Меня разбудили в восемь часов. Родители были уже в полной парадной форме. Значит, пока я спал, в их планах ничего не изменилось.

— Скорей умывайся, а потом — к столу, — сказала мама и поцеловала меня. — С добрым утром!

Как давно она не говорила со мной так ласково, а всё потому, что ни разу никуда от меня не уезжала.

Я сел завтракать. Мама занялась поисками сумок, куда они с отцом в Ташкенте будут складывать виноград и дыни. Отец ходил по квартире, не зная, чем заняться. Он не любил сборы. Он был готов поехать в Ташкент в одной майке, но мама натолкала полный чемодан белья, и теперь он ворчал:

— До Ташкента я, конечно, его кое-как дотащу. Но там нанимай себе верблюда. Набрала столько, как будто мы отправляемся в кругосветное путешествие!

— Если тебе наплевать, что скажут о тебе мои сослуживцы, то мне — нет! И пожалуйста, подумай о своих манерах. Когда разговариваешь, не кричи и не размахивай руками.

Не успел отец ответить, как раздался звонок: это пришли Гуслевичи. Я никогда не видел, как взрываются вулканы, но уверен, что шуму там гораздо меньше, чем при встречах отца и Стаса.

Стас в два раза выше отца и тоньше, и младше, но отец всегда сгребает его в объятия и трясёт, хотя они, может быть, виделись только вчера. Хоть бы раз он так обрадовался мне!

Они тут же заговорили про какие-то свои научные проблемы, которые никого не интересовали. Зато Нина сразу подключилась к Марьяне, подхватила её на руки и закружилась по комнате.

— Господи, неужели у меня будет когда-нибудь такое чудо?

А это «чудо» уже успело нареветься.

По утрам Марьяна делается какая-то особенно звонкая: ей всех жалко. Звякнешь стаканом — плачет, уронишь ложку — плачет, бросишь подушку — плачет, от всего — плачет. Спросишь: «Ты чего?» Отвечает: «Жалко».

Не знаю, как она маму отпустила от себя. Обычно оторвать её от мамы по утрам просто невозможно. Только я один на это способен. А тут вроде и без меня обошлись. Интересно!

— А ты, мамочка, про попугайчика не забудешь?

— Не забуду. Я же обещала.

— Чтобы маленький был. Синий с красным и белыми усиками. — И Марьяна опять заплакала.

Мать бросила сумки, принялась её успокаивать и дала клятву, что привезёт ей из Ташкента попугая, красного с синим и с белыми усиками.

Марьяна засмеялась, и сразу вокруг стало веселее. Потом мы уже без всяких слёз с дикими радостными криками проводили наших родителей.

Чтобы продлить счастливые минуты расставания, я высунулся в окно, рядом со мной стояла на подоконнике Марьяна, я крепко держал её, и мы изо всех сил махали им руками.

Мама уезжала неуверенно, я даже испугался, как бы она не вернулась, отъезд даже по бесплатной путёвке давался ей с трудом. Зато отец радовался! Здорово он умеет радоваться, молодец!