Перед самым отъездом Ивана вызвали в спецчасть управления. Этот отдел занимался сохранностью информации, которую когда-то засекретили, чтобы она, не дай бог, не попала в руки тех, кому не предназначалась. В ведении спецчасти находились все геологические отчёты с грифом «секретно», топографические карты, аэрофотоснимки и другие материалы, без которых в геологии не обойтись. Если учесть, что практически все отчёты были закрытыми для посторонних, то легко представить, какое место занимало это подразделение в жизни экспедиции.

В спецчасти пахло сургучом и спиртом. Сургуч использовали для опечатывания секретных посланий, поэтому измазанная сургучом банка постоянно стояла в зелёной эмалированной кастрюле с водой, подогреваемой на электроплите.

— Иван Петрович, с вами хочет поговорить наш куратор, — официальным тоном обратился к нему инспектор отдела, по выправке и другим внешним признакам, подмеченным Иваном, — типичный военный. — Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, он вас ждёт.

За столом Иван увидел человека в сером костюме с зачёсанными назад чёрными волосами.

«Судя по живому взгляду — не более сорока, — подумал он, — а если ориентироваться на поседевшие виски, может, даже старше».

Светлая рубашка и галстук в горошек придавали ему изысканность. Так одевалась интеллигенция в родном городе Брукса. Их глаза встретились, и Иван почувствовал колючий оценивающий взгляд. Ему показалось, что незнакомец пронизывает его насквозь. Это длилось мгновенье, но Ивану этого хватило. Словно натолкнувшись на невидимую преграду, он остановился на пороге.

— Проходите.

Иван подошёл к столу.

— Майор госбезопасности Гайнуллин, — представился тот. — Садитесь. — И показал на стул, стоявший с другой стороны стола.

«Вот тебе и куратор! А почему же чекисты не вызвали меня в свою „контору“? Там они у себя дома, а тут в гостях. Хотя нет, тут тоже их контора».

— Иван Петрович, у меня к вам несколько вопросов, на которые я хотел бы получить исчерпывающие ответы. Вы не возражаете?

— Нет.

— Ну, вот и хорошо.

Иван понимал — раз его пригласили через спецчасть к сотруднику ведомства, которому он также подчинён, то разговор будет непростым. Правда, в экспедиции он работал недавно и, как считал, провиниться ещё не успел.

«Значит, его интересует что-то другое, не связанное с жизнью экспедиции. Что же тогда? Дом, институт, Магадан, авиакатастрофа? Скорее всего — последнее».

И он не ошибся.

— Я хочу поговорить с вами об авиакатастрофе, — начал куратор. — Точнее, о некоторых деталях того происшествия.

В его тоне слышалась подкупающая доброжелательность, располагающая к откровенному разговору, но Иван уже знал, что может за этим скрываться, и сразу выразил свою позицию.

— Так я же написал три объяснительные. В них всё подробно изложено. Ничего нового я, наверное, вам не добавлю.

Эти объяснительные он написал в разные инстанции после того, как их спасли. А самая обстоятельная осталась в Якутском управлении Министерства госбезопасности, куда его вызвали сразу по приезду в Якутск.

— Я с ними знаком, вот поэтому-то у меня и возникли дополнительные вопросы. Скажите, как вам удалось выжить в авиакатастрофе? Поймите меня правильно, — будто извиняясь за нетактичность вопроса и жёсткость, с которой тот прозвучал, продолжал он более мягко. — Ведь погибли почти все, а вы, второй пилот Сенькин, майор Синицын, товарищ Свиридов и ещё четыре человека остались живы. Вдобавок ко всему вы, образно говоря, отделались лёгким испугом. Да, кстати, как ваша рука?

Он пристально посмотрел на его левую руку и, Брукс сразу понял, что этот человек знает всё. Понимая, что его здоровье куратора интересует меньше всего, Иван сразу перешёл к главному.

— Вы хотите узнать, как я остался жив? — На мгновенье он замолчал. — На этот вопрос я затрудняюсь что-либо ответить. Наверное, так было богу угодно, потому что…

— А если серьёзно? — перебил его гэбист. — Расскажите о последних минутах, проведённых в самолёте до катастрофы. Где вы находились, чем занимались? Словом, вспомните всё, даже самые незначительные детали.

«Ничего себе! Он хочет повесить на меня авиакатастрофу».

— Как и все пассажиры, в тот момент я сидел на своём месте. Оно было расположено в середине салона, возле окна. Я видел плоскость крыла, значит — над крылом.

— У вас было тринадцатое место, — уточнил чекист. — Вы понимаете, что это значит? Это значит, чёртова дюжина — число, которое считается несчастливым. А вы взываете к господу богу. Да он, наоборот, с превеликим удовольствием отправил бы вас в преисподнюю. Придумали бы что-нибудь поинтересней. Ладно, продолжайте.

Вытащив из рогового футляра расчёску, майор лёгкими, словно ласкающими, движениями аккуратно поправил причёску. Редкие волосы ровно легли назад, прикрыв обнажившуюся плешь.

«Ему явно за сорок, — мелькнуло у Ивана в голове, — значит, воевал».

— А дальше был страшный удар, — оторвав взгляд от его головы, сказал парень. — После этого я ничего не помню. Когда пришёл в себя, лежал в снегу. Я с трудом поднялся и, помню, опёрся на руку. Страшная боль пронзила всё тело, я снова упал. Вот тогда я понял, что у меня сломана рука. Я всё-таки встал на ноги и увидел жуткую картину: самолёт разбит, в стороне от него валяется отломанное крыло.

— Интересно, очень интересно. Ну, а как вы считаете, что вам всё-таки помогло спастись?

Иван задумался. Этот вопрос он задавался себе не раз и каждый раз у него были разные ответы, но сейчас он уже ни в чём не сомневался и быстро ответил:

— Я думаю, главным фактором явилось то, что я вылетел в пролом, образовавшийся при ударе самолёта о скалу. Вылетел до того, как самолёт рухнул на землю. Останься я в салоне, неизвестно чем бы всё закончилось. Скорее всего, я бы разделил участь экипажа и большинства пассажиров. Это, несомненно, счастливый случай, подаренный мне свыше. Больше никак я не могу этого объяснить.

Будто соглашаясь с ним, гэбист закивал головой.

— Возможно. И каковы были ваши дальнейшие действия?

Брукс подробно рассказал о том, как он помог майору и второму пилоту, как участвовал в спасательной операции.

— Значит, это ваша идея покинуть разбитый самолёт и уйти в тайгу? Очень интересно! А в ваших объяснительных об этом почему-то нет ни слова. Вот видите, я узнал новые обстоятельства трагедии, а вы говорите, что нам и так всё известно.

В его голосе послышались нотки удовлетворённости собой, как бывает, когда человек добивается положительного результата, к которому долго идёт. Сердце у Ивана громко застучало, комок подошёл к горлу.

«Как же я проговорился? — винил себя парень. — Ведь предупреждал же Сенькин, чтобы я ни в коем разе этого не говорил. Надо было промолчать или, в крайнем случае, если бы он стал допытываться, сказать „не знаю“».

— Почему уйти? — вопросом на вопрос ответил Иван. — Все понимали, что оставаясь возле разбитого самолёта, обречены на гибель, поэтому согласились с моим предложением. Я не настаивал и никого не заставлял уходить. Каждый самостоятельно принял это решение, понимая, на что идёт.

— А может, вы сами создали такую обстановку, что у них не оставалось другого выхода, и они согласились идти с вами.

— Не я её создал, она сама собой так сложилась. Мы спасали оставшихся в живых людей и, естественно, спасались сами. Зачем умирать, даже не предприняв попытку спастись? По-моему, это глупо, — произнёс он, убеждённый в своей правоте. — Человек так устроен, что даже из самой сложной ситуации ищет выход. Правда, не у всех и не всегда получается.

— А у вас всегда получается, — заметил гэбист, — вероятно, поэтому вы были уверены, что спасётесь. Ведь там такой медвежий угол, из которого не всякий здоровый человек выберется. — Он пристально посмотрел на Ивана, видимо рассчитывая увидеть реакцию на свои слова.

— Когда мы уходили от самолёта, доля риска, конечно, была. Я бы даже сказал, риск был очень значительный. Ведь в тайге никогда нельзя быть уверенным в своей безопасности: на тебя может напасть хищный зверь, ты можешь утонуть в горной реке или упасть с горы и разбиться. В конце концов — тяжело заболеть. А у нас, как вы знаете, были тяжелораненые, которые нуждались в медицинской помощи. Я думаю, вы сами понимаете, для того, чтобы в тайге выжить, нужны продукты и медикаменты, а их было с гулькин нос.

Первый раз за всю встречу на лице гэбиста промелькнуло что-то вроде жалости. То ли он посочувствовал потерпевшим катастрофу, то ли позлорадствовал, Иван этого не понял.

«Наверное, я опять сказал что-то лишнее, — подумал парень, сейчас он меня выведет на чистую воду. Ну, уж нет, держи карман шире — теперь я тебе не скажу ничего лишнего».

— Ладно, с этим мы, кажется, разобрались, — услышал он майора. — Теперь расскажите, как погиб подполковник Свиридов. Что там случилось?

Почти слово в слово Иван повторил то, что было написано в его объяснительных.

— Так, так, — тот только кивал головой, — значит, по-вашему мнению, его подвела резиновая лодка. Больше никаких причин в его смерти вы не видите. А скажите, кто ему посоветовал привязать к лодке эти, чёртовы брёвна? Мне бы даже в голову не пришла такая мысль. Наверно, это опять ваша идея, я прав, Иван Петрович? — с пронизывающим взглядом он ожидал ответа.

— Да, нет, что вы! До такого я бы тоже не додумался. Резиновая лодка и так неплохо держится на воде. Он сам привязал брёвна парашютными стропами, это полностью его идея. Мне очень жаль, что так случилось. Свиридов был очень ответственным, честным и целеустремленным человеком. Кто бы мог подумать, что с ним такое может случиться. Я просто потрясён его смертью.

Пропустив его слова мимо ушей, майор снова задал провокационный вопрос.

— А почему вы ему не помогли, когда он тонул? Вы же были в одной лодке. Как же, вы выпускник престижного института, комсомолец и бросили товарища в беде?

Ивану пришлось в очередной раз рассказывать, как всё произошло во время сплава по Бурхале, придерживаясь предыдущих сообщений. Убедил он чекиста Гайнуллина или нет, Брукс не понял, но тот больше к этому вопросу не возвращался.

— Ну и, наконец, последний вопрос, на который я хочу получить исчерпывающий ответ, — постучав пальцами по столу, сказал майор. Было видно, что гэбист давно хотел его задать, но какая-то непонятная Бруксу тактика не позволяла сделать этого раньше.

— Куда вы дели ящик с золотом?

Вопросов о золоте Иван боялся больше всего. До сих пор перед глазами стоял подполковник Свиридов с направленным на него пистолетом. В случае потери даже ничтожного количества металла, он грозил его посадить. Подполковника уже не было в живых, и, кроме него, никто о том разговоре не знал, поэтому Брукс решил молчать до последнего.

— Какое золото? — с удивлением в голосе воскликнул Иван. — Я никакого золота не видел.