Золотистым октябрьским утром женщина, развешивавшая белье в уютном дворике коммунального дома по улице Фурката, окликнула проходившую мимо с эмалированным бидоном соседку.
— Зухра-апа!
Соседка была глуховата и откликнулась только с третьего раза.
— Вы меня, Маша?
— Вас, Зухра-апа, кого же еще!
— Что?
Старуха поставила зачем-то бидон на землю и направилась к женщине.
— Доброе утро, Зухра-апа.
— За молоком иду, да.
Женщина досадливо поморщилась, явно жалея, что затеяла разговор, но Зухра-апа была уже рядом и волей-неволей пришлось продолжать.
— Соседку вашу что-то не видать.
На этот раз старуха услышала, да и не мудрено: женщина почти кричала. В верхнем этаже угловой квартиры распахнулось окно и мелькнула заспанная женская физиономия. Дом был двухэтажный, каркасный. Вдоль всего этажа тянулась галерея, на которую выходили двери и окна квартир. На галерею вела скрипучая дощатая лестница. Жилица крайней квартиры вышла на галерею, запахивая полы ситцевого халатика.
— Логинову-то не видать, говорите? — переспросила Зухра-апа. — Вторые сутки не показывается. Может, уехала куда.
— Вряд ли, — усомнилась Маша. — Она бы у меня ключ оставила. Дочка к ней собиралась приехать из Таджикистана.
— Приехала! — оживилась Зухра-апа. — Позавчера еще приехала. С мужем. Вы разве не знали?
— Странно, — с сомнением покачала головой собеседница. — Такая общительная, разговорчивая, а тут дочь приехала, — и никому ни гу-гу.
— Может, они вместе уехали? — предположила Зухра-апа.
— Да никуда они не уезжали! — вмешалась в разговор женщина с галереи. — Замка-то на дверях нет. И щеколда не задвинута.
— Ну тогда, значит, дома они, — успокоилась Зухра-апа, направляясь к бидону. — Пойду, а то как бы молоко не прозевать.
Маша кончила развешивать белье, взяла таз и пошла к дому.
— Маш! — окликнула ее женщина сверху. — А ведь ты верно давеча сказала. — Странно это все.
— Ну! — оживилась Маша. — Второй день человек носу из дому не кажет, а мы тут догадки строим.
— А чего делать-то?
— Ты бы хоть в дверь торкнулась. Может, заболела Логинова, помочь чем нужно. Соседка называется.
— Так ведь у нее дочь там, зять. Все трое заболели?
— Тем более подозрительно.
— А что, может, правда постучать? — заколебалась соседка.
— Конечно, постучи.
— Идем, Маша, вместе постучим. Неудобно одной.
Дверь оказалась запертой изнутри. На стук никто не ответил. Не на шутку встревоженные женщины позвонили в милицию. А еще час спустя представители опергруппы в присутствии понятых взломали дверь.
Старший оперуполномоченный Матясов в который раз перечитал документы по делу, отложил в сторону папку и задумался.
Картина вырисовывалась следующая: в запертой изнутри квартире были обнаружены трупы Логиновой С. И., ее дочери Щукиной Р. В. и зятя Щукина В. Г. — старшего лейтенанта пограничных войск. Все трое были убиты выстрелами в голову. Как показала экспертиза, убийца пользовался пистолетом «ТТ», что подтверждалось тремя обнаруженными в комнате гильзами и пулей, которую удалось извлечь из стены.
О присутствии в комнате четвертого человека, который, по-видимому, и был убийцей, говорил тот факт, что трое убитых лежали на постельных принадлежностях, расстеленных на полу, а на диване были также постелены простыни и лежала подушка. И уже никаких сомнений в правильности этой версии не оставляла неприбранная со стола посуда: четыре тарелки, четыре вилки, недопитая бутылка водки и два стакана.
В комнате царил беспорядок, валялись выброшенные из шкафа и двух чемоданов вещи. Преступник явно что-то искал…
Матясов достал из пачки сигарету и машинально стал разминать ее, катая пальцами по столу.
…Опрос соседей на предмет установления личности убийцы ничего не дал. Никто из них не видел, как он вошел в квартиру Логиновой. По всей вероятности, человек этот был знаком с убитыми: иначе с какой стати оставлять ночевать? Зацепка, казалось бы…
Матясов усмехнулся и покачал головой. Именно «казалось бы». Попробуй-ка установи круг знакомств людей, которых нет в живых!
Но сейчас его интересовала даже не сама личность убийцы, а то, как он выбрался из квартиры: дверь комнаты была заперта изнутри, единственное окно — тоже.
В том, что преступник не был профессионалом, Матясов почти не сомневался. Об этом свидетельствовали оставленные на месте преступления гильзы, множество отпечатков пальцев на дверцах шкафа, чемоданах и других предметах. И тем загадочнее было его необъяснимое исчезновение из комнаты.
Так и не придя ни к какому выводу, Матясов отправился на улицу Фурката, чтобы еще раз осмотреть место происшествия. Здесь ему повезло: осматривая обратную сторону дома, в котором было совершено преступление, Матясов обратил внимание на валявшуюся в арыке совершенно целую на вид гладильную доску. Матясов достал ее из арыка и, прислонив к стене соседнего дома, принялся разглядывать, ища дефект, из-за которого доска была выброшена.
За этим занятием застала его словоохотливая Зухра-апа.
— Трудишься, сынок? — на память старуха не жаловалась, и Матясов запомнился ей по беседе, которая состоялась у них двумя днями раньше.
— Тружусь, — буркнул оперуполномоченный, продолжая изучать доску.
— Как? — переспросила старуха. — Громче говори, сынок. Я слышу плохо.
— Это, случайно, не вы бросили? — рявкнул Матясов.
— Аллах с тобой! — всплеснула руками Зухра-апа. — Такое добро я бы ни за что не выкинула.
— А вот кто-то бросил.
— Надо же! Постой-постой, а где ты ее нашел?
— Вот тут, в арыке.
— В арыке, говоришь? — Зухра-апа внимательно присмотрелась к доске.
— В арыке. — Матясов уже не знал, как избавиться от старухи. — Мало ли что по арыкам валяется.
— Ну, не скажи, сынок. — Старуха повертела доску, подобрала с земли щепку и соскребла грязь с верхней части доски. — А ведь я знаю, чья это доска.
— Чья? — без особого интереса, недоверчиво спросил оперуполномоченный.
— Логиновская, вот чья.
— Что? — не поверил собственным ушам Матясов.
— Логиновская доска. Я ее брала как-то у Софьи Ивановны попользоваться, да утюгом и прожгла немножечко. Вот тут, видишь?
— Вы не ошибаетесь? — тихим от волнения голосом спросил Матясов.
— Что?
— Точно логиновская?!
— Точно, — кивнула старуха.
Следующие два часа Матясов трудился, не покладая рук. Опросил для верности соседей, убедился, что гладильная доска действительно принадлежала покойной. Побывал в квартире. Открыв окно, долго изучал находившийся в метре от подоконника дувал соседнего двора. Потом примерил доску между подоконником и дувалом. Доска ложилась как раз. Прошел в соседний двор и тщательно обследовал грунт вдоль дувана. Вернулся в дом. По доске перебрался из комнаты на дувал. Внимательно осмотрел открывающуюся наружу створку окна. Удовлетворенно хмыкнул, обнаружив на внешней поверхности стекла припорошенные пылью и потому особенно отчетливые отпечатки пальцев.
Приподнял легко двигающуюся задвижку и с силой захлопнул створку окна. К общему изумлению наблюдавших за его действиями соседок снова появился с улицы, вошел в квартиру. Окно, как он и ожидал, оказалось запертым.
Заметно повеселевший Матясов, насвистывая, сбежал по ступеням, вышел на улицу и по телефону-автомату попросил прислать эксперта.
На оперативном совещании у начальника уголовного розыска города подполковника Юркова сообщение Матясова было заслушано с большим вниманием. К этому времени он успел побывать в пограничной части, где еще недавно служил лейтенант Щукин. Был он здесь на отличном счету, — образцовый офицер, пользовавшийся уважением у начальства и подчиненных. Кроме того, что лейтенант Щукин с женой отбыл в очередной отпуск в Ташкент, и затем в Москву, на заставе ничего не знали. Зато удалось выяснить, что незадолго до отпуска Щукин ездил в командировку в Ташкент, а, возвратившись, подарил жене золотые часики марки «Заря».
— Это имеет прямое отношение к делу? — спросил Юрков.
— Думаю, да, товарищ подполковник, — ответил Матясов. — В сумочке покойной Щукиной был обнаружен паспорт к золотым часам марки «Заря», приобретенным в ювелирном магазине на улице Карла Маркса в Ташкенте. Дата приобретения часов и командировки лейтенанта Щукина в Ташкент совпадают.
— Так, — одобрительно кивнул Юрков. — Продолжайте, пожалуйста.
— Мне удалось выяснить, что к Щукину на заставу дважды приезжал его бывший товарищ по училищу. Со слов жены Щукина их бывшая соседка сообщила, что зовут приезжавшего Виктор Петрович и что работает он в школе служебного собаководства.
— Вы попытались установить его личность? — спросил Юрков.
— Да, — кивнул Матясов. — В школе служебного собаководства в Нижне-Чирчикском районе работает инструктором некто Авакумов Виктор Петрович. За последнее время он дважды выезжал в командировку в Таджикистан. Далее: Авакумов действительно учился в погранучилище одновременно со Щукиным, но был отчислен.
— За что?
— За воровство.
— Так-так.
— В день убийства, — продолжал Матясов, — Авакумов находился в Ташкенте.
— Это точно установлено?
— Да, товарищ подполковник. Авакумов приезжал по служебным делам в секцию собаководства спортобщества «Динамо».
— И что же?
— Дела в секции Авакумов закончил рано, но в Солдатское вернулся лишь на следующий день.
— В школе служебного собаководства имеется оружие?
— Да. И в том числе пистолеты «ТТ». Авакумов имеет к нему практически бесконтрольный доступ.
— У вас все?
— Еще одна деталь, товарищ подполковник. После возвращения из Ташкента Авакумов подарил своей жене золотые часы марки «Заря».
— Откуда вам это известно?
— Я побывал в Солдатском. Беседовал с руководителями школы, с соседями Авакумовых.
— Ваши предложения?
— Считаю, товарищ подполковник, что Авакумова следует взять под арест.
— Ну что ж, — Юрков помолчал, взвешивая в уме «за» и «против». — Пожалуй, я с вами согласен.
В тот же день руководство спортивного общества «Динамо» вызвало Авакумова в Ташкент. Здесь он был задержан и доставлен в уголовный розыск.
Приглашенная на беседу супруга Авакумова подтвердила, что золотые часы «Заря» подарены ей мужем несколько дней назад, после его возвращения из Ташкента.
Номер на механизме часов полностью совпадал с тем, который был обозначен в паспорте, найденном в сумочке убитой Щукиной.
Поначалу Авакумов категорически отрицал свою причастность к убийству на улице Фурката, но под тяжестью неопровержимых улик вынужден был сознаться во всем. Выяснилось следующее. В день приезда супругов в Ташкент Авакумов случайно встретился с ними на вокзале. Однокашники решили, не откладывая, отметить встречу в привокзальном ресторане. И, когда подошло время рассчитываться с официанткой, заспорили, кому платить по счету. Щукин, решительно отметая возражения Авакумова, заявил, что платить будет он, потому как недавно выиграл по облигации, и теперь у него денег куры не клюют. В качестве подтверждения ткнул пальцем в золотые часы на руке жены:
— Подарок с выигрыша. А теперь в отпуск покатим, в Москву.
При этом ни лейтенант, ни его жена не заметили, как алчно и недобро сверкнули глаза их собеседника.
Застолье решили продолжить у матери Щукиной. Не дойдя нескольких десятков метров до дома, Авакумов спохватился:
— Неудобно с пустыми руками. Вы идите, а я на Бешагач в гастроном смотаюсь. Тут рядом.
Пришел Авакумов, когда уже совсем стемнело, с коробкой дорогих конфет и бутылкой водки.
— Цветов не нашел, не обессудьте, хозяюшка.
Засиделись допоздна. А потом выяснилось, что Авакумову некуда идти, и ему постелили на диване. Хозяева улеглись спать на полу.
Когда все уснули, Авакумов поднялся и, стараясь не шуметь, стал рыться в чемоданах супругов Щукиных: искал деньги, выигранные Щукиным по облигации. За этим занятием и застала его проснувшаяся Щукина. Вскрикнула, не разобравшись спросонья:
— Ой, кто это?
Авакумов выхватил из кармана «ТТ», выстрелил ей в голову и, понимая, что пути назад уже нет, выстрелами в голову убил Щукина и Логинову.
По случайному совпадению в этот самый момент в примыкающий к дому соседний двор въехал мотоцикл со снятым глушителем и грохот его мотора заглушил выстрелы…
Перерыв всю квартиру и так и не найдя денег, о которых говорил лейтенант, Авакумов прихватил сравнительно небольшую сумму отпускных из бумажника Щукина, золотые часы его жены и, воспользовавшись гладильной доской как мостиком, выбрался через окно на дувал соседнего двора.
Затем захлопнул окно и, пройдя несколько шагов по забору, спрыгнул на тротуар.
Ночная улица была тиха и пустынна. Авакумов огляделся по сторонам и торопливо зашагал прочь.
Трибунал приговорил Авакумова к высшей мере наказания.