Утром рано, в пять часов, я встал, умылся, и направился в столовую. Наш повар встаёт очень рано, ведь надо подготовить завтрак тем, кто отправляется на задания рано утром, а то, что сегодня тоже будут командированные, т. Глаша уже знала. Да она и так встаёт очень рано. Наверно уже возраст сказывается. Ей в радость покормить ранних пташек.

Поздоровавшись с ней, и поговорив о моём брате с женой, я уже собирался забрать поднос и присесть за стол, как она задала вопрос:

— Сашенька, а жена его, чем занималась раньше?

— Хм, а я даже и не спросил у неё, — потеребил застенчиво свой нос — мой косяк. А что?

— Да вот, думала, может мне помощницу выделят. Старая я стала, тяжело мне уже справляться. Суставы очень болят уже. Думаю, не долго мне радовать вас осталось. — сказала она очень тихо и очень спокойно, как будто смирилась уже со всем. И так мне больно стало за неё, и стыдно, что ни разу не спросил, как она себя чувствует, не нужна ли помощь в чём. Глаза мои заволокла пелена, и что бы, не выдать своих чувств и не пустить слезу, которая уже собиралась упасть с моих глаз, я сказал почти механическим голосом:

— Тёть Глаш, вы подождите меня, пока я не вернулся с задания, — и, наконец, справившись с охватившими меня чувствами, продолжил уже мягким, заботливым голосом — не надо хоронить себя раньше времени, вы нас ещё долго будете радовать. Приеду с задания, займусь вашими суставами, будете как новенькая, обещаю. А помощница вам в любом случае нужна, народу прибавляется, и одной уже действительно будет тяжело. Вы сходите к Георгичу, он вам не откажет. В крайнем случае, если Лена не повар, он что ни будь придумает.

— Спасибо Сашенька, — расплакалась тётя Глаша, и смахивая слёзы, продолжила — спасибо на добром слове. Не получится у тебя справиться с суставами. Это уже старческое, я уже привыкла, а к Серёженьке я всё же схожу.

И тут в столовую зашёл Кречет, и сразу направился в нашу сторону.

— Тёть Глаш, — прищурился я от смешинок в глазах — вы в чудо верите?

— В бога перестала верить, — задумалась она — а в чудо… В чудо пожалуй верю. Были со мной случаи, которые как чудом описать и не возможно. А что?

В это время к нам подошёл Кречет, и поздоровался с нами.

— Посмотрите на его руки, — продолжил я прерванный диалог — что вы видите?

Кречет понял о чём речь, и вытянув руки, стоял и улыбался.

— Ну, руки как руки, — на полном серьёзе пытаясь найти какие-то несоответствия сказала тётя Глаша — ничего особенного, такие же, как и у тебя.

— Вот именно, ничего особенного, — хмыкнул я — а совсем недавно у него не было одной из них, точнее кисти. Ему её оторвало взрывом. Никто об этом не узнал, потому что я вовремя на это отреагировал, и принял меры. Через три дня он уже был с новой кистью. Да вы спросите у него, он не соврёт.

— Это, правда, — подтвердил мои слова Кречет — он это может. Но ты же не хотел об этом никому говорить, — уже обращаясь ко мне, сказал он — или что-то случилось?

— Да ничего серьёзного, — махнул я рукой — просто тёте Глаше надо помочь, суставы у неё больные. Я пообещал, тётя Глаша не верит.

— Верьте, верьте ему, — замахал он головой так, что ещё немного, и она оторвалась бы — не врёт он. Однажды меня даже от смерти спас, но никто об этом не знает, кроме меня и его. Он у нас сама скромность.

— Хорошо, — опешившая тётя Глаша не знала, как реагировать, на такой напор — надеюсь, что это правда. — и уже с затаённой надеждой, продолжила — так значит, ты сможешь помочь мне?

— Конечно, тётя Глаша, я же пообещал. Вы для меня и для наших ребят как мама. Как я могу обмануть вас?

С глаз у тёти Глаши слёзы полились ручьём, наверно от счастья, потому что раньше они были другие, выражение лица было другое. Это какие же боли надо было терпеть, что бы так радоваться даже простой надежде на чудо. Не женщина, а скала. Я скользнул в ра-хат, и осмотрел её, проклиная себя за тормознутость. Ну так и есть, в районе коленных суставов и стоп, а так же кистей рук, просматривались багровые всполохи. У ней даже сейчас дикие боли, а она стоит и терпит. Пока Кречет обнимал её, успокаивая, я при помощи своих лучей, выровнял структуру суставов, таким образом, сняв раздражающий фактор, я заметил, что всполохи стали пропадать. Прогрев немного своей энергией эти места, бардовые всполохи пропали совсем, вместо этого они стали светиться равномерным розовым цветом. Это конечно ещё не всё, просто сейчас у нас совершенно нет времени, а на это нужно ещё и масса энергии. Восстановление повреждённых суставов, это сродни выращиванию кисти у Кречета. Там тоже была регенерация тканей. Но пока — того что сделал, должно хватить на какое-то время.

Пока я занимался ей, она так и стояла, уткнувшись лицом в грудь Кречету, и плакала. Но когда я подходил к концу, она уже перестала плакать, и всё ещё не веря, что дикие боли стали уходить, отстранившись от Кречета, произнесла:

— Ой, что это? — она повела руками, сначала осторожно, но потом уже смелее прошла по кухне, даже попыталась присесть, и когда у ней это получилось, у ней опять хлынул водопад с глаз — Так это правда? Я не чувствую боли! Совсем не чувствую. Сашенька, когда же ты успел?

Обняв её, и снова попытавшись успокоить, я сказал:

— Тётя Глаша, я только снял пока боли, не знаю, на сколько — это продлится, но теперь вам будет легче меня дождаться. Лечение ещё впереди. А теперь нам надо позавтракать и выезжать, дело не ждёт.

— Да, да, конечно, мальчики мои, — уже совсем успокоившись, она споро стала собирать завтрак Кречету, мой же завтрак она без сожаления забраковала, потому как остыл уже давно, и выдала новую порцию яишенки на беконе с луком, пару бутербродов с маслом, и кофе с молоком. Всё исходило паром. Не знаю, как ей это удаётся, но делает она это очень быстро. Не прошло и трёх минут, как мы уже забирали снаряжённые подносы.

— Приятного аппетита, мальчики мои дорогие, — искренне радуясь проводила она нас до стола, теперь эти движения доставляли ей только радость — приятного аппетита!

— Спасибо, тётя Глаша! — ответили мы в разнобой.

Быстренько закинув в жерло желудка такую восхитительную еду, мы попрощались с тётей Глашей и отправились в дорогу. Прощаться ни с кем не стали. Все кому положено знали, что мы отправляемся на задания, и попрощались перед этим.

До Москвы добрались без происшествий. Уже к вечеру были у дома клиента. Дом был с внутренним двором, с одним входом выходом. Располагался он буквой «С», с выходом на центральную дорогу с четырёх полосным движением. В этом же доме, на первом этаже, находились продовольственные магазины. Район спальный, дом старый, и поэтому не удивительно, что своих клиентов у этих магазинов было в избытке, потому как поблизости магазинов не наблюдалось, только в следующем квартале.

Поставив машину на стоянке у магазина, Кречет отправился на разведку. Вернулся он через часик. На улице уже было темно, осень на дворе. Морозов ещё не было, но довольно прохладно. В простой куртке уже не походишь, одеваться уже надо теплее, а Кречет был одет довольно легко, в одну кожаную куртку, поэтому завалился в сильно дрожащем состоянии.

— Тихо там, нет пока клиента. Замёрз как цуцик. Надо было всё же свитер одеть. И почему жену не послушал?

— Ладно, — начал я вылезать с машины — ты пока грейся тут, а я в магазин схожу, прикуплю что ни будь перекусить, а то уже кишка кишке рапорт пишет. Эх, вкусная была яишница, сейчас бы с удовольствием её ещё раз навернул.

— Давай, давай, иди уже, а то сейчас панельку грызть начну.

Магазин ещё работал. Время уже было полдесятого, а он закрывался в десять. Покупателей всего было пару человек, поэтому я там не задержался. Купил батон, молока и пару пачек плавленого сыра «Волна», ничего, перекусить хватит. Мы не на курорте. Впрочем, даже этому Кречет был безумно рад.

Перекусив, стали ждать. Ожидание не затянулось. Через десять минут, как мы поужинали, подъехало такси, и не заезжая во двор, высадило пассажира. Когда он открывал дверь, внутренним освещением кабины осветило его, и мы опознали в нём своего клиента. Как он выглядит, мы знали по фотографии, которую сделал Погост, и которая была сейчас у нас в руках. Брали Погоста с кучей документов, среди которых оказалось и это фото. Фото было подписано с обратной стороны, так что ошибки быть не могло.

Выйдя с машины, он беспечной походкой пошёл в арку дома, но беспечность эта была наигранной. Мы заметили, как он грамотно просканировал округу, уделив внимание и нашей машине. Но у нас в машине свет не горел, и разглядеть там, кого ни будь в такую темень просто не возможно. Здесь стояло и кроме нашей машины достаточно других, небольшая стояночка была заставлена полностью.

Видимо ничего его не насторожило, потому, что ничего не поменялось в его поведении. Как только он исчез за поворотом, осторожно открыв дверь, Кречет пошёл следом. Вернулся он через пару минут. Всё было готово, клиент был в клетке.

Переодевшись в рабочую спецовку электрокомпании — обслуживающей данный район, я пошёл во двор. Кречет пристроился рядом. Войдя в подъезд, я сразу пошёл к щитовой, неся с собой чемоданчик с инструментами, Кречет спрятался под лестницей. Может быть, его и насторожит тот факт, что время уже позднее, в такое время рабочие уже по домам сидят, но я рассчитывал на аварийную службу, те работали круглые сутки, такая же надпись была у меня и на спецовке.

Устроился клиент на первом этаже. Окна его выходили на другую сторону двора, в экстренном случае он мог покинуть квартиру с окна, а может он и люк в подвал смог устроить, этим мы не интересовались. Может и не профессионально, но мы были в цейтноте, времени не было совершенно для разработки более серьёзного плана.

Подойдя к щиту и открыв ящик с инструментом, я открыл дверку щита, а была она закрыта встроенным замком, который открыть мне не составило труда, и выключил автомат квартиры клиента. Изображая кипучую деятельность, я стал ковыряться внутри щита, при этом напевая простенькую мелодию. Реакции пришлось ждать достаточно долго. Я не боялся быть узнанным, а уж то, что у них есть моё фото, я нисколько не сомневался. Я поработал над своей внешностью, и теперь в щите ковырялся побитый жизнью работяга, с седой шевелюрой на голове и обветренным лицом.

Минут через двадцать только приоткрылась интересующая меня дверь, и высунув голову наружу, клиент удосужил меня своим вниманием.

— Долго вы там ещё возиться будете? Не могли днём свои дела сделать? — довольно грамотно спросил он. Надо сказать, что акцента я почти не заметил. Но всё же что-то было в его речи не наше. Произношение, или может интонации, но опознать в нём иностранца можно.

Я не стал ему ничего отвечать, а просто остановив время, подошёл к нему, и когда вернул время в нормальное русло, ударил пальцем в шею, со слабым энергоимпульсум, что бы уж наверняка. Клиент тут же поплыл. Открыв по шире дверь, я перехватил его, и перенёс в комнату. Следом уже вломился Кречет. Оставив его с клиентом, я дошёл до щитовой, и включил автомат. Закрыл распределительный щит, и забрал инструмент. Быть замеченным я не опасался, на других дверях не было глазков, камер тоже не заметил, а работал я довольно тихо. За время работы, никто не проходил мимо, так что дальше можно работать спокойно. Зайдя в квартиру, я запер дверь, и посмотрел в глазок. Ох ты ж, а глазок то не простой, с ночной подсветкой. Даже если света не будет в подъезде, гостей легко можно разглядеть. Стало быть, все эти двадцать минут, он изучал меня, не решаясь открыть дверь. И если бы я дёрнулся, то дверь бы он захлопнул очень быстро. Я бы просто не успел до него добежать, коридорчик длинный, метра четыре. Был бы на моём месте обычный человек, так бы и случилось, но ему не повезло. Не в те игры он начал играть, и не тех ребят заказал. Дверь тоже внушала уважение. С внутренней стороны — она была металлической, с толщиной стенки приблизительно в десять миллиметров. Калаш, может и не выдержит, а вот пистолеты легко сдержит. Хотя, если внутри ещё и песок, то может и калаш сдержит. Дверь тяжёлая. Косяк усилен. Вполне возможно, что калаш сдержит. Да и глазок у него телескопический. С такой конструкцией в глаз не выстрелить. Серьёзно подошёл к своей безопасности.

Пройдя в комнату, я заметил, что в углу спальни открыт какой-то люк, осмотрев его, ещё больше зауважал профессионализм клиента. Как я и думал, у него был готов план отхода. И ход этот вёл куда-то в глубину, минуя подвал. На уровне подвала была выложена вокруг стена, и вниз уходили ступеньки из металла. Спустившись немного вниз, я понял, что ход этот ведёт в московские катакомбы, но перед этими катакомбами был свой своего рода шлюз, на выходе которого была металлическая дверь с кодовым замком. Нормальный у него отход был. Я уж начал было думать, что это очень не профессионально, закольцованный двор, с выходом только в том месте, где и вход, а на самом деле — выход у него гораздо безопасней.

Исследовать катакомбы я не стал, тут без подробной карты делать нечего. Для этого даже у нас специальная служба была, которая занималась этими катакомбами. Подступы к Кремлю под землёй все были под надзором. Вот так забредёшь не туда, а тебя пополам с пулемётов. Прецеденты были, и не раз. У нас же народ любопытный, диггеры до сих пор библиотеку Грозного ищут, забредают иногда не в те места. Грамотный диггер, конечно, не сунется в подозрительное место, а новички частенько и не доходят до таких мест, пропадают на различных уровнях катакомб пачками.

Сейчас правда эту службу расформировали, нет средств, но автоматика там до сих пор работает и автоматические пулемёты тоже. Ну, его, к лешему, эти катакомбы.

Был случай, там даже чеченских террористов положили, которые готовили подрыв Кремля, и не чем ни будь, а ядерным боезарядом, который где-то раздобыли. Подробностей я не знаю, знаю только, что помог помножить эту группу как раз диггер с позывным «Леший». Вот он пусть и занимается этими делами, а мне и без этого работы достаточно.

Закрыв люк, и прикрыв его половичком, я направился к клиенту. Он ещё не пришёл в сознание. Кречет сидел рядом на корточках, тщательно связав Фишера, а то, что это именно он, не было ни каких сомнений.

Засунув ему кляп в рот, на всякий случай, мы взяли его с двух сторон и переложили на диван, так работать удобней. Клиент в себя так и не пришёл. Пока он был в отключке, мы решили пошмонать его закрома, что бы потом не терять времени. Но здесь тоже была опасность, действовать нужно очень осторожно. Клиент матёрый, может случиться так, что в интересных местах окажется закладка, после срабатывания которой, нам уже ничего больше не нужно будет, поэтому мы осмотрели квартиру только внешне, искать тайники даже не пытались.

Ничего интересного нам этот осмотр не дал. Если не знать точно, кто перед нами, можно было подумать, что это среднестатистический гражданин России. Роскошью квартира не блистала, всё как у всех в этом времени. Стенка, диван, стол, стулья, телевизор — старенький «Горизонт», люстра на потолке — какие приобретались отстояв приличную очередь, пара кресел из кожзама, и синтетический ковёр на полу. На стенах обои в цветочек и картина «Девятый вал», всё как у всех, только картины разные. Кухня тоже не блистала вычурностью. Старенький буфет, обеденный стол с парой табуреток, плита и мойка. Посуды было очень мало, и вся на одну персону. Гостей он сюда не приводил. Спальня тоже с одной односпальной койкой и комодом в углу. Также был платяной шкаф и тумбочка рядом с кроватью. Всё, мебели больше не было, всё только то, что необходимо, никаких изысков. Уверен, что если поспрашивать о нём у соседей, то скажут — тихий, добропорядочный человек. Идеальная маскировка. Вот только наличие пистолета в руке за спиной, когда он открывал дверь, портила всю картину. В наше время, добропорядочные граждане пистолеты не носят, а про бандитов не скажут, что они добропорядочные. В том, или ином случае, но выдадут свою сущность, этот же человек, работал здесь годами, и о нём никто ничего не мог сказать плохого. А впрочем, и хорошего тоже. Такие люди не любят выделяться. Хорошего зверя мы поймали. Осталось только выпотрошить его, с пристрастием.

Клиент ещё в себя не пришёл, и, подумав, что при допросе желательно, что бы у него рот был открыт, а он ведь обязательно кричать начнёт, соседей подымит, нам помешает работать, мы решили спустить его в низ. Притащив его в спальню, и положив рядом с люком, мы удивились — не увидев этот люк. Зная, что он есть, но, не видя его совершенно, это было сродни взрыва мозга. Упав на четвереньки, и обследовав практически каждый сантиметр, мы всё же нашли еле заметную щель в полу. Никаких ручек вокруг не наблюдалось. Как же он его открывал? Обследовав пространство вокруг люка, я обратил внимание на плинтус, который был чуть-чуть отстранён от стены. Всего на полмиллиметра где-то, но от стены он отходил. Потянув его на себя, я услышал щелчок, и люк приоткрылся. Кречет откинул люк полностью.

— Ну, ты МОЗГ Хват, — улыбнулся Кречет — опять использовал какие-то возможности?

— Да нет, просто внимательность, и больше ничего. Здесь плинтус слегка отходил, вот и решил проверить версию.

— А если бы заминировано было? — вдруг насторожился Кречет.

— Ну, не взлетели же? — развёл я руками, и увидев что Кречет опять что ни будь выдаст, я продолжил — Да успокойся ты, я тоже не тороплюсь к предкам, просто кроме этой щели я заметил свежий отпечаток пальца. В масле он ковырялся, что ли?

— А-а, ну тогда норма. — успокоился он — Давай, я тебе его подам, и прикрою люк, что бы шум сюда не поднимался, ты сам там тогда, я на стрёме. Закончишь — постучишь, открою.

— Лады.

Я спустился вниз, и Кречет спустил бесчувственную тушку клиента. Приняв его и перетащив по ступенькам вниз, я уложил его на пол. Клиент потихоньку стал приходить в себя.

Свет сюда практически не поступал. И как с ним работать при этом? Осмотрев шлюз, я заметил на потолке лампочку, стало быть, свет мы получим.

— Подожди, не закрывай, — крикнул я Кречету — здесь темно, как у негра… в Африке. Здесь должен быть выключатель, погоди.

Осмотрев шлюз и пространство вокруг лестницы, я ничего не обнаружил, тогда я вылез, и стал осматривать уже в который раз спальню. Какой-то выключатель я нашёл в платяном шкафу, но сразу его включать не стал. Увидев, что провода от него уходят под плинтус, я уже не сомневался, вряд ли враг сделает активатор подрыва в таком неудобном месте. Его надо делать так, что бы, не терять время на мелочи. Щёлкнув выключателем, я посмотрел вниз, всё верно, свет там был.

Спустившись вниз, я услышал, как наверху щелкнул замок люка. Всё, можно приступать к потрошению.

Клиент уже пришёл в себя и рассматривал меня с затравленным видом. Он меня ещё не узнал. Я снял парик, и стёр грим платком, взятым специально для этого, вот тут-то клиенту действительно поплохело. Глаза чуть ли не вылезали из орбит, лицо покрылось крупными бисеринками пота, а в шлюзе вовсе не тепло, я бы даже сказал — слегка прохладно. Послышалось, как у клиента не выдержал кишечник, а потом и унюхалось.

— Ну, что же ты делаешь, ирод? — завязывая на лицо тот самый платок, отсекая себя от неприятных запахов — А ещё профессионал. Какой же ты на хрен профессионал? Погост вон, и то, намного достойнее себя вёл, я ему шесть пальцев успел сломать, и глаз выбить, и только после этого он стал говорить. И воздух он не портил как ты, засранец. Что, не ожидал, что так может получиться? Думал, всё предусмотрел? Зря ты так подумал. Я вас, сучар, всех на ноль помножу. А тебя я буду убивать медленно и со смаком. Нравится мне видеть как вы, «гроза человечества», в грязи валяетесь, вымаливая свою никчёмную жизнь. Представляешь, варвары, которые не достойны жить свободными, истязают представителя «передового народа». Вы ведь так о нас говорите, я не путаю? Вот уже сколько сотен лет разные страны пытаются завоевать Россию, и ни у кого пока этого не вышло. Почему вы думаете, что у вас что-то получится? Вы, где скопилась вся человеческая грязь, с момента освоения Америки. Те, кто уничтожал целые народы, теперь нас учат демократии, толерантности и терпимости. И под шумок пытаются отобрать наши богатства. Вот ваши ценности. Как я вас ненавижу, мразей. И знаешь, тебе я всё-таки открою тайну, ты всё равно уже никому это не сможешь рассказать. После того, как я получу полную информацию от тебя, мы разберёмся сначала со своей шушерой и презиком, а потом я поеду к вам, наводить конституционный порядок. Как тебе перспективы? — я кровожадно улыбнулся — Ну, что, будем сотрудничать, или желаешь помучиться для начала? Только учти, я не детектор лжи, я гораздо лучше, обмануть меня просто не возможно. Если услышу одно слово неправды, страдать ты будешь очень долго. Пока говоришь правду, я тебя не трогаю, ты просто лежишь в своём говне, попытаешься обмануть, и будешь получать удовольствия уже без остановки. От остановки сердца ты не умрёшь, я верну тебя обратно, я это умею. Времени у меня вагон, торопиться мне не куда. Ну, так как, будем сотрудничать?

Клиент в согласии закивал головой, очень интенсивно закивал, боясь, что я передумаю. Хлипковатые всё же пиндосня. Боятся они истязаний. Я даже загордился за наших бандитов. Какие бы не были, а всё же русские, и духа даже у бандитов наших много больше, чем у этих отбросов человечества. Конечно, откуда там духу взяться, Америку ведь заселяли в основном бандиты со всей Европы и проститутки. А их бандиты — против наших не катят, хлипковаты слишком.

Я вынул у него кляп со рта, и он тут же зачастил:

— Я знаю, кто ты, ты Александр Стрелок, мне поступило сверху указание захватить тебя живым, и ни в коем случае не навредить. Тебя сначала хотели попробовать склонить на свою сторону, но если бы этого не случилось, то тебя бы просто отдали научникам, на исследование феномена ускорения в пространстве и во времени. Других участников вашей группы требовалось уничтожить, они нам не интересны. Что будет со мной, если я тебе всё расскажу?

— Ты умрёшь легко, без боли. Как умер Погост, после того, как согласился мне всё рассказать. Так мы и вышли на тебя.

Поразмышляв несколько секунд, он всё же решился:

— Хорошо, спрашивай, я верю тебе. И я не буду врать. Если я что-то знаю о том, что тебя интересует, то ты получишь полную информацию.

Я смотрел на него в режиме ра-хат, и видел, что он мне не соврал. Но выключать я его всё же не торопился. Хоть и съедал этот режим мою энергию понемногу, но я думаю, что с допросом я уложусь по времени.

— Сколько ты работаешь здесь?

— Двенадцать лет.

— Переворот у нас, ваших рук дело?

— Здесь в основном Англия постаралась, но мы тоже в стороне не стояли.

— Грибачёв, чей проект?

— Наш.

— А Бельцин?

— Это уже англичан в основном, но мы тоже там хорошо отметились.

— У тебя много агентов в его аппарате?

— Да, все советники, это агенты Америки, но не мои. Мне там работать не с руки.

— Я не это имел в виду, про советников я и так знаю, они без наказания не останутся, я имел в виду чиновников центрального аппарата.

— Ах, эти. Это не агенты, это наши куклы. Таких — там большинство. Мне проще перечислить, кого нам не удалось прибрать к рукам. Таких — всего десятки. Стойкие ребятки. Только благодаря им, вас ещё не захватили. Я имею в виду Россию.

— У тебя есть документы по ним?

— Да, я тщательно вёл дела. Все дела на фигурантов в сейфе, сейф здесь же. Вон, видишь, кирпич выступает?

— Это тот, что под потолком?

— Да, он. Нажми его.

Я не заметил никакого подвоха с его стороны, говорил он пока только правду, поэтому я не раздумывал долго, и толкнул кирпич. Он мягко вошёл в стену, и у пола внизу, открылась ниша. Дверь, внешне напоминающая такую же стену, размером метр на метр, распахнулась наружу. Внутри было несколько полок. На верхней полке были какие-то документы в папках, под ней была полка с миниатюрными видеокассетами, кассет этих было достаточно много. Рядом лежало устройство, которое предназначалось для просмотра этих кассет. На следующей полке с верху лежало оружие. Тут были английские автоматы SA 80 L85A2 в количестве две штуки, пара английских же пистолетов Spitfir MK2, несколько пачек с боеприпасами, и четыре гранаты, эти уже наши Ф-1. На последней полке лежали деньги, много денег. Каких только купюр здесь не было. Кроме этого здесь была коробочка, в которой лежали бумажки со счетами и паролями.

Осмотрев всё это богатство, я подошёл к клиенту. Он криво ухмыльнулся и спросил:

— Ну, я заслужил лёгкую смерть?

— Ещё нет, но ты идёшь в верном направлении. Что в папках и на кассетах?

— Там вся компрометирующая информация на ваших руководителей, на кассетах факты получения денег и встречи со мной и моими агентами.

— Там есть информация по тем, с которыми у вас ничего не вышло?

— Да, там папка с оглавлением «бесперспективные».

— Информация на твоих полевых агентов есть?

— Да, там же, папка с оглавлением «Поле».

— И много их у тебя?

— Семьдесят девять человек. Это все агенты из ЦРУ. Из них девять — мои замы. Вся основная информация по полю стекается сначала к ним, уже потом они информируют меня. Я основной куратор.

— Как так получилось, что ты выполнял полевую работу сам?

— Не было рядом в этот момент никого, а работа срочная. Да и хотел развеяться немного в поле, вспомнить былое. Вспомнил… Как вы на меня вышли?

— Тебя Погост заснял на камеру, а потом случайно его люди опознали, когда ты выходил из дома.

— Понятно. Подвела самоуверенность. Слишком расслабился я за двенадцать лет.

— Не казни себя, рано или поздно, это всё равно бы случилось. Ты и так переходил по этой жизни, целых двенадцать лет портил нам жизнь. Я так понимаю, агенты находятся по всей нашей необъятной?

— Ну, да. Глупо их держать в одном месте. А, кроме того, у вас по всей стране масса «вкусных» мест.

— Как ты с ними связываешься?

— В папке всё есть об этом, но раз в неделю у нас происходит встреча с моими замами, на этой встрече мы обсуждаем дальнейшую стратегию и указания сверху. Последняя встреча была сегодня, поэтому я припозднился. Этого, кстати в папке нет.

— Следующая, значит, будет через неделю?

— Да, в частном доме на окраине Москвы, мы там как бы на шашлык собираемся.

— Какие-то условности, или может быть знаки, о том, что всё в порядке, у вас есть?

— Да, на заборе должно висеть две крынки. Если там только одна, то встреча отменяется, если ни одной, то срочно надо валить из страны.

— Кто ни будь, встречает прибывающих?

— Нет, каждый заходит самостоятельно. У нас уже давно не происходило ничего серьёзного в плане безопасности, поэтому и порядок поменялся. Раньше я выходил во двор, и торчал там до посинения. Хоть и старались все собираться в одно время, но частенько не всегда это получалось. Страна у вас огромная, не всегда удавалось вовремя добраться до Москвы.

— С ними ещё кто ни будь приходит?

— Нет, только мои замы. Если идёт ещё, кто ни будь, значит что-то не так, и это знак опасности.

— Понятно. Адрес и время следующей встречи.

Он продиктовал мне адрес и время, я записал всё это в блокнот. Кроме этого, он сказал, что в той папке есть фотографии на всех агентов ЦРУ, работающих у нас, так что, ошибиться я не боялся. Кстати, место встречи оказалось на окраине Балашихи, в крепком частном доме на отшибе, с большим участком, который не обрабатывался очень давно. Только придомовая территория была боле менее проходима. Дом оставлять без присмотра он не боялся, просто платил деньги участковому, и тот ежедневно обходя свою территорию, присматривал за ним.

— Что за счета в коробочке?

— О-о, это моё самое стратегическое оружие. Это все счета ваших руководителей с паролями. Благодаря ним, я мог разворачивать ситуацию в любую интересующую меня сторону. Они наивно полагали, что мы не сможем проследить все их транзакции. Только они не учли, что все банки в мире — сотрудничают с нами, даже часть ваших банков. Швейцарские банки тоже под нашим контролем. Если ни у кого ещё, ни чего не пропало, то это говорит лишь о том, что нам это пока не надо было, это самый последний довод убеждения. Гораздо спокойней обходиться лишь пряниками. Но и этот метод мы не убираем, достаточно только намекнуть строптивцам о номере его счёта, как он идёт на сотрудничество. Потом конечно спешно меняет банк и переводит на другой счёт свои накопления, но мы об этом узнаём в тот же час.

— А наши счета вам тоже известны?

— Нет, неизвестны. Мы даже не знаем, под каким именем вы зарегистрированы. Но если, единовременно, на какой ни будь счёт, переведут достаточно солидную сумму, то это станет известно в тот же час.

— А если перевести на разные счета?

— Те счета, которые находится в этой коробочке, отслеживаются, и если вы переведёте их на другие счета, то это ничего не даст, они станут известны в любом случае. Лекарство только в их растрате.

— Ладно, с этим мы разберёмся.

Ещё некоторое время я расспрашивал его об особенностях встречи агентов, об их договорённостях и привычках, о расположении дома и прилегающем участке, да много о чём, и всё больше о предстоящей операции. Он не врал мне, я контролировал все его ответы. Это детектор лжи можно обмануть, он работает по совершенно другому принципу, меня же невозможно. Ещё нет даже такого аппарата, который может считывать состояние ауры и динамику её изменений в зависимости от ответов вопрошаемого, а поэтому и обмануть того — чего нет, нельзя. Сначала надо изобрести такой аппарат, а потом думать о методах обмана.

Все боле менее важные моменты я записывал в блокнот. Память у меня хоть и хорошая, но не идеальная. Над этим, кстати, стоит поразмышлять. Может у меня и получится что-то в этом направлении. Пока не было такой необходимости.

— Куда ведёт этот ход? — задал я очередной вопрос.

— В Московские катакомбы, куда же ещё? Там, в сейфе, сбоку от документов, есть карта этих катакомб. Она хоть и не идеальная, но много интересного можно на ней найти. Многие выходы я исследовал в свободное время, и есть достаточно перспективные в качестве незаметной заброски в подземелья.

— Сам то, пользовался?

— Бывало. Для меня это было очень необходимо в некоторых ситуациях.

— В Кремль тоже есть проход?

— Проходы-то есть, только вот не проходимы они. Ваши спецслужбы очень постарались в своё время, перекрыли качественно. Пару агентов я потерял в тех переходах, чудом сам ушёл. Там в основном автоматика, но и дежурные выходят на проверку срабатывания такой автоматики. В первые года — даже думать о проникновении было боязно, там, в округе каждый метр простреливался, сейчас же проще, людей следящих за безопасностью катакомб очень мало, но они всё же есть. Вот от такой группы я и ушёл чудом. А ещё мутантов там куча всяких. Чего только там нет. Один раз крысу видел, размером с дога, другой раз, когда спустились на минус третий уровень, увидел какого-то странного человека. Весь белый как мел, обросший с ног до головы, одежды вообще нет. Голова вообще на человеческую не похожа, жуть одним словом. Увидев нас, стал кидаться какими-то камнями, да так метко, были бы без шлемов — разбил бы голову. С тех пор жажда исследований пропала. Ниже минус первого этажа не спускался. Дай попить, пожалуйста? А то горло уже пересохло. Там, за оружием, вещмешок лежит, это на случай экстренного отхода приготовил.

Заглянув повнимательней в сейф, действительно нашёл вещмешок. Как я раньше его не разглядел? Достав его, я вытащил бутылку минералки и подтащив Фишера к стене, прислонил его к ней, а то он так и лежал на полу. Открутив пробку, напоил его. Полбутылки выдул, действительно жажда замучила. Отрыгнув газ, он продолжил:

— Код двери, 261095.

— Странный какой-то код.

— Я недавно его сменил. Это дата одного события, не важно, это событие касается только меня, оно важно для меня. А теперь это уже и смысла не имеет.

— Хорошо, пусть это останется твоей тайной. Люк-то как открыть изнутри?

— Плафон на потолке прижми слегка, люк приоткроется.

— Ладно, пора заканчивать, — я уже порядком устал, энергии утекло — прорва, сейчас я был похож на выжатый лимон — хочешь, что сказать напоследок? Может, вопрос, какой мучает?

Фишер ненадолго задумался, и всё же спросил:

— Скажи, Александр…

— Хват, зови меня Хват.

— Хм, Хват, говорящее прозвище. Хват, у нас был хоть единственный шанс подружиться с тобой?

— Ха-ха-ха, — не выдержал я и заржал, отсмеявшись, продолжил — теперь это вы так называете? Подружиться? Попытка захвата меня и моей семьи, попытка уничтожения ребят с моей группы, а дважды и удачная попытка — это только способ достичь дружбы со мной?

— Я понимаю, выглядит это абсурдно, но ведь ты добровольно не поехал бы? Как-то же нужно было с тобой встретиться. А в Америке тебе возместили бы все неудобства, и очень хорошо вознаградили за сотрудничество. В таких делах Америка очень не жадная.

— Это попытка вербовки? — насторожился я, приготовившись закончить наш диалог немедленно.

— Нет, что ты, никакой вербовки. Я же знаю, что это невозможно. Просто хотел узнать, где мы ошиблись. Мне ведь всё равно уже отсюда не выйти, а так хоть буду знать, ради чего я прожил свою никчёмную жизнь.

— Хорошо, — постепенно успокаиваясь, я продолжил — последнее желание и в общем-то это меня не затруднит. Во-первых, вы выбрали неправильную форму предложения дружбы, через захват этого не добиться. Во-вторых, а может это и главное, вы залезли в наши внутренние дела, в нашу экономику, разрушили производства и инфраструктуру. Правильно, зачем вам лимитрофное государство, которое обладает своими производствами. Вам ведь надо куда-то сбагривать свои товары, а государство, имеющее производства — сама может создавать эти товары. Зачем вам конкурент? В-третьих, вы захапали все наши энергоресурсы, все контрольные пакеты акций у вас. В-четвёртых, вы развратили нашу молодёжь своим гнилым образом жизни, нажива ради наживы. Кроме этого, теперь они бегают по стране с бредовыми идеями равноправия пидарасов, будем говорить без экивоков, и не надо морщиться. Прикрываясь словами, гомосексуалисты или нетрадиционное меньшинство, вы просто оборачиваете гавно в праздничный фантик. Навязали нам свои дерьмократические ценности. У нас не может быть ваших ценностей. Вы сюда ничего не принесли, кроме разрухи. И поэтому, вашего здесь не может быть ничего. Но молодёжь подхватила эту заразу, и дружно стало себя убивать. Наркотики, проституция, СПИД, продажа Родины, перенимание образа жизни потреблядства, вместо созидания — разрушение. Я могу много ещё перечислять, только зачем? Ты ведь это и сам видишь прекрасно, тем более, что сам ко многому приложил руку.

— Да, я не буду отрицать, что именно к этому мы и стремились. «Разделяй и властвуй». Только я не могу понять, почему у нас не получается с некоторыми из вас абсолютно ничего? Взять тех, что мы так и не перетянули на свою сторону. При попытке их завербовать, погиб не один агент. А ведь им предлагали очень не маленькие суммы.

— Эх, американец, — искренне вздохнул я — когда же вы поймёте своим умишком, что дух русского человека невозможно убить или купить. Есть, конечно, и у нас гниль, она есть везде, но основной народ, соль русской земли — это очень крепкие духом люди. Не смотри на то, что он выглядит полным хиляком, и одет как последний бомж, зато духа у него столько, что ни одному смертному его не выбить у него. Здесь, в России, находится душа земли, и мы её хранители. У вас, в Америке, находится её желудок. И частенько желудок управляет разумом, но не душой. И в нашей группе именно такие люди. И таких у нас в стране — очень много, миллионы. Мы терпеливый народ, сами ни на кого не нападаем, всегда только защищаемся. Мы не любим воевать, но делать это умеем очень хорошо. Не следовало вам соваться сюда. Теперь, мы будем уничтожать вас, и начнём с вашего хвалёного ЦРУ.

Смотрел я на этого американца, и видел, как сменяются краски его ауры. В этот момент он видимо переосмысливал весь свой жизненный опыт, вспоминал прошлое, делал какие-то выводы. Взгляд его был устремлён в пустоту. Даже когда я закончил свой монолог, он ещё долго не подавал признаков активности. Наконец придя к каким-то только ему понятным выводам, он заговорил:

— Понятно. Прав был Бисмарк, с вами лучше не воевать, а дружить. Жаль только до нашего руководства этого не довести. Для них главное только деньги, ничего другое их совсем не интересует. Даже власть только ради этого. Правильно ты сказал, что Америка — это желудок земли. Наши патриоты не способны быть преданными своей стране, если его заинтересовать деньгами. Если не купится за одну сумму, то купится за сумму значительно большую. Предсказуемый у нас народ. Взять хотя бы меня, испугался боли. Сомневаюсь, что если бы мы кого-то из вас взяли, то у нас вышло бы их разговорить. Двенадцать лет я провёл в вашей стране, и за это время так и не понял мотивы, которые движут вами. Побеседовав с тобой несколько часов — я практически во всём разобрался. Жаль поздно. Тогда я бы действовал по-другому. И не факт, что в пользу своей стране. Может быть даже наоборот. Да нет, точно наоборот. Ты раскрыл суть всего, что несёт Америка, и мне это очень не понравилось. Я и раньше знал, чем мы занимаемся и для чего всё это, но только сейчас задумался над тем — правильно ли это? Всю свою историю, Америка только и делала, что нападала и отбирала, эдакий, паразит, на теле земли.

У меня есть друзья, я до сих пор считал, что они друзья, но сейчас подумал, а что бы он сделал, предложи ему кто ни будь внушительную сумму, что бы продать меня, и я понял, что он бы меня продал, потому что я и сам бы так сделал. Нет у меня друзей оказывается, есть приятели, знакомые, родственники. Даже родственники не задумывались бы при этом, вот что меня печалит. Мать — пока маленький, она души в тебе не чает, оберегает, даже умрёт за тебя, но стоит тебе повзрослеть, как у ней начинается новая жизнь, и ты в ней не главное. Жаль, очень жаль, что всё так погано… У меня сейчас болит что-то в груди, не даёт дышать нормально, никогда такого у меня не было, даже когда я потерял очень близкого мне человека. Наверно это душа, я не знал, что она может так болеть. Я даже не знал, что она существует, только разговоры о ней и всё. Но что-то же болит у меня внутри, и болит очень сильно. Я бы лучше пытки перенёс, чем это. Я потерял всё, потерял задолго до нашей встречи, даже не зная об этом, только сейчас это осознал. Мне незачем жить, да и не жизнь это, барахтанье в болоте. Я всё узнал, больше меня ничего не интересует. Давай заканчивать? Я готов.

Я смотрел на него весь монолог, и видел, что он искренне переживает всю никчемность своего существования. Он плакал, но даже не замечал этого, слёзы просто катились по щекам, крупные слёзы, слёзы сожаления. Весь его монолог слёзы не переставали течь с его глаз. Он не рыдал, даже дыхание его не сбилось, он просто рассказывал о том, что чувствует, о том — что понял. В этот момент он высказывал свои сокровенные мысли, то — что беспокоило его раньше, но чему он не придавал значения. Так, осталось где-то на задворках памяти, и сейчас это выливалось в словах вместе со слезами. Я видел, что в районе груди у него растёт пожар, и тот голубой шар, что находился в этом месте, из светло голубого становился розовым. Ещё может быть немного, и он окрасится в такой же цвет, как и у наших парней, в золотистый. Я наблюдал рождение человека, человека с большой буквы, а не «потреблядь». В районе головы же, цвет стал приобретать светло голубой оттенок. До этого он был бордового цвета. Это чудо. Почему я раньше не обращал внимания, на такую разницу в людях? Может потому, что общался в основном только с россиянами? Но тот английский агент в Волгограде, почему я у него не видел такого отличия, только общий фон? Хотя, я его не разглядывал так тщательно, как Фишера.

И тут мне пришла в голову одна очень заманчивая идея, а может попробовать использовать его? Прежним он теперь вряд ли будет заниматься, после таких метаморфоз он не сможет вернуться к прежним занятиям. Я в этом уверен. А так, может ещё немало полезного сделает, да и не факт, что я обо всё успел его расспросить.

— Слушай, Фишер, а ты очень хочешь умереть?

— То есть как? — удивился Фишер, даже слёзы перестали течь из глаз — Ты же обещал. Я всё рассказал, нигде не обманул.

— Да нет, ты меня не понял, — махнул я рукой и почесал лоб — как бы это… Я предлагаю тебе поработать с нами.

— Как такое возможно? — не понял он меня — Я очень много вреда принёс вашей стране, даже убивать приходилось. Нет, я не смогу, — уже более осмысленно ответил он — я не смогу открыто смотреть теперь в лица ваших людей, я столько зла совершил…

— Вот и прекрасно, что ты это осознаёшь. Если ты умрёшь — то ничего хорошего ты уже не сможешь сделать, а так хоть частично погасишь свою деятельность против нашего народа.

— И вы мне сможете верить? — уже совершенно ошарашено уставился он на меня.

— Я же тебе говорил, что я вижу, правду говорит человек или нет, ты мне ещё не соврал ни в чём. Да и присматривать за тобой будут. Сам-то как, хочешь изменить что-то в своей судьбе? Готов пересмотреть свои ценности? Сможешь ужиться со своей совестью?

В этот раз Фишер задумался надолго. Минут через десять, уже окончательно разобравшись в себе, он ответил:

— Если вы готовы мне верить, то я буду только рад изменить свою судьбу. Готов ли я пересмотреть свои ценности? Только здесь я понял, что не было у меня ни каких ценностей, теперь я буду приобретать их с вашей помощью. Мне понравилась концепция души, и я ощутил боль того, чего у меня не было, или было в зачаточном состоянии. Если это одна из основных ценностей, то я готов отстаивать её даже на столе пыток. Приобретя то, о чём только слышал в кулуарах, я не хочу это потерять. А совесть — совесть пришла ко мне вместе с душой, и сейчас она говорит мне, что я на правильном пути.

— Ну, что ж, тогда не будем больше здесь рассиживаться, впереди великие дела.

— Подожди, а как же твоё руководство? Они не будут против? — забеспокоился Фишер.

— Руководство мне доверяет, не переживай. И они знают, что я вижу невидимое.

Я поддел ножом верёвку на руках, и Фишер принялся растирать руки. Подойдя к плафону, я придавил его слегка, и люк отскочил от потолка. Поднявшись по лесенке, я вылез в спальню. Следом показался Фишер. Кречет видимо спал рядом, потому что взгляд был блуждающим, и глаза красные. На улице уже было утро следующего дня. Долгонько же мы беседовали. Но какой результат. Заполучить с потрохами целого куратора ЦРУ. Кречет, увидев, что Фишер стоит рядом и совершенно не связан, очень удивился, даже потянулся к оружию.

— Спокойно, Кречет, не суетись, — остановил я его, выставив ладонь вперёд — теперь он работает с нами. Пока он будет жить здесь, и имитировать прежнюю жизнь, а позже мы воспользуемся его знаниями.

— Хм, кто другой бы сказал, не поверил, но увидев запись с Погостом, сомнения отпадают. В ангела хоть он не превратился, как Погост?

— Нет, не превратился. Но это и хорошо. Вряд ли бы он согласился тогда работать с нами. Он обычный человек, такой же, как и ты, и можно даже с уверенностью сказать, что он стал русским по духу. Фишер, — уже обращаясь к куратору — иди в ванну, вижу, что тебе не очень удобно. Возьми запасное бельё и свет заодно выключи в щлюзе.

Когда Фишер ушёл мыться, Кречет не выдержал:

— Как тебе это удаётся, Хват? Вот уж никогда даже не мог представить себе, что можно склонить на свою сторону такую фигуру. И что, он сейчас полностью лоялен к нам?

— Более чем. Он возненавидел свою прошлую жизнь. И ты знаешь, я видел, как у него разморозилась душа. Он теперь предан нам, и не за страх, а на совесть.

— Хм, ну, тебе видней. Что дальше? Едем на базу?

— Едем, только сначала сделаем одно дело.

В квартире был телефон, и я позвонил по нему на базу. Связавшись с командиром, я вкратце пересказал наш разговор с Фишером, и о том, что я его перевербовал, даже не то, что бы перевербовал, а фактически перекрестил. Командир очень обрадовался данному факту, и сказал, что человек из нашей группы присмотрит за ним. Он послал нам на усиление группу прикрытия, сразу как мы поехали в Москву, как знал что пригодится. Мне же следовало на всякий случай сменить код на двери шлюза и забрать всю документацию с кассетами. Деньги пускай пока остаются на месте.

Как только я закончил с этими делами, с ванны вышел Фишер. Посвежевший, и с открытой улыбкой на лице. Предложил нам позавтракать, но мы отказались, надо было ехать на базу. На прощание я сказал ему, что бы вёл пока прежний образ жизни, в смысле работал на старом месте, а работал он на химическом производстве начальником смены. В скором времени мы навестим его, а дальше будет уже настоящая работа. Он тепло попрощался с нами, и мы покинули квартиру.

Возле машины нас уже дожидался Удав, его и Ребуса отправили к нам на усиление. Ребус сидел в соседней машине и увидев нас, вышел навстречу. Обменявшись рукопожатиями, я объяснил им, что теперь Фишер работает на нас, и за ним нужно приглядывать, так, что бы, не бросаться в глаза. Впрочем, даже если он и заметит слежку, то не обидится, он понимает, что первое время его будут проверять, я ему говорил об этом, и он отнёсся к этому спокойно.

Попрощавшись с парнями, мы отправились сначала в кафе, а потом покатили на базу. Задание выполнено, и выполнено с блеском.

Устал я очень сильно, сказывалась не только бессонная ночь, но и то, что практически всю ночь я был в режиме ра-хат, а это очень затратно для энергии тела. Всю дорогу я проспал, и пришёл в себя только на территории базы. Дорога прошла без приключений.

Командир, увидев в каком я состоянии, а встречал он нас лично, отправил меня отсыпаться. И правильно сделал. Я ни на что не был готов. Мне сейчас был нужен только здоровый сон, а после и несколько часов медитации, что бы восполнить свой баланс. Даже есть я не хотел.

Зайдя в свои апартаменты, я мельком взглянул в зеркало в душевой, и чуть не вскрикнул от неожиданности. С зеркала на меня смотрел осунувшийся упырь. Глаза провалились в глазницы, вокруг синие круги, взгляд затравленный и усталый, лицо сильно осунулось. То-то на меня командир смотрел как-то настороженно. Довели Сивку крутые горки. Надо осторожней пользоваться этими умениями, так недалеко и до кладбища. Буду знать теперь, что так долго пользоваться этими способностями губительно для здоровья.

Сполоснув морду лица, с дороги, не раздеваясь, улёгся на кровать, и тут же вырубился.