1

По ощущениям это напоминало прогулку по лесу, которая кажется вполне беззаботной, пока при следующем шаге нога вдруг не проваливается в болотную жижу. А потом проваливается вторая нога. И понимаешь, что очутился в ООХСе — очень-очень хреновой ситуации, когда можно материть себя за то, что отправился шляться по лесу, а зачем — неизвестно.

Тамара, как ни странно, оказалась склонна к самокритике. Она всхлипнула и жалобно пробормотала, глядя на меня:

— Извини, что я...

— Все нормально, — сказал я. — Я уже привык.

Мне было понятно, что все теперь зависит не от Тамариных извинений, а от того, насколько убедительно я сжимаю шерстяной носок во внутреннем кармане и насколько свирепо смотрю по сторонам. Шанс выкрутиться был, тем более что сейчас Тыквин беспокоился совсем по другому поводу — его беспокоил ОМОН.

— У вас есть пять минут, чтобы уйти через кухню, — строго сказал менеджер. — Я не хочу, чтобы из-за вас весь клуб разнесли в щепки. Через пять, то есть через четыре с половиной минуты я открою ментам дверь.

— Мне хватит и двух минут, — мрачно произнес Тыквин и с грохотом сбежал по лестнице вниз. За ним последовал мужик в черном, который тащил с собой Тамару. Я ринулся было следом, но получил удар локтем под дых и очень удивился этому факту. «Неужели Борис Ефимович?» — подумал я, но тут все разъяснилось — старичка тащили под руки двое парней, которых я поначалу принял за работников клуба, но потом, увидев у себя за спиной еще две квадратные рожи, сообразил, что все это — тыквинский эскорт. Мои шансы стремительно падали.

Так или иначе, пора было уносить ноги, и я кинулся в сторону кухни. Двое с квадратными мордами стабильно держались в паре шагов позади меня. Я почувствовал, что увяз в ООХСе по самое горло, но все еще держался за сверток внутри пиджака. Уже чисто по привычке.

Как только мы выскочили во внутренний двор, дверь за нами захлопнулась, и оказалось, что все мы стоим слишком близко друг к другу — Тыквин, мужик в черном костюме, Тамара, эксперт в полуобмороке и четверо тыквинских охранников. Ну, и я само собой.

Тыквин нервно вертел головой, решая, куда бежать теперь, но вдруг встретился со мной взглядом. Глаза его вспыхнули яростью, рот открылся для какого-то очень душевного слова, но Тыквин все же сообразил, что сейчас не до разборок.

— Туда! — махнул он рукой, и вся толпа бросилась за ним. Двое мордоворотов привычно дышали мне в затылок. Я уже начинал к ним привыкать, как к какому-то неизбежному злу вроде перхоти.

— Сюда! — крикнул Тыквин, и мы повернули налево. Я понятия не имел, куда мы направляемся, но понимал, что меня и тыквинскую компанию сейчас объединяет одна светлая цель — сделать ноги от ментов. Стало быть, пока нам по пути. Хорошо бы еще улучить момент и на какой-нибудь развилке дернуть Тамару в сторону от мужика в черном костюме, только сделать это надо неожиданно, чтобы двое типов позади меня не успели среагировать. Я лихорадочно соображал на ходу, как бы устроить внезапный прыжок вперед, как вдруг тело Бориса Ефимовича куда-то исчезло с моего пути, а вместо этого передо мной встал Тыквин. Почему-то он именно стоял, а не бежал. И стоял с вытянутой вперед рукой. Рука заканчивалась кулаком, на который я с разбега налетел. Это было неприятно.

Но это была сущая ерунда по сравнению с двумя бегунами сзади, которые продолжили дело Тыквина и так мне наваляли, в таком хорошем темпе, что мне захотелось пригласить обоих на работу в «Золотую Антилопу» вместо сексуального маньяка Антона и лентяя Фарида.

— Давно хотел это сделать, — сказал Тыквин, стоя надо мной и потирая кулак. Он тяжело дышал, его волосы стояли дыбом, образуя что-то вроде редкого кривого частокола, но он был наверху, а я внизу. Совсем внизу. И у меня шла носом кровь.

— Ствол у него заберите, — велел мужик в черном. Меня встряхнули, перевернули, и чужая рука забралась мне во внутренний карман пиджака. Я тихонько и гадко захихикал, предвкушая выражение лиц всей честной компании.

— Это не ствол, — пробасил один из тех, что меня отмутузили. — Это шерстяной носок.

— Чего?!

Тыквин выматерился и растерянно посмотрел на мужика в черном:

— Ты что-нибудь понимаешь? Лично я, Олег, ни хера не понимаю! У него носок в кармане. Почему у него носок в кармане? Как мог тот козел исчезнуть из комнаты? Как?! Куда делись алмазы?

Олег ничего не ответил, остальные тоже молчали. Я знал, кто мог бы удовлетворить любопытство Тыквина, но этого человека сейчас среди нас не было. Иначе я бы первый разбил ему морду за его фокусы.

А поскольку Мухина не было, весь тыквинский гнев излился на меня. Это не значит, что он на меня помочился, нет, он просто раз десять пнул меня по разным частям тела. Наверное, лучше бы он на меня помочился, потому что это было бы не так больно. Нога у Тыквина оказалась тяжелой.

— Олег, посмотри, я его не прибил? — поинтересовался Тыквин, отходя от моего скрюченного тела.

— Нет, — сказал человеколюбивый Олег. — Можешь его еще попинать, но вообще-то нужно уходить. Вдруг менты неленивые попались...

— Сейчас мы уйдем, — кивнул Тыквин, приглаживая волосы. — Но сначала я скажу этому лоху пару нежных слов.

Кажется, он имел в виду меня.

— Мои деньги пропали, — сказал Тыквин. — Я думаю, что вы были в сговоре с этим уродом по имени Леша. Я думаю, что это Леша вызвал ментов, чтобы те вошли в клуб и не дали нам порезать вас с этой бабой на кусочки...

Я вспомнил слова Мухина: «Это не бандиты, это солидные бизнесмены». То ли Мухин соврал, то ли бизнесмен нынче пошел какой-то другой. Выродился.

— Все получилось немножко не так, — продолжал говорить Тыквин. — Бабки вы взяли, а вот уйти от нас не получилось. Поэтому я даю тебе, Саша, сутки. Сутки на то, чтобы ты вернул мне мои деньги. Или тот чемодан с алмазами. Если ты этого не сделаешь, я эту бабу, — он кивнул на Тамару, — лично порублю топором на фарш.

Тамара побледнела и стала медленно оседать наземь.

— Прикидывается, — сказал Олег, но на всякий случай поймал Тамару в падении. Тыквин вообще не обратил на нее внимания. Он стоял надо мной, возвышаясь, как Лермонтов над Кавказом.

— Усек? — осведомился Тыквин. — Сутки. И время уже пошло.

Я поплевал кровавой слюной на землю и медленно сел. Я знал, что должен объяснить Тыквину что-то важное, но не мог вспомнить, что именно.

А тот брезгливо посмотрел на мое разбитое лицо, достал из кармана визитную карточку и бросил мне в ноги.

— Позвонишь по этому телефону, — сказал он. — И большая просьба — приноси все деньги сразу. Не таскай их по частям. А то я буду возвращать тебе по частям эту женщину...

— Плевать, — с усилием проговорил я. Важная вещь не вспоминалась, вспомнился дурацкий фильм, в котором у главного героя тоже забирали подругу в заложницы. — Плевать мне на эту бабу, я ее совсем не знаю. Только сегодня ее впервые увидел. Рубите ее на фарш, если вас так голодняк задолбил...

По моим расчетам, после таких слов Тамару должны были отпустить на все четыре стороны. Черта с два.

— Это меня ты не знаешь?! — зашипела мгновенно вышедшая из обморока Тамара. — Это со мной ты только сегодня познакомился?! Да как у тебя язык повернулся такое сказать!!!

— Ну ты и полная дура, — не сдержался я.

— Вот спасибо! Вот молодец, поддержал в трудный момент! Значит, рубите меня на фарш, да? Я запомню, Саша, я все запомню...

— Достаточно, — махнул рукой Тыквин. — Мне все с вами ясно. Условия остаются прежними — сутки.

— Да я не знаю этого Леху! — крикнул я. — Я с ним только вчера познакомился!

— У тебя фантазии нет ни хера, — сказал Тыквин. — Одно и то же, одно и то же...

— Да где я его теперь найду?!

— Не знаю, — пожал плечами Тыквин. — Тебе придется постараться.

— Саша! — донесся вопль Тамары, которую тащили прочь по переулку. — У меня в конторе! Есть его адрес! Если поторопишься, то успеешь!

Тыквин усмехнулся этим словам и зашагал вслед за Олегом и другими, когда я сложил пальцы в кулак и прохрипел:

— Если... Если хоть один волос с ее головы...

— Да пошел ты, — равнодушно бросил Тыквин и резко взмахнул ногой. Носок его ботинка вонзился мне в подбородок. Я увидел высоко в небе холодное осеннее солнце, а потом закрыл глаза. Земля подо мной стала мягкой, как перина, и я поплыл на ней по большой черной реке без берегов.

Потом перина исчезла, и я пошел на дно.

 

2

...Из динамиков на соседней даче гремела музыка, Тамара покачивала ногой в такт ритму и даже что-то тихонько напевала себе под нос. Еще иногда она поправляла челку, но, в принципе, можно было обойтись без этого, потому что лично мне Тамарина привлекательность казалась всегда бесспорной.

— Девушка хорошо влияет на моего племянника, — сказал ДК. Его музыка как раз не радовала, а скорее раздражала, но из-за присутствия Тамары на своей даче он терпел.

ДК было за сорок, причем так далеко, что ближе к пятидесяти. Когда-то у ДК был старший брат, а у меня когда-то был отец. Потом в один не самый прекрасный день на горной дороге белая «Волга» сорвалась с обрыва, и у меня не стало родителей. У ДК не стало старшего брата, а у нашего города не стало прокурора. Впрочем, это было так давно, что при воспоминаниях у меня не выступают слезы на глазах и не встает комок в горле. У ДК — тем более. Я вообще не могу представить ДК погрязшим в депрессухе или распускающим нюни. Мне вообще иногда кажется, что ДК появился на свет в результате каких-то секретных генетических экспериментов, и способность плакать в программу эксперимента не была заложена. Для описания ДК годились слова «поджарый», «жилистый», «сильный», «жесткий», «спокойный», а вот слова «нервный», «впечатлительный», «расслабленный» рядом с ним и не валялись. В целом все это, наверное, было хорошо, но иногда я начинал побаиваться ДК, как будто это был не брат моего отца, а кто-то совсем чужой... И даже не совсем человек.

Но в тот день у меня было совсем иное, благодушное отношение к ДК. И все поначалу было хорошо.

— Девушка хорошо влияет на моего племянника, — сказал ДК, поглядывая на Тамару. — Хорошо бы закрепить такое влияние на постоянной основе...

— Вот еще! — фыркнула Тамара. — Я молодая свободная женщина, только что сбросившая с себя цепи брака...

Надо сказать, что цепи брака Тамара сбросила не сама. Ей в этом помогли. Совсем незнакомые Тамаре, но очень добрые люди. Я тоже внес в этот процесс посильную лепту. Лепта заключалась в том, что я стоял спиной к машине Тамариного мужа, когда эту машину дырявили из автомата. Ну, само собой, дырявили не только машину, но и того, кто в ней сидел. То есть Тамариного мужа. Ну а если бы не стоял спиной, то я... Теоретически можно предположить, что я бы заслонил ее мужа своим героическим телом. Но практически я все же стоял спиной. И когда я обернулся, Самарин муж был уже мертв на все триста процентов. Менты назвали это «заказным убийством», Тамара же теперь объявила то же самое «сбрасыванием оков брака». Сколько людей, столько и мнений. Называется плюрализм.

Убийц Тамариного мужа так и не нашли, но в ходе следствия выяснилось, что существует целая куча людей, имеющих к мужу Тамары серьезные претензии, так что оставалось лишь удивляться, как этого солидного господина не пришили раньше. Тамару интересовало тогда не столько «кто убил?», как «куда этот болван спрятал наши деньги?». Поясню, что «болван» — это ласковое прозвище мужа.

Для поиска пропавших денег Тамара наняла меня, посчитав, что раз охранник не закрыл своего босса широкой грудью от пуль, он должен обеспечить нормальную жизнь безутешной вдове. Поясню, что безутешной вдовой себя считала Тамара, хотя со стороны этого заметно не было.

Денег мы так и не нашли, но я тем не менее видел два положительных последствия в долгих суматошных поисках: во-первых, я похудел на три килограмма, во-вторых, я близко познакомился с Тамарой.

Настолько близко, что пригласил ее на дачу к своему дяде. Это было в конце лета, мы сидели на свежем воздухе, и я испытывал странное чувство, глядя на свою спутницу. Наверное, это называлось чувством гордости. Я гордился собой. В том смысле, что у меня есть такая замечательная подруга. Лучше всех предыдущих. Потом я, правда, вспомнил, что и про прошлую свою девушку думал точно так же. Короче говоря, нет конца совершенству...

Не знаю, гордилась ли мной Тамара. Если и гордилась, то, наверное, где-то в глубине души. Вслух она пока говорила другое.

— Обаяние у вашего племянника действительно есть, — продолжала перемывать мне косточки Тамара, — правда, очень своеобразное...

ДК иронично глянул на меня, хмыкнул и сказал:

— Согласен.

— К тому же свет клином не сошелся на вашем племяннике...

Я улыбнулся этой милой шутке, а ДК изумленно спросил:

— Неужели?

— Я молодая свободная женщина, — напомнила Тамара тем, кто подзабыл. — Симпатичная, — она поправила челку. — К чему мне скоропалительные решения? Свет клином не сошелся на Саше. Например, мне нравятся и мужчины в зрелом возрасте...

— О! — вырвалось у ДК. Я продолжал улыбаться Тамариным шуткам.

— Я вас имею в виду, — сказала Тамара.

— Да? — ДК подался вперед, глаза его как-то странно засветились. Я снисходительно ухмылялся: надо же, ДК не понимает, что с ним шутят. Или понимает, но подыгрывает Тамаре?

Оказывается, он не понимал. Оказывается, он все принял за чистую монету. Вот уж седина в бороду, а бес в ребро. Или не в ребро?

— Ну тогда, Саня, — ДК значительно посмотрел на меня, — тогда у нас с тобой будут не родственные отношения, а отношения свободной конкуренции. Лично я такую женщину упускать не собираюсь...

— Особенно если она сама идет в руки, — добавила не без кокетства Тамара, и я чуть не упал со стула. Если это была игра, то она вышла за разумные рамки. Я только хотел об этом заявить, но тут Тамара меня опередила:

— Давайте сделаем так: сыграем в «дурака», и кто из вас двоих первым проиграется три раза подряд, тот едет в город за шампанским, потому что у нас кончилось шампанское. А кто не проиграет...

— Тот остается с девушкой в приятном уединении, — сразу сообразил ДК и сдержанно улыбнулся. — Что ж, идея неплохая. Но ничего не получится. Я не держу дома карт.

— Ничего, — успокоила его Тамара. — Я попросила Сашу купить колоду, и сейчас мы все это устроим.

Я молча достал из кармана колоду карт и бросил на стол. Я много чего сейчас хотел сказать Тамаре, но сказать это нужно было наедине. Поэтому я просто сжал зубы и стал ждать, что будет дальше.

— Ха, — сказал ДК, вытряхивая карты из колоды. — В молодости я частенько зарабатывал неплохие деньги, играя в преферанс. У меня математический склад ума, поэтому...

— Посмотрим, — не выдержал я этого самодовольного трепа. — Посмотрим, какой у кого склад ума...

— Давненько мне не приходилось брать карты в руки... — потирал руки ДК. Тамара безмятежно покачивала ногой, а я бы мог со своей стороны добавить, что мне тоже давно не приходилось крапить карты. Но прошлой ночью я был занят именно этим.

В игре по высоким ставкам все средства хороши.

 

3

Солнце, все такое же холодное, скупо грело землю. Стало быть, крепко я вздремнул после контакта с тыквинским ботинком. Но волновала меня не боль в подбородке, не слипшиеся от крови волосы на затылке. Меня волновало время.

К счастью, эти уроды разбили мне часы. Теперь я мог с точностью до минуты назвать время, когда пошел отсчет двадцати четырех часов — четырнадцать сорок три. Другой вопрос — а сколько часов уже прошло? И главный вопрос — как мне уложиться в остаток суток, если я до сих пор понятия не имею, где можно найти пакостника Леху в его дурацких позолоченных очках?!

Я встал, отряхнулся и на подкашивающихся ногах потащился вперед по переулку. Через несколько минут я уперся во что-то знакомое. Еще через несколько минут сообразил, что это задворки клуба «Белый Кролик», стало быть, я тащился не вперед, а назад. И, стало быть, соображалка у меня сейчас работала на уровне игрушечного электрического автомобиля — если не в эту сторону, так в другую. Я не без труда развернулся и зашагал назад. То есть вперед.

Так я выбрался на какую-то довольно оживленную улицу. Однако радости по поводу возвращения к людям я не испытывал. Люди, учитывая мою разбитую морду, тоже не бросались мне на шею, а брезгливо морщились и торопливо проходили мимо. Но мне не было нужно, чтобы мне вешались на шею, мне не нужно было сочувствие, я хотел иного.

— Который час? — хрипло выдавил я из себя, но усатый прохожий, не сбавляя ходу, бросил:

— Вытрезвитель уже работает.

— Пошел ты! — рявкнул я с неожиданной даже для себя злостью. Оказывается, я был не в настроении. Но ведь у меня имелась на то уважительная причина!

Короче говоря, зря они все так на меня смотрели. На улице между тем холодало, и мысли мои стали постепенно проясняться то ли от холода, то ли от того специального упражнения для активизации мозга, которому меня научил друг по кличке Лимонад. Я массировал виски и одновременно в частом ритме прижимал и отнимал подбородок от груди. Лимонад утверждал, что это упражнение из репертуара индийских йогов. Совсем уж стопроцентным средством для прояснения рассудка была стойка на голове, чтобы к мозгам прилила кровь, но я был в неподходящем для таких трюков состоянии.

Я вспомнил прощальный выкрик Тамары. Нет, не тот, где она именовала меня кретином, а тот, где она советовала мне посетить ее контору и найти там адрес Лехи, человека с двумя чемоданами алмазов и одним чемоданом денег.

Теперь у меня была конкретная цель. Я не очень изящно, но все же запрыгнул в троллейбус, и тот повез меня в сторону Тамариной конторы по торговле недвижимостью. У стоящего рядом мужчины я подсмотрел на «Командирских» время — шестнадцать десять. Получалось, что я провалялся на холодном асфальте больше часа. Плохо. Так и простудиться недолго. Не говоря уже о том, что этот час был бездарно вычеркнут из суток, отведенных мне на поиски Лехи. Я и так-то не очень надеялся на успех, а тут еще тикающие стрелки уносили и уносили мое время...

Больше всего я боялся, что в Тамариной конторе случится какой-нибудь короткий день или еще нечто подобное. Поэтому, вывалившись кулем из троллейбуса, я не пошел, а побежал, но не очень быстро, поскольку знал — если упаду на большой скорости, то встану не скоро. Голова все еще кружилась, а руки и ноги, признавая общее руководство головы, не спешили исполнять ее распоряжения. Бардак, короче говоря.

О приближении к офису риелторской конторы я догадался по шеренге иномарок, выстроившихся вдоль стены кирпичного двухэтажного здания. Это лучше всякого годового отчета говорило о том, что торговать жильем — дело прибыльное. Гораздо более прибыльное, чем быть вышибалой в баре. Оставалось только надеяться, что когда-нибудь к нам в бар заявится отмечать свой профессиональный праздник пара риелторов, напьется до посинения, и тогда я с чувством глубокого удовлетворения вышвырну их за порог. Это будет мой маленький праздник, моя маленькая месть за те минуты унижения, которые я пережил, пытаясь подняться на крыльцо этой чертовой фирмы. Крыльцо было построено словно не для нормальных людей, а для каких-то кривоногих. Но я-то нормальный, и потому мои нормальные ноги все соскальзывали со ступеней. Пару раз я даже чуть не грохнулся наземь, но потом посмотрел на разбитые часы, собрался с духом, ухватился за поручень и втащил свое тело наверх. Но это было только начало.

К достоинствам капиталистического предприятия можно отнести то, что с этого предприятия не слиняешь раньше времени. То есть, если бы я пахал на такую контору, это было бы не достоинство, а совсем наоборот. Но сейчас меня радовало, что они еще не закрылись.

К недостаткам капиталистического предприятия я бы отнес дурную моду ставить на входе охранников. Как правило, это или бывшие, или переодетые менты. А значит, разговаривать с ними простому парню вроде меня очень тяжело. Как правило, мы друг друга не понимаем.

Так случилось и на этот раз.

— Куда?

Сказано было лениво и неприветливо. Ладно, пусть я не мэр и не двадцатилетняя блондинка с буферами наперевес, но можно же все-таки и повежливей.

— Туда, — в тон охраннику ответил я и попытался проскользнуть внутрь, и даже голова моя успела проскочить к вожделенной цели, а вот ноги не успели, и охранник могучим плечом стал выдавливать меня обратно, многозначительно похлопывая ладонью по своему верному другу — резиновой дубинке.

Пришлось вступить в переговоры.

— Тут у вас работает одна девушка, — нехотя буркнул я, подавляя в себе желание звездануть охраннику по тупой башке. Он же, судя по выражению лица, готовился сделать то же самое. Что значит — работники из одной сферы.

— Девушек тут у нас завались, — медленно отозвался охранник. Можно было подумать, что это он так хвастается.

— Локтева Тамара Олеговна, — уточнил я, косясь на электронные часы за спиной охранника. Время утекало. Я бездарно тратил его на разговоры с тупыми охранниками. Если это можно было назвать разговором.

— Ну, — сказал охранник, ломая зубами пластинку жвачки.

— Мне нужно...

Тут в коридоре появился толстый мужик лет пятидесяти, стриженный под «ежика». На нем был костюм цвета морской волны и желтый в крапинку галстук. Со стороны казалось, что шею толстяка обвила змея, а ее хвост болтается едва ли не между ног у «ежика».

— Что тут за дела? — сказал толстяк лениво и неприветливо, только его лень и его неприветливость были почище лени и неприветливости охранника.

— Э... — сказал охранник, собрался с мыслями и отрапортовал: — Это к Локтевой.

— Ее нет, — бросил толстяк, разворачиваясь и унося свое упитанное тело в глубины офиса. — Она отъехала с клиентом...

Он мне это говорил! Да я лучше их всех знал, куда Тамара поехала и что из этого вышло!

— С клиентом, ясно?! — Охранник обрадовался тому, что появился повод выставить меня за дверь, и медленно приступил к решению этой задачи. А я крикнул вслед колобку цвета морской волны:

— Мне не сама Локтева нужна, мне нужен адрес...

— Адреса сотрудников мы не сообщаем! — заученно рявкнул охранник и вытолкал меня за дверь. Здорово у него это получилось, я даже подумал, а не пригласить ли мне его в «Золотую Антилопу» на место Фарида, но тут же вспомнил, что два кандидата у меня уже есть. А этот балбес с дубиной все же туповат — не дослушал меня до конца, не понял, какой именно адрес мне нужен. Если бы он выталкивал меня чуть помедленнее, я бы успел ему рассказать, что умение выслушать человека — очень важная штука. Например, трудился в «Золотой Антилопе» один деятель по кличке Электровеник. Это его Карабас так приложил. Полностью фраза звучала так: «Шустрый как электровеник». Электровеник был не просто шустрым, он был фантастически шустрым. Но он не дослушивал людей до конца. Как-то в город приехала делегация муниципальных чиновников из Москвы по обмену опытом. Что они там меняли на свой опыт, я не знаю, но к полуночи человек шесть этих меняльщиков закатились в «Антилопу». За порядком следил как раз Электровеник, и ему показалось, что один из меняльшиков слишком шумит. Электровеник тонко намекнул гостю из столицы, чем может для него закончиться эта ночь, но гость был в слишком хорошем настроении и не обратил на Электровеника должного внимания. Через десять минут Электровеник молча подошел к гостю из столицы, молча взял его за грудки и решительно выкинул на улицу. Точнехонько в ближайшую лужу. Перед полетом гость пытался произнести слово, которое, по его мнению, могло избавить его от бездарного полета.

— Я супре... — успел он произнести, а потом уже стал резко набирать скорость. Отлучившийся покурить Карабас обнаружил по возвращении одинокого улыбающегося Электровеника. Вся московская делегация вылавливала коллегу из лужи.

— Ты чего щеришься? — подозрительно спросил Карабас.

— Да вырубил тут одного, — поделился радостью Электровеник. — Чтобы не залупался. А то заладил: «Я супермен, я супермен...» Алкаш чертов.

Наутро протрезвевший супрефект настучал о недружественной акции Электровеника куда надо, и городские власти, которые тряслись над обменом опытом с Москвой так, будто меняли наш мусор на московское золото, посоветовали Карабасу принять меры. Карабас без особой грусти уволил Электровеника и вернул на работу меня. Месяцем раньше Карабас увольнял меня. Совсем за пустяки — я выбил несколько зубов депутату городской Думы.

Того депутата потом пристрелили в глухом лесу, но уже без моего участия. Судьба супрефекта мне неизвестна, а Электровеник, кажется, работает учителем физкультуры. Это я к тому, что время идет, и с каждым часом все как-то меняется. Уже темнело, а я находился все там же. В смысле — на той же стадии поисков. На нуле.

Злобно скрежеща зубами, я ходил вокруг риелторской конторы. Потом мне стало прохладно, и я забежал в магазин через дорогу. Тут я увидел в стеклянной витрине свое отражение и понял причину неприветливости охранника. С такой рожей можно либо пустые бутылки по помойкам собирать, либо трясти прохожих по темным переулкам. Кровь и грязь смешались и засохли на моей физиономии, которая и так-то не была никогда слишком фотогеничной.

Я отыскал неподалеку парикмахерскую, вошел и решительно сел в кресло. Парикмахерша, увидев мое лицо в зеркале, вздрогнула, но все же подошла.

— Стричься? — осторожно спросила она.

— Сначала умываться, — сказал я. — А уже потом все остальное.

Пятнадцать минут спустя я посмотрел в зеркало, увидел свое обновленное отражение и вдруг подумал, что от человека в зеркале можно ожидать чего угодно. Этот человек был коротко пострижен, умыт и выбрит, но вот глаза... Но вот сведенные на переносице брови...

Я чуть было не испугался человека в зеркале, но вовремя вспомнил, что это — я!

И вспомнил, что времени у меня остается совсем ничего.

 

4

...Первую партию выиграл ДК. Когда это случилось, он улыбнулся и подмигнул мне, словно подначивая: «Ну что же ты?» Он не знал, что выиграл эту партию лишь потому, что мне так хотелось. Мне хотелось сделать неизбежный проигрыш ДК не слишком обидным, я хотел создать видимость борьбы.

Вторую партию выиграл я, и ДК пробурчал что-то невнятное по поводу медленного восстановления прежних способностей. Третью партию выиграл я, и ДК озабоченно наморщил лоб. Я почти физически ощутил его напряжение, желание победить. Мне было странно на это смотреть и даже где-то было жалко ДК. Поэтому я дал ему выиграть четвертую партию. ДК воспринял это как само собой разумеющееся.

Тамара поначалу смотрела на нас с улыбкой, но потом улыбка с ее лица исчезла. Она тоже поняла, что кое-кто из играющих не считает это игрой.

— Может... — осторожно начала она после четвертой партии, но ДК, даже не взглянув в ее сторону, отрезал:

— Все, сейчас я его размажу...

Сказано это был так жестко, что Тамара замолчала, растерянно уставилась на меня, но и я уже ничего не мог изменить. Это же была не моя идея.

Под конец у меня возникла мысль — сдать партию, доставить ДК удовольствие. А уж Тамара потом пусть сама выкручивается, объясняет, что все это было шуткой. Однако я словно заразился исходившей от ДК серьезностью. Я злорадно посмотрел на вперившегося в свои карты ДК, скользнул взглядом по «рубашкам» и аккуратно выложил на белый пластик стола две карты, которые ДК заведомо не мог отбить.

— Три — два, — тихо сказал я и добавил слова, которые, может быть, мне не следовало произносить: — Ну так кто кого размазал?

ДК молча шевелил губами, глядя на мои и свои карты.

— Кажется, я переоценил свои способности, — сказал он наконец, и я облегченно вздохнул про себя — миновало.

— Ну да, — поспешно подхватил я, — ты же играл в преферанс, а это более сложная игра, ты, должно быть, перемудрил...

— Может быть, — согласился ДК, но глаз от карт не отрывал.

 

42

... — Ну все, хватит об этом, — вмешалась Тамара. — Это была неудачная идея...

— Это смотря какая идея, — медленно произнес ДК, переворачивая одну из карт и внимательно разглядывая ее «рубашку». Он посмотрел на меня, а я посмотрел на него. — Вот эта идея, — ДК постучал кончиком пальца по карточной «рубашке», — она совсем неплоха... Но стоило ли это делать?

— Извини, — быстро сказал я. — Извини и... И забудем.

— Забудем?!

Тамара тяжело вздохнула и отвернулась от стола.

— Ты так просто говоришь это — «забудем». Настоящий мужчина не должен так быстро отказываться от своих слов и поступков. Забудем... — ДК хмыкнул. — Ничего себе... Я снова в тебе разочаровался.

— Начинается! — вырвалось у меня.

— Продолжается, — возразил ДК. — Ты все еще ведешь себя, как пацан, хотя тебе уже не семнадцать лет, ты все еще...

— А ты на себя посмотри! — перебил я его. — Ты просто подскакиваешь на месте, ты сам на себя не похож, и все из-за чего — из-за карт? Или из-за дурацкого предложения вот этой вот... — Я ткнул пальцем в сторону Тамары. — Это у нее шуточки такие дурацкие, понимаешь?

— Давайте и вправду забудем... — повернулась к нам Тамара.

— Ты теперь помалкивай! — рявкнул я.

— А что это ты с ней так грубо? — нехорошо прищурился ДК.

— О господи! — Я откинулся на спинку стула и криво усмехнулся. — Мне казалось, что в твоем возрасте из-за женщин с ума уже не сходят...

— Я не схожу с ума, — холодно сказал ДК. — Я просто утверждаю, что ты играл нечестно. Вот и все. Ты вел себя недостойно. Ты вел себя погано.

— Я не думал, что ты будешь беситься из-за этого.

— Я не бешусь, — сказал ДК. — Я просто снова не вижу в тебе мужчины. Я вижу мелкого пакостника, который знает, что не победит в честном бою, а потому...

— Какой еще там бой! — схватился я за голову. И тут сообразил, что мы ругаемся тет-а-тет. Тамары больше за столом нет!

Я вскочил, огляделся вокруг и увидел, что калитка приоткрыта. Я вышел и побежал по тропинке в одну сторону, потом в другую, но Тамары нигде не было. Облазив все окрестности, я злой как черт вернулся обратно и толкнул калитку. Но та была заперта. Я сгоряча треснул по калитке кулаком, но потом понял, что дело это бесперспективное.

ДК мне с тех пор не звонил, а я однажды набрал его номер, но голос в трубке сказал, что номер временно не обслуживается. ДК больше не хотел иметь со мной дел.

Надо сказать, что я не слишком переживал по этому поводу. Пока мне не разбили часы.

 

5

Теперь я подходил к Тамариной конторе куда осторожнее. Как тигр подкрадывается к пасущейся антилопе. То есть это мне хотелось выглядеть тигром, а уж как сложится на самом деле... Жизнь покажет.

Иномарок перед офисом было уже поменьше, и я дождался, пока их не станет совсем. Одним из последних запихнул свое полное тело в «Тойоту» давешний «ежик», чей костюм цвета морской волны назойливо маячил из-под светлого кашемирового пальто. В половине седьмого машин на стоянке не осталось, и большинство окон в здании погасли. Свет горел лишь на первом этаже, и мне из моего наблюдательного пункта была видна часть темной фигуры охранника за стеклянными дверями вестибюля. Я решил, что пора действовать.

У меня было два плана. Первый заключался в том, что оставшийся в одиночестве охранник не будет таким сволочным, как в присутствии начальства. Я объясню ему ситуацию, насколько это можно объяснить постороннему человеку, попрошу помочь... Я порылся в карманах и нащупал несколько купюр. Ну да, можно будет использовать и этот аргумент.

Мое выбритое и вымытое лицо вкупе с новой стрижкой не обманули охранника. Он кинулся ко мне, словно увидел давнего заклятого врага. И он уже не похлопывал по дубинке, он сразу ее ухватил поудобнее и занес для удара. Нет, стоило его все же пригласить в «Золотую Антилопу».

— Куда? — угрожающе взревел охранник, но я уже миновал дверь и был внутри помещения.

— Стой, — миролюбиво сказал я. — Стой, дай я тебе все объясню...

— Нечего объяснять! — Он снова стал оттеснять меня к дверям. — Рабочий день закончен, тебе тут делать нечего!

— У меня проблема...

— Проблема у тебя сейчас будет еще почище! — многозначительно пообещал охранник. И в подтверждение своих слов треснул мне дубиной по ляжке.

— Надо было по руке, — сказал я, морщась от боли. — Ты хочешь, чтобы я ушел, а сам лупишь по ногам! Вдруг сломаешь, как я тогда уйду?!

— Уползешь, — ухмыльнулся охранник.

— Смешно, — согласился я. — Знаешь, я тоже работаю таким вот...

— А меня не чешет, кем ты работаешь. — Охранник снова замахнулся дубинкой. Грубость и нежелание выслушать посетителя — вот его явные недостатки. С недостатками нужно бороться. Я прыгнул вперед, обхватил охранника, прижав его руки к корпусу, и двинул ему своим невысоким лбом в переносицу. Это был мой план номер два.

Потом я осторожно разжал свои объятия и дал охраннику сползти на пол. Вот теперь можно было спокойно работать.

Я оттащил оглушенного парня за конторку и положил рядом с ним на пол дубинку. А то ведь проснется, искать будет. Расстроится, если не найдет.

Потом я порылся в ящиках его стола и нашел большую коробку с ключами. Я забрал их все и пошел к двери комнаты, где работала Тамара. Как-то я поджидал ее в конце рабочего дня и видел, из какой комнаты она выходила. Не думал, не гадал, что мне это пригодится.

Ключи были помечены каким-то непонятным шифром, а на самой двери никаких табличек не было, поэтому пришлось подбирать ключи наугад. Через пять минут я подумал, что ключей здесь слишком много. Через шесть минут я понял, что истекаю потом. Через шесть с половиной я вспомнил, что охранник не обязан целую вечность валяться без сознания после реализации моего плана номер два. Я только собрался ввести ему повторную дозу снотворного, как вдруг очередной ключ повернулся в замке, и дверь плавно открылась, подалась вперед, будто приглашая меня заглянуть в недра риелторской конторы, хранящие сотни тайн и сюрпризов. Будь у меня время и будь у меня мозги, я наверняка нарыл бы в здешних бумажных завалах кучу ценной информации, которую можно было бы потом продавать по десять баксов за лист.

Но времени у меня не было, а мозги мои после службы в армии и работы на Карабаса стали — как бы это помягче выразиться? — слегка деформированными. Они не очень подходили для интеллектуальных трудов. Поэтому я не стал отвлекаться, я просто подскочил к шкафам и, не зажигая света, довольствуясь лишь коридорным освещением, в темпе раскидал с полсотни папок, пока мне под руку вдруг не попалась подходящая: «Заявки на покупку». Дата стояла подходящая — год и месяц нынешние.

— Фух, — довольно сказал я, прижимая папку к груди, но тут же моя радость испарилась, потому что из коридора послышался невнятный звук. То ли сквозняком захлопнуло форточку, то ли охранник пришел в себя и пытался что-то предпринять. Второе предположение мне не очень понравилось, поэтому я, как был, с папкой у груди, выскользнул в коридор и осторожно глянул в направлении выхода из конторы.

Так и есть. Охранник больше не валялся на полу, он сидел за своим столом, одной рукой поддерживая голову — ох и болела она у него сейчас, должно быть! — а другой манипулировал с телефонным аппаратом. Кажется, он даже набирал какой-то номер. Ясно, какой...

— Положь трубку! — свирепо сказал я, подкравшись к охраннику на цыпочках.

— А?! — вздрогнул он и обернулся, но трубку, на свою беду, из рук не выпустил.

— Положь трубку, тебе говорят!!! — рявкнул я и изо всех сил треснул охранника по черепу, а потом ударил еще, еще и еще, пока он, наконец, не затих. Я даже запыхался. Вырубить человека с помощью картонной папки с документами — это большое искусство, и, как любое искусство, оно требует времени и усилий.

Правда, я не был уверен, что охранник вырубился. По-моему, он просто притворился, закрыв глаза. Он понял, с кем имеет дело. С психом.

А я посмотрел на электронные часы на стене и действительно распсиховался. Я швырнул папку на стол, раскрыл ее и пустил свой указательный палец в краткое путешествие по списку желающих приобрести недвижимость. Я помнил, что Леха нацелился на пятикомнатную квартиру, и это облегчило мне поиски.

Номер в списке у Лехи был подходящий — тринадцатый. Рядом было написано, что Мухин А.П. проживает в гостинице «Интурист», номер 632. Я не стал выдирать листок из папки. Еще не хватало, чтобы на меня потом повесили кражу конфиденциальных документов фирмы. Я просто запомнил — «Интурист», 632.

Напоследок я погладил охранника по многострадальной голове. Та дернулась, как от удара током.

— Я ничего не взял, — сказал я. — Папку поставь на место, кабинет закрой. И никто ничего не узнает. Ведь не в твоих интересах раздувать скандал? Могут и уволить за недостаточную бдительность...

Охранник ничего не ответил, продолжая изображать потерю сознания. Я не возражал.

— И еще одно, — назидательно сказал я и поймал себя на мысли, что говорю прямо как ДК. Но я все же сказал: — Старайся сначала выслушать человека, а уже потом мочи его дубинкой. Веди себя культурно. Ты же не вышибала в кабаке...

Я вышел из конторы, но не побежал на троллейбус, а встал за угол, чтобы понаблюдать за действиями охранника. Минуты через три тот осторожно поднял голову, огляделся... И повесил снятую телефонную трубку. Потом взял со стола ключи и папку. И пошел по коридору ликвидировать следы моего налета.

Выходит, правду говорят — во всех людях есть что-то хорошее. Только нужно это хорошее разглядеть. И еще нужно заранее отобрать у человека резиновую дубинку.

 

6

...Через пару дней после исторической игры в карты я подкараулил Тамару возле ее дома. Мне не терпелось выразить ей свои чувства. И еще — просто интереса ради — я хотел послушать, что она скажет в свое оправдание.

Сначала она сказала:

— Ой! А, это ты...

— Ждешь кого-то другого? — мрачно поинтересовался я.

— Вообще никого не жду, — сказала Тамара и пошла мимо меня к подъезду, легкомысленно помахивая сумочкой. Я потащился следом, бросив перед этим тоскливый взгляд на Тамарин «БМВ», красующийся у подъезда. Когда-то Тамара обещала продать эту машину, чтобы из полученных средств заплатить мне за те бесценные услуги, которые я ей оказал в трудные дни после гибели мужа. Но время шло, а обещание как-то подзабылось. В смысле, Тамара его подзабыла. А когда я об этом напоминал, она делала удивленные глаза и спрашивала обиженным тоном:

— Что же мне потом, пешком ходить?

Я в свою очередь указывал Тамаре, что пешая ходьба полезна для здоровья, на что Тамара возражала, что со здоровьем у нее все в порядке.

— Где тебя носило? — спросил я, налюбовавшись на «БМВ».

— У меня было собеседование, — бросила через плечо Тамара.

— Прием документов в кулинарный техникум закончился, — съязвил я.

— Буду работать в фирме по продаже недвижимости, — гордо заявила Тамара, остановившись у лифта.

— Ну да, — недоверчиво сказал я. — Еще чего. Ты что, специалист? У тебя же образования нет.

— Главное не образование, — веско заметила Тамара, — а умение обаять клиента. А уж с этим я справлюсь.

Способности Тамары по части обаяния мне были отлично известны. Спорить не имело смысла, и я приступил к основному.

— Какого черта ты все это устроила?

— А? — Тамара невинно захлопала ресницами. — Где? Что?

— Карты, — напомнил я. — Это же была твоя идея.

— Ну и? Что было плохого в этой идее? Приятно вечерком перекинуться в хорошей компании...

— Ты предложила не просто игру, ты предложила игру на приз. А призом объявила себя.

— Господи, да это же была шутка, шутка! Что ты так взвился?!

— Ты знаешь, что это шутка, но ДК-то не знал! Он-то принял это за чистую монету!

— Это уже его личные проблемы, — сказала Тамара. — Да и ты хорош! Зачем тебе понадобилось крапить карты? Да еще и так топорно, что ДК смог все понять?

Я промолчал.

— Вот видишь, — укоризненно посмотрела на меня Тамара. — Ты тоже делаешь глупости, которые трудно потом объяснить...

— Я просто хотел выиграть, — нехотя проговорил я. — Ты сказала, что мы будем играть в карты... И я хотел выиграть, чтобы ты... Ну, чтобы ты увидела, что я лучше ДК. Я же видел, что он к тебе неровно дышит.

— Ой, Саша, ну ты и дурак, — покачала головой Тамара. — Ой, я даже и представить не могла, какой ты дурак...

— Дурацкая идея была твоя, — упрямо повторил я. — Сначала ты велела мне купить карты, а уже потом я...

— Все, все, — замахала на меня руками Тамара. — Слышать об этом больше не хочу!

Кабина лифта открылась, и Тамара поспешно юркнула внутрь. Уже из кабины она задумчиво посмотрела на меня и нажала на кнопку «стоп» в тот миг, когда двери стали закрываться.

— Ты со мной? — спросила она.

— А ты хочешь? — спросил я. Она молча кивнула, и я прыгнул в кабину, которая почему-то при этом вздрогнула и жалобно заскрипела. Тамара нажала кнопку своего этажа. Кабина поехала наверх, и Тамара как бы между прочим проговорила:

— Видишь, и совсем необязательно для этого портить колоду карт...

— Я дурак, — согласился я.

— Поэтому позвони ДК и извинись.

— Вот еще, — фыркнул я.

— Сейчас я выкину тебя из лифта, — пригрозила Тамара.

— Он и сам хорош, — буркнул я, но пообещал позвонить и принести свои извинения за нечестную игру. Я ведь и звонил. К счастью, ДК не ответил, а больше я и не пытался с ним связаться. Не было никакого желания общаться. Думаю, сам ДК испытывал по отношению ко мне примерно такие же чувства. Ну и черт с ним.

 

7

Вот если бы у меня было два чемодана с алмазами да в придачу еще и чемодан с деньгами, а еще если бы я знал, что бывший хозяин этих денег рвет на себе волосы от злости... Я бы тогда срочно рванул из города к чертовой матери. И ни за какие коврижки не сунулся бы в свой гостиничный номер. Номер 632 в гостинице «Интурист».

Мухин был не глупее меня, и потому в гостинице его не оказалось. В отделанном мрамором вестибюле «Интуриста» меня тормознули на удивление злые секьюрити, которые затем транспортировали меня к стойке администратора и заставили позвонить в номер 632.

Трубку никто не брал, и я печально вздохнул.

— Ну? — дохнул на меня мятой из раззолоченной пасти охранник. — Теперь ты понял, что тебе нечего тут делать?

— А если он спит? — предположил я.

— СПИД? — заржал второй. — А если у него СПИД, ты хотел сказать? Ну тогда ты влип...

Я печально посмотрел на эти жизнерадостные рожи. Пробивать их байками о профессиональной солидарности вышибал всего мира было так же перспективно, как проделывать швейной иглой отверстие в гранитной стене. Тут требовался иной подход.

— Мне нужно пять минут, — сказал я, разглаживая помятую сотенную купюру, которую я только что вытащил из кармана. — Я поднимусь, постучу в номер... Если там действительно никого нет, я уйду. Честное слово.

— Честное слово ценится дороже сотни, — обиженно сказал один из охранников. Я добавил еще пятьдесят, и эти два комода расступились, мгновенно потеряв ко мне всякий интерес. Я кинулся к лифтам, горько сожалея об утраченных деньгах. Знал бы, что так обернется, полез бы с черного хода. Да и вообще — слышал я, что в «Интуристе» самые высокие в городе расценки на блядей, но вот чтобы и охрана тут драла три шкуры... Перебор.

Лифт ехал на шестой этаж, а я думал о том, что все идет, как и должно идти. Мухин со своими чемоданами давно смотался из гостиницы. Возможно, он уже свалил из города. Значит, я впустую теряю время. Кроме гостиницы, у меня никаких ориентиров нет, и это значит, что шансов найти Мухина — ноль целых хер десятых. Протаскаюсь вот так всю ночь и весь завтрашний день, все будет впустую, и в результате Тамару порубит топором этот козел по мерзкой фамилии Тыквин...

Меня аж передернуло от этой мысли. В нелучшем состоянии я вышел из лифта в коридор шестого этажа. Неудивительно, что у меня сразу появилось желание вышибить дверь номера 632. Причем с разбегу и немедленно.

Но я страшным усилием воли заставил себя посмотреть на часы, а потом не менее страшным усилием внушил себе, что время у меня еще есть. Можно оставить дверь на петлях. Виси себе с миром.

Однако постучал я в дверь 632 номера хорошо. Сурово так постучал, как, наверное, налоговый полицейский в дверь офиса стучит, когда у него за спиной сотня омоновцев и два бронетранспортера, не считая поддержки с воздуха. После кулаков в ход пошли ноги, и дежурная по этажу примчалась ко мне на хорошей скорости, привлеченная грохотом. Это она сказала — «грохот». Лично я так не думал. Я вообще не обращал внимания на такие мелочи.

— Вы что?! — У дежурной аж очки встали дыбом. — Что вы делаете?

— Где вот этот вот... — я задохнулся, не в силах подобрать достойного слова в дополнение к фамилии Мухин.

— Я не знаю, где он. — Дежурная втиснулась тощим телом между мной и дверью, чтобы предотвратить дальнейшее уничтожение казенного имущества. Мой кулак повис в воздухе.

— Я вообще его не видела сегодня, — уверяла дежурная. — Я заступила в десять, и в это время его в номере уже не было... Так что хватит ломать двери!

— А я ломаю?! — оскорбился я. — Я просто постучал! Если бы я захотел сломать эту жалкую пародию на дверь, то сейчас бы тут щепки летали по всему этажу...

— Что вам нужно? — дежурная поставила вопрос ребром.

— Мне нужен Мухин, — откровенно сказал я.

— Ну так зайдите завтра.

— Чего? — не понял я. — Какое завтра?

— Он же не выписался из гостиницы. Значит, рано или поздно появится. Или сегодня вечером, или завтра утром.

Я отошел от двери, печально вздыхая, потирая кулак и думая о наивности дежурной — если человек проплатил номер на неделю вперед, это не значит, что он собирается жить тут хоть лишний день. Это трюк, это отвлекающий маневр, рассчитанный на идиотов, которые купятся и будут сидеть под дверью номера 632 еще семь дней.

Но я-то не идиот. Так мне кажется. УДК по этому поводу есть другие соображения, ну да черт с ним, с ДК.

— Знаете... — Я прислонился к стене и посмотрел на дежурную исподлобья, стараясь выглядеть растерянно и жалобно. — Я ведь не могу ждать его до завтра. Мне нужны бланки.

— Какие бланки?

— Бланки нашей фирмы, — сказал я, ощущая внутри какое-то немыслимое сочетание страха и восторга. Мне было страшно от того, что я вдруг стал врать напропалую, и я кайфовал от того, что вранье перло из меня, как фарш из мясорубки «Мулинекс». Я совсем не думал, но слова тем не менее вылетали одно за другим, складываясь в нечто целое.

— Мы с ним, — я гневно махнул рукой в сторону закрытой двери номера 632, — в одной конторе работаем. У нас сегодня вечером подписание договора с важной фирмой, и я должен был забрать у него бланки договоров... Но его нет! — Я нервно задергал головой. — А мне через час нужно быть уже на подписании... Если я эти бланки не добуду... Шеф меня потом поимеет и в хвост, и в гриву!

Выдав эту фразу, я даже поежился, как бы представляя свою страшную участь. Дежурная, однако, не изменилась в лице.

— Он меня просто убьет, — добавил я. — Этот Мухин, он давно уже в фирме работает, ему ничего не будет. А меня только месяц назад взяли, так что всех собак на меня повесят! — Я с горя треснул себя кулаком по лбу. Оказалось, что это больно. Но я на всякий пожарный двинул себя по черепу еще разок, а уже потом бросил осторожный взгляд на дежурную.

Хладнокровной стерве было меня совсем не жаль. Я стал подумывать уже о том, не начать ли мне биться головой о стену, как вдруг хладнокровная стерва ожила и неуверенно спросила:

— Ну... А что я, собственно, могу сделать?

— Откройте мне его номер, — быстро выпалил я, молитвенно складывая ладони. — Я заберу бланки и улетучусь отсюда в один миг!

У дежурной лицо стало меняться так, как будто я только что предложил ей заняться сексом в извращенной форме. Впрочем, сама мысль о сексе с хладнокровной стервой была извращением.

— Что вы такое говорите? — процедила она. — Как это я вам открою чужой номер?

— Это не чужой номер! Это номер моего товарища по работе! — затараторил я. — Он мне как родной, этот козел, который непонятно где шляется! Он, когда придет, вам спасибо скажет!

— Зато что мне скажет начальство, если узнает?..

— Не узнает! — решительно заявил я. — Мы сейчас по-быстрому все обделаем...

Неожиданно даже для самого себя я взял дежурную под ручку и направил ее в сторону маленькой комнатушки, где стоял письменный стол, а в ящике стола лежали ключи от номеров, еще там висел на стене перечень обязанностей дежурной по этажу, но я не хотел обращать внимание на эту глупую бумажку.

— Куда?! Куда?! — сдавленным голосом заверещала дежурная, пытаясь избавиться от моей руки. — Я все равно вам не дам ключей, я даже не знаю, кто вы такой...

— Коллега по работе, — напомнил я, не выпуская женщину и непринужденно подталкивая ее бедром в нужном направлении. В нужном мне направлении.

— Откуда я знаю, что вы коллега? Документы мне пока жите, что вы коллега! Где ваши документы? — Слово «документы» стало для дежурной последним рубежом обороны. Она выскользнула из моих рук и шмыгнула в свою комнатушку, не переставая повторять: «документы, документы, документы...»

Я почесал в затылке. Мысли копошились, как ленивые мухи поздней осенью. Я, конечно, мог отыскать в карманах какую-нибудь бумажку с печатью, но ни в одной из этих бумажек не значилось, что я являюсь товарищем по работе Алексея Мухина, большого специалиста по «кидняку».

Я снова почесал в затылке, но мысли не стали от этого вертеться быстрее. Тогда я посмотрел на часы. Восемъ часов вечера. И где я? Все в той же глубокой заднице, что и после знакомства с кулаком Тыквина. У меня нет ничего. Кроме быстро утекающего времени.

— У меня... — я лихорадочно захлопал по карманам, одновременно строя очередную жалобную физиономию. — У меня нет сейчас с собой документов.

— Ну так что же вы от меня хотите? — развела руками дежурная.

— А вы запишите, — неуверенно сказал я. — Запишите, я вам продиктую... Фамилию, имя, отчество, паспортные данные... Потом, если что, найдете меня...

— Как это — запишите? — продолжала махать руками дежурная.

— Моя фамилия Альтшуллер. Зовут Роман Абрамович. Работаю в ТОО «Якутская алмазная компания». Паспортная серия...

После того как я назвал фамилию Альтшуллер, дежурная переменилась в лице, как-то нехотя взяла ручку и стала записывать на листке бумаги весь тот бред, который я диктовал. Вероятно, бред звучал правдоподобно. Вероятно, она думала, что, если бы я захотел соврать, я бы назвал фамилию поприличнее, чем Альтшуллер. Кто же в здравом уме и трезвой памяти полезет в евреи? К тому же дежурная слазила в ящик стола, достала мухинскую регистрационную карточку и отыскала нужную строчку:

— Да... Из Якутска он приехал, все верно. Вы тоже из Якутска приехали?

— Конечно! — трагически воскликнул я. — Только я у родственников остановился, а не в гостинице! Думал сэкономить, а тут вон что получается... Где этого дурака черти носят?! — уже десятый раз я задавал этот риторический вопрос, совершенно не надеясь получить на него ответ.

— Я все записала, — строго проговорила дежурная. — И если что...

— Конечно! — Я едва не бросился с поцелуями на дежурную, но в последний момент сдержал свой порыв, чтобы, вывернув шею, пробежать глазами строчки регистрационной карты Мухина. Ничего особенного — год рождения, место прописки... Кстати о прописке — я выдал дежурной полную лажу по поводу Альтшуллера, за исключением адреса. Но по этому адресу проживал никакой не Альтшуллер, а мой приятель по кличке Лимонад. Зачем я это сделал — черт его знает. Некогда было придумывать фальшивый адрес. Я же еще не наловчился так врать, как Мухин. Но у меня все впереди.

 

8

К счастью, дежурной не пришло в голову идти за мной в номер 632 и контролировать мои действия. Иначе пришлось бы снова что-то выдумывать, пришлось бы выкручиваться и объяснять, почему я ищу бланки договоров в платяном шкафу, в ванной комнате и тому подобных неподходящих местах. Но меня-то на самом деле интересовали, конечно же, не бланки, которых в природе не существовало, меня интересовали следы пребывания Мухина в номере, меня интересовали зацепки, которые могли направить меня дальше по следу.

Но таких зацепок Мухин не оставил. Этот алмазный магнат, этот олигарх недоделанный, он оставил в номере россыпью всякие безделушки, которые в целом создавали впечатление, что в помещении кто-то живет, однако по следу меня направить не могли ни старая зубная щетка, ни пачка городских газет, ни синие шлепанцы, ни черная спортивная сумка. Абсолютно пустая, но выставленная на середину комнаты, чтобы броситься в глаза любому, кто сюда войдет. А еще здесь была она...

Она лежала на столе. Стол, в свою очередь, стоял возле окна, и легкий сквозняк неминуемо сдул бы листок бумаги на пол, поэтому Мухин заботливо придавил ее пепельницей. Ее — то есть записку.

Записка не так бросалась в глаза, как черная спортивная сумка или шлепанцы возле кровати, но она непременно должна была попасться на глаза тому, кто решил бы внимательно обыскать номер. Оставалось только предположить, кто, по мнению Мухина, должен был сюда наведаться с неофициальным визитом.

Я подошел к столу, отложил в сторону пепельницу и взял в руки записку. Нет, ожидали здесь явно не моего появления. Во всяком случае, мне текст записки ничего не говорил.

Там было написано: «Барыня будет сердиться. Леша». Смысла в этом, на мой взгляд, не было никакого. Но это только на мой взгляд. Проблема заключалась в том, что моему взгляду была доступна лишь часть картины, ну а тот, кто видел все...

Он, наверное, понимал, что означают эти четыре нелепых слова, небрежно нацарапанные на листе бумаги и оставленные на столе... В конце концов и я узнал их смысл. И не обрадовался.