Нашей порядком изголодавшейся компании найти обеденный зал не составило труда. Мы использовали обострившееся от голода обоняние. Как и предполагалось, на втором уровне всё было в точности как на первом. Сразу найдя большой проход в правой стене центрального винтового тоннеля, мы двинулись на запах и отдававшийся отдалённым эхом мелодичный звон посуды и в скором времени вошли в просторный овальный зал.

Слева от входа было что-то вроде прилавка со стоящими на нём плоскими корзинками, невысокие борта которых говорили о том, что они с успехом исполняли роль подносов. Сделаны были корзинки из красиво переплетённых между собой полосок бересты и величественно стояли одна в другой в ровной и высокой стопке. Прямо как в былые времена в наших пионерлагерных столовках! Не хватало лишь весело снующих туда-сюда шкодливых комсомольцев и их верных помощников пионеров, а также пытливых изощрённых октябрят, которые с удовольствием помогали как одним, так и другим. А чуть дальше по прилавку, сразу за плоскими берестяными корзинками одиноко лежала, словно жемчужина среди обыденного беспорядка кухни, скатерть, чем-то напоминающая маленький роскошный ковёр. Габаритами их скатерть была раза в два больше, нежели наша.

Дормидорф философски заметил, поглаживая одной рукой живот в предвкушении трапезы, а другой лохматя и вновь приглаживая так идущую ему интеллигентную бородку:

– При таком праздничном внешнем виде пища, приготовленная этой скатёркой, должна быть изумительно вкусной. По убранству её можно с большой долей уверенности предположить, что особенно удачно у неё получаются мясные блюда и салаты, а если точнее, то… – он умолк на полуслове и тут же пояснил: – Это сейчас не имеет особого значения. Вот напробуемся, тогда будем знать наверняка, а я заодно и проверю свои догадки.

– Это точно, прямо-таки ковёр-самолёт с комплексным обедом! – подхватил я. Надо же, у них блюда делятся не на национальные или по сторонам света, а на мясные, картофельные, мучные, каши, салаты. И это, на мой взгляд, правильно. Ибо люди едят одно и то же, лишь некоторые блюда преобладают и употребляются чаще других. Но в принципе, всё приблизительно одинаково и готовится из одних продуктов: вода, мясо, овощи, мука, крупы и специи. Попробуйте обойтись без этого! Даже в сказке каша из топора, сваренная хитроумным халявщиком-солдатом, воспользовавшимся жадностью и любопытством жлобной старухи, ни за что не получилась бы без воды, крупы и масла. Нет чтобы тому солдату честно протянуть ноги и преставиться, не отходя от кассы, под гостеприимным крыльцом старушки! Грустно? Да, грустно и обидно, но такова жизнь! Зато сразу убил бы трёх зайцев: больше пищу искать никогда бы не понадобилось, демобилизовался досрочно, молодым и красивым, и каверзной старушке в назидание. Это лучше, нежели двадцать пять лет горбатиться, корячиться и побираться, верно служа Родине. Да-а, со служивым людом в неполноценных государствах во все времена обходились подобным гнусным образом.

Все вопросительно смотрели на меня. И я понял, что если комплексный обед они хоть как-то могли понять, то ковёр-самолёт вызывал явные затруднения. Но оказалось совсем наоборот. Ковёр-самолёт понятно, что сам летает, а вот слово «комплексный» пришлось долго объяснять. Потом Дорокорн заметил, что орёл-самолёт гораздо надёжней и удобней, чем какой-то ковёр. Трудно было с этим не согласиться. Если орёл-самолёт такой, как Агрес, то и говорить не о чем! Ведь он действительно может, не особенно при этом утруждаясь, добыть пищу и накормить. А ещё и защитить, посоветовать или выполнить какое-нибудь важное поручение.

Мы взяли подносы и подошли к скатерти. Оказалось, что заказывать можно двоим одновременно, причём разные блюда. Первыми были Дормидорф и Юриник. Дед недолго думая заказал тунца, запечённого в открытой глиняной посуде в собственном соку с укропом, печёный в кожуре картофель, несколько свежих огурцов и помидоров с зеленью, чай зелёный с жасмином и липовый мёд, перемешанный с цветочным в равных пропорциях. Так ему почему-то нравилось. Я как-то попробовал и полностью согласился с ним. Теперь и я, по возможности, всегда смешиваю именно дормидорфовским методом мёд перед тем, как угоститься им с ароматным чёрным чаем с чабрецом. Хотя спокойно подойдёт и зелёный чай, и какой-нибудь другой. Да и мёд вполне допустимо смешивать совершенно разных сортов. А самый вкусный и ароматный чабрец можно найти лишь в бескрайних и чистых донских степях. Но за неимением донского чабреца, который в наших краях является редкостью и дефицитом, сойдёт и любой другой, но только сойдёт и, естественно, с большой натяжкой.

Юриник оказался истинным гурманом: он заказал седло барашка в чесночном соусе, салат из огурцов и помидоров с зеленью и луком, заправленный удивительно вкусной сметаной, густой смородиновый чай и пирог с кислыми яблоками, вроде нашей шарлотки.

Они забрали свои подносы и терпеливо ждали, пока закажем мы с Дорокорном, при этом внимательно наблюдая за нами. Я уже давно понял, что заказывать всегда лучше последним, ну или хотя бы вторым, главное, не первым. Потому что тогда есть время спокойно принюхаться, осмотреться и хорошенько обдумать и взвесить свой заказ. Зачастую ведь хочется сразу всего и побольше, особенно когда сильно голоден! Так что порой приходится в самый последний момент кардинально менять своё решение. Стоишь, бывало, и вожделенно созерцаешь необыкновенно вкусные обеды товарищей. Вокруг сосредоточенная тишина, только отдалённые раскаты бурчания животов раздирают нервное безмолвие. А ты, жадно вдыхая вездесущий аромат, исходящий от их чудных блюд, судорожно пытаешься понять, чего же тебе хочется больше всего в данный момент. А сам всё гипнотизируешь их дымящиеся блюда. Что же заказать? Здесь считается весьма дурным тоном привередничать, словно какой-то пустоголовый гонористый ресторанный крендель, и выбрасывать или перезаказывать уже готовые и полученные от скатерти кушанья. Так что хочешь не хочешь, а приходится думать заранее.

В этот раз я имел такую возможность: подумать. Заказал грудку гуся, запечённую в квашеной капусте, салат из моркови с редькой и чесноком, заправленный сметаной, да простят меня мои товарищи, но уж очень давно хотелось! Во избежание недовольств, мести и никому не нужных инцидентов я вежливо спросил позволения и осторожненько так, чтобы ненароком не спугнуть, поинтересовался, а точнее, осведомился: в полной ли мере они осознают возможные последствия употребления сего кушанья. Оказалось, что они действительно совершенно искренне были совсем не против, наивные! Они сказали, что комната большая и в порядке полунаучного эксперимента сегодня никому и ничего не возбраняется. Видимо, просто не знали, насколько «взрывоопасен» этот салат в любой комнате, особенно если редьки и чеснока туда класть побольше, да ещё и квашеная капуста, хоть и печёная, но всё равно… Далее шёл морковный сок, чай с ягодами клубники и земляничное варенье. Потом уже я вспомнил о том, как мечтал отведать жареных с луком и картошкой грибов, но было поздно, поезд ушёл, пришлось оставить это вечно любимое мной блюдо на следующий раз.

Дорокорн внимательно и как-то подозрительно посмотрел на меня, затем потянул носом, вдыхая в себя по очереди ароматы, исходившие с каждого подноса, и решительно заказал… то же, что и я, и ещё свежеиспечённого горячего ржаного хлеба на всех.

– Будет чем отбиваться, – многозначительно и коротко пояснил он, шутливо поигрывая бровями.

«Плохие шутки», – грустно подумал я.

Юриник всё видел и тоже, казалось, был чем-то расстроен. Ума не приложу, чем? Неужели ему были близки мои опасения?

Мы пошли к столам, рассчитанным приблизительно человек на шесть. Вместо стульев возле них стояли добротно сколоченные широкие лавки. Всё было сделано из дерева и выглядело очень прилично и основательно, по крайней мере топорной работой эту мебель назвать язык не поворачивался.

Народу было совсем немного, видимо, основная часть уже успела отужинать. В зале находилось двенадцать человек, не считая нас, я специально посчитал. Сидели за столами по двое или трое, из чего можно было сделать вывод, что наши будущие однокашники ещё не успели хорошенько перезнакомиться. Не сдружились, а потому и не сплотились, и пока не разбились на группы, как обязательно всегда случается в учебных коллективах. Так или иначе, но то, что они мало общались между собой до сегодняшнего дня – неоспоримый факт.

Мы выбрали тихое местечко возле стены, совсем не далеко от входа, чтобы иметь счастливую возможность совершенно свободно видеть тех, кто заходит и выходит: старый шпионский приём. При этом нам не надо было приглядываться, всё было прекрасно видно и так, а следовательно, мы не должны были привлекать к себе излишнего внимания, которое нам было вовсе ни к чему. Так и вышло, мы ничем не выделялись на общем фоне.

Мне вдруг подумалось, что хитрый ворон должен был, просто-таки обязан хотя бы разок пролететь над нами во время ужина. Ну не может такого быть, чтобы он совсем забыл про нас. Это после стольких-то дней совместного путешествия! У него наверняка должен был выработаться стойкий условный рефлекс – следить за нами и угощаться с нашего стола разными вкусностями, преимущественно, конечно, мясными. Неужели я потратил столько сил и душевной теплоты впустую, не говоря уже о целой куче продуктов?

Этими невесёлыми соображениями я и поделился со всеми. Они, естественно, согласились со мной, но настроены были менее пессимистично и предложили не отчаиваться понапрасну, а терпеливо ждать. Время покажет, а голод, как всем известно, не тётка. Явится, как миленький, и не запылится! Ну, правильно, а что тут можно было ещё добавить? Оставалось ждать. Мы решили, чтобы не ударить в грязь лицом, то есть не выглядеть эгоистами, на всякий случай отрезать для Коршана каждый по скромному маленькому кусочку от своих мясных блюд и положить всё это в отдельную тарелочку. Ну, сколько не жалко!

Дорокорн тут же вывалил хлеб на свой поднос, освободив таким образом посуду для угощения. Делалось всё это исключительно в целях укрепления дружбы и сотрудничества с пернатым разбойником и обжорой по совместительству. А то, что он появится, я теперь нисколько не сомневался. Тем более, Дормидорф поведал нам как-то на досуге, что ни животные, ни птицы не могут заказать еду у скатерти-самобранки. Она их в упор не воспринимает и не слышит почему-то совершенно.

Каждый положил в освободившуюся тарелку по несколько кусочков мяса. Между прочим, получилась довольно приличная порция. Не прошло и пяти минут, как чёрная тень, стремительно рассекая воздух, стрелой промелькнула от зияющего пустотой прохода в зал. Тень устремилась ввысь, под потолок, сделала круг почёта, видимо, в целях наблюдения за порядком и, мягко шурша крыльями, приземлилась на наш стол, прямо возле отдельно стоящей тарелки с угощением. И куда только девалась его обычная, ставшая уже привычной манера приземления, словно у подвыпившего гуся? Похоже, бедненький Коршанчик не на шутку отощал без нашего заботливого подкармливания и поневоле сделался элегантным и изящным, словно жаворонок по весне.

Не произнося ни слова, ворон придирчиво осмотрел то, что ел каждый из нас. Потом, не веря своим глазам, засунул свой любопытный клюв чуть ли не в наши блюда, при этом высовывая и пряча обратно кончик фиолетового языка, словно хищный змей, пробующий на вкус сам воздух. Тревожно и возбуждённо посопел, задумчиво поморгал глазами, проанализировав полученную информацию, и, судя по всему, остался вполне удовлетворён сделанными выводами. Потом сравнил увиденное у нас с тем, что лежало в тарелке перед его носом, крякнул и принялся размеренно и методично метать пищу с астрономической скоростью, будто неделю ничего не ел.

Через некоторое время Коршан вдруг спохватился и, осторожно осмотревшись, вновь приступил к трапезе, но уже не спеша заглатывая кусочек за кусочком с характерным глотательным звуком, словно воспитанный придворный ворон, показывающий пример. При этом он потрескивал и подсвистывал, будто теряющий и вновь необъяснимым образом находящий нужную волну радиоприёмник, и блаженно закатывал глаза, млея от неописуемого наслаждения. Таким образом довольно быстро заглотив всю пищу, он неуклюже наспех вылизал тарелку. Вылизал нелепо, как сумел, зато качественно.

Теперь Коршан принялся деловито расхаживать по свободной части стола, вызывающе посматривая то на одного, то на другого из нас. Он порывисто поворачивал голову, точь-в-точь похожую на обугленную головёшку из старого костра, с той лишь разницей, что на ней сыто и загадочно поблёскивали наглые колючие глазки. Затем бочком-бочком, постукивая коготками, приставным шагом он приблизился вплотную к моему блюду. Замер и, недвусмысленно тыча клювом, начал гипнотизировать кусочек гусиной грудки с поджаренной корочкой. Кусочек выглядел настолько аппетитно, что было искренне жаль расставаться с ним. Это был последний и, наверное, самый вкусный из всех кусочков, но делать нечего, придётся принести его в жертву этому отъявленному подъедале.

Я обречённо вздохнул и аккуратно переложил этот кусочек ему на алтарь, то есть в тарелку. Коршан придирчиво и ревностно следил за каждым моим действием, а когда я закончил, призывно окинул всех присутствующих повелительным взглядом. Но, как оказалось, совершенно безрезультатно. Тогда он неспешно, смакуя и растягивая удовольствие, подцепил и закинул в клюв этот единственный многострадальный кусочек гусиной грудки. Вертел он его долго и мусолил по-всякому, будто слегка прикусывая или только пробуя на вкус. Наконец, наигравшись, Коршан утешился, проглотив его и по-цыгански сверкнув левым глазом.

Трюк по вымоганию лучших кусочков, которые многие, и я в том числе, оставляют, дабы насладиться ими напоследок, беспардонный ворон без малейшей тени стеснения проделал со всеми остальными. Наверное, чтобы им не было обидно за бесцельно прожитые годы. Натрескавшись сверх всякой меры, как только у него ещё ничего и ниоткуда вываливаться не начало, он нахохлился, распустил перья и принялся размеренно покачиваться из стороны в сторону, закатывая при этом глаза. Видимо, Коршан впал в оцепенение и переваривал мясо, словно многоопытный старый удав кролика. Потом взял и немилосердно испортил всем аппетит. У него в животе сильно заурчало с перекатами и переливами, будто далёкие отголоски сильнейших раскатов майского грома, и он вдруг резко напрягся. Остальное мне подсказало воображение, а Юриник даже нервно сморщился, ожидая чего-то очень неприятного.

Пришлось уже без аппетита доедать остатки ужина, которые чем-то не приглянулись Коршану, а то он непременно затребовал бы и их. Не знаю, как у моих спутников, а лично у меня ворон ассоциировался с летающим вечно голодным желудком, этакий мешок с крылышками, как верно и правильно охарактеризовал его во время нашей первой встречи Джорджиус.

Вдруг Коршан очнулся. «Наверное, сейчас попросит добавки», – подумал я.

Ворон проговорил на удивление вежливым тоном:

– Спасибо за угощеньице… у-ух, накормили меня до отвала… часа на два, может, и хватит! Вы, надеюсь, не будете против, если я иногда… ну… время от времени стану навещать вас… во время обеда… и ужина? Ну, чтобы сильно не надоедать? Я ведь могу и чаще, если надо!

При этом он так жалобно посмотрел на нас, что я ответил за всех, памятуя нашу договорённость по поводу приручения этого кающегося чревоугодника:

– Да прилетай в любое время. И нам будет веселей, и тебе хорошо, может, заодно и новости какие расскажешь…

– Расскажу, расскажу! Вот сейчас расскажу вам по секрету одну новость: сегодня ночью мы ожидаем приезда вашего первого учителя, вернее, учительницы! Она будет преподавать растениеведение, то есть чем опоить или одурманить любое живое существо или, наоборот, нейтрализовать действие яда, каким отваром лечить те или иные хвори, а каким можно и вовсе вылечить сразу и от всего, в общем, лишить жизни напрочь и окончательно.

– Этот учитель что, женщина? Симпатичная хотя бы? – задал интересующий всех вопрос Дорокорн.

Мы замерли в ожидании ответа, а ворон, выдержав паузу, сказал:

– Да-а уж, женщина так женщина! Да все они… Хоть стой, хоть падай… Она-то, конечно, женщина, только очень старая, а стра-ашная-а, как голодная смерть, в придачу очень зловредная, хуже жадной и скупой тёщи! Коли такое вообще возможно в природе… нда-а!

– А какие ещё предметы нам предстоит изучать в этой расчудесной школе? – разочарованно, но со слабой надеждой в голосе спросил Дормидорф, до того скромно молчавший.

– Способы передачи информации на расстоянии, сокращённо СПИР. Умение видеть глазами животных – живовидение. Умение довести кого угодно до конфликта, инфаркта, раздора и даже, если будет нужно, до войны – кознистрой. Уж поверьте мне, это очень хороший предмет. А также умение правильно использовать любое оружие, предмет так и называется – оружие. Причём не примитивное владение оружием, это многие могут, а именно – умение использовать, то есть нанести удар коварно, исподтишка, с максимальным поражающим эффектом. Кстати, этому учить вас будет Корнезар. Он ведь только с виду такой щупленький да хлюпенький, вечно прикидывающийся больным да немощным, а стоит только зазеваться, когда подойдёшь к нему, чтоб в лоб закатить, традиция у нас такая, понимаете ли, а он вдруг – хрясть, и нету одного пера в хвосте! А то и двух, писа-ать ему, видите ли, нечем! Но, думаю, с ним и чего посерьёзней недосчитаться можно, головы, например, – он задумчиво почесал за ухом левой лапой, как часто делают собаки, и продолжил: – Ладно, что-то заболтался я с вами, а мне ведь давным-давно пора лететь отсюда. Дела, знаете ли, дела: следить, наблюдать, подслушивать. Ведь здесь всё на мне, горемычном, всё на мне! Устаю до невозможности, но куда деваться? Это ведь мой святой долг.

Последние слова он проговорил, уже поднимаясь в воздух, как истребитель с вертикальным взлётом – часто, коротко и мощно взмахивая крыльями и быстро набирая высоту. Ещё через мгновение ворон исчез в коридоре, каркнув во всё горло на прощанье, специально, как нам показалось, для нас. Мол, не грустите и не скучайте, скоро увидимся, и тогда я обязательно расскажу вам ещё что-нибудь интересное и увлекательное.

– Удачная идея! – сказали в один голос Юриник и Дорокорн.

Имелась в виду идея подкармливать ворона, ведь теперь мы будем первыми узнавать обо всех новостях и изменениях, происходящих в школе.

Друзья переглянулись, сами удивившись тому, что не противоречили друг другу. Подобное случалось с ними крайне редко и обычно вызывало у них желание тут же поменять своё мнение на противоположное. Что они и сделали, и снова одновременно сказали:

– Теперь надоедать будет… как пить дать!

Они запнулись на середине фразы и опять переглянулись с деланным недовольством.

Их излияния бесцеремонно прервал Дормидорф:

– Не думал я, что мы здесь застрянем надолго, надо что-то делать! Не знаю, как у вас, а лично у меня нет никакого желания торчать тут неизвестно сколько, у меня дел дома невпроворот. Да и изучать все эти пакости, вроде кознистроя, радости мало! Кончать нужно с этой школой гадостей, вот что я вам скажу, друзья мои. Кончать как можно скорей. А пока заканчиваем трапезничать, и пойдёмте скорее в нашу келью, обсудим сложившуюся ситуацию. Да и спать пора, уже поздно, а завтра наверняка предстоит тяжёлый денёк. Дорокорн, Юриник, мне нужны конкретные предложения! Поспорьте-ка лучше об этом, а то повторяют друг за другом да переглядываются, как два волнистых попугайчика на жёрдочке!

Наши заядлые спорщики вновь переглянулись, болезненно поморщившись. Но и на этот раз они, опять одновременно, предпочли мудро промолчать.

Мы встали из-за стола, поставили подносы на место, а посуду убрали на скатерть. Тарелки сразу исчезли, а мы, вежливо поблагодарив за прекрасный стол, устало отправились в свою комнату.

Да, положение казалось безвыходным! Застряли мы тут, скорее всего, надолго. Взять бы сейчас, собраться и уйти, но мы этого сделать не могли, ибо нам необходимо было довести начатое дело до конца и выяснить всё досконально. А чтобы выяснять, нужно было как минимум учиться в этой школе, и, возможно, учиться придётся до конца и желательно с отличием. А как нам хотелось поскорей насладиться свободой и общением без вечной оглядки: а не подслушивает ли нас кто?

Приблизительно так думал каждый из нас, пока мы шли по длинным коридорам Подземного города.

Прибыв наконец на место и рассевшись на кроватях, мы продолжали молчать ещё некоторое время, пока тишину не нарушил писклявый голос Дорокорна:

– А я хочу сказать, что растениеведение – предмет очень даже полезный, можно научиться готовить отвар мудрости, добавить туда ещё зелье сговорчивости, а потом подлить всё это кое-кому, и с ним тогда вполне можно будет спокойно общаться.

В это время я украдкой бросил взгляд на Юриника. Он мгновенно встрепенулся, а его глаза так и запылали воинственным огнём. Но через долю секунды он опять сник, и задорный огонь в его глазах медленно угас. Юриник принял свой обычный вид, быстро справившись с нахлынувшими на него буйными эмоциями. Странно! Что-то не очень-то это всё походило на него. Наверное, уже успел задумать что-то каверзное и просто не хочет показать вида, чтобы его не раскусили раньше времени. Что ж, посмотрим, посмотрим.

А Дорокорн, видя, что ему не отвечают, обрадовался и воспрянул духом. Он принялся заливаться соловьём с ещё пущим усердием. Осмелев от безнаказанности, этот распоясавшийся задира нагло продолжал свою провокационную песнь:

– Я ведь с тобой говорю, дорогой! С тобой наконец-то можно будет общаться, как с нормальным человеком, слышишь? Как с хорошим другом и благодарным и понятливым слушателем, который всегда сумеет воспринять правильно и оценить по достоинству те бесценные советы, которые…

Спокойный Юриник, уставший ждать конца пламенного монолога, не выдержал и прервал Дорокорна:

– Совершенно с тобой согласен, почтенный друг Дорокоша. Всё ты очень верно говоришь… правильно, даже добавить нечего, именно так всё и есть!

Дорокорн осёкся и удивлённо открыл было рот, чтобы ответить, но Юриник не дал ему такой возможности, он продолжал, воспользовавшись лёгким замешательством во вражеских рядах:

– Особенно если перед этим самым общением кое-кому подлить настой гзомостимулятора обыкновенного, но доза непременно должна быть двойная. Или, ещё лучше, тройная!

Юриник давно закончил, но ему никто не отвечал, и в течение нескольких минут стояла мёртвая тишина.

Я опять украдкой взглянул, теперь уже на Дорокорна. Ощущение было такое, словно он занят проблемой, от решения которой зависела, по меньшей мере, его жизнь. Наконец, так ничего и не решив, он задал вопрос, который все, и он это знал, с нетерпением ожидали от него услышать:

– Интере-есно. Ну и что же это за гзомостимулятор такой, позволь узнать?

Юриник ликовал, он весь прямо-таки расцвёл, отвечая на вопрос:

– Понимаешь, гзом, это мозг, только наоборот, получается мозгостимулятор! Но ты не огорчайся, я ведь как никто другой понимаю, что тебе это трудно воспринять сразу! Ну, хочешь, я объясню тебе, для чего вообще живому существу нужен мозг? И почему тебе его необходимо хорошенько простимулировать?

Последние слова Юриник произносил, еле сдерживая смех. Дорокорн же, напротив, погрустнел и решил пока больше не связываться со своим изворотливым товарищем.

– Нужно будет обязательно вызвать домового, – начал Дормидорф, но не успел договорить, как из-под кровати Юриника выкатился с шипением мохнатый клубок. Юриник от неожиданности задрал ноги выше головы, бормоча себе под нос что-то непонятное. Слышно было только несколько раз повторённое словосочетание:

– Волосатый колобок… колобок волосатый!

Довольный достигнутым эффектом Максимка предстал перед Дормидорфом во всей своей красе, проговорив, счастливо расплываясь в самодовольной улыбке:

– Я всё слышал, буду рад помочь, чем смогу. Даже если вы меня прямо сейчас пряниками и не угостите, хоть я недавно и доел последний, но думаю, что смогу потерпеть ещё немножко, если нужно. Часик-другой без пряников – не беда, хотя если бы у меня были пряники, то и терпеть не пришлось бы.

Дормидорф скороговоркой проговорил:

– Хорошо, хорошо, дайте ему пряников скорее! Если так сильно хочется, зачем же терпеть? Не надо терзаться, любезный Максимилиан.

Пока я доставал из мешка пряники для Мокси, Дормидорф самым подробнейшим образом объяснял, что от него требовалось:

– Необходимо, чтобы в течение часа-полутора нас никто не смог подслушать, нам нужно решить, что делать дальше. А ночью, когда мы уснём, ты не мог бы разведать всё, что удастся? Может, что про Джорджа узнаешь, или ещё что пронюхаешь? Нам важно всё, понимаешь?

– Хорошо, договорились. Кстати, ваша новая избушка кажется мне очень даже симпатичной, а главное, она довольно просторная! Да и шкафчик тутошний, приятный во всех отношениях, очень мне понравился! – радостно произнёс Максик, окидывая на прощание взглядом комнату и уходя в стену, одновременно с этим бережно прижимая к груди пакетик с заветными пряниками.

– Ну вот, теперь мы под надёжной охраной, даже птица не пролетит незамеченной. Излагайте свои предложения и мысли по поводу того, что нам делать дальше. Не учиться же, в самом деле, в этой школе?

Он критически посмотрел на каждого по очереди, как строгий учитель смотрит на учеников, выбирая счастливчика, который пойдёт к доске отвечать сложную тему.

Закончив осмотр, Дормидорф строго сказал:

– Давай, Дорокорн, ты. Да не стесняйся так, дружище! Юриник всегда поможет тебе, если понадобится!