Короче, значит, прикололся Джа создавать мир. Три дня заморачивался, вроде уже все посоздавал, а все равно чего-то не хватает. И вот он сидит и думает: чего же оно не хватает. И тут ему внутрений голос говорит: Ганджа! Ганджа вобще в твоем мире не хватает. Смотрит Джа: и в самом деле. Вроде уже все ништяк, а ганджа нигде не растет. Прямо как в Карелии.

И вот Он создал ганджа. Сел, покурил, посмотрел вокруг и думает: ох, елы-палы! И что это за попсню Я кругом насоздавал. Hадо теперь в натуре заморочиться и создать что-нибудь прикольное непопсовое. Оттяжное такое что-нибудь создать. А то кругом галидор сплошной, прямо как по телевизору.

И создал Джа растамана.

Создал и говорит ему: вот, смотри, чувак. Вот это тебе солнце, вот это тебе море, вот это тебе овощи и фрукты, а вот это тебе ганджа. Короче, рай, одним словом, в натуре. Живи, блин, и радуйся. А растаман ганджа покурил и говорит: а клево бы сейчас музычку послушать вобще.

Ладно. Создал ему Джа магнитофон, и кассет к нему три тысячи пятнадцать штук. И говорит: вот, смотри, короче. Солнце, море, овощи-фрукты, колбаса по два десять, пива хоть залейся, ганджа три метра ростом, по мафону Боб Марлей – растаман вайбрэйшэн, йеа! позитив! Живи, короче, и радуйся. А растаман кассету до конца прокрутил и говорит: а клево бы сейчас на гитарке поиграть вобще.

Ладно. Создал ему Джа гитару. И говорит: ну, теперь вроде все ништяк. Солнце, воздух, море, шашлыки, овощи-фрукты, ганджабас опять же. И клевый, между прочим, ганджабас, не то что там какая-то чуйка или индюха галимая. Живи, блин, и радуйся. А растаман на гитарке поиграл и говорит: эх! Девчонку бы сюда – вот это, я понимаю, в натуре было бы ништяк вобще.

Ладно. Создал ему Джа герлу. В натуре клевую герлу создал. И говорит: вот вам, короче, весь этот рай. Живите и радуйтесь. А я поеду в Крымах отдыхать. А то уже вконец запарился все тут вам создавать вобще. И уехал.

Тусуются, короче, растаман с герлой по раю, ганджа курят, музыку слушают, песни поют, на гитаре играют, на газонах по сексу оттягиваются. Вот такая она, райская жизнь. Еды кругом завались, на работу ходить не надо, сезон круглый год, менты не щемят, гоблины не шугают, папики голову не грызут.

Вот такая она, значит, райская жизнь.

А тут ползет мимо змей. Тощий, бледный, зрачки как точечки, налысо стриженый, все тело – одна сплошная вена, от головы до хвоста все исколото.

Растаманы говорят: эй, змей! Ползи, короче, к нам, ганджа покурим. А змей говорит: спасибо, чуваки. Hет, в натуре, спасибо. Только это все пионерские приколы, ганджа курить. Потому что на самом деле кайфа от нее никакого. Так, чисто оттянуться, потрепаться, музыку послушать… Hет, чуваки, ну разве ж это кайф? Кайф – это чтобы раз! и улетел. И летаешь, летаешь, летаешь в теплой беспредельности… Вот это, я понимаю, кайф.

Тогда растаманы спрашивают: это где ж такой кайф достать? А змей хитрый им на клумбу показывает: да вот же он, кайф, у вас под ногами растет. Видите вот стебельки, а на них зеленый коробочки, а в коробочках белый сок. Вот с этого сока мы сейчас ханку замутим, да по венам ее продвинем. И тогда вы сразу врубитесь, что такое настоящий кайф.

Растаман говорит: о, клево! Давай замутим. А герла ему говорит: подожди. Это же мачье, в натуре. А за мачье нас, помнишь, Джа предупреждал: вот это, пипл, мачье поганое. Hе ешьте его, не пейте и не курите, и ханки с него не варите, а то чернушниками станете, на систему присядете и вконец сторчитесь.

Тогда змей и говорит: ну, это он как бы подганивает слегка. С одного разу еще никто чернушником не стал. Я вот сам три года подряд в полный рост трескался, пока присел. Hу, присел, короче, и ничего страшного. Посидел, посидел, и спрыгнул. И ничего не сторчался. Потому что если с умом трескаться, там ничего страшного нету.

Тогда герла говорит: как же ничего страшного нету, если Джа говорит, что есть. А змей говорит: это просто он не в курсе. Он же сам никогда не пробовал, что он может понимать. А вы возьмите попробуйте, и сразу больше него будете понимать. Hу и, короче, уломал змей наших растаманов черным треснуться. И сам себе вогнал куба четыре, еще и друзей своих чернушников позвал. Конечно, когда такая раздача открылась.

И пошли в раю обычные обычные черные расклады. С утра раскумарятся, вечером догонятся – и весь день сидят, втыкают, чешутся, обувь рассматривают. Чума, короче, конкретная. И никаких кайфов – так, приятно, конечно, но где же кайф неземной? А змей говорит: это вы еще в черный не врубились. Вот когда врубитесь, тогда будет кайф.

И начали растаманы в черный врубаться. Сначало по полкубика, потом по кубику, а через две недели уже до четырех нагнали. Все им хочется кайфов немеряных – а кайфов все нету и нету. А тут как раз все мачье в раю кончилось.

Змей говорит: а давайте траву на ширку сменяем. Все равно трава уже не прет, давайте ее на ширку поменяем.

Поменяли, короче, всю траву на ширку. Потом овощи и фрукты проторчали, потом магнитофон с гитарой, потом прикиды с феничками. Короче, приезжает Джа с отпуска, смотрит – а в раю бардак конкретный, машыны везде раскиданы, насрано, нассано, гопники какие-то стриженые тусуются, вот-вот менты заявятся. А еще какие-то левые люди деревья пилят. Джа на них как наехал: а хули это вы здесь деревья пилите? А они говорят: иди, мужик, не пизди, пока по ебалу не получил. Hам этот лес продали, по кубометру за куб.

Тогда Джа вызывает к себе растамана с герлой. Приходят растаман с герлой: худые, грязные, налысо стриженые, голые, руки-ноги шахтами обсажены.

Пришли и стоят, чешутся. Джа их спрашивает: а чего это вы голые ходите? А растаманы отвечают: потому что нам жарко. Тогда Джа их спрашивает: так вы, наверно, на черный присели? А растаман говорит: это все змей, паскуда, нас присадил. Теперь вот сидим и спрыгнуть не можем. Тогда Джа вызывает к себе змея – а змей уже дальше в другое место уполз. Где мачья побольше. Потому что понял, что тут ему уже ничего не обломится. Кроме пиздюлины.

Hу, тут уже Джа на самом деле рассердился. Как встал во весь рост, до самого неба, и как рявкнул: А валите все отсюда на хуй! И тут же с рая всех левых как будто ветром посдувало. Остались одни растаманы. Стоят они голые, от холода трусятся – потому что уже попускать начало, а догнаться нечем. И вот Джа взял их обоих в жменю и слепил все до кучи, как кусок пластилина. А потом с этого куска вылепил их по новой. Купил им в секонде новые прикиды, феничек они сами себе наплели, ганджа по новой насеяли – и жили себе в оттяг, и никто их с рая не выписывал. И детей ихних никто с рая не выписывал, и внуков. И до сих пор мы все в раю живем, только не всегда в это врубаемся. Зато когда врубимся – ну, короче.