Подобные рассуждения окончательно прогнали сон, и решил я придумать анекдот. Так я поступал часто дома. Бывало даже, начинал фыркать от смеха, за что и был не раз сослан чуткой женой на кухню.

И вот что получилось с анекдотом.

Шерлок Холмс встречает доктора Уотсона после короткой вынужденной разлуки – тот выполнял одно важное задание. Холмс тщательно подготовился к встрече своего старого друга и устроил торжественный ужин с перепелами и бутылочкой из Помероля.

Вечер удался на славу. Холмс был, как всегда, в ударе – много шутил и блистал красноречием, а также своими обширными познаниями во многих областях, но закончил он своей излюбленной темой – жуткими и смертоносными ядами.

Наконец миссис Хадсон внесла огромную конфетницу, наполненную всевозможными сладостями в красивых обёртках, и подала чай. Холмс приступил к чаепитию, но и Уотсон не уступал своему другу в проворстве поглощения конфет. Очень скоро они насытились, и тогда Холмс торжественно произнёс:

– Друг мой, я решил поставить один весьма занимательный опыт, именно для этого и пришлось заказать так много конфет, – Уотстон насторожился и мгновенно сделался серьёзным. – Половина из них была с сюрпризом: некоторые конфеты должны вызвать рвоту, другие понос, а третьи – потерю сознания. Зато оставшаяся часть конфет совершенно безвредна. Мы с вами знатно приложились к ним, и теперь нам не составит труда установить, кто же из нас более или менее удачлив, ибо я намереваюсь в скором времени написать по этому поводу монографию.

Уотсон побелел, словно полотно, и вскочил со своего места. Холмс, с интересом наблюдавший за своим другом, последовал его примеру. В воцарившейся тишине они испытующе взирали друг на друга, и крупные капли холодного пота струйками стекали по напряжённому лицу Уотсона. Холмс же был, как всегда, спокоен и невозмутим.

Вдруг на кухне, куда недавно удалилась миссис Хадсон, кто-то звучно испустил ртом воздух и, одновременно с этим, протяжно и изрядно громко – газы. В довершение всего раздался звон и грохот опрокидываемой посуды, а затем глухой стук падающего тела. Лицо доктора Уотсона исказила гримаса ужаса, он покачнулся, но Холмс успокоил его:

– Не стоит паниковать, друг мой, теперь уже всё позади и вы тоже можете… расслабиться!

– Но я ничего не понимаю! Что вы имеете в виду, Холмс? – натужно просипел доктор Уотсон и вознёс к небесам трясущиеся руки.

– Но это же элементарно, Уотсон – только что вы были свидетелем того, что эффект плацебо успешно срабатывает не только в сторону исцеления. К тому же теперь мне совершенно ясно, кто регулярно похищает мои любимые конфеты. Раньше-то я грешил на вас, ибо фантики от них вечно валялись под вашей кроватью. Кстати, я чертовски скучал во время вашего вынужденного отсутствия, но наконец вы здесь, и завтра у нас запланирован поход в оперу, а также ещё один важный опыт.

Моё тихое хихиканье не могло потревожить Дормидорфа. Он задавал такого храпака, что даже занавески вздрагивали и ходили ходуном от исходящих потоков воздуха и шумной вибрации. Я лежал и вспоминал тот мир, в котором жил, пытаясь сравнить его с этим. Да, наверное, мне всё же больше нравится именно этот.

Вдруг до моего плеча кто-то дотронулся. Знакомый голос, хозяином которого был, естественно, не кто иной, как наш мохнатый домовик, вежливо, но настойчиво попросил меня не шуметь и не паниковать, а затем, уже невзначай, и небольшой пакетик пряничков. Я недоумевал, потому также вежливо и настойчиво попросил его оставить меня в покое, и вместо того, чтобы колобродить по ночам и выпрашивать еду у честных жителей гостиницы, совершить лучше лёгкую пешую прогулку. И чем дальше получится у него уйти, тем целее он будет по возвращении.

Домовой спокойно выслушал совет и, что характерно, вовсе не удивился моему предложению, а пустился в объяснения, пытаясь склонить меня выложить ему хоть немного пряничков! Да пусть хоть совсем чуть-чуть, но именно сейчас. Так уж ему сильно припекло, что терпежу дождаться утра уже не хватало, он готов даже Юриника на два дня оставить в покое ради этого. Но я ни в какую! Нечего поощрять его ночные заскоки, а то, чего доброго, войдёт ещё в привычку, потом и вовсе не отвяжешься.

Потом вижу: дело серьёзное, раз он готов на такие немыслимые жертвы, как оставить Юриника в покое на целых два дня. Мне стало интересно, что этот полуночный гном замыслил. Ведь тут, по всему видать, не только банальным чревоугодием попахивает! И тогда я предложил ему сделку: либо он сразу, прямо сейчас говорит мне всю правду, как на духу, либо отваливает от меня с концами и навсегда. Тогда он мялся, мялся, но в конце концов, застенчиво улыбаясь, принялся призывать меня ко всем известной мужской солидарности. Я выпучил на него от удивления глаза – не хватало ещё, чтобы он оказался похотливым полуночным гулякой, заманивающим и соблазняющим местных женщин при помощи наших пряников! Но он, застенчиво рассмеявшись, разубедил меня. Все женщины его, видите ли, не интересуют, по крайней мере в данный момент. Пока ещё не интересуют. И тут же спросил уже более заинтересованно:

– А что, это действительно возможно проделывать, хоть изредка, при помощи пряников?

Я, глубокомысленно почесав затылок (нельзя было ни в коем случае ошибиться с ответом), сказал:

– Ну конечно же, можно! Это же женщины, существа плохо и мало изученные людьми! А пряники, что пряники? Пустяки всё это! Тут дело не только в пряниках, а в том, что их вообще интересует в данное время года, а интересует их очень многое. И целой ночи не хватит, если начать перечислять. В общем, всё это пустая трата времени, берёшь одну из них и начинаешь целенаправленно и тщательно изучать. Да-а, а пока ты её эдак с любовью и неостывающим интересом изучаешь, она умудряется уничтожить целый годовой запас твоих пряников! А ты даже глазом моргнуть не успеешь, как уже должен ей ещё столько же!

Домовик при словах «уничтожить годовой запас» сразу что-то твёрдо решил для себя, и, надо думать, не в пользу женщин. И тогда я продолжил уже более спокойно:

– Держись подальше от женщин, мой тебе совет, ну, коли уж совсем невмоготу, то выбери себе парочку для разнообразия, но ни в коем случае не больше. Я всегда так делаю.

И тут домового понесло, не остановишь! Он, эмоционально размахивая руками и ногами, объяснил мне, наконец, свою просьбу доходчиво и членораздельно, чего я и добивался от него вот уже битых пятнадцать минут. Оказывается, у этой славной гостиницы нет домового, но есть… домовая! И какая!!! Прелесть! Женщина красоты необыкновенной! Просто пальчики оближешь! В общем, объеденье и загляденье одновременно. Очень милая, просто-таки во всех отношениях редкой души женщина.

Здравствуйте, я ваша тётя, приехали! Не хватало мне ещё по ночам выслушивать его эротические фантазии о соблазнительных прелестях всяких там домових, главное, чтобы они не вошли у него в привычку, тогда я окончательно пропал. Даже и не представляю, как или куда можно приспособить домовиху! Ладно бы говорил про настоящих женщин, это хоть иногда бывает интересно, а про домових и слушать не желаю, а особенно перед сном! Радовало только одно, что речь шла пока только об одной домовихе, а не о массовом использовании, как пряников, так и моего терпения. Может, мне повезёт, и он вообще окажется однолюбом, как я.

Домовой тем временем продолжал свой «увлекательный» рассказ. Оказывается, для полного взаимопонимания и наслаждения им очень не хватает именно пряников, которые к превеликому счастью находятся именно в моём рюкзаке и о которых этот хвастун уже успел донести своей пассии.

Дормидорф, когда было время, назаказывал у скатерти много всякой всячины, в том числе и пряников для Мокси, так – на будущее, чтобы потом лишний раз не пользоваться ею на виду у всех. А Мокся, видимо, в порыве безудержной страсти, так неожиданно нахлынувшей на него сегодняшней ночью, решил поделиться самым дорогим – своими любимыми пряниками. Что было делать? Я его прекрасно понимал, чисто по-мужски понимал. Не бросать же его в такую ответственную минуту, тем более что от меня всего и требовалось: дать ему немного пряников! Пришлось вставать и на ощупь искать свой рюкзак.

Пряники были найдены и переданы в дрожащие от нетерпения мохнатые ручонки домового. Он искренне поблагодарил меня и заверил в своём глубоком уважении, обещая отплатить мне той же монетой, как только представится удобный случай. А я в ответ убедительно попросил его только об одном – не переборщить со своей искренней благодарностью и не заблагодарить меня до душевного и психического расстройства. И ещё я напомнил ему, что расплата домовихами для меня неприемлема, а вот насчёт Юриника, если честно, я не в курсе, надо бы это уточнить. Конечно, я сразу же объяснил домовику, что шучу, на том и расстались.

Теперь, когда я улёгся обратно в кровать, мои мысли перенеслись к моим любимым жене и дочке, которые хоть и не так прекрасны, как домовая у Мокси, но для меня лучше них нет. А пряники там и разные иные кулинарные вкусности они, кстати, любят не меньше, а по-моему, даже больше. Уж таких любителей, коими являются они, днём с огнём не отыщешь! Порой они вдвоём за один такой удачный дневной присест легко могут уничтожить недельный запас сладостей, припасённых мной для них же к чаю. При подобном обжорстве просто невозможно сохранить своё тело в приличном физическом состоянии, то есть очень трудно избежать крайне нежелательных жировых отложений в самых нелицеприятных местах. Для кого-то невозможно, но моим сластёнам каким-то чудом удаётся проделывать подобные чудеса на протяжении уже многих лет. Это прямо-таки две фабрики и третий – комбинат, это когда к ним присоединяется тёща. При этом, налегая на мучное и сладости с утра до вечера со страшной силой, они ещё умудряются худеть! Комбинат я в расчёт не беру, он стабилен, а точнее, стабильно идёт на расширение. А происходит это чудо с похуданием, видимо, от неимоверных психических потрясений и нервных усилий, затраченных ими на ожидание предстоящего прекрасного во всех отношениях события – поглощения всевозможных сладостей. Да-а уж, удивительное рядом! С этими мыслями я, наконец-то, и уснул.

Утром нас разбудили ввалившиеся в комнату и, как всегда, спорящие Юриник с Дорокорном. Оказывается, под утро Дорокорн проснулся от какого-то шороха, исходящего из-за двери. Он разбудил потихоньку Юриника, и они, уже вместе подкравшись к двери, слегка приоткрыли её. Источником шума был крадущийся, словно вор, Корнезар с вороном на плече. Но, что самое удивительное: он был со своим походным рюкзаком и полностью экипирован! Что означало только одно – побег от нас непонятно по какой причине. Зачем тогда было тащить нас сюда, чтобы потом бросить и сбежать? Вот по этому поводу друзья и спорили, выдвигая версии одна нелепей другой и удачно опровергая версии друг друга. Дормидорф слушал их, слушал, а потом и говорит:

– Да не спорьте вы уже, лично мне всё понятно! Всё просто, как лосиная лепёшка в ясный день, но понял я это именно благодаря вашему спору, как это ни удивительно.

Спорщики синхронно замолчали, так же синхронно повернулись в сторону говорившего и опять синхронно закрыли и снова открыли рты, замерев в немом вопросе.

Все мы некоторое время вопросительно молчали, уставившись на Дормидорфа. Он же всё ещё выдерживал необходимую ему театральную паузу, неизбежную и нужную для полноты производимого эффекта, издевательски хитро поглядывая на нас. Его взгляд как будто с издёвкой говорил нам: «Ну, всё же так просто, кто из вас первым додумается до истинной причины этого поступка Корнезара и ворона?» Среди нас не было первых, зато не оказалось и последних. Мы молча ждали, когда он прекратит свои преподавательские штучки. Думали мы приблизительно так: «Пусть умненький дедушка всё разжуёт нам сам и положит в рот». И наконец дождались этого знаменательного события. Дормидорф важно начал, почёсывая и приглаживая свою бородку:

– Всё просто и ясно, как божий день. Корнезар с вороном желают проверить, что же мы станем делать. Может, это даже своего рода экзамен на смекалку и сообразительность. К тому же за нами наверняка будут следить амекарцы и ворон, или ещё кто. А вдруг мы шпионы и начнём отправлять сообщения направо и налево, а их можно перехватить, и так далее!

Упивался своей догадливостью Дормидорф недолго, потому что я сказал ему:

– Ты знаешь, зачем он это сделал, а я знаю, что делать нам в свете развернувшихся событий!

Теперь настал мой черёд наслаждаться всеобщим удивлением.

– Хорошо, – забасил Юриник, – прекрасно! Просто замечательно, что вы все такие умненькие и благоразумненькие, но только не надо тянуть кота за хвост!

– Думается мне, – продолжил я, – что нам нужно быстрее собираться и отправляться вслед за Корнезаром, как будто ничего не произошло и никто от нас не убегал.

Дед некоторое время думал, шевеля губами, а потом согласился, как и остальные. Мы быстро привели себя в порядок и, даже не позавтракав, тронулись в путь.

Утренний воздух бодрил прохладой. К тому же туман, по своему обыкновению, не баловал теплом. Было зябко, неуютно, сырость пробирала до костей, и потому все старательно кутались в тёплые походные плащи. Солнце только начинало медленно и величественно подниматься из-за горизонта. Через какой-нибудь час-полтора всё проснётся, отогревшись в его живительных лучах, а пока ярко-огненный шар, уже показавшийся из-за горизонта, заливал всё вокруг мягким светом надежды. Были те минуты, когда всё в природе замирает и жадно впитывает энергию светила. Тишину нарушали лишь звуки наших шагов.

Мы быстро прошли через посёлок и направились прямиком к лесу по сужающейся тропинке, когда шедший первым Юриник остановился и указал рукой на сбитую росу и свежие следы на траве, уходящие в сторону.

– Здесь точно кто-то прошёл, и, по всему видно, совсем недавно, – сказал он. – Это не наши ли друзья, часом, решили сойти с тропинки, чтобы запутать следы?

– Скорее всего, друг, – поправил его Дорокорн, – Корнезар был один, а ворон, как пить дать, сейчас следит за нами с какого-нибудь дерева. И следит не только ворон.

Дорокорн указал взглядом в сторону только что покинутого нами селения. И действительно, сквозь полуразорванные клубы тумана едва просвечивали призрачные силуэты людей, неподвижно стоящих и смотревших нам вслед.

– Послушай, Дорокорн, – возмутился Юриник, – почему ты всегда меня поправляешь и противоречишь? Это просто неприлично, знаешь ли! Порой обидно ведь! Ты где воспитывался? Что я тебе, малыш какой-то неразумный, что ли?

Дорокорн открыл рот, чтобы веско аргументировать своё очень правильное поведение и, как всегда, согласиться с тем, что Юриник и есть какой-то неразумный малыш, но его беспардонно и весьма вовремя перебили.

– Ну не спорь же ты, Юриник, – ответил вместо Дорокорна Дормидорф.

– Дорокорн, скорее всего, прав. К тому же в ваших спорах у меня рождается истина! А вообще истина охотнее рождается в беседах. И знаете, у меня вдруг возникла интересная мысль, а не пойти ли нам прогуляться по этому следу? Вдруг нам удастся нагнать Корнезара? Тогда мы точно узнаем, правы мы или нет.

Хоть время для прогулок было выбрано и не совсем удачно, но мы дружно поддержали предложение деда и быстро пошли по следу, без сожаления свернув со старой нахоженной тропы и оказавшись по пояс в густой мокрой траве.

След, всё время шустро петлявший между кочками, тянулся вдоль опушки, будто его оставил вовсе не человек, а чем-то сильно перепуганный заяц. Вдруг неожиданно резко он свернул и направился прямиком к лесу и уже больше не извивался, а вёл нас точно, как по линейке, до самых деревьев. И вот мы снова в лесу. Минут сорок шли, пока на небольшой полянке не заметили знакомую фигуру Корнезара, мирно сидевшего на стволе свежеповаленной берёзы в клубах пара.

– Я уже замёрз, поджидая вас. Думал: «А не сбились ли они со следа, неужто мне нужно будет идти их искать?» Ан нет, сами отыскались, хоть это радует. Но и настораживает, каким это образом вы…

– Что означает ваш неожиданный уход из гостиницы? – ответил вопросом на вопрос Дормидорф, бесцеремонно перебивая Корнезара.

– Раз уж вы здесь, значит, всё правильно поняли! А я, кстати, так и предполагал, – был ответ, а мгновением позже Корнезар добавил: – это всё одержимый Коршан со своими сомнениями, подозрениями и проверками, пернатый параноик. Лично я в вас ни грамма не сомневаюсь, вы мне даже нравитесь чем-то, но сейчас не об этом. Теперь мы вполне можем продолжить поход вместе, если у вас нет возражений. Я заодно и согреюсь.

Возражений не было. Находясь недалеко от основной тропы, мы с лёгкостью выбрались на неё. А ещё через некоторое время перед нами показалась река. Наверное, она подумала, завидев нас: «Ох уж эти двуногие, всё мельтешат по своим никчёмным делишкам!» Или ничего не подумала.

Вот и наш плот, привязанный к коряге, а невдалеке сторожевой отряд, расположившийся возле довольно большого и весело потрескивающего костра, стреляющего в разные стороны горящими угольками, видно, дрова были основательно пересушены.

Немного поговорив со сторожевыми воинами, заодно согревшись и частично подсохнув, мы перешли на плот. Попрощавшись, отчалили от берега и медленно поплыли под громкое и одобрительное кряканье ворона, который всё это время, от посёлка и до реки, неотступно следил за нами. Коршан не обратил никакого внимания на то, что высоковысоко, гораздо выше, чем находился он сам, за нами, а заодно и за ним зорко следила ещё одна пара глаз, принадлежащая огромной птице, имя которой – Агрес. Я бы этого тоже не заметил, если бы не Дормидорф, который прошептал, заходя на плот:

– Всегда отыщется тот, кто может летать выше и видеть лучше!

Действительно, высота, на которой парил Агрес, впечатляла. С земли он казался не больше букашки. Агрес оставался верен договору, заключённому с ним Дормидорфом. Приятно осознавать, что такая сильная и смелая птица находится на нашей стороне и в любую минуту готова прийти на помощь.

* * *