Шел третий день моей недельной командировки. Вечер, гостиница, холодный номер. Суточные — 22 рубля на завтрак, обед и ужин — кончились, как всегда, еще до ужина. Я глотнул кипятка из эмалированной кружки. Новый завет в мягкой черной обложке, заботливо разложенный кем-то по всем номерам, навевал религиозное настроение. Хотелось встать на колени и помолиться за беспечную душу вечного студента. В трехэтажной гостинице кроме меня были еще вахтер и толстый рыжий кот, заходивший иногда в гости. К сожалению, из угощения я мог предложить ему лишь маленькую сухую корочку черного хлеба. Кот недовольно мявкал и гордо уходил, помахивая неимоверно длинным хвостом.

Я отложил книгу в сторону, в голову приходили странные мысли кто сильнее Аллах или Иегова, а что бы подумал по этому поводу Будда? Я усмехнулся представившейся картине — Иегова и Аллах, сцепившись руками, пытаются уронить друг друга, а Будда сидит в позе лотоса под деревом и улыбается. Или нет — он читает им Нагорную проповедь. Впрочем все это неправильно. Иегова и Аллах — одно и то же, только пророки разные. Короля играет свита, бога делают пророки.

Хотелось есть.

Пристроиться бы к той очереди, где Иисус раздавал рыбу и хлеб. Не примут, пожалуй, не те запросы. Пива бы…

В дверь постучали.

— Да, открыто!

Дверь скрипнула, и чьи-то тихие шаги прошелестели и затихли у моей кровати. Я удивленно повернул голову — никого. Нет, я не испугался, все это показалось настолько диким, что я просто не осознал происшедшее. Галлюцинация? Приоткрытая несколько секунд назад дверь не оставляла никаких сомнений — это произошло.

— Кто здесь?

Легкий шорох, скольжение ткани по телу. Я почувствовал чье-то прикосновение к моему лицу, нет, скорее это было движение воздуха, волной холода прокатившееся по щеке.

— Кто здесь?

Снова зашелестели шаги, хлопнула дверь, серебряным колокольчиков прозвенел смешок, и все стихло.

Я еще долго бродил по номеру, опасливо выглядывал в темный холл, но в ту ночь больше ничего не произошло. Как и во все последующие. Командировка кончилась. Я вернулся. Но загадка той ночи продолжала меня мучить и не дает покоя по сей день.

* * *

Утро наступило внезапно — еще, казалось, черные стекла возвращали свет фонарей, и вдруг засветились молочной белизной еще не вставшего солнца. Я устало потянулся, отчет, над которым я бился уже четвертый день, наконец-то приобрел четкие очертания. Несколько штрихов — поправить шрифт, пара запятых, и работа закончена.

Я потянулся к пачке сигарет, раздраженно смял ее и отбросил кончились. Спать совершенно не хотелось. Накинув пальто и выключив бесполезно горящий свет, я отправился к ближайшему киоску.

Сонная продавщица долго не открывала, затем, неуклюже роясь в поисках сдачи, подала пачку LM.

— Спасибо.

— Не за что. — окошко недовольно захлопнулось.

Я закурил. По середине пустынной улицы, видимо возвращаясь с какой-то вечеринки, медленно брела девушка лет восемнадцати в красном пальто. Я улыбнулся, вспоминая такие же вечеринки, после которых еще нет чувства усталости и встающее солнце наполняет новой энергией.

— Привет! Как дела? — девушка удивленно посмотрела на меня.

— Неплохо, а у тебя?

— Лучше всех! Пиво будешь? — я уже стучал продавщице.

Девушка пожала плечами, но от пива не отказалась. Через пять минут мы уже сидели у меня на кухне и, потягивая янтарный напиток, беседовали о жизни.

У Саши, так ее звали, оказались очень странные взгляды на мир. Она твердо была уверена в том, что встретились мы совсем не случайно, и пыталась понять, что должно произойти в результате этого.

— Ты веришь, наша жизнь настолько сложна, настолько сложен мир людей и вещей, что если допустить, что всем правит случайность, мы должны исчезнуть в хаосе.

— Да? — я недоверчиво взглянул на нее, было странно разговаривать в шесть утра со слегка пьяной девушкой о тайнах вселенной. — А кто же решил, что мы должны были встретиться?

— Еще не знаю, может быть судьба, а может кто-то кому мы не безразличны. — Саша вздохнула.

— Есть многое на свете друг Горацио… — процитировал я.

— Да. У меня бывали эпизоды, когда случившееся нельзя было объяснить с точки зрения здравого смысла.

— Ну, красавица, здравый смысл подразумевает соответствие обыденной реальности, для понимания чего-то не умещающегося в сознании обывателя нужно подняться выше. Теория относительности для обычного человека не представима, а для физика девятнадцатого века просто околонаучный вздор.

— Это не то — Саша решительным жестом отмела мои возражения — Ты бы женился на мне?

— То есть?

— Я тебе нравлюсь? Ты бы на мне женился? Женишься?

— Это не так просто… — я не мог понять шутит она или нет — Над этим нужно хорошо подумать, но ты очень симпатичная девчонка.

— Нет, ты не понимаешь, у тебя появляется чувство, что это навсегда, вот оно, твоя жизнь взорвана, новые ощущения, новые мысли, и тот которого ты должен встретить идет тебе навстречу.

— Ассоль и Грэй…

— Да, так, но не изнутри, как у Грэя, а так что, весь мир ведет тебя и ты не можешь этому сопротивляться.

— Фатум.

— Ты прячешься за умными и красивыми словами, а сам даже не можешь понять, что не ты главный в этом мире.

Саша гневно вскочила с места, набросила пальто и выскочила в подъезд.

— Когда-нибудь ты поймешь, должен понять! — донесся ее голос, хлопнула дверь подъезда и на этом наше недолгое знакомство закончилось.

Я лег спать.

* * *

Вагон мягко покачивало, колеса монотонно отбивали: «Нам пора, нам пора.» Куда пора, зачем? Мысли лениво текли в полусонном тумане. Андрей точно не знал, куда он едет. Просто вчера он получил зарплату за три месяца, а потом вдруг пошел на вокзал и купил билет. Вообще-то он думал об этом, но все это было на уровне приятной но нереальной мечты, что-то вроде «бросить все и уехать в Урюпинск». А сегодня он ехал в далекую и незнакомую Тулу.

— Черт побери, как же я решился? — Андрей улыбнулся чему-то и уснул.

Мимо прошел встречный поезд, унося в своем чреве девушку, бросившую жениха, и прямо из-под венца отправившуюся в город, покинутый Андреем.

Судьба.

* * *

Я брел по тихой улице, палисадники, переполненные цветущей черемухой, скрывали за собой небольшие, покосившиеся от старости домики. Собака, лежащая у ворот, подняла голову и лениво гавкнула.

Вот я и дома. Ощущение тихой радости качнулось теплой волной, переполнило меня и вырвалось ликующим криком:

— Я дома! Дома!

Дома меня никто не ждал. Не было родственных объятий и горячего чая, не было расспросов и аханий. Легкая трещинка, перечеркнувшая мою жизнь много лет назад, превратилась в зияющую пропасть. На меня смотрели как на незнакомого человека, от которого неизвестно, что ожидать и этим опасного. Я выпил с отцом, подслеповато щурящемся, всматриваясь в мое лицо. Поговорил с матерью. И уехал.

* * *

— Расскажи мне о себе.

— Родился, вырос, встретил тебя.

— Нет, ну правда!

— А о чем рассказывать? Ты не поверишь, да и не поймешь.

— Пойму, поверю, я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю.

— Тогда расскажи.

— Жил-был человек, жил никому не мешал, никого не трогал, и его не трогали. А потом он понял, что он не живет. Потому что жизнь это круги на воде. А он не всколыхнул ничего и никого. Человек долго думал, путешествовал, разговаривал с умными людьми…

— И что?

— Ничего. Круги не главное, главное это вода. И тогда он растворился в мире и встретил тебя.

— И все?

— Теперь все!