Облечен доверием народа. Всюду — новое, всюду — перемены. Нужно изменить районирование. Геологи работают не так, как прежде. Люди учатся, люди растут…
Трудящиеся Теньки избрали меня в декабре 1947 года депутатом Средниканского районного Совета. Я — член исполкома.
Езжу по району, встречаюсь с избирателями. Посещаю прииски, рудники, автобазы, электростанции, районы разведок. Везде производственный подъем. Перевыполняются социалистические обязательства. Всюду идет борьба за повышение производительности труда, за выполнение планов. Отчетливо вижу, ощущаю: наступает новый этап освоения Северо-Восточного края.
С такими мыслями ехал я на сессию Средниканского райисполкома. До Ягодного меня подбросил на своей «Победе» начальник политотдела нашего управления.
С хорошим, радостным чувством проехал я тогда по краю, ставшему мне родным. Я видел плоды многих лет работы трудового коллектива дальстроевцев и с удовлетворением думал о том, что не даром провел годы в тайге, что есть и мой вклад в большое, нужное для Родины дело…
Впоследствии мне не однажды случалось совершать такие объезды, и каждый раз я отмечал новое, чудесно преображающее суровый, некогда считавшийся бесплодным дальний Северо-Восток.
…«Победа» мчится, приглушенно урча мотором. Проезжаем памятный по многим путешествиям поселок Палатка. Теперь здесь огромные склады и бензобаки. Сюда из Магадана проведены узкоколейка и нефтепровод. Движется поток машин. Обгоняем медленно идущие тяжеловозы.
Переваливаем Яблоновый хребет. Вот и поселок с каменными двухэтажными домами, гаражами и складами. Сворачиваем с главной трассы на курорт Талая. Там ночуем в доме дирекции. Он отапливается водой из горячего источника. Принимаем с дороги ванну.
Северная здравница вся в снегах. Высится двухэтажное деревянное Здание центрального корпуса. Около источника — длинный ванный корпус. Курорт строится и расширяется.
— Попробуйте огурчиков и помидоров из наших теплиц, — угощает директор курорта. — Для отдыхающих у нас круглый год свежие овощи. Отопление бесплатное. Будем теплицы расширять, воды хватит.
Утром опять мелькают за стеклами кабины благоустроенные поселки. В Ларюковой заезжаем к топографам. Здесь у них своя картографическая фабрика.
Отъехав несколько километров, посещаем Оротуканский завод горнообогатительного оборудования. Надо оформить заказы на ремонт нашей техники. Директор завода говорит:
— Мартеновский цех у нас построен в 1942 году. А сейчас мы всю Колыму обеспечиваем качественным стальным сложным, и крупнофасонным литьем, стальной болванкой. В прошлом году мартеновский цех превысил почти на 250 процентов свою проектную мощность. Поэтому были выполнены в срок важные заказы… А насчет ремонта тракторов, бульдозеров и буров обращайтесь в Спорненский автозавод.
Поселок Спорный — узловой транспортный пункт. Отсюда отходит от главной трассы ответвление на Утинские прииски и пароходную пристань на реке Колыме.
Спорный — уютный благоустроенный городок. Вдоль его улиц выстроились каменные двухэтажные дома со всеми удобствами, длинные цехи завода. Обедаем в уютной чистой большой столовой. С руководством авторемонтного завода быстро договариваемся о выполнении заказов.
Подъезжаем к мосту через Колыму. Колымчане его берегут. В небывалый осенний паводок тридцать девятого года воды разбушевавшейся Колымы почти достигли пролетов высокого моста. Он дрожал под напором стремительного потока. Шоферы поставили на мост большую колонну тяжело нагруженных автомашин, нагрузка на устои была усилена, и моет выстоял.
Мы ночуем в поселке Левый берег в специальном доме, построенном на случай приезда представителей дирекции. Обхожу обширные помещения этого пустующего здания, «выдержанного» в стиле ампир и думаю: «Излишество явное… Хорошо бы передать его Детскому туберкулезному диспансеру, в котором лечатся дети со всей Колымы, или центральной оздоровительной больнице. И диспансер и больница здесь же в поселке. Как депутат, обязательно внесу такое предложение в райисполкоме…»
В Ягодном — центре Северного горного управления — расстаюсь со своим попутчиком, который едет дальше, до Берелёха.
— Буду ждать на Левом берегу, — говорит он, прощаясь.
Покидаю Ягодный и на попутной машине еду на Мылгу. Проезжаем мимо работающих приисков. Вижу конусы промытой породы и заготовленные за зиму желтые отвалы золотоносных песков.
Вечером, приехав в райисполком, узнаю, что… сессия час тому назад закончилась. Опоздал!
Переночевав в школе-интернате, я с группой депутатов посещаю колхозные фермы. В теплицах делают навозные горшочки для рассады. Осматриваем свинарники, птичники.
— Оленье стадо показать не могу, в тайге пасется, — говорит председатель. — Да и большинство колхозников сейчас промышляют пушнину.
Местные жители давно уже покинули свои дымные юрты и все живут в новых домах с электрическим освещением, В магазине есть все для охотников и домохозяек. Колхозники живут зажиточно. Это чувствуется в каждом доме, куда мы заходим, Все одеты хорошо, по-городскому. Молодежь носит костюмы, платья, джемперы, приобретенные в магазине. Почти у всех наручные часы. В каждой квартире есть швейные машины, охотничьи ружья, радиолы, велосипеды, книжные полки с книгами на якутском и русском языках. И все, кого ни спросишь, учатся: кто в школе, кто на разных курсах, в кружках.
— Средства в местный бюджет поступают большие, не успеваем их даже осваивать, — замечает председатель и рассказывает депутатам о планах строительства на следующий год.
Вечером за мной приходит машина Тасканской ТЭЦ. Мы проезжаем мимо совхоза Эльген. На его обширных полях уже виднеются кучи вывезенного навоза. Поблескивают на солнце стекла огромных теплиц. Почти круглый год снабжает совхоз свежими овощами горняков Северного горного управления.
Алексей Сергеевич Карпов, старый колымский житель, главный инженер ТЭЦ, говорит:
— Электростанция работает на эльгенском угле. Его подвозят по шестидесяти километровой узкоколейке. Уголь приходится подсушивать на барабанах моей конструкции. С небольшой примесью аркагалинских углей он хорошо горит. Мы снабжаем горняков электроэнергией бесперебойно и в достаточном количестве.
Садимся обедать.
— Давай попробуем местную рябиновую настойку, — угощает меня хозяин. — Наш сосед, Тасканский пищевой комбинат, ее выпускает. В четырех цехах освоил производство экстрактов, витаминов, ягодного джема и вин, сушеных овощей, маринадов, эфиро-флотационного масла, карбида кальция. Все для горняков. Больше чем на 25 миллионов рублей продукции дает…
На банке голубичного джема я вижу дальстроевскую марку: «ДС» «Тасканский птицекомбинат».
Едем по левому берегу Колымы. С трудом узнаю я те места, где мы когда-то со Степаном Дураковым спасались от наводнения. На ручьях, опробованных еще нами с Наташей, уже давно работают прииски.
Возвращаюсь в поселок Левый берег и на «Победе», дождавшейся меня, благополучно добираюсь до Усть-Омчуга.
Депутатские обязанности на практике оказались своеобразными. Все жалобы избирателей и конфликты приходилось разрешать на месте, с политотделами и начальниками управлений, комендантами поселков и отделами кадров; фактически вся власть была в их руках. В поселках сельских Советов не было. Да и расстояния приходилось учитывать: Средниканский райисполком находился, например, от Теньки и Усть-Омчуга в восьмистах километрах…
Каждая поездка на сессию убеждала меня в том, что административное районирование в наших местах бесконечно отстало от жизни. Настоятельно требовалось организовать на промышленных объектах новые административные единицы, а центры старых районов перенести в рабочие поселки, возникшие в тайге, приблизить Советскую власть к трудящимся.
Предстояла большая организационная перестройка.
* * *
Коренным образом изменились методы геолого-поисковых работ. В первые годы освоения Севера на вооружении геологов-разведчиков была несложная техника: геологический молоток, горный компас, карманная лупа, лоток для отмывки шлиха, лопата, кайло и буссоль, а разведка ограничивалась проходкой ручным способом небольшого количества выработок. И ходили мы тогда по опросным схематическим картам или совсем без них, сами занимаясь глазомерной съемкой.
В наши дни все стало иным. Геологи-поисковики имеют точные топографические карты, составленные при помощи аэрофотосъемки разных масштабов, обеспечиваются новейшими геофизическими приборами. Разведчики пользуются дробильными установками, буровыми станками. Геологов в тайгу теперь «забрасывают» на автомашинах, самолетах и вертолетах, а тяжелые грузы перевозят на тракторах.
Применение новых геохимических и геофизических методов поисков, современные способы установления возраста аллювиальных отложений, внедрение станков ударно-канатного бурения на разведках — все это позволило геологам составить, более совершенные поисковые и прогнозные карты, выявить, разведать и передать приискам новые участки в тех местах, где, казалось, все уже было выявлено и разведано.
Новая техника, новые методы работы потребовали расширения и углубления знаний. И тогда — в конце сороковых-начале пятидесятых годов — все колымские геологи крепко взялись за учение. Учились и переучивались «и стар и млад».
Вот, к примеру, мой старый знакомый Христофор Калугин. Много лет он жил и работал в Усть-Омчуге, человек не молодой, семейный. Он возглавляет дружный коллектив геологов, целое лето скитается в тайге. И вместе с тем упорно учится, собирает материалы для диссертации.
— Можешь меня поздравить, — сказал он мне однажды. — Допущен к защите… Это я-то, не имеющий законченного высшего образования!..
Теперь он — кандидат геолого-минералогических наук.
С Калугиным дружит Александр Сергеевич Красильщиков, тоже кандидат геолого-минералогических наук. Он заведовал в те годы петрографическим и минералогическим кабинетами в Теньке. Без его консультации и помощи не обходился ни один местный геолог. Трудоспособный и усидчивый, он защитил обстоятельную диссертацию, основанную на материалах собственной практической работы.
Супруги Баркан несколько лет работали на разведках всей семьей: муж — прораб, жена — начальник партии и сын подросток — рабочий, потом коллектор. Сильный, смелый, хорошо приспособившийся к таежной жизни, он был незаменимым помощником для родителей.
— Буду геологом! — говорил он как о давно решенном вопросе.
— Смена растущая, и уже с опытом, — подтверждал отец.
Каждый год новые отряды молодежи вливались в ряды колымчан.
В подавляющем большинстве это были комсомольцы и молодые коммунисты. Многие из них прошли горнило войны. Все учились на разных курсах, становились квалифицированными специалистами.
Заведовал курсами и я, помогал готовить смену разведчикам недр Северо-Востока. И сам учился в Магадане, на курсах усовершенствования.
* * *
Идет разведка в долине реки Колымы, выше порогов. Мощные электрические буровые машины бурят вечную мерзлоту на десятки метров в глубину, разыскивая россыпные месторождения в самой долине, на высоких древних террасах и под ледниковыми отложениями. Мощность наносов заблаговременно и довольно точно определяют геофизики. Взрывы аммонита быстро углубляют шурфы и разведочные шахты, доводят их до коренных пород. Электросверла делают в породе рассечку. На поверхность ее поднимают электрическими лебедками-скреперами.
Местами на глубоких шурфах уже работают опытные шурфовочные комбайны.
Стараемся как можно эффективнее и дешевле вести разведочные работы, механизируя их. Но еще не хватает оборудования.
Идут пятидесятые годы — годы быстрого развития технического прогресса в разведке и в добыче богатств Северо-Востока…
Теперь у меня, старожила, депутата, кругозор шире, взгляд пристальнее. Очевидным становится мне, как огромны богатства недр Колымы и какая Сравнительно небольшая часть этих грандиозных сокровищ разыскана, исследована и разработана. Много и честно поработали геологи и горняки, но впереди еще немалый путь, на котором их ждут поиски и открытия, напряженный труд на благо Родины, на пользу советским людям.
Этим моим мыслям я нашел подтверждение в материалах XX съезда нашей партии. Поистине огромно его значение для развития производительных сил Северо-Востока. Поставив большие задачи по дальнейшему увеличению объема промышленного производства, съезд указал, что выполнение их потребует вовлечения в хозяйственный оборот новых источников сырья, топлива, электроэнергии и прежде всего мобилизации огромных природных ресурсов восточных районов страны.
«Надо энергичнее вводить в действие огромные природные промышленные ресурсы на Востоке, — говорил в отчетном докладе XX съезду товарищ II. С. Хрущев, — и обеспечить наиболее эффективное их использование в интересах дальнейшего развития производительных сил страны».
Да, будет где развернуться геологам, где приложить силы молодым поисковикам! Необъятны просторы Северо-Востока, несметны его сокровища. И разведка и разработка их должны получить значительно больший размах. Есть еще белые пятна на геологических картах Северо-Востока, они ждут своих первооткрывателей.
* * *
На десятки километров тянутся высокие отвалы породы и конусы промытой гальки и эфе леи по широкой долине реки.
Мы разведаем уже частично отработанную долину, готовим полигоны для работы драг, узнаем, сколько еще металла осталось в целиках бортов долины и отвалах.
Четыре многоэтажные иркутские драги — эти мощные плавучие золотодобывающие фабрики, заменяющие труд двух тысяч горняков каждая, — уже который год работают в долине, двигаясь по ней вверх и вниз.
Успешно соревнуются они с американскими: прочные и производительные, намывают больше металла, чем импортные, а стоимость добычи меньше.
Разведку дражных полигонов ведут мои старые знакомые Мика Асов (начальник разведочной партии) и Александр Егоров (начальник участка). Егоров, хотя и жалуется на свою старческую немощь, все еще бойко бегает по разведочным выработкам, буровым станкам и промывочным командам, следит за качеством работ и учит молодежь.
Все трое мы смотрим на разрез, посредине которого стоит в ажурном железном переплете цельнометаллический промывочный прибор. В крутящуюся с грохотом железную бочку с отверстиями по бесконечной ленте транспортера поступают золотоносные пески. Сильная струя воды обмывает в бочке глинистую породу. Вниз, из-под прибора, по транспортерам в одну сторону, к высоким отвалам уходит мытая галька, в другую — мелкие эфеля с водой. Под бочкой в шлюзах остается, оседая, тяжелый металл.
По разрезу снуют взад и вперед, как черные жуки, могучие бульдозеры, с ревом толкая к бункерам транспортера груды железной породы. А перед разрезом электрические экскаваторы, делая полный круг, ковшами быстро и методично ссыпают в отвал землю, раскрывая свои железные челюсти.
— Лихо теперь работают горняки с помощью машин! — замечает Егоров. — Раньше в разрезе и на приборе самое меньшее две, а то три сотни людей толкалось. А теперь раз-два и обчелся. До 800 кубиков в сутки промывает на приборе № 8 мой дружок горный мастер Кариус. Полтора суточных плана по промывке и два по добыче золота выполняет, До 80 тысяч кубометров за промывочный сезон обещает промыть.
До неузнаваемости изменилась техника добычи золота. На первых приисках Колымы лопата, кайло, тачка, лоток и «проходнушка» — сбитое из досок корыто для промывки золота, вот и все, чем располагали старатели-горняки.
Добыча и промывка песков производилась только летом, открытым способом и в таких ключах, где «торфа» — верхние слои породы, не содержащие золота, — были мелкими.
Первый промывочный прибор — бутара, появившийся в 1930 году, мало повышал производительность труда. Это была колода из досок с грубошерстным сукном на дне. Колоду устанавливали возле реки или ручья с некоторым наклоном к воде. В верхнюю часть бутары лопатами набрасывали грунт, затем разбивали комья и поливали водой. Пустая порода смывалась, а крупинки золота оседали на дне и застревали в ворсе сукна. К этим примитивным промывочным приборам грунт доставляли в тачках и конных грабарках. В разрезах люди толкались, как на базаре.
Вскрыта торфов зимой тогда производилась пожогами. Бурение шпуров — вручную ломами. Позднее, когда для рыхления вечной мерзлоты стали применять аммонит, взорванную породу вывозили в деревянных коробах по ледяным дорожкам или на конных грабарках.
Производительность труда была чрезвычайно низкой: рабочий за смену едва успевал накайлить, погрузить и вывезти на отвал полтора-два кубометра торфа.
Теперь там, где двадцать-тридцать лет тому назад мы, геологи-разведчики, странствовали по безлюдным берегам безымянных речек, выросли технически передовые предприятия — современные советские «фабрики золота».
Уже в 1956 голу на Колымских приисках золотоносные пески промывались только при помощи цельнометаллических приборов, изготовленных местными заводами по проектам магаданских конструкторов. На приборах установлены электронные самородкоуловители; они «просматривают» промытую породу и закрывают доступ ценному металлу в отвал. Главное достоинство металлических приборов состоит в том, что они перекосные, извлекают золото почти полностью и освобождают прииски от огромного расхода строительного леса для сооружения деревянных промывочных приборов. С целью увеличения производительности труда на новых приборах стали применять различные средства автоматизации и дистанционного управления.
В результате механизации горных работ, самоотверженного труда горняков, механизаторов и рационализаторов производительность труда на вскрыше торфов увеличилась за шесть лет в шесть раз и в 1956 году составляла 47,6 кубометра на человека в день.
Производительность на промывке за восемь лет увеличилась в четыре раза и достигла почти 20 кубометров на человека в день.
В 1950 году на одном из месторождений реки Берелёх начала работать первая на Колыме электрическая драга — мощная плавучая золотодобывающая фабрика. Ежегодно вводились в эксплуатацию по две новые драги, и в 1956 году на приисках Магаданской области уже работало 10 драг. Они добывали золото на 40 процентов дешевле средней стоимости по Дальстрою.
Применяется на Колымских приисках и старательская добыча. Много разбросано по тайге мелких или наспех отработанных ключей с малыми запасами металла. Государству разрабатывать их невыгодно. А небольшие старательские бригады, вооруженные к тому же современной техникой, трудятся здесь с успехом; люди хорошо зарабатывают и сдают государству немало золота.
* * *
Мы с Асовым шагаем по укатанной дороге, идущей по левому пологому увалу долины. Увал в лилово-бордовом пламени цветущего кипрея. Среди высоких стеблей изредка торчат обгорелые пни и тянутся столбы высоковольтной линии. За сотни километров, с Аркагалинской электростанции пришла сюда энергия.
Поднимая пыль, нас обгоняют машины, груженные продуктами и техникой. Вдоль дороги тянутся постройки приисков.
Проходим под канатной дорогой. Высоко над нами скользят вагонетки с рудой к обогатительной фабрике. Гора, откуда они бегут, настолько высока, что буровая вышка геологов-разведчиков на ее вершине кажется крохотным треугольником.
Я не раз бывал в штольне рудника, ведущей в глубь горы. То и дело приходилось сторониться, прижимаясь к щербатым стенам, чтобы пропустить встречные электропоезда, груженные сероватыми глыбами. Лабиринтами штреков пробирался в забои, где бурильщики умело направляли сверла, вгрызающиеся в скалу. Когда шпуры пробурят, в них заложат аммонит, и сила взрыва обрушит многие десятки тонн руды.
Впервые на руднике начинают бурить одновременно несколькими перфораторами, осваивают новый буровой станок. Алмазными коронками уменьшенного диаметра шпуры пробуриваются в полтора раза быстрее. Это значительно увеличивает производительность рудника.
Протяженность выработок превышает восемьдесят километров. Рудник вырабатывает пока только самые богатые жилы и зоны. Но геологи уже разведали, подсчитали и доказали, что вся гора — это рудное тело, содержащее несколько граммов золота на тонну. За счет ее частичного разрушения и размыва и образовывалось в течение миллионов лет богатое россыпное месторождение в долине.
— Этой горки руднику хватит на столетия, — замечает Мика, — А вот, если открытым способом, мощными механизмами ее сверху разрабатывать, другой бы табак был. Черпай руду, добывай металл, сколько хочешь! Воду для обогатительной фабрики круглый год из-под вечной мерзлоты можно доставать. Скважину пятисотметровую пробурить — и вся недолга…
Мы беседуем о будущем Колымы, о том, как самоотверженный труд советских людей на Крайнем Северо-Востоке коренным образом изменил облик этого сурового края.