1
Начинался третий день непрошеного визита черного парохода к берегам маленького албанского городка. Внешне казалось, что жизнь катится по привычному руслу; в которое загнал ее режим фашистской оккупации.
Но невероятные события назревали исподволь…
Итак, известно: пришел итальянский пароход, чтобы увезти детей из приюта. Так думают жители города, так считают приютские ребята. Эту версию всячески поддерживают капитан карабинеров и директор приюта. Дети в приюте ведут себя мужественно и сплоченно: им известно, что их не оставят в беде, о них думают, они делают то, что им поручено через Петрита старшими товарищами: шумно протестуют против отправки в Италию.
Оккупанты и мысли не допускают, что их план известен городскому подполью, партизанскому отряду в горах, нескольким заключенным в тюрьме.
Капитан разрабатывает операцию вывоза заключенных из тюрьмы и погрузки их на пароход. Свою операцию разрабатывают и албанские патриоты.
Очень важно, чтобы правильно вели себя приютские ребята. Еще вчера вечером у Трима возник новый план, цель которого — отвести опасность от Петрита…
2
Всю ночь Селё не сомкнул глаз: он думал и думал о задании, которое ему поручил Трим. Ведь это было первое в его жизни серьезное взрослое поручение.
Еще не совсем рассвело, а Селё уже расхаживал по базарной площади. Жалюзи лавок были плотно закрыты. Где-то сонно покашливал сторож.
Из головы мальчика не выходила одна мысль: «Примет или нет?»
Селё сел на каменный порог лавчонки и стал терпеливо ждать. Одно за другим со скрежетом поднимались жалюзи соседних лавок и магазинчиков. Базарная площадь постепенно оживала. Пришел наконец и хозяин лавчонки, у которой сидел Селё. Не обращая внимания на мальчика, он начал открывать витрину. Селё бросился ему помогать. Так вдвоем они и подняли деревянное жалюзи. Хозяин оценил сноровку мальца и улыбнулся.
— Дайте мне ведро. Я вымою мостовую перед витриной, — попросил Селё и вошел в магазин вслед за хозяином.
Тот удивленно повернул голову.
— А за того ли ты меня принимаешь, мой мальчик?
— Знаете… Я давно заметил, — затараторил Селё. — У всех работают рассыльные, служащие. Господин же не имеет, и я подумал…
— Спасибо! Но у меня нет такой возможности. Понимаешь?
Селё задумался. Постояв некоторое время, он попросил снова:
— Только за обед буду работать, ничего больше…
Теперь, наморщив лоб, размышлял торговец. От удивления он даже перестал расставлять бутылки на полке около прилавка: «Странный парень: работать почти задаром…»
— Я буду не только мыть пол и окна. Я могу делать все, что захотите, господин. Могу товар продавать солдатам. У мамы нас много, господин…
Хозяин размышлял. Значит, голод гонит. Зачем упускать случай. Уж слишком исполнительный мальчонка попался.
— Испытайте меня хотя бы неделю. Если подойду, оставите.
Торговец посмотрел на мальчика наивнимательнейшим образом, как будто перед ним стоял козленок, которого он собирался купить.
— За работу я хочу кусок хлеба и немного творога, — упрашивал Селё.
— Ну ладно! — согласился наконец хозяин. — Начинай! Бери ведро. Только завтра пришли ко мне мать. Хочу поговорить с ней.
— Слушаюсь! — выпалил Селё, готовый в этот момент чуть ли не плясать от радости, и принялся за работу.
Он вымыл мостовую перед витриной, натер до блеска вывеску, которая неизвестно когда мылась в последний раз.
На противоположном углу появился Агрон. Он не спеша, с независимым видом прошелся мимо лавки, насвистывая что-то веселое. Как только глаза мальчиков встретились, Агрон подмигнул: «Вижу, мол, все в порядке» — и затерялся в толпе.
— О-о, господин Асаф, ты обзавелся помощником, — в голосе продавца напитков, который проходил мимо, чувствовалось удивление и зависть.
Асаф, торговец, принявший на работу Селё, сделал вид, будто не расслышал этих слов.
— Что еще, мой господин? — спросил Селё хозяина.
— Ступай и принеси мне чашку кофе!
— Бегу, мой господин! — ответил мальчик и скрылся.
Хозяин самодовольно развалился в кресле у прилавка: он чувствовал себя весьма значительной персоной. За всю свою жизнь Асаф никогда не имел ни рассыльного, ни подручного. И вот этот день настал. Его мечта исполнилась.
— Пожалуйста, пачку сигарет! — прервал его приятные мысли настойчивый голос покупателя. Это был Петрит, которого Джовани вновь послал за сигаретами для директора.
Хозяину не хотелось подниматься и нарушать тем самым радостный настрой этого утра.
— Пожалуйста, пачку «Диаманта», — повторил Петрит нетерпеливо.
— Мальчик! — крикнул торговец. — Где ты там? Обслужи!
— Минуточку, сейчас подам! — поклонился Селё, который успел вернуться с чашкой кофе и стаканом холодной воды на подносе. — Пожалуйста, господин! — поклонился мальчик и поставил перед хозяином сначала стакан воды, а потом чашечку кофе.
Затем с достоинством зашел за прилавок.
Петрит между тем думал: «Значит, правильно. Именно эта лавка. Вчера у приюта этот мальчик был с Агроном и Дритой».
Только что, выйдя из приютских ворот, он увидел на противоположной стороне улицы Дриту. Она, не глядя на него, крикнула: «Лавка напротив торговца сладостями!» — и убежала: в воротах уже стоял Джовани.
— Заходите к нам за покупками, пожалуйста. У нас очень большой выбор товаров. Есть не только сигареты. — Понизив голос, чтобы не слышал хозяин, Селё добавил: — Осторожно! Тот пес напротив в лавке.
Петрит только подивился ловкости рассыльного, который сунул ему маленький клочок бумаги.
— Мальчик! — послышался голос хозяина.
— Да, господин! — услужливо подскочил рассыльный.
— Я доволен! На отнеси!
Селё взял поднос, осторожно поставил на него стакан и чашку. Хозяин положил деньги. В это время Петрит направился к двери. Селё поспешил за ним. Пробегая мимо, он успел бросить:
— Связь будешь держать только со мной. Это приказ Трима. — И быстро побежал в кофейню. Оттуда сквозь табачный дым он сумел разглядеть масляную физиономию надзирателя Джовани, который вышел из лавки и стал искать глазами Петрита.
…Только в приюте Петрит прочитал записку. В ней говорилось: «О вас думают. Все будет хорошо. Возможны провокации. Не поддавайтесь. Больше протестуйте и шумите. Т.».
«Т. — это Трим», — догадался Петрит.
3
Агрон и Дрита нетерпеливо поглядывали на дорогу. Неподалеку расположился дядя Хюсен, отец Трима. Он молча посасывал трубку и о чем-то сосредоточенно думал.
На повороте показалась повозка мусорщика. Рядом с возницей сидел худощавый паренек года на два старше Агрона.
— Заставляете ждать! — поднялся им навстречу дядя Хюсен. — Уж слишком вы опаздываете.
— Доброе дело требует времени, дядя Хюсен. Кажется, так ты говоришь? — улыбнулся худощавый.
— К тому же ты знаешь, рисковать нельзя, — сказал возница. — Пока убедились, что нет хвоста…
— Ладно, ладно! — проворчал старик. Было видно, что он начинает сердиться.
Повозка подъехала к самому берегу. Общими усилиями приехавшие сбросили мусор, а затем сняли мешок и осторожно опустили его на землю. Судя по всему, он был тяжелым. Возница отвел в сторону повозку, а остальные все с теми же предосторожностями перенесли мешок в лодку и закидали рыболовными снастями.
— Эй! А вы чего ждете? — крикнул дядя Хюсен.
Агрон и Дрита быстро забрались в лодку.
— Чертовски не хочется оставлять вас одних, — вздохнул возница.
Худощавый развел руками и улыбнулся:
— Ничего, Я думаю, ты тут не будешь скучать без дела.
Они обнялись.
Не выдержав, дядя Хюсен поднялся:
— Долго вы будете целоваться? Пора ехать!
Он достал весла и медленно опустил их в воду. Все это время он так дымил своей трубкой, что издали лодку можно было принять за маленький пароход.
Худощавый прыгнул в лодку, и она отчалила. Позади оставался город, а впереди расстилалась черная гладь моря.
— Чего ждешь? — проворчал старик, обращаясь к юноше. — Готовься опускать сеть! А вы помогите ему! — обернулся он к ребятам. — Ваша задача в этом и заключается: выехали на работу, помогаете немощному старику.
«Как он управляется со всем этим?» — подумала Дрита, рассматривая снасти.
Лодка резала волны. Старик, ни на минуту не выпуская трубки изо рта, подруливал задним веслом.
— Куда вышла, проклятая! — выругался старик.
Прямо перед ними появился сторожевой катер. Худощавый поднялся и начал потихоньку опускать сеть. «Пиф! Пиф!» — падали с легким всплеском грузила.
— Прикройте мешок! — бросил он через плечо, незаметно наблюдая за приближающимся катером.
Руки ребят наткнулись на что-то твердое и холодное. Странный предмет под мешком занимал их теперь куда больше, чем итальянский катер, который подходил к лодке все ближе.
— Внимание, дядя Хюсен!
— Смотри сам! — бросил старик.
Худощавый приветственно помахал морякам, собравшимся у борта катера.
— За рыбой! Уж очень разыгралась она сегодня, — поспешил он объяснить итальянцам-патрульным.
— Почему в лодке девочка? — крикнули в рупор.
Дрита широко улыбнулась.
— Я его внучка, — показала она на старика. — Тоже учусь ловить рыбу! Интересно!
«Не растерялась!» — с гордостью подумал Агрон.
Вновь заработал мотор, и катер с шумом стал отходить. Сделав круг, он исчез. Юноша сел на дно лодки и не мог выговорить ни слова, руки его дрожали.
— Собаки! Пиявки чертовы! — выругался дядя Хюсен и погрозил вслед катеру кулаком.
4
Целый день у Петрита Рыло приподнятое настроение. Неожиданная встреча с Селё и письмо, переданное им, не выходили из головы.
«Они думают о нас, — быстро летели мысли. — Только не совсем понятно, зачем надо больше шуметь и протестовать…»
И тут его вызвал к себе Джовани, обняв за плечи, привел в свою комнату, предложил шоколад, галеты, персики… Но кусок не лез в горло. Петрит чувствовал себя неловко от такой странной обходительности надзирателя.
«Опять что-то замышляет», — думал мальчик.
Джовани, будто разгадав его мысли, достал из толстого бумажника пачку фотографий.
— Мой сын, — подал он одну из них. — Как ты. Такой же черноволосый.
«Определенно он от меня что-то хочет, — думал Петрит. — И вообще подозрительный человек. Итальянец, а по-албански говорит совсем чисто».
И мальчик, рассматривая фотографию, спросил:
— Где вы так хорошо научились говорить по-албански?
— А я албанец. Из Калабрии, — без запинки ответил надзиратель. — Ты похож на моего сына. — Джовани приблизил к себе мальчика и погладил по голове.
Петрит почувствовал некоторое смятение: «Может, он не такой уж и плохой? Не напоминаю ли я ему действительно сына?»
— Бери, малыш! — пододвинул Джовани шоколад. — Ешь!
Петрит отломил кусочек. Надзиратель улыбнулся и сунул ему в руки всю плитку.
— Бери! Бери! Я купил это для тебя.
Петрит положил шоколад в карман. Палец коснулся письма Трима. Оно будто ужалило мальчика: «Почему Джовани заговорил об этом только сейчас? Ведь он уже два года, как приехал… Шпион! Он просто шпион!»
Кто-то постучал в дверь.
— Господин Джовани, вас спрашивает по телефону господин капитан.
— Пусть подождет! — бросил надзиратель небрежно. Повернувшись к Петриту, он добавил: — Будет опять пилить за наши дела.
— Почему?
— Да поругался я с этим чертовым карабинером. Расшумелся: зачем тебя выпускаю.
— Очень сожалею, если у вас будут из-за меня неприятности, — сказал Петрит.
— Кстати, — спросил Джовани, поднимаясь со стула, — у тебя есть друзья в городе? Мы бы могли к ним сходить вместе. Впрочем, мы еще об этом поговорим. Ведь этот капитан ждет у телефона.
Они вышли вдвоем.
«Теперь понятны все его уловки, — подумал Петрит, спускаясь по лестнице. — Господин надзиратель решил сделать меня послушным, а возможно, что-то заподозрил. Нужно написать обо всем Триму. Но пошлет ли он меня еще за сигаретами? Не запретит ли ему капитан?»
С этими мыслями он и вышел во двор. У товарищей никаких новостей не было. Они лежали на траве и играли в ножички.
— Вот и Петрит пришел!
— Где пропадал? — послышались голоса.
— Он был у надзирателя, — сказал кто-то.
Некоторые ребята посмотрели на него с недоверием.
Петрит вполне понимал их. «Они начинают во мне сомневаться, — думал он. — Это должно было случиться. Они правы, Ежедневно я свободно выхожу на улицу. Джовани на глазах у всех зазывает меня в гости. Что делать? Сказать им всю правду, чтобы они верили мне, как раньше? Или…»
Он опустил руку в карман. Шоколад, который успел расплавиться, испачкал руки.
— Вы что, перестали мне верить? — спросил он наконец.
Ребята промолчали.
— А ты нам доверяешь? — нарушил это тягостное молчание темноволосый мальчик. — Я ухожу! — И он поднялся.
— Подожди! — остановил его Петрит.
— Ты хочешь нам что-нибудь сообщить? — насмешливо спросил темноволосый.
Петрит смотрел на ребят: здесь были те, на кого можно полностью положиться.
«У меня нет другого пути!» — подумал Петрит и достал письмо Трима.
— Вот зачем я хожу в город! — сказал он.
Наступила напряженная тишина.
И в этой тишине Петрит шепотом прочитал записку.
— А зачем больше шуметь и протестовать? — спросил кто-то.
— И что значит «не поддаваться на провокации»? — спросил еще кто-то.
— Не знаю, — честно признался Петрит. — Знаю одно: мы будем делать, что нам приказывают коммунисты!
Через некоторое время приютский сад огласили дружные крики:
— Не хотим ехать в Италию!
— Не хо-тим! Не хотим! Не хотим!
5
Был уже вечер. Спрятавшись между камней, Трим ждал появления лодки. Он ждал давно и нервничал. Из своего убежища Трим не видел ни встречи лодки со сторожевым катером, ни «рыбалки», которую пришлось устроить худощавому.
Очертания парохода едва проступали в темноте. Он по-прежнему не был освещен. Луна спряталась где-то за облаками. Изредка сквозь небольшие разрывы просачивался ее бледный свет.
Но вот послышались тихие всплески. Трим напряг зрение: «Кажется, что-то движется». Медленно, со всеми предосторожностями он стал пробираться вниз, на всякий случай вынул из кармана пистолет и держал его наготове. Приблизившись к берегу, Трим осмотрелся и прислушался. Сомнений не было: кто-то приближался на лодке.
«Они!» — подумал Трим и крикнул, подражая птице.
Другая птица ответила снизу. «Прибыли!» — облегченно вздохнул Трим.
Маленькая лодка подошла к берегу и закачалась на волнах.
— Поспешите! Столько времени потеряли! — послышался голос дяди Хюсена.
Трим был уже возле лодки. Общими усилиями они осторожно сняли с лодки мешок и опустили на мелкую гальку.
— Оставим здесь, у камня, — предложил Трим. — Опоздали вы очень. Море уже закрыто для рыбаков. Как же возвращаться?
— Ты же знаешь, что я должен быть в городе, — повернулся к нему отец.
— Знаю…
— Сделаем так: я пойду один. Проберусь. Море для меня — что дом родной. А вот ими рисковать нельзя. — Дядюшка Хюсен повернулся к Агрону и Дрите: — Придется им оставаться с вами. Другого выхода нет. Я постараюсь сообщить их родителям, что они в безопасном месте.
— Что же, раз другого выхода нет… — сказал Трим.
Слушая этот разговор, Агрон и Дрита в темноте сжали друг другу руки: значит, они проведут ночь вместе с подпольщиками, а может быть, будут участвовать в сегодняшней операции.
— Поезжай, отец! — решительно сказал Трим и добавил совсем тихо: — Будь осторожен.
Чуть солоноватый ветер порывисто дул с моря. Он упруго пробегал по зарослям камыша, освежал разгоряченное лицо Трима. Не касался он только толстых прибрежных камышинок, у которых лежал мешок со странным предметом. Можно было подумать, что ветер опасается этого прикосновения…
Однако Трима этот предмет не пугал. Без всяких предосторожностей он бросил на него свою куртку.
Все молчали. Изредка только слышались отдаленные всплески: не то рыба выпрыгивала из воды, не то весла лодки дяди Хюсена неосторожно ударяли о волну.
Агрон повернулся спиной к Триму и смотрел на море. Но в такой темноте трудно было что-либо различить.
И тут все одновременно услышали шаги. Кто-то приближался. Трим снова прокричал птицей. Последовал условный ответ.
Трим сказал обрадованно:
— Кажется, Астрит.
Да, это был Астрит — ровесник Трима.
Он присел на камень и тихо сказал:
— Везде патрули. Еле добрался.
— Ну? — нетерпеливо спросил Трим.
— Время стало известно… — Астрит покосился на Дриту и Агрона.
— Не беспокойся, — сказал Трим. — Это наши ребята.
— Погрузка в машины в двенадцать часов. Значит, на перевале они будут около часа ночи…
Яркий луч прожектора вспыхнул на пароходе и пополз по берегу, медленно скользя по острым вершинам скал, прощупывая метр за метром.
— Ложитесь! — приказал Трим, и все попрятались за камни.
Луч прожектора шарил между камнями, проникал в расщелины, освещал все вокруг. Временами он перекидывался на спящий город.
— Неужели заметили? — забеспокоился Астрит.
— Не думаю… — прошептал Трим. — Должно быть, от страха. Хуже, если что-то подозревают.
Мигнув на прощание огненным глазом, прожектор наконец погас. Все опять погрузилось в темноту.
Подождав немного, Трим поднялся. За ним начали подниматься и другие. Астрит достал пистолет. Откуда-то из темноты вынырнул худощавый и сказал:
— Кто-то идет там, внизу.
Действительно, теперь отчетливо слышались шаги.
Все замерли. Трим снял предохранитель на пистолете.
Раздался условный крик.
— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Трим. — Это Кристать.
Худощавый первым заметил Кристатя и подал голос.
— За мной следили, — сказал Кристать, еле переводя дух. — С трудом ушел. Патрули на каждом шагу…
— Садись, Пристать! — прервал его Трим. — Отдышись.
Устроившись на камне, гость осмотрелся. Он не мог скрыть удивления, когда заметил среди подпольщиков Агрона и Дриту. Но спросить не решился: вероятно, дети были здесь с согласия Трима.
Так молча все сидели еще некоторое время, чтобы убедиться, что Пристать не привел хвоста. Тишина наполнила округу; нарушал ее только шум волн, набегавших на берег.
— Агрон, Дрита! — прервал молчание Трим.
Ребята подвинулись ближе к своему вожаку.
— Коль уж вы здесь, то нечего сидеть сложа руки. Не так ли?
Ребята согласно закивали, Они пока еще не совсем понимали смысл слов Трима, но были готовы выполнить любой его приказ.
— Ты, Агрон, будешь смотреть за этой стороной, за дорогой от города, а ты, Дрита, наблюдай сверху. Понятно?
— Понятно! — разом ответили ребята.
Луна, прятавшаяся до сих пор за облаками, вынырнула и поплыла в черной прогалине неба. На какое-то время море, прибрежные скалы и часть города озарились ее серебристым светом. Но вот облака вновь поглотили ее, и все мгновенно утонуло в плотной темноте. Пак ни всматривались ребята, ничего не было видно вокруг. Вся надежда была на слух.
Где-то справа раздался едва уловимый шорох, как будто кто-то наступил на камень и камень покатился вниз. Агрон напрягся. Сердце готово было выскочить из груди. Мальчик пододвинул поближе острый камень, ведь другого оружия у него не было.
«Вот бы сейчас ружье, наган или, хотя бы, маленькую гранату…» — подумал он с сожалением.
Шум больше не повторился. Все было спокойно. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и Агрон начал различать отдельные предметы.
В это время Трим обсуждал с товарищами детали предстоящей операции.
— Самое главное, — говорил Трим, — время. Тут не должно быть просчета и на десять минут. Мина должна взорваться только после того, как машины пройдут перевал и мост… Сколько сейчас времени?
Астрит взглянул на наручные часы со светящимся циферблатом:
— Без двадцати десять.
— Ложись! — приказал Трим.
Яркий луч прожектора вновь заскользил по берегу, приближаясь к камням, за которыми укрылись подпольщики.
— Пора действовать! — сказал Трим. — Времени у нас не так уж много. Астрит и ты, — обратился он к худощавому, — останетесь здесь. А мы с Кристатем установим мину.
Астрит возразил:
— Может, пойти мне с Кристатем. Ведь лучше меня никто не плавает.
Худощавый хотел сказать то же самое, но Трим остановил его движением руки:
— Все мы не прочь помериться силами с этим пароходом. Каждому это по плечу. Но мне доверили командовать операцией, верно? Значит, и ответственность прежде всего на мне.
Все стали осторожно спускаться к морю.
Опять из-за облаков выглянула луна…
6
Наступил час ужина. Из маленького окошечка, соединявшего столовую с кухней, шел аппетитный запах пищи. Темноволосый, сидевший около Петрита, сглотнул слюну. В ту же минуту он ощутил в животе пустоту. Есть хотелось всегда, но сегодня особенно. Ждать долго не пришлось. Дежурные разнесли миски с супом. Запах дразнил детей. Особенно трудно было малышам. В другой раз они бы мгновенно накинулись на еду. Но сегодня никто не прикоснулся ни к супу, ни к хлебу. Не веря своим глазам, надзиратель Джовани вышел из столовой. По скрипучим ступенькам он поднялся на второй этаж и вошел в кабинет директора. Начальник лениво перелистывал какой-то военный журнал. Не скрывая тревоги, Джовани рассказал о случившемся в столовой.
— Обо всем этом необходимо срочно сообщить капитану, — заключил Джовани и поднял телефонную трубку.
— Господин капитан, я должен вас проинформировать… — начал он осторожно. Коротко доложил о происходящем. — Очень хорошо, мы вас ждем, — с облегчением вздохнул надзиратель и положил трубку.
Снизу послышался шум. Директор приоткрыл дверь и выглянул. Из столовой выходили дети и возбужденно смеялись.
— Спустись скорей! Они, кажется, что-то задумали! — заволновался директор.
Джовани сбежал вниз. В столовой было пусто. Суп и хлеб стояли на столах нетронутыми.
«Лучше подождать капитана», — подумал надзиратель и вышел.
Скоро к воротам приюта подкатила машина, из нее выскочил капитан. Во дворе нетерпеливо поджидали его директор и Джовани. При появлении капитана Джовани затряс звонком, созывая ребят на построение. Но никто из них не обратил на это внимания. Дети толпой стояли в отдалении.
Директор позеленел от злости, а надзиратель еще сильнее затряс звонком. Первым не выдержал капитан. Он подошел к детям и, еле сдерживая злость, спросил:
— Вы что, не слышите звонка?
Ответа не последовало.
— Вас кто-нибудь обидел?
— Почему нас держат под стражей, как заключенных? — крикнул темноволосый.
— Подойди ближе! Я не вижу, кто там говорит.
Темноволосый попытался выйти вперед, но Петрит схватил его за руку и остановил.
А из толпы снова раздался чей-то тонкий, звенящий голосок:
— Уберите охрану! Мы не заключенные!
Капитан растерялся. Он открыл рот, чтобы… но дети повернулись и разошлись, оставив его одного. Он стоял на месте и сжимал кулаки от ярости.
— Не дети, а сущие дьяволята! — выругался директор.
— Пусть идут спать голодными! — прошипел капитан. — У меня нет времени возиться с ними.
Повернувшись к директору и надзирателю, он раздраженно добавил:
— А вы тоже хороши. Распустили оборванцев! — Повернувшись резко, он ушел, не попрощавшись.
Скоро весь приют погрузился в сон.
Этого только и ждал Петрит — ведь предстояло выполнить еще с утра намеченный план. Он подошел к темноволосому и потряс его за плечо.
— Э-э! Ну чего, чего! — забормотал тот спросонья и повернулся на другой бок — он умел засыпать мгновенно.
— Вставай! Забыл, о чем говорили сегодня? — прошептал ему в самое ухо Петрит. — Лучшего времени не придумаешь — ведь он ушел!
Темноволосый мигом вскочил.
Вместе они подошли к двери. Она, как обычно, заскрипела. Ребята замерли. Кругом было тихо.
— Закрывать не будем, а то опять заскрипит, — прошептал Петрит и направился к лестнице.
Осторожно ступая, они на цыпочках подкрались к комнате надзирателя Джовани. Дверь была закрыта. Темноволосый достал связку ключей и стал подбирать. Первый ключ не подошел. Второй… Третий… Четвертый… Наконец дверь открылась.
Темноволосый хотел первым войти в комнату, но Петрит остановил его и исчез в комнате. Сделав несколько шагов, Петрит остановился и зажег спичку. Окна были плотно зашторены. Он успокоился и зажег лампу, которая стояла посередине стола.
— Все спокойно! — прошептал темноволосый и закрыл дверь изнутри.
— Где он может быть? — спросил Петрит. — Как ты думаешь?
— Посмотри в тумбочке около кровати.
— Здесь нет, — прошептал Петрит, обыскивая тумбочку.
— Может, под подушкой?
— Вот он! — обрадовался Петрит, достав из-под стопки газет револьвер, и засунул оружие в карман. Погладил его вороненое дуло.
Темноволосый нагнулся в надежде найти еще один. Перебирая книги, он нечаянно уронил одну из них. На пол посыпались фотографии.
— Вот это да! — удивился мальчик.
На фотографиях надзиратель Джовани был изображен в офицерской форме, точно такой, как у капитана.
Ребята переглянулись.
— Давай-ка посмотрим, что тут у него еще? — сказал Петрит, выдвигая ящики стола. В одном из них поверх всяких вещей ребята обнаружили лист бумаги, исписанный крупными буквами по-итальянски. Похоже, что запись обрывалась на полуслове…
Вот когда пригодились мальчикам уроки итальянского языка! С трудом переводили они фразу за фразой:
«Господин капитан!
Ваши предположения оправдываются. Безусловно, приют связан с подпольем. Я выследил Петрита Шкэмби, который у детей заводила. В городе он связан с Селё, который, вероятно, знаком с кузнецом, заподозренным в связи с городским подпольем. Вы говорили, что подозреваете кузнеца тоже. Уверен, что вы правы. Тут существует прямая связь: Петрит — Селё — кузнец. Предлагаю взять всех троих, а уж заговорить мы их заставим. Считаю, что…»
— Он не дописал, наверно, спешил, — прошептал Петрит. — Все пронюхал, собака!
— Тебе надо немедленно уходить! — заволновался черноволосый.
— А куда?
— К партизанам!
— Прежде всего, — заспешил Петрит, — надо предупредить Селё и кузнеца! Пока не поздно… Ты остаешься здесь за меня. В случае необходимости все объясни ребятам.
— Хорошо…
— Теперь ты отвечаешь за всех ребят.
— Договорились. Иди скорее!
Петрит сунул в карман недописанный донос и исчез в темноте сада, спрыгнув с подоконника на мягкую землю, а темноволосый, затаив дыхание, прислушивался к каждому шороху на улице: «Только бы его не заметили».
Но все было тихо…
7
Унтер-офицер лежал на кровати. Свет он выключил — надо попытаться заснуть. Но сна не было. Слух невольно ловил каждый звук: вот шаги карабинера за окном; вот где-то скрипнула дверь, и опять шаги, теперь по коридору, значит, кто-то из заключенных просился выйти в умывальник. Опять тихо.
«Хорошо они мне заплатили, — подумал унтер-офицер. — Из-за этого стоит рисковать…»
Внезапно захлопали двери, прозвучали слова команд, четкие шаги загремели в коридоре. Они могли принадлежать только одному человеку.
«Капитан! — понял унтер-офицер. — Неужели уже близка полночь? Он сказал, что машины придут в половине двенадцатого».
Унтер-офицер быстро встал, включил лампу, посмотрел на часы. Было двадцать пять минут десятого.
«Странно…», — подумал унтер-офицер.
Капитан вошел без стука.
— Вы бодрствуете, унтер? Прекрасно! Надо все подготовить: машины придут без четверти десять.
— Но ведь… — В несколько секунд унтер-офицер успел подумать обо всем: если капитан меня подозревает, что-то выведал, — мне крышка… Если я сообщил партизанам и заключенным неточное время, они найдут способ прикончить меня…
— Никаких «но», унтер! — возбужденно сказал капитан. — Эти бандиты что-то пронюхали. Надо торопиться. Я ускоряю операцию на два часа. Капитан парохода предупрежден. Катера в бухте за перевалом будут в одиннадцать. Соберите в комендантской всех карабинеров. Пора им раскрыть карты.
— Слушаюсь, господин капитан.
Унтер-офицер медленно шел по коридору.
— Весь рядовой состав, — повторял он, — в комендантскую!
Охранники, оглушительно топая сапогами, спешили в просторную комнату на первом этаже.
Узник десятой камеры прислушивался к шуму в коридоре. Около двери остановился человек. Поднялся глазок. На пол упал комочек бумаги. Узник быстро развернул записку. В ней говорилось: «Сейчас придут машины. Капитан изменил время».
Узник десятой камеры подошел к стене и застучал алюминиевой ложкой: точка-тире-точка…
Скоро тихий перестук наполнил всю тюрьму.
— Солдаты! — Капитан прошелся вдоль ряда карабинеров. — Я исполняю приятную обязанность — сообщаю вам радостную новость: сейчас… — он взглянул на наручные часы… — через десять минут придут машины. На них мы погрузим бандитов и спровадим через перевал, к бухте, где нас уже, надо полагать, будут ждать катера. На них наши подопечные отправятся на пароход… То уже забота других. Операция тщательно подготовлена. Но от этого она не становится менее ответственной. Четыре машины, двести заключенных. И нас пятьдесят два человека. Распределимся так: в первой машине двадцать человек и я, в последней двадцать человек и унтер-офицер, во второй и третьей машинах по пять человек конвоя. Унтер, распорядитесь расстановкой людей!
— Слушаюсь, господин капитан!
— При благополучном исходе операции, — продолжал капитан, — лучшие из вас получат отпуск на родину! Надеюсь на вас, господа!
— Рады стараться! — гаркнули луженые глотки.
8
По палубе парохода расхаживали матросы. Их фигуры смутно прорисовывались в темноте.
— Сердж, ты видишь?
— Что? — тихо спросил тот, которого товарищ назвал по имени.
— Нет, нет! Ничего… Мне, наверно, показалось…
— Давай осветим еще раз, — сказал Сердж. — При свете как-то надежнее…
Вдвоем они направились к прожектору. Яркий белый луч разрезал темноту и заскользил по темным волнам вокруг парохода. В свете прожектора море казалось то синим, то зеленоватым, то голубым. Наконец луч вынырнул из воды и серебристой дорожкой пролег к берегу.
— Ветер поднимается, — сказал Сердж. — Холодно…
— Ты оставишь меня одного? — встревожился напарник. Он прекрасно понимал, что кроется за этим «холодно». Сердж спустится в кубрик и постарается задержаться там как можно дольше.
— Нет, нет. Не беспокойся, я вернусь быстро.
— Возьми лучше мою накидку.
Сердж не ожидал такого «согревания». Он лениво протянул руку и набросил на плечи накидку. Его на самом деле знобило. Но, наверно, не от холода.
— Не нравятся мне эти горы… С первого дня не нравятся, — вздохнул он.
— Дикие очень, — согласился напарник.
«Осветим-ка их еще раз», — подумал Сердж и направил огненный луч прямо на горы. Но, не пройдя и половины пути, луч затерялся в темноте.
— Когда же мы уйдем наконец? — спросил Сердж.
— Черт его знает! Говорят, что возьмем несколько пленных бандитов.
От этих слов Серджу стало не по себе. Он знал, что «бандитами» называют партизан, которые сражаются в горах.
— Я слышал, что они бесстрашные, — сказал он вполголоса.
— Я тоже слышал, — откликнулся второй матрос.
— Как хорошо, что мы в море, подальше от них, — сказал Сердж с некоторым облегчением, представив враждебные горы и себя среди них.
Его напарник молчал. В душе он ругал Серджа за малодушие и даже презирал его. О том, что самому ему тоже страшно, он предпочитал не думать. Несколько раз прямо у борта парохода ему почудились незнакомые бородатые лица. Дрожащей рукой матрос направил луч прожектора на нос парохода, осветил все пространство вокруг. Никого. Но страх не проходил. Тогда, чтобы немножко приободриться, он сам завел разговор:
— На суше с ними, конечно, труднее. Ну а здесь, — он возвысил голос и с гордостью добавил: — Здесь, на море, мы хозяева. Пойдем?
Сердж не ответил. Он выключил прожектор и молча стал спускаться.
9
…Было без четверти десять вечера.
Машины въезжали в маленький двор тюрьмы одна за другой. Четыре крытых грузовика. Пыль, поднятая зубчатыми шинами, тусклой завесой покрывала все вокруг.
Капитан стоял на крыльце и смотрел в глубину коридора.
До него донесся крик унтер-офицера:
— Быстрее! Пошевеливайтесь!
Металлические замки камер гремели на всю тюрьму. Коридор загудел встревоженными голосами. Капитан быстро вошел внутрь.
— Они не хотят выходить из камер, — доложил унтер-офицер.
— Что?! — вскинулся капитан. — Выволакивайте силой! В десять все должны быть в машинах.
— Вон из камер! — закричал унтер-офицер. — Выходите! Это приказ капитана!
Вновь раздались резкие, отрывистые выкрики:
— Вперед! К выходу!
— Шевелитесь, свиньи!
— К машинам!
Вереница заключенных медленно потянулась по коридору.
Смешались тени заключенных и карабинеров. Они то бледнели и увеличивались, то темнели и уменьшались. Во всей этой мешанине людей и теней изредка слышался шепот:
— Не торопитесь, товарищи!
— Медленнее.
Действовал он куда больше, чем вопли и приказы карабинеров. Этот шепот удерживал на месте всю вереницу заключенных. Со стороны казалось, что заключенные вообще не намерены покидать этот мрачный, холодный дом.
— Куда нас отправляют? — наивно спросил кто-то из заключенных у карабинера.
— Я тебе поговорю, бандит! — заорал карабинер.
— Не расстраивайтесь, господин карабинер, вся ночь наша, — весело заметил кто-то из толпы.
— Похоже, к морю нас хотят вывезти.
— Точно! Подышать свежим воздухом! — слышались насмешливые голоса.
Капитану было явно не по себе. «Что-то тут не так, — думал он. — Или они узнали?.. И унтер не торопится. Определенно подозрительный тип. Надо его прощупать…»
Было десять минут одиннадцатого.
Между тем заключенные столпились во дворе, немного продвинулись к машинам и остановились совсем, будто приросли к земле, Как ни подталкивали их карабинеры, как ни надрывался взбешенный капитан, никто не сдвинулся с места.
— Похоже, нас вывели на ночную прогулку, — послышались опять шутки.
— И куда это господа «макаронники» так торопятся? Уж не на тот ли свет?
Эти слова привели карабинеров в ярость.
— Вперед, мерзавцы! Вперед! — послышались удары.
Первые заключенные, еле шевелясь, с кряхтением полезли в машину.
Было половина одиннадцатого.
10
…Теперь они все стояли у самого моря.
Стрелки на светящемся циферблате часов Астрита показывали ровно десять.
Астрит снял часы и протянул их Триму:
— Водонепроницаемые. Товарищ комиссар сказал, что идут точно и его часы сверены с этими.
Трим надел часы на левую руку.
— Время распределяем так: мы с Кристатем добираемся до корабля и ставим мину, час нам на возвращение назад. И еще час уйдет у нас на путь до перевала. Мы должны добраться туда и встретиться с партизанами до прибытия машин из тюрьмы.
Агрон уже смутно представлял план операции.
— И мы… — У него голос прерывался от волнения. — И мы будем участвовать в бою с карабинерами?
— Да, — тихо сказал Трим.
— Ура! — прошептала Дрита.
— Итак, вы ждете нас здесь, — повернулся Трим к Астриту. — Если нас не будет к двенадцати, одни идите к отряду.
Астрит молча кивнул.
Пловцы быстро исчезли среди искрящихся волн. На поверхности моря виднелся только сероватый мешок, который они толкали перед собой.
11
Он подошел к знакомому дому и осторожно постучал…
Никакого ответа. Постучал сильнее. Никого.
Неожиданно дверь открылась и быстро захлопнулась вновь. Петрит не успел даже сообразить, как чья-то сильная рука втащила его в сени, а потом и в комнату.
— Что ты бегаешь по ночам? — строго спросил кузнец, поправляя фитиль лампы. Комната озарилась мерцающим желтоватым светом.
Петрит не ответил. Он молча положил перед кузнецом пачку писем надзирателя Джовани и отошел в сторону. Кузнец удивленно поднял брови, но письма взял. С каждым прочитанным доносом лицо его темнело. Когда же он дошел до письма о Петрите, то остановился.
— Вот так дела! — покачал головой кузнец и как-то очень тепло взглянул на мальчика.
— Я не могу вернуться назад. Проводи меня к партизанам.
Кузнец задумался: «Оставить Петрита в городе опасно. К партизанам пробраться тоже непросто. Как же быть?»
— У меня и револьвер есть! — с гордостью сообщил Петрит, как будто кузнец думал в этот момент только о том, где ему найти для Петрита оружие.
— У нас нет другого выхода! — решился кузнец. — Переправлю тебя к партизанам. И сегодня же.
Петрит даже подпрыгнул от радости.
12
…Перед пловцами возникло смутное очертание парохода.
— Внимательнее, Кристать! — прошептал Трим, но тотчас замолк, так как на палубе парохода кто-то двигался.
Пловцы исчезли под водой. Дышали они через камышинки, зажатые в зубах. Мешок с миной с трудом тоже утянули под воду.
Луч прожектора медленно скользил по воде над их головами. Пловцы замерли, стараясь не двигаться.
Луч прошел совсем рядом. Сейчас он начнет скользить назад. Трим и Кристать нырнули еще глубже. «Еще немного, еще…» — думал каждый из них в эту минуту, ощущая нарастающую боль в ушах. Как только свет удалился, они вынырнули, глубоко, с надрывом дыша. Потом продули камышинки. На секунду два крохотных фонтанчика взметнулись над водой. Свежий воздух быстро заполнил уставшие легкие.
Прожектор, обшарив море, устремился к городу, а потом погас совсем так же неожиданно, как и загорелся. Только после этого смельчаки опять осторожно заработали руками и ногами. Пароход был совсем рядом, его железный борт напоминал склон ущелья, черного, молчаливого и опасного.
— Уже близко… — прошептал Кристать. Он чувствовал неимоверную усталость.
— Осторожнее с миной, — предостерег его Трим.
Кристать качнул головой и приложил палец к губам, чтобы тот молчал. На палубе у самого борта показался матрос. За ним второй.
— Какой длинной кажется сегодняшняя ночь! И чего только они задерживаются? — послышалась итальянская речь.
— Сердж, слышишь?
— Что?
— Кажется, кто-то плавает у борта…
Оба матроса перегнулись через борт, стали пристально всматриваться в море.
Трим и Кристать притаились под самым килем.
— Опять показалось… — негромко сказал Сердж.
Шаги на палубе удалялись.
— Скорее! — заспешил Трим. — Уже пять минут двенадцатого…
Кристать осторожно сдирал краску с борта корабля, куда собирался прикрепить магнитную мину. Подпольщики замерли — кто-то остановился около самого борта. Из предосторожности они тотчас скрылись под водой. Опять на поверхности торчали только камышинки.
Через некоторое время пловцы появились над поверхностью воды. Трим прошептал в ухо товарища:
— Взрыватель ставим на час ночи.
— Сверь свои часы с часами мины, — прошептал Кристать.
— Уже сверил: все тихо. Так… Готово. — И Трим первым оттолкнулся рукой от борта парохода.
Пловцы возвращались налегке и, если бы даже их сейчас обнаружили, главное было сделано: мина крепко присосалась к борту черного парохода.
Плыть назад было легче…
13
Дорога, выходящая из города в сторону перевала, рассекала квартал старых домов. Она была такой узкой, что две машины уже не могли разъехаться на ней.
Приближалась полночь. Было двадцать минут двенадцатого. На дороге появилось несколько смутных фигур.
— Как? — спросил высокий мужчина. — Кажется, патруля нет?
— Все тихо… — сказал дядя Хюсен.
— Здесь самое удобное место, — сказал высокий мужчина. Это был кузнец. — Скорее, товарищи!
Двое мужчин начали пилить старое дерево в переулке.
Кузнец могучим ударом лома выворотил булыжник из мостовой…
14
Агрон подполз к Астриту и прошептал ему на ухо:
— За теми камнями кто-то есть…
Оба прислушались. Действительно, послышались еле уловимые движения.
Астрит снял предохранитель у пистолета.
Они замерли и стали ждать. Все было спокойно. Вдруг опять послышался неясный шорох, теперь уже совсем рядом. Астрит ящерицей скользнул за камень. Агрон сжал в руке камень — другого оружия у него не было.
— Это черепаха. Займи свой пост! — сказал Астрит, когда вернулся.
Тишина и неизвестность угнетали Агрона. Прежде чем отправиться на свое место, он спросил Астрита:
— Вроде запаздывают?
Астрит не ответил. Темнота сгущалась над горами. Но вот среди туч выглянул край луны. На этот раз она напоминала огрызок овечьего сыра.
— Смотрите внимательнее! — приказал Астрит.
Девочка, которой давно уже хотелось поговорить, спросила:
— Может, они и не добрались еще?
— Смотрите внимательней! Вам говорят! — рассердился Астрит. Он пытался скрыть собственное беспокойство.
Подошел худощавый. Он тоже начинал волноваться.
— Я, например, не помню случая, чтобы Трим и Кристать не выполнили задания! — сказал Астрит уверенным голосом, чтобы хоть как-то успокоить друзей.
Внезапно прожектор вспыхнул на пароходе, и белый луч побежал по морю, приближаясь к берегу.
— Спрячьтесь за камнями! — приказал Астрит.
Худощавый сбросил куртку и расстегнул рубашку — он собирался плыть навстречу Триму и Кристатю. Однако яркий сноп света, который упал на берег и начал медленно ползти по камням, заставил всех укрыться. Неожиданно прожектор опять перекинулся на море. Он явно кого-то искал, «Но кого? Неужели их обнаружили?»
Все четверо до боли в глазах смотрели на желтое пятно, которое медленно двигалось по черной поверхности моря.
— Никого не видно, — тихо сказал Агрон.
И тут все увидели, что луч прожектора скользнул по какому-то предмету на поверхности моря. Скользнул и, не задерживаясь, побежал дальше. Или там, на корабле, ничего не заметили?
Астрит и худощавый внимательно следили за странным предметом, который то появлялся, то исчезал среди волн. Они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга.
— Доска, — сказал худощавый. — Обыкновенная доска…
— Астрит! Астрит! — послышался радостный голос Дриты.
Все трое разом обернулись, забыв на время про прожектор.
— Вышли! Вышли! Вон они у тех камней! — захлебывалась словами Дрита. Разом были забыты все неприятности и опасения этой ночи.
Наконец снизу послышался условный крик. Астрит тотчас ответил.
— Откуда только появился этот проклятый свет! — сказал Агрон со злостью, глядя на огромное световое пятно, которое замерло на темной поверхности моря.
— Может, этот чертов прожектор испортился? Почему он не движется? — предположил худощавый.
— Пойди отрегулируй! — невесело пошутил Астрит.
Все ждали.
Трудные это были минуты. Внизу были товарищи, которые буквально валились с ног от усталости, а здесь, у камней, никто не мог даже пошевелиться, чтобы не выдать врагам своего присутствия — ведь прожектор в каждое мгновение мог сделать неожиданный рывок и осветить всех.
Наконец прожектор закрыл свой огненный глаз.
— Идут! Идут! — опять горячо зашептала Дрита.
Тяжело дыша, подошли мокрые Трим и Пристать.
— Все в порядке, — сказал Трим. — Сейчас отдохнем немного, и в путь. Времени у нас в обрез!
Фосфорические стрелки на часах показывали десять минут первого…
15
…Наконец все заключенные были загнаны в машины.
— Вперед! — закричал капитан. — Поехали!
Было двадцать минут двенадцатого, когда машины выехали из ворот тюрьмы. В кабине первой машины рядом с шофером сидел капитан, в кабине четвертой, замыкающей колонну, — унтер-офицер.
В свете фар мелькали деревья, дома, побежала под колеса пустынная дорога.
Уже был близко выезд из города, и тут машина резко остановилась, так что капитан чуть не ударился головой о смотровое стекло; заскрипели тормоза.
— В чем дело? — гаркнул капитан.
— Дорога завалена, господин капитан, — сказал шофер.
Путь машинам преграждал завал из камней, деревьев, какого-то хлама, И, кроме того, был вырыт ров. Не проехать…
— Что же делать? — растерянно спросил капитан, и лицо его покрыла испарина: теперь он не сомневался — «они» все или почти все знают. «У них» какой-то свой план…
— Есть другой выезд, — перебил его тревожные мысли шофер. — Правда, в противоположной стороне города.
— Сколько на объезд уйдет времени? — нетерпеливо перебил капитан.
— Минут тридцать — сорок, — ответил шофер.
— Поехали! — приказал капитан.
…Машины долго пятились по узкой улице, потом развернулись.
«…Отступать поздно, — нервно думал капитан. — Все подготовлено, ждет пароход, в бухте — катера… И, может быть, «они» ограничивают свои действия городом?.. Откуда «им» знать?..»
Капитан вытер платком мокрое лицо.
…Машины выехали из города и направились к перевалу. Было шесть минут первого.
16
Спал город. Глубокая ночь стояла над его крышами. Казалось, все спокойно кругом.
По окраинной улице ехала повозка мусорщика. На ней сидели возница-кузнец и Петрит. Лошадь бежала резво, и все-таки мальчику казалось, что они едут слишком медленно и вряд ли когда-нибудь попадут к партизанам.
Неожиданно на дороге показался свет. Он приближался. Теперь уже ясно было видно, что идут два человека с фонарями.
— Спрячь револьвер! — прошептал кузнец Петриту.
— Куда? — растерялся мальчик.
— Сунь под одеяло! — кузнец приподнялся с кучи старого тряпья, которое он называл одеялом, и сильно хлестнул лошадь кнутом.
Поехали прямо на свет. Другой дороги не было. «Не возвращаться же, — думал кузнец. — Это сразу наведет на подозрение».
— Много не разговаривай! Я все скажу сам, — предупредил мальчика кузнец.
Двое жандармов преградили им путь. Тыкая фонарями прямо в лица, они требовали объяснений. Кузнец начал возбужденно говорить. Видно было, что жандармы не верят ни единому слову.
— Если хотите, я вернусь, — сказал им возмущенно кузнец. — Только скажу вам: вы не албанцы. У ребенка умерла мать, а его не пускают на похороны! Или вас родили не албанские женщины?
Жандармы отошли в сторону и начали совещаться. У них был строгий приказ никого не выпускать из города, но распространялся ли он и на такой случай, они не знали…
— Ладно! — махнул рукой старший по чину… — Шайтан их разберет! Проезжай!
17
В темноте идти было трудно и небезопасно. Впереди, как обычно, шагал Трим, за ним Астрит. Агрон и Дрита шли в середине. Замыкали короткую цепочку Пристать и худощавый.
Предстояло преодолеть крутой подъем. Камни то и дело сыпались из-под ног. Постоянно приходилось поддерживать друг друга, чтобы не упасть.
Был момент, когда они поднялись на гребень горы, и все невольно замерли: внизу делала плавные петли дорога, и по ней осторожно ехали четыре машины, прощупывая светом фар каждый поворот.
— Они… — прошептал Трим. — Неужели раньше нас успеют к перевалу?
Теперь все смотрели на горный перевал: с него дорога круто спускалась к деревянному мосту над бурным потоком.
К перевалу дорога шла петлями, а группа Трима спешила к нему напрямик по узкой горной тропинке.
— Скорее, товарищи! — торопил Трим.
Они то бежали, то переходили на скорый шаг. Дрита задыхалась.
Тропинка юркнула в густой перелесок.
Теперь совсем близко…
— Стой! Кто идет? — послышался громкий окрик.
Все замерли.
— Свои! — сказал Трим.
— Пароль?
— Груша! — моментально откликнулся Трим. — Ответ?
— Гранат! — ответили заросли.
К ним вышел парень с винтовкой в руках:
— Скорее, товарищи! Командир вас заждался!
Теперь они шли за парнем с винтовкой через густой кустарник, все спешили и поэтому не разговаривали.
— Стой! — остановил их негромкий голос. — Кто идет?
— Свои, — ответил парень с винтовкой.
— Пароль?
— Груша! Ответ?
— Гранат!..
Сразу послышались голоса:
— Пришли!
— Наконец-то!
Через минуту Трим докладывал командиру партизанского отряда, плотному мужчине в кожаной куртке и в очках:
— Все в порядке, товарищ командир! Мина поставлена, взрыв должен произойти в час ночи.
Одновременно Трим и командир отряда посмотрели на часы: было 12 часов 50 минут…
— Молодцы! Я уже беспокоиться начал. — Командир обнял Трима. — У нас тоже все в порядке. Отряд разделен на две группы: мы здесь по обе стороны дороги…
Теперь Агрон и Дрита, приглядевшись, видели фигуры людей, залегших за камнями и кустами: тускло поблескивали стволы винтовок.
— …А другая группа за мостом, с той стороны, — продолжал командир, — и мост заминирован. — Тут он увидел Агрона и Дриту, которые слушали командира, боясь пропустить хоть слово. — А эти ребята откуда взялись?
— Наши юные мстители, — с гордостью за своих питомцев ответил Трим. — Агрон и Дрита.
— Так вот они какие! — В голосе командира было удовлетворение. — Тогда поступим следующим образом: Агрон — к пулеметчику, вон за тем камнем. А Дрита будет помощницей у нашего доктора. Лазарет оборудован вон там, за высокими деревьями, в небольшой пещере.
Командир не успел договорить — молодой голос крикнул:
— Машины!
Теперь все смотрели на мост: первый крытый грузовик, сверкая фарами, уже гремел по его доскам…
…В кабине первого грузовика рядом с шофером сидел капитан карабинеров. Он постепенно успокоился и теперь думал: «Наверняка бандиты, если что-то и пронюхали, ограничили свои действия городом. Здесь, в горах, все спокойно. Еще час, полтора, и операция будет завершена».
…Вторая машина прошла через мост…
Третья…
В это время.
18
Необыкновенной силы взрыв потряс побережье и гулким эхом прокатился по горам и ущельям. За ним последовала ослепительная вспышка, и яркие языки пламени охватили черный пароход, стоящий на рейде у маленького албанского городка. Матросы в панике бросались в море: их мечущиеся черные фигурки отчетливо были видны с берега на фоне бушующего огня. Вода вокруг парохода кипела и пенилась, а сам он медленно оседал.
Второй взрыв, еще более сильный и продолжительный, расколол пароход пополам. Он неуклюже подпрыгнул и стал быстро исчезать в волнах. Казалось, что горит все море вокруг…
19
И мгновенно город осветился огнями. Будто и не спали люди, а ждали этого мгновения. Одно за другим освещались окна, слышались возбужденные голоса, хлопали двери. Постепенно улицы заполнялись толпами возбужденного народа, все спешили к морю.
Люди смотрели на море, и никто не скрывал своей радости.
Черного парохода оккупантов не было в море — только плавали на поверхности куски разбитых шлюпок, какие-то бочки, и катера подбирали матросов, которым посчастливилось подальше отплыть от места катастрофы.
В сутолоке, гомоне, выкриках мало кто услышал приглушенный взрыв, прозвучавший где-то в горах…
…Взрыв корабля поднял с постелей всех приютских ребят. Не сговариваясь, они кинулись к окнам и успели увидеть, как ненавистный пароход, на котором их собирались отправить в Италию, погружается в море.
Ребята кричали:
— Слава храбрецам!
— Смерть фашистам!
— Слава героям! — пискнул самый маленький мальчик.
— Скажи лучше — партизанам! — поправил его кто-то из старших.
— Хорошо! Пусть партизанам! — согласился малыш.
— А где Петрит? — спросил вдруг кто-то.
Ребята обступили черноволосого:
— Где Петрит?
— Этой ночью, — сказал темноволосый, — Петрит ушел к партизанам.
Что тут началось!
— Мы тоже хотим в партизаны! — слышались голоса со всех сторон.
— Правильно! Что мы, хуже Петрита?
— А оружие где возьмем?
Темноволосый, к которому были обращены взгляды ребят, на миг представил лицо Петрита. «Трудно ему было, наверное!» — подумал мальчик и тут же вообразил себе потрясающую картину: Петрит, подобно прославленному сказочному герою Дьердю Элез Алия, ударил палицей пароход. От этого страшного удара корабль покачнулся, искривился и стал опускаться в море. Словно чудище морское, выпустил он в предсмертных судорогах пламя изо рта — хотел испепелить смельчака. Но Петрит не растерялся, поднял еще раз палицу, как когда-то славный Дьердь Элез Алия поднял булаву, и метнул ее в морское чудище. При этом крикнул он с такой силой, что закачались горы. Страшно стало грозному директору, надзирателю Джовани и хитрому капитану. Вмиг все трое превратились в мышей.
Темноволосый — он был великий фантазер — закрыл поплотнее глаза, боясь, что эта прекрасная картина может исчезнуть. И опять появился перед ним Петрит. Теперь он был верхом на великолепном белом скакуне, который громко заржал и, как через бревно, перемахнул через высокую стену приюта, потому что ворота были слишком маленькими для этого сказочного коня. Разбежались в страхе карабинеры, а директор заперся в своем кабинете и дрожал там, как собака, вымокшая под дождем.
— А оружие откуда возьмем? — вернул темноволосого к действительности чей-то вопрос.
— Оружие? — медленно приходя в себя, переспросил он. — Об этом мы поговорим с Петритом или с его товарищами. Они обязательно дадут о себе знать. Так мне и велел сказать вам Петрит, когда уходил к партизанам.
Послышались грубые голоса: директор и надзиратели пришли в себя и сейчас пытались уложить воспитанников в постели. Но никто не уходил от окон, несмотря на крики директора, несмотря на угрозы надзирателей. Ребята стояли у окон и смотрели на море. Сейчас они чувствовали свою силу.
Первым сдался директор. Он погасил свет в коридоре и закрылся в своем кабинете. Один. Обессиленный и разбитый. Достав телефонную книжку, он набрал номер телефона капитана, но безрезультатно: на другом конце провода никто не брал трубку. Директор положил книжку на место, зажег сигарету и сел в свое любимое черное кресло. Но и в нем сейчас он чувствовал себя неуютно. Через минуту директор вскочил и потушил лампу, ведь в освещенные окна очень удобно стрелять. Затем попробовал дверь: кажется, закрыта хорошо. Он медленно вернулся к столу и опустился в кресло.
Одиночество терзало господина директора. Он решил было подняться и пойти к детям: может быть, удастся поговорить по душам? Но страх остановил его. С того самого момента, когда его воспитанники открыто продемонстрировали ненависть и презрение к нему и капитану карабинеров, он разуверился в своих педагогических способностях. «Что скажет начальство, когда узнает обо всем? — Этот вопрос не выходил у него из головы. — Наденут офицерскую форму и пошлют на фронт?»
Последнее особенно пугало господина директора. И Джовани исчез куда-то. Все вдвоем было бы легче. Вдвоем в лагере врагов…
…Город по-прежнему был освещен и по-праздничному взволнован.
Мать Агрона вместе с матерью Дриты смотрели на море.
— Выросли наши ребятки! — тихо сказала мать Агрона.
— Что ты! Они еще совсем дети! — возразила ей мать Дриты с некоторым беспокойством.
— Но они там, с Тримом!
— Дядюшка Хюсен сказал, что они в безопасности. — И больше, чтобы успокоить себя, женщина добавила: — Трим не совершает необдуманных поступков. Нет! Он не станет их там держать. Вероятно, куда-нибудь отослал в надежное место.
Но в душе обе женщины понимали, что и Агрон, и Дрита причастны к событиям этой ночи. И гордились этим.
Бабушка Агрона и его младшая сестренка внимательно слушали их, но в разговор не вступали.
— Море съело пароход? — спросила малышка очень серьезно.
— Оно съело его, моя девочка, — приласкала ее мать Дриты.
— А пароход не появится снова?
— Нет, не появится!
— Как хорошо!
— Да, уж конечно, хорошо, моя крошка! Очень хорошо!
— Они не увезут детей в Италию?
— Нет, не увезут. Ничего с ними не будет.
— Почему с ними ничего не будет?
— Потому что парохода больше нет.
— Но кто убил пароход? — не отставала девочка.
— Партизаны! — на этот раз охотно ответила мать Дриты.
— Вот здорово! — Девочка подумала немного и опять спросила: — А папа сможет взять меня в море на своем пароходе?
— Он возьмет тебя, моя глупышка, обязательно возьмет. Посадит в лодку и повезет.
— Почему он не посадит меня на пароход?
— Но у него нет парохода, а есть только лодка.
— А почему у него нет парохода?
— Когда-нибудь, — сказала женщина, — у нас обязательно будут свои пароходы.
На середине улицы встретились дядя Хюсен и отец Агрона. Закурили. Старик — свою трубку, а отец Агрона затянулся дымом сигареты.
Дядя Хюсен был, как всегда, молчалив. Сейчас его занимала одна неожиданная мысль: он не мог понять, рад он случившемуся или нет. Как старый моряк, он был привязан к морю, хотя оно и доставляло ему больше неприятностей, чем радостей. Он любил пароходы, и очень переживал, когда видел их гибель.
Сегодня впервые за свою жизнь дядя Хюсен радовался гибели парохода. Свои мысли он и поведал отцу Агрона, а тот сразу согласился:
— Верно. Это общий праздник! Ведь мы с тобой тоже немного потрудились для этого фейерверка, а?
Оба сдержанно улыбнулись: совсем недавно им пришлось попотеть, устраивая с кузнецом и другими товарищами завал на улице — на пути машин из тюрьмы.
— Как там сейчас в горах? — тихо спросил дядюшка Хюсен.
И оба мужчины стали суровыми: они думали о своих сыновьях — о Триме и об Агроне. Ведь сейчас они там, на горном перевале.