1

Что же в это время происходило на перевале?

Два плана, две операции перекрестились тут, в одной точке, на мосту через реку.

Мы знаем, как был сорван план капитана и все против его воли вернулось к первоначально назначенному времени: к часу ночи машины с заключенными, миновав горный перевал, подходили к мосту над бурной рекой…

Свой план был у партизан и городского антифашистского подполья. И тут надо сказать, что коммунисты с самого начала знали о замыслах итальянских фашистов. Черный пароход еще был за горизонтом, еще не увидел его Агрон и другие жители маленького городка, но уже получил шифрованную телеграмму капитан карабинеров, стал думать, как лучше выполнить приказ… Он разработал план операции. Скоро этот план стал известен: народные мстители маленького городка были связаны с партизанским движением всей Албании, у которого была надежная агентура во вражеском стане.

Партизанский отряд, как только горы погрузились в темноту, вышел к перевалу и тут же разделился на две группы: одна заняла позиции в полукилометре от моста, ближе к морю, и во главе ее был командир отряда, другая во главе с Агимом, испытанным во многих боях партизаном, залегла сразу за мостом, который был быстро заминирован, и конец бикфордова шнура, придавленный камнем, лежал рядом с дядей Брахо, лучшим минером в отряде, — до прихода оккупантов он работал подрывником в шахте.

Уже в двенадцать часов двадцать минут ночи на горном перевале все было готово.

Не знали партизаны, не знали Трим и Кристать, которые в это время, поставив мину, плыли к берегу, какая угроза нависла над их замыслом: капитан карабинеров переменил время — его операция пройдет на два часа раньше… Нам известно, как действовали заключенный из камеры № 10, кузнец и его товарищи в городе.

 

2

И вот двенадцать часов пятьдесят минут.

В это время группа Трима уже соединилась с партизанами, занявшими позиции за мостом.

Агрон лежит рядом с пулеметчиком и в руках его лента, набитая пулями.

Дрита сидит на большом камне рядом с доктором, и в руках ее сумка с медикаментами и бинтами.

В это время по горной дороге, ведущей к перевалу, едет повозка мусорщика, в ней кузнец и Петрит — только что их пропустили жандармы…

В это время первая машина с заключенными и охраной приближается к мосту.

Медленно текут минуты…

Проезжает мост первая машина…

Вторая…

Третья…

На мост медленно въезжает четвертая, последняя, машина, в кабине которой рядом с шофером сидит унтер-офицер.

Командир партизанского отряда, Трим, капитан карабинеров сидящий рядом с шофером в кабине первой машины, смотрят на часы — бегут секундные стрелки.

Час ночи…

Оглушительный взрыв сотрясает окрестности.

Дорога, рассекая горы, идет к морю, виден город, виден пароход, охваченный пламенем.

Второй взрыв — очевидно, вода хлынула в котельную, и котел взорвался.

Пароход, как бы прогнувшись в центре, погружается в воду.

— Ура-а! — не выдерживает Трим.

— Ура-а! — кричит Агрон.

Кричат другие партизаны.

Командир смотрит на мост: в чем дело? Почему медлит дядя Брахо?

А в руке дяди Брахо зажигалка с язычком пламени. Но не может он поджечь шнур: на середине моста была четвертая машина. Но вот и она миновала последние метры деревянного настила.

 

3

…И сейчас же пламя побежало по бикфордову шнуру.

Через минуту взрыв поднял мост и развалил его пополам. Доски, балки, перекладины, смешавшись с пылью, камнями и брызгами воды, с треском и грохотом разлетелись в разные стороны.

— Пулеметчик! — скомандовал командир. — Очередь перед первой машиной! Метра за три! Осторожно! В кузове наши!

Пулеметная очередь резанула воздух, и пули легли на дорогу, взбив фонтанчики пыли перед первой машиной.

— Тормози, черт! — взвыл капитан.

Он видел взрыв парохода, он слышал взрыв сзади — он все понял…

«Неужели конец? — думал капитан, чувствуя, как пот покрывает лицо. — Обвели вокруг пальца, мерзавцы. Что же делать? Надо ближе к земле. В машинах нас перестреляют, как куропаток…»

Капитан выпрыгнул из кабины.

— Карабинеры! Занять оборону в придорожной канаве!

Из машин сыпались карабинеры и бежали к спасительной канаве.

Выпрыгнул из кабины последней машины унтер-офицер, и тут же партизанская пуля угодила ему в висок… Никогда не истратит унтер деньги, полученные от партизан…

И когда большинство итальянцев залегли в придорожной канаве, по другую сторону дороги раздался зычный голос:

— Товарищи! Из машин и к нам! Быстро!

Теперь из машин прыгали заключенные и бежали к камням и кустам по другую сторону дороги, где карабинеров не было.

— Огонь! — послышалась команда теперь с той стороны дороги, где в канаве залегли карабинеры. — Прижать итальянцев к земле!

…Окончательно понял капитан карабинеров свою ошибку: надо было занимать оборону по обе стороны дороги. В грохоте перестрелки, во взрывах гранат он думал: «Надо спасать свою голову…»

Загорелась одна машина, и теперь в ярком свете капитан видел всю картину разгрома и полз туда, где не стреляли.

 

4

Когда первый взрыв потряс пароход, три катера, ждавшие в бухте машины с заключенными, развернулись и, наращивая скорость, устремились к гибнущему кораблю: может быть, удастся спасти тех, кто успел прыгнуть в море…

Итальянским матросам на катерах, как только они покинули бухту, открылась картина боя на горном перевале: они видели, как взрыв поднял мост над рекой, видели вспышки выстрелов… Загорелась одна машина. Святая Мария! Зачем мы пришли в эту страну?

…Через руки Агрона текла пулеметная лента, летели в сторону горячие гильзы. Приподняв голову, он видел канаву — в ней залегли карабинеры, оттуда тоже отвечали выстрелами и автоматными очередями. Но все реже и реже…

«Я воюю, — думал Агрон, и никакого страха не испытывал он, а только удивление: — Неужели это правда?»

Рядом он видел залегшего за камнем Трима. Трим стрелял из трофейного автомата короткими очередями, и в отблесках огня лицо его было ожесточенным.

«Это правда! Правда!» — И сердце мальчика яростно билось.

В это время в пещере, превращенной в лазарет, появились и первые раненые. Дрита помогала доктору: подавала медикаменты, бинты, сама перевязывала легкие раны. Совсем рядом грохотал бой, и Дрита невольно прислушивалась к его раскатам.

«Нет, просто поверить в происходящее невозможно, — думала она. — Мы с Агроном у партизан! Мы воюем!»

Если уж быть честным, надо признаться: Дрите было страшно. Но, честное слово, совсем немного…

Все реже и реже слышались выстрелы у дороги.

«Как там у них? — думала Дрита. — Как там Агрон? Только бы с ним ничего не случилось. Он такой отчаянный…»

…Капитан полз через кусты, ветки рвали его одежду, но он не замечал этого… Он наткнулся на убитого карабинера, отшатнулся и пополз дальше.

Вдруг где-то совсем рядом, сквозь гул перестрелки он услышал голоса.

— Товарищи! — крикнули совсем рядом. — Все, кто рядом, сюда! Здесь лощина!

Капитан приподнялся и, согнувшись, побежал в сторону, подальше от этих голосов. Он бежал, спотыкаясь о камни, и думал: «Это они собирают заключенных… Здорово они меня обвели, собаки… Только бы уйти… Сейчас главное — уйти, спастись, потом разберемся. Вызову карательный отряд… Там…»

Капитан налетел на стонущего человека. Это был заключенный, он лежал ничком, уткнув голову в землю.

«Ранен… — лихорадочно думал капитан. — Так… Это выход! Это единственный выход…»

Он вырвал из кобуры пистолет, нагнулся и выстрелил раненому в висок. Потом он снял с него арестантскую куртку, надел ее поверх кителя, прислушался.

Бой затихал.

И капитан опять побежал через кусты напролом к раке, которая шумела уже где-то рядом.

Он скатился по крутому берегу, прыгнул в воду, которая обожгла его тело холодом, и стал медленно перебираться на другой берег.

Течение было сильным, оно сносило капитана, он выбивался из сил, но шел, шел…

Он выбрался на противоположном берегу, оглянулся. Еще слышалась редкая перестрелка. Дымился остов моста, рухнувшего в реку. Горели уже две машины.

Капитан вышел на дорогу. Дорога сделала резкий поворот, — сразу исчезла вся эта картина: бурная река, взорванный мост, пылающие машины. Стали еле слышны автоматные очереди и одиночные выстрелы.

«Отсюда меня не видно», — с облегчением подумал капитан.

И он быстро, уже не скрываясь, зашагал по дороге в сторону города.

«Зря я бросил пистолет, — подумал он. — Впрочем, ведь я «заключенный». Ну, собаки, шакалы, бандиты! Я еще рассчитаюсь с вами…»

 

5

…Все реже и реже звучали выстрелы.

— Товарищи! — услышал Агрон голос командира. — Внимание! Через минуту пойдем в атаку!

— В атаку! А у меня нет оружия!

Оказывается, эти слова Агрон сказал вслух.

— Держи! — пулеметчик протянул ему пистолет.

Настоящий пистолет! Агрон ощутил его тяжесть.

И в это время выскочил из-за камня командир партизанского отряда, закричал:

— За мной! Вперед!

Казалось, чужая сила подняла Агрона, он бежал рядом с Тримом, сжимая в руке пистолет, и кричал срывающимся голосом:

— Ура-а! Ура-а-а!..

…Что-то жаркое чиркнуло по уху, ослепительный свет мелькнул в глазах, показалось Агрону, что-то его подняло вверх, даже, кажется, он легко поплыл в черной высоте.

И эта странная чернота поглотила его.

 

6

Все было кончено в несколько минут. Уцелевшие карабинеры стояли с поднятыми руками, дымились воронки от гранат, догорали машины.

— Всех раненых в лазарет, — распоряжался командир отряда. — Пленных пересчитать — и под охрану. — Он не договорил.

Подошел дядя Брахо:

— У нас шестеро раненых…

Подошел узник десятой камеры:

— У нас семь раненых…

Подбежал Трим:

— Товарищ командир! Нигде нет капитана!

— Что? Искать капитана! Прочесать все вокруг!

Поиски не дали никаких результатов: капитана карабинеров нигде не было — ни среди пленных, ни среди раненых, ни среди убитых.

 

7

…Агрон открыл глаза и сразу не мог понять, где он, что с ним. Потом он увидел над собой встревоженное лицо Дриты. И сразу все вспомнилось: бой, атака…

— А где мой пистолет? — спросил он.

— Да ты его в руке держишь! — сказала Дрита.

Действительно, пистолет он сжимал правой рукой.

Подошел доктор:

— Все в порядке? Голова болит?

— Я ранен? — удивленно спросил Агрон.

— Ерунда! — сказал доктор. — Пуля чуть царапнула голову, только кожу содрала. Ты ударился, когда упал. Наверно, о камень. Попробуй встать.

Агрон поднялся. Гудела забинтованная голова.

— Да я совсем здоров! — радостно сказал Агрон.

— Вот и отлично. Отдыхай пока, — сказал доктор и пошел в глубь пещеры, где лежали раненые партизаны.

Агрон опять сел на землю. Рядом с ним села Дрита. Уже начиналось утро: через вход в пещеру стали видны кусты, дальняя гряда гор.

— Бой уже кончился? — спросил Агрон.

— Да! — стала быстро говорить Дрита. — Скоро мы все пойдем в горы, в партизанский лагерь.

— И мы тоже? — тихо спросил Агрон.

— Наверное, — неуверенно сказала Дрита. — А капитан карабинеров убежал! Его нигде не нашли…

— Вот негодяй! — вырвалось у Агрона. — Неужели он скроется?

— Не скроется, — сказал партизан, который полулежал рядом. У него были перевязаны плечо и нога. — В другой раз мы его накроем!

Агрон и Дрита во все глаза смотрели на партизана — у него в руках была книга.

— Вот станет посветлее, — сказал партизан ребятам, — и мы с вами почитаем. Ты в школу ходишь? — спросил он у Агрона.

— Нет! — с достоинством ответил Агрон. — Я окончил начальную. Теперь я уже большой.

Партизан как будто не расслышал этих слов и продолжал:

— Я учитель. Поэтому и с книгами не расстаюсь, — улыбнувшись, он добавил: — Как только освободим Албанию от фашистов, сразу за работу. И мы, учителя, и вы…

— Учитель — и партизан? — очень удивилась Дрита.

Учитель, забыв о ранах и войне, разговорился с детьми. Наверное, сейчас он с особой болью ощутил, как скучает без школы. Даже в суровые дни войны он никогда не забывал о своей профессии, обучая партизан письму и чтению. Он говорил притихшим ребятам:

— Скоро Албания будет свободной. И тогда перед нашим народом будет поставлена важнейшая задача — учиться! Всюду будут школы. Очень много школ. И не только начальные, но и высшие. Ни один маленький албанец не скажет тогда: «Я уже большой!», окончив только начальную школу. Потому что учиться будут все — и дети, и взрослые…

 

8

Утро уже поднималось над горами, а дороге, казалось, не будет конца. Лошадь устала и давно шла шагом.

Поворот за поворотом, все выше и выше…

…Они не видели гибели черного парохода — море скрылось от них за горной грядой, но слышали взрыв, который эхом прокатился над горами. Потом прозвучал второй взрыв, и через некоторое время началась ожесточенная перестрелка.

— На перевале, — сказал кузнец. — Значит, они их встретили. План удался.

— И мы ничем не можем им помочь! — с отчаянием сказал Петрит. — У нас ведь есть оружие! — и он пощупал рукоятку пистолета в кармане.

— Ничего! — успокоил кузнец мальчика, прислушиваясь к звукам далекого боя на перевале. — Я думаю, они справятся с итальянцами и без нас. Мы пойдем им навстречу…

Все это было несколько часов назад, а сейчас разгоралось над горами утро, выстрелы смолкли, тишина разлилась кругом, и в ней четко стучали лошадиные подковы.

Вдруг Петрит сказал:

— Смотрите! Кто-то идет!

Действительно, им навстречу быстро шагал человек, четко, по-военному размахивая руками.

— Ой… На нем арестантская куртка! — прошептал Петрит.

— Кто-то из наших, — сказал кузнец и громко закричал: — Товарищ! А где остальные?

Человек, шедший им навстречу, остановился и, неожиданно повернувшись, побежал в кусты, стал карабкаться вверх, в гору.

И в тот момент, когда он повернулся, расстегнулась арестантская куртка, мелькнул офицерский китель.

— Капитан! — изумился Петрит. — Капитан карабинеров!..

— Стреляй! — закричал кузнец.

Петрит спрыгнул с повозки, выхватил пистолет и побежал в заросли кустов, в которых скрылся капитан.

Ухнул выстрел. За ним второй…

 

9

Учитель уже читал книгу ребятам и раненым — это были албанские народные сказки, и в это время в пещеру, где помещался лазарет, вошли три женщины. У каждой через плечо были перекинуты сумки. Из них выглядывали бутылки с холодной пахтой и караваи кукурузного хлеба.

Женщины приветливо поздоровались с ранеными.

— Черти бы забрали этих фашистских свиней! Чтоб им дома родного не видать! Матерей не обнимать! — всплеснула руками одна из них. И продолжала уже другим, бодрым голосом: — Ничего! Раны, полученные в бою, украшают мужчин. — Эта женщина была старше других, и все называли ее мамой. — До свадьбы все заживет. Уж что-что, а лекарства у вашей мамочки есть такие, что любая рана вмиг затянется.

Услышав это, раненые партизаны заулыбались. А она тем временем разрезала теплый хлеб.

— Ешьте, сыночки, этот хлеб вам прибавит сил. Всех он нас вырастил, — протягивала она партизанам желтые, как воск, куски.

Другая женщина разливала пахту.

Только тут женщина заметила Дриту и Агрона:

— Ох вы мои партизаны!

И она оделила каждого куском кукурузного хлеба.

А для Агрона и Дриты музыкой звучали только что произнесенные мамой слова: «Ох вы мои партизаны!»

— Выносите тяжелораненых! — послышалась команда. — Через десять минут выступаем!

 

10

Предстояло пройти по дороге два крутых поворота, потом свернуть по неприметной лесной просеке в густые заросли и уже горными тропами, известными только проводникам, вернуться в неприступный партизанский край, откуда и появился отряд на перевале у моста.

Одного опасался командир: скрылся капитан, может быть, еще кто-нибудь из карабинеров. Они могут вызвать карателей. Поэтому надо как можно скорее дойти до лесной просеки, свернуть с дороги.

— Быстрее, товарищи! Быстрее! — торопил командир.

Он шел впереди отряда, рядом шагали Трим, Агрон и Дрита.

Все молчали.

Агрон нагнулся к уху Дриты и прошептал:

— Неужели нас отправят в город?

— В город я не вернусь! — громко сказала Дрита.

К ней повернулся командир и хотел что-то ответить, но не успел — Трим закричал:

— Смотрите! Какая встреча!

 

11

Навстречу отряду двигалась странная процессия: повозка мусорщика, на которой сидел кузнец, за повозкой ковылял человек со связанными руками, а за ним шел мальчик с пистолетом в руке.

— Капитан! — прошептал Трим.

— Петрит! — закричала Дрита.

Все обступили повозку. Капитан испуганно жался к повозке. Он был ранен в ногу.

Посыпались вопросы: как? что?

Все рассказал кузнец: как они вырвались из города, обманув жандармов, как услышали взрыв парохода, а потом гул боя на горном перевале, как встретили на дороге капитана карабинеров, и Петрит ранил его в ногу из пистолета, когда капитан пытался бежать.

Тут настала очередь Петрита: он рассказал, как они с товарищем забрали пистолет Джовани, как нашли в ящике стола недописанное письмо.

И кузнец показал письмо командиру отряда.

— Пусть переведет! — закончил свой рассказ кузнец.

— Развяжите его! — приказал командир.

Капитана развязали. У него мелко стучали зубы.

— Переведите! — командир протянул капитану письмо Джовани.

Капитан переводил дрожащим голосом.

Когда капитан кончил читать, вокруг послышались гневные крики:

— Негодяй!

— Расстрелять его на месте!

— Смерть фашисту!

Капитан побледнел еще больше, его трясло.

— Господа, господа… — шептал он. — Только не убивайте! Не убивайте!

— Товарищи! — громко сказал командир отряда. — Его будет судить наш военный суд. И капитан получит по заслугам. Отведите его в колонну пленных.

Опять все двинулись в путь.

Рядом шагали друзья: Дрита, Агрон, Петрит, Они громко разговаривали, перебивая друг друга, столько новостей накопилось за последние сутки.

За разговорами ребята не заметили, как дошли до поворота на лесную просеку. Отряд остановился. Здесь три женщины простились с партизанами.

— А мы? — прошептал Петрит.

И тут Агрон, самый решительный из ребят, подошел к командиру партизанского отряда.

— Товарищ командир! — громко сказал он. — Примите нас в партизаны!..

— Пожалуйста… — прошептала Дрита.

— В партизаны? — удивился командир.

Лица ребят вытянулись: неужели возвращаться в город?

— Но вы уже партизаны! — засмеялся командир.

— Ура! — закричали трое друзей. Радости их не было предела. — Ура-а-а!

— В город вам нельзя возвращаться, — уже серьезно сказал командир. — А в бою вы показали себя молодцами. Значит, с нами в горы!

Через полчаса пустынна была дорога, ведущая в город. Только неторопливо ехала по ней повозка мусорщика, мерно цокали лошадиные подковы, сидел на повозке «мусорщик» — кузнец, лениво покуривая трубочку. Теперь через него и дядю Хюсена будет осуществляться связь партизанского отряда с городским подпольем.

А по горным тропам, пропустив вперед раненых и пленных, шли народные мстители, шли вместе с ними наши друзья: Агрон, Петрит и Дрита. Впереди их ждала борьба до победного часа, когда ни одного оккупанта не останется на албанской земле.

Каждый из ребят с гордостью повторял про себя слова, недавно сказанные командиром: «Вы — партизаны!»