Глава первая, в которой гости съезжаются в Варенино

Человек предполагает, а судьба располагает — всем знакомая истина, но, конечно же, никто не держит ее в голове постоянно, припоминает лишь в те самые моменты, когда судьба в очередной раз демонстрирует свое «расположение», сметая карточные домики человеческих предположений…

Когда Лина Чернова садилась за руль своего красного «вольво», она была совершенно уверена, что пробудет за городом менее суток и, покинув Москву в пятницу днем, вернется назад около полудня в субботу. Словно сытый довольный пес, заурчал мотор, и Лина выехала из подземного гаража двенадцатиэтажного дома на Третьей Тверской-Ямской, где она проживала в четырехкомнатной квартире улучшенной планировки. Ведомый уверенными маленькими руками, сжимавшими руль, «вольво» промчался по Тверской до Белорусского вокзала и дальше из Москвы.

Оказавшись за пределами кольцевой дороги, Лина расстегнула две верхние пуговицы блузки, предоставив теплому воздуху, врывающемуся в раскрытые окна автомобиля, обдувать ей грудь. Это было волнующим ощущением. Лина прибавила скорости и обогнала пару неповоротливых грузовиков, а водителю последнего даже показала язык, хотя он вряд ли это заметил. Давней ее мечтой было повести «вольво» среди бела дня совершенно голой, наслаждаясь вытаращенными глазами обгоняемых мужчин и садистски посылая им воздушные поцелуи, у Лины был опыт такой поездки только ночью, да и тогда ей пришлось хорошенько набраться, прежде чем решиться на такой эксперимент. В результате воспоминания от бешеной гонки по пустому шоссе оказались смутными и обрывочными. Помнилось лишь пьянящее чувство освобожденного тела, каждой своей порой впитывающего прохладу летней ночи, да боязливый холодок в икрах. В конце концов нервы не выдержали, она обеими ногами нажала на педаль тормоза, рассмеялась от счастья и поехала назад, на дачу к подруге…

Жаль было, что не довелось ей в тот раз обойти какого-нибудь лопуха на немытой «шестерке», оставив его навсегда одуревшим от стремительно промелькнувшего видения смуглых плеч и рук, развевающихся каштановых волос…

Вот об этом ей вспомнилось сегодня, и Лина постаралась отвлечься от опасных мыслей, хорошо зная свою чувствительную натуру. Уйдя в сладкие грезы, можно было запросто вмазаться в зад пыхтевшего впереди рефрижератора. Она выключила Сиди-плейер с Крисом Айзеком — чересчур сладко, убаюкивает — и настроилась на «Радио 101». Там передавали новости: «…в связи с открытием завтра в Москве Недели высокой моды. Главным украшением этих показов будет участие супермодели Кейт Мосс, прибытие которой…»

Нахмурившись, Лина засунула в плейер компакт с лучшими вещами «Лед Зеппелин» и нажала кнопку воспроизведения. От вступительной барабанной дроби у нее пошли по спине мурашки. Это было как раз тем ощущением, что и требовалось ей в данную минуту. Если Лина Чернова и отличалась от своих коллег, так это способом энергетической подзарядки: кто-то сосал энергию (а заодно и деньги) из любовников, кто-то ловил земные токи на природе, в экологически чистых районах, кто-то нюхал и курил всякую дрянь… Лина могла зарядиться получасовым сеансом медитации под любимую музыку так же, как некоторые из ее подруг бутылкой «Мартини», и без всякого вреда для печени.

А сейчас ей как раз нужно было набирать мощный запас энергии, и хмурилась Лина потому, что радио вернуло ее к головной боли, преследовавшей Чернову все последнее время. Беспокоил не столько сам показ, сколько сопутствующая ему тусовка и то место, которое Лина там должна непременно занять.

В какой-то глупой газетенке, то ли в «Звездной жизни», то ли в «Скандалисте», недавно написали, что в двадцать восемь лет модели пора уходить на покой и перестать надоедать публике. Такому кретину-журналисту очень хотелось заехать по морде, и не перчаткой, а туфлей! Конечно же, ей приходилось больше времени тратить в косметических салонах и тренажерных залах, чем какой-нибудь шестнадцатилетней соплюшке, но результат! В завтрашнем вечере Лина нисколько не сомневалась: именно она, а не мосластая Кейт станет звездой показов, все-таки русский стандарт красоты — это Лина Чернова. Так было пять лед назад, так это осталось и сегодня.

И все же не это было главной причиной Лининых забот по дороге из Москвы в Варенино.

Уже пару месяцев в ее окружении ходили слухи, пока никем не подтвержденные, но и никем не опровергнутые, что «Кока Кола» по примеру своего великого конкурента «Пепси» намерена резко поменять имидж и провести грандиозную рекламную кампанию во всех странах мира. В каждой стране будет избираться модель-символ, вроде того, чем была Синди Кроуфорд у «Пепси». Мнение Лины по этому поводу являлось совершенно четким и определенным: таким национальным символом должна стать она. Во всяком случае, других претендентов она близко не видела. Или не хотела видеть. Дело тут даже не в деньгах, хотя гонорары предполагались сказочные. Это стало бы вершиной карьеры Лины Черновой и возвело бы ее на пьедестал, недостижимый даже после ее будущего ухода с подиума. Ставка казалась настолько высокой, что расслабляться было нельзя. Лина держала себя в пике формы постоянно, готовясь к своему звездному часу, ожидая предложения, которое может быть сделано только эй. И даже сейчас она изредка поглядывала на пейджер, но тот молчал.

Красный «вольво» приближался к Варенину. Планируя стратегию будущего триумфа, Лина Чернова не подозревала, что судьба с улыбкой, больше напоминавшей оскал привидения, уже готовила ей на сегодняшний вечер неприятный сюрприз.

К среде открытки достигли своих адресатов. Слегка поудивлявшись, все, не сговариваясь, приняли единодушное решение — ехать. Только Светлана Чернова, жившая довольно замкнуто и практически не поддерживавшая связей с остальными членами семьи, позвонила своему двоюродному брату Владимиру и поинтересовалась, с чего вдруг такая спешка и такое радушие. Владимир и сам знал немного, но посоветовал Светлане все-таки откликнуться на приглашение.

— Мало ли что, — загадочно произнес он в трубку.

— Не говори, пожалуйста, загадками, — отозвалась Светлана. — Если ты знаешь что-то — объясни, если нет — перестань говорить важным голосом и надувать щеки.

— Так по телефону же не видно, — жизнерадостно сказал Чернов. — А если серьезно, то я и сам не в курсе. Получил, как и ты, приглашение в Варенино… А что в этом странного? Во всем мире родственники периодически ездят друг к другу в гости. Хотя ты, конечно, исключение из правил.

— Не про меня разговор, — прервала его Светлана. — Поясни свою мысль насчет «мало ли что». О чем ты?

— А, это. Ну так действительно, мало ли что может случиться…

— Например?

— Например, отец умрет и больше не пригласит нас к себе. Не будет повода осмотреть его усадьбу. А там, говорят, есть на что поглядеть. Восемнадцатый или девятнадцатый век.

— Если речь идет об осмотре архитектурных достопримечательностей, то я с большим удовольствием съезжу в Варенино после смерти Леонида Владимировича, — холодно заметила Светлана. — Я не на столько интересуюсь памятниками старины, чтобы ради этого снова встречаться с человеком, который заявил, что я…

— Помню, помню, — перебил ее Владимир, не желая выслушивать то, что он и так прекрасно знал. — Света, у нас в семье, как ты понимаешь, трудно найти человека, которого бы отец не обидел — и ты, и я, и Дима, и даже Лина…

— Ну уж Лину сюда не равняй!

— Тем не менее… Несмотря на все эти обиды, мы остаемся одной семьей. К сожалению, редко собираемся вместе. Это приглашение, мне кажется, следует принять хотя бы за этим. Ну подумай сама: отцу сейчас шестьдесят восемь, здоровье у него все хуже и хуже. Может, это последний раз, когда мы его увидим. Может, он хочет с нами проститься. Проститься и простить, попросить прощения у нас…

— Вот в это я никогда не поверю.

— Ну что ты в самом деле? Сколько лет прошло, а ты все подозреваешь его черт знает в чем.

— Только в том, что есть на самом деле. И не подозреваю, а знаю.

— Хорошо, хорошо, — Владимир вздохнул. — Конечно, он не ангел…

— Ха!

— Но прощание со смертельно больным стариком, который долгое время был для тебя семьей и…

— Не надо мне рассказывать, чем он для меня был. Ладно, я готова приехать. Но с одним условием.

— Каким?

— Я привезу с собой Алиску.

— Да ради Бога! — облегченно вздохнул Владимир. — Привози кого хочешь…

— Ты уверен? — недоверчиво спросила Светлана.

— Естественно! Если ты думаешь, что отец снабдил меня тайными инструкциями насчет того, кого привозить, а кого нет… Это было бы просто смешно. Я сам не видел его уже… года три.

— И как он отреагирует на приезд Алиски?

— Понятия не имею… Наверное, нормально. Что здесь такого?

— А разве ты не помнишь?

— Помню. Но это же было давно…

— Всего лишь десять лет назад.

— Да? А такое чувство, что давным-давно, в другой жизни.

— Так оно и есть, в другой жизни, — согласилась Светлана. — Так мы едем?

— Конечно, поезжайте. Девочке там понравится, природа…

— Ты приедешь с женой? — спросила Светлана.

— М-м-м-м, — замялся Владимир. — Да нет, она вчера уехала по делам в Питер, вернется только в воскресенье. Так что мы будем с Максом. Суровой мужской компанией.

— Так в пятницу, в половине седьмого? — уточнила Светлана.

— Да, — подтвердил Владимир. — Это от Белорусского вокзала…

— Найду.

— Может, вас подвезти? Я на колесах…

— Не сомневаюсь, что ты на колесах, — усмехнулась Светлана. — Но мы доберемся сами. Спасибо за предложение.

— Пожалуйста, — Владимир положил трубку, задумался. Он не видел отца около трех лет, но это его не особенно беспокоило. Леонид Владимирович Чернов не вызывал у своего сына особенно теплых чувств, так что понять Светлану Владимир мог очень даже запросто.

В конце концов, решил Чернов-младший, существуют элементарные нормы приличия. Три года — это чрезмерный срок для любой обиды, особенно если дело касается отца и сына. Один день можно потерять, чтобы потом еще несколько лет утешать свою совесть фактом состоявшегося визита. Но был и еще один момент, упомянутый в разговоре. Сердце Чернова-младшего начинало биться сильнее, когда он думал о том особняке, где доживал последние годы своей многотрудной жизни отец. Если в Москве убивают за однокомнатную квартиру в «хрущевке», то ради двухэтажного дворца с маленьким парком в двух часах езды от столицы стоило побеспокоиться даже такому занятому человеку, как Владимир Леонидович Чернов. Он твердо решил расспросить отца о завещании, и если нужно, то слегка подтолкнуть его в нужном направлении.

Так Владимир Чернов обнаружил в приглашении на семейный ужин не только родственный, но и коммерческий интерес, отчего его намерение прокатиться за город только окрепло.

В пятницу после обеда он закинул «дипломат» с документами в багажник «мерседеса» и плюхнулся на заднее сиденье машины, предоставив место шофера своему телохранителю Максу. Чернов облегченно вздохнул и ослабил узел галстука. Рабочая неделя закончилась, начинался беззаботный уик-энд.

Когда черновский «мерседес» тронулся с места, красный «вольво» Лины, младшей сестры Владимира, уже мчался по пригородной дороге совсем недалеко от конечной цели путешествия — Варенина.

Светлана Чернова со своей дочерью Алисой в это время покупала себе билеты на электричку в кассе Белорусского вокзала.

Дмитрий Чернов, брат Владимира и Лины, пустился в путь позже остальных. В три часа дня он наскоро перекусил в «Макдональдсе» у спорткомплекса «Олимпийский», потом с полчаса инструктировал своего зама Бондаря, что делать во время отсутствия собственной персоны, если, не дай Бог, что вдруг случится в выходные. Он не собирался долго задерживаться в Варенине у отца, но мало ли… Дмитрий привык готовиться к любым неожиданностям — к такому образу жизни его привел опыт прошлой и настоящей работы. Он покончил со своими делами только в начале пятого и с чистой совестью уселся за руль темно-зеленого «альфа-ромео».

Стараясь наверстать упущенное время, Дмитрий торопился, и поэтому не слишком удивился, когда на выезде из города его тормознул постовой гаишник. Сержант настороженно наблюдал, как здоровый тип в черных джинсах на подтяжках и в свободной белой рубашке, распахнутой на груди, лениво выбирается из машины.

Милиционер еще не успел произнести ни слова, как получил в руки права. Раскрыв корочки из мягкой черной кожи, он первым делом увидел небольшую цветную фотографию, запечатлевшую четверых серьезных мужчин в костюмах на фоне «мерседеса» с правительственными номерами. Один из четверых стоял сейчас перед постовым и хладнокровно жевал резинку. Другого сержант не знал, а вот еще двое были ему хорошо известны. Естественно, не лично, а по телевизионным программам новостей и статьям в газетах. Постовой плохо представлял, что могло связывать этих двоих, мягко говоря, известных людей и водителя «альфа-ромео», имевшего внешность средней руки рэкетира. Но он верно оценил ситуацию и предпочел этим даже не интересоваться и молча протянул права водителю. Тот равнодушно кивнул, воспринимая все произошедшее как должное, и сел за руль.

Фотография была сделана несколько лет назад дешевым «Полароидом», но времени, денег и нервов она сберегла Дмитрию Чернову предостаточно. Фотографировались недалеко от Кремля, за месяц до того, как Дмитрий официально оставил Комитет, что, впрочем, не мешало ему впоследствии поддерживать связи со многими старыми знакомыми, в том числе и теми, что улыбались в объектив фотоаппарата на фоне «мерседеса».

Быстрая карьера Дмитрия Чернова в Комитете никого не удивляла — отцовская поддержка чувствовалась во всем, а в начале восьмидесятых генерал Чернов был еще в силе. Однако именно легкое и беспроблемное продвижение вверх по служебной лестнице вышло Диме боком — он потерял интерес к своей работе и при первой подходящей возможности соскочил на сторону.

По прошествии лет Дмитрий не сожалел о сделанном, в отличие от отца, который весьма резко высказал сыну свое неодобрение и разорвал с ним всякие отношения. Тем временем за Дмитрием последовали многие, видя, как рушится старая система, и делая разумный вывод о необходимости реализовывать свои специфические способности в другом месте. Пора было заботиться о себе, а не о государстве, и тут Чернов-старший совсем «не просекал ситуацию».

В своих усилиях по освоению нового дела Дмитрий Чернов оказался одним из самых первых и самых удачливых. С течением времени он создал мощную организацию, контролировавшую основные московские таможенные терминалы, через которые проходили миллиардные грузы. Дмитрий одинаково легко зарабатывал деньги на обеспечении сохранности груза и на его таинственном исчезновении по пути из аэропорта. Он соглашался отыскать потерянный (при его же собственном участии) контейнер или разгромить груз конкурирующей фирмы — лишь бы это хорошо оплачивалось. Недостатка в предложениях не было.

Дмитрий имел официально зарегистрированную контору, а Бондарь был его заместителем не только по основной работе, но и числился таковым по бумажкам нескольких товариществ с ограниченной ответственностью.

Эта карьера далась Дмитрию тяжелее, большим потом и даже кровью, но он и дорожил ею больше, нежели офицерскими погонами. Здесь ежедневно приходилось рисковать, но именно это Дмитрий мог признать настоящей жизнью. Он платил кровью не за соблюдение таинственных государственных интересов, а ради своего благополучия. А себя он любил гораздо больше, чем государственные интересы всех стран вместе взятых.

В гости к отцу его погнали особые побуждения, и уж никак не родственные — с Леонидом Владимировичем он не разговаривал уже лет пять. Здесь был интерес иного рода.

Обреченный своей деятельностью на ежесекундный самоконтроль и постоянную подозрительность, Дмитрий тщательно анализировал все факты своей опасной жизни, ища в случайных встречах и происшествиях ниточки тайно готовящейся ловушки. Пара бессонных ночей привели его недавно к любопытной мысли. Пока это было лишь гипотезой, но с каждым днем она казалась все более вероятной.

Как и большинство криминальных авторитетов столицы, Дмитрий был вынужден терпеть слежку и периодические наезды ментов, но за последнее время этот прессинг стал чрезмерно жестким и мелочным. Не будучи склонным признавать существование случайностей, Чернов основательно задумался над извечным вопросом: кому это выгодно? И тут неожиданно у него в мозгу сложилась четкая картинка: седой, высушенный временем старик, сидя в кресле своего загородного дома, дергает за ниточки ментовской паутины. Старик при этом гнусно улыбался, и Дмитрий понял, что это — его отец.

Пораскинув мозгами, Дмитрий сообразил, что если бы Чернов-старший действительно задался целью продемонстрировать сыну «кто есть ху», то он смог бы организовать такое мероприятие до безобразия просто. Связей у пенсионера хватало, и было достаточно одного-единсгвенного телефонного звонка, чтобы кто-нибудь из бывших подчиненных генерала Чернова, нынче проживающих в Кремле, распорядился взять Дмитрия в оборот.

Сначала Чернов-младший едва не задохнулся от ненависти к престарелому родителю, но потом, немного успокоившись, признал, к чести генерала, что тот снова провел сыночка как малолетку… Дмитрий не скрывал пренебрежения к отцу, который продолжал цепляться за прошлое, когда все его коллеги уже устремились к новым возможностям, к будущему. «Ты не видишь, что никто уже не хочет надрываться за ордена или благодарности, все хотят конкретно — машину, дом, счет в швейцарском банке! Вот о чем надо думать! А уж ты со своими возможностями мог бы развернуться! Ты как собака на сене — сама не жрет и другим не дает…» — раздраженно высказал Дмитрий отцу во время их последней беседы. «Я дам, я тебе сейчас дам», — приятным мягким голосом ответил генерал и запустил в сына пресс-папье в форме крейсера «Аврора», которым был премирован к какой-то годовщине Октябрьской революции. Дмитрий увернулся, и пресс-папье влетело точнехонько в стекло книжного шкафа, где на полках стояли все пятьдесят с лишним томов Полного собрания сочинений Ленина. На этом разговор закончился, как закончились и взаимоотношения Леонида Владимировича Чернова со своим сыном.

Дмитрий с тех пор открыто называл отца старым мудаком, который не видит собственной выгоды. И вот теперь Чернов-младший основательно призадумался: а был ли его отец выжившим из ума идиотом? И не находится ли Дмитрий вместе со всей своей конторой под колпаком у отца, который лишь до поры до времени держится в тени?.. Что он потребует, когда выйдет на свет и покажет коготки? Дмитрий недолго думал над этим вопросом: отец потребует все. Он захочет иметь власть над всей организацией, которую Дмитрий создавал столько лет и такими трудами. Хитроумный же папа палец о палец не ударил, зато как истинный комитетчик был в курсе всех дел.

Это была такая проблема, что, размышляя над ней, Дмитрий стал терять в весе и пропустил два сеанса в тренажерном зале, чем вызвал испуг у Бондаря. Но Дмитрий привык решать все быстро и просто. Он был готов потратить вечерок на то, чтобы лаской или силой выбить из старика дурь и выяснить, правильно ли вычислил надвигающуюся опасность или это начинающаяся паранойя. Приглашение провести уик-энд в кругу семьи за городом подоспело как нельзя кстати.

Теперь он торопил свой автомобиль по направлению к Варенину, думал о будущем разговоре с отцом, о своих вопросах и его ответах. Пистолет «ТТ» с глушителем лежал в тайнике между сиденьями. Опыт Дмитрия показывал, что это лучшее средство в поисках истины.

Пока Чернов терял время у поста ГАИ, его обогнала белая «девятка». Человек за ее рулем испытывал некоторое неудобство, так как за десять месяцев пребывания в Англии отвык от правостороннего движения. Он вообще уже начал отвыкать от России, проживая последнее время в Западной Европе, так что послание Леонида Владимировича приятно удивило его своей почти британской четкостью, изяществом и лаконизмом. Генерал на пенсии Чернов писал следующее:

«Глубокоуважаемый Сергей Михайлович!

Возможно, мое имя Вам ни о чем не скажет, но возьму на себя смелость напомнить Вам, что некоторое время назад я и Вы имели счастье работать в одном учреждении на благо Отечества. К сожалению, в те дни Ваш покорный слуга не имел счастья быть с Вами близко знакомым, так как по роду деятельности занимался несколько другими вопросами. В последнее время Ваше имя получило широкую известность в связи с опубликованием нескольких Ваших трудов, посвященных деятельности вышеупомянутого учреждения. Я с большим интересом ознакомился с Вашими произведениями, и хотя не во всем согласен с выводами, в целом считаю литературно-публицистическую деятельность Вашу исключительно ценной и заслуживающей внимания.

Узнав о Вашем визите в Россию в ближайшее время, я почел бы за большую честь принять Вас в собственном доме недалеко от Москвы. Возможно, что и для Вас эта беседа представляла бы определенный интерес, так как после сорока лет службы в называвшемся учреждении я обладаю достаточными познаниями и опытом, чтобы занять такого собеседника, как Вы.

Примите уверения в совершеннейшем к Вам почтении

Леонид Владимирович Чернов».

Генерал скромничал: конечно же, его имя было известно далеко за стенами Комитета. И конечно же, бывший полковник КГБ Сергей Михайлович Костенко, получив это послание, заволновался. Ему чрезвычайно захотелось встретиться и побеседовать с генералом Черновым. Хотя бы потому, что больше никто из бывших коллег не желал общаться с человеком, который в советское время был заклеймен как изменник Родины и перебежчик, а заочно приговорен к расстрелу. Потом обвинение с него было снято, так как исчезло государство, которому он изменил. Бывшему полковнику Костенко разрешили въезд в Россию, его книги перевели на русский, но презрительное отношение коллег осталось. И письмо Чернова было просто подарком, от которого Костенко не мог отказаться.

Генерал оказался настолько любезен, что заказал для гостя машину в прокатном бюро. Пройдя в Шереметьеве таможенный и паспортный контроль, Костенко быстро отыскал на стоянке предназначенную ему «девятку» и отправился в Варенино, резиденцию генерала. Это тоже было очень по-английски: загородный дом, парк, генерал на отдыхе после ратных трудов.

Визитом к генералу он намеревался не только утолить жажду общения. Мировая общественность в лице нетерпеливого издателя ждала от Костенко новых разоблачений КГБ, и поскольку в предыдущих книгах он уже рассказал все, что знал, то необходимость нового материала погнала Костенко в Россию. Беспокоило одно: насколько было известно, генерал Чернов никогда не работал с зарубежной агентурой, он достаточно долго занимался диссидентами в семидесятые годы. Но на безрыбье — и рак рыба.

Получив от Чернова приглашение, Костенко поначалу удивился: генерал в прошлом имел репутацию «зубра», никогда не заигрывал с демократами, а в конце восьмидесятых при упоминании Горбачева тихо скрежетал зубами. Но бывший полковник решил, что времена меняются, а генералы тоже люди и тоже хотят есть. «Интересно, сколько он запросит за свои воспоминания?» — подумал Костенко.

До Варенина оставалось меньше десяти километров, Костенко ехал не спеша и настраивался на долгую обстоятельную беседу. В чемодане на заднем сиденье лежал диктофон и десять кассет. Вскоре эти кассеты должны были вместить на пленку содержание будущего бестселлера.

«Можно сначала написать книгу на основе рассказов Чернова, — прикидывал Костенко. — А потом издать и генеральские мемуары в чистом виде. При моем редактировании, конечно…»

Это было последнее, о чем успел подумать в своей жизни бывший полковник КГБ Сергей Костенко. Заложенное под водительским сиденьем взрывное устройство среагировало на посланный радиосигнал, и в следующую секунду кресло вместе с водителем было подброшено вверх. Костенко ударился головой об потолок салона, свернул шею и умер раньше, чем почувствовал боль от пожирающего его тело огня.

«Девятка» развернулась поперек дороги и застыла, испуская в небо столб черного дыма.

Дмитрий Чернов с любопытством посмотрел на суетящихся у горящей машины людей, но проехал мимо, решив, что это не его дело.

Он ошибался.

 

Глава вторая, в которой гости ведут непринужденную светскую беседу

— О Господи, и Димка приперся! — удивился Владимир, наблюдая, как «альфа-ромео» въезжает в распахнутые ворота усадьбы.

Это была настоящая помещичья усадьба, построенная в начале прошлого века, — двухэтажный особняк с колоннами, парк с небольшим прудом, и все это великолепие ограждалось от внешнего мира двухметровой каменной стеной, кое-где, правда, уже подразвалившейся.

Дом и парк также пребывали не в лучшем своем состоянии, и те, кто владел усадьбой лет этак сто назад, немало бы возмутились, узрев такое положение Варенина. Но именно благодаря бесхозности и запустению, в котором усадьба пребывала последние лет десять, Леониду Владимировичу Чернову удалось в свое время отхватить эти обветшавшие райские кущи для себя в качестве дачи при условии реставрации особняка как памятника архитектуры.

Но через год после того, как генерал вступил во владение, у него отнялись ноги. Теперь он передвигался только в специальном кресле с электромотором, выписанным из Германии. И уж, конечно, ему было не до реставрационных работ.

Никто другой пока на Варенино не претендовал, и генерал спокойно доживал остаток дней в этом дивном месте, наслаждаясь уединением, покоем и даже некоторой роскошью: четырнадцать комнат на каждом этаже — 'это не то что шестьдесят квадратных метров общей площади, имевшихся у Чернова в Москве.

Генерала пока не было видно, и Владимир не спешил с ним увидеться: он ходил у парадных дверей особняка, как кот у крынки со сметаной, вожделенно разглядывая недвижимость.

— Да-а, — с завистью протянул он, осматривая облупившийся фасад: гипсовые львы уже стали где серыми, а где и черными от ірязи и пыли. — Это какой же дворец пропадает… Тут же можно… — у него даже не сразу нашлись слова для описания того, что он хотел бы сделать в Варенине. — Загнать сюда на месяц бригаду турок — и просто королевские хоромы будут.

— И кто же, интересно знать, будет здесь королем? — поинтересовался с ехидной физиономией Дмитрий. Он вразвалку подошел к старшему брату и легко хлопнул того по плечу.

Владимир насупился: он всегда чувствовал себя неуютно в компании младшего брата, который был смелее, хитрее и попросту сильнее, чем он. Вот и теперь, стоя у собственного «мерседеса», в костюме от Армани и туфлях от Гуччи, с «Роллексом» на левом запястье, да еще со шкафоподобным Максом за спиной, Владимир все равно чувствовал себя неуверенно и настороженно рядом с младшеньким. Дискомфорт в его настроение внесло прикосновение могучей лапы Дмитрия, у которого из расстегнутой рубахи виднелась волосатая грудь, джинсы висели на каких-то многоцветных легкомысленных подтяжках, а челюсти ритмично двигались, занятые жевательной резинкой. От Дмитрия исходила какая-то первородная, почти животная сила, он выставлял напоказ то, что Владимир тщательно скрывал под стандартной бизнес-упаковкой.

Макс тоже нахмурился, и не только от проявления панибратства к своему хозяину, он вообще болезненно реагировал на людей, которые были так же сильны, как и он. Смотря по телевизору шоу «Гладиаторы», он постоянно испытывал желание перестрелять всех этих улыбающихся накачанных сволочей, которые составляли ему заочную конкуренцию.

Но по отношению к Дмитрию Чернову приходилось соблюдать правила вежливости, и Макс только чуть скривил уголки рта в презрительной усмешке.

Дмитрий не обратил на гримасы охранника ровно никакого внимания, для него здоровенного детины за спиной брата словно не существовало.

— Себя, что ли, в короли метишь? — усмехнулся Дмитрий.

— Нет, это я так, к слову, — пожал плечами Владимир, мысленно проклиная себя за проявленную слабость, надо было резать прямо в глаза: «Да, это все будет моим!» — Жалко смотреть, как пропадает… — он сделал широкий жест, указывая и на особняк, и на одичавший парк с давно не стриженным газоном, и на грязный пруд, и на ржавые металлические ворота усадьбы, через которые пять минут назад въезжал Дмитрий.

— А что же этот, как его, Василий, не следит тут за порядком?

Василием звали старшину запаса внутренних войск, который последние годы жил вместе с генералом, будучи одновременно и ординарцем, и домработником.

— Так у него же не десять рук, — ответил Владимир, глядя, как из дома по ступеням на лужайку спускаются Светлана и ее дочь.

Двоюродной сестре Владимира и Дмитрия было уже чуть за сорок, но выглядела она значительно моложе, так что голубые джинсы и светло-синяя рубашка навыпуск были вполне уместны. Двигалась она быстро, энергично размахивая руками и что-то рассказывая дочери.

Алиса для своих десяти лет была довольно рослой девочкой и, как мать, — худощавой. На этом сходство Светланы с дочерью заканчивалось — во всем остальном верх взяли гены отца, офицера из Саудовской Аравии, обучавшегося в начале восьмидесятых в Академии Генерального штаба. От него Алиса и унаследовала смуглую кожу, курчавые волосы и какой-то странный разрез глаз, не европейский и не азиатский.

— И они здесь? — поднял брови Дмитрий.

— А как же. Вся семья в сборе…

— Ничего себе, — тут Дмитрий еще больше утвердился во мнении, что с отцом творится что-то неладное. Светлана Чернова находилась в более продолжительной и суровой опале, нежели он сам, и ее появление здесь, да еще с дочерью, походило на мираж. Или на полный переворот в мыслях старика, что было совершенно невероятным.

В Дмитрии отец всегда подозревал скрытого нигилиста и циника, для которого святые понятия «дом» и «семья» — просто пустой звук, поэтому их разрыв был только делом времени, а когда он все-таки произошел, то никто особо не удивлялся.

Светлана была другой. Или казалась другой, сейчас в этом разобраться вряд ли бы кто сумел. Ее отец, старший брат Леонида Владимировича Чернова, тоже офицер КГБ, погиб во время венгерских событий 1956 года, оставив после себя годовалую дочь. Мать Светланы вскоре покончила с собой при невыясненных обстоятельствах, так что девочка воспитывалась в семье Леонида Владимировича и росла вместе с Владимиром и Ангелиной. И если Дмитрий или Лина еще могли позволить себе изредка вступить в перебранку с отцом, то для Светланы не было, пожалуй, более авторитетного и уважаемого человека, чем Леонид Владимирович.

Она закончила ГИТИС и затем несколько лет играла вторые роли в одном московском театре, вышла замуж за актера из того же театра, но через два года развелась. Все то время Светлана была гораздо близкой Леониду Владимировичу, нежели кто-то из его родных детей.

Когда Светлане исполнилось тридцать лет, ее жизнь изменилась так круто, что она сама не могла бы и представить раньше подобный поворот событий.

Невероятно стремительный и страстный роман с офице-ром-арабом, обучавшимся в Москве, увлек ее. Она не подозревала, что окажется способной на столь искреннее и всепоглощающее чувство. В то же время обнаружилось, что и Леонид Владимирович не подозревал, что его приемная дочь и племянница способна пасть так низко. Но он недооценил решительность Светланы, а она — степень гнева генерала.

Чернов не считал себя расистом и даже как-то написал статью о дружбе народов и ленинской национальной политике, но он терпеть не мог евреев, и арабы казались ему не многим лучше. Азербайджанцы, правда, были еще хуже.

Пока Светлана ограничивалась обычной любовной связью, генерал скрипел зубами, но терпел. Однако стоило завести разговор о браке и последующем отъезде за границу с мужем, Чернов вышел из себя, наорав на Светлану так, как орал только на допросах.

— Это только бляди с чернокожими путаются! — кричал он. — Ты что, блядь?! Или ты советская актриса? Где твоя совесть?! За сколько ты ему Родину продала, дура?!

За все двадцать пять минут яростных криков и оскорблений Светлана не произнесла ни слова, и Чернов ошибочно подумал, что она все поняла и признала свою неправоту. Но генерал поторопился. Реакция Светланы на его крик оказалась прямо противоположной: через два месяца после той памятной беседы она оформила свой брак с арабом и даже прислала Леониду Владимировичу приглашение на свадьбу, что было воспринято генералом как смертельное оскорбление. Еще через полтора года родилась Алиса. Еще через год муж Светланы разбился на МиГе во время тренировочного полета. Светлана с дочерью остались жить в Москве. Она ушла из театра и зарабатывала на жизнь, озвучивая рекламные ролики на радио. Всего лишь один раз Светлана пыталась поговорить с отчимом по телефону, но тот бросал трубку, едва услышав ее голос.

Примерно год спустя к ней заехал Владимир и после долгих и неуклюжих вступлений сообщил, что ему поручено передать Светлане от Леонида Владимировича несколько слов. Отчим просил Светлану усвоить раз и навсегда: ей надлежит забыть о своей бывшей семье и больше не пытаться с ней контактировать, она — предательница светлой памяти своего отца и никогда не искупит этого предательства, лучше бы она тогда уехала из страны, потому что таким, как она, здесь не место… Всего в заявлении отчима было семь пунктов, и все они содержали одно и то же: ненависть и презрение. Владимир пересказывал послание отца, намеренно глядя в сторону и, видимо, опуская самые сильные выражения. Голос его оставался ровным и спокойным.

Светлана выслушала послание так же невозмутимо, как и давнюю речь Леонида Владимировича. Через несколько недель она снова взяла себе девичью фамилию — Чернова. И уже больше никогда не пыталась позвонить отчиму или встретиться с ним.

— А еще кто здесь? — спросил Дмитрий, глядя на удаляющихся по асфальтовой дорожке в сторону парка Светлану и Алису.

— Еще Лина, — сказал Владимир, оценивая красный «вольво» сестры, стоявший рядом с его «мерседесом».

— С мужем? — скривился младший брат.

— Нет, одна.

— Слава Богу, — облегченно вздохнул Дмитрий. — Теперь он может не беспокоиться за свое здоровье. А то ведь у меня есть постоянное и очень сильное желание проломить этому лидеру его крашеную башку.

— За что? — усмехнулся Владимир, защищая Аркадия, мужа Лины, известного дизайнера и бисексуала. — Такого лапочку…

— Вот как раз за то, что он такой лапочка и такой лидер, — с ненавистью ответил Дмитрий. — А с кем же тогда Линка притащилась? А то ведь я газет не читаю, не в курсе, с кем ее застукали в последний раз в мужском туалете какого-то там клуба…

— Не в мужском туалете, — мягко улыбнулся Владимир, давая понять, что легкие шалости младшей сестры, известной модели, ему понятны и он вполне может их простить. — Это было в гримуборной.

— Все равно, нечего трахаться при открытых дверях, чтобы твою голую задницу фотографировали все кому не лень, а потом эти снимки печатали на первых страницах.

— Тут я не спорю. Но только кто ее знает? Может быть, она специально подставилась, чтобы привлечь к себе интерес? В их кругах это позволяется.

— Этому она научилась от своего мужа-пидера. И это еще одна причина, чтобы проломить ему череп, — решительно погрозил кулаком в неопределенном направлении Дмитрий.

— А что касается ее нынешних постельных дел, — Владимир изящно вернулся к началу беседы, чтобы не останавливаться на опасной теме, — то я тут тоже отстал от жизни и последних новостей не знаю. Возможно, у нее кризис на постельном фронте…

— Сказал бы я, что у нее на постельном фронте… — буркнул Дмитрий и посмотрел на часы: была половина седьмого. — Долго мы еще будем дышать свежим воздухом?

— Понятия не имею. Может, и долго.

— Не понял. Отец-то что сказал, когда нам заходить?

— Отец ничего не сказал.

— Почему?

— Его нет дома.

Дмитрий вытаращил глаза:

— Ты хочешь сказать, что он на этой своей каталке поехал прогуляться по ближайшим магазинам?

— Э-э-э, — укоризненно покачал головой Владимир, — остряк-самоучка. Отца просто нет дома. Василий Иванович иногда вывозит его прокатиться на машине. На природу или по делам. Скоро должны вернуться.

— Василий Иванович… С таким именем он сам должен командовать, а отец у него должен суетиться в денщиках, а не наоборот, — Дмитрий вздохнул. — Это значит, что мне придется проторчать здесь до утра. А я-то понадеялся быстро обернуться туда-сюда… Нет, как только связываешься с отцом, немедленно начинаются неприятности! Какое-то проклятие семьи Черновых… Тебе не кажется, Вова?

— Нет, не кажется.

— Ну да, ты же примерный сынок, любишь папу… Слушай, а как же вы тогда в дом попали?

— Было открыто. На столе в холле — записка.

— Какая записка?

— Шойдем, прочитаешь.

И братья в сопровождении Макса поднялись по ступеням в прохладный полумрак особняка.

 

Глава третья, в которой ожидание становится томительным

— Что это вы тут в темноте сидите? — недовольно поинтересовался Дмитрий, войдя с улицы в просторный холл, куда из-за плотно занавешенных окон почти не пробивался дневной свет. Можно было рассмотреть большой круглый стол и расставленные рядом пять кресел. Четыре из них оставались пустыми, а в пятом сидела эффектная молодая женщина с длинными темными волосами. Она курила, полузакрыв глаза и небрежно закинув ногу на ногу. Услышав вопрос Дмитрия, Лина бросила взгляд на вошедших и негромко, с придыханием сказала:

— Я люблю темноту.

— Похоже, тебя взяли сниматься в эротическом триллере, — съязвил Дмитрий и щелкнул выключателем, но маленькой двухламповой люстры под потолком оказалось недостаточно, чтобы осветить весь холл. Темнота не исчезла, а лишь затаилась по углам, открыв для обозрения внутренний интерьер особняка. Как и снаружи, внутри дом производил впечатление неухоженности и упадка. Кое-где были выбиты половицы паркета, пол жутко скрипел под ногами, а мебель покрывал толстый слой пыли.

Лина в светло-коричневом легком костюме, сжимающая сигарету «Голуаз» кольцом ярко накрашенных губ, выглядела здесь принцессой на свалке старых игрушек. Она выпустила кольцо дыма и приняла вызов брата:

— Скорее всего в триллере будешь сниматься ты. В роли сексуального маньяка, который стал маньяком потому, что ни одна нормальная женщина не согласится иметь дело с таким уродом. И знаешь, Дима, тебе совершенно не понадобится грим.

— Узнаю любимую сестру, — развел руками Дмитрий. — Всегда у нее готовы изящные комплименты для родных и близких…

— От тебя научилась.

— А что это ты сегодня без эскорта? — спросил Дмйтрий, усаживаясь в кресло напротив сестры. — Я как-то видел тебя по телевизору, там вокруг тебя кривлялась целая толпа размалеванных лидеров во главе с твоим муженьком. Потеряла по дороге?

— А я и не знала, что ты смотришь телевизор, я думала, что тебя интересуют только стриптиз-клубы, куда ты таскаешься с дешевыми проститутками и качками с бычьими загривками и такими же глазами.

— Ты почти угадала. Я смотрел канал для сексуально озабоченных в два часа ночи, и там показывали тебя. И твоего благоверного. Я так расстроился, что он не приехал!

— С чего это?

— Он мне понравился в той передаче, и я решил наконец поменять свою сексуальную ориентацию, — притворно вздохнул Дмитрий. — И заново начать половую жизнь. С твоим мужем.

— Идиот, — спокойно отозвалась Лина.

— Я просто надеялся, что папа где-нибудь через подслушивающее устройство наслаждается моей речью. И жалеет, что я не умер маленьким.

— Все равно идиот.

— Зато я честен! И не прячу свой идиотизм под маской грандиозного интеллекта, как вы!

— Хватит придуриваться, — нарушил его выступление Владимир. Но Дмитрий не желал успокаиваться:

— А куда ты, кстати, дела нашего папочку?!

— Я же тебе говорил, — снова вмешался Владимир. — Вон там на столе лежит записка. И вообще, заканчивай свое представление из жизни шизофреников. Сейчас придет Алис-ка и будет думать, что двоюродный дядя у нее — придурок.

— Чем раньше она узнает горькую правду, тем лучше, — Дмитрий зацепил двумя пальцами листок бумаги и поднес к глазам. — Итак, что же пишет наш любимый папа своим возлюбленным детям? — риторически вопросил Дмитрий. — О, да он ничего им не пишет! Это не его почерк! Это почерк любимого денщика любимого папы. И о чем он нас уведомляет?

Василий Иванович сообщал следующее:

«Уважаемые Владимир Леонидович, Дмитрий Леонидович, Ангелина Леонидовна, Светлана Ивановна, Аркадий Витальевич и Сергей Михайлович!

От имени Леонида Владимировича и от своего собственного извиняюсь, что заставили вас ждать. Нам пришлось срочно выехать по делу в Звенигород, но к семи вечера мы обязательно вернемся. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Ждите нашего возвращения.

По поручению Л. В. Чернова — В. И. Конюшенко».

— Ну Вася тут намудрил, — Дмитрий отбросил листок в сторону. — Наприглашал всяких разных… Аркадий Витальевич, пидер крашеный, не явился. А кто такой Сергей Михайлович?

— Понятия не имею, — развел руками Владимир, садясь в кресло. — Кто-то из сослуживцев, наверное.

— Вряд ли, — не согласился Дмитрий. — Следуя принципу, по которому приглашались все остальные, этот несчастный Сергей Михайлович тоже нахлебался немало дерьма от нашего папаши.

— Дождешься его и спросишь сам, — ответил Владимир.

— Минутку, — оживился Дмитрий, — там ведь было сказано: чувствуйте себя как дома.

— Допустим, — непонимающе посмотрел на брата Владимир. — Ты это к чему?

— Мы что, будем просто сидеть и ждать? У себя дома я никогда не сижу сложа руки! — Дмитрий вскочил и ринулся вглубь по коридору.

— Куда это ты? — забеспокоился Владимир, но его младший брат уже скрылся из виду.

— Пошел искать развлечений, — пояснила Лина. — Он же без этого не может. Теперь будет развлекаться сам и развлекать нас.

— Вы уже за столом? — спросила появившаяся в дверях Светлана.

— Ждем-с, — Владимир сделал жест рукой, приглашая ее присоединиться.

Светлана заняла свое место за столом, а рядом с ней уселась Алиса, увлеченно нажимая на кнопки «Геймбоя» и не обращая внимания на взрослых.

Минут через пять с шумом и грохотом появился Дмитрий, таща два набитых доверху полиэтиленовых пакета.

— Василий Иванович — очень умный мужик, — заявил

Дмитрий. — Он так спрятал холодильник с продуктами, что даже я его не сразу отыскал, но все-таки нашел!

Он принялся выгружать на стол свою добычу: две бутылки водки, бутылку шампанского, литровую бутыль спирта «рояль», палку сервелата, рыбный рулет, крабовые палочки и упаковку йогурта.

— Хлеба в этом доме не держат, — пояснил он. — Я подумал: раз уж нас не встретили празднично накрытым столом, как положено, так придется сделать его самим. Ну что, будем дожидаться хозяев или приступим сразу сейчас?

— А во сколько они обещали вернуться? — спросила Светлана, изучая «волшебный портрет» Распутина на бутылке водки.

— В семь. Через десять минут.

— Странно все это, — медленно произнесла Светлана.

— Что именно? — Дмитрий, не дожидаясь общественного одобрения, уже приступил к откупориванию шампанского.

— Странно то, что он нас всех сюда пригласил. Странно, что его сейчас здесь нет. Насколько я помню, точность входила в число его привычек. Как ты думаешь, Дима, зачем он нас сюда пригласил? Зачем он позвал тебя, с которым разругался насмерть, меня, которую обозвал последними словами и выгнал из семьи. Лину с мужем, хотя именно ее мужа он терпеть не может…

— Как и я, кстати, — встрял Дмитрий. — И не забудь еще некоего Сергея Михайловича.

— Это еще кто такой?

— Не знаю. Но он значится в списке приглашенных.

— И Димка на этом основании считает, что он тоже пострадал от папы, — уточнила Лина.

— Так вот, — продолжила Светлана. — Он так долго без всех нас прекрасно обходился… Что случилось? С чего вдруг такая отеческая любовь?

— Ну я же тебе говорил, — посмотрел на нее как на непонятливого ребенка Владимир.

— Повтори, я не слышала, — подала голос Лина.

— Вероятно, отец себя плохо чувствует, он знает, что ему недолго осталось. Вот и решил со всеми попрощаться, помириться. Уйти спокойно, с чистой совестью.

— Можно начинать смеяться? — скорчил клоунскую физиономию Дмитрий.

— А что тут смешного? — возразил Владимир. — Вы из отца делаете прямо какое-то чудовище, честное слово…

— Конечно, конечно, — закивал Дмитрий. — Ты же был его любимчиком, с тобой он мог и не показывать зубки. Когда я был маленьким, я тоже думал, что папа — самый умный и самый добрый. А когда вырос, то понял, каким дураком был раньше. Потому что за каждый свой самостоятельный шаг получал от папы по башке. А она у меня — единственная. Так что, Вова, папа у нас умный, тут я не спорю. Но не добрый. И вряд ли он будет перед нами извиняться.

— Так зачем же, по-твоему, он нас позвал?

— А затем, чтобы еще раз всех нас облить дерьмом с ног до головы. А потом с чистой совестью, тут ты правильно сказал, помереть. Вот это было бы в его стиле.

— Ах ты скотина, — сказал Владимир, но особенного возмущения в его голосе не было.

— Да, это — я, — подтвердил Дмитрий, и пробка с громким хлопком вылетела из бутылки с шампанским. — Но хватит о грустном!

— Ас чего веселиться? — Светлана чуть прищурилась, глядя на двоюродного брата, и от этого морщины на ее лице стали заметнее.

Дмитрий открыл рот, чтобы ответить, но тут раздался хлопок, и куда более громкий, чем при откупоривании шампанского. Владимир испуганно вздрогнул и огляделся по сторонам.

— Дверь, — объяснил ему Макс.

— Что?

— Дверь закрылась.

Действительно, массивная входная дверь, до последнего момента остававшаяся чуть приоткрытой, позволяя видеть кусочек темнеющего летнего неба, теперь была закрыта.

— Наверное, ветром, — успокоил хозяина Макс.

— А я уж подумал… — Владимир облегченно улыбнулся.

— Что ты подумал? Испугался, что папа приехал, да? — продолжал подначивать старшего брата Дмитрий. — Он же не чудовище, что же ты?

Владимиру захотелось двинуть младшенькому по губам, чтобы тот заткнулся хотя бы до утра. Но сдержался, так как в этом случае рисковал сам остаться без зубов. Давать подобные поручения Максу он тоже не стал.

— Ох, блин, — спохватился Дмитрий. — Бутылки-то я притащил, а стаканы?!

— Лучше фужеры, — заметила Лина.

— Что найду, то принесу, — пообещал Дмитрий и направился по коридору, когда громкий, резкий и нескончаемо длинный звонок ударил по ушам и по нервам собравшихся, заставляя испугаться уже не только Владимира.

 

Глава четвертая, в которой выясняется, что дела обстоят куда хуже, чем можно было предположить

Это звучало так, будто десяток ржавых кастрюль разом рухнули на кафельный пол и теперь агонизировали там в страшных конвульсиях, истошно трезвоня всему свету о своих муках. Светлана поморщилась и прикрыла уши ладонями, ожидая, пока тошнотворный звук не прекратится, но тот и не думал заканчиваться, зарядив, как долгий летний дождь.

Первым решился действовать Дмитрий. Он завертелся на месте, пытаясь определить, откуда идет звук, потом рванулся в коридор и наугад распахнул двери нескольких комнат. Наконец он сообразил, в чем дело, и рванул на кухню, рыская глазами по стенам.

Огромный будильник, похоже дореволюционного производства, стоял на полке для специй и не собирался умолкать. Он продолжал верещать и тогда, когда Дмитрий аккуратно снял его с полки. После того как Дмитрий с размаху швырнул будильник об стену, ему пришлось замолчать. Он разлетелся на составляющие части, и в доме воцарилась дол-гожданная тишина.

— Не надо было аппетит портить, — высказал свое раздражение обломкам будильника Дмитрий и тут заметил, что вместе с источником беспокойства смахнул на пол и большой белый конверт.

Он наклонился и поднял свою находку. Конверт был заклеен, на нем отсутствовали марки, имя адресата было написано от руки. Прочитав его, Дмитрий удивленно покачал головой:

— Писатели…

Тем временем сидевшие за столом обменивались впечатлениями.

— Сумасшедший дом, — сказала Светлана. — Хозяина нет, двери хлопают, звонки звонят… Черт-те что!

— А я подумала, что это пожарная сигнализация сработала, — рассмеялась Лина. — У нас в офисе как раз на днях проверяли сигнализацию — очень похоже.

— На старости лет он стал графоманом, — сообщил Дмитрий, возвращаясь в холл. — Вот! — Он продемонстрировал обнаруженный на кухне конверт. — Еще одно послание, теперь уже его рукой.

— А что там все-таки звенело? — поинтересовался Владимир.

— Будильник, — пояснил ему младший брат. Владимир посмотрел на часы. «Роллекс» показывал три минуты восьмого. Отец задерживался.

— А где письмо оказалось?

— Там же, на кухне, — отмахнулся Дмитрий. — Давайте лучше прочитаем это произведение. Значит, так, — он посмотрел на имя адресата. — Адресовано всем присутствующим, а также отсутствующим здесь Аркаше и неизвестному Сергею Михайловичу. Вскрываем…

Он надорвал конверт сбоку и вытащил оттуда два густо исписанных листка бумаги.

— Ого, объем растет, — прокомментировал Дмитрий. — Тут уже целый роман.

— Ну так читай, — поторопила его Светлана.

— С удовольствием, — Дмитрий откашлялся. — Так… «Дорогие Володя, Дима, Лина, Света, Аркадий и Сергей Михайлович!»

— Нет, — оторвался от письма Дмитрий. — Это не отец писал, это какой-то Дед Мороз. Когда отец последний раз называл меня Димой, я еще ходил в детский сад.

— Не паясничай, — оборвала Лина. — Читай дальше.

— Ладно, ладно… Значит, так, дорогие, это я уже читал…

«Прошу вас со всей серьезностью отнестись к этому

письму, хотя, может быть, некоторым из вас оно покажется бредом выжившего из ума старика.

Я очень виноват перед вами всеми…»

— Сейчас разверзнутся небеса, и курс рубля резко пойдет вверх, — снова прокомментировал прочитанное Дмитрий.

«Я очень виноват перед вами всеми. Виноват в том, что вы оказались здесь, в моем доме и именно сейчас. Дело в том, что приглашения навестить меня, а также это письмо я писал не по своему желанию, а по принуждению других людей. Точнее, мне приставили пистолет к виску и заставили сделать то, что я и сделал. Люди, которые угрожали мне, теперь угрожают и вам. Это могущественная и хорошо законспирированная организация, которая, к несчастью, избрала нашу семью для показательной экзекуции, как они это называют.

Следующие несколько фраз я напишу под диктовку этих людей. Итак:

«Мы, кому дороги величие и процветание Великой России, приговорили следующих преступников против Отечества, предварительно судив их судом Совести:

Леонида Владимировича Чернова, бывшего генерала КГБ, который, обладая силой и властью, ничего не сделал для противодействия русофобским и антигосударственным тенденциям в стране, вместо этого обогащался за счет народа;

Владимира Леонидовича Чернова, который сделал своим бизнесом продажу на Запад национальных природных богатств;

Дмитрия Леонидовича Чернова, бывшего майора КГБ, который предал интересы государства и перешел в ряды организованной преступности, подрывающей стабильность и престиж России;

Сергея Михайловича Костенко, бывшего полковника КГБ, за предательство своей страны и своего народа;

Аркадия Витальевича Сигалова — за подмену русской культуры и искусства сионистской педерастией;

Светлану Ивановну Чернову-Ар-Рияди и Алину Леонидовну Чернову, за продажу своих душ и тел иностранцам — врагам России.

Всех вышеназванных преступников против Родины и Совести приговорить к смерти.

Приговор в отношении Л. В. Чернова и С. М. Костенко привести в исполнение немедленно.

Для остальных днем казни выбрано шестое августа этого года. Местом казни — дом вашего отца. Л. В. Чернова в поселке Варенино Московской области.

Начиная с девятнадцати часов шестого августа каждый час один из вас будет умирать жестокой, неожиданной и мучительной смертью, до наступления полуночи умрет последний из вас, а затем будет уничтожен и весь дом, украденный генералом Черновым у народа.

Все вы погибнете здесь, и никто из вас не спасется. Таков приговор.

Это первая акция нашей организации возмездия, но далеко не последняя. Вам повезло — ваша гибель будет широко освещаться средствами массовой информации как предупреждение вам подобным.

Нет пощады преступникам!»

Дорогие мои, это снова пишу я. Как вы уже поняли, нам не придется больше встретиться, я очень жалею, что стал оружием в руках ваших убийц, и меня оправдывает только то, что я умру раньше вас.

Прощайте. Ваш отец».

Последнее слово было произнесено Дмитрием в абсолютной тишине. Он поднял глаза от текста и увидел, что на него смотрят широко раскрытыми глазами двое мужчин и две женщины, сидящие за столом. Алиса не смотрела на дядю, она по-прежнему была увлечена своей игрой и, похоже, не понимала, что творится вокруг.

Дмитрий хотел сказать что-нибудь остроумное, но все слова куда-то вдруг запропастились.

— Все, — выдавил из себя Дмитрий в ответ на обращенные к нему взгляды. — Больше тут ничего не написано.

— Я надеюсь, это твоя очередная идиотская шутка? — мрачно спросил Владимир.

— Может быть, я идиот, но не до такой степени, — Дмитрий протянул брату письмо. — На, смотри. Почерк отца.

Листок пошел по рукам.

— Действительно, — подтвердила Лина. Ей вдруг стало зябко в этом огромном помещении с высокими потолками.

— То есть, если я правильно поняла, Леонида Владимировича нет, потому что… — начала Светлана и запнулась, не сумев произнести страшное слово.

— Потому что его уже нет среди живых, — легко закончил за нее фразу Дмитрий. — Убили его. И то же самое ждет всех нас.

— Ты думаешь, это правда? — спросил Владимир, бледнея прямо на глазах.

— Ну, если это только не моя идиотская шутка, — отпарировал Дмитрий, — поскольку это не моя шутка, то это не может быть ничем иным, кроме как правдой.

— Нас собираются убить? — У Лины начали мелко дрожать икры. — А что же мы тогда здесь сидим?!

— Если хочешь, то можешь накрываться простыней и потихоньку ползти на ближайшее кладбище, — предложил Дмитрий и получил в ответ порцию раздраженного визга сестры:

— Перестань валять дурака! Надо что-то делать!

— Надо закрыть дверь, — срывающимся голосом сказал Владимир. — То есть она уже закрыта…

— Минутку, — вмешался Макс. — Давайте разберемся. Там было сказано, что все вы погибнете в этом доме, и сам он будет уничтожен в полночь, так? Значит, опасность находится здесь, внутри дома. Спастись от нее можно, если покинуть дом. Но уж никак не запираться внутри его.

— Звучит разумно, — одобрил Дмитрий. — Вова, мои поздравления: среди твоих людей есть один умный человек. Но меня больше всего забавляет в этой ситуации, что хитроумный Аркаша не приехал, а следовательно, отдуваться за все грехи сионистского пидора придется тому, кого здесь не ждали. Максу придется ответить за проделки твоего мужа, Линка.

— Заткнись, идиот! — прошипела ему сестра. — Надо убираться отсюда!

— Надо, надо, только жаль, что Аркашка не примет участия в этом замечательном мероприятия… У него-то больше всех оснований пострадать.

— Если хочешь, оставайся здесь, — Лина встала из-за стола. — А я отсюда немедленно уезжаю!

— Может, они этого только и ждут?! — драматическим полушепотом произнес Владимир. — Выскочим на улицу, а там…

— И что ты предлагаешь? — Лина снова опустилась в кресло.

— Запереться здесь и сидеть. Вызвать милицию и ждать, пока она не приедет.

— Так ты дождешься собственных похорон.

— С какой стати? Дима, ты ведь ходил по дому, так?

— Ходил.

— Видел кого-нибудь, кроме нас?

— Ты кретин, — Дмитрий покрутил пальцем у виска. — Если б я кого заметил, я бы… В общем, вы бы уже были в курсе.

— Значит, чужих в доме нет, — сделал вывод Владимир. — Значит, нужно всем вместе здесь сидеть и ждать милицию. Покажем им письмо…

— Ну нет, — возразил Дмитрий. — Ты так и вправду дождешься чего-нибудь не того. Я ходил по дому, но ведь я заглянул в две-три комнаты, а их тут двадцать три! На втором этаже можно целую дивизию спрятать! Лина права, надо отсюда уходить. Макс, держи ушки на макушке и прикрывай отход.

Телохранитель угрюмо кивнул.

— Давайте сначала вызовем милицию, — напомнила Светлана. — Где здесь телефон?

Дмитрий рванулся было в глубь дома, но тут же остановился и задумался.

— Макс, иди-ка ты на разведку. Это все-таки твое дело…

Макс молча вышел из гостиной. Было слышно, как он хлопает дверьми в коридоре. Потом его шаги стали слышаться все ближе и ближе, и вот Макс наконец появился на пороге, держа в руке разбитый телефонный аппарат с оборванным шнуром.

— Та-а-ак! — Владимир вскочил. — Теперь я вижу, что пора отсюда уносить ноги! У меня в машине сотовый телефон, вызовем кого надо по дороге…

— Да, поехали поскорее, — поднялась со своего места Лина. — Это все неспроста..

— Жалко, конечно, оставлять такие богатства, — Дмитрий с сожалением осмотрел расставленные на столе закуски и бутылки. — Эх, на дорожку! — Он глотнул водки прямо из бутылки и зажевал крабовой палочкой.

— Красота! Чувство опасности придает вкусовым ощущениям особую остроту, — декларировал Дмитрий выстраданную истину, снимая целлофановую оболочку со второй палочки.

— Погоди-ка, — Светлана пристально посмотрела на бутылки. — А может быть, здесь никто и не прячется в засаде, никто не подстерегает нас…

— То есть?

— Есть же разные способы убийства.

— Опять не понял, — Дмитрий решил повторить и открывал другую бутылку водки.

— Можно отравить еду, поставив ее в холодильник, и спокойно ждать, пока все не перетравятся.

Все разом посмотрели на Дмитрия. Он медленно поставил бутылку на стол и неожиданно икнул. Когда до него дошел смысл сказанного Светланой, он попытался сосредоточиться на своих ощущениях. Пока водка вела себя как обычная, не отравленная: грела пищевод и слегка туманила мозг, отчего сосредоточиться на происходящем было сложно.

Крабные палочки тоже пока подрывной деятельностью не занимались. Дмитрий успокоился и улыбнулся:

— Если яд и есть, то в другой бутылке.

— Попробуй, — предложила Лина.

— Спасибо, не хочу, — серьезно отказался Дмитрий.

— Хотя, возможно, это яд медленного действия. Там же было сказано — в час по человеку, — продолжала рассуждать Светлана.

— И тебе тоже спасибо, обнадежила, — раздраженно сказал Дмитрий. — Чертовски хочется жить после всех ваших разговоров! И правда, поехали отсюда.

Он подошел к входной двери, дернул за ручку. Дверь не поддалась, и тогда Дмитрий повторил свою попытку более решительно. Дверь по-прежнему оставалась закрытой, а Дмитрий вскрикнул от боли.

— Что?! — подскочила на месте Лина.

— Да руку оцарапал об эту железку, — с досадой произнес Дмитрий. Он продемонстрировал маленькую красную полоску на ладони. — Но кто ее успел закрыть?!

Он с силой пнул дверь и неожиданно для всех упал на колени, схватился за грудь и захрипел, изгибаясь в диких судорогах.

 

Глава пятая, в которой мышеловка оказывается захлопнутой

Никто не успел сказать ни слова, никто не успел пошевельнуться — так стремительно все произошло. С жутким нутряным хрипом Дмитрий запрокинулся назад, а потом его мотнуло обратно так, что он стукнулся лбом об пол. После этого тело Дмитрия повалилось на бок и застыло без движения.

Первым к нему подскочил Макс, заглянувший распростертому на паркете Дмитрию в зрачки и попытавшийся обнаружить у него пульс. Но пульса не было.

— Готов, — констатировал Макс.

— Как же? — еле выдохнула Светлана. — Это же…

Она снова посмотрела на бутылку, из которой пил Дмитрий.

— Вряд ли, — Макс оставался самым спокойным и деловитым среди этих перепуганных людей. — Скорее всего это от дверной ручки.

— Царапина?

— Да. Сейчас осмотрим дверь, — и Макс присел на корточки, рассматривая внушительную дверную ручку в затейливых литых узорах. — Так-так. Вот оно…

— Что? — Владимир привстал со своего места.

— Тут среди прочих металлических завитушек есть одна маленькая шишечка, по цвету неотличимая от самой ручки. Но если внимательно приглядеться, то совершенно ясно, что она не металлическая, а пластмассовая и специально прикреплена так, что человек, пытающийся открыть или закрыть дверь, обязательно коснется ладонью этой шишечки. А у нее на конце маленькая иголка. Видимо, с быстродействующим ядом. Оказалось достаточно и царапины…

— Пойдемте отсюда. — Лина выскочила из-за стола. — Надо как-то подцепить эту ручку, палкой какой-нибудь! Надо как-то открыть дверь! Максим, придумайте что-нибудь.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Макс. Ему определенно нравилось, что все внимание переключилось на него и именно от его действий теперь зависела жизнь этих людей.

— Да в чем дело? Не можете открыть?

— Нет, не могу. Тут электронная защелка.

— Что?!

— Видите, от замка отходят провода.

— Вижу.

— Это значит, что замок электронный. Он управляется сигналами с пульта. И, сколько ни дергай ручку, дверь все равно не откроется.

— То есть, — насторожилась Светлана, — кто-то послал этот самый сигнал и закрыл дверь. Я правильно поняла?

— Верно, — улыбнулся Макс, хотя его улыбка была сейчас явно неуместной.

— Значит, в доме есть кто-то еще и он сидит за пультом управления?

— Наверное, так оно и есть, — сказал Макс и вытащил пистолет. — Это можно легко проверить. Мы пойдем по проводам, куда-нибудь да выйдем.

— Стойте, стойте! — Лина схватила Макса за рукав. — Подождите! Мы здесь не для того, чтобы искать каких-то спрятавшихся маньяков! Мы должны выбраться отсюда! Если нельзя открыть эту дверь, то давайте найдем другую, вылезем в окно, только давайте действовать!

— В этом есть свой резон, — согласился Макс. — Давайте осмотрим окна, — и он отдернул с окна тяжелую бархатную портьеру.

— Черт! — не сдержалась Лина. Окно с внутренней стороны было закрыто мощной чугунной решеткой. — А остальные? — спросила она.

— Пожалуйста, — Макс раздвинул занавеси еще на двух окнах, и надежда Лины быстро угасла: видневшийся через стекло вечерний пейзаж перечеркивался жесткими квадратами металлических решеток.

— А черный ход? — сообразила Лина. — Давайте найдем черный ход!

— Давайте, — согласился Макс. — Только я вас хочу сразу предупредить: если люди, которые заманили вас сюда, догадались поставить иголку с ядом на входную дверь, то они наверняка позаботилась и о других путях возможного отступления. Или просто насовали ловушек по всему дому. Будьте очень осторожны.

После этих слов желание Лины отправиться на поиски черного хода как рукой сняло. Она присела на краешек своего кресла и жалобно спросила:

— Что же делать?

— Искать выход все-таки придется. Но очень осторожно. Пойдемте?

— Я?! — в голосе Лины слышался страх.

— У нас здесь не так много людей, выбирать не приходится. Владимир Леонидович, вы идете?

— Я? — забеспокоился Владимир. — Вы идите, а я потом догоню…

— Догонишь?! — возмущенным тоном произнесла Лина. — Интересно, мы будем жизнью рисковать, а он нас потом догонит!

— Владимир Леонидович, так вы останетесь здесь? — уточнил Макс.

— Да, пока останусь.

— Светлана Ивановна?

— Я готова идти, но только давайте уберем тело. Это во-первых. А во-вторых, брать мне с собой Алису или оставить ее пока здесь?

— Н-да, — задумался Макс — С телом мы потом разберемся. Сейчас нужно думать о живых. А насчет вас и ребенка… мало ли что мы там найдем. Может, вам лучше остаться здесь?

Глядя, как Макс и Лина медленно вошли в коридор и двинулись в темноту, Владимир поежился. Все это ему очень не нравилось.

«Роллекс» показывал девятнадцать сорок семь.

 

Глава шестая, в которой поиски приводят к совершенно неожиданным находкам

Коридор своими размерами и внешним видом соответствовал остальному дому: метров сорок выцветшей ковровой дорожки уводили из холла в некую загадочную и пугающую тьму. Макс осторожно нащупал выключатель на стене, зажегся свет, и загадки исчезли: коридор заканчивался мраморной лестницей на второй этаж.

Лина направилась было туда, но Макс слегка придержал ее за плечо:

— Давайте сначала определимся.

— Насчет чего?

— Что мы ищем: пульт управления, чтобы открыть дверь, или другой выход?

— А что проще?

— Если б я знал, — вздохнул Макс. — Вот провода от двери, можно идти по ним. А вот — другие комнаты, — он показал на выходившие в коридор десять закрытых дверей. — В какой-то из них может оказаться незарешеченное окно или выход из дома…

Лина подошла к первой двери и потянулась к ручке.

— А может оказаться, что там новая ловушка, — закончил фразу Макс, и Лина испуганно отдернула руку.

— Я все-таки хотел бы сначала пройтись по проводу, а затем… — пояснил Макс свои намерения.

— Хорошо, но вдруг и там будут эти… ловушки?

— Но выбираться-то отсюда все равно надо, — заметил Макс, и уЛины не нашлось на это возражений.

Тонкий проводок шел по плинтусу левой стены и подныривал под последнюю перед лестницей дверь.

— Вот так, — удовлетворенно сказал Макс. — Теперь дело за малым — войти сюда и разблокировать замок.

— А вдруг они — там? — Лина напряженно вслушалась в звуки за дверью.

— Проверим, — пожал плечами Макс. — Другого выхода я не вижу. Вы смотрите по сторонам, а я…

Он тронул стволом пистолета дверную ручку, она повернулась, но дверь осталась закрытой. Макс всмотрелся в узкую щель между косяком и дверью и хмыкнул:

— Она просто на защелке… Тогда это элементарно.

— Что?

— А вот это, — Макс снял пистолет с предохранителя и нацелился на ту часть двери, где защелка входила в паз на косяке. — Я надеюсь, что Владимир Леонидович не очень испугается…

Лина едва успела заткнуть уши, как Макс дважды выстрелил. Брызнули щепки и куски дерева. Телохранитель слегка пнул дверь, и она отворилась внутрь, приглашая Макса и Лину войти.

— Что тут у вас? — услышали они голос Светланы. Та осторожно выглядывала из холла.

— Все в порядке, — успокоила ее Лина. — Мы открывали замок.

— Лучше бы вы открыли так замок у входной двери, — посетовала Светлана.

— Нет, там слишком мощный запор, просто так не вышибешь, — объяснил Макс и всмотрелся в молчаливую темноту комнаты. — Эх, нет у меня фонаря… Как без рук.

— У меня есть зажигалка, — предложила свои услуги Лина.

— Тогда светите, — скомандовал Макс.

Лина осторожно переступила через порог, разделявший участки света и темноты, и щелкнула зажигалкой.

— Ищите выключатель, — посоветовал Макс.

Лина двинулась вбок по стене, пока не увидела пластмассовый квадратик выключателя.

Загорелся пыльный плафон под потолком, осветив неуютную и неприбранную комнату, которая, очевидно, использовалась как кладовка: ее загромождали картонные коробки, деревянные ящики и мешки. Вся эта гора всевозможных тряпок и припасов уходила под самый верх, загораживая окно.

Но когда Лина пробралась мимо коробок и ящиков на другой конец комнаты, то с разочарованием обнаружила, что и здесь окно зарешечено.

— Ну что, нашли пульт? — обернулась она к Максу, который копошился у самого входа.

— Да нет, — с досадой отозвался тот. — Нет здесь никакого пульта.

— А как же провода?

— Провода идут в эту комнату, поднимаются по стене и уходят через перекрытие на второй этаж. А окно?

— С решеткой, — вздохнула Лина. — Значит, надо подниматься на второй этаж?

— Видимо, так, — согласился Макс. — Вылезайте из этих залежей.

— Сейчас, — Лина осторожно повернулась, стараясь неловким движением не обрушить на себя пирамиду картонных коробок, и тут вдруг заметила, что некое бесформенное нагромождение слева, принятое ею сначала за мешки, на самом деле таковым не является.

Это было что-то знакомое… Какое-то давнее воспоминание, размытое годами, а теперь настойчиво пытающееся достучаться до ее сознания… Через секунду она поняла, что видит перед собой шерстяной плед, которым отец обычно прикрывал больные ноги… В следующий миг Лина потянула плед на себя, он легко соскользнул, открывая для обозрения то, что до этого скрывал, — инвалидное кресло, а в нем облаченное в пижаму неподвижное мертвое тело.

Лина, зажимая рот, чтобы не заорать, шагнула назад, запнулась о какой-то ящик, потеряла равновесие и повалилась на пол, больно ударившись ребрами. Макс моментально среагировал на шум и рванулся к ней.

— Анге… — начал было он, но увидел мертвеца в инвалидном кресле, его безжизненно запрокинутую назад голову, вернее, то, что осталось от головы, и поморщился. Кто-то несколько раз выстрелил этому человеку в лицо, отчего оно превратилось в самую страшную маску, какую Макс когда-либо видел.

 

Глава седьмая, в которой выясняется, что запас сюрпризов еще далеко не исчерпан

Сидя на полу, Лина широко раскрытыми глазами смотрела на тонкие старческие руки, высовывавшиеся из рукавов пижамы, на остатки седых волос, на вытянутую шею с потеками запекшейся крови… У нее начали дрожать губы, ей захотелось свернуться в клубок и спрятаться где-нибудь здесь между мешков и коробок, лишь бы не видеть мертвых тел своих родных и ничего не помнить. Каким бы кошмарным и абсурдным ни казалось ей письмо, обнаруженное Дмитрием на кухне, оно становилось правдой: прошел первый час их пребывания в доме, и умер Дмитрий, а обезображенный труп старика в кресле был ее отец — Леонид Владимирович Чернов.

Лине казалось, что она вдруг попала в мир ужасов, из которого нельзя выбраться. В нем действуют законы, отличные от законов реального мира. Поэтому она совершенно не представляла, что ей сейчас делать: то ли искать мифический пульт управления, то ли каяться в грехах и кричать, задрав голову в небо, что она не предавала родину ни душой, ни телом… Хотя вряд ли эти покаяния могли смилостивить ту невидимую силу, что избрала в этот вечер дом в Варенине для демонстрации жестокости.

Она поднялась на ноги и, не глядя на тело в кресле, стала пробираться к выходу. Макс посмотрел на ее бледное лицо, на труп и сделал свои выводы:

— Это Леонид Владимирович? — спросил он.

Лина молча кивнула. Макс никогда в жизни не видел Чернова-старшего, поэтому он был вынужден задать второй вопрос:

— Вы уверены?

— Да! — Лина встала в дверях спиной к Максу.

— Это он. Лицо, конечно… Но остальное… Да, я уверена… Все-таки они его убили.

Максу было трудно проявить сочувствие по поводу смерти человека, которого он никогда в жизни не видел и о котором слышал исключительно негативные отзывы. Поэтому он не стал изображать печаль на своем лице, а просто сказал:

— Очень жаль. Но это доказывает, что всем нам угрожает реальная опасность. И нам нельзя терять время.

Все еще не оборачиваясь к нему, Лина тихо отозвалась:

— Я понимаю. Дай мне еще минуту, и я буду готова.

Прикрыв за собой дверь и потушив свет, они вышли в коридор.

— Теперь наверх? — кивнула Лина в сторону лестницы.

— Да. Даже если мы не найдем пульт, то там может обнаружиться какой-нибудь выход. Можно спуститься из окна на веревке или выйти на крышу и слезть по пожарной лестнице.

— Если она есть.

— И если она безопасна, — уточнил Макс.

— Я хотела бы узнать, — неуверенно проговорила Лина. — Хотела бы узнать, есть ли у нас хоть какой-то шанс выбраться отсюда?

В обращенном к нему взгляде Макс видел ожидание обнадеживающего ответа, но врать ему не хотелось. Он отвел глаза и сказал:

— Поживем — увидим. Кстати, с Леонидом Владимировичем, насколько я понял, жил еще один человек — Василий Иванович, да?

— Был такой. Но если папа мертв, то скорее всего и он…

— Я тоже так думаю. И если вдруг вы увидите еще один труп, то не особенно пугайтесь, хорошо? Резкие движения нам сейчас противопоказаны.

— Ага, — коротко ответила Лина. — Идем?

Коридорная люстра осталась далеко позади, и свет ее до лестницы не доходил. Макс внимательно осмотрел стены, но выключателя не обнаружил, и теперь им предстояло подняться из сумерек коридора в темноту лестничных пролетов.

— Может, зажигалку? — снова предложила Лина.

— Давай, — махнул рукой Макс. — Хоть это, раз ничего другого нет.

Лина медленно шла впереди, оглядываясь по сторонам в ожидании нового страшного сюрприза, но здесь все было пусто и пыльно. Первый лестничный пролет в пятнадцать ступеней они прошли минут за пять. Вторую половину пути двигались уже веселее. Лина рассматривала потолок второго этажа, когда почувствовала, что ее левая нога зацепилась за что-то невидимое.

— Ой, — замерла на месте она. — Будто паутина…

Лина не успела договорить, когда Макс грубо и решительно схватил ее сзади руками за грудь и рванул назад. Они покатились вниз по ступеням. Оглушительный взрыв и бьющая по глазам вспышка ударили из того места, где Лина находилась секунду назад. Взрывная волна придала их падению дополнительную скорость, и приземление на площадке между лестничными пролетами оказалось не слишком приятным: Макс со всего размаху впечатался спиной в мраморный пол и замычал от боли. Лине же повезло — она рухнула точно Максу на живот и почти не пострадала, хотя усугубила физические мучения телохранителя.

Когда в ушах перестало шуметь, Лина открыла глаза и прямо перед собой увидела свои собственные ноги, задранные высоко к потолку. Они не слишком походили на холеные и соблазнительно-манящие ноги манекенщицы: теперь их покрывала пыль, каблуки на обеих туфлях отлетели, на левой ноге от колена вниз шла длинная кровоточащая ссадина.

— О-ох! — простонала Лина, поднимаясь с пола и одергивая юбку. Скромный по стилю, но обошедшийся ей в полторы тысячи долларов костюм впору было отправлять на помойку. Правый рукав на локте разорвался, а столетняя пыль особняка сделала костюм из светло-коричневого серым.

Макс встал молча, но держался за поясницу — ему показалось, что при падении там что-то хрустнуло. Он посмотрел на Лину и не обнаружил у нее видимых увечий.

— Все нормально? — спросил он.

— Ты о чем? — Лина безуспешно пыталась отряхнуться. — Если о том, как ты схватил меня за грудь, то это было одно из самых захватывающих эротических переживаний в моей жизни. Жаль, что все так быстро закончилось.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла не очень убедительной.

— Повезло вам, — Макс подобрал с пола выроненную Линой зажигалку. — Но теперь впереди пойду я.

— Так мы пойдем снова? — Лине вдруг расхотелось улыбаться.

— Другого выхода я не вижу.

— О Господи! — выдохнула Лина. — Теперь я буду идти, очень высоко подымая ноги.

— Я боюсь, что это уже не понадобится. У авторов этого мероприятия, видимо, хватило фантазии, чтобы не повторяться в своих сюрпризах.

— В следующий раз нам упадет на голову кирпич?

— Если бы… Наверное, оттуда свалится что-нибудь похуже.

 

Глава восьмая, в которой стрелки часов продолжают свой бег

Как бы Владимир Чернов ни пытался перевести ход своих мыслей на что-нибудь иное, он неизбежно каждые пять минут косился на неподвижное тело своего младшего брата, а вслед за этим начинал думать о том, что смерть, эта глупая нелогичная штука, подобралась к нему совсем близко, а он этого и не заметил. Весь сегодняшний день был вполне обычным, ничем не отличающимся от сотен других дней рабочей недели: встречи, совещания, разбирательства, сделки, бумаги и так далее… Кто знал, что заключенные сегодня сделки окажутся его последними сделками? Кто знал, что поездка на «мерседесе» сюда была его последней поездкой? Почему он не смаковал вкус великолепного английского ростбифа за обедом, а лишь механически двигал челюстями, одновременно слушая соображения своего коммерческого директора о налоговых льготах? Почему его налаженная и, в общем-то, успешная жизненная стезя должна закончиться именно сегодня, именно так, жестоко и нелепо? Он мог ответить на эти вопросы, но все это было слишком глупо и нелогично. Предательство Родины, продажа достояния… Чушь собачья! Какой-то рехнувшийся пролетарий, начитавшись «Советской России», берет на себя смелость судить семью Черновых! Идиотизм!

Но самое страшное заключалось в том, что идиотизм медленно становился реальностью — Дмитрий лежал на полу, он был мертв, и никакая логика не могла его уже спасти.

Владимир снова посмотрел на часы: девятнадцать пятьдесят пять. Через пять минут закончится час, и тогда… новый труп? Бред какой-то, мистика. Но Владимир точно знал одно: нужно сидеть здесь, в освещенном месте, с другими людьми. И, может быть, все обойдется. Скорее бы вернулся Макс.

Грохнули два выстрела в коридоре, и Владимира прошиб холодный пот. Даже Алиса оторвалась от своей электронной игрушки (Владимиру девочка показалась не совсем нормальной, настолько самоуглубленной она была и так слабо реагировала на события вокруг, полностью уходя в мир «Геймбоя»), а Светлана стремглав бросилась на шум, но тут же вернулась, объяснив, что таким образом Макс открывал какую-то дверь.

Владимир немного успокоился, посмотрел на своих соседей по столу: Алиса как одержимая продолжала нажимать на клавиши, Светлана тоскливо разглядывала пейзаж за окном, хотя более-менее отчетливо сейчас были видны только ближние деревья в парке — остальное уже скрыла вечерняя тьма.

Владимир вдруг ощутил настойчивую необходимость посетить места общего пользования. Волнения последнего часа сказывались на состоянии кишечника, так что он осторожно вылез из-за стола и шепнул Светлане на ухо:

— Я на минутку…

— Куда ты? — встревожилась Светлана.

— Мне надо, — нервно улыбнулся Владимир. — Я быстро…

— А ты знаешь, где тут…

Владимир не знал, но необходимость становилась все более неотложной с каждой секундой и он ответил уже на ходу:

— Найду!

Но это оказалось делом нелегким. Сначала он быстрым шагом направился по коридору вслед за Максом и Линой, осторожно дергая по очереди за все дверные ручки, но большинство комнат здесь оказались закрытыми, а те, что были открыты, вовсе не походили на туалет.

С трудом удерживая на лице беспечную улыбку, Владимир ринулся обратно в холл и вихрем промчался мимо удивленной Светланы в другое крыло здания.

Здесь ему повезло. Дверь в конце коридора оказалась в большую ванную комнату, где, помимо прочего, стоял сверкающий белизной унитаз. Владимир закрылся на задвижку, расстегнул брюки и, воссев на унитаз, облегченно вздохнул.

Оглядевшись по сторонам, он в изумлением отметил, что это место в доме разительно отличалось от остальной обстановки: все оборудование было новым, импортным и исправным. Что совсем развеселило Владимира, так это стоявшее рядом биде. «Папу на старости лет потянуло к роскоши, — подумал он. — Но почему он думает, что роскошным должен бьггь только туалет?»

Через некоторое время Владимир обнаружил, что нервная дрожь, пробиравшая его в холле, прошла. Здесь, за закрытой дверью, при ярком свете, среди блеска кафеля он почувствовал себя в покое и безопасности. Как будто по заказу, на память пришел эпизод из виденного лет двадцать назад американского фильма: в какую-то контору приходит банда убийц и кладет из автоматов всех подряд, кроме парня, который за минуту до этого пошел в туалет и там переждал нападение.

Это было немного смешно, но Владимир и вправду подумал о том, чтобы остаться здесь, в своем убежище, и переждать возможные катаклизмы. Чуть поразмыслив, он все-таки решил вернуться к остальным — Макс, обнаружив его отсутствие, начал бы поиски. Да и насчет кино тоже неувя-зочка: Владимир вспомнил, что в том фильме, который назывался «Три дня Кондора», парня все-таки убили. Прямо в туалете.

Владимир вздохнул, поднялся и застегнул брюки, а потом нажал на ручку слива. Шума воды он не услышал, потому что грохот от взрыва мины, заложенной в бачке унитаза, перекрыл все остальные звуки.

Владимира будто переломило в пояснице — вся верхняя часть его туловища мгновенно была разметена по комнате бесформенными кровавыми кусками. Когда Макс вышиб дверь ударом ноги и ворвался в туалет, то он увидел останки своего хозяина, разбросанные силой взрыва в радиусе двух метров от унитаза. От Владимира Чернова остались неповрежденными лишь ступни в мягких кожаных туфлях фирмы «Гуччи».

Часы «Роллекс» с разбитым стеклом и разорванным браслетом валялись в углу. Их остановившиеся стрелки показывали двадцать часов двадцать пять минут.

 

Глава девятая, в которой количество загадок уменьшается, но от этого никому не становится легче 

Макс встал в дверном проеме ванной комнаты и загородил своей могучей спиной зрелище страшного конца Владимира Чернова.

— Отойдите отсюда, — сказал он напиравшим сзади Лине и Светлане.

— Что? Он — тоже?!

— Да, здесь была мина.

— О Боже! — Светлана схватилась за голову и привалилась к стене. — Что же делать?! Что теперь будет?

— Если честно, то не знаю, — Макс закрыл дверь в ванную комнату и повернулся к женщинам. — Ясно одно: любой шаг в этом доме может привести к гибели. Мы с Линой только что едва не попали на такую же мину-ловушку. Сколько их еще здесь — знает только тот, кто их ставил.

— Ну и что же делать? — Теперь этот вопрос задала Лина.

— Снова пойду наверх, но один. Вы останетесь в холле, там, как мне кажется, ничего опасного нет.

— За исключением еды, — уточнила Светлана.

— Не знаю, не уверен, что еда отравлена. На всякий случай, не трогайте там ничего.

— Кстати, — Лина огляделась кругом, — раз уж мы в этом крыле, то, может, осмотрим тут комнаты?

— Хорошо, — согласился Макс и тронул носком ботинка ближайшую дверь. Она со скрипом приоткрылась. Лина шагнула за порог и опытной рукой нащупала в темноте выключатель. Комната оказалась почти пустой, за исключением валявшихся в углу двух сломанных стульев. Окно было зарешечено.

Следующую дверь Макс открывал так же осторожно… И снова здесь их встретили темнота и тишина. Лина шагнула было вперед, но Макс остановил ее.

— Погоди. Что-то здесь…

Он вступил в комнату, провожаемый тревожными взглядами женщин. Его насторожил запах, ударивший в ноздри сразу, как только распахнулась дверь.

Макс сделал всего пару шагов от двери и вдруг понял, откуда исходит этот навязчивый сладковатый аромат, становившийся все сильнее с каждым шагом в глубь комнаты.

Он остановился, и вовремя: еще шаг — и ноги человека, подвешенного к потолку, ударили бы его по лицу. Макс посветил перед собой зажигалкой и увидел поношенные сандалии на ногах мертвеца.

— Включи свет, — скомандовал он Лине. — Но только без истерик.

Истерик не было: зрелище смерти стало уже привычным за последние два часа. Мужчина лет пятидесяти, одетый в спортивный костюм и старомодные сандалии с дырочками, висел в петле, очевидно, уже несколько дней, поэтому запах в комнате стоял специфический.

— Кто это? — спросил Макс.

Лина вгляделась в лицо повешенного, и, хотя боль и смерть исказили черты этого человека, тем не менее она узнала его:

— Это и есть Василий Иванович.

— Нашелся, значит…

— Ты думаешь, он сам покончил с собой?

— Нет, — покачал головой Макс. — Так я не думаю. В этом доме сами не погибают, тут есть желающие оказать эту дружескую услугу.

— Так ты думаешь, что в доме кто-то есть?

— У меня такое чувство, что за мной постоянно наблюдают… Хотя, может быть, это просто нервы…

Они вернулись в холл. Увидев свою дочь, все так же занятую игрой, Светлана обеспокоенно сказала:

— Мне кажется, она просто не понимает происходящего вокруг. Мыслями она не здесь, а где-то в совершенно другом месте… Как ей объяснить, насколько все это серьезно и опасно, в том числе и для нее?!

— Может, и не надо ничего объяснять. Если ей, как и нам, осталось всего несколько часов, то пусть она играет… — предложила Лина.

— Да и вряд ли ей угрожает какая-то опасность, — добавил Макс. — Ведь ее нет в списке.

— Но тебя тоже нет в списке. И ты думаешь, что ты в безопасности?

— Про себя я так не думаю.

— К тому же дом будет уничтожен в полночь независимо от того, кто в нем находится — виновные или невиновные…

— На этот счет у меня большие сомнения, — возразил Макс. — Уничтожить такую громадину? Тут нужно хорошо постараться и заложить такое количество взрывчатки… Это же не сарай, все стены в полтора метра толщиной. А я пока, сколько по дому ни ходил, никаких мин, проводов и прочего добра не видел.

— Так что же это, вранье?

— Не знаю. Остается еще второй этаж, куда мы никак не доберемся.

— И подвал, — добавила Лина.

— Тут есть подвал?

— Наверное. Такой дом — и без подвала?

— Тогда нас ожидает бесчисленное количество сюрпризов, — мрачно заметил Макс.

Светлана подошла к дочери и опустила свои ладони на ее плечи.

— Что, мама? — спросила Алиса, продолжая щелкать кнопками.

— Алиса, ты понимаешь, что здесь происходит?

— А что, мама?

— Ты видишь, что случилось с дядей Димой? — Тело Дмитрия Чернова лежало всего в нескольких шагах от девочки. Алиса кивнула:

— Да, мама, я видела, дядя Дима умер.

— Он не умер, Алиса. Его убили.

— Убили?

— Да. Так же, как и дядю Володю.

— Его тоже убили? Ты не шутишь?

— Нет, не шучу. Твоего дедушку тоже убили. А все мы заперты в этом доме, и нам угрожает опасность.

— Нас тоже могут убить?

— Да. Поэтому я…

— Мама, а ты ничего не путаешь? Это как будто в кино. Ты много смотришь телевизор, и вот…

— Нет, — перебила ее Светлана. — Это все по-настоящему. Это не кино и не игра. Есть люди, которые хотят нас убить. Тебя, меня, тетю Лину…

— А где они, эти люди?

— Их не видно, но…

— Мама, я же говорю, что ты насмотрелась телевизора, — сосредоточенно ответила Алиса. — Если ты не видела этих людей, то откуда ты знаешь, чего они хотят? Откуда ты знаешь, что именно они убили дядю Диму и дядю Володю?

— Алиса, оторвись на минуту от своих игрушек, — резко сказала Светлана. — Все это очень опасно и очень серьезно.

— Мама, когда тебе будет угрожать настоящая опасность, пожалуйста, скажи об этом мне.

— Что? — не поняла Светлана.

— Когда тебе будет угрожать конкретная, а не выдуманная опасность, скажи об этом мне.

— И что тогда?

— Я постараюсь что-нибудь для тебя сделать. Как-никак, в игре «Уоркрафт» я прохожу до одиннадцатого уровня, а больше у нас в классе никто этого сделать не может. И для тебя что-нибудь придумаю…

— Ясно.

Светлана отошла от дочери с полной уверенностью, что ребенок окончательно тронулся от компьютерных игр и чрезмерных нагрузок в школе. «Надо будет поговорить с классной руководительницей», — озабоченно подумала Светлана и тут же вспомнила, что о такой беседе ей остается только мечтать.

Она опустилась в кресло, подавленная и усталая. Алиса права, все это скорее напоминает кино, но никак не реальную жизнь. Точнее, реальная жизнь осталась в нескольких метрах от нее, за окном, за воротами усадьбы.

Там можно было купить в кассе билет и уехать на электричке в Москву, напрочь забыв о каких-то там тайных организациях с их дурацкими целями и приговорами.

Но Светлана сидела за столом в холле загородного дома ее приемного отца, рядом лежал ее двоюродный брат, отравленный быстродействующим ядом, а чуть дальше по коридору в инвалидном кресле с изуродованной головой сидел и сам Леонид Владимирович Чернов — это была реальность. И в такой обстановке существование неких тайных организаций отнюдь не казалось дурацкой шуткой.

Она посмотрела на часы: пятнадцать минут десятого. Пошел третий час после объявленного приговора. Пока самым невероятным образом приговор исполнялся абсолютно точно: два часа и два убитых члена семьи Черновых. Светлана тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла. Часы продолжали тикать, и каждое движение секундной стрелки сокращало срок отпущенной ей земной жизни. Она смежила веки, стараясь расслабиться и достичь покоя, необходимого в такие моменты. Ей хотелось внушить себе, что даже если жизнь для нее сегодня закончится, то после себя она оставит этому миру… Что? Светлана основательно задумалась над этим вопросом и не сразу услышала странный звук. Вначале она подумала, что стучит в висках. Но незнакомый и пугающий шум все нарастал. Светлана поняла, что он исходит извне, и открыла глаза.

Макс и Лина тоже с удивленным и настороженным видом прислушивались к непонятному то ли шуршанию, то ли жужжанию, которое доносилось со стороны левого крыла дома. Непонятный шум приближался, Макс поднял пистолет, а Лина мучительно пыталась вспомнить, что же это ей напоминает:

— Это похоже… Это…

В тот миг, когда производивший шум предмет показался на пороге холла, пистолет в руке Макса непроизвольно опустился, Лина всплеснула руками и вскрикнула — настолько очевидной и в то же время невероятной оказалась разгадка.

С легким скрипом в холл въехало старенькое инвалидное кресло, колеса которого вращались усилиями худых и жилистых рук Леонида Владимировича Чернова.

 

Глава десятая, в которой присутствующих бросает из радости в отчаяние, а из жары в холод 

— Папа? — не веря своим глазам, спросила Лина. — Папа, как же…

Не доезжая трех шагов до стола, кресло остановилось, старик выпрямился и внимательно осмотрел сидевших за столом Светлану и Алису, стоявших рядом Лину и Макса, лежавшего у двери Дмитрия.

— Похоже, я несколько поторопился, — негромко сказал Чернов.

— Папа, что здесь происходит? — Лина шагнула навстречу отцу, но тот отрицательно замотал головой:

— Стой там, где стоишь. Так будет лучше.

— Я не понимаю… — начала было Лина, но старик сказал что-то уж совсем странное, и она в растерянности замолчала.

— Почему все стало так плохо? — спросил негромко как бы самого себя Чернов. — Все так хорошо начиналось, а кончилось не по-людски…

— О чем вы, Леонид Владимирович? — рискнула подать голос Светлана и тут же поняла, что лучше бы она этого не делала: в коротком ответном взгляде Чернова содержалось столько откровенной ненависти, что Светлана тут же опустила глаза, будто провинившаяся школьница.

Макс внимательно оглядел старика: почти до груди он был прикрыт шерстяным пледом, но не тем, что был на трупе в дальней комнате. На коленях у Чернова лежала какая-то книга, и, присмотревшись получше, Макс понял, что это альбом семейных фотографий.

Старик ласково гладил сухой ладонью дерматиновый переплет и повторял:

— Все так хорошо начиналось… Так было славно…

Макс решил, что старик слегка впал в маразм и сделал едва заметный шаг по направлению к инвалидному креслу, но Чернов это немедленно заметил:

— Стой, где стоишь. Не надо ко мне приближаться.

— Мне кажется, что вам нужна помощь, — пояснил свои намерения Макс.

— Х-х-х, — раздалось в ответ. — Уж я-то знаю, кому в этом доме нужна помощь.

— Но действительно, — вмешалась Лина. — Все это очень странно. Мы так беспокоились за тебя. Мы нашли какого-то человека в твоем кресле, мертвого… А потом появляешься ты и бормочешь что-то непонятное…

— Я не бормочу, — резко ответил Чернов. — Я разговариваю сам с собой, потому что ни с кем из вас у меня нет ни малейшего желания говорить. Я смотрю на эти старые фотографии и думаю: как же все хорошо начиналось — круглые веселые мордашки, штанишки в цветочек, бантики, игрушки… Папина радость, одним словом.

— Так чем же ты недоволен?

— Да тем, во что все это превратилось! — раздраженно буркнул Чернов. — Я столько раз думал за последние годы: что, когда я сделал не так? Почему мои милые прекрасные дети превратились в отъявленных сволочей и паразитов?!

— Папа, — нахмурилась Лина. — Я все это уже неоднократно слышала от тебя…

— И послушай еще: без совести, без морали, без какой-либо нравственной опоры в жизни — это вы все! Цепляетесь за выгоду, за деньги, готовы ради этого на любую гадость и мерзость! Вилять голым задом перед толпой мужиков — пожалуйста! — при этом он посмотрел на Лину, но она выдержала его взгляд. — Продать Родину ради какого-то черножопого самца — пожалуйста! — Светлана настойчиво смотрела в пол и не смогла оценить всей злобы, направленной в ее сторону. — Все загубили, все предали, ничего не осталось не опоганенного вами! Как будто не дети вы мне, как будто какие-то бляди подзаборные вас воспитывали, а не я!

Старик слегка запыхался, и, пользуясь этим, Лина спросила:

— Если ты по-прежнему нас ненавидишь, зачем же ты нас сюда пригласил?

Чернов презрительно посмотрел ей в глаза, и Лина угадала ответ еще до того, как он прозвучал:

— Как зачем?! Меня жгло изнутри все эти годы сознание того, что я породил ублюдков, которые поганят все вокруг себя, несут порчу и грязь! Я понял, что должен с этим покончить — именно я, раз я дал вам жизнь, воспитал и выкормил вас! Я несу ответственность за то, что вы стали не такими, как я хотел!

— Ты позвал нас сюда для того, чтобы убить?

Старик согласно молчал.

— Убить своих детей за то, что они выросли не такими, как хотелось тебе? За то, что они живут той жизнью, которую избрали сами, а не той, что хотел навязать им ты?

— Я пытался поставить вас на правильный путь, — спокойно объяснил старик. — Но что-то тут не заладилось.

Может, не на той женщине я женился в свое время, надо было мне посерьезнее подойти к этому вопросу. Но видишь, Ангелина, я не перекладываю всю ответственность на вас. Я готов признать свои ошибки и лично исправить их. Так сказать, смыть кровью…

— Мне все понятно… — проговорила Лина и, скрестив на груди руки, продолжила: — Нам тут Володя пытался доказать, что ты на старости лет одумался и решил жить с нами по-человечески. Теперь-то ясно, что ты не мог исправиться. Ты все еще ненавидишь всех нас за то, что мы не такие, как ты.

— За то, что вы не люди, — ласково возразил ей отец.

— И ты придумал весь этот цирк с письмами, сочинил какую-то историю про тайную организацию… Зачем? Ты спятил?

— Я умнее всех вас, вместе взятых, — чеканя каждое слово, ответил Чернов. — Я дал вам возможность умереть просто и быстро. Но почему-то вы не стали поднимать рюмки за здоровье запаздывающего отца. И выиграли на этом еще несколько часов своей жалкой жизни, — Чернов кивнул на бутылку с водкой, к которой Дмитрий не успел приложиться. — В этой комнате и в коридорах я поставил микрофоны, а сам сидел и слушал, как вы писаете в штаны от страха. Хорошенький такой радиотеатр. Я написал пьесу, а вы играете роли. Я хотел, чтобы вы испугались и осознали всю никчемность прожитых вами жизней!

— А как насчет угрозы уничтожить дом в двенадцать часов ночи? — поинтересовался Макс.

— Ты еще кто такой? — пренебрежительно бросил Чернов. — Тебя я не звал, так что сдохнешь сверх плана.

— Но вначале я застрелю вас, — Макс показал старику пистолет.

— Ага, стреляй, — усмехнулся Чернов. — Ты же будешь до последнего момента надеяться, что вырвешься отсюда. А только я знаю, как отсюда выйти до полуночи. Это очень ценное знание, потому что в полночь все здесь взлетит на воздух. Вы так захотите, чтобы я поделился этим знанием. А вот хрен вам! Столько лет вы считали меня идиотом, а себя — гениями! Правда, Ангелина? Ты же звезда? По верчению голой жопой! Тут нужно большое умение… Вот теперь побудьте вы дураками. А я буду умным.

— А ребенок? — Макс показал на Алису. — Вы хотите, чтобы и ребенок погиб?

— Это не ребенок, это ублюдок. Смешанные браки — это мерзость… Не думал я, Света, что похоть так затуманит тебе мозги. Хотя что с вас, баб, взять…

— Подонок, — негромко сказала Лина.

— Вот видишь, ты ничему не учишься в этой жизни, — возразил ей отец. — Ты не усваиваешь уроки, которые преподносит тебе судьба. Даже когда жить осталось всего… — он выпростал из-под пледа левую руку и посмотрел на часы. — А осталось-то совсем мало: не больше двух часов. Кстати, — он снова засунул левую руку под плед. — Уже без пяти десять, а вас здесь так много.

И прежде чем кто-либо сумел осознать смысл этой реплики, раздался негромкий хлопок, а от пледа пошел легкий дымок. Макс схватился за живот, пробитый пулей, и тяжело навалился на стол.

 

Глава одиннадцатая, в которой говорится о продолжении семейной беседы в узком кругу

Хрипя и царапая ногтями поверхность стола, Макс отчаянным усилием попытался встать на ноги, но не смог и рухнул на пол. Он умирал, запрокинув назад голову, и Лина завороженно глядела, как все реже и реже бьется жилка у него на шее.

— Вот так-то оно лучше, — нарушил тишину Чернов и извлек из-под пледа пистолет с глушителем. — А то все угрозы, угрозы. Плед, правда, попортил, ну да ладно…

— Не надо на меня так смотреть, — попросил он Лину. — Вот и здесь ты ведешь себя не так, как должна бы примерная дочь. Этот амбал угрожал мне, твоему отцу. Я чудом спасся, и где же радость на твоем лице?

— Кого ты посадил в то кресло вместо себя? — думая о своем и ненавидяще глядя на старика, спросила Лина. — Кого ты еще убил?

— Даже не знаю. Мне нужен был человек примерно моего возраста, похожего телосложения… Вот и встретился мне тут один, попросил подвезти. Колхозник, наверное. Ты, должно быть, так обрадовалась, когда нашла меня с дыркой в башке, да?

Лина промолчала.

— А что ж ты не спросишь, как же это ты, папа, катался? Я, как Василия Ивановича-то пристроил, сам стал все делать. А как же иначе… Есть у меня препарат, что-то вроде наркотика, колешь его в ноги — и можно с час ими шевелить. Потом болят, правда, сволочи… Так что оцени, дочь, папины труды: на что я ради вас пошел, на какие страдания! Сам на машине ездил, колхозника этого поджидал. Ваську подвесить — тоже не так просто. Все для вас старался, чтобы впечатление произвести…

— Ты старался для своих сдуревших мозгов.

— Ну зачем ты так… Сколько я всего придумал! Ты оценила? Особенно там, на горшке. Кто на нем сидел, Вовка, что ли? Наконец-то я из него все дерьмо вышиб! — Чернов рассмеялся довольным скрипучим смехом.

— А сам ты тоже хочешь взорваться вместе с домом?

— Да ты никак о здоровье моем заботишься? — расплылся в улыбке Чернов. — Вот спасибо, вот порадовала старика отца напоследок! Да, пора мне на покой. Устал я за последние дни, набегался. Спектакль мой удался на славу, грех жаловаться. Детей повидал, чтоб вам пусто было, сволочи… Что еще мне делать на этом свете? Кстати, для Родины своей тоже благое дело устроил сегодня.

— Это какое же? Сыновей своих убил?

— Ну, и это неплохо, и это мне зачтется. Я одного гада-предателя к себе в гости позвал, он аж из Англии приперся. Думал его вместе с вами заставить побегать по дому, да не выдержал — по дороге сюда он поджарился. Костенко ему фамилия…

— И мы теперь с тобой будем здесь до полуночи сидеть и ждать?

— Можно, конечно, в соответствии с моим замыслом продолжать постепенную ликвидацию: сейчас Светку, через час дочку ее или тебя. Да уж ладно, посидим по-домашнему, дождемся все вместе.

— Вот спасибо.

— Ну я же не злодей какой, — развел руками Чернов. — Я строг и справедлив. Жаль только Аркашку твоего не удалось прищучить. Куда мужа-то дела?

— Дела у него.

— Вот жалость-то! А то бы он тут понервничал! Натура тонкая, артистическая-педерастическая, правда?

Лина поморщилась — ее связь и последующий брак с Аркадием были вынужденной жертвой на раннем этапе ее карьеры. Уже три года они жили раздельно и общались только по работе. Образ жизни Аркадия ее раздражал, но сейчас Лина испытала какое-то подобие радости за мужа: он продолжит свои кривляния и скандальные похождения. Жизнь закончится только для Лины.

— Папа…

— Что, Ангелина?

— Отпусти ребенка.

— Ты за кого меня принимаешь? За дурака? Напрасно… Кажется, я не давал к этому повода и переиграл сегодня вас всех.

— В чем виноват ребенок? Какие у тебя претензии к Алисе?

— Во-первых, это будет наказанием для Светки. Пусть мучается вдвойне. Во-вторых, яблоко от яблони недалеко падает. Вырастет — будет такая же дура и проститутка, как мать. Лучше уж выжечь всю эту мерзость каленым железом раз и навсегда!

Увлеченная разговором с отцом, Лина не заметила, что мать и дочь уже некоторое время ведут неслышную беседу, едва заметно шевеля губами.

— Алиса, теперь ты поняла? — Светлана сидела все так же, уставившись в пол, и ее лица не было видно Чернову, занятому полемикой с Линой.

— Это серьезно, — согласилась Алиса.

— Что делать?

— Нам мешает он?

— Да.

— Его надо убрать?

— Да.

— Я подумаю.

— Мало времени.

— Я понимаю, — Алиса быстро осмотрела старика в кресле, который размахивал пистолетом, что-то втолковывая своей неразумной дочери, стол перед собой и холл в целом. Потом снова уткнулась в «Геймбой» и зашевелила губами:

— Зажигалка.

Светлана медленно перевела взгляд на стол, увидела лежащую на нем зажигалку и кивнула дочери.

— Возьми.

Светлана медленно подвинула правую руку к зажигалке и накрыла ее ладонью. Никто этого не заметил.

— Спирт.

Светлана посмотрела на стоящую прямо перед ней бутылку спирта «Рояль».

— Нужен фитиль.

Голова Светланы оказалась неожиданно пустой, там не было ни одной подходящей идеи насчет фитиля, пока она не заметила, что ногтями бессознательно сцарапывает бумажную наклейку с бутылки. Ей удалось снять наклейку почти неповрежденной, и она стала как бы механически скатывать этот бумажный прямоугольник в тугую трубочку.

— Выпей.

— Что?

— Сразу нельзя. Пей, а потом жги.

Светлана почувствовала, как во рту у нее действительно пересохло. Нетвердой рукой она схватила бутылку со спиртом, открутила пробку, та упала на стол и ударилась о соседнюю бутылку. Раздался легкий звон.

Светлана застыла с бутылкой в руке, как преступник, застигнутый на месте преступления.

Леонид Владимирович и Лина посмотрели на нее: первый — с презрением, вторая — с недоумением и жалостью.

— Ты еще и алкоголичка, — бросил ей Чернов. — Ну напейся, чтоб не страшно умирать было.

И он повернулся к Лине.

— Давай, — скомандовала Алиса.

Светлана поднесла ко рту тяжелую бутыль и сделала маленький глоток, которого оказалось достаточно, чтобы обжечь ей внутренности и ударить будто кувалдой по мозгам. Она едва не закашлялась, но смогла сдержаться.

Все еще держа бутылку у рта, она вставила в горлышко скатанную этикетку, чтобы та погрузилась наполовину в спирт, а верхний ее конец торчал наружу. Потом медленно, очень медленно — так ей казалось, щелкнула зажигалкой, со второго раза появился слабенький огонек, который она поднесла к фитилю. Тот вспыхнул неожиданно ярко, и все последовавшее за этим заняло доли секунды.

— Бросай! — крикнула Алиса, и Светлана неуклюже, двумя руками от груди, швырнула бутылку в Чернова.

Тот обернулся на крик девочки и успел лишь раскрыть от удивления рот, но не больше. Бутылка упала к нему на колени, старик протянул руку, чтобы смахнуть ее…

— Ложись! — продолжала отдавать команды Алиса и сама скатилась с кресла под стол. Светлана неуклюже плюхнулась рядом, в то время как Лина не отводила глаз от отца.

Взрыва не получилось, но бутылка разлетелась на куски, и в следующий миг Чернов оказался в центре всепожирающего пламени. Он все-таки смахнул с колен осколки бутыли, но было поздно — Леонид Владимирович горел заживо.

Он закричал. И этот крик перешел в вой, полный боли и ненависти, Лина отвернулась, и вдруг раздался уже знакомый хлопок. Пуля ударила в соседнее с ней кресло, где некогда сидел Дмитрий. Лина увидела, как отец встал на ноги и, горя как факел и вопя от боли, направляет на нее пистолет. Она не отвела взгляда. Пистолет выпал из рук умирающего, он опустился в кресло и больше из него не поднялся.

Глава двенадцатая, повествующая о находках и потерях

Лина сидела за столом, уткнувшись лицом в ладони. Она была словно в обмороке, то ли от запаха горелого человеческого тела, то ли от нервного напряжения последних часов.

Светлана, стараясь не смотреть на останки Чернова, таскала воду в графинах и заливала пламя.

— Все это зря, — негромко произнесла Лина.

— Что именно? — устало спросила ее двоюродная сестра.

— Мы все равно отсюда не выйдем.

— Почему вы так думаете?

Лина удивленно обернулась на голос.

— Алиса, ты еще и разговариваешь? Надо же…

Девочка держала в руке слегка оплавившееся прямоугольное устройство, напомнившее пульт дистанционного управления телевизором.

— Что это?

— Это — ключ, смотрите, здесь есть кнопка «Дв». Проверим?

— Если только ничего не взорвется…

Алиса нажала на кнопку, и замок входной двери коротко щелкнул.

— Вот и все.

— Так просто, — Лина покачала головой. — Так поздно… — Она посмотрела на Дмитрия, на Макса, на дымящееся кресло.

Уходя из этого дома, они оставляли за собой только мертвых. Здесь, где их пыталось сожрать привидение из прошлого, им нечего было больше делать.

Лина вела машину. Алиса почти сразу задремала на заднем сиденье. Свежий воздух выветрил запахи смерти, а время выветрит воспоминания. Когда «вольво» выбралась с проселочной дороги на шоссе, Лина подумала, что еще успеет до начала показа прийти в себя — его нельзя было пропустить…

В полночь они были уже далеко от Варенина и не могли видеть, как совершается последнее действие в спектакле, задуманном Леонидом Владимировичем Черновым: особняк дрогнул, но устоял. Макс был прав: стены оказались слишком прочными. Обрушилось вниз перекрытие между этажами, похоронив мертвые тела. И теперь вошедшего в этот дом, прекрасно сохранившийся снаружи, ждало шокирующее зрелище — внутри не было ничего.

Только развалины и пыль.