Переход по тайге оказался тяжелее, чем предполагал Щипач. Шли по берегу большой горной реки Нуча, как было написано у его деда. Сухие террасы сменялись марями, заросшими густым ерником и редко растущими лиственницами. Кое-где мерзлота выдавила кочки, доходившие почти до пояса. Между ними приходилось пробираться или прыгать с кочки на кочку. Сашка делал это легко, а Косой буквально переползал с одного «пупка» на другой. Взгромоздившись наверх, он даже ложился поперёк кочки и переводил дух.

После очередной мари в низине блеснул ручеёк, засеребрилась вода. Там сделали привал. Косой повалился прямо на землю, с трудом перевёл дыхание. Бешено колотилось сердце, хотелось вытянуть ноги и так лежать неподвижно.

Когда до нужного ключа осталось немного, еле передвигавший ноги Косой к своей радости услышал, про какой-то дом, стоявший прямо по курсу. Они осмотрелись вокруг и по-воровски, крадучись зашли в избушку. Здесь было сыро, пахло плесенью и застоявшимся воздухом. Сашка сразу полез проверять мешок, подвешенный к потолку, а Косой сел возле печки. Под приступком лежала береста и растопка, а рядом — стопка сухих дров.

— Ух, ты, сколько жратвы! Крупа, сахар и даже какие-то супы в пакетах. Запасливый охотник. Ну, молоток, подумал о нас.

Ничего не говоря, Косой стал растапливать печку. От первой же спички затрещала береста, потом занялась растопка, огонь пополз вверх и сразу перекинулся на дрова. В зимовье запахло дымом, дыхнуло теплом.

— А вот это ты зря, — вырвалось у Щипача. — По дыму нас могут застукать.

— Да ты чо! Кто застукает? Тут на сотни километров никого вокруг.

— Осторожность не помешает.

— Что же, мы теперь будем мёрзнуть возле печки и жевать чёрствый хлеб всухомятку.

— Ничего страшного, можно потерпеть. Осталось совсем немного.

Нервы были на пределе и Косой не выдержал.

— То же мне нашёлся осторожный. Надо было раньше думать об этом. Я из-за тебя получил пулю и лодку…

Щипач неожиданно вскочил и схватил Косого за грудки. В его глазах сверкали молнии.

— Эй ты, сука, помолчи, пока я тебе по голове не настучал. Это из-за тебя поднялся весь этот шухер. Не видишь что ли, менты упали нам на хвост. Зачем мне твои проблемы? Своих хватает. Тебе делаешь добро, а взамен никакой благодарности, да ещё он, видишь ли, ствол заимел и возомнил из себя гегемона. Я тебе сейчас покажу такой пистолет…

Он хотел его ударить, но в последний момент опять сдержался. Раньше времени портить отношения с напарником не стал. Тем более у того было оружие. Сошлись на том, что сейчас они приготовят поесть и впредь зажигать огня не будут. Щипач облазил всё зимовье и даже походил вокруг него. Труды оказались ненапрасными. Возле избушки он нашёл тайник, в котором было спрятано ружьё и патроны.

— Ура, теперь и я при оружии, — радовался он, как последний школьник подарку родителей. — Хоть это старая двустволка, но зато исправная. Ну, теперь держись, — помахал он кулаком кому-то.

Поев, он собрал консервные банки, валявшиеся возле зимовья, и повесил их на проволоку.

Вечерело. Моросил дождь, туман стелился по реке. В сумерках проглядывал стоявший на берегу лес. Милиционеры вымокли, хотелось согреться, попить горячего чая, но, как нарочно, ни палатки, ни печки на катере не оказалось. Опытный Микола, как звали коллеги сержанта Мерлича, в этот раз не взял с собой ничего.

Всё случилось так быстро, что на сборы не осталось ни минуты. После приказа начальника он успел только позвонить жене на работу, предупредил, чтобы вечером не ждала. Даже толком не поев, дожевал на ходу столовский бутерброд, и бегом на катер. А причина была всё та же: в районе появились какие-то «гастролёры». Только сошли с якутской «Ракеты» на берег, и сразу труп. Главное кого убили? Его друга Ваську Савченко. Они вместе рыбачили, а по выходным попивали пивко с вяленой рыбкой, иногда случалось, даже хорошо поддавали. Как ни как, были они земляками, а на чужбине любой земляк вроде родственника и с кем, как не с ним хочется поговорить за жизнь, рассказать о проблемах и даже излить свою душу.

«Эх, Васька, Васька, как же ты так! — тяжело вздохнул сержант. — Не уберёгся от руки ублюдка. Как же теперь твоя ненаглядная Маринка будет одна с двумя пацанами. Вот, жизнь! Сегодня мечтаешь заработать побольше денег, а завтра они тебе уже не нужны. Я за тебя отплачу, выдам…»

— Как ты думаешь, зачем они сюда забрались? — который раз спросил старшина Кычкин, прервав его размышления. Скорее всего, этот вопрос он задавал сам себе, но слова вырвались наружу и теперь относились к сержанту.

От не разговорчивого старшины трудно было услышать лишнего слова, а если Мерлич что-то спрашивал у него, тот каждый раз невнятно отвечал, по-видимому, думая о чём-то своём или, в силу своего менталитета, просто молчал.

— Да кто его знает, — буркнул Мерлич в ответ. — Может, прячутся от кого-то.

Для сержанта старшина Кычкин был командиром на катере. А что может быть общего у командира с подчинённым?

«Он начальник, значит, ты никто, — подумал Мерлич. — Должен выполнять его приказы даже, если они тебе не нравятся или кажутся дурацкими. Ну вот, например, на кой чёрт мы попёрлись вверх по этой Бурхале. На берегу были свежие следы, надо было остановиться и посмотреть кто их оставил. Места здесь не такие людные, как возле посёлка. Глядишь, что-нибудь бы накопытили, тогда бы не пришлось сейчас мокнуть под этим нудным дождём. Так нет, Кычкин не послушал.

Вот и результат: весь бензин сожгли, вдобавок ко всему вымокли, как паршивые псы. Раз ты неправ, скажи честно, так мол и так, сержант Мерлич, или просто Микола, не послушал тебя — дал маху. Я бы всё понял: ну с кем не бывает. Нет, молчит, словно в рот воды набрал. Вот человек! И опять не слушает. Говорю ему:

„На Некучане я знаю одно зимовье, давай проверим, если никого в нём нет, заночуем. Хоть подсушимся немного“. Так нет, не хотел даже слушать, говорит, мы отклоняемся от маршрута, нам приказано пройти по Бурхале. Вот и прошли вхолостую! А бандитам наплевать на приказы начальства: они могут быть где угодно. Тоже мне следопыт нашёлся: думает, бандиты сами выйдут на него. Нет, дорогой, держи карман шире. Эти сволочи где-то затаились, их даже дождь не берёт. Ох, быстрей бы с ними закончить! К выходному, думаю, погода выправится. Обещал Наталке, что свожу её с Оксанкой на Амгу. Ох, какие там красивые места! А песчаные косы…»

Его снова встряхнул старшина.

— Слышишь, дымом пахнет. Вон он даже висит над рекой. Мерлич хотел ответить что это туман, но в тот момент, когда уже открыл рот, чтобы сказать, уловил едкий запах дыма, который нельзя было спутать ни с чем. Сомнений не было: где-то рядом были люди.

— Точно пахнет дымом. Ну ты, молодец! А я сразу не почувствовал, нос заложило. Думал ты… — Что он думал, сержант не сказал, но старшина его понял. Всю поездку он ловил на себе его недружелюбные взгляды, понимая, что в душе тот критикует его действия. И вот, к его удивлению, похвалил.

«Ну, это дорогого стоит. От этого Мерлича не дождёшься одобрения. Бодливой корове бог рога не дал. Ему бы только покомандовать, а он всего-навсего сержант. Сам виноват, надо было учиться. Кстати ещё и сейчас не поздно, он же моложе меня».

Сержант стал осторожно грести, направляя катер ближе к берегу.

— Наверно, они в зимовье. Сейчас мы их возьмём тёпленькими. Ну, держитесь!

Катер тихо ткнулся носом в обрывистый берег и старшина с сержантом крадучись пошли по тропе. Не успели они пройти десятка шагов, как сквозь лес увидели зимовьё и вившееся из трубы серое облако.

— Точно, тут они, — тихо шепнул старшина. — Сейчас мы им…

Неожиданно он споткнулся и следом лес наполнился грохотом. Старшина пытался встать, но чем сильнее дёргался, тем громче гремело. Ноги запутались в проволоке, к которой были привязаны консервные банки. Сержанту стало не по себе.

— Вот…, - выругался он сгоряча. — Сами всё испортили. Надо было под ноги смотреть…

Тотчас раздались выстрелы. Пули просвистели рядом с ними. Стреляли из двух стволов. Как сразу определил сержант, один раскатистый — был ружейным, второй — вроде громкого хлопка, походил на выстрел из пистолета.

«Ничего себе, преступники серьёзно вооружены, а подполковник сказал, у них один ствол».

— Не стреляйте, — срывающимся голосом закричал старшина. — Милиция. — В ответ прогремел одиночный выстрел из пистолета.

— Обходим, — крикнул старшина на ходу. — Я захожу справа.

Они рассредоточились и, пригибаясь, побежали к зимовью. На ходу старшина послал автоматную очередь. В кого он стрелял, сержант не увидел, но тоже выстрелил из своего табельного «Макарова». На мгновенье наступила тишина, но неожиданно выстрелы разорвали тишину, рядом с ним пуля ударила по земле и со свистом рикошетом ушла в сторону.

Стреляли из-за угла зимовья, потом ружейный выстрел раздался из-за дерева. Тяжёлая пуля прошла рядом с головой старшины. Тот в ответ разрядил автомат.

До зимовья оставалось ещё метров двадцать-двадцать пять. Старшина присел, застучал его автомат. Пули кучно легли в дерево. Оттуда снова раздался выстрел.

Не добегая зимовья, старшина резко рванул в сторону, сержант спрятался за деревом. Он увидел, как один бандит, выбежав из-за зимовья, побежал навстречу старшине. Второй его прикрывал.

— Бросай оружие! — услышал сержант голос старшины. В ответ раздался звучный хлопок и всё стихло.

— Старшина! — крикнул сержант и, не выдержав, побежал вперёд, стреляя на ходу. Его голос эхом отозвался в лесу, вернулся назад.

«Ох, мне бы сейчас автомат! — мелькнуло в голове, — что этот „Макаров“».

Раздались два одиночных выстрела, и опять наступила тишина. Стало слышно, как шумит река, да ветер раскачивает деревья.

Ветер рвал тучи, поднимался вверх туман. После прошедшего дождя было сыро. На ветках висели капли воды. Они попали в паутину и мелкими алмазами заискрились на солнце. Под его лучами ожил паук, спрятавшийся под скрюченным листом ольхи, и по тонкой ниточке-паутинке побежал проверять задрожавшую ловчую сеть.

После вчерашнего перехода у Наташи с непривычки болели ноги, ныла спина. Ей казалось, что сегодня она не ходок, но, как только погода выправилась, и на небе снова появилось солнце, от невесть откуда взявшегося прилива энергии захотелось даже петь. Сразу вспомнилось, что она на Севере и идёт по следам своего отца. И не просто идёт, а занимается поисками спрятанного клада.

«Если мне повезёт, то я вылезу из этой ямы, в которую попала не по своей воле. Только бы найти…»

Вышли, когда немного подсохло. Сразу началась марь, под ногами зачавкал напитанный влагой сочный зелёный мох-сфагнум, брызги полетели в разные стороны. От непомерной нагрузки у Наташи стали деревенеть мышцы ног, на лице выступили капли пота. Хотелось встать на твёрдую почву, и Фёдор, будто угадав её желание, прижался ближе к склону.

Пошёл молодой лиственничный подлесок, под ногами зашуршала щебёнка, покрывавшая рыжий суглинок. Идти стало легче, только мешал разросшийся стланик, преграждавший дорогу. Пришлось опять подойти к ключу и идти вдоль русла. Через десяток шагов Фёдор встал на звериную тропу. На ней были видны едва заметные следы сохатого, когда-то пробежавшего к реке. Зверь никуда не спеша, бежал по своим звериным делам, известным только ему одному.

Тропа привела к развалу белого кварца и ушла дальше. Фёдор остановился. Кварц лежал на горе, и молодой человек сразу взял к крутому склону. Обломки кварца поднимались выше. Неожиданно путь преградила полуразрушенная скала чёрных базальтов. Не доходя, Фёдор свернул в узкую долину бокового ручья. Лохматые ветки цеплялись за одежду, лезли в лицо. Над головой по голубому небу неслись копны белоснежных облаков и, натыкаясь друг на друга, громоздились над вершинами высоких гор, видневшихся вдали. За развалом камней пошла седловина, поросшая редкой ольхой.

В нос ударил терпкий запах багульника, наполнивший окружающее пространство. Фёдор остановился и, дожидаясь Наташу, посмотрел назад. Внизу, откуда они только что пришли, петляя по долине, бежал ручей, зеленели мари, напротив — стеной стояли лес, а выше виднелись горы с заметно поредевшим лесом.

— Красота! — невольно вырвалось у Фёдора. — А на перевале будет ещё интересней, оттуда далеко видать.

— Надеюсь, мы туда не полезем, — тяжело дыша, сказала подошедшая Наташа. — Полюбуемся лучше отсюда.

Фёдор только улыбнулся и, повернувшись, чтобы идти дальше замер от неожиданности. Впереди виднелась тёмная скала, которую рассекала светло-серая трещина. Эту скалу можно было бы увидеть с противоположной стороны ключа, по которой они проходили вчера, но помешал высокий лес, стоявший в пойме.

— Это, кажется, она, — сказал он задумчиво. — В такой полости можно спрятать, что угодно. Но где же кварц?

Подойдя ближе, они увидели, что трещина заполнена молочно-белым кварцем, который покрывал лишайник. Из-за этого она не бросалась в глаза. Жила впечатляла: её ширина превышала метр, а в раздувах было и того больше. Фёдор предположил, что после образования жила претерпела значительные изменения, и, из некогда монолитной, стала разбитой на крупные глыбы и мелкие обломки. Виной тому, были деформации вмещающей породы, возникшие в результате разных геологических процессов. Хорошо присмотревшись, можно было заметить, что в верхней части образовался уступ, и на нём как-то неестественно навалены обломки кварца.

Фёдор поднялся наверх, провёл рамкой металлоискателя. В наушниках загудело, стрелка прибор зашкалила.

— Ого, вот это аномалия! — воскликнул он от неожиданности. — Значит, тут много металла — целое месторождение.

Подбадриваемый Наташей, он стал разбирать камни.

— Федя, ты сначала сбрось здоровую глыбу, а потом вытаскивай мелочь. Видишь, она их держит. Ей, как будто специально, придавили те камни. Бросай её вниз, я отойду.

Как только Фёдор столкнул глыбу, дело пошло быстрей и вскоре под обломками белого кварца показался полотняный мешок.