лучшего времени не придумаешь — ведь он ушел!

Темноволосый мигом вскочил.

Вместе они подошли к двери. Она, как обычно, заскрипела. Ребята замерли. Кругом было тихо.

— Закрывать не будем, а то опять заскрипит, — прошептал Петрит и направился к лестнице.

Осторожно ступая, они на цыпочках подкрались к комнате надзирателя Джовани. Дверь была закрыта. Темноволосый достал связку ключей и стал подбирать. Первый ключ не подошел. Второй… Третий… Четвертый… Наконец дверь открылась.

Темноволосый хотел первым войти в комнату, но Петрит остановил его и исчез в комнате. Сделав несколько шагов, Петрит остановился и зажег спичку. Окна были плотно зашторены. Он успокоился и зажег лампу, которая стояла посередине стола.

— Все спокойно! — прошептал темноволосый и закрыл дверь изнутри.

— Где он может быть? — спросил Петрит. — Как ты думаешь?

— Посмотри в тумбочке около кровати.

— Здесь нет, — прошептал Петрит, обыскивая тумбочку.

— Может, под подушкой?

— Вот он! — обрадовался Петрит, достав из-под стопки газет револьвер, и засунул оружие в карман. Погладил его вороненое дуло.

Темноволосый нагнулся в надежде найти еще один. Перебирая книги, он нечаянно уронил одну из них. На пол посыпались фотографии.

— Вот это да! — удивился мальчик.

На фотографиях надзиратель Джовани был изображен в офицерской форме, точно такой, как у капитана.

Ребята переглянулись.

— Давай-ка посмотрим, что тут у него еще? — сказал Петрит, выдвигая ящики стола. В одном из них поверх всяких вещей ребята обнаружили лист бумаги, исписанный крупными буквами по-итальянски. Похоже, что запись обрывалась на полуслове…

Вот когда пригодились мальчикам уроки итальянского языка! С трудом переводили они фразу за фразой:

«Господин капитан!

Ваши предположения оправдываются. Безусловно, приют связан с подпольем. Я выследил Петрита Шкэмби, который у детей заводила. В городе он связан с Селё, который, вероятно, знаком с кузнецом, заподозренным в связи с городским подпольем. Вы говорили, что подозреваете кузнеца тоже. Уверен, что вы правы. Тут существует прямая связь: Петрит — Селё — кузнец. Предлагаю взять всех троих, а уж заговорить мы их заставим. Считаю, что…»

— Он не дописал, наверно, спешил, — прошептал Петрит. — Все пронюхал, собака!

— Тебе надо немедленно уходить! — заволновался черноволосый.

— А куда?

— К партизанам!

— Прежде всего, — заспешил Петрит, — надо предупредить Селё и кузнеца! Пока не поздно… Ты остаешься здесь за меня. В случае необходимости все объясни ребятам.

— Хорошо…

— Теперь ты отвечаешь за всех ребят.

— Договорились. Иди скорее!

Петрит сунул в карман недописанный донос и исчез в темноте сада, спрыгнув с подоконника на мягкую землю, а темноволосый, затаив дыхание, прислушивался к каждому шороху на улице: «Только бы его не заметили».

Но все было тихо…

 

7

Унтер-офицер лежал на кровати. Свет он выключил — надо попытаться заснуть. Но сна не было. Слух невольно ловил каждый звук: вот шаги карабинера за окном; вот где-то скрипнула дверь, и опять шаги, теперь по коридору, значит, кто-то из заключенных просился выйти в умывальник. Опять тихо.

«Хорошо они мне заплатили, — подумал унтер-офицер. — Из-за этого стоит рисковать…»

Внезапно захлопали двери, прозвучали слова команд, четкие шаги загремели в коридоре. Они могли принадлежать только одному человеку.

«Капитан! — понял унтер-офицер. — Неужели уже близка полночь? Он сказал, что машины придут в половине двенадцатого».

Унтер-офицер быстро встал, включил лампу, посмотрел на часы. Было двадцать пять минут десятого.

«Странно…», — подумал унтер-офицер.

Капитан вошел без стука.

— Вы бодрствуете, унтер? Прекрасно! Надо все подготовить: машины придут без четверти десять.

— Но ведь… — В несколько секунд унтер-офицер успел подумать обо всем: если капитан меня подозревает, что-то выведал, — мне крышка… Если я сообщил партизанам и заключенным неточное время, они найдут способ прикончить меня…

— Никаких «но», унтер! — возбужденно сказал капитан. — Эти бандиты что-то пронюхали. Надо торопиться. Я ускоряю операцию на два часа. Капитан парохода предупрежден. Катера в бухте за перевалом будут в одиннадцать. Соберите в комендантской всех карабинеров. Пора им раскрыть карты.

— Слушаюсь, господин капитан.

Унтер-офицер медленно шел по коридору.

— Весь рядовой состав, — повторял он, — в комендантскую!

Охранники, оглушительно топая сапогами, спешили в просторную комнату на первом этаже.

Узник десятой камеры прислушивался к шуму в коридоре. Около двери остановился человек. Поднялся глазок. На пол упал комочек бумаги. Узник быстро развернул записку. В ней говорилось: «Сейчас придут машины. Капитан изменил время».

Узник десятой камеры подошел к стене и застучал алюминиевой ложкой: точка-тире-точка…

Скоро тихий перестук наполнил всю тюрьму.

— Солдаты! — Капитан прошелся вдоль ряда карабинеров. — Я исполняю приятную обязанность — сообщаю вам радостную новость: сейчас… — он взглянул на наручные часы… — через десять минут придут машины. На них мы погрузим бандитов и спровадим через перевал, к бухте, где нас уже, надо полагать, будут ждать катера. На них наши подопечные отправятся на пароход… То уже забота других. Операция тщательно подготовлена. Но от этого она не становится менее ответственной. Четыре машины, двести заключенных. И нас пятьдесят два человека. Распределимся так: в первой машине двадцать человек и я, в последней двадцать человек и унтер-офицер, во второй и третьей машинах по пять человек конвоя. Унтер, распорядитесь расстановкой людей!

— Слушаюсь, господин капитан!

— При благополучном исходе операции, — продолжал капитан, — лучшие из вас получат отпуск на родину! Надеюсь на вас, господа!

— Рады стараться! — гаркнули луженые глотки.

 

8

По палубе парохода расхаживали матросы. Их фигуры смутно прорисовывались в темноте.

— Сердж, ты видишь?

— Что? — тихо спросил тот, которого товарищ назвал по имени.

— Нет, нет! Ничего… Мне, наверно, показалось…

— Давай осветим еще раз, — сказал Сердж. — При свете как-то надежнее…

Вдвоем они направились к прожектору. Яркий белый луч разрезал темноту и заскользил по темным волнам вокруг парохода. В свете прожектора море казалось то синим, то зеленоватым, то голубым. Наконец луч вынырнул из воды и серебристой дорожкой пролег к берегу.

— Ветер поднимается, — сказал Сердж. — Холодно…

— Ты оставишь меня одного? — встревожился напарник. Он прекрасно понимал, что кроется за этим «холодно». Сердж спустится в кубрик и постарается задержаться там как можно дольше.

— Нет, нет. Не беспокойся, я вернусь быстро.

— Возьми лучше мою накидку.

Сердж не ожидал такого «согревания». Он лениво протянул руку и набросил на плечи накидку. Его на самом деле знобило. Но, наверно, не от холода.

— Не нравятся мне эти горы… С первого дня не нравятся, — вздохнул он.

— Дикие очень, — согласился напарник.

«Осветим-ка их еще раз», — подумал Сердж и направил огненный луч прямо на горы. Но, не пройдя и половины пути, луч затерялся в темноте.

— Когда же мы уйдем наконец? — спросил Сердж.

— Черт его знает! Говорят, что возьмем несколько пленных бандитов.

От этих слов Серджу стало не по себе. Он знал, что «бандитами» называют партизан, которые сражаются в горах.

— Я слышал, что они бесстрашные, — сказал он вполголоса.

— Я тоже слышал, — откликнулся второй матрос.

— Как хорошо, что мы в море, подальше от них, — сказал Сердж с некоторым облегчением, представив враждебные горы и себя среди них.

Его напарник молчал. В душе он ругал Серджа за малодушие и даже презирал его. О том, что самому ему тоже страшно, он предпочитал не думать. Несколько раз прямо у борта парохода ему почудились незнакомые бородатые лица. Дрожащей рукой матрос направил луч прожектора на нос парохода, осветил все пространство вокруг. Никого. Но страх не проходил. Тогда, чтобы немножко приободриться, он сам завел разговор:

— На суше с ними, конечно, труднее. Ну а здесь, — он возвысил голос и с гордостью добавил: — Здесь, на море, мы хозяева. Пойдем?

Сердж не ответил. Он выключил прожектор и молча стал спускаться.

 

9

…Было без четверти десять вечера.

Машины въезжали в маленький двор тюрьмы одна за другой. Четыре крытых грузовика. Пыль, поднятая зубчатыми шинами, тусклой завесой покрывала все вокруг.

Капитан стоял на крыльце и смотрел в глубину коридора.

До него донесся крик унтер-офицера:

— Быстрее! Пошевеливайтесь!

Металлические замки камер гремели на всю тюрьму. Коридор загудел встревоженными голосами. Капитан быстро вошел внутрь.

— Они не хотят выходить из камер, — доложил унтер-офицер.

— Что?! — вскинулся капитан. — Выволакивайте силой! В десять все должны быть в машинах.

— Вон из камер! — закричал унтер-офицер. — Выходите! Это приказ капитана!

Вновь раздались резкие, отрывистые выкрики:

— Вперед! К выходу!

— Шевелитесь, свиньи!

— К машинам!

Вереница заключенных медленно потянулась по коридору.

Смешались тени заключенных и карабинеров. Они то бледнели и увеличивались, то темнели и уменьшались. Во всей этой мешанине людей и теней изредка слышался шепот:

— Не торопитесь, товарищи!

— Медленнее.

Действовал он куда больше, чем вопли и приказы карабинеров. Этот шепот удерживал на месте всю вереницу заключенных. Со стороны казалось, что заключенные вообще не намерены покидать этот мрачный, холодный дом.

— Куда нас отправляют? — наивно спросил кто-то из заключенных у карабинера.

— Я тебе поговорю, бандит! — заорал карабинер.

— Не расстраивайтесь, господин карабинер, вся ночь наша, — весело заметил кто-то из толпы.

— Похоже, к морю нас хотят вывезти.

— Точно! Подышать свежим воздухом! — слышались насмешливые голоса.

Капитану было явно не по себе. «Что-то тут не так, — думал он. — Или они узнали?.. И унтер не торопится. Определенно подозрительный тип. Надо его прощупать…»

Было десять минут одиннадцатого.

Между тем заключенные столпились во дворе, немного продвинулись к машинам и остановились совсем, будто приросли к земле, Как ни подталкивали их карабинеры, как ни надрывался взбешенный капитан, никто не сдвинулся с места.

— Похоже, нас вывели на ночную прогулку, — послышались опять шутки.

— И куда это господа «макаронники» так торопятся? Уж не на тот ли свет?

Эти слова привели карабинеров в ярость.

— Вперед, мерзавцы! Вперед! — послышались удары.

Первые заключенные, еле шевелясь, с кряхтением полезли в машину.

Было половина одиннадцатого.

 

10

…Теперь они все стояли у самого моря.

Стрелки на светящемся циферблате часов Астрита показывали ровно десять.

Астрит снял часы и протянул их Триму:

— Водонепроницаемые. Товарищ комиссар сказал, что идут точно и его часы сверены с этими.

Трим надел часы на левую руку.

— Время распределяем так: мы с Кристатем добираемся до корабля и ставим мину, час нам на возвращение назад. И еще час уйдет у нас на путь до перевала. Мы должны добраться туда и встретиться с партизанами до прибытия машин из тюрьмы.

Агрон уже смутно представлял план операции.

— И мы… — У него голос прерывался от волнения. — И мы будем участвовать в бою с карабинерами?

— Да, — тихо сказал Трим.

— Ура! — прошептала Дрита.

— Итак, вы ждете нас здесь, — повернулся Трим к Астриту. — Если нас не будет к двенадцати, одни идите к отряду.

Астрит молча кивнул.

Пловцы быстро исчезли среди искрящихся волн. На поверхности моря виднелся только сероватый мешок, который они толкали перед собой.

 

11

Он подошел к знакомому дому и осторожно постучал…

Никакого ответа. Постучал сильнее. Никого.

Неожиданно дверь открылась и быстро захлопнулась вновь. Петрит не успел даже сообразить, как чья-то сильная рука втащила его в сени, а потом и в комнату.

— Что ты бегаешь по ночам? — строго спросил кузнец, поправляя фитиль лампы. Комната озарилась мерцающим желтоватым светом.

Петрит не ответил. Он молча положил перед кузнецом пачку писем надзирателя Джовани и отошел в сторону. Кузнец удивленно поднял брови, но письма взял. С каждым прочитанным доносом лицо его темнело. Когда же он дошел до письма о Петрите, то остановился.

— Вот так дела! — покачал головой кузнец и как-то очень тепло взглянул на мальчика.

— Я не могу вернуться назад. Проводи меня к партизанам.

Кузнец задумался: «Оставить Петрита в городе опасно. К партизанам пробраться тоже непросто. Как же быть?»

— У меня и револьвер есть! — с гордостью сообщил Петрит, как будто кузнец думал в этот момент только о том, где ему найти для Петрита оружие.

— У нас нет другого выхода! — решился кузнец. — Переправлю тебя к партизанам. И сегодня же.

Петрит даже подпрыгнул от радости.

 

12

…Перед пловцами возникло смутное очертание парохода.

— Внимательнее, Кристать! — прошептал Трим, но тотчас замолк, так как на палубе парохода кто-то двигался.

Пловцы исчезли под водой. Дышали они через камышинки, зажатые в зубах. Мешок с миной с трудом тоже утянули под воду.

Луч прожектора медленно скользил по воде над их головами. Пловцы замерли, стараясь не двигаться.

Луч прошел совсем рядом. Сейчас он начнет скользить назад. Трим и Кристать нырнули еще глубже. «Еще немного, еще…» — думал каждый из них в эту минуту, ощущая нарастающую боль в ушах. Как только свет удалился, они вынырнули, глубоко, с надрывом дыша. Потом продули камышинки. На секунду два крохотных фонтанчика взметнулись над водой. Свежий воздух быстро заполнил уставшие легкие.

Прожектор, обшарив море, устремился к городу, а потом погас совсем так же неожиданно, как и загорелся. Только после этого смельчаки опять осторожно заработали руками и ногами. Пароход был совсем рядом, его железный борт напоминал склон ущелья, черного, молчаливого и опасного.

— Уже близко… — прошептал Кристать. Он чувствовал неимоверную усталость.

— Осторожнее с миной, — предостерег его Трим.

Кристать качнул головой и приложил палец к губам, чтобы тот молчал. На палубе у самого борта показался матрос. За ним второй.

— Какой длинной кажется сегодняшняя ночь! И чего только они задерживаются? — послышалась итальянская речь.

— Сердж, слышишь?

— Что?

— Кажется, кто-то плавает у борта…

Оба матроса перегнулись через борт, стали пристально всматриваться в море.

Трим и Кристать притаились под самым килем.

— Опять показалось… — негромко сказал Сердж.

Шаги на палубе удалялись.

— Скорее! — заспешил Трим. — Уже пять минут двенадцатого…

Кристать осторожно сдирал краску с борта корабля, куда собирался прикрепить магнитную мину. Подпольщики замерли — кто-то остановился около самого борта. Из предосторожности они тотчас скрылись под водой. Опять на поверхности торчали только камышинки.

Через некоторое время пловцы появились над поверхностью воды. Трим прошептал в ухо товарища:

— Взрыватель ставим на час ночи.

— Сверь свои часы с часами мины, — прошептал Кристать.

— Уже сверил: все тихо. Так… Готово. — И Трим первым оттолкнулся рукой от борта парохода.

Пловцы возвращались налегке и, если бы даже их сейчас обнаружили, главное было сделано: мина крепко присосалась к борту черного парохода.

Плыть назад было легче…

 

13

Дорога, выходящая из города в сторону перевала, рассекала квартал старых домов. Она была такой узкой, что две машины уже не могли разъехаться на ней.

Приближалась полночь. Было двадцать минут двенадцатого. На дороге появилось несколько смутных фигур.

— Как? — спросил высокий мужчина. — Кажется, патруля нет?

— Все тихо… — сказал дядя Хюсен.

— Здесь самое удобное место, — сказал высокий мужчина. Это был кузнец. — Скорее, товарищи!

Двое мужчин начали пилить старое дерево в переулке.

Кузнец могучим ударом лома выворотил булыжник из мостовой…

 

14

Агрон подполз к Астриту и прошептал ему на ухо:

— За теми камнями кто-то есть…

Оба прислушались. Действительно, послышались еле уловимые движения.

Астрит снял предохранитель у пистолета.

Они замерли и стали ждать. Все было спокойно. Вдруг опять послышался неясный шорох, теперь уже совсем рядом. Астрит ящерицей скользнул за камень. Агрон сжал в руке камень — другого оружия у него не было.

— Это черепаха. Займи свой пост! — сказал Астрит, когда вернулся.

Тишина и неизвестность угнетали Агрона. Прежде чем отправиться на свое место, он спросил Астрита:

— Вроде запаздывают?

Астрит не ответил. Темнота сгущалась над горами. Но вот среди туч выглянул край луны. На этот раз она напоминала огрызок овечьего сыра.

— Смотрите внимательнее! — приказал Астрит.

Девочка, которой давно уже хотелось поговорить, спросила:

— Может, они и не добрались еще?

— Смотрите внимательней! Вам говорят! — рассердился Астрит. Он пытался скрыть собственное беспокойство.

Подошел худощавый. Он тоже начинал волноваться.

— Я, например, не помню случая, чтобы Трим и Кристать не выполнили задания! — сказал Астрит уверенным голосом, чтобы хоть как-то успокоить друзей.

Внезапно прожектор вспыхнул на пароходе, и белый луч побежал по морю, приближаясь к берегу.

— Спрячьтесь за камнями! — приказал Астрит.

Худощавый сбросил куртку и расстегнул рубашку — он собирался плыть навстречу Триму и Кристатю. Однако яркий сноп света, который упал на берег и начал медленно ползти по камням, заставил всех укрыться. Неожиданно прожектор опять перекинулся на море. Он явно кого-то искал, «Но кого? Неужели их обнаружили?»

Все четверо до боли в глазах смотрели на желтое пятно, которое медленно двигалось по черной поверхности моря.

— Никого не видно, — тихо сказал Агрон.

И тут все увидели, что луч прожектора скользнул по какому-то предмету на поверхности моря. Скользнул и, не задерживаясь, побежал дальше. Или там, на корабле, ничего не заметили?

Астрит и худощавый внимательно следили за странным предметом, который то появлялся, то исчезал среди волн. Они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга.

— Доска, — сказал худощавый. — Обыкновенная доска…

— Астрит! Астрит! — послышался радостный голос Дриты.

Все трое разом обернулись, забыв на время про прожектор.

— Вышли! Вышли! Вон они у тех камней! — захлебывалась словами Дрита. Разом были забыты все неприятности и опасения этой ночи.

Наконец снизу послышался условный крик. Астрит тотчас ответил.

— Откуда только появился этот проклятый свет! — сказал Агрон со злостью, глядя на огромное световое пятно, которое замерло на темной поверхности моря.

— Может, этот чертов прожектор испортился? Почему он не движется? — предположил худощавый.

— Пойди отрегулируй! — невесело пошутил Астрит.

Все ждали.

Трудные это были минуты. Внизу были товарищи, которые буквально валились с ног от усталости, а здесь, у камней, никто не мог даже пошевелиться, чтобы не выдать врагам своего присутствия — ведь прожектор в каждое мгновение мог сделать неожиданный рывок и осветить всех.

Наконец прожектор закрыл свой огненный глаз.

— Идут! Идут! — опять горячо зашептала Дрита.

Тяжело дыша, подошли мокрые Трим и Пристать.

— Все в порядке, — сказал Трим. — Сейчас отдохнем немного, и в путь. Времени у нас в обрез!

Фосфорические стрелки на часах показывали десять минут первого…

 

15

…Наконец все заключенные были загнаны в машины.

— Вперед! — закричал капитан. — Поехали!

Было двадцать минут двенадцатого, когда машины выехали из ворот тюрьмы. В кабине первой машины рядом с шофером сидел капитан, в кабине четвертой, замыкающей колонну, — унтер-офицер.

В свете фар мелькали деревья, дома, побежала под колеса пустынная дорога.

Уже был близко выезд из города, и тут машина резко остановилась, так что капитан чуть не ударился головой о смотровое стекло; заскрипели тормоза.

— В чем дело? — гаркнул капитан.

— Дорога завалена, господин капитан, — сказал шофер.

Путь машинам преграждал завал из камней, деревьев, какого-то хлама, И, кроме того, был вырыт ров. Не проехать…

— Что же делать? — растерянно спросил капитан, и лицо его покрыла испарина: теперь он не сомневался — «они» все или почти все знают. «У них» какой-то свой план…

— Есть другой выезд, — перебил его тревожные мысли шофер. — Правда, в противоположной стороне города.

— Сколько на объезд уйдет времени? — нетерпеливо перебил капитан.

— Минут тридцать — сорок, — ответил шофер.

— Поехали! — приказал капитан.

…Машины долго пятились по узкой улице, потом развернулись.

«…Отступать поздно, — нервно думал капитан. — Все подготовлено, ждет пароход, в бухте — катера… И, может быть, «они» ограничивают свои действия городом?.. Откуда «им» знать?..»

Капитан вытер платком мокрое лицо.

…Машины выехали из города и направились к перевалу. Было шесть минут первого.

 

16

Спал город. Глубокая ночь стояла над его крышами. Казалось, все спокойно кругом.

По окраинной улице ехала повозка мусорщика. На ней сидели возница-кузнец и Петрит. Лошадь бежала резво, и все-таки мальчику казалось, что они едут слишком медленно и вряд ли когда-нибудь попадут к партизанам.

Неожиданно на дороге показался свет. Он приближался. Теперь уже ясно было видно, что идут два человека с фонарями.

— Спрячь револьвер! — прошептал кузнец Петриту.

— Куда? — растерялся мальчик.

— Сунь под одеяло! — кузнец приподнялся с кучи старого тряпья, которое он называл одеялом, и сильно хлестнул лошадь кнутом.

Поехали прямо на свет. Другой дороги не было. «Не возвращаться же, — думал кузнец. — Это сразу наведет на подозрение».

— Много не разговаривай! Я все скажу сам, — предупредил мальчика кузнец.

Двое жандармов преградили им путь. Тыкая фонарями прямо в лица, они требовали объяснений. Кузнец начал возбужденно говорить. Видно было, что жандармы не верят ни единому слову.

— Если хотите, я вернусь, — сказал им возмущенно кузнец. — Только скажу вам: вы не албанцы. У ребенка умерла мать, а его не пускают на похороны! Или вас родили не албанские женщины?

Жандармы отошли в сторону и начали совещаться. У них был строгий приказ никого не выпускать из города, но распространялся ли он и на такой случай, они не знали…

— Ладно! — махнул рукой старший по чину… — Шайтан их разберет! Проезжай!

 

17

В темноте идти было трудно и небезопасно. Впереди, как обычно, шагал Трим, за ним Астрит. Агрон и Дрита шли в середине. Замыкали короткую цепочку Пристать и худощавый.

Предстояло преодолеть крутой подъем. Камни то и дело сыпались из-под ног. Постоянно приходилось поддерживать друг друга, чтобы не упасть.

Был момент, когда они поднялись на гребень горы, и все невольно замерли: внизу делала плавные петли дорога, и по ней осторожно ехали четыре машины, прощупывая светом фар каждый поворот.

— Они… — прошептал Трим. — Неужели раньше нас успеют к перевалу?

Теперь все смотрели на горный перевал: с него дорога круто спускалась к деревянному мосту над бурным потоком.

К перевалу дорога шла петлями, а группа Трима спешила к нему напрямик по узкой горной тропинке.

— Скорее, товарищи! — торопил Трим.

Они то бежали, то переходили на скорый шаг. Дрита задыхалась.

Тропинка юркнула в густой перелесок.

Теперь совсем близко…

— Стой! Кто идет? — послышался громкий окрик.

Все замерли.

— Свои! — сказал Трим.

— Пароль?

— Груша! — моментально откликнулся Трим. — Ответ?

— Гранат! — ответили заросли.

К ним вышел парень с винтовкой в руках:

— Скорее, товарищи! Командир вас заждался!

Теперь они шли за парнем с винтовкой через густой кустарник, все спешили и поэтому не разговаривали.

— Стой! — остановил их негромкий голос. — Кто идет?

— Свои, — ответил парень с винтовкой.

— Пароль?

— Груша! Ответ?

— Гранат!..

Сразу послышались голоса:

— Пришли!

— Наконец-то!

Через минуту Трим докладывал командиру партизанского отряда, плотному мужчине в кожаной куртке и в очках:

— Все в порядке, товарищ командир! Мина поставлена, взрыв должен произойти в час ночи.

Одновременно Трим и командир отряда посмотрели на часы: было 12 часов 50 минут…

— Молодцы! Я уже беспокоиться начал. — Командир обнял Трима. — У нас тоже все в порядке. Отряд разделен на две группы: мы здесь по обе стороны дороги…

Теперь Агрон и Дрита, приглядевшись, видели фигуры людей, залегших за камнями и кустами: тускло поблескивали стволы винтовок.

— …А другая группа за мостом, с той стороны, — продолжал командир, — и мост заминирован. — Тут он увидел Агрона и Дриту, которые слушали командира, боясь пропустить хоть слово. — А эти ребята откуда взялись?

— Наши юные мстители, — с гордостью за своих питомцев ответил Трим. — Агрон и Дрита.

— Так вот они какие! — В голосе командира было удовлетворение. — Тогда поступим следующим образом: Агрон — к пулеметчику, вон за тем камнем. А Дрита будет помощницей у нашего доктора. Лазарет оборудован вон там, за высокими деревьями, в небольшой пещере.

Командир не успел договорить — молодой голос крикнул:

— Машины!

Теперь все смотрели на мост: первый крытый грузовик, сверкая фарами, уже гремел по его доскам…

…В кабине первого грузовика рядом с шофером сидел капитан карабинеров. Он постепенно успокоился и теперь думал: «Наверняка бандиты, если что-то и пронюхали, ограничили свои действия городом. Здесь, в горах, все спокойно. Еще час, полтора, и операция будет завершена».

…Вторая машина прошла через мост…

Третья…

В это время.

 

18

Необыкновенной силы взрыв потряс побережье и гулким эхом прокатился по горам и ущельям. За ним последовала ослепительная вспышка, и яркие языки пламени охватили черный пароход, стоящий на рейде у маленького албанского городка. Матросы в панике бросались в море: их мечущиеся черные фигурки отчетливо были видны с берега на фоне бушующего огня. Вода вокруг парохода кипела и пенилась, а сам он медленно оседал.

Второй взрыв, еще более сильный и продолжительный, расколол пароход пополам. Он неуклюже подпрыгнул и стал быстро исчезать в волнах. Казалось, что горит все море вокруг…

 

19

И мгновенно город осветился огнями. Будто и не спали люди, а ждали этого мгновения. Одно за другим освещались окна, слышались возбужденные голоса, хлопали двери. Постепенно улицы заполнялись толпами возбужденного народа, все спешили к морю.

Люди смотрели на море, и никто не скрывал своей радости.

Черного парохода оккупантов не было в море — только плавали на поверхности куски разбитых шлюпок, какие-то бочки, и катера подбирали матросов, которым посчастливилось подальше отплыть от места катастрофы.

В сутолоке, гомоне, выкриках мало кто услышал приглушенный взрыв, прозвучавший где-то в горах…

…Взрыв корабля поднял с постелей всех приютских ребят. Не сговариваясь, они кинулись к окнам и успели увидеть, как ненавистный пароход, на котором их собирались отправить в Италию, погружается в море.

Ребята кричали:

— Слава храбрецам!

— Смерть фашистам!

— Слава героям! — пискнул самый маленький мальчик.

— Скажи лучше — партизанам! — поправил его кто-то из старших.

— Хорошо! Пусть партизанам! — согласился малыш.

— А где Петрит? — спросил вдруг кто-то.

Ребята обступили черноволосого:

— Где Петрит?

— Этой ночью, — сказал темноволосый, — Петрит ушел к партизанам.

Что тут началось!

— Мы тоже хотим в партизаны! — слышались голоса со всех сторон.

— Правильно! Что мы, хуже Петрита?

— А оружие где возьмем?

Темноволосый, к которому были обращены взгляды ребят, на миг представил лицо Петрита. «Трудно ему было, наверное!» — подумал мальчик и тут же вообразил себе потрясающую картину: Петрит, подобно прославленному сказочному герою Дьердю Элез Алия, ударил палицей пароход. От этого страшного удара корабль покачнулся, искривился и стал опускаться в море. Словно чудище морское, выпустил он в предсмертных судорогах пламя изо рта — хотел испепелить смельчака. Но Петрит не растерялся, поднял еще раз палицу, как когда-то славный Дьердь Элез Алия поднял булаву, и метнул ее в морское чудище. При этом крикнул он с такой силой, что закачались горы. Страшно стало грозному директору, надзирателю Джовани и хитрому капитану. Вмиг все трое превратились в мышей.

Темноволосый — он был великий фантазер — закрыл поплотнее глаза, боясь, что эта прекрасная картина может исчезнуть. И опять появился перед ним Петрит. Теперь он был верхом на великолепном белом скакуне, который громко заржал и, как через бревно, перемахнул через высокую стену приюта, потому что ворота были слишком маленькими для этого сказочного коня. Разбежались в страхе карабинеры, а директор заперся в своем кабинете и дрожал там, как собака, вымокшая под дождем.

— А оружие откуда возьмем? — вернул темноволосого к действительности чей-то вопрос.

— Оружие? — медленно приходя в себя, переспросил он. — Об этом мы поговорим с Петритом или с его товарищами. Они обязательно дадут о себе знать. Так мне и велел сказать вам Петрит, когда уходил к партизанам.

Послышались грубые голоса: директор и надзиратели пришли в себя и сейчас пытались уложить воспитанников в постели. Но никто не уходил от окон, несмотря на крики директора, несмотря на угрозы надзирателей. Ребята стояли у окон и смотрели на море. Сейчас они чувствовали свою силу.

Первым сдался директор. Он погасил свет в коридоре и закрылся в своем кабинете. Один. Обессиленный и разбитый. Достав телефонную книжку, он набрал номер телефона капитана, но безрезультатно: на другом конце провода никто не брал трубку. Директор положил книжку на место, зажег сигарету и сел в свое любимое черное кресло. Но и в нем сейчас он чувствовал себя неуютно. Через минуту директор вскочил и потушил лампу, ведь в освещенные окна очень удобно стрелять. Затем попробовал дверь: кажется, закрыта хорошо. Он медленно вернулся к столу и опустился в кресло.

Одиночество терзало господина директора. Он решил было подняться и пойти к детям: может быть, удастся поговорить по душам? Но страх остановил его. С того самого момента, когда его воспитанники открыто продемонстрировали ненависть и презрение к нему и капитану карабинеров, он разуверился в своих педагогических способностях. «Что скажет начальство, когда узнает обо всем? — Этот вопрос не выходил у него из головы. — Наденут офицерскую форму и пошлют на фронт?»

Последнее особенно пугало господина директора. И Джовани исчез куда-то. Все вдвоем было бы легче. Вдвоем в лагере врагов…

…Город по-прежнему был освещен и по-праздничному взволнован.

Мать Агрона вместе с матерью Дриты смотрели на море.

— Выросли наши ребятки! — тихо сказала мать Агрона.

— Что ты! Они еще совсем дети! — возразила ей мать Дриты с некоторым беспокойством.

— Но они там, с Тримом!

— Дядюшка Хюсен сказал, что они в безопасности. — И больше, чтобы успокоить себя, женщина добавила: — Трим не совершает необдуманных поступков. Нет! Он не станет их там держать. Вероятно, куда-нибудь отослал в надежное место.

Но в душе обе женщины понимали, что и Агрон, и Дрита причастны к событиям этой ночи. И гордились этим.

Бабушка Агрона и его младшая сестренка внимательно слушали их, но в разговор не вступали.

— Море съело пароход? — спросила малышка очень серьезно.

— Оно съело его, моя девочка, — приласкала ее мать Дриты.

— А пароход не появится снова?

— Нет, не появится!

— Как хорошо!

— Да, уж конечно, хорошо, моя крошка! Очень хорошо!

— Они не увезут детей в Италию?

— Нет, не увезут. Ничего с ними не будет.

— Почему с ними ничего не будет?

— Потому что парохода больше нет.

— Но кто убил пароход? — не отставала девочка.

— Партизаны! — на этот раз охотно ответила мать Дриты.

— Вот здорово! — Девочка подумала немного и опять спросила: — А папа сможет взять меня в море на своем пароходе?

— Он возьмет тебя, моя глупышка, обязательно возьмет. Посадит в лодку и повезет.

— Почему он не посадит меня на пароход?

— Но у него нет парохода, а есть только лодка.

— А почему у него нет парохода?

— Когда-нибудь, — сказала женщина, — у нас обязательно будут свои пароходы.

На середине улицы встретились дядя Хюсен и отец Агрона. Закурили. Старик — свою трубку, а отец Агрона затянулся дымом сигареты.

Дядя Хюсен был, как всегда, молчалив. Сейчас его занимала одна неожиданная мысль: он не мог понять, рад он случившемуся или нет. Как старый моряк, он был привязан к морю, хотя оно и доставляло ему больше неприятностей, чем радостей. Он любил пароходы, и очень переживал, когда видел их гибель.

Сегодня впервые за свою жизнь дядя Хюсен радовался гибели парохода. Свои мысли он и поведал отцу Агрона, а тот сразу согласился:

— Верно. Это общий праздник! Ведь мы с тобой тоже немного потрудились для этого фейерверка, а?

Оба сдержанно улыбнулись: совсем недавно им пришлось попотеть, устраивая с кузнецом и другими товарищами завал на улице — на пути машин из тюрьмы.

— Как там сейчас в горах? — тихо спросил дядюшка Хюсен.

И оба мужчины стали суровыми: они думали о своих сыновьях — о Триме и об Агроне. Ведь сейчас они там, на горном перевале.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 

1

Что же в это время происходило на перевале?

Два плана, две операции перекрестились тут, в одной точке, на мосту через реку.

Мы знаем, как был сорван план капитана и все против его воли вернулось к первоначально назначенному времени: к часу ночи машины с заключенными, миновав горный перевал, подходили к мосту над бурной рекой…

Свой план был у партизан и городского антифашистского подполья. И тут надо сказать, что коммунисты с самого начала знали о замыслах итальянских фашистов. Черный пароход еще был за горизонтом, еще не увидел его Агрон и другие жители маленького городка, но уже получил шифрованную телеграмму капитан карабинеров, стал думать, как лучше выполнить приказ… Он разработал план операции. Скоро этот план стал известен: народные мстители маленького городка были связаны с партизанским движением всей Албании, у которого была надежная агентура во вражеском стане.

Партизанский отряд, как только горы погрузились в темноту, вышел к перевалу и тут же разделился на две группы: одна заняла позиции в полукилометре от моста, ближе к морю, и во главе ее был командир отряда, другая во главе с Агимом, испытанным во многих боях партизаном, залегла сразу за мостом, который был быстро заминирован, и конец бикфордова шнура, придавленный камнем, лежал рядом с дядей Брахо, лучшим минером в отряде, — до прихода оккупантов он работал подрывником в шахте.

Уже в двенадцать часов двадцать минут ночи на горном перевале все было готово.

Не знали партизаны, не знали Трим и Кристать, которые в это время, поставив мину, плыли к берегу, какая угроза нависла над их замыслом: капитан карабинеров переменил время — его операция пройдет на два часа раньше… Нам известно, как действовали заключенный из камеры № 10, кузнец и его товарищи в городе.

 

2

И вот двенадцать часов пятьдесят минут.

В это время группа Трима уже соединилась с партизанами, занявшими позиции за мостом.

Агрон лежит рядом с пулеметчиком и в руках его лента, набитая пулями.

Дрита сидит на большом камне рядом с доктором, и в руках ее сумка с медикаментами и бинтами.

В это время по горной дороге, ведущей к перевалу, едет повозка мусорщика, в ней кузнец и Петрит — только что их пропустили жандармы…

В это время первая машина с заключенными и охраной приближается к мосту.

Медленно текут минуты…

Проезжает мост первая машина…

Вторая…

Третья…

На мост медленно въезжает четвертая, последняя, машина, в кабине которой рядом с шофером сидит унтер-офицер.

Командир партизанского отряда, Трим, капитан карабинеров сидящий рядом с шофером в кабине первой машины, смотрят на часы — бегут секундные стрелки.

Час ночи…

Оглушительный взрыв сотрясает окрестности.

Дорога, рассекая горы, идет к морю, виден город, виден пароход, охваченный пламенем.

Второй взрыв — очевидно, вода хлынула в котельную, и котел взорвался.

Пароход, как бы прогнувшись в центре, погружается в воду.

— Ура-а! — не выдерживает Трим.

— Ура-а! — кричит Агрон.

Кричат другие партизаны.

Командир смотрит на мост: в чем дело? Почему медлит дядя Брахо?

А в руке дяди Брахо зажигалка с язычком пламени. Но не может он поджечь шнур: на середине моста была четвертая машина. Но вот и она миновала последние метры деревянного настила.

 

3

…И сейчас же пламя побежало по бикфордову шнуру.

Через минуту взрыв поднял мост и развалил его пополам. Доски, балки, перекладины, смешавшись с пылью, камнями и брызгами воды, с треском и грохотом разлетелись в разные стороны.

— Пулеметчик! — скомандовал командир. — Очередь перед первой машиной! Метра за три! Осторожно! В кузове наши!

Пулеметная очередь резанула воздух, и пули легли на дорогу, взбив фонтанчики пыли перед первой машиной.

— Тормози, черт! — взвыл капитан.

Он видел взрыв парохода, он слышал взрыв сзади — он все понял…

«Неужели конец? — думал капитан, чувствуя, как пот покрывает лицо. — Обвели вокруг пальца, мерзавцы. Что же делать? Надо ближе к земле. В машинах нас перестреляют, как куропаток…»

Капитан выпрыгнул из кабины.

— Карабинеры! Занять оборону в придорожной канаве!

Из машин сыпались карабинеры и бежали к спасительной канаве.

Выпрыгнул из кабины последней машины унтер-офицер, и тут же партизанская пуля угодила ему в висок… Никогда не истратит унтер деньги, полученные от партизан…

И когда большинство итальянцев залегли в придорожной канаве, по другую сторону дороги раздался зычный голос:

— Товарищи! Из машин и к нам! Быстро!

Теперь из машин прыгали заключенные и бежали к камням и кустам по другую сторону дороги, где карабинеров не было.

— Огонь! — послышалась команда теперь с той стороны дороги, где в канаве залегли карабинеры. — Прижать итальянцев к земле!

…Окончательно понял капитан карабинеров свою ошибку: надо было занимать оборону по обе стороны дороги. В грохоте перестрелки, во взрывах гранат он думал: «Надо спасать свою голову…»

Загорелась одна машина, и теперь в ярком свете капитан видел всю картину разгрома и полз туда, где не стреляли.

 

4

Когда первый взрыв потряс пароход, три катера, ждавшие в бухте машины с заключенными, развернулись и, наращивая скорость, устремились к гибнущему кораблю: может быть, удастся спасти тех, кто успел прыгнуть в море…

Итальянским матросам на катерах, как только они покинули бухту, открылась картина боя на горном перевале: они видели, как взрыв поднял мост над рекой, видели вспышки выстрелов… Загорелась одна машина. Святая Мария! Зачем мы пришли в эту страну?

…Через руки Агрона текла пулеметная лента, летели в сторону горячие гильзы. Приподняв голову, он видел канаву — в ней залегли карабинеры, оттуда тоже отвечали выстрелами и автоматными очередями. Но все реже и реже…

«Я воюю, — думал Агрон, и никакого страха не испытывал он, а только удивление: — Неужели это правда?»

Рядом он видел залегшего за камнем Трима. Трим стрелял из трофейного автомата короткими очередями, и в отблесках огня лицо его было ожесточенным.

«Это правда! Правда!» — И сердце мальчика яростно билось.

В это время в пещере, превращенной в лазарет, появились и первые раненые. Дрита помогала доктору: подавала медикаменты, бинты, сама перевязывала легкие раны. Совсем рядом грохотал бой, и Дрита невольно прислушивалась к его раскатам.

«Нет, просто поверить в происходящее невозможно, — думала она. — Мы с Агроном у партизан! Мы воюем!»

Если уж быть честным, надо признаться: Дрите было страшно. Но, честное слово, совсем немного…

Все реже и реже слышались выстрелы у дороги.

«Как там у них? — думала Дрита. — Как там Агрон? Только бы с ним ничего не случилось. Он такой отчаянный…»

…Капитан полз через кусты, ветки рвали его одежду, но он не замечал этого… Он наткнулся на убитого карабинера, отшатнулся и пополз дальше.

Вдруг где-то совсем рядом, сквозь гул перестрелки он услышал голоса.

— Товарищи! — крикнули совсем рядом. — Все, кто рядом, сюда! Здесь лощина!

Капитан приподнялся и, согнувшись, побежал в сторону, подальше от этих голосов. Он бежал, спотыкаясь о камни, и думал: «Это они собирают заключенных… Здорово они меня обвели, собаки… Только бы уйти… Сейчас главное — уйти, спастись, потом разберемся. Вызову карательный отряд… Там…»

Капитан налетел на стонущего человека. Это был заключенный, он лежал ничком, уткнув голову в землю.

«Ранен… — лихорадочно думал капитан. — Так… Это выход! Это единственный выход…»

Он вырвал из кобуры пистолет, нагнулся и выстрелил раненому в висок. Потом он снял с него арестантскую куртку, надел ее поверх кителя, прислушался.

Бой затихал.

И капитан опять побежал через кусты напролом к раке, которая шумела уже где-то рядом.

Он скатился по крутому берегу, прыгнул в воду, которая обожгла его тело холодом, и стал медленно перебираться на другой берег.

Течение было сильным, оно сносило капитана, он выбивался из сил, но шел, шел…

Он выбрался на противоположном берегу, оглянулся. Еще слышалась редкая перестрелка. Дымился остов моста, рухнувшего в реку. Горели уже две машины.

Капитан вышел на дорогу. Дорога сделала резкий поворот, — сразу исчезла вся эта картина: бурная река, взорванный мост, пылающие машины. Стали еле слышны автоматные очереди и одиночные выстрелы.

«Отсюда меня не видно», — с облегчением подумал капитан.

И он быстро, уже не скрываясь, зашагал по дороге в сторону города.

«Зря я бросил пистолет, — подумал он. — Впрочем, ведь я «заключенный». Ну, собаки, шакалы, бандиты! Я еще рассчитаюсь с вами…»

 

5

…Все реже и реже звучали выстрелы.

— Товарищи! — услышал Агрон голос командира. — Внимание! Через минуту пойдем в атаку!

— В атаку! А у меня нет оружия!

Оказывается, эти слова Агрон сказал вслух.

— Держи! — пулеметчик протянул ему пистолет.

Настоящий пистолет! Агрон ощутил его тяжесть.

И в это время выскочил из-за камня командир партизанского отряда, закричал:

— За мной! Вперед!

Казалось, чужая сила подняла Агрона, он бежал рядом с Тримом, сжимая в руке пистолет, и кричал срывающимся голосом:

— Ура-а! Ура-а-а!..

…Что-то жаркое чиркнуло по уху, ослепительный свет мелькнул в глазах, показалось Агрону, что-то его подняло вверх, даже, кажется, он легко поплыл в черной высоте.

И эта странная чернота поглотила его.

 

6

Все было кончено в несколько минут. Уцелевшие карабинеры стояли с поднятыми руками, дымились воронки от гранат, догорали машины.

— Всех раненых в лазарет, — распоряжался командир отряда. — Пленных пересчитать — и под охрану. — Он не договорил.

Подошел дядя Брахо:

— У нас шестеро раненых…

Подошел узник десятой камеры:

— У нас семь раненых…

Подбежал Трим:

— Товарищ командир! Нигде нет капитана!

— Что? Искать капитана! Прочесать все вокруг!

Поиски не дали никаких результатов: капитана карабинеров нигде не было — ни среди пленных, ни среди раненых, ни среди убитых.

 

7

…Агрон открыл глаза и сразу не мог понять, где он, что с ним. Потом он увидел над собой встревоженное лицо Дриты. И сразу все вспомнилось: бой, атака…

— А где мой пистолет? — спросил он.

— Да ты его в руке держишь! — сказала Дрита.

Действительно, пистолет он сжимал правой рукой.

Подошел доктор:

— Все в порядке? Голова болит?

— Я ранен? — удивленно спросил Агрон.

— Ерунда! — сказал доктор. — Пуля чуть царапнула голову, только кожу содрала. Ты ударился, когда упал. Наверно, о камень. Попробуй встать.

Агрон поднялся. Гудела забинтованная голова.

— Да я совсем здоров! — радостно сказал Агрон.

— Вот и отлично. Отдыхай пока, — сказал доктор и пошел в глубь пещеры, где лежали раненые партизаны.

Агрон опять сел на землю. Рядом с ним села Дрита. Уже начиналось утро: через вход в пещеру стали видны кусты, дальняя гряда гор.

— Бой уже кончился? — спросил Агрон.

— Да! — стала быстро говорить Дрита. — Скоро мы все пойдем в горы, в партизанский лагерь.

— И мы тоже? — тихо спросил Агрон.

— Наверное, — неуверенно сказала Дрита. — А капитан карабинеров убежал! Его нигде не нашли…

— Вот негодяй! — вырвалось у Агрона. — Неужели он скроется?

— Не скроется, — сказал партизан, который полулежал рядом. У него были перевязаны плечо и нога. — В другой раз мы его накроем!

Агрон и Дрита во все глаза смотрели на партизана — у него в руках была книга.

— Вот станет посветлее, — сказал партизан ребятам, — и мы с вами почитаем. Ты в школу ходишь? — спросил он у Агрона.

— Нет! — с достоинством ответил Агрон. — Я окончил начальную. Теперь я уже большой.

Партизан как будто не расслышал этих слов и продолжал:

— Я учитель. Поэтому и с книгами не расстаюсь, — улыбнувшись, он добавил: — Как только освободим Албанию от фашистов, сразу за работу. И мы, учителя, и вы…

— Учитель — и партизан? — очень удивилась Дрита.

Учитель, забыв о ранах и войне, разговорился с детьми. Наверное, сейчас он с особой болью ощутил, как скучает без школы. Даже в суровые дни войны он никогда не забывал о своей профессии, обучая партизан письму и чтению. Он говорил притихшим ребятам:

— Скоро Албания будет свободной. И тогда перед нашим народом будет поставлена важнейшая задача — учиться! Всюду будут школы. Очень много школ. И не только начальные, но и высшие. Ни один маленький албанец не скажет тогда: «Я уже большой!», окончив только начальную школу. Потому что учиться будут все — и дети, и взрослые…

 

8

Утро уже поднималось над горами, а дороге, казалось, не будет конца. Лошадь устала и давно шла шагом.

Поворот за поворотом, все выше и выше…

…Они не видели гибели черного парохода — море скрылось от них за горной грядой, но слышали взрыв, который эхом прокатился над горами. Потом прозвучал второй взрыв, и через некоторое время началась ожесточенная перестрелка.

— На перевале, — сказал кузнец. — Значит, они их встретили. План удался.

— И мы ничем не можем им помочь! — с отчаянием сказал Петрит. — У нас ведь есть оружие! — и он пощупал рукоятку пистолета в кармане.

— Ничего! — успокоил кузнец мальчика, прислушиваясь к звукам далекого боя на перевале. — Я думаю, они справятся с итальянцами и без нас. Мы пойдем им навстречу…

Все это было несколько часов назад, а сейчас разгоралось над горами утро, выстрелы смолкли, тишина разлилась кругом, и в ней четко стучали лошадиные подковы.

Вдруг Петрит сказал:

— Смотрите! Кто-то идет!

Действительно, им навстречу быстро шагал человек, четко, по-военному размахивая руками.

— Ой… На нем арестантская куртка! — прошептал Петрит.

— Кто-то из наших, — сказал кузнец и громко закричал: — Товарищ! А где остальные?

Человек, шедший им навстречу, остановился и, неожиданно повернувшись, побежал в кусты, стал карабкаться вверх, в гору.

И в тот момент, когда он повернулся, расстегнулась арестантская куртка, мелькнул офицерский китель.

— Капитан! — изумился Петрит. — Капитан карабинеров!..

— Стреляй! — закричал кузнец.

Петрит спрыгнул с повозки, выхватил пистолет и побежал в заросли кустов, в которых скрылся капитан.

Ухнул выстрел. За ним второй…

 

9

Учитель уже читал книгу ребятам и раненым — это были албанские народные сказки, и в это время в пещеру, где помещался лазарет, вошли три женщины. У каждой через плечо были перекинуты сумки. Из них выглядывали бутылки с холодной пахтой и караваи кукурузного хлеба.

Женщины приветливо поздоровались с ранеными.

— Черти бы забрали этих фашистских свиней! Чтоб им дома родного не видать! Матерей не обнимать! — всплеснула руками одна из них. И продолжала уже другим, бодрым голосом: — Ничего! Раны, полученные в бою, украшают мужчин. — Эта женщина была старше других, и все называли ее мамой. — До свадьбы все заживет. Уж что-что, а лекарства у вашей мамочки есть такие, что любая рана вмиг затянется.

Услышав это, раненые партизаны заулыбались. А она тем временем разрезала теплый хлеб.

— Ешьте, сыночки, этот хлеб вам прибавит сил. Всех он нас вырастил, — протягивала она партизанам желтые, как воск, куски.

Другая женщина разливала пахту.

Только тут женщина заметила Дриту и Агрона:

— Ох вы мои партизаны!

И она оделила каждого куском кукурузного хлеба.

А для Агрона и Дриты музыкой звучали только что произнесенные мамой слова: «Ох вы мои партизаны!»

— Выносите тяжелораненых! — послышалась команда. — Через десять минут выступаем!

 

10

Предстояло пройти по дороге два крутых поворота, потом свернуть по неприметной лесной просеке в густые заросли и уже горными тропами, известными только проводникам, вернуться в неприступный партизанский край, откуда и появился отряд на перевале у моста.

Одного опасался командир: скрылся капитан, может быть, еще кто-нибудь из карабинеров. Они могут вызвать карателей. Поэтому надо как можно скорее дойти до лесной просеки, свернуть с дороги.

— Быстрее, товарищи! Быстрее! — торопил командир.

Он шел впереди отряда, рядом шагали Трим, Агрон и Дрита.

Все молчали.

Агрон нагнулся к уху Дриты и прошептал:

— Неужели нас отправят в город?

— В город я не вернусь! — громко сказала Дрита.

К ней повернулся командир и хотел что-то ответить, но не успел — Трим закричал:

— Смотрите! Какая встреча!

 

11

Навстречу отряду двигалась странная процессия: повозка мусорщика, на которой сидел кузнец, за повозкой ковылял человек со связанными руками, а за ним шел мальчик с пистолетом в руке.

— Капитан! — прошептал Трим.

— Петрит! — закричала Дрита.

Все обступили повозку. Капитан испуганно жался к повозке. Он был ранен в ногу.

Посыпались вопросы: как? что?

Все рассказал кузнец: как они вырвались из города, обманув жандармов, как услышали взрыв парохода, а потом гул боя на горном перевале, как встретили на дороге капитана карабинеров, и Петрит ранил его в ногу из пистолета, когда капитан пытался бежать.

Тут настала очередь Петрита: он рассказал, как они с товарищем забрали пистолет Джовани, как нашли в ящике стола недописанное письмо.

И кузнец показал письмо командиру отряда.

— Пусть переведет! — закончил свой рассказ кузнец.

— Развяжите его! — приказал командир.

Капитана развязали. У него мелко стучали зубы.

— Переведите! — командир протянул капитану письмо Джовани.

Капитан переводил дрожащим голосом.

Когда капитан кончил читать, вокруг послышались гневные крики:

— Негодяй!

— Расстрелять его на месте!

— Смерть фашисту!

Капитан побледнел еще больше, его трясло.

— Господа, господа… — шептал он. — Только не убивайте! Не убивайте!

— Товарищи! — громко сказал командир отряда. — Его будет судить наш военный суд. И капитан получит по заслугам. Отведите его в колонну пленных.

Опять все двинулись в путь.

Рядом шагали друзья: Дрита, Агрон, Петрит, Они громко разговаривали, перебивая друг друга, столько новостей накопилось за последние сутки.

За разговорами ребята не заметили, как дошли до поворота на лесную просеку. Отряд остановился. Здесь три женщины простились с партизанами.

— А мы? — прошептал Петрит.

И тут Агрон, самый решительный из ребят, подошел к командиру партизанского отряда.

— Товарищ командир! — громко сказал он. — Примите нас в партизаны!..

— Пожалуйста… — прошептала Дрита.

— В партизаны? — удивился командир.

Лица ребят вытянулись: неужели возвращаться в город?

— Но вы уже партизаны! — засмеялся командир.

— Ура! — закричали трое друзей. Радости их не было предела. — Ура-а-а!

— В город вам нельзя возвращаться, — уже серьезно сказал командир. — А в бою вы показали себя молодцами. Значит, с нами в горы!

Через полчаса пустынна была дорога, ведущая в город. Только неторопливо ехала по ней повозка мусорщика, мерно цокали лошадиные подковы, сидел на повозке «мусорщик» — кузнец, лениво покуривая трубочку. Теперь через него и дядю Хюсена будет осуществляться связь партизанского отряда с городским подпольем.

А по горным тропам, пропустив вперед раненых и пленных, шли народные мстители, шли вместе с ними наши друзья: Агрон, Петрит и Дрита. Впереди их ждала борьба до победного часа, когда ни одного оккупанта не останется на албанской земле.

Каждый из ребят с гордостью повторял про себя слова, недавно сказанные командиром: «Вы — партизаны!»

 

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Ссылки

[1] Действие повести развертывается в то время, когда Албания была оккупирована фашистской Италией (1939–1943). (Здесь и далее примечания переводчика.)

[2] Карабинер — жандарм в Италии.

[3] Теле́ше — национальный головной убор мужчин (вроде фески из белой шерсти).

[4] В феврале 1942 года в Тиране (столица Албании) была организована группа юных антифашистов, которая называлась «Дебатик».

[5] «Бали́ля» — детская организация в фашистской Италии. По ее образцу на оккупированной территории Албании итальянцы стремились создать детские отряды, которые жили по ее уставу и носили форму этой организации (белая круглая шапочка, черная рубашка с погончиками и ремнями, шорты защитного цвета).

[6] Так называли в Италии главаря итальянских фашистов Муссолини, казненного 28 апреля 1945 года по приговору военного трибунала Комитета национального освобождения Северной Италии.

[7] Имеется в виду период борьбы албанцев против Турции (конец XIX — начало XX вв.) за создание независимого Албанского государства.

[8] Так итальянские оккупанты называли борцов национально-освободительного движения в Албании.

[9] Карательные отряды по борьбе с партизанами в горах.

[10] В Албании принято перед тем, как пить кофе, сделать несколько глотков холодной воды.

[11] Сицилия и Калабрия — районы Италии, где находятся поселения албанцев, предки которых переселились туда во второй половине XV века, спасаясь от турецкого ига.