Андрей Бокша как в воду глядел, сказав, что «ждать долго не придется»: уже утром следующего дня, едва над лесистым взгорьем поднялось солнце, послышался условный свист, и из-за деревьев во всей своей красе нарисовался мукачевский штамп по фамилии Гладкий. Как всегда в штатском, но при оружии. Кивнув Кресту, который в этот самый момент застегивал ширинку, выбираясь из кустов, он сказал, чтобы позвали Боцмана, и когда Андрей поднялся из схрона, тронул его за рукав, отзывая в сторону.

– Что, с новостью какой или опять ляля-тополя будем? – буркнул Андрей, в упор рассматривая милицейского капитана. Он бы шматок жизни не пожалел, чтобы узнать, что же за крендель такой кроется за этим рогометом [106] в погонах, однако когда спросил об этом смершевца Новикова, тот только плечами пожал да сказал еще, будто запрос по Гладкому запущен в центральную картотеку НКВД, однако все станет окончательно ясным, когда его допросом займется Лубянка. Однако пока что он был тем самым связующим звеном Степана Выкриста с Боцманом и это самое звено надо было беречь пуще собственного глаза.

– Что, устал ждать? – в свою очередь хмыкнул Гладкий. – Как говорится, ждать и догонять…

– Лично я еще бы недельку повалялся на этих нарах, – скривился в улыбке Андрей, – пока рана окончательно не затянется. А вот братва… Считал, что нервы уже на пределе. Еще денек-другой – и можешь повесить себе на шею еще один глухарь.

– А вот это хорошо, очень даже хорошо, что у них чешутся руки, – даже не обратив внимания на обещание Боцмана подломить какой-нибудь магазин в городе, отозвался Гладкий. – Могу обещать тебе, что не далее как завтра…

Он остановился на краю полянки и, видимо, по привычке обернувшись по сторонам, произнес негромко:

– Короче, слушай сюда. Надо обговорить кое-какие тонкости, и если ты принимаешь те условия, которые выдвинет Степан…

– Что, у него что-то не склеивается? – насторожился Андрей. – Вроде бы и так побазарили предостаточно.

– У него-то все тип-топ, – успокоил его Гладкий, – но базар базару рознь. И чтобы не случился вдруг неожиданный «пук», из-за которого может накрыться все дело… Короче, нас с тобой ждут. Я на мотоцикле.

Это уже было более чем серьезно, и Андрей вдруг почувствовал столь долгожданный сосущий холодок под ложечкой. Как говорится, пан или пропал. А еще так говорят: «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Однако пока что Бог миловал.

– А на машине не мог, – буркнул Андрей. – Сам ведь знаешь, со мной еще Крест да Волк увяжутся.

– Приказано, щоб ты был один! – сказал как отрезал Гладкий. Однако заметив недоуменно-вопросительный взгляд Боцмана, счел за нужное несколько смягчить сказанное: – Короче, у Степана кое-что изменилось в планах, и разговор этот не для лишних ушей.

– Что, настолько все серьезно?

– Серьезней не придумаешь.