Анакреона лиру Хотел бы я иметь, Чтобы мою Плениру Достойнее воспеть; Горе подобно — Веки На лиру ту легли; Анакреон и Греки Исчезли от земли! — Быть так и жить в приюте Без славы, но с душой; Вверять своей Анюте счастье и покой; И лирною игрою Не громы возбуждать; Но в сумерки с струною Раздумье разделять.

Все преходит в жизни тленной, Горесть в годы, радость в миг; Всяк тщетою, лишь пременной, Предводим в путях своих; Чувство силой не правдится. Тем, что есть, должно явиться И является — мечтой. Свет исполнен суетой! В нем любовь — обман, я знаю, Но приятный! — Ей вручаю Сердце, душу, разум свой; Жертвую любви собой! Горе нам искать, иною Страстью страсть ту заменять! Нам устроено судьбою Иль любить, иль не дышать.           Так, Лизета дорогая! Я люблю одну тебя; Мне не может льстить иная, Если жизнь во мне твоя. Пусть и реки и пустыни Разделят меня с тобой, Пусть ужасные твердыни Станут между нас горой; Сердце, мысли понесутся К мыслям, к сердцу твоему; Мысли с мыслями сольются, В сладость духу моему.           Но теперь мы под одною, Лиза! кровлею живем; Поспешим же мы собою Дать пример любови всем; Иль разлука подвернется, Или старость на крылах; Сердце с холоду очнется Не на розе, на иглах. Должен вянуть цвет веселья! Путь исполнит сей закон, Пусть же вянет, блекнет он От сердечна наслажденья!

Лирой громкою иные Славят сильных на бою; Очи черны — голубые, Вам я песенку спою; И в награду я мечтаю, От любви себе цветок: Я ногами попираю Кровью купленный венок.  Я народом не владею, Я на троны не гляжу, Участь лучшую имею, Меж красот — судьей сижу. Сердце страстно разбирает, Что прелестнее для нас И что более пленяет: Голубой иль черный глаз?           Очи черные проворны, Душу вмиг они язвят; Голубые ж нежны, томны, Тихо в плен они манят. У Венеры взгляд небесный Черных глаз огнем горит; Взор же Грации прелестной Томность милая живит.           В глазках черных светит искрой, Да желанно — иль отказ; Речью скромной, а не быстрой, Отвечает нежный глаз: Страсти буйство в глазе черном; Страсти нежность в голубом; Мил восторг в глазу проворном; А чувствительность в другом.           Очи черны, вы прекрасны! Но — я Лизы не видал: Взоры Лизины опасны, Я любовь в них прочитал. Очи черные, прельщайте Не меня вы, а других; Чувства сердца возглашайте: Нет прелестней голубых !

Не прибавит знать и слава К милой страсти ничего; Ты души моей забава, Друг ты друга своего. Много есть тебя знатнее, Кто пригожее тебя? Кто тебя добрей, милее? Кто счастливее меня?           Иль не придешь в мысли миру Красоту венцом почтить? Он тебя тогда в порфиру Пожелает нарядить. Лиза милая в короне Будет Лизою моей; Средь величия на троне Сердце не изменит в ней.           Славьтесь грудью ледяною Люди видом, не душой, Вашей твердостью пустою, Не пленяется дух мой. Вам лишь видно, что Лизета Без красы и не умна; Я в ней вижу прелесть света: Словом — Ангел мой она!           Будь ты, милый друг! Лизета, Для спокойства моего, Ангелом — красою света Лишь для друга своего. Прочим людям не кажися; Будь несносна даже им, Их хулою веселися, Чтобы богом быть моим!

Нет слов — иль не умею, Прекрасную хвалить; Но сердце я имею, Чтоб милую любить.           Словами, коль не можно           Тебя мне величать,           Я чувствами не ложно           Тебе могу сказать:           Одна ты мне мила,           Есть, будешь и была! Так петь начну с зарею; В день стану продолжать; Встречаяся с луною, То ж буду напевать.           И после, засыпая,           В утеху я себе,           Тобой во сне мечтая,           Промолвлю то ж тебе;           Одна ты мне мила,           Есть, будешь и была! Тогда совсем забуду Припев я сей пропеть, Когда в объятьях буду Тебя своих иметь.           Забуду я словами,           Восторгом страсть явлю,           Я страстными глазами           Скажу тебе: люблю!           Ты мне одна мила,           Есть, будешь и была!

Я лиру томну взял; Петь Лизу начинал. Как по струнам играла, Рука моя дрожала; И вдруг слеза из глаз; И в тот же самый час Все струны застонали, Уныло мне сказали: Далеко уж она, Та, кто тебе мила!           Далеко уж она! Вдруг эхо подхватило Несносные слова Те, сердце повторило, Забилось, замолчало!.. Но все — округ вещало: Далеко уж она! — О Лизанька моя! Все будешь мне мила; Душа во мне твоя.           Далеко уж она! Ей песня не слышна! И тут слеза упала; И лира лишь сказала: Ей песня не слышна! Замолкла вдруг струна. Подруга дорогая! Молчи струна златая! Покуда я не с ней — Не с Лизою моей!

Парой севши на кусточке, Ворковали голубочки; Вдруг носками страстно чок — И с голубкой голубок Друг на друга посмотрели, Встрепенулись, полетели           И оставили меня! И под тем самым кусточком Также соловей с дружочком На своем гнезде сидел, Для подружки нежно пел. Пел он нежно, пел он страстно, Подле милой пел прекрасно;           Не был он, как я, — один! Песнью тою — восхищаюсь! Сам за лиру принимаюсь; Но лишь в мысли, что она Не со мною, то струна, Петь не смогши, лишь стонает И с прискорбием вещает:           Что мне петь, коль ты один? Не один я! — здесь с собою, С горестной своей душою, Здесь о Лизе я тужу, На слезу свою гляжу. Каплют слезы! скука злая! То для Лизы, вображая,           Я как будто не один!

В поднебесье раздается Звонкий, нежный голосок. Резво птичка в верхах вьется, Там летает, где прудок:           И порхает,           И виляет Книзу, вдоль и поперек;           И туда,           И сюда. Сиза ласточка, здорово! К нам с тобой утеха нова.           Май является с тобою, Чтоб забавы воскресить. Ты летай всегда над мною, Вей гнездо, где буду жить           Я весною,           С дорогою; Ты ж весну ведешь с собой!           Ты мила,           Как весна! Сиза ласточка, здорово! Мне с тобой утеха нова.           Белокрылый голубочек И с голубкою своей Сел на разовый кусточек Перед Лизою моей;           Он подружку,           Я пастушку Стали страстно целовать;           Он в носок,           Я в роток!.. Сиза пташечка, здорово! Мне с тобой утеха нова.           Над душистыми цветами Пестры бабочки летят И узорными крылами, Игры, смехи к нам манят.           Тут лилеи;           Им милее Розы Лизаньки моей.           Игры с ней,           Смехи к ней! — Сиза пташечка, здорово! Мне с тобой утеха нова.

          При лесках о Эхо мило! Мило Эхо! что любило Нежны песни повторять, Ах! пришло теперь молчать; Иль молчать, или уныло Жалку песенку твердить: Удалилось то, что мило; Мне нельзя веселым быть! Был я весел, наслаждался, Всей природой восхищался; А теперь? пришло страдать, Нежны песни забывать. Мне ль забыть, как я с пастушкой К Эху в гости приходил, И пред милою подружкой Я люблю, люблю твердил?           Я люблю и раздавалось, По лесам, долинам мчалось, Доходило до меня!.. Где ты, Лизанька моя? Как рассталась ты со мною, Песен нежных не пою; Эхо вторит лишь с тоскою, Что люблю я и терплю.

          Я страсти не таю; Добру нейдет таиться. Я искренно люблю; Любовью дух гордится! Люблю красотку я простую, Приятную, младую; Красы — вот титлы все ея; Но с нею счастлив я! Иная предками гордится, А в знатности сравниться Нельзя с красавицей моей: Амуры братья ей.           Друзья мои! влюбляйтесь, Коль ваш предмет как мой, Любви не удаляйтесь, Воспойте вы со мной: «Двоим в беде милее, Чем в счастье одному!» —           Ты ж, песенка! скорее Мчись к другу моему.

          Страсть моя все вопрошает; И все страсти отвечает: Лиза друг твой пригожа. Ты, невинная душа! Ты одна себя не знаешь, Общей речи не внимаешь И не думаешь, как я, Что любезней нет тебя. —           Ротик малый, миловидный, Ал, как роза, и завидный Поцелуй сулит он мне; Роза с лильей на челе; Глазки с искрой, не притворны; Бровь дугой и кудри черны; Все ль тут прелести ея? Нет! теряюсь в счете я. —           Очи Лиза потупляет И румянцем отвечает: Как румянец не хвалить! Или нему должно быть. — Тут Лизета прерывает И сквозь слезы продолжает: «Коль умеешь ты любить, Знать ты должен, что хвалить».           «Я красою не горжуся, Я любовию хвалюся, Что имею от тебя, Вся утеха в ней моя! Так воспой мое стремленье, Сердца милое биенье, Слезы, вздохи, взора страсть!.. Пой счастливу нашу часть!»

Глаза в глаза и сердце к сердцу, Уста к устам, а страстну душу От друга к другу посылать; То живу быть, то обмирать!.. В сей миг утехи райской, Как друга называть?           О, Милая!

          О ты! которую назвать Прямым я именем не смею; Едину только власть имею Тебя в душе своей скрывать. Беру перо — писать к тебе! Я в вестники определяю, Дитя прекрасно; мило мне: Его я вздохами питаю, И тем питать я вечно рад; Им жизнь я жизнию считаю; Им в ней открылась тьма отрад; Ценить тебя им познаваю. Эрот — его так свет зовет; Свет в заблуждении, не знает Сердечный, милый мне завет: Эрот твой брат, душа вещает! Согласен буду я с душой: Эрот красив — и ты прекрасна; Эрот, все говорят, презлой; О Лиза! меньше ль ты опасна? С тех пор как я тебя узнал, С тех пор что вздох, что слезы знаю! С тех пор покой я потерял; С тех пор я сердце ощущаю, — Бедою страсть нельзя назвать: Беда, где грусть без утешенья; Бедою можно ли считать, Где даже горести — веселья!.. Но я писать к тебе хотел, Чтоб сердцем страстно изъясняться; А только, только разумел, Тобой и страстью величаться. И что же мне? — Я был с тобой; Ты, верно, занималась мной; Страсть милая пером водила; Эрот твой брат округ порхал; Тобой одною я мечтал; Письму конец — слеза сложила!

Весна! я по Зиме суровой, В двадцатый вижуся с тобой: Не знал чувств роскоши я новой, Не знал встречать тебя — с слезой. С Природой прежде возбуждаясь, Красой наружной лишь пленяясь, Я прыгал, глядя на цветки; Я пеньем птичек забавлялся, Тревожил веткой ручейки И как дитя всем восхищался.           Теперь на почки ль налитые Взгляну? Цвет зрю, листы густые, Зрю тайны, скрыты тенью их, Любовный шепот, лобызанья, Всю негу дум и все мечтанья Вмещаю я в очах своих.           Я понимаю птиц влюбленных, Ручьев журчанье внятно мне, Есть глас у чувств моих прельщенных, Я сам Гимн воспою Весне. Я сам в хор общий поступаю, Я сам в природе не один, С подругой я, природе сын; И вкупе с Миром возглашаю: Да будет здесь любовь одна! И с ней да здравствует Весна!

          Солнце в окны! — я мечтаю Милым образом твоим; Сей мечтой я поздравляю С праздником себя своим. На двадцатый год вступаю, Но два года лишь живу; Года два тобой пылаю, Их и жизнию зову.           О года мои любезны! Продолжайтесь долго вы, Столь же милы и прелестны Удаляйте злость судьбы; Удаляйте ту минуту, В кою должность загремит, И разлуку с милой люту Грозно мне определит. —           Мне ли в праздник мой такою Мыслью душу огорчать? Ты со мной, а я с тобою! Нам ли горе вображать? —           Вы, друзья мои! примите Излияний нежных часть; Вы, конечно, мне простите, Что я вспомнил прежде страсть. Вы чувствительны и нежны, Нежны столь же, сколь и я; Столь же чтить любовь прилежны, Сколь ту чтит душа моя. Вас люблю, люблю душою, Всем пожертвую вам я; Лизе ж жертвую собою: Вы не Лиза — лишь друзья. Лиза? Царь моих желаний! И душа, моей души! —           Предрассудок! излияний Сердца страстна не глуши. Не тверди мне, что Лизета Не богата, не знатна; Ах! она на трон полсвета Стоит быть возведена. Лучше ты прети пленяться Славой мира, суетой: Мне ли? мне ли восхищаться Признаком его, мечтой! Сердце, если не довольно, Что богатство? что чины? Сердце в выборах невольно! Для любви мы созданы.           Лиза! к клятве ненадежный Прибегает завсегда; Но любовник прямо нежный Не клянется никогда. И без клятвы я уверен Вечно друга обожать… Знай, коль буду я неверен, Клятвой стану уверять.

          Мечтал себя я быть на троне: Я правил сильною страной, В порфире был я и в короне… И власть — делил я с дорогой! Ах! лесть не вовсе миновалась. Моей являл мне Лизу сон; Была моя — моей осталась! И что ж утратил я? Лишь трон.           Не грустно мне по пышном троне, На дерне с ней я трон найду; Из рук ее златой короне Простой венок я предпочту. Цари! народами владейте. Себя я Лизе отдаю, Карать смертями власть имейте! Я милой Лизе жизнь даю. На тронах страхом охраняют Царя хранители Царей; Коварство, злобу отдаляют Блестящим острием мечей. Амуры нас оберегают; У нас любовь любови щит; От сердца то лишь отстраняют, Что нежности его вредит.           Царей венчанных почитаю, Пред ними я колена гну; Царицей сердца признаваю, О Лизанька! тебя одну. Не бью челом я пред тобою; Тебе язык мой не польстить, Тебя люблю, люблю душою; Тебе страсть правдой говорит.

Под розой, разметавшись На мягкой мураве, С Лизетою обнявшись Я — троны на траве, Побоищ честь кроваву И свет весь забывал; Лишь тихую забаву, Лишь Лизу вображал.           Вдохнувши лире страстной Приятный голосок, На лире сладострастной Повесил я венок. Венок из роз сплетенный Рукою дорогой; От сердца оживленный Пролитою слезой.           Но — лишь к струнам рукою, Лишь вздумал я сказать: В утехах с дорогою, Век буду провождать! — Вдруг вихри засвистели, И порвалась струна, И громы загремели!.. Неслась над мной война.           Тут вспомнил я, чем Свету, Чем должен я Царю; Взглянул я на Лизету, На Лизаньку свою! И лиру я поспешно Поставил под кустом: Петь песни неутешно, В прощаньях со дружком! —           Иду я вслед герою Отечеству служить; Победу за собою, Герой привык водить. С ним лавром увенчаюсь, С ним буду человек, Я смерти посмеваюсь, Той час даст жить мне век!           С сим словом, меч хватая, Стать к знамю я хотел; Но, шлем приподнимая, Гнездо под ним нашел. Птенцов в нем согревала Голубка под крылом, Умильно ворковала, Целуясь с голубком.           Взглянув на птичек нежно, Слезу я уронил; Их к Лизаньке поспешно В колени посадил; Глядел — и сердце билось; Я Лизу прижимал; И слава позатмилась, И лавр пред мной завял. —           Вдруг снова раздалися Гром бранный, трубный звук. «Со мною хоть простися, Мой милый, милый друг!» — Мне Лиза говорила. Сказал и я — прости ! Прости, она твердила, Прости, меня люби! —           Я Росс! иду сражаться И легче расстаюсь; Тогда ли сокрушаться, Как с славой спознаюсь? Злодеи! трепещите! Отмщу вам за любовь! — Мне милые! простите! — Кипи геройска кровь!

О Грации! любимицы сердец! Эфир у вас красуется во взоре, И белый цвет невинности в уборе; И на главе из белых роз венец, Гирляндою, из ландышей сплетенный, Обнявшися, в прогулках по вселенной; Ваш след заря, иль месяц в полноте; Вы временем под кров уединенной, Приотдохнуть идете к простоте; Теперь ваш час! — вечерняя дремота На наш полшар с луною разлилась; Склонилась к сну сварливая забота, Богини! вам природа поддалась. — О Грации! взгляните на меня. — Я вас пою, и лунный луч играет, По комнате рисуя серебром. Он, мнится мне, сей песенке внимает. Я вас пою, разлегшись под окном! — О милые подруги юных дев! Вы часто там, где горлицы воркуют; Воссели вы под тению тех древ, Друг друга где пернатые целуют. — Вы часто там, где в сереньком пушочке С птенцами мать на гнездышке сидит; Сидит и друг поблизости дружочка Поет, поет и в скуке веселит. — Вы часто там, при свете лунной ночи, Под веткой той, где свищет соловей, В унынии густой зеленой рощи, Влечет слезу мелодией своей. — Вы чаще там, при детской колыбели, Где нежна мать пробудки сына ждет; С улыбкой он ложится к ней в колени, У ней в грудях из роз млеко сосет. — Вы чаще там, невинность где краснеет; Дивится где палящу грудь огню; Сидит с дружком, сидит и онемеет, Как ей придет ему сказать: люблю! — Вы были там, там с вами я спознался, Милену где любезную узнал; Видавшись с ней, не с вами ли видался? Ее за вас я часто принимал. Бывали вы в тех ямочках прелестных, Рождает что улыбка на щеках; Видал я вас в лазури глаз небесных; Желал ловить на розовых устах. — Вы с ней еще! но нет ее со мною! И вас давно я, милых! не видал. Я вас манил — печальною слезою, — Но ветер стон в долинах разметал! Не вижу вас! — но только ощущаю, Когда один по рощам я гуляю; Под плеском волн бываю на брегах Иль пенью птиц внимаю на полях. Но милой вздох! — и прочь вы побежите. Уже ли ей сказать вы то спешите? Когда бы так!.. О божества благия! С хвалою вам искать иду во сне Себе покой. — О Грации другая! Миленою во сне явитесь мне.

Февралем, под вечерочек, У окошка я сидел, Теплый веял ведерочек, Я на Немень посмотрел. Взор на Немень, вздох из сердца К милой родине послал, Где любезная осталась, Где от кровных я отстал. — Гневно Немень перед мною Ледяные цепи рвет; Волну гонит он волною И все далее течет. Все подале… Я привязан К незнакомой стороне, Цепью должности обвязан, Удален от милых мне! Тут из глаз слеза невольно Пала в Немень из окна; Грустно сердцу! сердцу больно! Мчит мою слезу волна. Не пойдешь, слеза родная! Ты на родину ко мне; Мчит тебя волна лихая К дальней, к чуждой стороне. —           Я от Неменя чужого Взор унылый отвратил, Стал читать письмо родного И окошко затворил.

На темно-голубом эфире Блеснул сребристый, кроткий луч; И в бледно-палевой порфире Луна явилась из-за туч.           Тогда, при Немене широком, Влюбленный Трубадур лежал. Он на луну взглянул со вздохом; В глазах — луч кроткий заиграл.           И страстна арфа зазвенела; Влюбленный Трубадур запел: И в Немене волна кипела; И ветер — в берегах шумел.           Шумел, — но песня раздавалась, Влюбленный Трубадур вздыхал. Любовь! любовь им прославлялась, Красу тех мест он воспевал. «— О ты! кого не называю, Одной кем только я дышу, Кого люблю я, обожаю, Твои черты в душе ношу.           Ношу и ими заниматься Хочу с тобой и без тебя, Тобою буду оживляться, Тобою чувствовать себя.           Тобой, — но ты, души мученье! Твой дар есть яд — то страсть моя! Ах! подари ты облегченье Тому, кто терпит от тебя?           Судьбой в край здешний завлеченный, Я, чести шествуя вослед, И блеском славы восхищенный Мнил счастие — в венце побед.           Оно в тебе, теперь то знаю; Милей быть счастливу тобой, Тебе я сердце посвящаю, А честь? ей меч с моей рукой». —           Так пел, и руки опустились; Вздохнул влюбленный Трубадур, Ручьями слезы покатились, Он встал — и с ним вспорхнул Амур.

          Любимицы небес благия! Краса и жизнь природы всей Излейте взоры голубые Во глубину души моей; Наставьте, Грации! меня; Вдохните сердцу песнь согласну; В твореньи вашем славлю вас! —           Пол кроткий, милый! пол прекрасный! Тебе в полночный тихий час Сложил я песнь: прими ее. Прими с улыбкой дорогою Подарок мой, утешь меня! Так майский нежный цвет росою Лелеет утрення заря. —           О милые! ваш взор небесный Всему наградою прелестной, Всегда, везде и всякий чтет. Для вас и воин умирает; Надежда воина питает, Что лавр у вас в сердцах цветет; Любовью, славой ополченный, На лаврах рыцарь пораженный Вскричал, как с кровью жизнь текла: «Когда б здесь милая была!..» — Для вас на арфе страсть играет, Резец каменьям жизнь дает, И кисть полотна оживляет, Для вас на свете все живет. —           О милые! какою ж силой Вы правите природой всей? Велики, сильны силой милой, Священной слабостью своей; И теми важными правами, Что с мукой вам и со слезами Судьбе угодно было дать, В себе жизнь нашу помещать; Быть первой пищей твари слабой, Подпорой в ангельски лета, Единой зрелых лет отрадой, Подругой милою, — всегда.           О вы! которых сотворила Любовь для блага жизни всей! Ужель любовь вас научила Быть злою казнью наших дней? Ах! нет. — Я слышал, что шептала Она любимице своей; И вот чему ту поучала: «Цвети, мила, как роза в поле; Как та, цвети для одного; Одно ты сердце, а не боле, Счастлив подарком своего. Стыдись богатствами прельщаться; Тебе ли ими восхищаться? Или не все сокровища с тобой: Милее богатить собой. Не позволяй, чтобы иная, Не ты, не мать его родная Кормило нежное дитя; Питай его, питай собою, Слезу смывай своей слезою, Являй ты матерью себя: Или не сладко восхищаться Улыбкой первою его; Или немило удивляться Затеям сына своего? Немило взор им утешать, Когда при груди отдыхает, Лилеи розами сжимает? Немило сердцу созерцать В лице незлобности спокойной Черты любимца своего; В чертах любезных образ сходный Встречать с родителем его?» —           О милые! давно бы должно Урок любови протвердить; Давно он дан, и было можно Урок тот добрый позабыть. Уже любовь святая правит Летами юности одной: Едина юность только славит Небесную любовь хвалой; Летами зрелыми забвенна, Она химерой сочтена; В красе без злата, что? презренна! Где злато, там приятств толпа. Уже невинность не находит Свой щит в невинности своей; И верность к дикому уходит; Не грустно ль, милые! по ней? —           О ты! горжусь я чею властью, В чьих взорах Грация живет, И горе от кого напастью Душа влюбленная не чтет. Почто несходны все с тобою? Тогда бы в милых невозможно Пороков было находить; Их добродетель было б должно, Их прелести всегда хвалить; Любя хвалить или молчать.

          Позволь в час мирного досуга С тобой не о себе тужить, О тех, кто не имеют друга И сами не хотят любить; О тех душах окаменелых, Распутством сердце что мертвят; В глазах, слезою покровенных, Слезой любви лишь слабость зрят. Любовь сердец, любовь прелестну, Химерой смеют называть; Названьем бредней страсть небесну Они дерзают унижать. В постыдной неге утопая, Лишь в тине светской ищут жить; В сердечной пустоте зевая, Они с собой бояться быть; Презрев любви дары простые, Ценят высоко счастья дар: Венки с полей или златые Дают спокойствию удар? Любовь, спокойство возмущая, Тогда же сладостью манит; Тщеславье, тоже разрушая, Что сердцу мертвому сулит?.. — Жаль вас! но вы того хотите: Толпитесь вкруг богов своих! Улыбку получить ищите Вельмож в отменах золотых! Что в них искать себе? не знаю! — Искать ли знатности пустой? Я их и знатность не сравняю С моей Миленою драгой! —           Я принял меч, щитом закрылся, Шлем гордый на главу надел И в поле ратное пустился; Быть мил любезным я хотел. Для них за славою гонялся! Теперь вся цель моя в одной; И для любезной лишь остался Милены друг, блистать войной! Чтоб ты, Милена ! не краснела Нигде за друга своего; Сказать чтоб право ты имела: «Узнать там можете его». — А там создать трофей потщуся, Хотя и кровью тот облит; Щитом я слабых там явлюся, Чтоб в их сердцах трофей мог быть. Сражусь ли в поле я с врагами, И в поле враг падет попран, В ножны и ярость пусть с мечами, И пусть слеза кровь моет с ран, Пусть сердце к пленным сострадает, Пусть слезы с пленными прольет; Героя вздох не унижает, И лавр живей от слез цветет.           Но жатвы лавров мы лишенны: Итак, в бездействии ль вздыхать? Стезя к добру не затворенна В себе Милену украшать. Украшу сердце постоянством, Чтоб ты, Милена! не могла Своим душевным всем убранством Его верней найти стекла. На шлеме буквами златыми, Любовь и честь! я написал: Завет священный сей своими Досель делами сохранял. Потщусь хранить! чтобы мне вверить Могла Милена свой залог — Невинно сердце, — и уверить Ее своим я сердцем мог. —           Когда б ты, милая! со мною На здешних берегах жила, Меня б кратчайшею стезею К желанной цели ты вела: Шаг каждый взором ободряла, Сближала бы мечты конец, Успех улыбкой награждала И тот же час дала венец. Плети его, плети в разлуке, И пусть судьбина все вершит! В награду подвигу и муке Его она мне подарит… И мзду заслуга украшает; И благу зло цену дает! — …Тобою друг твой день кончает; Последню мысль тебе он шлет.

          Немень! Немень мой любезный! Друг тоскующей души! Дай раздаться песни слезной, Шумом волн ту не глуши; Чтобы эхо повторяло Песнь унылую со мной: Хоть бы эхо сострадало, Сокрушенному бедой. На брегах уединенных, Пеной белой орошенных, Милых дикою красой Ты мне возврати покой. Дай дрожащею рукою Милый вензель начертать; Окроплю его слезою: Те слезы не смей смывать! Их тебе бы я поверил; Ты далек от дорогой, Не туда течешь, назначен Путь иной тебе судьбой. —           Если ж здесь опять драгая Снова будет обитать: На брегах твоих, гуляя, Верно сядет отдыхать; Погони волну волною, Шумно их начни струить, Чтоб заняв ее собою, Страсти след моей явить. —           Ель столетня наклоненна Над твоей висит водой; Ель увидишь оживленну, Горлиц страстною четой; И не в горестной пустыне Потекут твои струи: Будет образ тут отныне Постоянства и любви.

За сини дальних гор хребты Лучи златые закатились; Ближайши сердцу красоты Унылым вечером явились. Луна скользит на струйках чистых, Сребрит зеленые поля И, зыбляся в древах пушистых, Алмазы сыплет вкруг себя. Нет ветров буйных: не дерзают Свистеть в брегах, клонить древа. Древа стоят и отдыхают В объятьях ароматна сна. Все спит и тенью все одето. — Приятно мне! душа полна! Тесней тень сблизила предметы, Роднит с природою она! Роднит? Но будто сердцу страстну, Окроме милой, есть родня! Дружит, — чтоб в участи злосчастной Был друг в природе у меня.           Мой друг! отрада всех влюбленных! Луна! прошла ты весь эфир. Скажи мне, что в пространствах тленных Тебе являл наш бедный мир? Луна! ты видела ль Милену ? Ах! помнит ли она меня? Храня в глазах слезу священну, Она взглянула ль на тебя? Главою на руку склоняясь, Она вздыхала ли тогда? Шепнула ль, в думу погружаясь, Что мил я буду ей всегда? Скажи! — чтоб сердце не томилось, Скажи скорей, и слезу в дар!.. Вдруг облако — луна сокрылась. О рок! за что мне сей удар? Ах! слезы чувствия драгие, Уже мне не с кем проливать; Хотя б луны лучи благие Могли в глазах их осушать!.. О рок! о рок! или ты вечно Меня к несчастью осудил? Нет! нет! ты сжалишься, конечно, Надежды если не лишил.

          Благословенная сень мира! Храм меланхолии благой! Тебе хвалу, уныла лира, Хвалу гласить своей струной. Под кровом древ твоих кудрявых Я встретил некогда любовь; И вместе с кипом вод тут рьяных Во мне вскипела юна кровь: Клубились волны и шумели, А я под плеск их отдыхал; Амуры, вдруг порхая, пели; А я — души в себе искал! Искал! — Милена белокура, Резвясь с подругами, бежит; Стан Грации и вид Амура!.. Душа за нею вслед летит. —           Я счастлив был и все с тобою Свои восторги разделил; Я на сосне тогда ж рукою Мне милый вензель начертил: Он тут! он тут! и если взглянут Сердца влюбленны на него, Гулять без чувствия не станут В твоих пределах, круг его. —           Была весна и удалилась; Был счастлив я — и счастья нет: Милена с нами разлучилась! — Но в сердце у меня живет!           О ты! убежище спокойно! Храм меланхолии благой! Еще в твоих пределах вольно Мне душу утешать тоской: Везде предметы все постылы, Меня с Миленой не ближат; Твои пребудут вечно милы, Они про друга мне твердят. Милена в сердце обитает; Пребудь ты в мыслях у меня; И пусть душа не разделяет, Мою Милену — и тебя!

          Зарделось солнце, покатилось За верх ближайшего холма: Все тише, тише — и спустилась Глубока всюду тишина. И я, с природой унывая, Свет взором томным провожал; И взоры в дальность устремляя, Мечтами душу восхищал. — Смотрел на дальние равнины, На лес, на горы и поля, И на реку, и на стремнины; Гулял далеко взором я! Гулял, и сердце вдруг забилось; И будто облако к глазам; И нечто в дальности явилось… Является Милена там! Является в слезах, уныла, И ищет будто бы чего: Искала близ — не находила… Как будто друга своего. И друг хотел бежать поспешно К прелестной, к милой, к дорогой! И тут — о горе неутешно! Я зрю — мечту лишь пред собой.           Ах! кстати, кстати сокрываться В тенях природа начала; Со мной в унынии равняться Как будто мысль она взяла. Лазурь небесна почернела; Темно в душе — везде темно! Природа траур свой надела. Я встал и затворил окно.           Позвал с стены гитару страстну; Снимал дрожащею рукой, Чтобы воспеть любовь злосчастну, И пел: слеза текла рекой! Тут вдруг стихии взбунтовали, Грозою рушился покой; Во мраке молнии летали, Клубясь извивистой стрелой; И ветры бурные ревели, И гром со треском упадал; На цитре струны онемели. Внимать чтоб буре, я привстал. — Но ясно небо, как и было! Еще от звезд своих светлей. Где ж туча черная ходила? Где ж буря та? — В душе моей!.. В душе, души своей лишенной; В душе лишенной дорогой; Драгой! иному покоренной; Иному! варварской рукой. —           Теперь себе не доверяю; Я был игрушкою мечте; Луна! тебя я умоляю, К твоей прибегнул красоте! Видала ль ты меня с Миленой ? Сливалась ли у нас в глазах? Играла ли в слезе влюбленной? И множила ль ты страсть в сердцах? С ней счастлив был ли я весною ? И был ли счастлив я когда! Прошу тебя, прошу с слезою, Уже ли все одна — мечта? —           Ах! нет. — Мне грусть то подтверждает: Был друг у сердца моего! — И страстно сердце изнывает, Утратив друга своего!           Познал чрез горесть разлученья, Лишь то мечта, что веселит; То истина и без сомненья, Что камнем на сердце лежит.

Крылья сизы распуская, Вздевши кольцы на носок, Из рук хитрых вылетая, Появился голубок. Ах! вот горлик! — горлик милый! Стало слышно вдруг везде. —           Уже ль, горлик сизокрылый! Не был виден ты нигде? Иль не ты в лесах воркуешь Возле миленькой своей; Иль не ты, не ты горюешь, Разлучен бывая с ней! Иль тогда ты нам невидим? Знать, слепое сердце в нас; Красота, знать, между нами Не для сердца, а для глаз!           Забавляйтесь голубочком! Величайте голубка! Я сперва спрошу дружочка, Не лишен ли он дружка? Иль птенцом он в злые руки, К каменным сердцам попал! Для разгнанья нашей скуки В жизни жизнь он потерял: Он не ведал, что такое Быть любиму и любить. — Если ж милой сердце злое Возмогло его лишить?.. Жалок бедный!.. но не можно, Чтоб остался жив без ней; Он бы умер. — Нам лишь в силу Пережить своих друзей. Дам спасибо я слезою, Милый горлик! за тебя; А тебе я всей душою Жить желаю для себя. Извини! твой род не знает Для себя на свете быть; Сизый горлик понимает, Как ему для друга жить. Будь же награжден, как должно Наградить судьбе тебя; Вечно счастлив будь неложно; Будь счастливее меня! Наживи себе Милену Ты такую, как моя; Лишь не знай судьбы премену — Жить далеко от нея, — Жить далеко, в разлученьи, В грусти тяжкой и в слезах… И к несносному мученью Ту терять — почти в глазах!

          В час полночный, сердцу милый! Арфа скромная! играй. Ты мелодией унылой Душу к думе наклоняй!..           Пой! как с розой расцветала В сердце юном страсть весной; Счастье с розой вмиг увяло: Я остался сиротой. Тише, струны золотые!.. Дайте тоны вы глухие, И умильною игрой Погрустите вы со мной!.. И луны лучи благие Пусть блестят в моих слезах! — Любовалась ты иными, О Луна! в моих глазах. Те не горестны бывали, Под окном когда с драгой Мы друг друга занимали И собою и тобой? Боле нет их! истощились Все с весеннею росой… По щекам теперь катились Слезы горести одной! —           Скоро ль, арфа! друг мой милый! В час полуночи унылый, Под мелодию твою Думу с другом разделю?

          Весны певец ничто пред соловьями, Но мил он тем, вспевает что весну; Ничто и я пред славными певцами, Кем пета ты; пою тебя ж одну! И страха нет тревожить мне струну.           С весной своей давно ты распростилась, Чтобы увять, с тем роза и цвела; Цветки весны в плоды переменились; И в осень дней ты все еще мила! В плодах одних нет ложного добра.           Орган ты свой, как чувством заменяла; Как ум ты свой должна была явить В играх ума: тот ум, кем сотворяла Аркадию, иль там рекла ей быть; Тогда узнал, что Феи могут жить.           О! сколько же тобою восхищались Все витязи, седящи вкруг тебя! Хвалы тогда ж тебе сии слагались! Твой ум родил, чем славлю я тебя; И лира чем горда теперь моя.           Умолкну я! — тебе одной возможно Без скуки всех собою занимать. Свою цену восчувствовать мне должно; Тебя не мне достойно выхвалять! Моя хвала — в восторге быв, молчать!

          Пример ничтожности земной! Училище души младой! Край, сердцу моему любезный, Прости надолго! край прелестный! — Унылой полночи дождусь, Пойду на холмы отдаленны; Рукой там слабой обопрусь На камни снегом занесенны: На Вильну милую взгляну, Взгляну потом и на луну! Из глаз две слезы покатятся: Слезам на камнях оставаться! — И дам я клятву — не любить.

          Свод голубой улыбкой день румянил: А бедный я! грустил наедине; Грустил! вздыхал!.. как будто что оставил. Оставил я? Но все мое при мне: И щит, и меч, и честь моя со мною. Со мною все! но сердце сиротою! К чему и честь? На что и меч, и щит? Мой щит меня в минуты злобны боя Не шифром чьим, лишь сталью защитит; Мечу в ножнах быть ржаву от покоя; А честь? И ту нет с кем мне разделить: В одном себе, увы! как горько жить.           Взлюби меня! ты жить мне дай собою: И меч, клянусь, в ножнах бы не лежал, И щит меня б хранил везде тобою, И чести б я тобой цену познал, И был бы я и славен, и счастлив!

          От сладостных утех, от тени мирт зеленых Иду в дыму, в огнях со смертию играть: И в сих странах, теперь войне порабощенных, И в сих хочу еще любовь к тебе питать. В разлуке ты со мной меня не забывала; Ты грустью нежну грудь томила без меня; Ах! если же любовь любезну сокрушала, Могу ль после сего еще щадить себя? Ты! сердце нежное терзай, о Лель! на части; Коль хочешь жертвы две неси на свой алтарь: Лишь томность страсти ей, мне ж дай ты все напасти, И в гневе таковом пребудешь все, мой Царь! Царь сердца моего! уже ли за терпенье В правдивости своей наград не положил? Надежду мне питать позволь ты в утешенье, Что с милою меня невечно разлучил; Что будут дни сиять безоблачны и ясны Для друга, для меня, для верных двух сердец; Хоть шагом, но пройдут туманны дни ненастны; Не скоро, но придет моей беде конец: И буди, что велишь! — Не плачусь на Судьбину; Уверен, что она все к лучшему творит. — Лить слезы, кто себе в отраду чтит едину, Тот грустью таковой судьбину не гневит: Катись, моя слеза! не каплей, а рекою! Живи, ты милая! хоть мыслями со мною!

          Уже час за полночь пробил, И шумный город засыпает; Он спит. — Дух бодрствовать желает! И я лампаду засветил. Другая, Промыслом возжженна Для странников и для любви, На тверди светит утвержденна, Оттоль лья белые огни: При ней-то, сидя под шатрами, Где Еридан и Альпы где, Клялся служить — драгой слезами! — Я чести и любви везде. И здесь от той же свет лампады; И те же бранные наряды Раскиданы округ меня; И здесь не с новым сердцем я: И здесь то ж чувство ощущаю! — Гитару — друга призываю, Чтобы утешила меня. Под той аккорд скажу так я: «Луна! Пленира мне свидетель! Клянусь здесь прелестьми ея! За честь, любовь и добродетель Нигде не пощадить себя. И если жизнь моя свершится На славной битве таковой, Да юна дева прослезится Над той могилою простой, Где мирным сном благословится Прах бренный, но священный мой! И прах мой тем да насладится, Как на зарях трава росой!»

          В чистом поле, под шатрами, В простоте души живут; Там нехитрыми словами Речи правдою ведут: Нехитро и я сбираюсь Открывать любовь свою. Я краснею, запинаюсь, Говоря: тебя люблю!           Я Царю клялся душою За него губить себя; У тебя прошу тобою, Жить тобой и для тебя.           В летний зной бывал я в поле; В холод зябнул я зимой; Не роптал в беспечной доле Ни на стужу, ни на зной. Есть от зноя избавленье У студеного ручья; И от стужи есть спасенье Перед пламенем огня. Где спасенье? чем укрыться? Коль откажешь ты любить! — Я не в силах разлюбиться; Но по силе мне — не жить.

          Где ты, Ласточка! летаешь? Где ты, сизая! живешь? Что, кружася, попеваешь? — — Мир ты дней своих поешь! Страсть свою! свои утехи! — Ты счастлива! — нет помехи Перепархивать тебе С густой липки на кусточек: За тобою твой дружочек Иль тебя манит к себе.           На той липке, где родилась И любви урок берешь; Только, только оперилась, А сам-друг уже живешь. Незнакома ты с зимою; Чуть лишь холод, всей семьею Отлетаешь в теплый край. Нет зимы, кто в страсти верны; Где они, там непременны И любовь и милый Май!           Лишь весна здесь улыбнется, Ты сюда назад летишь; Через море, степь несешься; К родине своей спешишь: Где родилась и любила, Липу ту не позабыла, Снова хочешь там любить! — Я, ни степью, ни водою, Разлучен с моей страною; Но — на родине не жить!

          Завтра, завтра жизнью новой Май природу подарит; Завтра тот же вид суровой Дух веселости лишит; Завтра розе бледно-алой Май красу родит росой; Незабудок пук завялый Завтра я смочу слезой; Завтра в мире все четою Маю песни воспоет; Завтра в паре я с тоскою Выйду к Маю на рассвет.           Я взгляну на свод небесный; Как он голуб! как он мил! Взор таков ее прелестный, Милый взор ко мне постыл! Ты! для Майской хоть погоды На меня взгляни милей; Хоть для праздника природы Дай отрад рабе твоей, Той несчастной, что душою Названа во мне живет: И во мне живет тобою И тобой тьму терпит бед!

Из цветов, что, всех прельщая, В дар подносит нам весна, Незабудка голубая Чувствам нежным отдана. Их она, мечтою нежа, Им о милых все твердит; Чаще страсть, а дружба реже С незабудкой говорит:           Не забудь меня ! Нет прекрасной — дух страдает! И любовник молодой Свой печальный взор бросает На цветочек голубой; Лишь взглянул — и зрит Прелестну: Прочь от сердца грусть бежит, Слышит речь ее небесну, В полголос за ней твердит:           Не забудь меня! Коль за счастьем выбегает Из семьи супруг младой, Пусть в пути он повстречает Нежный цветик голубой: Он вспомянет добродетель, Он вспомянет свой обет; Гимен, клятв его свидетель, На ушко ему шепнет:           Не забудь меня ! Чем пленил и утешает Дружбу цветик голубой? Силой чудною прельщает; Дружба ведает какой. В свете — все где забывают, Где в премене нет стыда, Где себя все обожают, Молвить нужно иногда:           Не забудь меня! Ты! с кем дружбою спознался В младости еще своей, Хоть с тобою я расстался, Ты живешь в душе моей! Из цветов цветок бесценный Пред тобою пусть стоит; Светлым днем и ночью темной Пусть всечасно говорит:           Не забудь меня!

          Промолвь еще словцо любезно: На выговор легко оно; Для слуха, для души прелестно И мне принадлежит давно. Промолвь его перед луною, Как стихнет все; лишь соловей Один под липою густою Петь будет для души своей. Промолвь его, когда с гитарой Сама приятно запоешь; В садочке, на заре румяной Всех птичек в зависть приведешь. Промолвь его ты той порою, Как слезы над Аталлой льешь, И глазки, будто под росою, От книги к другу возведешь. Люблю! есть то словцо прелестно! Люблю, когда ты говоришь, И речь, а больше ты любезна; И мне блаженство ты даришь!

          Их я слышал; прилетели! Над проталиной, в полях Песнь весеннюю воспели. По утрам и на зарях Милы жавронки вещают, Что сюда весна спешит! Белы снеги изнывают, Мраз с оглядкою бежит. — Всем весною жить утешно; Все сам-друг навстречу спешно, К доброй матери пойдут. Пестры бабочки проснутся, С розой дружбу заведут; К небесам орлы взнесутся, В облаках гнездо совьют; Соловей в глуши лесной, Пчелка в липе молодой, Всё с подругою любезной В неге страстной и прелестной Жизнь завидную начнет: О мой друг! Мой друг бесценный! С нами только наших нет. —           Оба мы осиротели: Но терпеть бы лишь умели, То увидимся с весной, Не Апрелем… а зимой.

          «Без друга я весну встречала, Без друга лето провела Без друга в осень горевала, И без него зима прошла. Как без души, без друга мила На белом свете тошно быть: А мне судьбина присудила И целый век свой так влачить!»           «Любовь! беда и утешенье! Гроза и солнце наших дней! Себя питай моим мученьем, Меня ж надеждою своей. Мани возвратом жизни прежней, Мани протекшим счастьем мне; Еще с дружочком скромным, нежным! Сходить на встречу дай к весне».           Так пела в теплый вечерочек Присевши Лина под окном; А соловей, тоски дружочек, Ей вторил тихим голоском. Любезна Лина, как цвет в поле, Как сиза горлица, нежна, Не меньше той в своей неволе Сердечному дружку верна.

          Ласточка! лети скорее К полуденной стороне; Сизая! снеси вернее Другу весточку о мне: Ты скажи, как я страдаю, Друга моего любя; Ночью день себе желаю; Днем конец не вижу дня. Ты увидишь: кто прекрасен, Как лилея на полях; Взор имеет нежен, ясен; Розы дышут на щеках; В чувствах кто нелицемерен; Кто, как сизый голубок, Страстен так же, так же верен: Тот есть милый мой дружок!           Там услышишь: кто милее; Кто любезен и любим; Беспомощными скорее И всех более хвалим; Нет сомненья никакого, Он друг сердцу моему! В нем найдешь души родного! Весть о мне подай ему.

          Скоро ль, скоро ль можно будет В деревеньке мне зажить! Свет меня там позабудет: Свет легко и мне забыть. Узеньким путем к пустыньке Только дружба поведет; И по маленькой тропинке, Кто захочет, тот пройдет. Тень густа в моих лесочках, Струйка чистая в ручье, Розы алы на кусточках, Голубки со мной в семье: И воркуют перед мною, И милуются они; Знают, с доброй кто душою Не похулит та любви. Я собачку приучила Неотступно быть при мне, Дружбу верную сманила В сотоварищи к себе; И нельстивую подругу Постоянна назвала; Голубою лентой друга Я по шейке убрала. Мне желалось бы с собою И Амура пригласить; Я люблю дитя душою, Жаль! что станет он шалить. Не глядит он на угрозы; Он упрям, весь свет твердит; Он потопчет алы розы И ручей мой возмутит.

          Живучи в своей пустыньке, В мыслях и меня имей; Чтоб иметь, то при тропинке Незабудочки посей; Голубой цветок весною Отцветет весь при тебе; Хоть и краткою порою, Но напомнишь ты о мне.

          Мой лазоревый цветочек! Что ты медлишь, не растешь? О любезный василечек! Скоро ль, скоро ль расцветешь? Я пошла бы в чисто поле И вас много нарвала; Другу в милую неволю Василькову б цепь сплела! Нет! не цепь. — То не по нраву, Не неволю я любить: Сей венок совью в забаву, Чтобы друга подарить. Я дождусь, как солнце сядет, Месяц светленький взойдет: Мой дружок меня вспомянет, Посидеть ко мне придет. Он во двери, я на шею Прямо кинуся к нему, Кинусь к другу, не к злодею! И промолвлю так ему: Вот лазоревый веночек! Я сама цветы брала; Василек есть мой цветочек, А венок тебе плела. — С голубым венком дождуся Друга к сердце своему; Перед ним с душой явлюся, Будет весело ему. Или стыдно быть мне страстной? Нет стыда в любви прямой. Страсть увидит — месяц ясный! А восчувствует — друг мой!

          Недолга хоть, но счастлива Жизнь малюточки моей! Дней ея — весна едина, Стоит жизни нашей всей… Ты — и любишь, и пленяешь, В наслажденьях утопаешь; Счастие твое, не тень; Для тебя, не за горою, Ах! везде, всегда с тобою Друг, гнездо и Майский день!

          Как гнездышко у ней совьет Крылатый мальчик, мой божок! Весна ко мне тогда придет; Зеленый расцветет лужок. Пора уже божку пристать: Он скоро сядет отдыхать; Где ж лучше? Но… я жду давно… А не свилось еще гнездо!           Я с зеркалом предстану ей; Скажу: смотри, как ты мила! Люби — чтоб вдвое быть милей, Живи — досель ты не жила; Живи! но что мне в жизни той, Коль будет счастливым иной? Клянусь, мой друг! клянусь тебе! Не найдешь в страсти равных мне.           Видали розу вы в садах? У ней в груди, красивей той, Там две еще цветут в щеках, На губках, и — и все с иглой; С иглой! узнал то по себе: Одна запала в сердце мне. И Лина ими не бедна, Сидит, где роза, там их тьма.           И роза, что в садах цветет, Лишь может жить один денек: Родится вмиг и миг живет: Поблекла в тот же вечерок. Но те, что у красотки злой, Имеют век совсем иной; Осьмнадцать лет на стебельке, А только, только что в пучке.           О вы! что молоды, как я! В опаску вам скажу о ней: Злодейка милая моя, Бесстрастности самой страшней. Она — с предобрым сердцем, зла; Она — насильно всем мила; Она — везде милее всех; Она — и мать, и дочь утех!

          Ангел — глазки голубые, С нежной томностью живые! Милый ангел красоты! Мне вечор вещала ты: Вниз по Волге как гуляя, Путь с семьею совершая, Шла ты в град Златой Орды; Чтобы брачные цветы Там твою сестру венчали, Счастьем той блаженство дали Ангельской душе твоей. Робкой кистию моей С милой повести картинки Я дерзнул образовать.

          Где с Волгою Ока стремится Соединить свой быстрый бег, Волна там над волной крутится, Стоит в опушке пенной брег; И близ него суда убранны, Как будто для царей созданны, Смеются яростным волнам. С семьею старец к ним подходит, Свою супругу он предводит, За ним две нимфы по следам.           Одну — знать счастие имею;           Небес красу списать не смею,           В восторге знаю лишь молчать. Другой портрет напрасно начинать;           Все знают: Грации сестра           И быть должна, и есть мила.

          Май, сын весны любимый, Денек веселый, милый Природе посулил; Корабль от брега отвалил, И с борта залпы возвещают, Что в путь свой Грации вступают. — И серный гром еще гремит!.. И кто ж у медных жерл лежит? Одна из Граций сих — Милена! Ударом в робость приведенна. — Чей слух лишь к шепотам привык Зефиров Майских иль Амуров, Для той не без труда навык Ко гласу яростных перунов.

          Лежит Милена, а Эрот Ручонкой слезы утирает, Другой главу ей поднимает И поцелуем жизнь дает; Претит палить — и та очнулась! — На лильях роза улыбнулась; И все к веселью расцвело!

          Но роза скоро опадает; Но счастье скоро пробегает; И неба ясность недолга. Судьба к нам, бедным, здесь строга. — Вмиг тучи небеса покрыли, И ветры в парусах завыли; Перуны грозные гремят; Змиями молнии летят; Трещит корабль и рвутся снасти; Пловцы, среди такой напасти, Бегут, кричат и слезы льют, На помощь небеса зовут.           Но кто же бодрость не теряет? Милена — та, что умирает От пушечных громов пустых. Когда среди валов седых Беда прямая угрожала, На ближних зев свой разевала, Ее вся мысль была о них; О всех опасностях своих, Она не думала — и не страшилась, Надеждой к небу укрепилась; И туча черная… прошла.

          Два дни та буря бунтовала, Глубоку Волгу колебала. Смягчилось небо над тобой; Твоею ангельской душой Брегам сим солнце возвратило: И Волга с вами примирилась.           Милена — Ангел ! Ангел мой! Что может быть в войне с тобой?

          Казань руками восплескала, Как подплывали Нимфы к ней; Толпа Амуров тут играла, Спешили в срет красе твоей: Они всех птичек возбудили, Чтоб торжество тебе творили Приятной песнею своей. На самой мачте соловей, Три раза свиснув и вздохнувши, К подруженьке своей порхнувши, Для ней тебе лишь изменил. Зефир все розы распустил. — О! кто сей юноша счастливый, Что Майской розой, первой, милой, Тебя Милена ! подарил? Твою улыбку получил? О! часть жестокая моя! Почто там не было меня?

Пусть чернь любовников на розах ищет спать; Пусть нежит на цветах себя роскошной ленью; Тибул встает от сна, чтоб друга величать! О сласть! о мила честь! во храмы к Незабвенью, От кущ Венериных след ровный пролагать!           Вспрянув лишь с лона упоенья,           И славу тотчас повстречать! Ты не умрешь, мой друг! бессмертие дает Любови и стихов двойное исступленье; Веков завистливых крушительный полет Ему не в пагубу, а служит в прославленье. Стих нежный не умом жив; нашею душой!           Чертою огненной ложится           По тени смертной, вековой.

          Ты здесь! ты здесь, навстречу Маю, Малютка-ласточка моя! Ты, верная родному краю, Любови отдала себя; Чтоб вместе с нею и с дружком На гнездышке пожить родном, Пока лихой борей нагрянет; С лилеей счастие завянет! Тогда вспорхнуть и вдаль пуститься, С холодной стороной проститься, Лететь весну везде встречать, Пример любви всему давать. И ты при нас! — а за тобою Весна с румяною зарею Спешит в нас чувство возродить; И в бальзам цветов душистых, Под хором птичек голосистых Спешит — фиалкой подарить. — Здорово, ласточка моя! Я друг любви! люблю тебя.

          Кто ты? Небесный цвет играет, Как в зеркале, в твоих глазах; И будто роза расцветает На миленьких твоих устах; По круглым щечкам полосами Румянец Майския зари; Тебе все жертвуют сердцами; Кто ж ты? не ангел ли любви!           Кто ты? с тобою появилась Зелена травка на лугах; Здесь холод был: все оживилось Твоим приходом на полях. Но фьялочка не расцветает; И роза, красоты дружок, Еще собою не пленяет: Для нас ты первенький цветок!           Кто ты? Над нашей стороною Вдруг гимн весенний загремел, Как будто следом за тобою Хор милый птичек прилетел; Они поют, хоть ты не слышишь, Как в белом платьице одна В весеннем утре счастьем дышишь; Что, в виде смертном, ты Весна!           Ты ангелом любви явилась; Цветочком первым нам дана. И милым птичкам полюбилась, Весной, — ты ими почтена; А нам — тиха, мила, прекрасна, Блаженством мнишься сердцу быть; Ах! будем ли мы с чем согласны, Коль станем в споре с сердцем жить?

          «Молнией летит веселье, У беды лишь крыльев нет; Но с душою, в услажденье, Вспоминание живет: Им я милую подругу, Сохранила при себе: Отняла у смерти друга! В мыслях он живой при мне!»           «Вспоминаю, как весною Я сидела под окном: Друг! лежал ты под рукою, И свернувшися клубком; А меня раздумье брало; Сердце нежное мое Развлекалось, трепетало, Прижимался к тебе!..»           «Ласковой меня игрою, Ты при вечере встречал; Но без ласки, а с тоскою, Ты из дому провожал. В одиночестве душевном Не жила я при тебе; При дружке моем любезном, Я сам-друг была везде».           «А теперь? прости любезный! — До свиданья! — Смерти нет, Кто любовью здесь не лестной Или дружбою живет». Так прекрасна горевала, — Из Амуровой семьи; По собачке тосковала; Я подслушал издали.           В том краю то прилучилось, Где утешно было жить; Где спокойство не взлюбилось, И мне вздумалось любить. Польшей милой называют Край, что создан для любви; Сходны всюду все бывают: Есть любовь и на Руси!           В наших сторонах родимых Также девушки живут, И собачек кротких, милых Нежным именем зовут; И собачки смерть вкушают; Смерть есть общий всех закон! Добрые по них вздыхают: Добры кто… тем — мой поклон!

          Трава, густей где и живее, Луна ложится, где бледнее, Там — друга моего покой. Иду к нему всегда с тоскою; И прах его я чту слезою, Сердечной, пламенной слезой! Он верности служил примером: И мог ли быть он лицемером? Он не жил между злых людей; Он взрос у ней, а жил со мною; Дышал моею он душою; А слыл — собачкою моей!

          С неба синего светлее Лейся белою рекой; О луна! блистай милее Над спокойной стороной; Ты дари росой прохладу Травке, древу и цветкам; А задумчивость в отраду Страстным подари сердцам.           Чу! там в рощице зеленой Свистнул глухо соловей; Ближе, — голубок влюбленный, Средь засеянных полей, Носик к груди и тоскует, Что при нем подруги нет; Он воркует, все горюет, Милую к себе зовет; И твой друг, о мила Хлоя! С ними в паре. — Под окном Он сидит один с собою, Подпершися локотком; Мыслит: скоро в лес зеленый Будет к соловью дружок; Будет скоро и влюбленный Жить с подругой голубок: Только я, о мила Хлоя! Без надежды должен быть; Я расстался с той страною, Где тебя могу любить! —           О! воркуй, мой голубь страстный! Воспевай, мой соловей! Ты же, месяц полный! красный! Посмотрись в слезе моей!

          В тихий вечер, милым Маем, Сидя в липе молодой, Соловей, весной внушаем, Свистнул разик и другой. И листы чуть-чуть шептали, Как вспевал весенний друг; Свежим ландышем дышали Ветерки, резвясь вокруг.           Свистнут раз и смолк, внимает Легку шороху вблизи, К ветке нежной прилегает; Милый друг моей души! Начинай ты песнь прекрасну, Друг природы всей! воспой. Милая подруга страстна Жить готовится с тобой! —           С нею ты! Катись живее Кроткий луч луны златой! Разливайся поскорее Здесь по липе ты густой; В ней любови трон. — В листочках Два любовника младых; Соплелися их носочки, Сердца трепет в крыльях их. — Нова трель! Себя поздравил, Видно, милый соловей, Иль подругу позабавил, Он прилег поближе к ней.           Им тут мило, тут их двое: А двоим и горя нет. Горя нет им! молви ж, Хлоя ! Наш Май скоро ли придет?

          Где тень от лип лежит темнее, Где стелется трава густее, Фиалка там в глуши цвела; Одна цвела! лишь ветерочек Лелеял скромненький цветочек; Фиалка для себя жила. Но аромат ее был с нею; Вечерней Майскою зарею, Под громкой песнью соловья, Нашел, нашел фиалку я! —           И ты не скроешь, друг мой милый! Под флером скромности стыдливой Все прелести души твоей. Густой ресницей ты своей Подернула, но не закрыла Лазурь небесного эфира, Душевный признак красоты, Что у тебя в глазах сияет, И ясно так ко всем вещает; Вот ангела любви черты! —           Не мне рукою дерзновенной Тебя сорвать, цветок священный! Еще побудь в лесной глуши: Покуда придет друг души. — Ты будешь с ним! а я — с тобою! Взгляну на фьалку и на Хлою; Один взор брошу на цветок; А два приманит мой дружок!

          Нет ландыша! увялый На стебельке висит; Он на заре румяной Собой не подарит. — Что жил ты, ландыш белый? Лишь Май цвел в красоте. Твой век есть миг — веселый! Наш доле, но в беде! —           Невинность! взором ясным Взгляни на цветик свой; Что сделалось с прекрасным, Тому быть и с тобой: Но цвет своей весною Исполнил свой предел; Под травкою густою Кувшинчиком он цвел. — И бабочка, бывало, Садилась на цветок; И пчелка прилетала Душистый брать медок; А ты? — Спеши, любезна! Бежит твоя весна! Теперь мила, прелестна, А будешь… лишь умна.

          Лишь птичка в лесочек, А я на кусток; В зеленых садочках Прельщаю собой; У Лизы на щечках Играю всегда. — Живал ли с глазами Кто в свете большом, Такой в оборотах, Наверно, смышлен; Пусть потрудится он Над мною теперь, Пусть он меня ставит Назад передом: Увидит названье Он рожи дурной; Увидит названье Он верных друзей. Меня же поставя В стаканчик к себе, Он мною утешит Прелестну свою. А я, без утайки, Вам молвлю теперь, Я лучше желаю К Лизете на грудь! У Лизы любезной Глазочки черны! У Лизы сердечко, Как Майский денек! И верен, как горлик, У Лизы дружок; Тоскует, горюет, Живя без нее; Другой не полюбит; Лишь любит ее!           Простите, Красотки! Довольно сего. — Цветите, любезны! Подоле, чем я; Морозы не страшны Для ваших приятств. Я скоро увяну! — Любите меня!

          Куст! милый зеленью густою И сладкой ягодой своей, Котору при себе иглою Хранишь от лакомства людей! Вечерней тихою порою Красавица к тебе придет И снежно-белою рукою За веточку тебя возьмет. Наклонит ту небрежно, смело, Начнет твои плоды срывать; А ты, прельстясь рукою белой, Забудешь плод свой защищать; Уклонишь голову смиренно, Представишь сам плоды свои; Мужайся, куст! — и дерзновенну Иглой жестоко уязви.           Вскричит — и скорыми шагами Красавица домой пойдет; А с легкими Зефир крылами Ей вслед — так на ухо шепнет: «И вы мужчинам легковерным Сулите счастьем беспримерным, Дарите их одной бедой! И вы, красавицы! с иглой».

Вот за ягоды приятны Вам корзиночка цветов. — Все цветочки ароматны, Дар приятен для богов! Сестры Грации прелестны, Также жители небесны: А у вас, как и у них, Что-то есть в чертах младых. Есть в глазах лазурь небесна; Есть улыбочка прелестна: И по признакам таким, Ваш подарок принимая, Благодарность вам являя, С сердцем молвил я своим Без ошибки на сей раз: То от Граций иль от Вас!

            Где делся тот, что величавой Взносился к облакам главой? Где дуб широкий и кудрявый? Считал веками век он свой; Еще и ныне он гордился; И ныне с ветром он играл; Прошел я мимо: дуб свалился. — Бесславен на земле лежал! — Какою же чудесной силой Сей Царь лесной низвержен стал? Нашла гроза, взвыл вихрь бурливый, Ударил в дуб, и — дуб упал. Тот пал, под тенью чей почтенной Себе прохладу находил От зноя странник утружденный;             Тот пал, на ветви чей любил Орфей лесов, певец Весны, Вечернею зарей качаться, С своей подругой миловаться, При свете полной петь луны; Тот пал, чей кров благословенный И сиру бедность презирал, И юноше с душой влюбленной, Счастливу быть не воспрещал. Он пал! — не сетуй на судьбину, О дуб! Коль хищною косой Смерть не щадит Екатерину. Утешься — тленностью земной! К тебе весна стократ вращалась; Но к нам единожды идет; Как быстрая река течет, Прошла… и навек распрощалась!

Надмен красой своих брегов, Меж гор песчаных протекающ, И стены древних городов Своей волною опеняющ, О Днепр! ночною тишиной Я с огорченною душою Взойду на берег твой крутой; На нем пробуду долго-долго! Я вспомню Немень, вспомню Волгу, Их вспомню пламенной слезой! — Тебя ж, душе моя чужая! Река широкая, большая! Тебя мне нечем вспомянуть. Реви — и продолжай свой путь.             Я буду здесь, коль здесь судьбами Предписано мне в скуке быть: Здесь юный ратник не с врагами, Со скукой в брани будет жить!             На лире, чувству посвященной, И лестию не посрамленной, Тебе я песней не начну; Но, глядя на тебя, — вздохну!             Под шум твоей волны бурливой, Шепну я вслед волне гневливой, Шепну я вслед волне седой: О Днепр! и ты ли мне чужой!

            Когда, весь сталью ополченный, Строй ратный в молниях стоит; Когда вдоль строя конь надменный, Как вихрь, со мною полетит, Когда железом я играю, Перунами повелеваю, Тогда расстаться жаль с мечом: Иной награды не желаю, Иной кончины не мечтаю, Как лечь с ним в поле под бугром.             Когда ж в тот час отдохновенья, Как ночь сливается со днем, Один сижу, без исступленья, И мыслю в сиротстве своем: Что там за синими горами, За лесом дальним и водами Лежит родная сторона; Меня любовь в ней ожидает; Меня к ней дружба подзывает; Тогда, что службы долг? — мечта.

            Опять, опять я возвратился, К крутым Днепровским берегам! Заре на всходе поклонился, Старинным города стенам, Поросшим мхами и травою: Где друг мой с кроткою душою, Как пчелка у себя в улью Жужжит и жалом лишь играет, Дня праздностью не убивает; Всегда иль с лирой, иль в строю. А я — подобен птичке сирой, Лишенной друга и гнезда. Без друга сам, с душой унылой Бреду, не ведая куда; Скучаю там, где все смеются; Миг весел я, резвлюсь! скачу! А после? после слезы льются; И в них отрады не сыщу. На флейте ли я заиграю, Иль песню нежную сложу, Кого я флейтой забавляю? Кому я песней услужу? Кому? Кому? — Кто сиротою На белом свете жить начнет, Тот зябнет летнею порою, Тот скуку и в Раю найдет. — Не все бывал я нищ и странен, Я жил Царем, я счастлив был! Я был и весел, и забавен, И женщинам приятен, мил! Тогда я, ими ослепленный, Любил одну, а всех считал За Ангелов; душе прельщенной Я ими счастье обещал. Не знал тогда, что с сердцем страстным Занять их можно лишь — на час; Что сим чудовищам прекрасным Нельзя жить долго без проказ; Что сердце их стрелой летает От добрых к счастливым скотам, И к умному, и к дуракам, И только разве отдыхает На кучах золота больших. —             Ты молод, друг мой! дней драгих Не трать в вздыханьях бесполезных; Люби в плутовках сих любезных Люби себя ты, а не их; И в праздности часов своих Играй ты ими, как игрушкой Или как ветерок пером… Не все с красивою подружкой Сидеть, обнявшись под окном, Иль на диване прохлаждаться: Наш долг — отечеству служить; Нам часть — на сторонах скитаться И где что найдешь, то любить.

            Прекрасная собою! Прекрасная душою! О божество души моей! Явись мне в красоте своей!             Весення первая заря, По белым щечкам полосами Рисуется, стыдясь себя; Ты, видно, в дружбе с небесами, Ты их лазурию глядишь; Любовь с невинностью дружишь; На ротик алый, миловидный Ты все утехи созвала; На груди нежной трон завидный Амуру-богу ты дала; Ты все… умолкни, дерзновенный! Тебе ль за трон его священный, Тебе ль взор бренный устремлять? Твой долг — в молчанье обожать.             Прекрасная собою! Прекрасная душою! Жизнь милая души моей! Явись мне в красоте своей!             Пусти ты легкими волнами По белой шее волоски; И между русыми власами Завей ты с розой васильки; Ты приоденься в платье бело, И чтобы платье то не смело, Твой стройный, милый стан скрывать, Лишь стан старалось рисовать; И платье лентой голубою Пониже груди подтяни; И вместе с кроткою луною Ко мне в диванную вступи.             Ты вступишь, сядешь на колени, Прижмешь меня к себе; А глазки будут прямо Как зеркало к луне; Ты ротик миловидный Приставишь к моему, И поцелуй завидный Дашь другу своему; Ты голову уклонишь Потом к груди моей, Руке своей дозволишь Меня прижать сильней; И тут — душа мятется, И сердце сильно бьется! — Я — с добрым ангелом моим!

            Весенний благодатный гром Из туч по тверди разразился! Тебе я, сидя под окном, О грозный! низко поклонился. — Твой ужас жизнь всему дарит, От сна он землю пробуждает, Листом он древо одевает, Он души добрых веселит.             Тебя бестрепетно встречала Овсянок стая на домах; Прибравшись к кровлям щебетала, Глася тем радость, а не страх. — Кого ж гроза твоя смутила? Кто спешно в комнату бежит? Вбежала, окна затворила, Легла на пух и вся дрожит! Дрожат Хитраны мило-злобны. Как бог лицом; не то — душой. Манить в любовь и льстить способны; А любят — только бисер свой.             Хоть раз, о небо справедливо! Твори предчувствье их правдиво, Направь свой гром к Хитранам сим; Да мстит за нас он вечно им! Тогда от зла добро родится: Любовь прямая водворится, Измены мы не будем знать И Даши мне не потерять!

            Москва! Москва престольная! Лежит она, как Рим другой, На многих ли горах крутых; Бессмертная! в величии! У Русских всех во памяти! Ее верхи все в золоте; А Кремль ли тот, как белый Царь! Красавицы, как маков цвет! Богатству же и сметы нет!             Прости, Москва прекрасная, И ты прости, прелестница! Простите, все красавицы! Жестокие волшебницы, До витязя заезжего! Заехал он на муку к вам; Завидев вас единый миг, Ему тужить уж целый век.             Дождусь ли я полуночи: Пойду тогда во Кремль златой, Оттоль взгляну на град Москву; Взгляну потом я на луну: Падет тогда из глаз слеза, Моя слеза горючая! Остаться ей, слезе моей, На камнях тех бесчувственных, Веками что накиданы; Расстаться мне с Москвой родной, Без памяти любовныя! Беда, беда заезжему, Носить в душе чувствительность!             Прости, Москва опасная! Москва моя любезная! Была ты мне родимою; За что ж теперь, несчастному, Ты сделалась чужбиною?

            Зари я вижу просвет милый; Я слышу свежий ветерок. Где ж ты, давнишний мой дружок, С твоей гармонией унылой? Проснись, молчавшая давно, Проснись, прелестница драгая, Подруга, арфа золотая! Присев в час ночи под окно, Прошу игрой твоей волшебной, В воспоминаньи незабвенной, Мой дух унылый усладить И мрак окрестный оживить! Зови ко мне мою супругу Из хладных недр земли сырой, Да прежнюю мою подругу Узрю в красе ея земной! —             О сладость!.. Зефир повевает! Святый я трепет ощутил!.. Не твой ли дух с небес слетает? Сожитель кроткий Горних Сил! Явися мне, душа небесна! В сияньи Ангела любви Шепни: люблю, …слова прелестны! И другом сердца назови! —             Не ты ль… и в звездочке сребристой, Не твой ли след сей след огнистый, Что взор мой на небе ловил? О! — сколько дух мой ни уныл — Едва увижу взор небесный, Услышу голос твой прелестный, Что ты мой друг — и что не век В несчастьях страждет человек; Что рано ль, поздно ль, но с тобою Я буду жить одной душою: Утешен я в единый миг, И нет уж слез в глазах моих! —             И в виде бабочки прекрасной Не ты ль к светильнику летишь? Лети, спеши к душе несчастной, Ты в ней надежду возродишь: Надежду, что в пределах вечных Бессмертие она найдет С тобой, и в узах бесконечных Союз наш тленный оживет. —             И луч, что в густоте древесной От полный луны скользил, Не твой ли свет? твой взор прелестный На лире струны осребрил! Что ж медлишь, милая супруга! Явися в образе своем, Мой благодетель, друг, подруга, В ничтожном, мрачном мире сем! Мой Ангел! там — где все нетленно, Все свято, вечно, непременно, Душа твоя и красота… Где жизнь есть жизнь — а не мечта!

            Явися с черными власами, Что мило падали волнами, И с лентой алой на главе; Приятность Майска на челе; И брови тонкие дугою; Глаза с ресницею густою; Румянец бледный на щеках; Улыбка кротка на устах; Явись… и белою рукою Окинь грудь страстную тобою; Ты на колени мне садись; Ты к сердцу моему прижмись!..             Прошла минута исступленья! Но память сладка заблужденья Пребудет надолго со мной: И ей пройти! тогда слезой Начну с судьбою примиряться. Утратив истину, — мечтою утешаться.

Наклонность милая, печали услажденье, Блаженство горестных, отчаянных спасенье, Где краски нежные, достойные тебя? О меланхолия, Волшебница моя! Мила с улыбкою, мила ты и с слезою; Есть прелесть и в беде, когда грядет с тобою. Отчаянье себе, коль слезы возвратит, Их меланхолии вверять оно спешит, Чтоб горесть усладить и с горестью остаться, К несчастным лишь Она умеет приласкаться; Умеет милое приветство сотворить; Печаль утешить их и скорби утолить. Приятный перелив от горя к услажденью! Утехи с нею нет, но есть конец мученью; Утеха вся вдали, отчаянье ж… бежит; Дочь скорби вид родства един в себе хранит. В какие времена, в каких местах священных И памятью какой мечтанье мило Ей? Ах! сердце весть дает: в приютах сокровенных, От света отстранясь, чуждается людей; Дика, и бегая их шума беспокойна, И в тихом уголке и сумерком довольна, Внимает издали, с приятностью большой, Плеск волн, порогов шум, рев моря, ветров вой. Пустынные леса — вот где Ее утехи, С собою размышлять там сердцу нет помехи. Отрадный для нее Природы томный вид; Союз таинственный с тоской ее творит. Она перед луной, воссев, молчит, мечтает И на любовный свет с любовию взирает. Ей мил и сладостен не блеск весны живой, Не лета красота глаза обворожает; Но осень бледная, как нехотя рукой, С венка поблекшего лист по листу срывает. Пусть мчится буйная толпа людей туда, Где радость грубую ждет грубое желанье; Словно иль имя чье, а часто лишь мечтанье, Вот пища сладкая душе ея всегда. В беседах городских, на шумных тех пирах, Под громом музыки, при праздничных огнях, Где всюду искры, блеск, сиянье в видах разных, То в молниях ума, то в радугах алмазных Она, задумавшись, присела в уголке, Ресницы опустя, главу склонив к руке, Воспоминанием себя там угощает. — О прелесть милая! тебя мой глас взывает! Тебя, душа искусств и верный друг любви! Кто много пел тебя, тому во все ты дни Пребудь сопутницей, давай свое внушенье! Будь лета моего едино восхищенье!

            Любовь, восторг души и взора пламень нежный, Все другу милому как долг я отдавал; Себя ценив по нем и на себя надежный,             Бессмертием мечтал.             Ты брось мечты пустые!             Мой друг мне говорит:             Любовь собой блестит,             Не ей венцы златые;             Ей мил с лужка цветок: А тем, кто страстные забавы Поют от страсти, не для славы,             Бессмертный им венок,                       Любовь!