Букет гладиолусов

Петя Василисин пришел на свой тралец с букетом гладиолусов.

— Смир-рно! Равнение на жениха! — крикнул на всю палубу Витюшка Гвоздев, самый большой балагур в их экипаже, а может быть, и во всем рыбацком флоте.

— Да это не цветы — метла какая-то, — проговорил куривший у борта машинист Морозный. — Отнеси боцману. Палубу хорошо ими драить…

Букет, и верно, был не очень привлекательным: распустились только самые нижние бутоны. Остальные же дремали, закутанные в листья, чуть-чуть выставив багряные головки.

— Ерунда! Поставим в воду — все распустятся. И будет наша каюта судовым розарием, — улыбнулся Дмитрий Березнов, главный Петькин приятель. — Так что просю в гости, как говорят одесситы. Будем после вахты забивать козла и дышать ароматом.

Только Иван Баклажанов, консервщик, не сказал ничего. Он стоял, привалившись к роликовой тумбе, грузный и угрюмый, с багровым шрамом на правой щеке. Он вообще был молчун, их консервщик. За рейс выдавит из себя десятка два слов, да и то не за каждый.

…В первом часу ночи вышли из Кольского залива. Все, кроме вахтенных, спали в каютах. Впрочем, не все. Не спал Петр Василисин. Он с восхищением смотрел на ночное небо, такое же светлое, как дневное, на отвесные скалы, возвышавшиеся над морем. Возле скал бесновался прибой. Высоко взлетали и рушились назад его пенистые валы. Казалось, что морю тесно в своем ложе, и оно хочет отодвинуть скалы, чтобы получить побольше простора.

Петр удивлялся — как быстро скрылось из виду устье залива. Ведь только что вышли оттуда. А где теперь устье — не понять, сколько ни шарь глазами. Везде одинаковые скалы. Да сопки в глубине берега.

Василисин отправлялся в море второй раз. Второй — не первый. Но ему еще не прискучили здешние суровые ландшафты. И, наверно, никогда не прискучат.

Берег удалялся. Его заволакивала серая туманная дымка. Возле бортов тянулись полоски пены и с шипением лопались пузыри.

В этом плавании тоже будут вахты и подвахты? Ладно, пусть будут! Теперь он выдержит. А в том, минувшем, стукнулся-таки к капитану: „Переведите в пассажиры!“ Слышал от кого-то на берегу, что есть такая отдушника для новичков. Денег он, конечно, за „пассажирство“ не получит. Зато спина отдохнет. Ломит ее все от постоянных поклонов с пикой.

Капитан, помнится, долго молчал, глотая из высокой кружки дымящийся чай. Потом сказал негромко, но решительно: „Можешь отдохнуть, пропустить одну вахту. Скажи, что я разрешил. А чтобы в пассажиры… Выбрось из головы!“ — „Но почему?“

Капитан снова помолчал, потом спросил неожиданно: Джека Лондона читал? Его „Морского волка“? — „Не-е“, — крутнул головой Василисин. „Прочтешь "Морского волка" — все поймешь".

«Волка» в их корабельной библиотечке не нашлось. Но Петр все понял и так. Понял, что капитан не хотел потакать его минутной слабости.

А ребята на корабле подобрались что надо. Долговязый Дмитрий учил, как подцеплять пикой треску, как бросать ее без натуги на разделочный стол, прямо под руку рубщику. У Дмитрия-то получалось ловко. У Петра вначале — совсем не так. То промахнется — кольнет не туда, куда надо. То «потеряет» рыбу по пути к столу. Правда, к середине рейса малость пообвыкся.

Учил его и Витюшка Гвоздев. Когда рыбы было немного, пускал к столу на свое место. Хватит, мол, с пикой кланяться, посмотри лучше, что у трески в брюхе. И свой шкерочный нож уступал, не боялся, что Петр его затупит.

Правда, он же, Витюшка, в самом начале рейса посылал Петра к боцману — получить запасной шпангоут. Но чего же обижаться на розыгрыш! Над новичками всегда подшучивают. Традиция старая…

Вчера вечером Гвоздев допытывался:

— От подружки букет?

— Сестра подарила. Только что с юга вернулась. Из отпуска.

— Знаем мы этих сестер! — усмехался Гвоздев. — Сегодня цветы — морячку на отход. А завтра — ручку калачиком: «Пожалте в ЗАГС». Смотри, Петруня, окрутят — моргнуть не успеешь!..

…В полдень спустили трал. Он принес кошелку трески. Одну, но вполне добрую, «вологодскую». Снова загромыхали по фальшборту бобинцы.

Снова ушли сети на морское дно. А Гвоздев подозвал Петра:

— Ну-ка, побалуйся ножичком. Я за тебя покидаю.

Петр смело взял большую рыбу (все-таки уже не новичок!) Р-раз! И кремовый комок тресковой печени плюхнулся на палубу. Не в кадушку, куда ему полагалось, а на палубу. Змейкой скользнул по мокрым доскам и исчез в шпигате.

— Чайкам на десерт! — хмыкнул кто-то из матросов.

Сзади на Петра смотрели чьи-то глаза. Он почувствовал это затылком. Обернулся. Сзади стоял консервщик Иван Баклажанов и смотрел прямо на Петра. Не ругался, не упрекал, даже не хмурился — только смотрел. Но так, будто приколачивал к палубному настилу. Петру сразу расхотелось «баловаться ножичком». Он подошел к Гвоздеву и тронул за рукав оранжевой спецовки:

— Поупражнялся. Хватит.

…А гладиолусы, взаправду, распустились. Им радовались все обитатели каюты. Моряки вообще любят все живое с земли: котят, собачонок или вот — цветы…

— Рейс у нас короткий. Если не завянут до порта, дай их мне. Добро? — спросил однажды Дмитрий.

— Пожалуйста! Только зачем тебе?

— Надо!

Петр, кажется, догадывался, что таится за этим «надо». Девушка, которую любил Дмитрий, каждый раз встречала их траулер в порту.

…Это случилось неожиданно. Корабль вдруг вздрогнул, будто налетел на невидимую стенку. Кто-то громко выругался на корме. По голосу — вроде тралмейстер. Звякнуло железо отданных стопоров.

— Задев, будь он неладен!

Задев — значит, трал налетел на какое-то подводное препятствие. Это всегда неприятно. Можно потерять сети… Да и не потеряешь — все равно придется поработать иглой: рвани будет в достатке. А вот рыбы на этот раз не будет. Крутанет хвостом — поминай как звали. Благо целые ворота в трале…

Заворчала, затараторила лебедка. У всех, кто стоял на палубе, от досады вытянулись лица. Все смотрели на бегущие по роликам стальные канаты. Каким-то придет трал? Рваным вдребезги или рваным терпимо?

Только один человек, казалось, не разделял общей озабоченности — Иван Баклажанов. Он стоял на полубаке и сосредоточенно смотрел на море. Не на палубу, не на море у борта, где должен был появиться трал, а на все море сразу.

«Людям неприятность, а у него живот не болит!» — со злостью подумал Петр.

И в этот момент к нему подошел Дмитрий, показал глазами на консервщика.

— Переживает…

— Что-то не заметно!..

— Да не за трал. Брат у него был подводником. Лодка их погибла в войну. Все погибли. А где — неизвестно. Как задев, так Ивану кажется, что мы зацепили тралом лодку, где служил его брат.

— Но ведь это может быть и камень, и какой-нибудь фашистский транспорт…

— Камень — конечно. А фашист — навряд ли. Помполит рассказывал, что их транспорты под самыми берегами ходили. Боялись наших североморцев.

Помолчали. Петр вдруг зашарил по карманам: ему захотелось курить.

— Я так думаю: неважно, что там — на дне. Главное — память о прошлом в человеке жива, — негромко сказал Дмитрий.

— А сам он… тоже из военных моряков? — спросил Петр.

— Морская пехота. Он у нас выступал в День Победы. Еще до тебя. Шрам — это память об одном поиске…

…Петр смотрел на море. Как будто уже знакомое, оно показалось ему совсем новым. Может быть, как раз в этом месте, прямо под нами, лежит на дне советский боевой корабль, как «Варяг», не спустивший флага перед врагом. То, о чем приходилось слышать и читать, вдруг стало неожиданно близким…

Петр кинулся в каюту. Когда он снова появился на палубе, в его руках огневели гладиолусы.

Секунда — и багряные цветы закачались на зеленоватых волнах.

— Что, морского царя хочешь задобрить? — усмехнулся Гвоздев. Но тут же осекся под металлическим взглядом Дмитрия.

А консервщик Баклажанов, не торопясь, спустился с полубака, подошел к Петру и положил ему руку на плечо.

Гладиолусы еще долго были видны с корабля. Они сверкали, как багряные искры…