Я медленно плавился, сидя на раскаленном гранитном парапете, который отделял набережную от мутновато-зеленых вод Москвы-реки. Боже, ну сколько уже можно торчать под таким палящим солнцем, когда мозги, кажется, вот-вот потекут из ушей? Температура градусов тридцать, не меньше, и это в тени! Воздух буквально вибрирует, мне кажется, я слышу, как под воздействием тепла рушатся атомарные связи в окружающих меня частицах азота, озона и углекислоты с редкими вкраплениями кислорода. Хочется нырнуть в грязную речную воду, найти спасение в ней, пусть даже ценой собственного здоровья. Почему в этой стране не может быть нормальной погоды? Если снег, то по самые крыши, если жара — то как в Каракумах. А уж если дождь… Эх, сейчас от дождика я бы не отказался.

Верины братаны тем временем осматривали небоскребы Москвы-сити. Осматривали с немецкой обстоятельностью: обошли по кругу, сфотографировали с разных ракурсов, обсудили детали. Затем устроили фотосессию на фоне башен, от участия в которой я вежливо самоустранился. Все сделанные снимки тут же выкладывались в интернет под недовольное ворчание типа: «какая же здесь маленькая скорость». Ах, бедные, несчастные.

Время от времени я ловил виноватый взгляд Веры. Ей тоже жарко, тоже душно и тоже хочется свалить куда-нибудь подальше отсюда. А вот наши гости будто из тропиков приехали: нацепили футболки, бейсболки, шорты — и никакая жара им не страшна! Выходит, что русскому хорошо, то немцу… холодно?

За два прошедших дня я успел приглядеться к обоим Новиковым и утвердился в своих первоначальных выводах. Ребята они были хорошие, хотя каждый со своими чудесами в голове. Но порядочные — это главное. Только вот такта бы им побольше… Уфф, как печет. Гуляя по Москве, рассматривая достопримечательности и просто интересные места, мы смогли познакомиться поближе и даже в какой-то степени сдружились. Тем более, я был приятно удивлен, что им обоим действительно была интересна страна, с которой их мало что связывало кроме происхождения.

Довольно просто получилось найти общий язык с Севой. Он оказался очень интересным собеседником, из тех людей, кого действительно приятно слушать. Я расспрашивал его в основном про жизнь в Германии, он меня — про наше собственное житье-бытье. Сошлись мы и музыкальных вкусах. Впрочем, первые дни видеться получалось только вечерами: Всеволод был завален работой. Однако, возвращаясь домой, он целиком отдавался времяпровождению с нами. Вчера мы разошлись уже за полночь и то лишь потому, что пришла сонная Вера и молча утянула меня в спальню. К слову, на вопросы о своей работе он отвечал довольно уклончиво, мотивируя это тем, что, мол, не принято о таком спрашивать. Может быть, может быть.

Дневное время мы проводили с Денисом, и вот о чем разговаривать с ним, я не знал совершенно. Казалось, передо мной выходец с другой планеты или, как минимум — с другого континента. Он смотрел какие-то странные фильмы малоизвестных режиссеров, слушал немецкие инди-группы (я даже не подозревал, что такие вообще существуют) и выделялся довольно экстравагантными привычками. Часто ли вы встретите человека, который перед тем, как лечь спать, укладывает себе волосы в моднявую прическу? И плевать, что к утру она превратится в залакированную швабру, главное, что перед зеркалом выглядит красиво. На этом фоне носки разного цвета казались не такой уж и странной причудой. Зато Денис был не так привередлив в плане еды и, в отличие от Севы, ел все, что находил в холодильнике. Последнему же наш рацион казался, как метко выразилась моя жена «слегка плебейским».

А еще Ден то и дело порывался затащить нас в какой-нибудь клуб «оттопорщиться» (видимо, он имел в виду какой-то другой глагол), но пока что все ограничивалось разговорами и неопределенными обещаниями. Я ссылался на усталость и на отсутствие поблизости хороших клубов, «а ты сам понимаешь, на машине ехать не хочется, ведь что за клуб без выпивки, а если выпить, то как потом садиться за руль?» Выслушав меня, Ден на время успокаивался, но лишь на время. Вера, может, была и не против сходить потанцевать — но против был я, а без меня она бы не пошла. Хотя я и готов был отпустить их вдвоем. Такая вот дилемма. Ладно, на выходные запланирована конная прогулка с ночевкой, вот там и наскачемся вдоволь.

В целом же мне казалось, что братья относятся к нам с некоторой смесью жалости и уважения. Трех дней в России им хватило, чтобы прийти в ужас от некоторых перипетий нашей жизни. Так, их поразило количество мусора на улице и общая неопрятность, запущенность. «В центре чисто и красиво, но в жилых районах — просто ужас. У вас вся улица — это помойка, а помойка — это место, к которому даже подходить страшно». Когда я сказал им, что в Москве и Питере с чистотой дела обстоят еще не так плохо, и в других городах все намного хуже, они мне не поверили. Эх, свозить бы вас в городок Вязьма, что в сотне верст от Смоленска, да показать тамошний вокзал в два часа ночи — без помощи психоаналитика точно не обошлось бы.

Но грязь и беспорядок были не главными факторами, сформировавшими их негативное мнение о собственной исторической родине. Куда сильнее на них подействовали местные жители. Сева по секрету сообщил мне, что нигде не видел такого количества хмурых и угрюмых людей. «Кажется, у вас тут один непрекращающийся траур». Я пытался объяснить ему, что неулыбчивость у русских в крови, так сложилось исторически, но он меня не слушал.

— Мы с Деном тоже русские! Но нас дома никто не называет угрюмцами. Просто вы привыкли так жить. Вам кажется, что у вас все плохо, вы думаете только о проблемах и не умеете радоваться жизни. Вы даже детей отучаете улыбаться. Я был в странах, которые гораздо беднее России: в Румынии, в Сербии. Там люди на улицах не прячут глаза друг от друга, не проходят мимо чужой беды. У вас не так. Здесь каждый сам за себя. А если сам за себя, зачем выказывать кому-то расположение? Только тому, кто сильнее, тому, кого боишься. Вот и выходит, что улыбка у вас — признак слабости, раболепия. Это грустно.

Увы, у меня не нашлось, чем ему возразить.

Зазвонил телефон. Я неторопливо вынырнул из мира собственных ленивых мыслей и поднес аппарат к уху. Поморщился: трубка тоже нагрелась, жжет щеку.

— Филипп, привет! У тебя есть минутка?

Звонила Валентина, моя коллега.

— Валя, для тебя у меня есть даже две минутки. Если, конечно, вопрос не касается работы.

— Ну… — судя по повисшей паузе, Валентина замялась. Неудивительно, она часто понимала сказанное слишком буквально. — Вопрос… Он, как бы, насчет работы, но не совсем. То есть, он касается нашей с тобой работы, но не касается юриспруденции.

— Гм… — невольно заинтересовался я. — Интригует. Не знал, что мы с тобой работаем где-то еще.

Вале было немного за тридцать. Мы уже три года делили с ней один стол и понимали друг друга с полуслова. При всех своих достоинствах и добродетелях, а их было немало, она обладала одним чудовищным недостатком: напрочь атрофированным чувством юмора. Вот просто нулевым! Не то, чтобы она обижалась на шутки — она их просто не понимала и воспринимала все сказанное всерьез. Что иногда приводило к неожиданным результатам.

— Мы с тобой больше нигде не работаем, — безапелляционным тоном заявила она.

— Верю, верю, — чуть не рассмеялся я. — Раз так, рассказывай, что стряслось.

— Я не могу по телефону… Это касается новенькой — Ирины. Ты ведь говорил, что вы учились вместе и дружили?

— Да, было дело. Но это были исключительно платонические отношения: она давала мне списывать, а я закладывал ей тех, кто за спиной говорил про нее гадости.

— Значит, ты должен ее знать, — Валентина понизила голос. — Мне кажется, она копает под Пашу. Ее прислали с головного офиса, чтобы нам тут жизнь портить.

Паша, а официально Павел Владимирович Телига — это наш непосредственный начальник. Хороший мужик, хотя порой бывает невыносимо упрямым. Но он профессионал, каких поискать. И своих в обиду не дает. Хотя я никогда не верил в теории заговоров, даже на уровне корпораций, если поступил звоночек, нужно отреагировать.

— Валюш, прости, но, если честно, звучит бредово. С чего ты взяла?

— Я же говорю, не по телефону. Мы можем встретиться? Желательно без посторонних.

Если бы я не знал, что Валя не умеет шутить, я бы подумал, что это розыгрыш.

— Встретиться, конечно, можем. Но не на этой неделе. Завтра мы идем в театр, а в субботу уезжаем на природу. На все выходные. Давай в понедельник? Время ведь терпит?

— Ох… Даже и не знаю, терпит оно или нет. А сегодня?

— Сегодня я уже точно никуда не поеду, — не допускающим возражений тоном заявил я.

«Эх, Харитонова, где ты была, хотя бы, часа два назад? С какой радостью я свалил бы отсюда под любым предлогом, лишь бы только не торчать в этих столичных Каракумах! Но теперь уже поздно: скоро и так домой поедем».

Наконец, Валя сдалась.

— Хорошо. Буду ждать понедельника. Но ты готовься: я тебе такое расскажу…

Отключив связь, я хотел было вернуться к измышлениям на тему наших зарубежных гостей. Но не получилось. Вместо этого в голове навязчиво звучали слова Валентины: «Она копает под Пашу». На первый взгляд какая-то ерунда. Кому может понадобиться подсиживать Телигу? Уж явно не новенькой, которая без году неделю работает. Мой начальник, конечно, тот еще фрукт, многим не нравится его принципиальность и прямолинейность. Да что далеко ходить, буквально неделю назад мне самому от него досталось за заведомо проигранный суд. Как руководитель он, может быть, очень строг, порой даже чересчур. Но есть отношения профессиональные, а есть человеческие. Полтора года назад он здорово прикрыл мой зад, пока я отсиживался в глухомани на белорусской границе. Даже командировку задним числом мне выхлопотал, чтобы я хотя бы часть зарплаты получил, не говоря уже о том, что вся судебная нагрузка легла лично на него. Так что, за мной должок, нужно разобраться, что там с Ириной. Но не сейчас, позже. Возможно, если отпуск и дальше будет проходить в ключе «размеренного экскурсионно-фотографического беспредела под меркурианским солнцем», я буду даже рад возвращению на работу.

— Кто звонил? — ко мне подошла взмокшая Вера с пустой бутылкой из-под минералки в руке.

— Валентина. Какие-то проблемы на работе, но не срочные. Отложились до понедельника.

Лучше пока ничего не говорить. Тем более, я и сам пока ничего не знаю. А Вера у меня жутко любопытная: не пройдет и минуты, как мне самому придется звонить Вале и переносить встречу на пораньше, чтобы все-все выяснить. И пересказать жене, разумеется.

— Ты не поверишь, кого мы встретили с той стороны, у входа в торговый центр…

— И кого же? Клауса Майне?

— Нет… К сожалению, не его. У тебя холодная? — Вера забрала у меня воду и жадно отпила. — Их подружку из Питера, Машу. Теперь они от нее не отходят.

— Опять Маша? Как она нас нашла? А еще говорят, что Москва — большой город…

— И еще, — Вера недвусмысленно изобразила, что хочет сказать что-то неприятное. — Они пригласили ее с нами в конный поход.

— И что? — чего-то подобного я и ожидал. — Пусть едет. У нас с тобой все равно отдельная палатка, мы к себе никого не пустим.

— Не знаю… Мне показалось, что рядом с ней они оба становятся какими-то… неадекватными. Я, конечно, еще плохо их знаю, но мне показалось…

— Соперничают, что ли?

— Вроде того… О, вон они идут.

Действительно, к нам приближалась увлеченная разговором троица. Маша, одетая в цветастый сарафан, шла между братьями и буквально излучала радость и удовольствие. Глядя на нее, даже разморенному мне захотелось улыбаться. Ей что, совсем не жарко? Обычно сдержанный на людях Всеволод совершенно преобразился: распрямился, выправился — что тебе гордость Бундесвера! А Ден просто не умолкал ни на минуту, не позволяя брату вставить лишнего слова, чем, кажется, весьма огорчал последнего. Шутки и звонкий смех были слышны издалека.

— Филипп! Вера! — Маша замахала рукой, увидев нас. Она, казалось, была счастлива нас увидеть. — Так здорово, что мы встретились здесь! Я уже и не надеялась, ведь на конференцию так и не получилось попасть. Представляете, забыла студенческий, и мне не дали аккредитацию. Так и слонялась по Москве без дела.

— Да, вот уж везение, — прошептала Вера, в очередной раз давая мне понять, что наша новая знакомая ей не в радость.

— Как тебе столица? — спросил я, проявляя вежливость.

— Тут жарко, — рассмеялась девушка. — Я только что говорила ребятам, что в Петербурге было свежее, и они согласились. Сейчас бы на природу, купаться!

— Да, — согласился Ден. — Я бы тоже искупался.

Мы с женой поспешили заверить их, что послезавтра они смогут купаться, сколько душе будет угодно. Возле конной базы есть несколько замечательных озер, недалеко от одного из них после прогулки будет разбит лагерь.

— Это замечательно, — обрадовалась Маша. — Просто я тут живу у подружки, но она вчера уехала к родителям на дачу, и теперь мне скучно. Так здорово, что вы возьмете меня в свою компанию!

— И нам тоже очень приятно, что ты в эту компанию войдешь, — торжественно произнес Сева, чем заслужил благодарную улыбку. — Кстати, Вера, а кто еще поедет?

— Там собирается довольно много народу, — ответила моя жена. — Но я почти никого не знаю. Конная база набирает участников через свой сайт в интернете. Всего будет человек двадцать, в том числе мы с вами и еще моя подруга с мужем. Но если Маша поедет с нами, нужно позвонить заранее: возможно, свободных лошадей уже не осталось.

— Ой, это было бы очень обидно! — всплеснула руками девушка.

— Уверен, место будет, — успокоил ее Ден.

Свободное место действительно нашлось, и наши ряды пополнились еще одним всадником. Можно ехать домой. Дома хорошо, дома есть кондиционер. И лимонад в холодильнике!

— Как думаешь, — спросила меня Вера, когда веселая компания ушла достаточно далеко вперед. — Зачем она врет?

— В смысле… — оторопел я. — Почему врет?

— Вот и я не поняла, почему. Мальчики, тем более, такие, как вы, которые смотрят только в вырез платья, может, и не заметят. Но девочку ей не обмануть. Наспех застиранная и плохо глаженая — если вообще глаженая, — одежда, неровно наложенная косметика, неаккуратно подстриженные ногти — видимо, один сломала, а нормальных ножниц под рукой не оказалось. Я уверена, она живет в месте, едва ли приспособленном для нормального обитания женщины. Согласись, квартира подружки под это определение едва ли подпадает, даже если подружка — убежденный панк. Либо она просто не умеет краситься и стричь ногти.

Я скептически пожал плечами, выражая несогласие.

— И что?

— Ты думаешь, я не права?

— Я так не сказал. Просто не могу взять в толк, к чему вся эта дедукция. Может, она и вправду снимает дешевенькую комнату по соседству с гастарбайтерами, просто стесняется в этом признаваться. Ты бы на ее месте призналась?

— Наверное… нет, — Вера растерялась. — Просто она мне не нравится.

— Я уже заметил. А в людях, которые тебе не нравятся, ты поневоле начинаешь искать недостатки.

Она пихнула меня в бок, как всегда делала, когда у нее заканчивались доводы, но мою точку зрения принимать все еще не хотелось.

— А где доказательства, что прав ты?

— А мне они и не нужны.

— Конечно, — язвительно заметила Вера. — Ведь это же красивая девочка. Вот будь на ее месте симпатичный мальчик…