1

Мезенцев вернулся в Дагомыс рано утром. Где-то по окраинам пели петухи, лениво побрехивали собаки. Неестественно однотонное голубое небо обещало еще один жаркий день. Для Мезенцева он был бы жарким вне зависимости от погоды.

Сутки он отсиживался в Адлере, и это вынужденное изгнание пошло ему на пользу. Мезенцев вволю поплавал, немного позагорал и в результате расслабился, то есть перестал каждые пять минут вспоминать про Ингу и ее компанию. Он почти вернул себе изначальный настрой — настрой на опасное, но быстрое приключение, положительный эффект от которого многократно превышает все сопутствующие неприятности. В конце концов, ему столько раз удавалось исполнить задание путевки! Чем же эта отличалась от предыдущих?

Ингой. Да? Ну и черт с ней. Она теперь сама его боится. Наверное.

В любом случае Мезенцев собирался сегодня все закончить — исполнить задание и отправиться домой. Место для Инги в этом расписании не было предусмотрено, но если она все же захочет... Мезенцев был наготове.

Он перебрался через забор и оказался в саду дома, соседнего с Люсинэ. Потом осторожно пробежал за кустами и преодолел еще один забор. Сердечный ритм усилился, в животе защекотало — верные признаки приближения к тому волшебному ощущению высшего риска, от которого Мезенцев каждый раз взрывался, умирал и в ту же долю секунды рождался заново, дрожа каждой клеткой от невыносимого наслаждения.

В саду Люсинэ было тихо. Беззаботное пение птиц и пьянящие запахи цветов вместе с полной безлюдностью асфальтовых дорожек создавали странное ощущение.

Ощущение засады. Мезенцев остановился, сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. На этот раз комбинация будет многоходовой, поэтому нельзя полностью выплеснуться на первой же стадии. Надо контролировать себя, а это так непросто, когда в воздухе, поверх роз и георгинов, плывет запах опасности и близкой смерти...

Мезенцев обошел дом, подтащил к стене лестницу, с помощью которой Люсинэ добиралась до верхних веток своих садовых деревьев, и осторожно залез по ней на уровень второго этажа. Потом перебрался на балкон. Утренний ветер нежно массировал тюлевую занавеску, Мезенцев сдвинул ее в сторону и вошел в комнату.

Комната, одна из трех располагавшихся на втором этаже, была пуста. Два дня назад Мезенцев оставил сушиться на балконной веревке шорты и майку, теперь они, аккуратно сложенные, лежали на стуле. Пульс постепенно стабилизировался, нетерпеливое щекотание в животе исчезло. Все в комнате выглядело вполне мирно, а значит, Мезенцев перестраховался.

Ключи от других комнат висели на гвозде, там же, где он их оставил. Мезенцев положил ключи в карман и осторожно выглянул в коридор. Тихо и пусто.

Он поочередно отпер одну комнату, потом вторую. Никого. Веши на месте. Детский конструктор на месте.

Мезенцев, несколько разочарованный, почесал в затылке и спустился по лестнице вниз.

— Ай, ты попался!

Люсинэ стояла с резиновым шлангом в руках и довольно посмеивалась.

— Чего? — не понял Мезенцев, оглядываясь по сторонам.

— Попался, попался, — торжествующе похохатывала она. — Только ты наконец пустился в загул, а тут тебя и накрыли...

— Кто это меня накрыл?

— Жена, ясно кто.

— А-а, — сказал Мезенцев и улыбнулся. — Жена.

— Жена... Позавчера вечером приехала. Где, говорит, мой? Ну, я тебя сдавать не хотела, но и что говорить, тоже не знала — ты же не предупредил... Сказала — поехал на морскую экскурсию.

— Отлично, — сказал Мезенцев. — А она что?

— Что-что... Расстроилась! Чувствую, влетит тебе по первое число! Я ее провела наверх, показала комнаты, только она так сделала — фффр! — Люсинэ повела носом, выражая презрение. — И сказала, что будет в гостинице, пока ты не вернешься. Так что попался ты, попался...

— Жена — это такая блондинка? Волосы до плеч?

Люсинэ недоуменно смотрела на него пару секунд, а потом зашлась в хохоте, теряя прицельность полива:

— Так у тебя их что, несколько? Предупреждать надо...

— Блондинка?

— Ну да... Такая спокойная, важная... Она у тебя что, начальник?

— Что-то в этом роде. Так она поднималась наверх?

— Ну да, я ей ключи дала, она там посидела немного, а потом вышла и сказала, что будет тебя ждать в гостинице. Села в машину и уехала.

— То есть она на машине приехала?

— Да, вон там машина остановилась. С ней еще один парень вышел, водитель, наверное. Постоял здесь у калитки, а потом обратно ушел... Высокий такой. Нездешний. Слушай, — Люсинэ выключила воду. — Что-то не так?

— Все отлично, хозяйка, — сказал Мезенцев. — Все просто здорово. Сейчас я схожу к жене в гостиницу... Сейчас.

Он взбежал по лестнице наверх, вошел в комнату, где лежали его вещи. Взял один из стульев, резким движением оторвал сиденье, перевернул его. Ко дну скотчем был прилеплен конверт из плотной бумаги.

Это был тот же самый стул и тот же самый конверт, что и пять дней назад. Полоски скотча были налеплены так же, как и пять дней назад.

И лишь одно отличалось — конверт был перевернут другой стороной.

Мезенцев усмехнулся. Привет от «жены».

Из самого конверта ничего не пропало. И ничего не добавилось. Там лежала все та же карточка для входа на территорию отеля. И написанные карандашом на обратной стороне два числа. Перестраховка от склероза.

Мезенцев, нервно улыбаясь, повертел картонку с обеих сторон, огляделся, ища какие-то другие скрытые знаки, но все было бесполезно. Можно было лишь гадать, случайно или намеренно Инга перевернула конверт, хотела она, чтобы Мезенцев знал о ее проникновении в тайник, или нет. И когда это было сделано — во время позавчерашнего визита под видом жены или раньше, тайно, пока Мезенцева не было дома... От этих вопросов в висках вдруг возникла тупая давящая боль.

Мезенцев не хотел гадать. Он хотел ясности. Сегодня был последний день путевки, и он хотел получить то, за чем приехал. Большой яркий взрыв, распространяющийся по всем нервным окончаниям. Секунды движения по грани между жизнью и смертью, чтобы потом элегантно соскочить на сторону жизни и ощутить эту жизнь до последней капли. Он подумал об этом и почувствовал дрожь нетерпения в икрах.

Инга или кто там еще, вам придется посторониться, потому что мужчина идет получать то, что принадлежит ему по праву.

Хотя бы раз в год.

 

2

Было начало двенадцатого, когда Мезенцев, беззаботно насвистывая нечто летне-пляжное, прошел на территорию отеля. Под мышкой он нес арбуз, а в левой руке держал полиэтиленовый пакет с пляжным полотенцем и спортивными туфлями. Карточка гостя была прикреплена к нагрудному карману его цветастой рубахи навыпуск. В отель можно было попасть разными способами, но Мезенцев выбрал верхний вход, через парк на холмах. За предыдущую неделю он несколько раз проходил пропускной пункт вообще безо всякой карточки и убедился, что это наиболее легкий маршрут.

Теперь он запросто кивнул охранникам, будто бы знал их тысячу лет, и зашагал дальше, шлепая вьетнамками по асфальту. Арбуз в его руках был предназначен вовсе не для еды — Мезенцев предварительно разрезал его пополам, удалил часть мякоти и вместо нее положил целлофановый пакет с оружием. Потом склеил арбуз, дал ему подсохнуть и отправился на завершающую часть своей путевки.

В гостиничном холле Мезенцев на миг остановился и быстро огляделся. В толпе полуодетых людей, снующих туда-сюда, заметить Ингу и ее мальчиков было непросто, тем более — надо же — Мезенцев не смог представить Ингу в купальнике. Она все время возникала перед его глазами в костюме, том самом пляжном или же строгом деловом, однако раздеть ее у Мезенцева не получалось, и он встревожился.

Но миг прошел, Инги не было, и Мезенцев двинулся дальше. У газетного киоска он остановился, пробежал глазами яркие глянцевые обложки и, не глядя на киоскера, проговорил:

— А украинские газеты бывают?

— Заходите в понедельник, — буркнул киоскер, промакивая платком вспотевший лоб. — Тогда будут.

— Тогда чего-нибудь про спорт, — сказал Мезенцев и бросил в блюдце перед киоскером несколько монет.

Тот забрал деньги, сунул Мезенцеву газету и протянул руку, чтобы высыпать сдачу. Мезенцев открыл ладонь, и туда легла твердая продолговатая карточка, универсальный ключ для гостиничных номеров на двенадцатом этаже.

— Спасибо, — сказал Мезенцев и сунул карточку в карман шортов. Газету он бросил в первую попавшуюся корзину для мусора. Это было примерно в половине двенадцатого.

Он еще немного пошатался по холлу, убивая время и убеждая себя, что никакой Инги поблизости нет. Он уже давно пытался убедить себя в этом, но в то же время подсознательно чувствовал, что на самом деле он хочет увидеть Ингу Зачем? Чтобы окончательно с ней разобраться? Или для чего-то другого? Нет, все же об Инге ему лучше было не думать вообще, мысли путались, сбивались, и Мезенцев понимал, что эта женщина превратилась в его проклятие — надо было тогда на пляже либо убить ее сразу, либо пробежать мимо, не оборачиваясь. Но он не сделал ни того, ни другого и теперь мучился, не понимая себя и не понимая ее.

Но когда до полудня осталось пятнадцать минут, вся эта суета как будто провалилась в специально открывшийся люк. Мезенцев вошел в кабину лифта, и та понеслась на двенадцатый этаж, наполняя Мезенцева восхитительными предчувствиями. Время все же пришло, несмотря на всяких там Инг.

Этаж сверкал стерильной белизной, словно был частью сверхэлитного госпиталя, где малейшая соринка немедленно выслеживалась сканером и уничтожалась специальной системой. Тихий гул кондиционеров плыл в ушах Мезенцева, и он улыбнулся, чувствуя тревожное щекотание под ложечкой — признак грядущего взрыва.

 

3

Еще в лифте Мезенцев сменил шлепанцы на мягкие спортивные туфли и теперь медленно ступал ими по ковровой дорожке. Попутно он влез ладонью в щель между склеенных половинок арбуза, запустил руку внутрь, раскрыл пакет и взялся за рукоять пистолета. Это была кустарная модель, детище легендарного самоучки по кличке Левша. В разобранном виде пистолет сильно напоминал детали детского конструктора, а потому мог перевозиться через таможни и пункты досмотра. В собранном виде он выглядел не очень эффектно, но свои шесть пуль выпускал замечательно быстро и надежно. Мезенцев в конце концов шел не пугать людей, а убивать их. Для этого изобретение Левши вполне годилось.

Мезенцев остановился возле нужного номера и посмотрел на часы. Без десяти двенадцать. Переданные ему инструкции предписывали войти в номер именно в это время и дождаться возвращения хозяина номера, которое должно было состояться через пятнадцать-двадцать минут. Имея опыт нескольких путевок, Мезенцев уже знал, что организаторы этих мероприятий — люди донельзя аккуратные и пунктуальные. Они все расписывают по секундам, и если говорят, что киоскер в холле передаст ему универсальный ключ, значит, так оно и есть. Если они говорят, что жилец вернется в номер в период с двенадцати ноль пяти до двенадцати десяти, значит, так оно и будет.

Мезенцева ожидали от пяти до десяти восхитительных минут — минут предвкушения. Само событие продлится несколько секунд, упоительных, но секунд. Зато ожидание длится минуты — ты слушаешь пульсацию крови в своих венах, чувствуешь приятное покалывание в икрах, зрачки расширяются, обоняние и слух усиливаются, ты часто дышишь, ожидая звука открывающейся двери и одновременно подкатывающего к горлу чувства режущего восторга пополам с ужасом...

Мезенцев поддержал арбуз коленом, а свободной рукой открыл номер, быстро вошел внутрь и захлопнул дверь за собой.

И в ту же секунду кто-то взял его ледяной рукой за сердце и чуть-чуть сжал. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы Мезенцев вздрогнул всем телом, и ощутил в горле нечто режущее, и это был скорее не восторг, а ужас...

Мезенцев понял, что сладостных минут ожидания у него не будет. У него вряд ли вообще будут минуты.

Потому что в номере было трое мужчин. И судя по напряженным лицам, они ждали именно его.

И они знали, что с ним делать.